Текст книги "Партия в преферанс"

Автор книги: Татьяна Моспан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Какая песня-то? – заинтересовавшись, спросил Костыль.

– «Наша мама – дама треф…» – начал Вадим.

– А, знаю, – оживился Костыль.

Он потянулся к гитаре.

 
Наша мама – дама треф,
Папа – туз пиковый.
День и ночь мы пилим преф
По копейке новой.
 

Костыль, верно схватив нехитрый мотивчик, с упоением наигрывал на гитаре.

– Веселое было времечко, – Вадим отстукивал мелодию на столе. – А вот эту знаешь? «А жить ещё две недели…»

– Спрашиваешь, – обиделся Костя. – Как говорится, мы все учились по-немногу.

Он стал напевать:

 
А жить ещё две недели,
Работы – на десять лет,
Но я докажу на деле,
На что способен аскет!
 

– Слушай, а ты что заканчивал? – не удержался от вопроса Вадим.

Веселая улыбка сползла с лица Шигина.

– Да… – начал он, – не закончил я высшее учебное заведение. Так получилось. Ну и хрен с ним! – Он грубо выругался, не закусывая, опрокинул рюмку водки и сморщился то ли от водки, то ли от неприятных воспоминаний…

Исчезнувший на короткое время Славик снова возник на кухне:

– Ладно, заканчивайте со студенческим фольклером, карты заждались.

Он придержал Вадима за руку.

– Кончай ты с этими расспросами. Костяныча с четвертого курса института выперли с волчьим билетом, статью на него повесили, понял? А ты пристал, как прокурор, душу травишь, где да что. Он и так пьет сверх меры. Сломали парня.

– Извини, старик, – искренне огорчился Ладынин, – не в курсе.

Игра продолжалась.

По-прежнему впереди был Вадим. Николай потихоньку к нему подтягивался. Славик немного проигрывал.

– Вот тебе и бубны – люди умны, – приговаривал он, отмечая на «елочке» сыгранные партии.

Славик, обычно игравший спокойно, нервничал и делал непростительные промахи. Сидя на сдаче, он часто выходил курить на кухню, унося с собой телефон.

Костылю в этот вечер явно не везло.

– А ещё говорят, первому кону не верь, первому выигрышу не радуйся, – кривился он. – Вот тебе хрен! Уж как сначала не повезет, так на родной сестре триппер схватишь.

Он тоже много курил. Несколько раз поразмяться выходил из-за стола и Вадим.

Еще дважды в процессе игры партнеры прикладывались к бутылке. Речь становилась все энергичнее.

– Твою ж мамашу! – кипятился Костыль. – На пиках вся Москва играет, а я без двух остался. В прикупе фунт дыма, да ещё и козыри на одной лапе.

– Не со своего хода бывает, – посочувствовал Славик. – Не переживай, не корову проигрываешь.

Доронькин тоже был недоволен.

– Это называется, что такое не везет, и как с ним бороться. На семерике марьяж ухлопали, и остался без одной.

Николай посочувствовал ему:

– Перезаложился, ведь знаешь, что не со своего хода не рискуй!

Шигин пьяными глазами смотрел на Ладынина:

– Везет тебе, Вадим, мизер сыграл, а мог бы две взятки получить.

– Какое там «везет», – возразил Ладынин. – Прикуп не в жилу: туз и маленькая к чистой масти. Я-то ждал прокладку к одному из вальтов с семеркой, но увы.

Вадим пил наравне со всеми, но оставался почти трезвым.

– А вы, други мои, сами виноваты, – продолжал рассуждать он, – не угадали снос. Я выигрывал, решил подсесть, чтобы вам не обидно было, вот и пошел на авантюру.

– Знаем мы, какой ты благодетель, – громко икнул Костыль, – всех обыграл.

– Пока не всех, а одного тебя, – отпарировал Вадим.

В голове Николая приятно шумело. Он комфортно себя чувствовал в этой среде с непременными разговорами, сетованиями, разбирательствами и анекдотами.

