Текст книги "Ловушка для дураков"

Автор книги: Татьяна Моспан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Светлана из Чебоксар. Через неделю исполнится восемнадцать лет. Срок наказания – пять лет лишения свободы. Три с половиной года провела в рязанской воспитательной колонии.

– После совершеннолетия вы переведете ее во взрослую? – спросила Лена.

– Нет, – покачала головой начальница. – Если теперь перевести ее во взрослую колонию, то выйдет она оттуда неизвестно кем. В таких случаях разрешается держать воспитанницу до конца срока в детской ВТК.

Лена все время чувствовала себя неловко, как будто нарушает какие-то законы, не понимает чего-то. Сама себе сказала спасибо, что хватило ума не ехать сюда в легкомысленном платье, которое смотрелось бы нелепо, а переодеться в брючный костюм. Ей казалось, что все, с кем она сталкивается здесь, изучают ее, просвечивают насквозь.

Знакомясь с уголовным делом, она разглядывала фотографию осужденной: фас, профиль. Детское припухлое лицо. Когда осудили, ей было четырнадцать с половиной лет, сейчас восемнадцать.

– Ее история похожа на другие, разве что в деталях отличается, сказала подполковник.

Казалось, она и не смотрела в сторону журналистки, но ее слова предвосхитили вопрос Калининой. Профессионалы, куда ей с ними тягаться, здесь такая психология, что никакому экстрасенсу не снилась.

– Сейчас ее приведут, за ней пошли. Я могу оставить вас наедине.

– Не надо, – вырвалось у Лены.

Как потом оказалось, она интуитивно сделала верный ход.

Начальница удивилась.

– Первый раз такое слышу. Обычно бывает наоборот, журналисты обязательно хотят побеседовать с осужденной один на один, думают, услышат что-то такое, особенное, а ведь этих девочек не так просто разговорить.

Светлану осудили за изнасилование. Ее подружка гуляла с парнем, потом этот парень стал ухаживать за другой. Девчонки решили отомстить сопернице. Инициатором была Светлана, она всегда верховодила.

Девчонку, отбившую парня, заманили в лес на прогулку. Та пошла с ними, ни о чем не подозревая. Перед этим Светлана и ее приятельница подбили трех знакомых парней подойти в условленное место, обещая хорошее развлечение.

А дальше... Когда обманутая девчонка поняла, что попала в западню, она стала плакать и просить, чтобы ее отпустили, но у ребят уже загорелись глаза. Они сорвали с нее одежду, а потом стали насиловать по очереди.

Светлана, махнув водки, держала ее за волосы и смеялась. Издевательства над обезумевшей от страха девчонкой продолжались долго. Ее щипали, пинали, заставляли совершать половой акт в извращенной форме. Когда вся кодла притомилась, ее отпустили. Она лежала голая на холодной земле, а они пили водку и хохотали, глядя на беспомощное тело.

– Что бы еще такое с ней сделать? – пьяно икнул один из парней.

– Шишек ей надо в ..изду натолкать, – заржал другой.

В результате изнасилования психика потерпевшей была нарушена.

Лена читала дело, переворачивала страницы, и у нее волосы вставали дыбом. Одно дело, когда пробегаешь короткие сообщения в газетах: убили, изнасиловали, – и другое, когда перед тобой том уголовного дела, где конкретно перечислено: что, как, когда. Где все подробно зафиксировано и названо своими именами. А через несколько минут человек, который все это совершил, появится перед тобой.

Все, хватит, решила журналистка, пора заниматься чем-то другим. Нервы ни к черту.

Она взглянула на женщину-подполковника, которая наблюдала за ней.

– Вы не устаете от своей работы? – вырвалось у Калининой.

Та спросила вместо ответа:

– Вы впервые приехали в колонию?

– Нет, была в Можайской на выездном брифинге. Организованное мероприятие, нас, журналистов, и близко не подпустили к отбывающим наказание.

– Понятно. С делом ознакомились, думаете, наверное, как можно с такими, как Светлана, проводить какую-то работу, они – нелюди, их надо уничтожать.

Лена смутилась.

– Я так не думаю.

