Текст книги "Иностранка (СИ)"

Автор книги: Татьяна Юрьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

–Получается, что они опасны, – несколько удивлённо заключила девушка, нахмурившись.

–Вот именно, опасны. И сегодня около трёх часов дня... по моим, понимаете ли, подсчётам... они должны подъехать к этой деревне. Два десятка человек, и все на лошадях... А мои крестьяне... Какие из них вояки, а к тому ж у нас полторы хромых кобылы, топоры да вилы, и далеко мы не уедем!

Лаура, в задумчивости накручивала локон на ухоженный, наманикюренный пальчик.

–А... А ведь это ещё не вся, так сказать, проблема, – продолжал между тем Василий Никитович. – Дело в том, что мне также известно о вооружённой группе лендецийцев... да, лендецийцев... И они движутся сюда с юга...

–Кто такие лендецийцы? – сосредоточенно глядя на Василия Никитовича, задала вопрос Лаура.

–Это тоже революционеры, которые считают, что центральная императорская власть в Гиперборее всем только мешает... очень мешает. И... поэтому лендецийцы перестали подчиняться органам государственного управления... перестали совсем... и решили, что станут добиваться автономии своих земель, расширения прав народа... И... разумеется, свержения монархии.

–Что ж, это весьма оригинально, но понятно, – довольно спокойно произнесла девушка, явно не осознавая всей опасности складывающейся ситуации.

–Это, конечно, хорошо... очень хорошо, что Вы во всём разобрались, мадмуазель Рейнгольд... Но вот а... а что мы делать-то будем?

Лаура призадумалась. Она вдруг поняла, что совершенно не умеет принимать никаких решений. Всё что было нужно за неё всегда решали маменька с папенькой. И девушка, особо не пытаясь научиться мыслить самостоятельно, просто понимала, что рано или поздно её выдадут замуж, и тогда уж вся ответственность за её жизнь автоматически переложится на её супруга. Кроме того, попытавшись подумать о важной проблеме, пожалуй, первый раз в жизни, молодая графиня неожиданно вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего утра. Об этом она и сообщила Главному незамедлительно. И тот, горестно вздохнув, распорядился подать девушке завтрак.

В то время как графиня, следующая всем нормам приличия, чисто из вежливости пыталась доесть до конца абсолютно безвкусную пищу, к ней прибежали Мишель и Роджер. Они объявили, что лошади отнятые было гиперборейцами, стоят теперь у крыльца и что Дунька оказалась ужасной женщиной. А когда Лаура, с трудом прожевав очередной кусок, спросила у них, что случилось, горничная рассказала ей, что эта баба пыталась просватать её за одного из своих родственников и просватала бы, если б ни пришёл сестре на выручку Роджер.

В полдень Василий Никитович во всеуслышание объявил, что пора собираться; правда, куда именно собираться, не пояснил. После этого объявления в деревне началась какая-то неописуемая суматоха. Местные жители носились туда-сюда, таскали какие-то узелки и котомки, куда-то волокли живность и вовсю размахивали жёлтыми тряпками, а Василий их вылавливал по одному и заставлял собирать его вещи. Графиня же и её спутникам пришлось выбежать на улицу, не окончив завтрака, так как Главный кричал на всю деревню, что подожжёт чиновничий дом. Правда, в итоге, он, конечно, ничего жечь не стал, но зато всех переполошил чрезвычайно сильно. А затем, когда выяснилось, что у Василия есть двухместная пролётка, в которую он уже успел накидать своих чемоданов, Лаура, наконец, поняла, что и ей надо торопиться и приказала Роджеру, немедля ни секунды, пробудить кучера Жоржа, впрячь лошадей и уложить в экипаж, возвращённые местными жителями вещи.

А около трёх часов дня перед Лаурой, наблюдавшей за тем, как Роджер пытается взгромоздить на место кучера сонного Жоржа, неожиданно предстал белый как снег Василий Никитович. Он был настолько бледен, что Лаура Альбертовна даже посчитала должным изобразить на своём лице испуг и поинтересоваться о его самочувствии. Главный же, от страха еле державшийся на ногах, приблизился к графине вплотную и прошептал, склонив голову:

–Je sens que me tueront aujourd"hui.

