Текст книги "Путешествие с дикими гусями (СИ)"

Автор книги: Татьяна Русуберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Детская мода. Дания

Вылетел я из офиса со скоростью ракеты земля-воздух. Санта лично отволок меня в школу, где уже просиживали штаны прочие мотыльковцы. Очевидно, шел урок информатики. Паренек немногим старше прилипших к экранам учеников, пытался объяснить только что слезшим с пальмы, как работает емейл. Санта тихо сказал учителю несколько слов, от которых у бедняги вытянулась и так лошадиная физиономия, и свалил. Как ни в чем не бывало, я уселся на свободное место.

Румыны, делившие один компьютер, покосились на меня, перешептываясь. Но сидели они далеко, так что я не стал заморачиваться и открыл гугль, изображая активность. Учитель помаячил немного за спиной и убедившись, что странный новенький не собирается смотреть порно, отвял. Скучать мне было некогда. Первым делом я залез в карты, набрал Gribskov Center. Фигасе! До ближайшей станции электрички отсюда пилить два километра – лесом. Это ж прямо ссылка, Магадан, в натуре! Может, сюда хоть автобусы ходят? Непохоже, я вроде не видел по пути никакого знака остановки. Во попал!

Так, какие у нас тут города поблизости? Блин, не города, а деревни в пять домов... О! Копенгаген не так далеко, наверняка можно добраться на электричке. Это было бы круто. Интересно, а нас как, выпускают с территории? Колючей проволоки я пока вокруг не обнаружил. Или вместо нее лес с волками? Типа, кого съели – мы не виноваты.

Я лениво потыкал в странички с фотографиями датской столицы. Ну допустим, съезжу я туда, и что? Что я вообще собираюсь делать дальше? Раньше у меня не было времени над этим задумываться. Жил одним днем. Как раздобыть пожрать? Где укрыться от дождя и холода? Где поспать? Теперь у меня появилась крыша над головой, меня одели, накормили, и, наверное, какое-то время так будет продолжаться. И что теперь? Еще недавно у меня была ясная цель – сбежать от Яна. И вот, когда это удалось, я зависаю среди интернационала неудачников, малюю похабные карикатуры на воспитателей и дожидаюсь, пока меня найдет Ян. Гениально, Денис! Давай и дальше в том же духе! Хозяин так обрадуется, когда ты достанешься ему тепленький со всеми потрохами! А главное – лес рядом, даже загоняться не надо, где могилу вырыть. Еще и в подсобке, небось, можно лопату одолжить. Ага, и сейчас, конечно, тебе очень поможет себя мысленно уже в эту могилу укладывать.

Внезапно что-то меня как под руку толкнуло. Я быстро покосился по сторонам. Слева от меня увлеченно рассматривали какую-то порнушку два негра. Справа мелкий араб опасливо тыкал указательным пальцем в клаву, будто боялся, что она вот-вот взлетит на воздух вместе с ним. Ладно, посмотрим.

”Interkids” быстро набрал я в строке поиска. Блин, пустышка. Сайт закрыли. В общем, я так и подозревал, но все равно... Попробуем «Детская мода». Хоть и писал латиницей, а нужный сайт гугль показал одним из первых среди результатов. Во как у нас все ракручено!

Так, «Страница удалена в связи с несоответствием» бла-бла-бла. Куда же ее перенесли? Наверняка куда-то на англоязычные ресурсы. Эх, знал бы я языки, щас бы не мучился. Хм, а что если скромные любители домашней дрочки поскачивали фотки в свою библиотеку? Может, через них я смогу выяснить, куда передвинули базу после того, как бизнес Яна прижали в Берлине?

«Закажите нашу модель для съемок, шоу и показов мод. У нас в портфолио десятки красивых мальчиков и девочек от двенадцати до шестнадцати лет...» Ага, шоу у нас были. Как у Ленки на шесте.