– Думаете, я по вашим глазам вижу. Вы поговорите с ней, ее сейчас приведут. Некоторые из тех, кто оказался здесь, при другой жизненной ситуации могли бы стать вполне нормальными членами общества. Воспитанницы наши разные, и судьбы есть такие, что врагу не пожелаешь. Ее сюда привезли, девчонка взрослая, а она о личной гигиене, извините, только здесь и узнала. Добра ни от кого не видела. Малолетка, таскали ее по подвалам и чердакам, да мать-пьяница, как подросла, стала своему сожителю подкладывать. Мы удивляемся, как же так, девушка, а помогала ребятам свою ровесницу насиловать. Знаете, бывают совершенно дикие случаи. Ее самою в такой извращенной форме пытали и насиловали, что и представить себе страшно. Она озлобляется, происходит психологический надлом, пусть, думает, и другим достанется.

Начальница замолчала, а потом заговорила опять:

– Недавно был дикий случай. В живом уголке, – там у нас птицы, рыбки, цветов много, – завели петуха. Сначала невзрачный, тощий был Петя, а потом отъелся, подрос, по утрам всех будил. И красивый стал, хвост распушит, хоть на выставку. Девчонки к нему привыкли, он к ним тоже, доверчивый, из рук корм брал. Так вот, нашлась одна... подполковник поморщилась, как от боли, – садистка. Воткнула уму кол в задний проход. – Она помедлила и закончила, не дожидаясь Лениного вопроса. – Ее перевели в другую колонию, иначе бы здесь растерзали.

Калинина молчала.

– Многие из тех, кто побывал у вас, возвращаются обратно?

– Рецидив есть. Некоторые, не скрывая, говорят, что, как только выйдут отсюда, сразу подадутся на заработки. Не наелись еще досыта легкой жизни. У тех дорожка известная.

– А Светлана?

– У нее нелегкая судьба, но, думаю, что она не вернется сюда никогда.

Беседа со Светланой давалась Лене с трудом. Вопрос – короткий ответ. Обо всем более подробно изложено в деле. Разговорить девушку было невозможно. Помогла присутствующая здесь начальница, без ее участия разговор вообще не получился бы. Контролер, надзиратель, сама начальница колонии были для отбывающих наказание своими, теми людьми, которые хорошо знают и понимают их нужды. Их можно любить, ненавидеть, но они все равно были своими. Их объединяла воспитательно-трудовая колония. Лена была чужой, как и любой человек, появившийся оттуда, с воли. Только теперь она поняла, что имела в виду подполковник, когда говорила, как нелегко найти общий язык с осужденной за преступление.

Лене вдруг стало неудобно. Какое она имеет право ковыряться в чужой беде? Потому что профессия такая?.. А этой Светлане плевать на ее профессию. Если бы она дерзила, задиралась, было бы легче. Но она лишь односложно отвечала на вопросы журналистки, и на лице ее было написано: слушай, что ты в душу лезешь, приехала, фря этакая, и смотришь на меня, как на нечисть, которую надо уничтожать. Ты по одну сторону, я по другую. И не суйся ко мне ни с сочувствием, ни с советами, ни с жалостью. А злости у меня и своей на семерых хватит. И лучше бы ты меня не трогала, не мутила душу.

В конце беседы Лена спросила:

– Вас никто не обижает?

– Меня? – изумилась Светлана. – Меня – нет. Обижают слабых, а я сильная.

Неподвижные и отстраненные от всего глаза девушки вспыхнули огнем. В них отразилась боль и еще что-то, что было не понять. У дверей она остановилась и, взглянув на Лену, сказала:

– Выйду, сюда больше не вернусь.

Неслышно в комнату вошла надзирательница.

– Она сначала наотрез отказалась беседовать. Уперлась и ни в какую, твердит одно: журналист из Москвы приехал, будет во всем этом ковыряться... Лишь когда я сказала, что это не мужчина, а женщина, женщина-журналистка, она согласилась.

В Москву Лена возвращалась в той же компании, с которой приехала в Рязань.

– Леночка, что такая грустная? – весело спросил у нее один из попутчиков.

– Место невеселое, – пробормотала Лена, забиваясь на заднее сиденье.

Говорить ни с кем не хотелось. Сколько боли и несчастья вокруг... Сегодня она близко-близко подошла к чужой беде и заглянула ей в глаза.

– Место, говорят, красивое, где ВТК расположена, на самом берегу Оки.