–Да, что это Вы, месьё, – несколько легкомысленно ответила ему мадмуазель Рейнгольд также по-французски. – С чего Вы взяли, что Вас убьют? Да, ещё и сегодня? Пфф... И почему вообще кто-то должен быть убит сегодня. Ведь убийство это такое выходящее из ряда вон событие, которое и происходит-то не чаще чем раз в несколько десятилетий. Да, по крайней мере у меня на Родине всё именно так: никто никого не убивает. И в этой стране разве должно быть иначе? Ах, Василий Никитович, я прошу Вас... Не изводите себя! Всё будет хорошо!

Однако слова молодой барышни почему-то слабо успокоили гиперборейского революционера, точнее не успокоили вовсе. И он попросил графиню пойти с ним к окраине деревни и поглядеть не приближаются ли анархисты. Немного подумав, девушка согласилась пойти с ним. И вот уже минут через пятнадцать они стояли у крайней деревенской постройки и разглядывали расположившуюся перед ними занесённую мокрым и липким снегом равнину. На горизонте темнел лесок, и Василий уверял иностранную графиню, что именно в нём и скрываются сейчас анархисты. "Да, нет там никого. Перестаньте Вы волноваться в конце концов!" – произнесла Лаура довольно резко и предложила Главному вернуться обратно.

Когда они возвратились в деревню, то увидели, что все жители собрались на площади вместе со своими вещами, лошадьми и прочей скотиной. К Главному тотчас подбежала Дунька и стала воодушевлённо говорить о том, что хотя все мужики и бабы очень напуганы приближающимся нападением, но ради мировой революции готовы драться вилами и топорами за светлое будущее. От её слов Василию стало ещё страшней, и он на некоторое время даже потерял дар речи.

А между тем, начинало вечереть. Лаура с Мишель сидели теперь в экипаже, и горничная ныла плаксивым голосом: "Вот, что это за страна такая. Холодно и все кругом воры, да ещё и поесть некогда. Вот сидишь тут и ждёшь, только неизвестно чего. И снег, везде этот нескончаемый снег, у нас ведь никогда не бывает столько снега, верно, Лаура Альбертовна, мисс". Графиня машинально кивнула головой, ей было совсем не до природных явлений, она думала о том, стоит ли ей уехать из деревни, не дожидаясь развязки событий, или всё-таки анархисты окажутся-таки глупой выдумкой Василия Никитовича и она сможет спокойно провести в бывшем чиновничьем доме ещё одну ночь.

Неожиданно чей-то громкий мужской голос возвестил: "Идут! Они идут!" И тут началось. Со всех сторон раздались писк, визг, плач, люди забегали из стороны в сторону, и отовсюду донеслись ругательства. Лаура выглянула в окошко экипажа и тут же увидела Василия, размахивающего золотым знаменем. "Отступаем! – орал Главный. – Уходим к дороге!" Затем он ещё крикнул что-то ободряющее, но его голос потонул в общем гаме. А буквально через секунду местные, схватив своё имущество, детей и животных толпой ринулись к дороге. К той самой дороге, которая проходила мимо деревни и с которой сутки назад свернула Лаура Альбертовна. "Прощайте, мадмуазель Рейнгольд! Прощайте, будьте счастливы в браке! – померещился среди прочих голосов Лауре крик Главного. – Моя жизнь теперь кончена! Прощайте!"

–Куда едем?! – выкрикнул Жорж. – Мисс, скажите, куда мы едем?!

–Давай, пока следом за всеми, а там, видно будет, – ответила кучеру Лаура, совершенно не понимая, что ей делать в данной экстраординарной ситуации.

От деревни до дороги езды было минут пятнадцать не более. Но и это расстояние оказалось весьма непросто преодолеть, так как за социалистами галопом гнались анархисты. Раздались выстрелы, и мимо графского экипажа пронеслось несколько пуль. Госпожа и горничная при этом взвизгнули и моментально закрыли уши руками. Коляску резко качнуло, Лаура, подняв ноги с пола на сиденье, вжалась в стенки экипажа и зажмурилась, а Мишель выглянула в окно. И когда горничная увидела, тот предмет, который им пришлось так неожиданно объехать, она чуть не лишилась чувств. Позади в снегу на дороге лежало тело убитого крестьянина, а мимо графского экипажа пролетали всё новые пули. Анархисты с воплями: "Долой социализм! Долой партии! Долой государство!", обгоняя крестьян, гнались за пролёткой Василия, желая, видимо, подобным образом в чём-то переубедить Главного или что-то доказать ему. Во весь голос орала Дунька и несколько мужиков вокруг неё размахивали ярко-жёлтыми тряпками. Кучер Жорж, умело управляя лошадьми, обогнал всю эту толпу гиперборейцев и вырвался, наконец, к дороге. Но тут сзади донеслись чьи-то вопли: "Стой! Лендецийцы!", и графский экипаж резко затормозил.