– Журналисты совсем обалдели, – говорил Ладынин. – Тут открываю газету и на первой полосе читаю: «В результате беспорядочной стрельбы убили известного бизнесмена, владельца крупной фирмы „Магнолия“, и его компаньона». Какая же это беспорядочная стрельба? Очень даже прицельная, если такой результат в итоге.

– Не говори, – согласился Славик. – Совсем нас за лохов держат. Просто так никого не убивают.

– …Возвращаюсь я, значит, со службы, тогда ещё на работу ходил, – рассказывал Шигин. – Платили немного.

– Жить будешь, а любить не захочешь, – встрял Славик.

– Да какое там – любить, копейки получал. Иду по проспекту Мира, а там палаток разных – до черта. Тогда, в начале девяностых, народ прямо-таки очумел с этими палатками. Я тоже глаза пялю на импортную продукцию. Вдруг, смотрю, член искусственный продается.

– Большой? – осведомился Доронькин.

– Нормальный. И главное, цена у него, как сейчас помню – 1832 рубля. Ровно столько, сколько мне платят в моей конторе. Ну, до рубля! Я обалдел, а потом задумался: что же это я получаю за свою работу – …уй?! И так мне обидно стало.

– Прямо вместо анекдота рассказывать можно, – засмеялся Вадим.

– Уволился я потом из той конторы, – вздохнул Костыль.

Николай вышел ненадолго в ванную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой, а вернувшись, услышал, как Славик и Костя о чем-то спорят. К игре в преферанс это не имело никакого отношения.

– Говорю тебе ещё раз, – раздался резкий, уверенный в собственной правоте голос Славика. – В золотом царском червонце – 7,74 грамма чистого золота.

– Нет, – упрямо замотал головой пьяный Костыль.

– Что – нет? – не выдержав, заорал Славик. – Не путай Божий дар с яичницей.

Костыль забормотал что-то неразборчивое для непосвященных, но прекрасно понятое Славиком.

– Я говорю про монеты Николаевской реформы 1895–1898 годов, – уверенно заговорил Доронькин. – Общий вес монеты – 8,4 грамма или 8,6 в зависимости от года выпуска. А если брать вес драгметалла в чистоте, то это будет 7, 74234 грамма, – процитировал Славик по памяти. – В пятирублевике, соответственно 3, 87117 грамма презренного металла, как у нас до недавнего времени любили его называть. Уж я николаевских червонцев столько в свое время перепродал, что эти цифры намертво в память врезались.

– А, ну так… – начал Костя, но Доронькин перебил его.

– Ну, ну …ер гну. С кем спорить вздумал!

Костыль, чтобы легче переварить собственное поражение, хлопнул ещё рюмку.

– …Научи свою маму в бутылку писать! – продолжал бушевать Доронькин.

Николай, едва услышал этот разговор, обомлел.

Сегодня он несколько раз подумывал о том, что хорошо бы навести Славика на разговор про золотые монеты. Весь вечер искал удобного момента, но не решался заговорить. Сейчас как раз представился такой случай.

– А сколько, к примеру, может сейчас стоить николаевский червонец? – небрежно спросил Николай.

Оба замолчавших спорщика уставились на Першина.

Костыль беспечно захлопал глазами.

– Тебе-то это зачем, или тоже хочешь знатоком заделаться?

– Да так просто, интересно, – скованно ответил Першин. Он был уже не рад, что ввязался в разговор.

– А может, у тебя звонкая монета завелась? – Костыль засмеялся, довольный своей шуткой.

Он отвернулся и отошел в сторону, а через минуту и вовсе забыл про неожиданный вопрос Николая. Делать ему, что ли, нечего, как про всякую глупость думать?

На вопрос Першина ответил Доронькин:

– Цена золотого царского червонца колеблется от восьмидесяти до ста долларов.

Николай не заметил, как при этих словах посерьезнел Вадим. Его глаза буквально впились в лицо Першина.

– Антикварной ценности монеты не представляют, – продолжал пояснять Доронькин. – Сейчас, к сожалению, их цена снизилась. В 95-м году, я тогда как раз занимался этими делами, стоимость составляла 104–112 доллларов за штуку.

