Текст книги "Приют одинокого слона, или Чешские каникулы"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Как он мог так поступить с нами? – продолжала сквозь слезы взывать к высшей справедливости Лида. – Кто дал ему право? Да, пусть мы плохие, но кто  позволил ему?..

– Да прекрати ты! – оборвал ее Макс. – Кто позволил, кто позволил. Сам он себе позволил. А точнее, мысами ему позволили. Помните, мужики, я говорил про говно, которое имеет свойства бумеранга? Вот он, бумеранг, тук-тук в окошко. Откройте, люди добрые!

– Ты еще закон кармы вспомни! – окрысилась Лида. – Что за дидактика пошлая! Не сотворите, чада мои, греха, а не то вернется проклятье на весь род ваш до седьмого колена! Так что ли?

– Ты не согласна?

– Да пошел ты!

– Вот и пошел. И ты пошла. И все мы. В Приют Одинокого Слона.

– Заткнитесь все! – рявкнул Миша, и от неожиданности все действительно замолчали.

Замолчали и за следующие несколько часов не сказали друг другу ни слова. Молча вскипятили воду в камине, молча позавтракали и расселись по углам, настороженно поглядывая друг на друга. Словно на вокзале сидели и поезд ждали, изо всех сил напрягая слух: не зашумит ли вдалеке.

Дрова давно прогорели, зола просыпалась вниз. И оттуда шло ровное усыпляющее тепло, действия которого, впрочем, хватало максимум на полметра. Вадим поплотнее запахнулся в куртку и подтянул матрас ближе к решетке. Усаживаясь, он украдкой оглядел... сокамерников? Внезапно всплывшее из глубин слово неприятно оцарапало. Допустим, в прямом смысле они сидеть в одной камере, конечно, не будут. Но атмосфера в холле мало чем отличалась от тюремной.

Миша с Лидой сидели на диване, максимально отодвинувшись друг от руга и глядя в разные стороны. Макс, развалившись в кресле, запрокинул голову и закрыл глаза. Оксана свернулась клубком в другом кресле и сосредоточенно разглядывала сломанный ноготь.

А думают-то все об одном, как пить дать!

Что касается Вадима, то он никак не мог отогнать совершенно отвратительную картину. Оксану арестовывают и сажают в чешскую тюрьму. А потом переправляют уже в российскую. Экстрадируют то есть. А он, пряча глаза, ищет ей адвоката. Почему-то ему упорно представлялось, что Оксану побреют наголо и оденут в полосатую робу. Почему-то все, с чем он столько раз сталкивался по работе, никак не хотело стыковаться с любимым человеком, и в голову лезла всякая чушь.

Короче, картина представлялась просто отвратительная. И даже более отвратительная, чем если бы на месте арестанта он представил себя.

Чтобы отогнать ее, Вадим попытался вообразить себе арест Макса или Лиды, но никак не получалось. Только Оксана – и он сам.

Чем больше он думал обо всем, сопоставлял и пытался анализировать, тем отчетливее выходило: Генку убила Оксана. Хочешь верь, хочешь не верь. Зачем? Он ведь так и не узнал, что за тайны у нее были. Как все выстраивается! Ушла сразу же после Генки, времени у нее было достаточно. Потом его, Вадима, позвала. А потом – кто сказал, что никакой это не несчастный случай? Пыталась от себя подозрения отвести? Все равно ведь рано или поздно это стало бы ясно. Сама вызвалась пойти в Генкину комнату – искать Лоре наркотик. Нашла дневник, спрятала, вырвала страницы о себе. А ведь могла и тогдазабрать, сразу же. Ведь Генка даже фразу не дописал. Но почему же положила в бар? А Лора? Могла она ее?.. Чтобы та ничего не смогла рассказать – ведь говорила же, что слышала Ксанин разговор с Генкой.

Господи! Он ничего не понимал и чувствовал, что наваливается какая-то душная черная паника. Что же делать? Надо что-то придумать! Как-то выкрутиться. Только не отдавать им Оксанку. Но тогда... кто-то другой? Вместо нее?

Вадим чуть не застонал от бессильного отчаяния и вскочил с матраса. Что-то делать – лишь бы не сидеть вот так и не сходить с ума в ожидании. Макс открыл глаза и вопросительно посмотрел на него. И тут какая-то неясная еще мысль одним глазком выглянула из подсознания.