Мишель, на этот раз уже вместе с Лаурой, снова выглянула в окно. На пересечении главной дороги и пути, ведущего к ней из деревни, стояли какие-то неопрятные люди с факелами и сучковатыми ветками в руках. "Бей их!" – заорали одновременно лендецийцы, а это разумеется были они, социалисты и анархисты.

–Кого же они собираются бить, если кричат все вместе? – удивилась Мишель.

–Боюсь предположить, но по-моему друг друга, – дрожащим голосом ответила ей Лаура.

И Лаура оказалась права. Не прошло и секунды, как замершие было на месте гиперборейцы с душераздирающими воплями кинулись друг на друга. Первыми сцепились крестьяне во главе с Василием Никитовичем и лендецийцы, а ещё через минуту к ним подоспели и анархисты. Перекрёсток наполнился криками и стонами и ржанием лошадей. Люди набрасывались друг на друга даже не как звери, а как какие-то обезумевшие, потерявшие лицо существа. Они стреляли, размахивали полотнищами ткани, топорами, вилами и факелами. Они избивали друг друга палками и стремились причинить как можно больше страданий своим противникам.

Графине и горничной стало плохо. От творящегося вокруг у обеих девушек закружилась голова. И тогда дядька Жорж, понимая всю опасность происходящего, дернул поводья и, не дожидаясь приказа госпожи, поспешил выехать из толпы гиперборейцев. Однако, отъехав метров на сто, кучер остановил экипаж и обернулся, Роджер, сидевший рядом с кучером, тоже резко обернулся назад и, на выдохе, произнёс:

–Ха, ну, они и дают! Никогда бы не подумал!

Всмотревшись же в драку повнимательнее и немного успокоившись, лакей добавил уже тоном стороннего наблюдателя, с детским любопытством разглядывая дерущихся:

–Интересно знать, скоро ли это кончится.

Мишель вышла из экипажа наружу и тоже стала смотреть на конфликтующих революционеров, а следом за ней вышла и Лаура. И так несколько минут все четверо разглядывали издали кровавое побоище с таким видом, с каким обычно рассматривают премьеру театральные критики.

И вдруг неожиданно графиня заметила знакомый силуэт человека, который, как казалось, махал ей рукой. Девушка присмотрелась к нему получше и узнала Василия Никитовича. Он махал ей одной рукой, а другой держался за живот.

–Прощайте! – крикнул Главный Лауре.

–Прощайте! – как эхо повторила девушка, не понимая, почему он с ней прощается.

А Василий взмахнул рукой ещё несколько раз и затем как-то неестественно и неуклюже упал в снег. Лаура приоткрыла рот, но сказать ничего не смогла. Одновременно в ней возникло целое множество чувств: и жалость, и отвращение, и страх, такой сильный, какого она ещё не испытывала. И вместе с тем появилась странная опустошённость внутри, которую совершенно нечем было заполнить. Мишель стремительно отвернулась, закрыла глаза и упёрлась лбом в плечо, стоявшей рядом Лауры. Графиня в ответ обхватила и крепко прижала к себе горничную, а затем их обеих с силой притянул к себе и обнял подошедший Роджер. "Хватит, хватит, – стал твердить ещё сохранявший остатки самообладания Жорж, – поехали отсюда скорее, поехали".

Дорогою дядька Жорж, видимо желая ободрить своих спутников, говорил им о том, что они и без того знали. Он говорил о своих умерших родителях и о коте, пару лет назад отошедшем в мир иной. Приводя такие примеры, мужчина пытался объяснить молодым людям, что в сущности в смерти нет ничего противоестественного. Однако Лаура Альбертовна отвечала ему еле слышно:

–Одно дело умереть, другое – быть убитым.

