Текст книги "Мелодия Миэры"

Автор книги: Теда Анц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Странные ключи от Дагомаровой шкатулки

В горах вспыхнул лесной пожар, и в амбулаторию начали прибывать вертолеты с пострадавшими. Доктор Дагомар делал назначения тем, кому требовались лекарства. Психологи беседовали с остальными.

Один из специалистов разговаривал около вертолета с молодой женщиной, муж которой находился в коме после черепно-мозговой травмы. Его не стали извлекать из вертолета, который скоро отправлялся в областную больницу.

Доктор Дагомар вопросительно взглянул на психолога Феликса, спрашивая глазами, нужно ли его вмешательство. Тот отрицательно покачал головой – дескать, справлюсь сам. Что ж, Феликс – профессионал. Дагомар видел девушку только в профиль и со спины.

«Надо же», – подумал он. – «Ее кудри совсем, как у моей Миммы».

Из вертолета выбралась смутно знакомая фигура в спортивном комбинезоне. Судя по движениям, это была женщина. Она подошла к девушке и Феликсу. Тут в амбулатории раздались крики, и Дагомара схватили за руку.

– Доктор, пожалуйста, вы нужны там, – медсестра тянула его внутрь, торопливо рассказывая, что одна из пострадавших, вроде бы заснувшая, вдруг вскочила и набросилась на соседку.

Дагомар еще раз взглянул на девушку, мужа которой в вертолете осматривали его коллеги, махнул Феликсу рукой и вернулся в амбулаторию.

Доктор Дэм закончил разговор с пациенткой и повернулся, чтобы позвать медсестру, когда оказался лицом к лицу с Матильдой – Янжин. Это ее фигура у вертолета показалась ему знакомой.

– Здравствуйте! – хором сказали они друг другу.

И Дагомар опять подумал, глядя в янтарные глаза на смуглом скуластом лице, как красиво смешалась в ней кровь народов Севера с европейской. И как к лицу ей ее возраст, каким бы он ни был.

Дагомар выразил удовольствие от встречи и спросил о девушке с волосами, как у Миммы. Куколка тоже сочла нужным принять участие в разговоре и приползла, эффектно выгибая волосатые ножки.

Матильда наклонилась и пожала мягкую силиконовую ручку Эрменберты. Кукла благосклонно улыбалась. Похоже, они были рады друг другу. Впрочем, беседа не затянулась, дела призывали вернуться в строй. Шаманка ведь была медсестрой по первой профессии, и Мимма решила ее сопровождать, а доктор Дагомар оказался нужен сразу в нескольких местах.

Прошло несколько часов. Дагомару необходимо было быстро сделать записи о лекарственных назначениях и проведенных манипуляциях. В процессе он бросал взгляды на изображение от ультразвукового датчика. Его коллега сканировал брюшную полость пострадавшего с помощью портативного аппарата ультразвуковой диагностики. Дагомар переводил взгляд с экрана на руку врача. Она совершала минимальные движения, почти незаметные глазу, но картинка на экране менялась вполне ощутимо.

И Дэм вдруг подумал, что искомая точка часто прячется среди многих других, и нужно просто уменьшить амплитуду движений, чтобы не пропустить ее. Это касалось и принятия каких-то жизненных решений, и его работы психоаналитиком – часто в голове вертелись фразы, которые вроде бы и отражали то, что он хотел сказать пациенту, но он все же был недоволен ими. Порой нужно было сказать много слов, чтобы, наконец, найти те самые, и после он часто думал – как странно, что они не пришли ему в голову сразу.

– Мне пора, доктор Дагомар, – голос властительницы мелодии ухитрялся звучать в его ушах, голове и даже коленях.

Дэм встал, прощаясь с шаманкой.

– Мы еще увидимся с вами, – приветливо сообщила Матильда. На ее руках сидела сосредоточенно молчавшая Мимма.

– Я всегда рад видеть вас.

– Не будете ли вы так любезны, Матильда – Янжин, – сказала Эрменберта, подняв головку к лицу Матильды. – Поведать доктору Дагомару что-нибудь о ключах к хранилищу с файлами.

Дагомар удивленно посмотрел на куколку.

– А какие ключи и файлы, Мимма? – спросил он.

– Наследство вашей прапра…Дагмар, – спокойно заявила его самоуверенная фея. – Для доступа к которой Александер инициировал программирование моего сознания.