Славик говорил спокойно, небрежно, но Николай почему-то смутился и поперхнулся.

– Будь здоров, не кашляй, – Вадим, неприметно стоявший в стороне и не пропустивший ни единого слова из разговора, стал колотить Славика по спине.

– Хватит, хватит! – сквозь брызнувшие слезы взмолился тот. – Душу вышибешь, дьявол!

Игра подходила к концу. Доронькина она больше не занимала. Куда подевалась эта сучка, почему до сих пор нет звонка? Может, случились непредвиденные обстоятельства? Что, что там могло случиться?! В любом случае она должна позвонить. Оставшееся время он лихорадочно соображал, что делать. Прекрасно задуманная комбинация валилась, как карточный домик. Надо немедленно что-то предпринять, а он сидит тут и как ни в чем не бывало в картишки дуется.

Славик вздохнул с облегчением, когда сыграли последний круг.

– Подобьем бабки, – потянувшись всем телом, предложил Вадим.

После несложных подсчетов оказалось, что за вычетом небольшого выигрыша Николая Костыль проиграл З45 рублей, а Славик 131 рубль.

– Эх, надо было в очко замесить или в секу сгонять, – никак не мог успокоиться Костыль.

– Ну, это в другой компании, – прервал его Вадим. – Что ты расстраиваешься? В кои-то веки выпьешь на свои да ещё и друзей угостишь.

– А я будто отказываюсь, – ухмыльнулся Шигин, собираясь бежать в ночной магазин. – Все по протоколу, как говорят в высоких сферах. Одна нога здесь, другая там. Чего купить-то? – обернулся он в дверях.

Единодушно остановились на паре бутылок водки и на какой-нибудь недорогой нарезке.

– Пивка ещё захвати по бутылке на нос, – крикнул вслед Доронькин.

Внутри у него кошки скребли, но старался не показывавать вида. Пока Костыль отсутствовал, Славик ещё несколько раз пытался позвонить. Он набирал один и тот же номер, но телефон не отвечал.

– Тварь! – негромко выругался он, сжимая кулаки. – Куда пропала эта стерва?

Появившегося с дополнительными припасами Костю встретили как родного.

За столом Николай, поддаваясь на уговоры Славика, опрокидывал рюмку за рюмкой. Пил и понимал, что делать этого не надо. Потом пьяные возгласы партнеров доносились до него как будто сквозь пелену.

– …Сколько ни поставь, все ухряпаем, – кажется, это жаловался на жизнь Костыль.

– …Да куда он денется, когда разденется! – трубил возле уха голос Славика.

Потом пел под гитару Костя что-то жалобное и щемящее, громко смеялся Вадим, о чем-то рассуждал Доронькин. И опять, пили, пили, пили… Окончательно окосевший Николай вскоре перестал различать голоса собутыльников.

Глава 5

Першин проснулся от резкого телефонного звонка. Надо подняться и снять трубку, приказал себе, но сил не было. Он даже глаза разлепить не мог.

На звонок, к удивлению Николая, ответили без него.

– Алло, – раздался знакомый мужской голос. – Не появлялась… Понятно. – Говоривший оборвал разговор, в сердцах швырнув трубку, и внятно произнес: – Вот сука!

Кто-то шумно дышал и двигался рядом. Николай удивился ещё больше. В его квартире некому было разговаривать по телефону. Он открыл глаза.

Незнакомые шторы на окнах были полностью задернуты. Но это были чужие шторы, и квартира, в которой находился, тоже была не его.

– А, очнулся наконец!

Над Николаем склонилось оплывшее лицо Славика Доронькина.

Першин, с трудом поворачивая голову, силился вспомнить, что случилось накануне.

– Значит, я у тебя остался? – сообразил он.

– Ну да.

– А Вадим с Костиком?..

– Эти, слава Богу, убрались, – хмыкнул Славик. – А то куда бы я вас всех уложил?

Николай попытался подняться с кушетки, но малейшее движение вызывало дикую головную боль.