Это была, пожалуй, первая умная фраза, которую графиня Рейнгольд сказала в своей жизни.

Последующие шесть дней прошли для путешественников довольно однообразно и совсем невесело. Они ехали вперёд мимо рек, лесов и рощиц, издали видели города и деревеньки, но заезжать в них не осмеливались. Воспоминания о втором вечере нового года исчезать из памяти не собирались, и от них становилось ещё грустней, ещё тоскливее. Между собой о происшедшем кучер, графиня, горничная и лакей не говорили. Они вообще почти не разговаривали в эти дни.

Но время шло, и за шесть дней всем уже порядком поднадоели ночёвки в экипаже и не подогретая еда. Путешественникам снова захотелось оказаться в тепле и уюте. Да к тому же и запасы корма для лошадей подошли к концу. А потому, завидев однажды неподалёку от дороги очередную деревушку, Лаура и её спутники решили туда заехать. Въехав на пригорок, на котором располагалось данное поселение, они оказались между несколькими одноэтажными деревянными домиками, деревенька состояла всего из пяти дворов. И всё местное население, в количестве тридцати с небольшим человек, моментально облепило заграничный экипаж, лишь только он вкатился в деревню, и принялось заглядывать в его окошки. Некоторые гиперборейцы, правда, боялись и близко не подходили, но зато уж те, что были посмелей, так и норовили пробраться вовнутрь транспортного средства.

–Давайте выйдем к ним, мисс, – предложила Мишель. – Ведь всё равно же мы заехали для того, чтобы арендовать у них жилое помещение себе на ночь. К тому же если мы ещё чуть-чуть помедлим, они, кажется, выломают нам дверцы и ворвутся в экипаж.

Лаура одобрительно кивнула своей горничной, соглашаясь с ней, и вышла наружу. Гиперборейцы отступили на пару шагов назад и замерли.

–Здравы будьте, господари заморския, – добродушно произнёс один из мужичков, с интересом разглядывая и Лауру, и вышедшую вслед за ней Мишель, и Жоржа с Роджером. – Знать бы кто вы?

–Здравствуйте, – хором ответили приехавшие, рассматривая растрёпанных и неказистых крестьян в старенькой, заплатанной одежонке.

–Мы из Европы, мы в вашей стране недавно, и... – начала говорить Лаура, но её совершенно бесцеремонно перебили.

–Может, в избу пройтить изволите, господа, – предложил тот же гипербореец, что начал разговор. – А мы уж вас, – продолжал тот же гипербореец, разводя руками, – чем богаты, то бишь и попотчуем и всяко прочее.

–А что, можно, – ответил за всех дядька Жорж, уперев руки в бока и распрямляя затёкшую спину, – давайте, мисс, пожалуй, зайдём.

–Да, конечно, – согласилась Лаура, – только надо же сначала узнать, каковы расценки и что входит в перечень услуг. Скажите, пожалуйста, – она обратилась уже непосредственно к гиперборейскому мужичку, – а у Вас имеется прейскурант?

–Чего? Какие куры? – чрезмерно удивился мужик.

–Может, их в курятник отвести, – предположил другой гипербореец.

–Да, чо ты мелешь, – тотчас осадил его первый, – какой курятник. На кой он им сдался. Пойдёмте, гости дорогие, в избу ко мне, – вторично пригласил мужик, – пойдёмте. А его вы не слухайте, – он махнул рукой в сторону своего соседа по деревне, – чего вам с курами-то делать, в избе-то всяк лучше.

Таким образом, мужик повёл Лауру с её спутниками к себе в дом, а все остальные жители деревни, разумеется, потащились следом. Все уже подходили к порогу, как вдруг кто-то резко и сильно схватил Лауру за подол. Девушка, естественно, взвизгнула от испуга и схватила за руку Роджера. А гиперборейцы тотчас обступили её и принялись рассматривать гуся, вцепившегося ей в юбку. Кто-то из крестьян попытался отогнать птицу, но гусь в ответ на шлепки и окрики захлопал крыльями и угрожающе зашипел. Тогда к упрямой птице подбежал парнишка с длинной палкой и несколько раз стукнул её по бокам. Птица недовольно загоготала и, расставив крылья, заковыляла прочь. "Беспредел какой-то", – возмущённо фыркнула Лаура и принялась рассматривать свой подол на предмет дырок, сделанных гусём, впрочем, к её счастью таковых не оказалось. А Мишель, тем временем, заметила, что её однажды тоже кусала птица: пеликан, живший в графском питомнике. На слове "пеликан" все крестьяне замерли, а их лица выразили крайнее удивление. И затем в течение нескольких минут им пришлось втолковывать, что пеликан, это тот же самый гусь, только живущий на юге. Но, кажется, кто такой пеликан, гиперборейцы до конца всё же так и не поняли.