– Сквозняк, говоришь? – пробормотал он. – Макс, ты сказал, что на подоконнике был сугроб, который мог получиться только от сквозняка. А Лидка объяснила это тем, что открывала окно посмотреть на горы.

– Ну и что? – вскинулась Лида.

– Да то, что ваша комната с другой стороны! И никто даже ухом не моргнул. Ведь если ты его и открывала, сквозняка все равно не получилось. Ксан, ты открывала окно?

– Нет, – равнодушно отозвалась Оксана.

– Пойду-ка я слона поищу, – ему было уже все равно что делать.

– Утонешь.

– Ну и пусть.

Вадим быстро оделся, нашел в подвале лопату и вышел на крыльцо. Глаза слепило так, что потекли слезы, и он уже не сдерживал их. Быстро раскидал снег с крыльца. Дальше было хуже. Сугробы почти доставали до окон – то есть метра полтора снега. Надо было рыть траншею. А чтобы добраться до Генкиного окна – сначала пройти вдоль всей стены и свернуть за угол. Нет, безнадежное предприятие. Куда уж там слона искать.

Он повернул было обратно и тут услышал звук, которого так ждал и боялся – где-то за поворотом ревел мотор. Рев услышали и в доме: на крыльцо высыпали Макс и Лида, за ними показался Миша. Вадим как-то отстраненно заметил, что Оксана осталась в доме.

Странного вида оранжевый снегоочиститель медленно полз по тому месту, где еще два дня назад была дорога, и оставлял побоку огромные снежные кучи. Сзади телепался темно-синий микроавтобус.

– Дождались... – вздохнула Лида.

– Сейчас нам мало не покажется, – поддакнул Макс.

Снегоочиститель басовито рявкнул гудком для приветствия и пополз выше, а фургон затормозил напротив дома. Из него вышли двое полицейских и двое в штатском и начали совещаться, глядя на засыпанный снегом двор и кое-где торчащие из-под снега прутья ограды. Полицейские вытащили из багажника два больших листа фанеры и, очень ловко переставляя их, как в эстафете, перебрались через ограду. Через несколько минут они уже были у крыльца.

– Guten Morgen, – поздоровался Вадим. – Wir haben noch... eine tot Mann. Eine Leiche 16.

– Млувте... Говорите по-русски. Я понимаю, – высоким, каким-то бабьим голосом, с сильным акцентом сказал старший из полицейских, маленький и грузный, с усами, напоминающими вытертую зубную щетку. – Разговор только... не есть хороший, да?

Вадим вспомнил, словно молния сверкнула: «Мой папахен работал в странном заведении под названием “Дом советской науки и культуры”, да?». От этой привычки вставлять после каждой фразы, а то и в середине вопросительное «да» Генка избавился только через год после их знакомства, если не больше.

Полицейский огляделся, сказал что-то своему напарнику, светловолосому и голубоглазому, на вид типичному немцу. Тот вытащил рацию и стал туда что-то нашептывать.

– Надо... почистить тут. Скоро приедут, да? – объяснил старший. – Мы в дом пойдем.

Двое штатских снежную преграду форсировать не рискнули и забрались обратно в автобус. Проследив взгляд Вадима, старший пояснил:

– Это есть врач. Эксперт, да? И пан... консульский презен... представител.

Олег Попов с детства считал себя неудачником. Да и как может быть иначе с таким именем и фамилией – спасибо родителям! Да лучше бы уж назвали Акакием или Пафнутием. Никто и никогда не воспринимал его всерьез. И кличка у него была, разумеется, Клоун. Все школьные годы и в университете тоже. Впрочем, и внешность тоже соответствовала: маленький, полный, жесткие, но негустые волосы торчат во все стороны, не подвластные ни расческе, ни парикмахерским ножницам. Круглые маленькие глазки, мягкие толстые губы. И даже нос – как назло! – картошкой.

Жизнь шла вопреки желаниям, словно сама по себе, не слушая ни возражений, ни упреков. Годы щелкали, как костяшки на счетах, а сальдо все равно было не в его пользу. Хотя другие этого не понимали и умудрялись даже завидовать. Чему?!