– Да? А я и не заметила, – ответила Лена.

Перед глазами встала женщина-часовой на контрольном пункте и табличка: "Входить не более 3-х человек".

На душе сделалось тяжело и муторно, как будто это не Светлану, а ее, Лену Калинину, повела по коридорам контролер. От тюрьмы и от сумы не зарекайся... Сегодня она очень остро почувствовала значение этих слов. Собственные беды и неприятности показались ей пустяками, через которые легко перешагнуть.

Она продолжала думать о том, что увидела. И о том, чего не увидела, – тоже. Большой процент осужденных в воспитательно-трудовых колониях потенциальные клиенты психиатрических лечебниц. Многие из тех, кто отбывает срок, – дебилы. О порядках и законах, которые существуют в среде воспитанниц, не принято говорить вслух. Многие из девчонок образуют "семейные" пары и живут друг с другом, как муж с женой. Контролер, интересная тридцатилетняя женщина с жестким волевым лицом, сказала, что она, стоит войти в автобус, по глазам может определить, кто имел срок.

– Почему? – пыталась выяснить Лена, но та в ответ лишь пожала плечами.

– Это невозможно объяснить.

Лена, находясь под впечатлением увиденного, безразлично смотрела на дорогу.

– Нет, Леночка, – начал опять донимать ее неугомонный мужик, который доставал по дороге в Рязань, – вам надо нервную систему закалять. Очерк-то хоть получится, а то, может, мы вас зря возили?

– Получится.

– Вот и хорошо. Советую принять. – Он вытащил бутылку и щелкнул по ней пальцем. – Годится? Как рукой снимет.

– Годится. – Лена глотала водку и думала о том, какой нелегкий у нее хлеб.

Прошло много времени, но и теперь она вспоминала иногда выражение глаз Светланы и пугливые взгляды других девчонок, которых видела, когда ее водили по территории.

Профессия сталкивала с людьми, встречи с которыми запоминались надолго и оставляли след в душе.

Завотделом Игнат, прочитав материал про колонию, скроил недовольное лицо.

– Могла бы покруче, подробностей про изнасилование побольше, чтоб обыватель вздрогнул, – повторил он любимое выражение главного.

– Покруче с изнасилованием – поезжай сам, – взбеленилась Лена.

– Да я ничего, нормально все, – тут же пошел на попятную завотделом.

– А действительно, – стала подковыривать его Лена. – Ты у нас парень видный, тебе любая не то что душу, все, что попросишь, обнажит. Поезжай, Игнаша.

– Ага, – ухмыльнулся Игнат. – Как же, разбежались. Они, говорят, мужиков терпеть не могут.

– Ну тогда, извини, – развела руками Лена и прищурилась: – А ты закоси под лесбиянца.

– Ну и шутки у тебя, – мгновенно обиделся Игнат.

Главному очерк понравился, а редакционные матроны скривились: психологии много.

Игнат заступился за Лену и свой отдел:

– То вам крови много, то психологии, – зло буркнул он. – Не умеешь сам – научи другого.

Началась обычная редакционная свара, и Лена успокоилась: жизнь продолжается.

Новое задание было интересным. Сделать очерк или целую серию о проститутках-малолетках.

– С предыдущей твоей темой перекликается, – напутствовал ее главный.

И Лена впряглась в работу.

Сегодня она договорилась встретиться с одной из своих будущих героинь в зале ожидания Ярославского вокзала.

Она, занятая своими мыслями, шагала по дорожке, ведущей от дома к метро и не заметила, что параллельно с ней по проезжей части улицы медленно движется "джип". За рулем автомобиля сидел крепко сбитый мужчина кавказской национальности. Рядом с ним на переднем сиденье находилась пассажирка, полная женщина в роскошной норковой шубе и с пучком темных волос на затылке.

Дама в шубе сделала знак рукой водителю, и "джип" остановился.

– Эй, погоди, – услышала Лена за своей спиной и обернулась.

Пассажирка "джипа" приветливо махала ей рукой.

– Погоди, говорю.

Удивленная Лена остановилась, она не понимала, почему эта женщина обращается к ней.

– Я вас слушаю, – начала она, и вдруг внутри у нее протянуло нехорошим холодком.