Стали заходить в избу. Толкаясь и снимая верхнюю одежду в сенях, складывали её куда попало, а затем проходили в горницу. Первыми в горницу прошли хозяин дома и иностранцы, которых у пылающей жаром печки встретила хозяйка. А прочие крестьяне в этот момент пытались раздеться в маленьких тесных сенях. Лауре сначала не верилось, что они все там поместятся, затем она не могла понять где они разложат шапки и тулупы. Однако гиперборейцы превзошли все ожидания. Они, пихаясь и ругаясь, закидали своей одеждой вязанку дров, вёдра, лавку и ещё какие-то предметы, тем самым разместив всё наилучшим образом. А после этого с шумом ввалились в комнату.

Лаура со спутниками были размещены хозяйкой на длинной лавке за дубовым столом, стоявшем в центре помещения, хозяин уселся на табурет во главе стола. А все остальное пространство заняли любопытные крестьяне, жаждавшие вдосталь наглядеться на заморских господ. Господа же в свою очередь, озираясь по сторонам, разглядывали крестьянское жилище. Естественно, в первую очередь их внимание привлекла печь, эта массивная гиперборейская печь совсем не походила на те печи, которыми обогревали дома у них на Родине в тихой и тёплой Европе.

–Не понимаю, зачем нужна эта бандура на полдома, – говорила Лаура своей горничной по-французски, указывая на печь. – Кажется, здешние жители совершенно ничего не смыслят в разумной организации пространства. Нет, ты посмотри, как эта неотёсанная грубая конструкция затрудняет передвижение по комнате...

Девушка хотела было ещё что-то добавить, но тут её перебил хозяин дома.

–Кхе, – крякнул он, уложив руки на стол, – будемте знакомы, господари дорогие. Меня Афанасием звати, а сия вона, – он указал на толстую рябую хозяйку, – жена моя Ульяна. А к вам-то как обратитися можно?

Путешественники назвались, и иностранные имена в ту же секунду привели в ужас всех без исключения гиперборейцев. Они замолчали и уставились на странных, невиданных раньше людей. А после этого решили переименовать их на свой лад. И в итоге Лаура стала Ларой, Мишель – Машей, а Роджер с Жоржем – Родионом и Гошей. А затем Афанасий вздохнул и цыкнул, и повелел жене сбирать на стол. Ульяна взволнованно всплеснула руками и стала хлопотать об обеде.

В доме у крестьян было хорошо: тепло, уютно, в печи трещал огонь, и казалось, что пахнет корой и смолой, мёдом и прелой листвой, костром и холодом. На крохотных слюдяных оконцах мороз нарисовал узоры, а над входом на дверном косяке хозяин вырезал солнце, птиц и цветы. Ни прошло и нескольких минут, а хозяйка уже подавала на стол горячую кашу непонятного вида, какую путешественники ещё никогда не видали; рыбу, пойманную по всеобщим уверениям накануне; и разумеется, всевозможные соленья. Подала она и напитки: один был густой и вязкий тёмно-розового цвета и с ягодным запахом; а другой горячий и сладкий, но одновременно терпкий. Лаура спросила, как называются эти напитки и хозяйка даже ответила ей, но вот только графиня названий не запомнила.

–Каково тебе, госпожа, стряпня моей благоверной, – вопросил Афанасий мадмуазель Рейнгольд, залезая своей большой деревянной ложкой в общую миску с дымящейся кашей.