– Ох, черт, – простонал он, – как же это я так набрался?

– Не говори, – подхватил Славик, – уж что выпито было, то выпито. Костяныч тоже еле живой был, да и Вадим прилично накачался. Гульнули вчера на всю катушку.

Першину удалось сесть.

– Похмеляться будешь? – Славик деловито достал початую бутылку.

Николай поморщился.

– Ну, как хочешь, – понял его по-своему Доронькин. – Я – так с дорогим удовольствием.

Першин, наблюдая за дергающим кадыком приятеля, почувствовал тошноту. Он вскочил с кушетки и, зажав рот, кинулся к туалету.

Появился минут через десять бледнее прежнего.

– Да, друг мой, – выразительно протянул Славик, с сосредоточенным видом жуя засохший бутерброд, – чем лучше вечером, тем хуже утром. – Сам он находился в нормальном состоянии, хотя вчера тоже выпил немало. – Жив?

– Условно, – прохрипел Николай.

Ему было неудобно за себя. Надо же нажраться до такой степени! Давно с ним подобного конфуза не происходило. Даже вот ночевать остался в чужой квартире.

– До дома доберешься?

Першин кивнул.

– Может, примешь допинг на посошок? Мне так очень даже помогает.

– Нет. – После неприятной процедуры Николай почувствовал себя лучше. – Думаю, не стоит.

– Хозяин – барин, – сказал Славик, потянувшись за очередным бутербродом. Тогда поешь чего-нибудь.

Николай покачал головой, при мысли о еде к горлу опять подкатила тошнота, но на сей раз удалось справиться с ней. Ему захотелось поскорее выбраться из этой квартиры и вдохнуть глоток свежего воздуха. Как Славик может с таким аппетитом жевать эти мерзкие вчерашние бутерброды?

– Домой пора сваливать.

– Вот и хорошо, а то у меня, понимаешь, дела с утра. Уже пора бежать.

Когда Доронькин закрывал за гостем входную дверь, его лицо выглядело озабоченным.

На улице стало легче. Легкий ветерок обдувал гудящую, как котел голову. Но это была не такая боль, от которой хотелось лезть на стенку. Он осторожно вертел головой из стороны в сторону, словно проверяя себя. Ничего, терпеть можно.

Летним августовским утром машин и пешеходов на улице было немного. Николай с наслаждением вдыхал прохладный воздух. Даже свитер стянул с себя и распахнул ворот рубашки. По мере того, как унималась боль, в голову лезли дурацкие мысли.

Пили они все наравне, так? Так, ответил себе. Может, только Костыль торопился. Но Костыль Першина не интересовал. Вадим и тот набрался под завязку, хотя с ним это случалось крайне редко. А Славик…

«Ну вот, водку не пьешь, женщинами не интересуешься, что ты на самом деле…» – Николай сейчас будто слышал его насмешливый голос. Доронькин набулькивал ему по полной, а сам только губы мочил. Почему?

Он даже споткнулся от этой мысли и обругал себя. Ну, кретин! Зачем Славику его спаивать? Нашел о чем думать. Пить надо меньше, тогда всякая ерунда в голову лезть не будет. Человек его приютил, на ночь у себя оставил, похмелиться предлагал, а он его в чем-то подозревает.

Вспомнив одутловатое лицо Доронькина, жующего засохший бутерброд, передернулся. И все-таки что-то странное было в поведении Доронькина.

Николай кусал губы. Может, зря он про монеты вчера заикнулся? Да нет, все нормально, никто ничего не понял. Спросил и спросил. Мало ли, о чем они весь вечер болтали?

Подходя к собственному дому, Першин почувствовал, как рубашка прилипла к спине от быстрой ходьбы. Захотелось поскорее встать под душ и освежиться. За свою жизнь он всего несколько раз засыпал в одежде. Сейчас было такое ощущение, словно его облили чем-то липким и вонючим.

С детства у него была особая восприимчивость к запахам. Николай сильно страдал от этого. Обоняние обострялось после принятия алкоголя.