Калинина узнала окликнувшую ее даму, она совсем недавно видела ее. Только тогда та была в домашнем халате, растрепанная и заплаканная, и причитала, как над покойником, сидя на полу гостиной в арбатском особняке, где руоповцы производили обыск. Это была разведенная жена Газиева, против которого возбудили уголовное дело. Сейчас ее темные глаза впились в Лену.

– Вижу, узнала. – Женщина говорила с заметным акцентом.

– В чем дело? – Калинина взяла себя в руки.

– А вот в чем, дорогая. Ты свидетелем идешь по уголовному делу. Откажись.

Лена разозлилась. Испуг прошел.

– Пошла ты, знаешь куда...

– Не горячись, молодая еще. Помирать молодой плохо будет.

– Ты мне угрожаешь?

Лицо восточной женщины было непроницаемо.

– Кто тебе угрожает? – спросила она, не повышая голоса. – Я с тобой просто разговариваю. В свидетели идти не надо, – терпеливо повторила она, потом повернулась назад и окликнула водителя.

"Джип" медленно тронулся с места с открытой дверцей. Дама, подобрав полы шубы, мигом втиснулась в салон на переднее сиденье.

Машина тут же взревела и рванула с места, обдав растерявшуюся журналистку вонючими выхлопными газами.

Когда она пришла в себя, "джипа" и след простыл. Номера она, конечно, не запомнила.

Лена стояла на тротуаре, не зная, что делать дальше. Она почувствовала сильную усталость. Взглянула на часы. Если не поторопится, сорвется встреча на Ярославском вокзале. Она вздохнула и направилась к метро.

Всю дорогу думала не о предстоящем разговоре, а о том, что делать дальше. До сих пор случались неприятности, связанные с работой, ей и раньше угрожали, но все это пустяки по сравнению с тем, что произошло теперь. Серьезная дама, и угроза тоже серьезная. Они знают ее адрес, если возле самого дома караулили. Это Елене не понравилось больше всего. Было над чем задуматься.

Доехав до станции метро Комсомольская, она немного успокоилась.

О малолетних проститутках писали много. Сейчас никого ничем не удивишь. Собирая материал, она выяснила интересную деталь. Одна из малолеток, обретавшаяся по вокзалам, под большим секретом сообщила ей, что ходит среди них страшный слушок про некую Сусанну, которая снимает девочек для богатых клиентов. Красивых выбирает и тут же увозит на иномарке. А потом те девчонки, как в воду канули. Никаких следов. Последний раз двоих увезла. Одна из них – Людка Петрова из Клина, она Наташей себя называла, была подружкой этой самой девицы, которую удалось разговорить Лене.

– Особняк, говорила, за городом, шептала малолетка, боязливо оглядываясь по сторонам.

– А тебя что же не взяли? – спросила Лена.

– Я некрасивая, кожа да кости, пью много, а Людка хоть и худая, да ладненькая, все при ней. Знаешь, как мужики на нее заглядывались? Увезли уже давно на темно-синей иномарке, и ни слуху, ни духу. Неспроста это...

– Так, может, твоя Людмила денег заработала и в Клин махнула?

– Нет, – затрясла головой девчонка, – Людка не такая. Если сказала, что меня не бросит и вернется, значит, правда. А в Клину что ей делать? Отчим – сука, на нее залезть хотел, еле отбилась. Она обещала без меня никуда не уезжать.

Лена нашла плохо одетую девчонку в зале ожидания Ярославского вокзала. О Людке Петровой ничего не было известно.

– Боюсь я... – В глазах малолетки застыл ужас. – Пропала девка. И я скоро пропаду...

Глава 24

Людка Петрова, услышав звонок в дверь, вытерла мокрые руки о кухонное полотенце, – она возилась на кухне, – и неслышно подошла к двери.

Ее уже не пугали случайные звонки в дверь. Она заглянула в круглый глазок и поджала губы. Опять эта баба приперлась!

Перед дверью стояла соседка по лестничной площадке. Людка даже знала, как ее зовут. Элла, Элла Семенова, иногда ее называли Элеонора.

И чего ходит, чего шляется без конца? – с гневом думала девушка. Третий раз уже приходит, хорошо, Вадима дома нет.

Красивая... Она несколько раз видела эту даму из окна. Идет, головы не повернет, одета, как королева, налитое тело, ухоженное лицо. Сейчас стоит в халатике, из которого сиськи выскакивают. Людка безошибочно определила цель визита Элеоноры.