В 83-ом родители притащили его в Прагу – отец работал в торгпредстве. Можно подумать, кто-то спрашивал, хочет он этого или нет. Возможность остаться в Питере с бабушкой даже не рассматривалась. Мрачный город, словно один огромный персонаж Кафки – Олег никак не мог понять туристов, поливающих восторженными слюнями булыжные мостовые. Тесная полутемная квартира, похожая на швейную шкатулку, мебель с инвентарными номерами. Он всегда был брезглив, а предыдущие жильцы держали в квартире кошку и собаку.

Школа – это была отдельная песня. Есть такое расхожее выражение, что Питер – сноб, а Москва – жлоб. Советская средняя школа при посольстве СССР в ЧССР, по его – снобскому! – мнению, была просто квинтэссенцией московского жлобства. В то время ленинградцы за границей были если не диковинкой, то, по крайней мере, редкостью. В школе их было всего несколько. Учителя тоже были поголовно из Москвы. Олег до сих пор вспоминал, как «русалка» пыталась заставить его говорить «булошная» и «дожжик». Что касается уровня, то он был лишь немного выше уровня вспомогательной школы, потому что упор делался на многочисленных иностранцев.

Все два года он был сам по себе, ни с кем особо не дружил, разве что с соседом по парте, чехом Миланом, общался и незаметно для себя научился довольно сносно болтать по-чешски. Впрочем, языки ему легко давались. А больше – ничего. Хотел в университет на английское отделение поступить, но отец уломал не чешское: это проще, а то ведь вечное пугало абитуриента, армия, не дремлет! Ох, как не хотелось! Но в армию не хотелось еще больше.

Короче, вечно его вело не туда. Не туда, куда хотелось. Даже когда начал в МИДе работать, так и тянуло все бросить, уволиться. Но тогда уже у него была Зина, которая спала и видела как бы за границу уехать. А за какую за границу? Правильно, в Чехию ненаглядную. Здрасьте, давно не виделись! И вот сидит второй год, протирает штаны шестым помощником седьмого заместителя. Бумажки с места на место перекладывает. Если какая работа черная и противная – вся ему достается. Трупы, например. Как сейчас. Москвичи – они для такого слишком нежны и деликатны.

Ничего, хмыкнул Олег, сидя в полицейском фургоне и глядя на полузанесенный снегом коттедж, скоро все изменится, не все коту масленица, будет и нам.

Сейчас он по-быстрому разберется с этой фигней, оформит бумаги и до отправки тела в Прагу успеет на денек смотаться на Снежку. Кристинка, старший референт, уехала туда кататься на лыжах, на все праздники. А Зинка, кобра толстая, следит за ним в две пары очков – свои и на капюшоне. Да и без нее шпионов хватает. Можно подумать, у людей за границей других развлечений нет, только друг за другом подглядывать да подслушивать. А так – никто и знать не будет, что он поедет к Кристине. Лыжи там можно на прокат взять.

Вот ведь нет худа без добра. Выпало дежурить на праздники. Проклял все на свете. 1-го труп привалил, да еще за тридевять земель. Несчастный, видите ли, случай. Какие только маты он в кучу не сложил, пока не сообразил, что это от Снежки в двух шагах.

Савченко, Савченко... Знакомая фамилия какая-то. Ладно, поглядим. Только бы поскорее снег раскидали, чтобы засветло управиться и уехать.

Через полчаса появился грузовичок с бравыми ребятами, которые довольно-таки споро расчистили тропку от ворот до крыльца. Все это время Вадим пытался беседовать с полицейским на смеси русского, немецкого и чешского, но очень скоро выяснилось, что у того не только «разговор не есть хороший», но и понимание хромает. Второй и вовсе сидел молча, разглядывая потихоньку всю компанию. Решили ждать консульского работника. Между делом полицейские поднялись наверх, посмотрели на трупы, покачали головой, языками пощелкали и, видимо, сделали определенные выводы, потому что смотреть стали уже строже.

– Здравствуйте! – сухо кивнул консульский, маленький забавный толстячок в ярко-голубой куртке с капюшоном. – Я – сотрудник российского консульства, Попов Олег Георгиевич.

