Текст книги "Эдипов Комплекс"

Автор книги: Татьяна Ролич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Андрей Степанович сразу созвонился со своими друзьями, и они к нему приехали и прожили неделю, а потом Андрей Степанович поехал к ним. Это была классическая немецкая пара, где культ семьи чувствовался во всем. Два человека, Клаус и Маргарита, друг друга держали за руку как дети, и их детскость, называемая модным словом инфантильность, проявлялась во всем. Именно этим они очень нравились Андрею Степановичу, и он с удовольствием смотрел на них в окно, когда они резвились, бегая друг за другом по лужайке. Андрею Степановичу эта пасторальная сцена напоминала картины немецких классиков, и он про себя отмечал, что полотна ему нравятся больше чем реальность.

Он отдыхал, он чувствовал, что возвращается к прежней жизни, как странник истосковавшийся по знакомым местам, он выздоравливал, ощущая что силы к нему возвращаются, как после продолжительной болезни. Он ощущал жизнь по-другому, но мысль об отсутствии Лилечки иногда его обжигала прошлым, и он ее отгонял прочь как назойливую муху.

После всех новых впечатлений он, наконец, сел за письменный стол, достал тетрадь и написал:

« Наконец я счастлив своим одиночеством. То спокойствие, о котором я мечтал, наконец пришло ко мне, и я хочу его упрочить».

Он закрыл тетрадь и продолжил начатое им философское повествование о смысле жизни. Эта работа заняла у него целый вечер, и он лег спать с приятным ощущением выполненного долга. Это было его возвращением к привычным занятиям в его прежнем ощущении себя счастливым от самого факта жизни. Так постепенно он восстанавливал нравственные силы, которые раньше тратились попусту, он это понимал сейчас, тратились зря на вещи того недостойные. Иногда он вспоминал жизнь с Лилечкой как далекое путешествие в непонятные области жизни, и сейчас радовался тому, что все это уже позади. И будущее свое он никоим образом не связывал с Лилечкой. «Странно, очень странно», – иногда повторял он, и мысль убегала, растворялась в идеях его беспокоивших и доставлявших радость.

Так неожиданный отъезд Лилечки все изменил в жизни этих людей, проживших вместе какое-то время, и вот, наконец, каждый вернулся к ему привычному образу жизни, и каждый думал, что это очень естественно, но до конца понять произошедшее не мог и не стремился. Андрей Степанович погружался в свои занятия, и после времени проведенного за столом он испытывал радость, что у него все так складывается и к нему наконец возвращается его собственное ощущение приподнятости, и благородством веет на него, когда он прикасается к книгам, а идеи и мысли принимают необычное и новое направление.

Образ жизни его мало чем отличался оригинальным. Он не вспоминал прежнюю жизнь, и редко образы прошлого посещали его. Иногда он вспоминал садик около дома, свою квартиру, которую бросил, убегая сюда от своего страха перед прошлым. Сейчас этот страх ушел, и воспоминание о нем куда-то спряталось.

Время от времени Лилечка звонила ему и сообщала, что погружена в свои дела. Она, естественно, ни словом не упоминала Сергея, не понимая до конца что связывало этих двух людей, но чувство, что Сергей и Андрей Степанович очень похожи в каких-то проявлениях, наводило ее на неясную мысль о том, что, возможно, она в этом виновата, и это ей так кажется, а на самом деле ничего подобного нет. Она жила одна и виделась с Сергеем время от времени.

Встречи с Сергеем были очень эмоциональными, они виделись не часто, но когда это случалось, всегда был секс, самый естественный, и оба знали, что встречаются именно для этого. Их прошлая любовь пережила трансформацию, они редко о ней говорили, потому что и так все их устраивало, и вот однажды Лилечка поняла, что она беременна, и сразу, когда это подтвердилось, она позвонила Андрею Степановичу и сообщила что уходит от него, но опять не стала говорить про Сергея.