– Перебьешься, – тихонько произнесла она, прикрывая дверной глазок. – И не подумаю Вадиму про тебя рассказывать.

Она вздохнула. Никогда у нее не будет такого красивого тела, она по сравнению с этой телкой, как цыпленок. Людмила лукаво улыбнулась и тряхнула волосами. Ну и что? У нее есть Саша Грабнев, который с нее пылинки готов сдувать. И Вадим. Вадим, как брат. Она не хочет, чтобы он связывался с пышнотелой секс-бомбой. Эту красавицу насквозь видно. Хищница. От таких баб мужику только неприятности наживать. А Вадим добрый и доверчивый, с бабами так нельзя.

Людка по-взрослому, так делала ее бабушка, подперла голову ладошкой и призадумалась.

Она слышала, как хлопнула дверь у соседки, и усмехнулась. Зря, мадам, топчешься, Вадика тебе не видать, как своих ушей.

Она снова, напевая, занялась домашней работой. Некоторые женщины это занятие терпеть не могут, а Людмиле нравится. Вспоминая холодные вокзалы, когда скиталась в поисках заработка, она поежилась. Как там ее товарка поживает, может, совсем спилась и пропала?.. Девчонка она неплохая, душевная, только вспыльчивая очень и водки много пила. Повидаться бы с ней...

На глазах у Людмилы показались слезы. Говорила ведь ей, не пей, да что толку! Всякую дрянь жрать будешь, тогда уж точно не выберешься из этого дерьма. Людка закрыла лицо руками, перед глазами встала страшная картина, когда они с Машкой валялись на холодном полу в карцере Сусанны.

Господи! Она размашисто перекрестилась. Уже несколько раз собиралась рассказать обо всем Вадиму и Саше, но всякий раз что-то останавливало ее. Она по-прежнему боялась. Страх накатывал неожиданно, и тогда она забивалась в угол дивана и сидела, сжавшись в комочек и тупо уставясь в никуда.

Она боялась такого состояния. В последнее время на нее накатывало лишь во сне.

Людка решительно поднялась.

– Чего нюни распустила? – прикрикнула на себя. – Так и будешь всю жизнь дрожать, как осиновый листок?

Она, проявляя характер, собралась сегодня первый раз выйти на улицу. В магазин спуститься надо, Вадим на самом деле не нянька, чтобы с ней возиться, как с маленькой.

Она накинула на красивый длинный свитер, который сама связала, верхнюю одежду – куртку Вадима. Сидельников давно тянул ее в магазин, чтобы купить что-нибудь из одежды, но Людка отказывалась.

– Потом, потом, – ругался Вадим. – Ну и черт с тобой, сиди так, если нравится. В конце концов пусть Сашка о тебе заботится. Я, как дурак, из лучших побуждений хотел, стараюсь для нее. Чего мне, спрашивается надо? Другой бабе только намекни насчет покупки, мигом соберется, а ты...

Вадим сердился, но быстро отходил.

– Вадимчик, пойдем на этой неделе, ладно? – шебетала Людка. – Мне и так неудобно... Я пока твои старые джинсы на себя переделала, ты не против?

– Не против, все равно выбрасывать, они мне малы. – Вадим сокрушенно качал головой. – Люда, с такой щепетильностью не проживешь. Ты очень не современная. Нынешние девицы на ходу подметки отрывают, а ты сказать стесняешься. Я ведь не знаю, что тебе нужно. У бабья тряпок всегда полно, вы без этого не можете.

– Мне не надо, – серьезно сказала она. – Куда его девать? Мы с бабушкой всегда скромно жили.

Людка, разговаривая, поставила на стол тарелку с овсяным печеньем, которое напекла сама.

– Попробуй, если понравится, еще сделаю.

Вадим захрустел свежеподжаренным печеньем. Вкуснотища! Не сравнится с готовым.

– Тоже бабушка научила?

– Нет. Рецепт на коробке с овсянкой есть. Все очень просто.

Вадим, перестав жевать, удивленно посмотрел на молодую хозяйку.

– Хорошо голова соображает, молодец. Думаю, на итальянскую дубленку ты уже заработала.

– Дорого, – ахнула Людка.