Макс сдавленно хрюкнул. Попов сжал челюсти, от чего его толстые, гладко выбритые щеки как-то странно перекосило.

– Не вижу ничего юмористического, – сквозь зубы процедил он. – Пан капитан, – кивок в сторону старшего полицейского, – сказал, что это убийство и самоубийство. Или даже два убийства. Картина вырисовывается достаточно скверная.

Олег был зол до крайности. Уже одного упоминания о втором трупе было достаточно, чтобы понять: все мечты о поездке к любовнице накрылись медным тазом. Это уже не несчастный случай, все так быстро не спихнешь. Пока все осмотрят, пока тела отправят в криминальный морг. Кстати, куда? В Либерец или ближе где-нибудь есть? Может, посольство вмешается? Да нет, вряд ли, не тот масштаб. Значит, придется ждать, пока идет предварительное следствие, возиться с этими уродами. А потом кого-нибудь из них наверняка арестуют...

Он чуть не захныкал. Все как всегда! Опять попадалово. А он-то уже Кристинке позвонил: жди, мол, скоро, дорогая, и мы помчим с тобой с горы... Да, как же!

К тому же на тропинке Олег умудрился поскользнуться и сильно растянул ногу в лодыжке. Злость плескалась и поднималась все выше, ее густые испарения клубились над плешивой макушкой. Хотелось сделать что-нибудь очень гадкое, но он никак не мог придумать, что именно.

Тогда он позвонил в Прагу Зине и сказал, что задержится. На сколько – не знает. Но надолго. Если не верит, пусть звонит на работу. Там подтвердят, что он сидит в какой-то сраной дыре с двумя жмурами, а не катается на лыжах с любовницей. Что она ответила, Олег не понял: в телефоне квакало и хрюкало. Ничего не поделаешь, горы, зона неуверенного приема. Впрочем, не очень-то и хотелось.

– Пожалуйста, сообщите мне координаты родственников, – сухо потребовал он, присаживаясь к столу и доставая папку с бумагами. – Мы должны сообщить им. Надо выяснить, приедут ли они за телом, смогут ли оплатить расходы. Сами понимаете, гроб, цинк, ящик деревянный, транспортировка.

– А если некому приехать? – спросила миниатюрная, совсем как Кристина, шатенка.

– Некому, никто не захочет или никто не сможет? – сухо уточнил Олег. – Это разные вещи. В последнем случае возможны варианты. Если причины объективные.

         – А если необъективные?

         – Если необъективные? Зароют где-нибудь. За казенный счет.

– У Лоры... У Ларисы Бельской родственников нет, – ответил тот самый противный парень с пропитой рожей и бегающими глазками, который позволил себе повеселиться над его именем и фамилией. – Мы жили вместе. Я все оплачу...

– Официально не женаты? – бесцеремонно прервал его Олег. – Я правильно понял?

– Правильно.

– Нужно ваше письменное обязательство оплатить расходы и сопровождать тело. Если, конечно, вас не арестуют.

– Что вы такое... – захлебнулся возмущением парень, назвавшийся Максимом Костиным.

– А что, это невозможно? – Олег отложил ручку и посмотрел на него в упор. – Или вы можете доказать, что абсолютно здесь ни при чем?

– А чего это, собственно, я должен доказывать? – завелся с пол-оборота Костин. – А как насчет прем... презупции невиновности?

– Вот когда протрезвеете настолько, чтобы можно было правильно выговаривать слова, тогда и можно будет думать о презумпции невиновности. Между прочим, состояние алкогольного опьянения относится к отягчающим обстоятельствам.

Олег, в обязанности которого никоим образом не входило ничего, кроме оформления бумаг, намеренно вел себя, как следователь по особо важным делам, срывая на этих пятерых малоприятных типах свое раздражение. Впрочем, разве один из них не является убийцей?

– Что насчет Савченко? Кстати, как его имя-отчество?

– Геннадий Петрович.

– Геннадий Петрович? – озадаченно переспросил Олег. – Из Петербурга? Скажите, вы не знаете случайно, он в Праге раньше не жил? В школе здесь не учился?

– Совершенно случайно жил и учился, – ответил второй парень, русоволосый, с красиво вылепленными чертами – такие лица называют породистыми. Он сидел на диване рядом с шатенкой. – А что?