При известии о Лилечкином уходе Андрей Степанович в первый момент испытал шок от того, что вот так неожиданно все решилось, что теперь он совсем один, и странное и знакомое чувство своего одиночества он испытал по-новому, остро, и безнадежность во всей своей безысходности встала перед ним как факт его жизни. Он сел на диван и понял, что его радость после отъезда Лилечки уходит и сменяется на ощущение своей оголенности перед миром, и ему захотелось все вернуть назад. Он испугался своего одиночества, и тоска окутала его душу покрывалом непонятного чувства сожаления о чем-то. Так он пролежал какое-то время неподвижно глядя в потолок и испытывая неопределенные чувства от случившегося. Потеря чего-то, а именно женской заботы ускользала от него по мере того как он осознавал, что уход Лилечки от него – это реальность. Он страдал молча, зная что ему некому об этом рассказать. Он закрыл глаза, и его положение ему представилось безысходным. Он не знал, что Лилечка стала его частью, частью неотделимой, и сожаление сжимало его все сильнее в своих крепких объятиях. Он тихо заплакал. И вдруг он стал собирать вещи, он не мог оставаться сейчас здесь, и один, он должен был двигаться, он должен был встретиться с ней.

И вот он в самолете, и вот он в аэропорту, и вот он в своей квартире, которую так спешно покидал какое-то время назад.

Возвращение домой было для Андрея Степановича сложным не только потому что его бросила Лилечка, но рой воспоминаний со всех сторон окружил его, и он чувствовал свою к ним непричастность, но в том настроении, в котором находился все это время, – было какое-то несоответствие того что с ним происходит сейчас с тем, как он раньше себя чувствовал дома. От этого несоответствия происходило неприятное чувство недовольства собой, выражавшееся в том, что все за что он брался, он бросал и переключался на другое, на третье – не мог сосредоточиться, и так он весь остаток дня провел в перебирании старых вещей, в перекладывании их с места на место. Он боялся позвонить Лилечке.

Глава 11.

Лилечка радовалась своему положению по-детски, чувствуя что определенное время ее жизнь прописана самым понятным и естественным образом. На душе у нее было спокойно и ясно. Никакие мысли не беспокоили ее, кроме радостного ощущения себя счастливой от ничего, – просто так она себя чувствовала. Ее жизнь с Сергеем удивительным образом наладилась, и они ни разу ни словом, ни намеком не возвращались к прошлому. Лилечка совсем не вспоминала Андрея Степановича. Она не понимала до конца всего что случилось, как будто кто-то решил ее жизнь за нее. Это ее ощущение не было ошибочным – ее не могло сейчас ничего интересовать всерьез, и она подчинилась этому закону природы. И вот однажды она услышала в трубке голос Андрея Степановича:

– Лиля, что случилось? Почему? – он задыхался, Лилечка на мгновение почувствовала, что слышит голос человека ей близкого, но сейчас это уже для нее было по-другому, и она сказала первое, что пришло на ум:

– Андрей. Я сейчас не могу всего объяснить. Дай мне время.

– Но почему? – повторял Андрей Степанович.

– Не знаю. Я сама ничего не могу понять.

– Но что изменилось? – нервно допрашивал Лилечку Андрей Степанович.

– Давай отложим этот разговор.

– Но я не могу без тебя. Я погибну, – взволнованно говорил Андрей Степанович.

– Успокойся. Все встанет на свои места, – ответила уклончиво Лилечка, понимая что не может объяснить и назвать своими словами реальное положение вещей. Она чувствовала, как это будет трудно пережить Андрею Степановичу.

– Я тебе позвоню сама и все тогда объясню. – Она повесила трубку, осознавая впервые весь ужас ситуации для Андрея Степановича, в которую она его поставила, но она поступила так, как ей подсказывало сердце.