Войдя в квартиру, он ещё в прихожей стянул джинсы и стал расстегивать рубашку. И тут почувствовал чужой запах. Приятный, легкий, еле уловимый аромат витал в помещении. Пахло женщиной, вернее, её духами. Странно, с этим запахом у него были связаны какие-то воспоминания, но вот какие именно, он не мог припомнить.

Николай в удивлении замер. Никаких женщин здесь давным-давно в помине не было.

Он заглянул сначала в свою комнату, потом в мамину. Естественно, нигде никого не обнаружил. Когда стоял на пороге материнской комнаты, показалось, что аромат духов здесь был концентрированнее, чем в других помещениях. Вздохнув, словно издеваясь над собственной глупостью, отправился под душ.

В шортах и легкой рубашке он сновал по кухне, готовя легкий завтрак. Теперь у него все будет по-другому, капли больше в рот не возьмет. Вода смыла усталость, освежила голову. Появилось желание немедленно сделать что-то хорошее, нужное и полезное. А ещё очень захотелось посмотреть на золотые монеты, взять их в руки, потрогать.

Николай пошел в мамину комнату. Открыв шкаф, он нашарил заветную коробочку. Вот она, здесь, на месте. Он открыл её.

Коробочка была на месте, но монет в ней не было.

Николай остановившимся взглядом смотрел на скомканный темный фланелевый лоскут. Онемевшими пальцами даже потряс его. Нету!

– Что же это? Как! – вырвалось у него.

Он сделал несколько шагов и рухнул на диван. Его стало трясти. Дикая боль в затылке пронзила насквозь, словно кто-то безжалостный ширнул длинной острой иглой.

– У-у-у! – застонал он и обхватил голову руками.

Мысли кипели в голове, как в готовом взорваться котле. В какой-то момент показалось, что сходит с ума. Не приснились же ему эти монеты?!

Он сидел, закрыв глаза. Что-то сместилось в сознании. Явь перемешивалась с причудливыми фантастическими видениями. Не было никаких монет, и клада Пимена тоже не существует. Выходит, у него действительно что-то не в порядке с головой и пора ложиться в клинику. Мистика, избыток воображения… Тогда, в далеком детстве, врачи вполголоса намекали матери и об этом.

– Спокойно, спокойно, – шепотом твердил себе, как молитву, простые слова.

Покой не приходил.

Стало нечем дышать, он рванул ворот рубашки. Удушье продолжалось. Неверными шагами Николай подошел к окну и распахнул створки. Господи, что же с ним творится?!

Он обвел глазами комнату. Взгляд скользил по иконостасу. Стоп!

Он автоматически зафиксировал едва приметный беспорядок на набожнике. Раньше иконы располагались по-другому. Сейчас расстояние между ними было значительно увеличено. Через мгновение понял, в чем дело. Не было любимой маминой иконы, которой она так дорожила. Исчез Николай Угодник!

Николай беспомощно оглядывался по сторонам, понимая бесполезность этого занятия. Он никогда ничего не трогал на иконостасе. Значит, это сделал кто-то другой. Тот, кто потом унес и монеты. Они существуют! И клад Пимена…

Резко прозвеневший звонок заставил его вздрогнуть.

Николай решительными шагами направился в прихожую. Теперь его не трясло. Он был удивительно спокоен и горел желанием действовать. Ничего, разберется, думал он. Теперь во всем разберется.

– Кто там? – громко спросил он.

– Открой, пожалуйста, – раздался удивительно знакомый голос. – Это я, Мила.

За порогом стояла бывшая жена Першина, Людмила Гусева. Красивая, элегантно одетая темноволосая женщина, которая всегда подавляла его своей волей и решительностью.

Едва открылась дверь, Николай сразу же уловил знакомый аромат, тот самый, что совсем недавно ощущался в прихожей и в комнате матери. Только сейчас запах был сильнее.

Першин замер.

– Может быть, ты пригласишь меня войти? – по-своему поняла замешательство бывшего мужа Людмила.

Он молча отстранился, пропуская её.