– Ничего, – буркнул Олег. – Я его, кажется, знаю. То есть знал.

И так уже мерзкое, настроение испортилось окончательно. Савченко он действительно знал. Так, шапочно, потому что учился на два класса старше. Но тот тоже был питерский, а это было ой как важно. Земляки, что тут сказать. Эти, правда, тоже земляки...

Сверху спустился эксперт, маленький сухощавый человечек в очках с металлической оправой. Пожевав губами, он сказал полицейским пару слов и вышел. Вслед за ним вынесли два черных мешка. Лида сдавленно всхлипнула и отвернулась.

Их уже опросили – и всех вместе, и по одиночке. Олег Попов исправно выполнял обязанности переводчика, что ему явно не нравилось. Вадим подумал, что этот консульский клерк почему-то их сразу возненавидел – всех, оптом. Может, потому что знал Генку?

Еще когда их допрашивали всех вместе, Вадим заметил, что никто даже словом не обмолвился о дневнике. Он посмотрел по сторонам. Тетради нигде не было видно. Она лежала на каминной полке – это он помнил точно. Между часами и расписной тарелкой. Когда пришла его очередь выйти на кухню, где капитан и Попов организовали «пытошную», Вадим лихорадочно пытался сообразить: говорить о дневнике или нет. Лишний камень в Оксанин огород. Вроде, и не доказательство, а все равно – неприятно.

Он как мог пытался ее выгородить. Пытался представить себе, что она наняла его адвокатом. Но эмоции мешали. Кажется, он делал это так неуклюже, что вышло только хуже: капитан задавал все больше и больше вопросов именно об Оксане. Да и что, собственно, он мог сделать? Сколько она была одна? Сорок минут? Вот и весь сказ. Даже если он с пеной у рта будет это отрицать, остальные все равно подтвердят.

Вошел второй полицейский и что-то шепнул капитану на ухо. Тот повернулся к Вадиму:

– Слона нет.

– Как? – не понял Вадим.

Капитан быстро заговорил по-чешски. Попов перевел:

– Под окном Савченко снег расчистили. Никакого слона там нет.

– Куда же он делся?

– Nevim. То есть не знаю. А он был вообще, а?

Вадим закрыл глаза. Он знал, где слон. Сугроб на подоконнике. Сквозняк... Но зачем, зачем?.. Только бы они не догадались.

Но они догадались. Сначала перевернули вверх дном весь дом, а потом начали разгребать снег под всеми окнами. И нашли. Под их с Оксаной окнами. Как он и думал.

– От так! – ухмыльнулся Макс, по-змеиному глядя на Оксану. – Ну, Ксюша, что скажешь?

– Ничего не скажу. Я его не выбрасывала. Если бы это была я, то вряд ли стала бы выбрасывать его из своего окна. Я что, совсем дура?

– А дневничок Генкин...

– Замолчи! – шепотом оборвала его Лида, настороженно глядя на Попова, но тот о чем-то беседовал с капитаном и, похоже, ничего не услышал.

Правильно сделал, что ничего не сказал про дневник, подумал Вадим. Похоже, остальные поступили так же.

– Собирайте вещи, – обсудив что-то с полицейскими, приказал Попов. – Пятнадцать минут на сборы. Деньги есть?

– Крон мало, а доллары есть, – за всех ответил Миша. – Впрочем, тоже не особенно много.

– Ничего, мы вас в самой дешевой гостинице поселим, – обнадежил Попов. – Дня на три-четыре. А там видно будет. Обратные билеты на 7-ое?

– На 8-ое.

– Будем надеяться, они успеют разобраться, кто прав, а кто виноват. Хотя кое-какие соображения у меня уже появились.

– А вы разве имеете отношение к следствию? – возмутился Вадим. Этот нахальный клоун активно действовал ему на нервы.

– Формально – нет. Но поскольку я представляю здесь ваши интересы...

– А нельзя ли пригласить кого-нибудь из посольства?

– Жирно будет. Вы же не шпионы. И не дипломаты. Будет посольство всякой ерундой заниматься. И будьте добры, прекратите болтовню. Не задерживайте полицейских. Дом будет опечатан. До тех пор, пока не найдутся наследники. Или не найдутся. Вы не в курсе, кто может ему наследовать?