Лилечка никогда не была женщиной деловой, и то что она оказалась втянутой жизнью в бизнес, который ее не интересовал, было правдой, но Лилечка не хотела в этом себе признаваться. Она так была рада, что может теперь все это взвалить на плечи Сергея. Она радовалась, что освободилась от напряженного обслуживания жизни Андрея Степановича, в которой она себя не ощущала самой собой. Она чувствовала, что ей не удалось стать для Андрея Степановича своей, – он был другим и ей во многом непонятным. А она, наконец, была рядом с человеком, которого она знала и к которому у нее были чувства давно ей понятные, доверия и любви, несмотря на все сложности его жизни, которые она же ему и создала. В ситуации с Сергеем она управляла всеми поворотами жизни, и это придавало ей уверенности. Она чувствовала себя в своей тарелке – он ей подходил по всему, что в данный момент составляло смысл их отношений. Они истосковались, каждый по-своему, по настоящим отношениям в любви, когда день плавно переходит в ночь, и тогда происходит то, ради чего весь день совершаются необходимые действия, а мысль все время витает и ждет приближающегося чуда, воплощая в реальность слова, и распущенность кажется естественной, и потом вспоминаешь только счастье обладания другим человеком.

Неопределенность любого положения – самое тягостное состояние, и каждый стремится прояснить для себя хотя бы что-нибудь, чтобы не напрягать мысль, неспособную разрешить все сложности, и только очень рассудительные и сильной воли люди могут себя сдерживать в этих неопределенных ситуациях, и есть такие, которые никогда не попадают в такие обстоятельства, что им нужно что-то прояснять, они всегда в выигрыше, им кажется, что никакие словесные выяснения ничего не проясняют, а только отнимают время. Сама жизнь проясняет ситуацию, но терпение не может ждать, оно рвется, чтобы выяснить, и ничего из этих выяснений не получается, и на смену приходят раздражение и разочарование.

Андрей Степанович был на той стадии нетерпения, когда любая информация, плохая или хорошая, облегчает страдание. И оно даже стремится дойти до своего предела, чтобы силы иссякли его поддерживать, и тогда наступает облегчение. От разговора с Лилечкой страдания Андрея Степановича усугубились до такой степени, что он был на грани нервного срыва. Он не находил себе места. Мысли его метались из стороны в сторону – то Лилечка, то мама, то друзья хороводом кружили вокруг него, где он стоит в центре и тоже крутится, но в другую сторону. Он засыпает тревожным сном, и когда вдруг просыпается, чувствует что в его жизни случилось что-то ужасное, но он не может вспомнить что именно, и опять засыпает.

В таком полусне-полубреду он находился несколько дней. За это время никто его не беспокоил, и этому обстоятельству он был рад. Он выходил на улицу, что-то покупал в магазине, возвращался к себе и опять погружался в свое несчастье. Он стремился в нем погибнуть до конца.

Ему не приходили мысли о смерти, ему не приходили мысли о жизни – он жил в своем горе так глубоко, что ничего не видел вокруг, он наслаждался этим чувством безысходности, он его усугублял и ослаблял, и это манипулирование доставляло ему радость своей власти над своим горем. Он открыл для себя удовольствие в несчастье, он чувствовал, что этого он в жизни никогда не испытывал, и его разум находил в его теперешнем положении способ испытывать мазохистское удовольствие от боли, боли душевной, которую он иногда подхлестывал воспоминаньями для получения удовольствия.

Этот новый способ существования как будто был специально придуман для таких как Андрей Степанович – в этом он чувствовал свою избранность. Сам Андрей Степанович не до конца понимал то, что с ним происходило, но ему было очень трудно в этот период его жизни. Свои занятия он возобновил, но делал это без особого интереса, который странным образом превратился в чувство долга, когда он заставлял себя выполнять то, что необходимо, чтобы считать что он вписан в жизнь, но радости это ему не приносило.