–Превосходно, – натянуто улыбнулась Лаура. Ей, с одной стороны, вроде бы и понравилась еда, горячая и приготовленная в печи, но с другой стороны, девушку очень сильно смутило то, что все, сидевшие за столом, как и все стоявшие вокруг, достав предварительно из-за пояса ложки и облизав их, стали есть кашу из одной общей миски, а иностранным путешественникам волей-неволей пришлось последовать примеру гиперборейцев. "Какие же они все тут дикие и некультурные, – думала Лаура, глядя на то, как один из мужиков перепачканной в каше ложкой лезет в соленье, а другой – достаёт рукой квашеную капусту из миски. – Правда, с ними всё равно немного лучше, чем с Василием Никитовичем", – решила про себя графиня и призадумалась, вспомнив о безвременной кончине Главного.

Лаура загрустила, Мишель, Роджер и Жорж грустили тоже. И хозяин, налопавшийся уже каши, решил развеселить заехавших к нему гостей.

–А давайте ж, – предложил Афанасий, – я вам, гости разлюбезные, песню спою, я хушь какую могу!

–Нашёлся тоже, – перебила его Ульяна, – певец-молодец, помолчи уж.

–Не дождёсси, змеюка подколодная, – ухмыльнувшись, выразил муж своеобразный протест, – желаю я петь и буду.

–Да, я ж тебя знаю, – упрямилась жена, – ты срам один поёшь. Пред людьми аж совестно.

–Да нет, я в ентот раз хорошо спою, с толком. Вот слушайти.

Он прожевал всё, что было у него во рту и, проглотив, запел медленно и важно:

Ой, моя голубушка, как я Вам скажу,

Что я Вас, голубушка, милой нахожу.

Господа хорошие, так ли начинать,

Только с красной девицей хочется гулять.

А она притопнет и взмахнёт рукой:

"У меня есть суженый не нужон другой".

Ох, судьбина горькая, видно, у меня,

Не нужон я девице, вот такой уж я.

А зима наступит, снегу враз насыпет,

Выйдет девка по воду, я пойду за ней.

И схвачу я милушку, и схвачу голубушку,

И схвачу я девицу, и свалю в сугроб.

Её ж жених узнает, сильно разозлится,

Жалобу напишет батюшке-царю.

А наш царь приедет и меня накажет,

Тут уж не докажешь, что я девицу люблю.

В ссылку я поеду или в тюрьму сяду,

Буду по голубке, по любезной горевать.

А она, зараза, счастливо жить будет,

Как вернусь в деревню, так её прибью.

Когда он кончил петь, все, кроме Ульяны и деликатно посмеивающейся Лауры, громко хохотали. Хозяйка же смотрела на мужа так, как будто хотела пробить ему голову каким-нибудь предметом из домашней утвари.

–Ты чего, а, – спросил он смеясь, заметив её взгляд.

–И что ты за людина такая, – сказала она, садясь рядом с ним на лавку. – И зачем только я пошла за тебя, чучельник, позору с тобою не оберёшься.

Афанасий хохотнул ещё пару раз, но больше для вида, чем действительно от радости.

Обед подходил к концу. Хозяйка стала убирать со стола миски и кувшины, а хозяин решил поговорить с гостями. Он устроился поудобнее и начал:

–Так ты голубушка, госпожа, говорити изволишь, что издалече приехала? Верно? – спросил он у Лауры.

Графиня же, не проронившая за последние полчаса ни слова, была несколько ошарашена его неожиданным вопросом.

–Да, мы приехали из-за границы, – ответил за неё Роджер.

–А за каковою нуждою приехали, можно ли то узнати? – продолжал любопытничать крестьянин.

–Я приехала, чтобы выйти замуж, – честно рассказала графиня.

–И чего ж ты раньше-то не говорила об сём! – воскликнула Ульяна, всплеснув руками. – Ну, словно дурочка! Да я б тебе и пирог испекла, и счастья б пожелала!

–А жениха-то своего хоть любишь иль нет, – спросил какой-то мужичок неприятной наружности, подмигнув при этом неизвестно кому.

–Не знаю, – пожав плечами, задумчиво произнесла Лаура, – я ведь его не видела никогда. Маменька с папенькой меня посватали, а его родители согласились. А затем я сюда отправилась. И, в общем, я о своём будущем муже знаю только то, что зовут его Андрей Петрович Овруцкий, и что он служит офицером в Ивановском полку.