– Ничего, – усмехнулся Вадим. – Грабнев добавит. А то кормишь нас тут, понимаешь, поишь...

Сейчас она собиралась в магазин за продуктами и напевала понравившуюся песенку: "Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо..."

Когда спускалась на лифте, опять почему-то вспомнилась Элеонора. И чего она взъелась на соседку? Приходила, значит, дело какое-то было. Ладно, вздохнула Людмила, расскажет она Вадиму сегодня про эту красотку. Пусть сам разбирается.

Дверцы лифта автоматически распахнулись, и она увидела здорового парня, стоявшего на лестничной площадке.

Он посторонился, пропуская ее. Что-то знакомое показалось ей в его фигуре.

Парень, не глядя на девчонку, шагнул в освободившуюся кабинку, и тут Людмила его окончательно узнала.

Это он приезжал в загородный особняк! Они с Машкой называли его верзилой. Он нажрался до чертиков, а потом насиловал ее и Машку по очереди на глазах у пьяной Сусанны, которая держала Машку за волосы, чтобы не дергалась, а ей, Людмиле, приказала...

Не-ет! Людка, помертвев, схватилась рукой за перила, чтобы не упасть.

Она застыла на месте. Дверцы лифта закрылись, и кабина поползла наверх. Девушка, как завороженная, следила за электрическим табло, на котором фиксировалось продвижение лифта. Огонек замер на двенадцатом этаже, там была квартира Вадима.

Людка замотала головой, не понимая, что происходит. Этот кошмар, который она пережила в загородном особняке, будет преследовать ее всю жизнь. А может, она сходит с ума?..

Перед глазами вспыхивали сцены, одна страшнее другой. Эти скоты не стеснялись девчонок, и она помнила каждое слово, сказанное при ней.

...– Только у тебя и можно оторваться по-настоящему. Девки на мой вкус хлипковатые, но в этом тоже что-то есть. Я привык, чтобы сиськи во какие были, – показывал верзила, – а тут подержаться не за что. Как бы она того, копыта подо мной не откинула. – Он хлопал потерявшую сознание Машку по щекам.

– Не бойся, не сдохнет раньше времени. – Сусанна сгребла Машку в охапку. – Вторая покрепче будет. – Она пихнула к верзиле голую Людмилу. – Развлекайся, не буду мешать. Надоест, позовешь.

Счастливица Машка! Людмила была рада потерять сознание, но, как ни старалась, ничего не получалось. Она помнила все, что этот пьяный подонок вытворял с ней. Он был еще противнее и злее подручных хозяина. Она не могла сопротивляться, гнев Сусанны был страшнее. Домоуправительница подносила дымящуюся сигарету к самому лицу и, наблюдая, как у девчонки от ужаса глаза ползут на лоб, кривила рот в страшной ухмылке: смотри у меня, тварь, шкуру попорчу. У Людки было несколько сигаретных ожогов на спине...

Верзила, прибывший в загородный особняк на отдых, насиловал ее несколько часов подряд, ненадолго отвлекаясь, чтобы приложиться к бутылке. Даже во время недолгих перерывов он не отпускал Людку, она находилась тут же в комнате, приткнувшись на диване.

Потом пришел хозяин, его боялась сама Сусанна. Они разговаривали при девчонке.

– Не сдаст? – гость кивнул на Людку. – Она вроде не в отключке.

– Кому? – удивился хозяин особняка. – Разве что самому господу Богу.

Она слышала весь разговор. Сначала верзила хвастался, как они завалили какую-то бабу и насиловали ее всей кодлой.

– Хорош бабец был, в самом соку. Отодрали по полной программе.

– Проститутка?

– Нет, – хохотнул верзила.

– Темнишь ты что-то...

– Темню? – пьяно вскинулся гость. – Тебе Сусанна кого хочешь привезет, а мне, может, тоже охота. Нет, такая телка... – Он опять закатил глаза. – Мои молодцы на ней часа три качались, а потом пинком под задницу. Ты бы видел ее, на карачках выползала.

Людка заметила, что хозяин очень внимательно слушал парня.

– И кто же это такая? – невзначай поинтересовался он.

– Да служит в какой-то фирме, мы ее у самой конторы сняли. Элеонорой зовут, – рыгнул верзила и тут же, спохватившись, окрысился: – А тебе зачем знать?