Теперь он чувствовал странное, ему непривычное чувство безразличия ко всему вокруг. Он как машинка утром вставал, завтракал, шел на занятия, проводил там положенные часы и возвращался домой. Пообедав он ложился на свой любимый диван, и начиналась его серьезная жизнь, когда он закрывал глаза и образы ему неизвестные и известные со всех сторон обступали его, и он фантазировал, казалось, доводя до абсурда те возможные ситуации, которые складывались в его голове. Его одинокую жизнь редко нарушал телефонный звонок, и он пугался резкого звука прерывавшего его мечты.

Он вспоминал отрывками свою жизнь, и вдруг клумба с цветами, сделанная вокруг камней, вспомнилась ему во всех подробностях. Вот куст роз, бледно розовых и темно розовых, как на праздничном торте, где бутоны нераскрывшиеся обступают со всех сторон цветок в центре, постепенно теряющий лепестки, и они падают тихо на землю как дождь, и опять стоит этот куст, ожидая когда следующий цветок сбросит свой наряд, рядом еще не распустившиеся астры тянутся дружно к солнцу своими головками, а в конце лета это будет буйство красок и форм, эхинацея радует своими иголочками растопыренными в разные стороны вокруг темно коричневого кружочка, годеция собранная в корзиночку плавно шевелит своими ярко розовыми цветами, окаймленными белыми полосками, а неуемный кузнечик наполняет все пространство вокруг своим стрекотанием, и шум набегающего ветра колышет ветки деревьев. Маленький Андрюша играет у пруда в кораблики, которые обязательно запутываются в тине, и он граблями собирает эту вязкую тину и выбрасывает на берег, где она на солнце превращается в труху. Водоросли пахнут чем-то гнилым, а небо голубое и бесконечное. Андрей Степанович все это в подробностях помнит, и как не хочется потом осенью уезжать в город, закрывать веранды и грузить вещи в машину, и до следующего лета покидать эти замечательные места. Почему-то помнится и начало лета, когда ждешь появления первых цветов, и так все лето проходит в ожидании чего-то нового, и оно обязательно происходит.

«Где все это теперь? – думал он. – Оно во мне и больше нигде. Нет людей, нет мамы, и дальше все стало как будто хуже».

На самом деле это сейчас ему так кажется. Жизнь разнообразнее нашего восприятия ее, и оно, иногда, ее делает такой как хочется – все связано и разъединено. Так, в своих прошлых жизнях жил теперь Андрей Степанович, один, со своими мыслями, не ожидая ничего интересного и считая, что жизнь его закончена и надо спокойно доживать что отмерено, не задумываясь, не страдая, не предпринимая никаких новых шагов.

Глава 12.

Прошло время, и однажды Андрей Степанович вышел как обычно на прогулку. На другой стороне улицы он увидел женщину с коляской, и ему показалось, что это Лилечка. Он замедлил шаг и непроизвольно пошел за ней. Через какое-то время он убедился, что это Лилечка. Он шел некоторое время по противоположной стороне, и когда она свернула в переулок, он, не глядя на поток машин, бросился за ней, слыша скрип тормозов и нецензурную брань в свой адрес. Лилечка была от него на расстоянии пятнадцати метров, и он окликнул ее. Она обернулась, не понимая кто ее зовет. Она остановилась и оглянулась вокруг, и тут она заметила Андрея Степановича, который ее догонял.

– Лиля, – он смотрел на знакомое лицо и в душе его что-то затеплилось, и он почувствовал радость, о существовании которой он забыл. Лилечка смотрела на него и смущение выразилось на ее лице.

– Вы меня простите, но так получилось. Я не хотела ничего вам сообщать. – Она замолчала, подыскивая слова.

– Это ничего. Кто у вас, мальчик, девочка?

Лилечка приоткрыла одеяльце и на Андрей Степанович взглянуло маленькое существо,. кого-то ему напоминавшее. Он напрягал память. «Мама», – промелькнуло у него в голове, – «мамины детские фото. Да, да».

– Девочка? Как назвали? – спросил он.

– Наташа, – смущенно ответила Лилечка.