– Ах, вот ты о чем! Глубокоуважаемая Матильда что-то знает о наших семейных историях?

Матильда и Эрменберта воззрились на него с некоторым сожалением.

– Простите меня, – сказал Дагомар. – Я был бы очень рад услышать что-то о ключах. К шкатулке с файлами. Если вы не против, Матильда – Янжин Германовна.

Но шаманка, похоже, не собиралась откровенничать.

– Ключи к шкатулке – это пять драконов и два паука, – заявила она и замолкла.

– В самом деле? Как интересно! А фея? – не удержался Дагомар, покосившись на Мимму.

– Фея – персонаж из другой системы кодов, – отвечала Матильда. – А я назвала вам первичные ключи. Оригиналы.

Она смотрела прямо на него, и выражение ее желтых глаз не располагало к дальнейшим расспросам.

– Это очень познавательно… – протянул ничего не понявший Дагомар. – Спасибо!

Эрменберта, между тем, выглядела вполне довольной. Наверное, сговорилась с Александером поддевать Дагомара этой шкатулкой, якобы впихнутой ему в мозг и бестолково валяющейся там.

– До свидания, – сказала Матильда, считая разговор законченным. Она передала Дэму куколку и вышла из амбулатории, чтобы исчезнуть в лесу.

Органический и неорганический представители сознания

По дороге в больницу Эрику стали осаждать воспоминания о пожаре и страшном падении Эрнеста, который был теперь подключен к аппаратам. Эрика потрясла головой, пытаясь избавиться от жуткой картинки – умирающая лошадь и лежащий без движения ее муж. И этот его стеклянный взгляд… И треск пожара, знакомый с детства по кошмарным снам, и завесы дыма.

Нужно прогнать эти воспоминания, отнимающие силы. Ей нужно собраться и не расходовать себя на бесполезные огорчения, ведь придется, видимо, долго ухаживать за Эрнестом. Надо подумать о чем-нибудь приятном. Например… В памяти всплыл тот первый визит Эрменберты.

Куколка уселась тогда на стол напротив Эрики, и их лица оказались друг напротив друга. Было странное ощущение, словно смотришь в уменьшающее зеркало. Видишь в отражении лицо, вроде бы твое, и в то же время нет. Эрика моргнет, и Эрменберта тоже. Эрика качнет головой, и Эрменберта кивнет в тон ей, пытаясь копировать движения девушки.

А как Эрма себя называет! Неорганический представитель сознания хомо сапиенс. Значит, сама Эрика – представитель органический. Она даже заулыбалась, вспомнив фразы Эрменберты, произносимые ее, Эрики, голосом. Потом куколка вновь и вновь пополняла свой арсенал интонаций, мимики и жестов, для чего просила Эрику произносить некоторые фразы на разный лад и внимательно следила за выражением ее лица.

Впрочем, надо отметить, неорганическая представительница хомо-сознания и ее, Эрики, лица и голоса, относилась к расширению своих возможностей комбинаторно. В действительности она копировала лишь часть фраз и интонаций Эрики, частично меняя другую часть и совершенно переделывая третью.

Лесная змея и сон Дагомара

Уставший доктор Дагомар вышел из амбулатории. Все пациенты, кого необходимо было доставить в больницы, были отправлены. Те, чье состояние не внушало опасений, устроились на ночлег в деревне, чтобы утром разъехаться по домам.

Дагомар обошел вокруг амбулатории, постоял, глядя на ночное небо, разрисованное рваными клочьями облаков. Наступило новолуние, и ночь была совсем темной. Фонари во дворе амбулатории мешали его утомленным глазам, и он направился в сторону небольшой рощи.

Горьковатый аромат какого-то цветения смешивался с приносимым ветром запахом сгоревших деревьев. Громко тарахтели многочисленные цикады и, наверное, лягушки. Неподалеку вроде бы располагался пруд.

Доктор Дэм присел на большой камень, откинулся назад, вдохнул полной грудью, и усталость в теле начала медленно растворяться, а ощущение сгоревшей пробки в голове сменяться сонным умиротворением.

И тут он почувствовал резкую боль в верхней части спины, там, где начиналась шея. Упругое черное тело двухметровой змеи сильными движениями скользнуло, шипя, рядом с ним и исчезло в траве. Резкое головокружение, ночная трава у лица, затем провал.