Сейчас Людка вспомнила весь тот разговор в подробностях, внутри у нее похолодело.

Элеонора! Элла, значит, – стукнуло в висок. А соседку тоже Элеонора зовут. И этот парень, который был гостем в загородном особняке, появился сейчас здесь и вышел на двенадцатом этаже... Людка широко открыла глаза. Господи Боже мой, там живет Элеонора, соседка Вадима! – вскрикнула она и зажала рот рукой.

Ее стало трясти от страха.

Парень, которого Людка Петрова называла верзилой, был Митяй Худобин. Он тоже обратил внимание на хорошенькую блондинку. Пока поднимался наверх, пытался вспомнить, где он встречал эту девчонку. Лицо вроде знакомое. Он силился, напрягал память, но не мог сосредоточиться. Его голова была занята другим делом. И чего она так испугалась, когда его увидела? Он самодовольно ухмыльнулся. Вид у него такой, телок в дрожь вгоняет.

Людмила услышала, как загудел вызванный кем-то лифт, и бросилась вон из подъезда.

Что делать? Какая же она дура! Теперь она ругала себя за то, что не рассказала ничего раньше Вадиму или Сашке. А как расскажешь? У нее все внутри опускалось, когда представляла себе, как будет объяснять все то, что с ней происходило. Она в загородный особняк по своей воле поехала, силком никто не гнал. Запуталась она совсем...

Людмила растерянно стояла у подъезда, ноги словно приросли к асфальту. Голова кружилась. Она закрыла глаза , и тут же перед ней всплыла ненавистная харя верзилы. Как его звали? Она пыталась припомнить имя и не могла. Она слышала один раз, что его как-то называли при ней. Это было в тот день, когда Сусанна заставила глотать таблетки, после которых на некоторое время выключилось сознание. Тогда она думала, что ей никогда не пригодится имя хозяина, и его гостя. Дни были сочтены. Жить оставалось недолго, до тех пор, пока пьяная Сусанна не взялась за них с Машкой по-настоящему.

Людка содрогнулась, и в этот момент ее озарило. Она вспомнила, как звали хозяина особняка. Хорь! Лишь один раз слышала, как Сусанна спьяну бормотала: Хорь убьет, хозяин... Она обрадовалась, удача подхлестнула ее. Думай, думай, – приказала себе. Как же зовут этого, верзилу? Она терла ноющий висок. Нет, не помнит, выпало из головы.

Людмила продолжала стоять возле подъезда. Ее невидящие глаза были пусты. Вдруг она почувствовала, как внутри нее что-то громко застучало. Это колотило сердце. Время! Чего она ждет, идиотка? Пока этот верзила не вышел и не наткнулся на нее опять?

Она рванула прочь. Сзади громыхнула дверь подъезда. Поздно! В последнюю секунду Людка сообразила метнуться за старую телефонную будку, стоявшую на тротуаре, и прижалась к ней дрожащим телом.

Верзила, выйдя из подъезда, внимательно посмотрел по сторонам. Его глаза, обшаривая все вокруг, искали девчонку, на которую он наткнулся в подъезде. Где же все-таки он ее видел? Мысли, как жернова, тяжело ворочались в голове. Он шкурой чувствовал, что эта встреча таила в себе опасность. Если он глянет на нее еще раз, то обязательно вспомнит. Он настырно крутил головой, но девчонки нигде не было. Пора уходить, сигналило изнутри, но он медлил. Зыркнул в сторону телефонной будки, и в этот момент из подъезда выбежала собака, мощный шар-пей песочного цвета, следом за которым торопился хозяин. Парень сплюнул и, развернувшись, быстро зашагал по тротуару.

Людка, осторожно выглянув из-за телефонной будки, видела, как его широкая спина исчезла за углом дома.

Он узнал ее, точно узнал, она уже не сомневалась в этом. Надо было что-то делать, а не торчать здесь у всех на виду. Зачем он приходил сюда?

Как пьяная она вошла в подъезд и поднялась на двенадцатый этаж. Подойдя к квартире Вадима, она оглянулась и увидела, что крайняя соседская дверь была приоткрыта. Здесь жила Элеонора.

Неведомая сила потянула туда Людку. Она, не соображая, что делает, подчиняясь этой силе, шагнула в открытую дверь.