Я зашел в картинки в гугле. Первые несколько поисков ничего не дали, я поменял слова в запросе, и вдруг... Блин, это же Кит! Прямо там, в саду у Романа. Вылезает из бассейна, улыбаясь в камеру. Капли воды на стройном смуглом теле блестят на солнце. Обычная фотка, почти домашняя. Жарко, мальчик купается. А дальше еще несколько, которые невинными уже трудно назвать. Вот он стоит, разминая мышцы – фокус на узенькой полоске мокрых плавок, которые почти ничего не скрывают. Вот лежит на шезлонге, как бы невзначай оттягивая ткань еще ниже. Боже, Кит... Сейчас ему было бы – сколько? Шестнадцать, семнадцать? Только он уже никогда не вырастет. Все, что от него осталось – горстка фотографий, на которые тайком пялятся и которыми делятся друг с другом жирные обрюзгшие козлы...

– Хей, Рахат, – Георг внезапно навис надо мной, заглядывая в экран. Неужели урок уже кончился? – Бойфрэнд? – ухмыляясь, парень кивнул на безмятежно улыбающегося Кита. – Людер? Сом дай?

Арабы настораживают уши. На мордах негров живой интерес. Я тянусь закрыть окошко, но рука Георга перехватывает мою.

– Он спрашивает, шлюха ли твой дружок, – переводит Леха, глупо хихикая, – шлюха, как ты?

Я никогда не умел бить в морду. Да из сидячего положения и не размахнешься. Так что схватил Георга за волосы свободной рукой и резко дернул вниз. Лоб румына с треском впечатался в клаву, фотка Кита исчезла с экрана. Я оттолкнулся ногами, одновременно отпихивая ошеломленного Георга в сторону. Лешка заорал, когда колесико стула наехало ему на ногу. Стул завалился на бок, я скатился на пол. Тут меня достал ботинок Тома. Блин, про этого дебила я и забыл. Я приготовился умереть, но неожиданно ног вокруг меня добавилось. Учителя, что ли, прибежали на шум? Приподнял голову и обнаружил стоящего нос к носу с Тома араба. Того самого – Битую Бровь. Его приятели, которые для меня все были на одно лицо, окружили Георга. У того капало красным из носа – надо же, как я метко! Жаль, у него еще «Мудак» на лбу не отпечаталось. И то только потому, что на клаве латинский алфавит.

Братишка Битой Брови наклонился и протянул мне руку. Спасибо за помощь, конечно, но я как-нибудь сам. А вот наконец и учитель с лошадиной физиономией подоспел. Заулыбался заискивающе, типа, что у вас тут, мальчики? Сами разобрались? Ну вот и хорошо.

Я вышел из класса в окружении арабов. Только бы из-за меня в Мотыльке не разразилась священная война. А еще говорят, мусульмане пидорасов не любят.

Мадонна. Германия

Помню, Киту и мне как-то пришлось работать вместе. Было это, кажется, как раз под занавес устроенного мне Яном фестиваля. Саша сообщил, что нас заказала Мадонна, и во мне шевельнулась почти уже отмершая способность удивляться. За последние дни, точнее, ночи, чего я только не перевидал, но тут мое воображение зашло в тупик. Зачем мы нужны женщине, да еще вдвоем и на всю ночь? И при том – Мадонне?!

Я так и спросил Кита по дороге на место – он же вроде как опытный. Парень заржал:

– Ну, насчет того, что Мадонна – женщина, это еще как посмотреть. Член-то у нее между ног точно есть, хоть и неказистый, – и добавил, не смущаясь навострившего уши шофера. – Да ты не ссы. Сегодня отдохнем. Мадонны бояться нечего, я с нее вообще угораю. Ты только не смейся при ней, понял? – Кит внезапно посерьезнел и заглянул мне в глаза. – Это ей не нравится. То есть она-то тебе ничего не сделает, а вот Ян...

– Понял, не тупой, – заверил я Кита. Вот чудак, неужели он, правда, верит, что я смогу смеяться? Да мне даже говорить больно, угол рта со вчерашнего еще не зажил.