Людмила как хозяйка прошла на кухню и уселась на стул.

– Как живешь? – она оглядывала помещение. – А здесь, я смотрю, ничего не изменилось.

– А что здесь должно измениться? – хмуро спросил Николай.

– Ну, люди как-то обустраиваются, избавляются от старых вещей, стремятся к совершенству.

– Я не стремлюсь. Меня все устраивает, как есть.

– Ты совершенно не изменился, – капризно пожала она плечами.

– Скажи лучше, чему обязан твоему визиту?

– Да вот решила навестить, – Людмила, закинув ногу на ногу, стала покачивать изящной туфелькой. Чтобы не смотреть в глаза бывшему мужу, она внимательно разглядывала лакированный носок собственной туфли.

– Не понял. – Николай, проследив за её взглядом, поднял на неё глаза. – Не понял причины.

– А разве ты не рад меня видеть? – изумленно произнесла Мила. – Вот уж не думала… – Она обиженно поджала губы.

– Скажи, пожалуйста, – не отвечая на её вопрос, произнес Николай, – какими духами ты пользуешься?

От изумления Людмила вскочила со стула.

– Чего?

– Ну вот, теперь ты меня не понимаешь. Я спросил, как называются те духи, которые ты употребляешь, – медленно повторил Николай, не спуская с неё глаз.

– «Фиджи», французские духи «Фиджи». Я и раньше ими пользовалась, ты что, забыл? Может быть, объяснишь мне наконец, в чем дело?

Теперь от манерности Людмилы не осталось и следа. На Першина настороженно смотрели глаза тридцатипятилетней женщины, полные тревоги и недоумения.

– Объясню. Со временем.

Николай поднялся, достал из холодильника минеральную воду и набулькал себе в стакан.

– Тебе тоже? – спросил он.

– Нет, – резко ответила Мила.

– Как поживает муж-бизнесмен, к которому ты ушла от меня?

– Понятия не имею, – она старалась говорить высокомерно, но голос, выдавая её с головой, дрогнул.

– А что так?

– Это имеет какое-то значение для тебя?

– Наверное. Ты расспрашиваешь про мою жизнь, я – про твою. Это нормально.

– Может, и нормально, но ты не ответил ни на один мой вопрос.

– Не торопись.

Николая закурил.

– Как понял, ты снова поставила не на ту лошадку?

– К сожалению, – зло сказала Людмила. – Он оказался не тем человеком, за которого себя выдавал.

– И поэтому за неимение лучшего кандидата решила снова осчастливить меня своим вниманием? Так сказать, приземлиться на время на запасном аэродроме. Зачем? Неужели жулик-торгаш тебя даже приличной квартирой не обеспечил?

– Представь себе, нет. – Она плотно сжала губы. Инициатива разговора постоянно ускользала от нее, и с этим ничего нельзя было поделать.

– Вот как?

– Он обманул всех, обобрал своих акционеров и слинял за рубеж. На Петровке на эту гниду заведено уголовное дело. Меня несколько раз на допросы вызывали, интересовались, не поддерживаю ли я с ним связь. Какая связь! Подонок оставил меня совершенно без денег и прихватил те побрякушки, которые дарил мне.

Она заплакала. И сразу же её холеное лицо стало жалким и беспомощным. Исчезла высокомерная осанка, опустились плечи, сидевшая на стуле женщина прямо на глазах превращалась в обыкновенную тридцатипятилетнюю бабу, которая все ещё пытается держать хвост пистолетом. Это просто, когда рядом богатенький мужик, способный обеспечить, удовлетворить, предоставить… Тогда легко и весело шагать по жизни. А вот когда все приходится делать самой, и это не очень получается, тогда совсем другое дело.

– Да, хорошенькая история.

Першин покачал головой. Только сейчас он заметил, что Людмила заметно постарела и немного раздалась в теле. Полнота ей не шла, придавая всему облику что-то бабье.

– Тебе пришлось вернуться в квартиру родителей, отношения с которыми, насколько я помню, всегда были напряженными.