Следующей картинкой, встретившей Дагомара на жизненном пути, были лица его коллег, а также Миммы и Матильды, склонившиеся над ним. Рядом – стойка для капельного введения, в вене – катетер. Увидев, что он пришел в себя, все присутствующие немедленно приняли невозмутимый вид, следуя правилу медика прикидываться при любом раскладе, что так все и было задумано.

Ему уже ввели сыворотку, нейтрализующую яд, и все необходимое. Теперь просто надо отдохнуть. А нашла его Матильда-Янжин, почувствовавшая необходимость вернуться.

Сон Дагомара был тяжелым, прерывистым. В горячей голове теснились странные образы, причинявшие боль. Среди них мелькали лица пациентов, Миммы и Матильды с бубном, появилась и шипящая черная змея, норовившая улечься ему на грудь.

Дагомар пытался усилием воли изгнать этот образ, но напряжение стоило ему усиления головной боли. Проснуться толком не удавалось, и он вновь погрузился в карусель видений.

Александер с факелом в руке срывает гадюку с груди Дэма:

«Ты охладился, брат. Надо плеснуть маслица в твой огонек. Ignem igne incitare. Разожжем огонь огнем!».

Это одно из любимых выражений Александера. Им он дает понять, что чья-то мыслительная деятельность становится слишком однообразной. Дэм собирается сказать, что ему как раз жарко, но его бьет озноб.

Александер исчезает, а Дагомар скачет на лошади по изрытому полю в толпе сражающихся людей. Выстрел, и его конь начинает падать. Дагомар оказывается на земле. На поле много мертвых и умирающих. Он одет в грязную белую форму, окрашенную чьей-то кровью. А может, и его. Он встает и пытается бежать вперед. Ноги тяжелые, непослушные, и Дагомар понимает, что это сон. Но у сна свои законы, в его сюжете нужно действовать, и Дагомар тяжелой рукой поднимает саблю.

Перед ним оказывается человек на лошади. Противник одет в темный мундир, на голове высокая шапка. Дагомар приближается к нему со своей саблей и смотрит в лицо. Из-под высокой шапки выбиваются пепельные кудри. Темно-серые глаза и совсем молодое лицо… Лицо Миммы.

Глава 7

Inter pares amicitia. Дружба между равными

Не все просто с океаническим чувством

Дэм приехал к морю. У него выдались два свободных выходных без ночных дежурств и консультаций, он взял еще день отпуска и прыгнул в самолет.

Накануне Александер одолевал его разговорами об океаническом чувстве.

– Скажи мне, брат Дагомар, – выяснял Александер. – этот твой снисходительный взгляд сквозь несовершенства окружающих, нежный, как у нажравшегося упыря, отражает «океаническое чувство»? Ну, или хотя бы что-то приближающееся?

Увидев задумчивое выражение лица в ответ, Александер принялся уточнять свою мысль:

– Тебе больше нравятся другие названия? «Вселенское чувство»? «Космическое сознание»? Кстати, я давно не видел этот взгляд. И понял, что мне чего-то недостает.

– Ты прав, пожалуй, – ответил Дэм. – В том, что в последнее время я не успеваю размышлять без мыслей. Видимо, в эти моменты у меня появляется полюбившийся тебе взгляд. Что же до океанического чувства, то …возможно…это что-то из такого спектра… Но, знаешь ли, урывками.

– Я полагаю, что имеет смысл связать урывки в нечто вразумительное, чтобы изложить потом подходящим для написания программы образом, – вмешалась Эрменберта, въехавшая в комнату на новом экзоскелете. – Пожалуйста, займись этим, Дагомар. Заодно познакомишься с Уранеллой.

Все это означало, что Дагомару предлагалось отправиться в отпуск. Тем вечером Мимма даже отказалась от очередного сеанса записи ответов на длинные списки вопросов.

Этому занятию они предавались весь последний месяц. Сподвижники Эрменберты притащили откуда-то Дагомару домой «детектор эмоций». С тех пор Мимма обвешивала его датчиками и задавала бесконечные вопросы, в основном, на тему особенностей общения с неорганическим членом семьи. Кроме того, требовались его собственные рекомендации, и нужно было ломать голову над формулировками.

Все это ставило себе целью «отточить» процесс взаимодействия органических и неорганических представителей интеллекта, чтобы сделать неоргаников полноценными членами семьи и общества.