Как всегда, мое бедное воображение сыграло со мной шутку. Когда дверь нам открыл мужик, похожий на колдуна Гаргамела из мультика про смурфов, только накрашенного и в платиновом парике, мне пришлось прикусить губу, чтобы не заржать. Гаргамел похлопал накладными ресницами и кокетливо поманил нас пальцем в гостиную. Я шел за ним, надувая щеки: чулки в сеточку и шпильки здорово красили грозу смурфов.

Но когда я увидел разложенную на журнальном столике коллекцию, воздух вышел из меня с тихим свистом. Это что... это все как их... вибраторы? И Кит, сволочь, еще говорил, что мне нечего бояться?!

Наверное, парень заметил мою постную мину, потому что он легонько толкнул меня плечом, спокойно подошел к Мадонне и стал лапать ее... точнее, его за задницу. Я так офигел, что не знал, смотреть мне на то, что выделывает Кит с этим старым козлом, или лучше сразу на всю ночь зажмуриться. Решил за меня Гаргамел: ему нужен был наблюдатель, причем, конечно, чем младше, тем лучше. Меня то снова тянуло на ржач, то тошнота подступала к горлу, и я едва сдерживался, чтобы не испачкать хозяйский пушистый ковер.

Надо отдать должное Киту. Сообразив, в каких я растрепанных чувствах, он пахал за двоих – точнее, драл Мадонну и в хвост, и в гриву, так что тому некогда было про меня вспоминать. В итоге, затраханный мужик, оставшийся в одних чулках, вырубился на собственной кровати – действие на этом этапе перешло в спальню. Кит бросил рядом с ним чудовищных размеров розовый вибратор и шлепнул Мадонну по обвислому заду:

– Все, теперь она так до утра проваляется. Пошли на кухню, пожрем. А то я чего-то проголодался.

Я обвел глазами лоснящиеся от силикона дряблые бедра, бурые разводы на искусственном члене, мокрое пятно на простыне... и рванул в туалет, зажимая рукой рот. К счастью, комнат в квартире было не так много, и я успел.

Лохматая челка Кита просунулась в дверь:

– Ты как?

Я неуверенно булькнул.

– А-а... Ну, ты как закончишь, давай все-таки на кухню. Я там колбасы надыбал и торт еще здоровенный, шоколадный.

Я сунулся головой в унитаз.

Потом мы все-таки сидели на кухне. Я попивал лимонад, а Кит уплетал за обе щеки шоколадный торт с вишнями.

– Слушай, раз ты уверен, что Мадонна этот долго спать будет, почему нам не убежать? – начал на пробу я.

– Фы ф окно глянь, – прочавкал парень и запил торт холодным какао.

Я глянул осторожно, чтобы не светиться. У подъезда стояла машина, на которой нас привезли. Шофер пас товар. Все ясно.

– Может, он спит? – робко предположил я.

– Хочешь пойти проверить? – прищурился Кит.

Я задумался.

– Ну, может тут есть другой выход?

– Нет.

– Тогда... что если взять телефон Мадонны и позвонить...

– Бери, – Кит махнул в сторону гостиной. – У него айфон, он запаролен. Да и куда ты звонить собрался? По какому номеру?

Я не хотел просто так сдаваться:

– В интернете можно найти телефон полиции.

– Компьютер тоже запаролен, – Кит сыто рыгнул и пододвинул ко мне остатки десерта. – Ты думаешь, какие у него там фотки хранятся? Да даже если бы ты и дозвонился до копов, что бы ты им сказал? Нихт ферштейн?

Блин, выходило, и правда, что нам оставалось только тупо сидеть на кухне и жрать чужой торт.

– Неужели нет никакого выхода? – я с надеждой поднял на Кита глаза. – Помнишь, ты же сказал тогда...