– Ты невыносим. Даже в этом не изменился и по-прежнему невозможен. – Ее лицо пошло красными пятнами. Слезы мгновенно высохли. Она потянулась за сигаретами. – Твоя страсть расставлять точки над «i» просто смешна. Не понимаю, за что тебя любила моя мать, она до сих пор считает наш развод ошибкой.

– Я тоже к своей теще всегда относился с уважением. Люда, – голос Николая был серьезен, – я не верю в совпадения. Тебя пытаются втянуть в очень нехорошую историю. Кто посоветовал навестить меня сегодня?

– Это так важно?

– Важнее, чем ты думаешь. Так кто?

Глаза Николая смотрели на неё в упор.

Людмила молчала.

– Хорошо, – он поднялся и взял её за руку. – Пошли.

– Куда? – слабо засопротивлялась она. – Куда ты меня тащишь?

Николай, крепко держа её за локоть, подвел к комнате матери и открыл дверь.

– Заходи, – приказал он.

Людмила шагнула за ним следом.

Они стояли возле иконостаса.

– Ой, – вырвалось у нее, – а где эта икона в золотом окладе?

– В позолоченном, – поправил Николай. – Оклад выполнен из позолоченного серебра.

– Какая разница! – фыркнула Людмила.

– Никакой. Теперь никакой, потому что икону украли.

– И ты, – она задохнулась от гнева, – ты думаешь, что я в этом замешана?

– Не думаю, – он устало вздохнул. – Уже не думаю.

Людмила от ярости закусила полные губы.

– Вот мерзавец, надо же, – от негодования она сжала кулаки. – Подумать только, кругом одни мерзавцы! И ты тоже хорош, – накинулась она на бывшего мужа. – Сказать про меня такое!

– Так кто тебе посоветовал навестить меня? – не обращая внимания на выкрики, спокойно спросил Николай.

– Доронькин, – тихо произнесла Людмила.

Першин уже догадывался, какой будет ответ, но все равно удивился. – Ты с ним встречалась?

– Да, – кивнула она и тут же спохватилась. – То есть нет, не встречалась. Он позвонил.

– Он знает номер телефона твоих родителей?

– Ну, знает, а что здесь такого? Я давно ему номер давала. Не подозревала, что он его сохранил.

– Когда Доронькин позвонил?

– На этой неделе.

– А поточнее?

Она наморщилась.

– Сегодня суббота, значит, в среду. Я удивилась, думаю, с чего бы это? Про все расспросил. Когда рассказала, что меня муженек кинул, не удивился. Даже показалось, что знает про это. Сюсюкал, это он умеет: Милочка то, Милочка се. Я опешила: с чего бы такое внимание? Потом на тебя разговор перевел, сказал, что вот, мол, живет мужик один, мается, навестила бы, дескать. А я… Да чего там! – она махнула рукой. – Славик сказал, что в пятницу вы, как всегда, у него собираетесь, в субботу ты должен быть дома. Такого мне напел, что я уши развесила.

– Понятно. И между делом попросил, чтобы не рассказывала мне о вашем разговоре, так?

– Да.

Николай в волнении грыз ноготь большого пальца. Спохватившись, спрятал руки за спину.

– И что теперь будешь делать? – Людмила с тревогой следила за ним.

– Разберусь.

– Ведь это очень дорогая икона, да?

– Наверное, но дело даже не в этом. Доронькин сильно пожалеет, если не вернет икону на место.

Мила улыбнулась.

– Знаешь, я, кажется, ошиблась, когда сказала, что ты совершенно не изменился. Изменился, и ещё как! Раньше ты был, – она запнулась, подбирая нужное слово.

– Как тряпка, – договорил за неё Николай.

– Нет, но… – Она смешалась. – В общем, да. Сейчас я тебя не узнаю. Вроде бы все по-прежнему, но это не так. Таким я тебя не знала.