Андрей Степанович отвернулся в сторону. Ведь они с Лилечкой не виделись бог знает сколько. Он вспомнил, как они жили вместе, и вот теперь он жил скромно на свою зарплату профессора, да еще друг ему устраивал командировки за границу – тогда получались дополнительные деньги. Лилечка проявила благородство и не отказала друзьям Андрея Степановича пользоваться ее домом, и сам он ездил иногда пожить там. Андрей Степанович был растерян сейчас.

– Спасибо вам от меня и от Клауса за дом, – он смотрел на Лилечку, смущение которой не проходило.

– А сколько девочке?

– Уже десять месяцев. Она уже садится, но когда гуляем, она обычно спит.

– Лиля, а кто ваш муж? – спросил неожиданно Андрей Степанович. Минуту Лиля молчала, а потом сказала:

– Это удивит вас. Я не знаю как вам это объяснить. Сергей. – Она остановилась.

– Тот, который…– не закончил Андрей Степанович.

– Да, тот.

Оба понимали, какой «тот» по-разному.

Молчание прервал ребенок, который вдруг зашевелился, и Лилечке пришлось взять его на руки. Когда девочка посмотрела на Андрея Степановича, он понял все – портрет мамы в детстве, – и это означало, что Лилечка держит на руках его внучку. Девочка зашевелила губами, и лицо Андрея Степановича непроизвольно заулыбалось. Он потянулся к маленькому личику девочки, чтобы рассмотреть поближе. Его подозрения подтвердились маленькой родинкой на правой щеке – такая всегда была у его мамы.

Андрей Степанович заторопился, не зная, что сказать, и только удаляясь помахал рукой – ему надо было остаться одному.

Глава 13.

Когда он вернулся домой, то первым делом вытащил старый альбом, и точно, девочка была похожа на его мать на детских фото. «Господи, внучка! – он ходил из угла в угол и не мог успокоиться, – Как могло это случиться, чтобы Сергей и Лиля…». Он не закончил мысль, он не мог ни о чем думать. «Опять мама!» – подумал он, не понимая кто вершит его судьбу. Он чувствовал свою неспособность понять свои жизни, которые перепутались все, и теперь было неясно кто и что ими управляет – он чувствовал что к его жизням прибавилась жизнь, но другая, с ним связанная, но отдельная, и эта отдельная жизнь вобрала в себя и его жизни, и жизни людей с ним связанных – мамы, Сергея, Галины, Лилечки, – и он понял, что он не один на свете, и этот ребенок связывал его прочно и с его прошлым и с его будущим, и он сам теперь связан со всеми этими людьми прочно, и эту связь ничто не сможет разорвать.

Он подошел к буфету, открыл его, налил себе рюмку и выпил. Никого не было вокруг, но он чувствовал что он не один.

Ему нужно было теперь решить один важный вопрос – он не знал, каким образом и кому объяснить о своей причастности к Сергею. Сейчас он переживал счастье, что у него есть внучка. Как будто мир стал шире, больше, и то, что он один знал о внучке, делало его сейчас еще более счастливым. Тайна в его жизни придавала всему свершившемуся мистический и роковой характер, и то, что это знание принадлежало только ему, волновало его особенно глубоко. В этом чувстве было что-то необыкновенное, но когда он вспоминал то обстоятельство, что Лилечка мать этого ребенка, его внучки, тут как будто на безоблачном небе появлялось что-то большое и оно угрожающе наступало на Андрея Степановича, который вдруг испытывал страх, страх чего-то ему непонятного, и это что-то больно сжимало сердце, и ему становилось трудно дышать.

Он вставал с дивана и не мог выпрямиться во весь рост, что-то тормозило его тело, и он в таком неудобном для себя положении шел к аптечке, всегда висевшей на одном и том же месте столько лет, где за маленькой дверцей с резьбой в виде готической арки скрывались тинктуры и таблетки, аккуратно разложенные по отдельным ящичкам, бесшумно выдвигавшимися по первому движению, и Андрей Степанович брал что-то оттуда и не спеша клал в рот, не запивая ничем, и ждал, когда это растворится, и он сможет дальше нормально дышать и двигаться.