Элеонора полулежала в кресле. Ее обмякшее тело безвольно наклонилось набок. Руки неестественно вывернулись назад. Но не это было самое страшное. На халатике молодой женщины, которую совсем недавно рассматривала в дверной глазок Людка, расплылось кровавое пятно. Она была убита выстрелом в сердце.

Лицо мертвой соседки обезобразила гримаса. Оно безмолвно взирало на Людмилу, пугало и предостерегало ее. Сейчас оно уже не казалось красивым.

Людка, открыв рот, смотрела на страшную картину. Она не могла отвести глаз от трупа. Она видела убийцу, он узнал ее. Теперь очередь за ней.

Она бросилась прочь.

Глава 25

Беглов смотрел на картины, которые привезли Гребень и Вадим. Семь полотен мастеров. Среди них была акварель Серова, о которой рассказывала Валерия. Он прочитал дарственную надпись на обратной стороне: Дарье Стрелецкой. Все так оно и есть.

Артем вспомнил, что Валерия рассказывала о картине. Действительно, светлые легкие краски создавали хорошее настроение. Он вздохнул. Наверное, бабка Стрелецкой неплохо разбиралась в живописи.

Беглова зацепил за душу портрет старика с тревожными глазами.

Он оторвался от созерцания полотен и взглянул на своих ребят. Гребень с Вадимом скромно сидели в сторонке.

– Чисто сработали? – спросил Артем.

– Без вопросов. – Гребень смотрел на картины. – Это что, на самом деле ценные вещи?

– Да, Саша, очень, – медленно произнес Беглов. Его лицо прорезала жесткая вертикальная морщина.

– Артем Семенович, – обратился к шефу молчавший Вадим, – там сундучок пустой со сломанным запором валялся в комнате...

– Где он сейчас? – вскинул глаза Артем.

– Я прихватил с собой, в машине лежит.

Гребень усмехнулся.

– Да там старья всякого, если разгрести, на два музея хлама хватит.

Вадим быстро вернулся с сундучком и поставил его перед Бегловым. Тот взял старую вещь в руки и стал со всех сторон оглядывать ее. Так вот, значит, где захоронка Павла Креста была, которая потом Тихарю досталась. Он всматривался в потемневшее от времени нутро сундука-ларца, которое долго хранило свои богатства. Если провести экспертизу, то профессионалы точно определят, что скрывалось внутри. Артем знал это и без экспертов. Золото, драгоценности, монеты царской чеканки. Мирзоян не зря своему дяде вопросы про золотишко задавал.

Гребень, прикусив губу, посмотрел на Сидельникова. До него наконец дошло назначение старинной вещи. А он, кретин, еще Вадима высмеивал. Беглов прав, хватка у него есть, а вот сообразительности порой не хватает. Вадим сразу смекнул, что к чему.

Парни, не нарушая молчания, следили за Артемом. Он опустил сундучок на стол.

– А не соскочит армянин с этим добром за рубеж? – не выдержал Гребень.

– Теперь от нас на соскочит, – усмехнулся Артем и поднял голову. – Посмотреть хочется, что внутри было?

– Хочется, – признался Гребень. – Столько времени душу мотали, что... – Он запнулся. – Брошь из квартиры Тихаря тоже оттуда?

– Оттуда.

Артем не сомневался в том, что рассчитал все правильно. Обнаруженный в доме на Дружбе пустой сундучок-ларец – подтверждение тому. Они уже дышали в затылок Мирзояну, шли по его следам. Значит, он, Беглов, оказался прав, хотя в эту историю трудно было поверить.

Тихарь, завладев сокровищами своего учителя и наставника, не выполнил его воли, не передал наследство дочери Креста. Почему? На этот вопрос мог ответить только покойный Тихарев. Перед смертью он решил исправить свою ошибку. Он рассказывает все врачу, который присутствует при его кончине. Это был Ашот Мирзоян. Он завещает ему часть сокровищ и просит взамен об услуге: позвонить Артему Беглову и сообщить некоторые сведения. Лекарь взял клад, схороненный в тайнике, и заметался, обалдев от всего происходящего. Артем не мог знать всего того, что он думал, но, если поехал в Рыбинск, значит, решил исполнить волю покойного и отдать часть драгоценностей наследнице Креста.