Он ловко соскользнул со стула и оказался возле меня, накрывая пальцем губы:

– Тс-с. Я ничего тебе не говорил, понял? – наклонился ко мне низко-низко, заглянул в глаза. Я заметил россыпь золотистых точек в его шоколадных, как торт, радужках. – Это только между нами двумя. Да?

– Конечно, – пробормотал я, чуть отстраняясь от пахнущих вишнями пальцев. Мелькнула коротко мысль об Асе и растаяла. Девчонка предпочитала держаться сама по себе. Она нашла способ справляться со всем этим. Может, и мне пора о себе подумать?

– Ты можешь все мне рассказать, – твердо встретил я взгляд Кита. – Я могила. И если тебе нужна помощь, то...

– Помощь? – он удивленно поднял брови. – Нет, но... – его пальцы легко коснулись моих волос, – мы можем сделать это вместе.

– Сделать что? – почти неслышно спросил я.

Кит судорожно вздохнул, его рука зарылась в мои волосы, будто искала там спасения. На высоких скулах проступил пятнами румянец. Вот это да! Я и не думал, что этот парень может краснеть!

– Есть один человек, – тихо, в тон мне, начал Кит. – Красивый, молодой, богатый. Он собирается выкупить меня у Яна. Если хочешь, я поговорю с ним. Уверен, у него хватит бабла, чтобы и за тебя заплатить.

– Выкупить? – я уже ничего не понимал, и пальцы друга, перебирающие мои вихры, не способствовали ясности. – Как это? Зачем?

Кит усмехнулся и сдул с моего лба непослушную прядь:

– Он любит меня, глупый. Хочет быть только со мной.

Любит? В башке у меня все смешалось. Этот человек – он ведь, наверное, один из клиентов, кого еще Кит мог тут встретить. Он же взрослый, а Кит – всего лишь пацан! Конечно, быть с одним лучше, чем ублажать многих, но неужели его устраивает, что его покупают вот так, как щенка, как игрушку?

– А... ты чего хочешь? – наконец выдавил я хоть что-то вразумительное.

– А я хочу, – мягкие губы Кита дрогнули, челка упала на глаза, когда он наклонился еще ниже ко мне, – быть с тобой.

Его рот накрыл мой, и меня охватил столбняк. Я даже дышать перестал. Кит пах шоколадом и ванилью, его кожа нежно касалась моей, я чувствовал крошки торта, прилипшие к его губам. Его язык осторожно дотронулся до моих зубов, ладонь обхватила шею. Я словно отмер – уперся ладонями ему в грудь, оттолкнул. Вскочил, опрокинув стул. Забился в угол, тяжело дыша.

– Денис, ты чего? – Кит выпрямился и с болью посмотрел на меня. – Я же не бык, насиловать не буду. Неужели я тебе совсем не нравлюсь?

Мне захотелось высунуться в окно и громко завыть.

– Блин, Кит, я думал, мы друзья! Нафиг ты замутил все это...

– Ясно. – Он медленно поднял опрокинутый стул и сел на него, не спуская с меня глаз. – Все дело в этой кудряшке Асе, да?

– Господи, да при чем тут Ася?! – внезапно мне захотелось ударить его, да так, чтобы кровь хлынула изо рта, заливая идеальные зубы и подбородок с ямочкой. – Я просто не пидар, понял?

Кит скрестил руки на груди, съежился, будто внезапно начал мерзнуть.

– А я, значит, пидар, да?

Я не мог больше вынести этот взгляд, видеть, как меркнут золотые светлячки, и радужки темнеют, подергиваясь пеплом. Смотреть, как его прекрасное лицо идет трещинами и становится на десять лет старше. Я подхватил свою куртку и выскочил на лестницу. Побежал, перескакивая сразу через две ступеньки, не слушая несущиеся вслед крики. Будь что будет. Спит шофер, убегу. Не спит... Скажу, что Мадонна уже отстрелялась.

Шофер не спал. Он впустил меня в теплую машину, где наигрывала незнакомая музыка на немецком, и велел заняться им, пока мы поджидаем Кита.