Времени на это уходило все больше и больше, и все чаще и чаще Андрей Степанович подходил к заветному ящичку, и однажды он осознал, что старость таким образом с ним вступает в дружеские отношения. Он отгонял от себя мысль о ней, но все чаще мысль сама по себе приводила его к этой его новой жизни, которая упорно и настойчиво отстраняла другие его жизни и старалась занять как можно большее пространство, и эта новая жизнь день ото дня становилась все сильнее. Сила этой новой жизни означала слабость Андрея Степановича, он шел к своему любимому дивану, ложился, закрывал глаза и погружался в сон.

Вопрос о его причастности к Сергею и маленькой Наталье теперь в его голове упирался в его отношения с Лилечкой, и как бы он себя не уговаривал, что жизнь так сложна и что теперь не повернуть ее бег, и это факт его биографии, и он благодарен Лилечке, что она смогла на какое-то время скрасить его унылую жизнь холостяка, что через нее он узнал те радости, которые может доставлять любовь человеку утонченному и сдержанному, которого не просто ввергнуть в пучины страсти, и это знание его обогатило и смягчило его нрав, и сейчас он, может быть, также нуждался в Лилечке, как и раньше, а она его покинула, и странным образом судьба завязала в один узел его сына, его женщину – и это все вместе он никак не мог разрешить, но он испытывал потребность общаться с ними со всеми. Он не мог сказать себе, что я к этому не имею отношения, и что-то сильно тянуло его к ним, и он чувствовал свою закрытость от мира, который независимо его окружал со всех сторон налаженной жизнью других людей, и Андрею Степановичу казалось, что у него нет сил разорвать этот порочный круг, и он тяготился этим своим неопределенным положением, одновременно понимая, что рано или поздно это должно закончится каким-то образом.

Глава 14.

Лилечка, Сергей и Наташа жили в ее квартире, которую она выменяла, убегая от Сергея, и теперь она очень им пригодилась, чтобы снова начать жизнь, когда-то прерванную обстоятельствами. После первого разговора о делах их общего предприятия прошло время, которое незаметно, так сейчас казалось Лиле и Сергею, все поставило на свои места. Они избежали банкротства, они пережили много еще чего, и вот наконец ситуация выравнивалась и тот небольшой доход, который им удавалось получать, они старались вкладывать в свое предприятие, чтобы оградить его от кризисов и на перспективу сделать более прибыльным. На жизнь им хватало, и они считались зажиточными людьми, которые могли себе позволить поездки за границу, покупку новой машины взамен устаревшей, и всего, что составляет джентльменский набор приличного человека, драгоценности, фирменная одежда и загородный дом.

После рождения Наташи Лилечка однажды рассказала Сергею о странных отношениях, которые связывали его мать Галину с Андреем Степановичем, о том, что какое-то время она получала помощь от него, и сказала даже то, что удивительным образом Сергей похож в каких-то мелочах на Андрея Степановича. По свидетельству о рождении Сергей был Петровичем, и он рассказал Лиле все что знал об отце, и даже то, что у отца был друг, имя которого мать никогда не упоминала. На этом разговор прекратился, но Сергей хотел найти этого друга, если он жив, но не знал как это седлать.

Лилю постоянно преследовала мысль навестить Андрея Степановича. Ведь она ушла из университета, и поводов им увидеть друг друга не было. Это должно было случиться по желанию одного из них, но случай не представлялся. Лилечка была занята ребенком, а Андрей Степанович все глубже уходил в себя, отстранившись от жизни, и вел жизнь ученого отшельника, не интересуясь суетной жизнью, погружаясь в свои книги и даже забросил интернет, который вызывал у него раздражение из-за обилия информации, которая мешала человеку создающему что-то свое.