Людмила с удивлением и любопытством рассматривала бывшего мужа, словно сегодня увидела его впервые. На нем были одеты выцветшие шорты и старенькая, кое-где даже заштопанная рубашка. Все это было далеко от её представления о настоящем мужике, но… В нем присутствовали внутренняя сила и напор. Это ощущалось даже на расстоянии. И этого мужика она считала неудачником? Видно, крепко что-то напутала в жизни, если не рассмотрела, не оценила, не поняла…

– Если бы ты был таким раньше, – тихо произнесла она.

В комнате повисло неловкое молчание.

– Мила, – Николай никогда не называл её Милой, но в этот момент переступил через себя. – Давай не будем повторять старых ошибок. Ладно? Мы оба сыты этим по горло. Зачем портить свою жизнь? Я не тот человек, который тебе нужен, и никогда не смогу им быть.

– Наверное, ты прав, просто так хреново сейчас, что за соломинку хватаешься. Извини.

– У меня к тебе огромная просьба, если Славик вдруг позвонит, скажи, что не была у меня.

– Поняла.

Она направилась к двери, но у порога обернулась.

– Забыла сказать. На днях Вадима Ладынина видела. По-моему, он процветает.

Николай замер.

– Ладынина? Вы о чем-то говорили?

– Да так, ни о чем особенном. Вадим возвращался с политической тусовки, был немного пьян и необыкновенно разговорчив. Намеки какие-то странные делал, я даже не поняла, что он имел в виду. А про тебя сказал, что живешь один.

Николай переваривал услышанное. Его приятель ни словом не обмолвился об этой встрече.

Людмила исчезла, оставив после себя легкий запах все тех же французских духов.

После её ухода Першин кружил и кружил по комнате. До малейших мелочей вспоминал вчерашний вечер. Кто из этих троих: Доронькин, Ладынин или Костыль, – неотступно думал он. Подумав, вычеркнул Шигина. Хотя…

Николай яростно кусал пересохшие губы. Вот тебе и расслабился, перекинулся в картишки. Он сцепил пальцы. Да, крупно его вчера облапошили! Все происходящее стало напоминать очередную партию в преферанс. За столом по-прежнему четверо игроков: Доронькин, Ладынин, Костыль и он, Николай Першин. Кто-то из этой троицы набрал себе одних козырей, а ему скинул плохую карту. Так не пойдет, господа! Кто-то тасовал, как хотел, колоду, зная наперед все его ходы.

«Посмотри в карты соседа, в свои всегда успеешь», – казалось, наглый голос Славика звучал где-то здесь, совсем рядом.

И все-таки что-то здесь было не так. Доронькин только с виду нагл и напорист, на самом деле при серьезной опасности он трусит, как заяц. На икону у него давно глаза горели. Не продаешь? Значит, буду действовать иначе.

Допустим, он организовал похищение Николая Угодника, пока Першин резался в карты. Запутывая следы, устроил так, чтобы Людочка здесь появилась. Дескать, пока с бывшей супружницей разберется, пока то, да се, время уйдет. Да и кто знает, чем эта разборка может закончиться… Николай ведь кто в его понятии? Тряпка и тюфяк, из которого любая баба веревки вить может.

В этих действиях просматривался почерк Славика. В конце-концов Доронькин мог даже предположить, что Першин не сразу заметит пропажу иконы, особенно если напустить на него бывшую жену. Но зачем нужно было брать монеты?!

Выстроенная версия трещала по швам. Николай пытался представить себя на месте Славика. Тот – вовсе не дурак, человек он осторожный и ничего не делает без подстраховки. А здесь что получается? Неувязка. Кражу иконы можно сразу не заметить, но пропажу монет… Не похоже это на осторожного Доронькина, совсем не похоже. Здесь явно не сходились концы с концами.

Мысли Першина путались, противоречили одна другой. Разобраться в этом клубке было невозможно. И все-таки без Славика здесь не обошлось, сделал вывод Николай. Только вот куда с этим выводом податься? Если предположить, что в деле участвовал Ладынин, то…

Николай затряс головой. Просчитать действия Вадима было не по зубам.

Появилось ощущение, будто что-то он здесь пропустил, недоучел. Очень важное, что не принял во внимание. А без этого выиграть предстоящую партию было невозможно.