Все пятеро ошарашенно молчали.

С ума сойти! До какой же степени они были потрясены тем, что Генка пригласил их в качестве своих потенциальных убийц, что совсем упустили этот момент. Ведь пятеро из них – а теперь даже четверо! – должны получить какое-то наследство. Что он там говорил про этот дом? «У меня ведь из родственников только отец остался, да и тот в Штатах живет. Мы с ним не общаемся. Может быть, вам завещаю. В долевую собственность».

Ох, как они правы были, что ничего про дневник не сказали. Тысячу раз правы. Вот вам и еще один мотив. Попробуй докажи, что они ничего не знали. Одно дела шантаж, аффект – и совсем другое, когда вполне корыстный мотив. Впрочем, это все только отсрочка. Разумеется, они свяжутся с Питером, найдут Генкиного адвоката, нотариуса – и дело в шляпе. Наверняка ведь он все подготовил – и завещание в том числе.

А может, кто-то из них действительно знал – и старательно прикидывался?..

Гостиница, в которой их поселили, на самом деле была из дешевых. Маленькая, тесная и неуютная. Но все же это было лучше, чем тюремная камера. Пусть даже чешская.

Лиду и Оксану поселили в двухместном номере на первом этаже, Вадиму, Мише и Максу на троих досталась семейная комната на втором – под самой крышей. Большая двуспальная кровать и детская кушетка, с которой даже у Макса свешивались ноги. Он попытался было устроить скандал и потребовать отдельный номер, но Попов (который один поселился во вполне приличных апартаментах) посоветовал поберечь деньги. Да и нервы заодно. Тот же самый Попов посоветовал им из гостиницы далеко не уходить, потому что в любой момент они могут понадобиться.

Да и куда там было идти! Пока собрались, пока доехали, пока в гостинице устроились – начало темнеть. Но самое главное – в гостинице было тепло! И светло. Там даже телевизор стоял в холле. И ресторан – если, конечно, можно было назвать этим гордым именем столовую на шесть столиков. Впрочем, барная стойка выглядела вполне пристойно, набор бутылок впечатлял, а на пятачке рядом с ней вечером устраивали нечто похожее на танцы.

Лида просидела полчаса в душе, а после ужина сразу завалилась в постель. За весь день Миша к ней даже не подошел ни разу. Все свои вещи сложил в отдельный чемодан, в машине сел подальше от нее. И даже в ресторане ел за другим столиком.

– Не хочешь с нами в баре посидеть? – спросила на всякий случай Оксана.

– Нет – глухо донеслось из-под одеяла.

Вадим сидел в холле и листал журнал.

– Где ребята? – спросила Оксана и взяла его под руку.

– Мишка в номере, а Макс уже в баре. Он еще до ужина начал разгоняться.

Они сели у стойки на мягкие, обитые кожей табуреты. Вадим заказал пиво себе, «отвертку» Оксане. Макс сидел чуть поодаль и клевал носом над бокалом с чем-то коричневым – то ли коньяком, то ли виски. Под потолком колыхались пласты табачного дыма, из ресторана пахло тушеной капустой с тмином. Динамики хрипло надрывались какой-то писклявой чешской попсой, под которую на скрипучем паркете вяло топтались несколько тинэйджеров. Бармен то лениво полировал салфеткой сверкающую кофеварку, то переставлял бутылки на полках.

Черное крепкое пиво неожиданно ударило в голову. Может, в этом был виноват голодный желудок – весь день почти ничего не ели, да и ужин Вадим только поковырял, – а может, потому что прошел первый шок, когда можно пить много, быстро и совершенно не пьянея.

Из действительности начали выпадать куски, из фраз – слова. Он смотрел на Оксану, и то ему казалась, что она рядом, то она вдруг начинала стремительно куда-то удаляться, исчезала, быть может, навсегда. И снова появлялась. Макс спал, положив голову на скрещенные руки. Только подростки по-прежнему топтались под ту же самую – или очень похожую – музыку.

– Pivo? – кивнул бармен на его пустую кружку.

– Ano 17, – точно так же кивнул Вадим.