Состояние творчества для Андрея Степановича было каким-то особенным – он отстранялся от всего лишнего и сосредоточивался на главном, чему ничто не должно было мешать. В такие моменты своей жизни он выключал телефон и уходил от всего в свои идеи, которые роились в его голове, и до тех пор, пока ему не удавалось сделать что-то стройное, логически завершенное, этот хаос распутать, он не выходил из своего кабинета.

Его друзья в Германии общались с ним по интернету. Они постоянно его приглашали к себе, но Андрей Степанович отказывался, чувствуя что его очередная работа еще не завершена и пока он не хочет ее прерывать.

Иногда он звонил своему молодому знакомому Владиславу Игнатьевичу, и тот с радостью всегда приезжал к нему, и они проводили вечер в философских беседах, иногда говорили о политике. Абсолютное равнодушие Андрея Степановича к последней было обусловлено его полной независимостью от нее. Все, что он делал, печаталось, и он себя своим трудом обеспечивал, и такой аспект его жизни как вписанность в систему происходил помимо его воли, самопроизвольно, и эту традицию он усвоил с детства, когда в семье редко обсуждалось то, что было связано с внешними переменами.

Владислав Игнатьевич был из очень простой семьи, но то что называется самородок. Жил он один – уже год был в разводе и платил алименты. Он был страстным поклонником идей Андрея Степановича, который его взял к себе в группу, и Владислав недавно успешно защитил диссертацию «О влиянии исторических процессов на развитие культуры народов, населяющих территорию современной Болгарии». Все это на материалах археологических экспедиций, куда он ездил с группой Андрея Степановича. Сам Андрей Степанович в последние годы не ездил в экспедиции, но всегда с интересом изучал материалы своих сотрудников.

В последний раз у них разгорелся спор, и Андрей Степанович очень резко высказался против идеи увязывать возникновение исторически сложившихся культурных слоев с политикой, считая что в любом месте земного шара, если там возникает культура, такой слой обязан появиться вне зависимости от политических изменений в дальнейшем. Он считал, что политика не так влияет на саму культуру сколько на возможность ее сохранить, и он приводил примеры исторических эпох, когда время создает одни условия, и они изменяются, а предметы остаются в том виде, в каком они когда-то были созданы.

Такие разговоры никогда не приводили ни к каким серьезным выводам, но сам процесс беседы носил всегда увлекательный характер, и всегда при расставании собеседники оставались друг другом довольны. После таких разговоров на Андрея Степановича находило приятное расположение духа, и он тогда чувствовал себя счастливым от того, что все в жизни временно и все куда-то уходит, а вот он один может всем этим распоряжаться по своему усмотрению, и в его голове все цивилизации, народы континенты, страны, океаны, реки и вся вселенная жили одновременно. Он чувствовал себя центром вселенной, которая ему принадлежала. И он ее любил и понимал как никто другой, и не зря он живет на свете – весь мир ему принадлежит и он в этом мире занимает свое единственное, уникальное место человека, которому открылись многие тайны этого мира, и все многочисленные жизни, которые он прожил, они в нем остались, они его делали таким, каков он есть теперь, и тут ему открылась тайна самая естественная и простая, что до него эти жизни жили в его родителях, и в их родителях, и теперь они будут все жить в одном единственном маленьком существе, его внучке Наташе, и ему становилось хорошо от того, что жизни вечны, и вдруг другая мысль пришла ему в голову – все что он смог сделать, это принадлежит всем, и обязательно кто-то прочитает его мысли, и не зная его будет думать о своем, и это Он источник мыслей людей его не знавших, и он засыпал тогда крепким сном, освободившись от своих переживаний многие месяцы его преследовавших.

Глава 15.

Когда он проснулся, первой мыслью было позвонить Сергею и Лиле. Он решил…

К телефону подошла Лилечка. Она так обрадовалась, что звонит Андрей Степанович, что как будто вся ее жизнь состояла в ожидании этого звонка. Это было правдой. Лилечка также мучилась неизвестностью, как и Андрей Степанович. Они двое знали, что надо прояснить ситуацию.