–Так вон чего, – протянула хозяйка и, подперев щеку рукой, посоветовала со знанием дела. – Возвернися ты лучше домой, милушка. Ведь и дом с хозяйством у тебя, поди, есть, и денег, видать, много, и парни холостые, небось, за тобою бегают. Ну, бегают иль нет?

–Ну, они скорее не бегают, а серенады под окнами поют, – несколько смутившись, ответила девушка.

–Так и поезжай ты к ним, – продолжала Ульяна. – Ведь приехала ты к нам в худое время, в лютое время, в ненастное. Мы б и сами были рады, коли б здеся не жили, да деватися нам некуда. Да и ежели б ты хушь любила его, то енто другое, а так-то... – она махнула рукой и прибавила горестно. – А я-то тоже, головешка безмозглая, имени другого мне нет. Девкой-то была в большой деревне жила, а как увидала ентого, сморчка престарелого, так и влюбилася, и к нему сей же час, и замуж пошла... детей нарожала, а ноне вот и мучаюсь.

–Да уж прям, говори, помучаешь тебя! – прикрикнул на неё муж. Баба широко улыбнулась, поднялась, подошла к Афанасию и поцеловала его в затылок.

–Нет, я не могу вернуться, – глядя на хозяев, твёрдо проговорила Лаура. – Мне маменька с папенькой наказали за Андрея Петровича выйти, и я выйду. Обязательно выйду, если найду его конечно... – прибавила она.

–Так ты чего ж и не знаешь, где он есть? – спросил хозяин.

–Нет, мне говорили только, что полк его в Корваке стоит.

–В Корваке, – махнул рукой Афанасий, – так енто когда было. Ты что же думаешь, солдаты наши будут вечно в едином городе сидети. Нет, хорошая моя, ты всё же, знаешь ли, сделай так, поезжай сперва в Мазовéцк...

–Куда? – переспросила графиня.

–В Мазовецк, – повторил хозяин. – У меня Ларочка, в Мазовецке, – объяснил он, – старшой сын живёт. Тимошей звать его, Тимофеем. У меня-то семь детей, а ентот, да он взрослый уже. Он в Мазовецке работает, учителем в тамошней школе. Его-то давно ишо, в детстве, Ульянка, будь она неладна, на базар в город с собою взяла, а тамо его бишь какой-то профэссор заприметил и взял к себе в обученье. А нынче сынок-то наш, науки все познавши, заезжает к нам в месяцок раз, да гостинцы привозит. Так вот, говаривал нам Тимоша, что в Мазовецке у них то ли батальон, то ли полк какой стоит, гарнизон у них там значится есть. А тебе, голубушка, надобно с командиром того подраз... раздел... понранделения пообщатися да узнать, где нынче Ивановский полк обретается, а с полком и твой суженый.

Лаура поглядела на Афансия, потом в окно и увидела, что уже стемнело.

Наступала ночь: с неба на землю падали маленькие белые снежинки, зажигались звёзды. В доме у крестьянина стало очень тихо. Посторонние расходились, Жорж вышел с двумя сыновьями Афанасия на улицу, чтобы разместить лошадей в сарае. Ульяна уложила младших девочек спать и затушила несколько лучин. Мишель с Роджером сидели теперь в уголке и о чём-то тихонько разговаривали. Лаура, всё ещё находившаяся за столом, поёжилась и решила пересесть поближе к печке.

–Холодно тут у вас, – заметила графиня.

–И ничего не холодно, – сказала ей хозяйка. – Ты спати хошь, посему и мёрзнешь.

–Нет, не хочу я спать, – заупрямилась девушка, – сейчас ведь часов пять или шесть вечера не больше.

–Что ж из того? – удивилась крестьянка. – Да, ты ложись-ка лучше, ведь вставать-то тебе затемно.

Лаура хотела было поспорить с Ульяной и объяснить ей, что она не привыкла подниматься так рано. Но тут подошёл Афанасий и как-то так само собою получилось, что все стали готовиться ко сну. Детей уложили на лавки да на полати, кучеру постелили на полу, лакею рядом с кучером. А Лауре и Мишель хозяйка выделила лучшее место – на печке.

–Я туда не полезу, – сразу же весьма категорично заявила барышня, показывая ручкой на устроенную для неё на печи постель. – Вы что хотите, чтобы я шею себе свернула. И вообще, как, по-вашему, я должна туда взгромоздиться?