В это время Оксана опять начала исчезать, и Вадим в страхе схватил ее за руку.

– Ксан, не уходи, останься со мной, – просил он.

– Я здесь, дурачок, – она погладила его по голове. – Я никуда не ухожу.

Он говорил о чем-то – много и несвязно, путаясь в словах. О чем? Вряд ли и сам сознавал это.

Какой-то мужчина вошел из холла, ленивой походкой приблизился к стойке, перебросился парой слов с барменом и повернулся, разглядывая танцующих. Свет падал из-за его спины, и лицо оставалось в тени. Но Вадиму вдруг показалось, что это... Генка. Рост, фигура, волосы... Он сглотнул сухой колючий комок.

Мужчина пошевелился, и страшное сходство пропало. Вадим с трудом перевел дух.

– Послушай, Оксана, – неуверенно начал он. – Я вот что думаю... Может, все-таки лучше было бы признаться?

– Ты так думаешь? – Оксана намотала на палец прядь каштановых волос, разглядела седой волосок, выдернула.

– Не знаю. Но, может, лучше не ждать?

– Ты так думаешь? – повторила она, пристально рассматривая седой волос.

– Все равно ведь все выплывет.

– Наверно, ты прав. Наверно, лучше не ждать, – каким-то безжизненным голосом согласилась Оксана, разрывая волос на две части.

– Если бы мы были дома, я бы, конечно, так не говорил, – с неожиданным жаром начал вдруг доказывать Вадим. – Я бы сказал: давай уедем куда-нибудь, пока еще не поздно. Давай достанем другие документы. Уедем за границу. Но здесь... Мы заложники. Мы никуда не можем уехать. Куда? Пешком через границу? По горам? Ни денег, ни документов – кроме своих.

– Да, – механически кивала Оксана, – да. Ты совершенно прав.

– Лешка поможет. Если не сам, то найдет другого хорошего адвоката. Все будет нормально. Много не дадут. Учтут, что Генка был болен, что он сам этого хотел, что он нас провоцировал, шантажировал...

– Как? – возразила Оксана. – Как поймут? Ведь дневник пропал. Его никто не видел после того, как ты вышел искать слона.

– Я его не брал!

– Хорошо, хорошо, – поспешила согласиться Оксана. – Это не ты. Кто-то другой. Но признаться все равно надо. Все подтвердят, что он нас              шантажировал. И вскрытие покажет, что у него рак. Ничего, все как-нибудь образуется. Ведь жизнь на этом не кончится, да?

Теперь уже она говорила торопливо, жарко. Куда только девалась вялая безразличность? Ее глаза лихорадочно блестели, руки механически двигали по стойке стакан.

– Ксан, ну зачем, зачем? – застонал Вадим, сжав ладонями виски. – Неужели это стоило того? Неужели нельзя было зубы сцепить, перетерпеть?

– Я... не знаю, – запнулась Оксана и допила остатки коктейля. – Наверно, можно было. Но... не получилось. Ведь так?

– Наверно, – пожал плечами Вадим. – Теперь еще наследство это...

Оксана чуть заметно вздрогнула и уставилась в пустой бокал.

– А где Макс? – спросила она.

Вадим перевел взгляд и увидел, что за стойкой, кроме них с Оксаной, никого. И когда он только успел уйти? Они даже не заметили, что его нет.

– Ты не знаешь, где тут туалет?

– Вон там, у выхода, – махнул рукой Вадим. – Пошли, мне тоже надо.

Визг.

Визг, от которого хочется присесть, зажмуриться и крепко зажать уши. Похожий на тупой бурав. На бормашину. На железо по стеклу.

Сначала Вадим никак не мог сообразить, откуда он доносится. И только когда увидел, куда бегут люди, понял.

Лида сидела на кровати, закрыв глаза, сжав кулаки, и  продолжала визжать.

– Да замолчи ты! – появившийся неведомо откуда Миша тряхнул ее за плечи.

С гримасой то ли отвращения, то ли глубокого презрения в комнату заглянул Олег Попов.

– Кто-то хотел меня задушить, – пряча глаза, пробормотала Лида.

– Рассказывайте! – устало вздохнул Попов.