Импульс к появлению в обществе других сознаний типа хомо сапиенс в неорганических носителях дала Эрменберта, опубликовавшая пакет программ, написанных для нее и, в дальнейшем, ею самой. Его принялись модифицировать согласно личным воззрениям. Второй после Эрменберты была Уранелла, бывшая, по слухам, не менее своенравной. Ее программы дорабатывал известный нейрофизиолог.

«Мир постепенно заполняется маленькими противными Эрменбертами!» – радовался Александер.

Эрменберта продолжала выдавать своим последователям различные апдейты и рекомендации. Она стремилась максимально приблизить свое сознание к хомо-типу, для чего ей постоянно требовалась помощь Дагомара.

Взамен Мимма изготовила ему объемный литературный обзор ко всем планируемым статьям и компьютерную программу для конвертации речи в профессиональный текст. Программа была адаптирована к голосу Дагомара и его манере письма. Она даже начала уже почти «психиатрически» мыслить. В результате доктор стал тратить ощутимо меньше времени на написание историй болезни и экспертных заключений.

Перед поездкой размышления об океаническом чувстве получили новую пищу. Может быть, оно порой появляется и из-за каких-то сбоев в нормальной работе мозга? На эту идею доктора Дагомара натолкнул их давний пациент Рудольф.

Несколько лет назад Рудольфа привезли к ним из хирургического отделения областной больницы после того, как он отпилил себе часть руки машиной для нарезки рыбы на рынке, тайком пробравшись к механизму.

Врачи сумели как-то прикрепить отсеченные части назад, но пациент угрожал опять отрезать руку, в которой «поселилось зло». В психиатрической больнице он рассказывал, с возбужденно-счастливым выражением лица, что чувствовал причастность ко всему самому прекрасному на земле и небе, лишаясь «испорченной» части себя. Ибо она отделяла его от вселенского разума.

Тогда его подлечили и передали поликлиническим докторам во вполне стабильном состоянии, так что несколько лет сообщения о Рудольфе были мирными. И вот он, бросив свои лекарства, вновь вошел в обострение, пробрался на рынок к той же машине и вновь отрезал себе часть руки.

Врачи из психиатрической больницы написали письмо в городскую администрацию с просьбой усилить меры безопасности на рынке, чтобы все эти пилы для нарезки продуктов не оставались без присмотра. А забинтованный Рудольф, поблескивая глазами и размахивая здоровой рукой, вещал персоналу и коллегам-пациентам о вновь посетившем его прекрасном чувстве единения со всем сущим.

Дэм бросил сумку в гостинице и помчался на берег. Он с детства любил море. Их с Александером бабушка жила одно время у моря, и мальчиков отправляли к ней на все летние каникулы.

Солнце медленно садилось, и отдыхающие уже ушли с пляжа. Море перекатывалось легкими волнами. Дэм, радуясь одиночеству, постоял у воды. Он смотрел на уползающую к горизонту розово-рыжую рябь закатной дорожки, на синие горы, врезающиеся в быстро темнеющее небо, и предвкушал, как нырнет сейчас в прохладную соленую воду.

Он будет погружаться, пока не достигнет дна, полежит внизу, прислушиваясь к земле под водой, и медленно всплывет, чтобы вдохнуть.

Дагомар был уверен сейчас, ощущая себя в толще моря и разглядывая дно через искажающие слои воды, что испытывает именно то «правильное» чувство, да простят его искатели высокого за возможную профанацию. И что-то там, далеко внизу, в глубинах земли будто бы отвечало ему.

Болезнь Эрнеста

– Знаешь, Эридочка, я хотел сказать тебе, что тогда в лесу я точно знал, что ты, моя волшебница, придешь и спасешь меня. Ведь ты можешь все, – Эрнест пришел в себя и, заикаясь, излил Эрике свои чувства.

Наверное, он переволновался. Надо было Эрике не разрешать ему разговаривать. Тело Эрнеста забилось в конвульсиях. Его словно насквозь пронзило электричество, от макушки до стоп. Эрика схватила мужа за плечи, стараясь удержать на больничной кровати.

– Помогите!

Возле Эрнеста засуетились медсестры и врач.

– Почему это повторяется? – Эрика сама была на грани нервного срыва.

Ее вывели в коридор и усадили на стул возле палаты.

Уже месяц Эрнест здесь. Ежедневно Эрика и сестра Лидия приходили и ухаживали за ним. Координация у Эрни частично была нарушена, и приходилось кормить его с ложечки. Появились странные тики. Иногда они пугали Эрику, но она надеялась, что все это пройдет. Когда-нибудь.