– Ну, что у вас нового? – спросил уверенно Андрей Степанович. В первый раз он так просто и спокойно себя чувствовал, когда говорил с Лилечкой. Он, наконец, решил для себя раз и навсегда поставить все на свои места, и не скрывать ничего.

– Все хорошо, – ответила волнуясь Лилечка. Уверенность, которую почувствовала Лиля в голосе Андрея Степановича, испугала ее. Она отвыкла от него, и раньше он никогда так уверенно и спокойно с ней не разговаривал.

– Наташа подросла и уже говорит какие-то слова. Ходит. Я не работаю, и все время с ней. Сергей в нашем бизнесе. Вот и все, – ответила Лилечка заученно.

– У меня к вам предложение. Приезжайте как-нибудь все ко мне. Пообщаемся. Нам ведь много надо сказать друг другу.

– На будущей неделе, в воскресенье, – ответила Лилечка, – вас это устраивает?

– Хорошо. Предварительно созвонимся.

На этом разговор закончился, и каждый ушел к своей жизни, испытывая и радостные и неопределенные чувства. Когда Андрей Степанович повесил трубку, он сразу пошел к себе в кабинет и стал перебирать свои рукописи, которые в беспорядке лежали на столе – так он всегда делал, когда волновался, так он наводил порядок на столе, единственном месте, которое принадлежало только ему. Другие места тоже ему принадлежали, но там Олимпиада могла делать необходимые для наведения порядка действия, а вот до его стола она не была допущена, и об этом ей прямо Андрей Степанович сказал:

– Олимпиада, вы хозяйничайте везде, кроме одного места. Мой стол – моя крепость, – пошутил он, чтобы как-то сгладить свою откровенность.

Андрей Степанович был ретроградом во всем, и все что касалось научных занятий делалось не на компьютере, а писалось паркеровской ручкой с золотым пером. Эту ручку ему подарили к одному из юбилеев и она ему пришлась по вкусу, и чернила для нее он покупал в специальном магазине и всегда выбирал цвет, и всегда покупал про запас пару – тройку флаконов. Ему нравилось, что перо на конце раздвоено и можно при желании делать нажим, что придавало его рукописям подобие старых записок, которые он всегда с интересом рассматривал в музеях. Пожелтевшие листы бумаги исписанные каллиграфическим почерком людей прошлых эпох всегда вызывали в душе Андрея Степановича волнение, которое он долго сохранял, возвращаясь мысленным взором к буквам, и он даже не вчитывался в текст, делал это в редких случаях, именно буквы вызывали игру воображения, и он их запоминал и всегда его удивляло, как можно так тонко писать пером, проводить эти ниточки, переходящие в ровные нажимы пера.

Перебирание бумаг его успокаивало, и сейчас был такой момент, когда ему нужно было это делать, чтобы решить, как быть? «Сказать Сергею прямо, что он его сын, и тогда Лилечка непременно должна будет пережить это очень глубоко. Ну да! Для Сергея в этом не будет ничего плохого, – так думал Андрей Степанович. – Конечно, мысли о тяжелом детстве, о судьбе матери – все это обязательно затронет его душу, но сам факт никак его не огорчит». Все это в разных вариантах в своей голове прокручивал Андрей Степанович. Он подбирал наиболее подходящие слова, старался представить себе лицо Лилечки, Сергея, но потом отвлекался на какое-нибудь слово и погружался в чтение своего текста, и сразу начинал его править. Он так увлекался этой работой, что забывал все на свете, и тут начинал писать на чистом листке дополнительные тексты, комментируя, делая сноски, и потом где-то заполночь ложился спать на свой любимый диван, который постоянно ждал его рядом со столом, и сразу волнами разные картины наплывали на его уставший мозг, который превращал их в фантастические образы.