Вадим не понял, то ли он предложил Лиде рассказать, что произошло, то ли это были насмешка и недоверие: хватит, мол, врать!

– Я уже засыпала, – все так же глядя в пол, заговорила Лида. – Кто-то вошел. И начал меня душить.

Попов повернулся к портье и что-то спросил у него. Тот отчаянно затряс головой.

– Он никого не видел. То есть мимо него в это крыло никто не проходил.

– Может, он отошел? Ну, хоть ненадолго? – предположил Вадим.

Выслушав вопрос, портье припомнил, что да, минут пять его на месте все-таки не было. Но это было... да, минут пятнадцать назад. Без десяти одиннадцать он поднялся на второй этаж, потому что пани из десятого номера позвонила и попросила еще одно одеяло. А горничная работает только днем.

– Ну и куда же этот фигов душитель делся? – мрачно поинтересовался Попов. – Мимо портье он обратно не проходил. На окнах решетки. Получается, он здесь?

Оксана, Вадим, Макс и Миша посмотрели друг на друга. Попов медленно переводил взгляд с одного на другого.

– Ну? – наконец спросил он.

– Что? – наивно распахнул глаза Макс. И икнул.

– Я был в туалете, – пояснил Вадим. – Услышал... визг. И прибежал.

– Я тоже, – кивнула Оксана.

– Я был наверху, в комнате. Потом спустился и сидел в холле, – Миша нервно сглотнул слюну и облизнул губы.

– А вы?

– Я? – удивленно переспросил Макс и снова икнул. – Я курил на крыльце.

– Господи, да как можно столько пить? – в пустоту спросила Оксана, но пустота ответила голосом Макса:

– В малых дозах можно пить в неограниченном количестве.

– Кретин!

– Хватит! – рявкнул Попов. – Я немедленно свяжусь с капитаном. Пусть разбирается, кто из вас кого тут душит. Может быть, у него найдется для каждого из вас по свободной камере.

Капитан появился через полчаса. В его усах застряли крошки крутого яичного желтка. Высокий голос звучал крайне недовольно. Попов переводил – с точно такой же недовольной интонацией.

– Короче, если вы, дамочка, не сочиняете... – он попытался сделать заключение, но Лида запальчиво его перебила:

– А зачем мне это нужно, по-вашему?

– А я почем знаю? Может, показалось спросонья, а может, хотите к себе внимание привлечь. Или же таким образом отвлечь от себя подозрения.

– Что-о?! – задохнулась от возмущения Лида.

– Да то-о, – передразнил ее Попов. – Раз на меня напали, значит, убийца не я и лошадь не моя. Так вот, если вы не сочиняете, значит, это был кто-то из ваших... друзей. Кому вы еще на фиг нужны!

– Как вы разговариваете! – возмутилась Оксана.

– Ах, какие нежности при нашей бедности! – выпятил губу Попов. – А вы на меня жалобу напишите.

Он повернулся к капитану и быстро заговорил по-чешски. Тот согласно закивал, потом сказал по-русски «Спокойной ночи» и ушел.

– Куда это он? – захлопал глазами Макс. – За наручниками?

– Домой поехал. Баиньки, – пояснил Попов. – Чего и вам желаю.

– А как же я? – вскинулась Лида.

– Да никак. Ложитесь спать. Будем считать, что ничего не было. Не усложняйте себе жизнь. Еще больше. Оно вам надо?

– А если он снова?.. Если он вернется?

– Ну... Вас же теперь двое.

– А если это... была она? – Лида бесцеремонно ткнула пальцем в Оксану. – Придушит меня, а потом сделает вид, что так и было.

– Chvilku 18! – он повернулся к портье и что-то сказал ему. Портье вышел и тут же вернулся с ключом. – А теперь ваш ключик, пожалуйста.

– Зачем? – удивилась Оксана.

– Давайте, давайте. Вот, все видели? – Попов продемонстрировал оба ключа всем находящимся в номере. – Сейчас я девушек закрою с той стороны и оба ключа заберу с собой. Если вас, мадам, – поклон в сторону Лиды, – завтра найдут без признаков жизни, то всем сразу станет ясно. Либо вас лишила жизни ваша прелестная соседка, либо... Либо это был я. Потому что вы меня достали! – рявкнул он.