Сидя в коридоре, Эрика почувствовала: если она не изменит что-то сейчас, то сломается, не выдержит моральной и физической нагрузки. Нужно взбодриться. Она встала и пошла по больничному коридору, скользя взглядом по стенам. Всякие умиротворяющие картины, стенд с фотографиями сотрудников, рекламные плакаты лекарств, «Приглашаем на курсы санитаров…».

Эрика вернулась и перечитала еще раз: «…если ваш родственник нуждается в постоянном уходе, и вы не хотите оставаться в стороне…». Вот оно, решение. Недельные курсы со стажировкой. Она тут же позвонила Лидии и рассказала про курсы. Та поддержала ее:

– Возьми отпуск, и пройди обучение. Это нужно Эрни. Пригодится, когда вы вернетесь домой. И ты в поездке встряхнешься немного. А я побуду с ним.

Эрика понимала: Эрни чудом выжил. И то, что он все-таки восстанавливается теперь, тоже большая удача. Нечего ей ныть.

Как все странно и иногда драматично связано в жизни. Трагический случай с Эрнестом свел ее с Матильдой, и она открыла для себя другой мир, который существовал рядом, но не каждому был открыт. Конечно же, Матильда поможет и выходить Эрни, и разобраться с непонятными явлениями, которых все больше в жизни Эрики.

Размышления Дагомара

Дагомар плыл по направлению к горизонту. Солнце уже почти скрылось, оставив лишь небольшую розовую полосу, соединявшую небо и море. Или разделявшую? Извечная диалектика.

Лежа на поверхности моря и слегка покачиваясь в легких волнах, он продолжил философствовать. Как эти чувства определяли классики? Канадский и австрийский психиатры, американский и российский философы, французский писатель … И многие другие.

«Вселенское чувство», оно же «экстатическая интуиция», «мистическое сознание», имеющее в основе своей любовь, «религиозный опыт» как надлежащее соединение с высшими силами, «подлинный источник религиозности», а также мироощущение младенца с потребностью в восстановлении «бесконечного нарциссизма…». *

Дагомар был согласен с теми, кто считал это все проявлением одной и той же силы, находившей свои проекции в простых и сложных сознаниях. Дисномия, нежащаяся в лучах солнца или же безмятежно резвящаяся молодая антилопа, которую недавно чуть не сожрал хищник в кадрах документальной хроники, выражали что-то общее с тем, что видел он на лицах своих коллег после удачно проведенной операции или во время доклада результатов сложного многолетнего исследования.

Дэм мысленно извинился перед коллегами и прочими уважаемыми людьми, но сдавать заявленные позиции в беседе с самим собой не собирался. Он полагал, что все существа способны ощущать себя частью чего-то безграничного и, в то же время, целесообразного.

И это бессознательное ощущение принадлежности к глобальной мощной идее, оправдывающей даже мимолетную и мучительную жизнь, позволяло проявляться моментам безмятежности и единения с миром у тех его обитателей, чье существование было ежеминутной борьбой за выживание. Что-то, внесенное в базальный код, по которому создана жизнь. И в природе каждого существа – знать, какие действия влекут за собой это чувство.

А человек, наделенный способностью к абстрактному мышлению, может забраться выше в прикосновении к этой идее. Он может, например, копировать части структуры своего мира и производить с ними различные действия, получая вариации на тему исходных данных и даже совсем новые комбинации. Химики, фармакологи, генетики синтезируют новые вещества, лекарственные препараты, искусственные гены.

«Это касается любой профессиональной сферы», – думал Дагомар. – «И сделав что-то такое, чувствуешь нечто похожее на транс Дисномии, соединявшейся с космосом после вкусного обеда. Только, пожалуй, есть еще некое «стремление ввысь» – желание пройти дальше в попытках разглядеть неизвестные точки мироустройства».

И Мимма тоже была такой, со своим «никакой статики».

Дэм созерцал горизонт, с которого совсем уже исчезло солнце, но все еще было видно линию, где небо переходило в море.

– Здравствуйте. Прекрасный вечер, не правда ли? Надеюсь, я не помешала вам, – поинтересовался то ли женский, то ли детский голос.

Дагомар оглянулся, никого не увидел и стал ждать продолжения. Тогда в море появился источник света.