–Лаура Альбертовна, давайте, я первая влезу, – предложила Мишель.

Графиня ничего не ответила ей на это, лишь неопределённо хмыкнула и нахмурилась, скрестив руки на груди, а Афанасий в этот момент уже тащил с улицы приставную деревянную лестницу.

–Взобираитеся, господари, – кланяясь, произнёс хозяин, пристроив лестницу к печи.

Мишель весело заулыбалась и, скинув отороченные мехом сапожки, полезла наверх.

–Ну, как ты там? – налётом безысходности в голосе поинтересовалась снизу Лаура, когда горничная взобралась на постель.

–Неплохо, – отвечала служанка своей госпоже.

–Что ж, рискнём здоровьем, – приподняв бровь, заметила мадмуазель Рейнгольд, и, разувшись, стала подниматься наверх.

Мишель придерживала лестницу сверху, Афанасий с Роджером держали снизу, а Жорж пытался даже поддержать саму Лауру, от чего барышня, правда, решительно отказывалась, заявляя, что она вполне самостоятельная и дееспособная и, несомненно покорит, воздвигнувшуюся перед ней вершину.

Итак, минут через пять, вершина была покорена. Лаура и Мишель устроились на печке с большим удобством. Хозяин с женою ушли в маленькую соседнюю комнатушку. Всё успокоилось, и лишь старшая дочь Ульяны, девушка на выданье, сидела ещё некоторое время возле окна, покачивая люльку с младшим братиком, и что-то тихо напевала; но потом легла и она.

Горящие лучины тушить не стали, так как Афанасий заявил, что они потухнут сами. И они потухли довольно быстро, а в доме наступила таинственная ночная тишина. Лаура Альбертовна лежала на тёплой печке, закутавшись почти с головой в шерстяные покрывала, и, прислонившись щекой к деревянной стене, вспоминала свой дом. Мишель же, лежавшая с краю, ещё какое-то время болтала с Роджером, расположившимся внизу. Но вскоре даже брат с сестрой задремали. На небо взошла полная луна. Наступила холодная и звёздная гиперборейская ночь. Приближалась полночь.

Глава 3. Мазовецк.

Кучер Жорж проснулся оттого, что по нему кто-то прошёлся. Мужчина открыл глаза и, ровным счётом ничего не увидев в темноте, повернулся на другой бок. Сделав это, он различил тоненькую полоску лунного света, падавшего от окна на стол, а также заметил, что по комнате бродит Афанасий.

–Что Вы енто здеся... шатаитесь... мисье, – цыкнул на хозяина кучер, возмущённый неожиданным пробуждением. – Давайте... енто... спать лучше.

Крестьянин услышал его и, поворошив кочергой уголья в печке, подошёл поближе к Жоржу, наклонился над самым его ухом и прошамкал вполголоса:

–Э нет, лучше уж тебе встать да своих будить. Вишь, вон, звёзды гаснут и луна почти закатилася, а значится сщас уже четыре утра. И надо всем сбираться да выезжать, иначе к завтрему к обеду до города не доберётесь, а апосля обеда Тимоши в школе и вовсе не бывает.

Кучер искоса посмотрел на хозяина, он почти ничего не понял из речи гиперборейца. А Афанасий, усевшись в уголке, покряхтел, поохал и стал натягивать валенки. Жорж подумал немного и, развернувшись к Роджеру, лежащему рядом, пихнул его в бок. Парень открыл глаза и удивлённо ими заморгал, явно не понимая, зачем его будят среди ночи. Хозяин же меж тем обулся и, натянув тулуп, позвал Жоржа за собою в сарай, где стояли графские лошади, а Роджеру поручил разбудить остальных.

Однако Роджер не спешил исполнять поручение. Он встал, громко зевнул, протёр рукою сонные глаза и, сделав пару нетвёрдых шагов, приблизился к окну... На улице была настоящая гиперборейская ночь. Снегопад кончился, и белоснежный ковёр сверкающих ледяных кристалликов покрыл беспредельную землю. Этот ковёр переливался в темноте, менялся на глазах и от словно бы становился ещё красивее. А в вышине на чёрно-лиловом небе светила серебряным фонарём идеально круглая, светлая луна.