Сирийские братья. Дания

Мы шли через заиндевевший лес, и небо скупо сыпало на нас мелким, как манная крупа, снежком. Абдулкадир, я и Ахмед растянулись по начавшей белеть асфальтовой дороге, не боясь машин – новых обитателей в Грибсков привозили не часто, что, очевидно, и объясняло повышенное внимание к моей скромной персоне. Вот только с какого бодуна братья взялись меня защищать, я все-таки не догонял. На мусульманина я похож не был, с какой стороны ни глянь: светловолосый и бледный, как долго проспавший в гробу вампир, – разве что лежал я обычно не в гробу, а в основном на чердаке или в чужих постелях.

«Может, в Абдулкадире взыграл инстинкт старшего брата? – думал я, машинально пиная попавшуюся под ноги шишку. – Типа защищай все, что меньше тебя и пищит? Или это Ахмед его попросил? – Я дал пас младшему сирийцу, и он, не раздумывая, включился в игру. – Пацан в этом зверинце до меня был самым младшим. Может, его тоже задирали? Хотя нет, – я смерил глазами широченную спину шагающего впереди, чуть сутулясь, Абдулкадира, – с таким брательником можно жить, как у Христа за пазухой. То есть скорее, у Магомета... или кто у них там самый главный».

Не то, чтобы я не радовался случаю быть пригретым за этой самой пазухой вместе с Ахмедом. Просто меня тревожил вопрос: что с меня потребуют взамен? За последние два года я четко усвоил, что ничего в жизни не достается даром, и за все приходится платить – чаще всего рано, а не поздно. Старший же сириец не только отбил меня у Георга с Тома. Он добровольно взял на себя роль моего телохранителя. Пока я был в тени его широких плеч, румыны могли только беспомощно сжимать кулаки – ведь за этими плечами встали бы все арабы Мотылька, стоило Абдулкадиру только свистнуть.

После школы моему бодигарду вздумалось погулять, и меня, естественно, потащили с собой. Ахмед первым обратил внимания на трупно-синий цвет моего лица и свисающие из носа сопли. Поэтому мы завернули в административный корпус, где Абдулкадир с помощью пары датских слов и бурных жестов истребовал для меня новую куртку. Точнее, была она не новая, а очень даже потертая, зато длинная и теплая. Еще сириец решил, что мне необходима шапка. Его собственную голову украшало шерстяное лукошко с огромным красным помпоном, но мне такой красоты, конечно, не досталось. В кладовых Грибскова завалялась только бейсболка с длинным козырьком, которую я как раз смог оценить по дороге через лес. Натянешь на нее капюшон кофты – и ушам тепло, и снег в глаза не залетает.

Куда мы шли, кстати, оставалось для меня загадкой. По-датски братья знали всего пару слов, и явно не тех, что выучил я. Мне приходилось и дальше изображать немого, так что даже уточняющие вопросы задать я не мог. Несмотря на это, младшего разбирала тяга к общению, и вот из его-то трепа я и вынес, что Абдулкадир с Ахмедом из Сирии, что там война, и поэтому они здесь. Про войну я чего-то слышал раньше краем уха – в обрывках случайно увиденных новостных программ, где видеокадры говорили сами за себя. Но вот людей от войны сбежавших встречал впервые.

«Наверное, даже хорошо, что помалкиваю, – рассуждал я. – Так хоть не облажаюсь, ляпнув что-нибудь не то. А то, кто их знает, может, они контуженные или еще чего. Сболтнешь фигню какую-нибудь, и бац – у тебя уже яйца в жопе». Поэтому я молча пыхтел за спиной Абдулкадира, пока его брат резвился вокруг с шишкой, как неуклюжий щенок. Так мы дошли до городка под названием Морум. В магазинчике на заправке братья затоварились шоколадом и чипсами, которыми щедро поделились со мной. Сначала я отказывался – не хотелось, чтобы мой долг сирийцам еще возрос, – но печальный взгляд огромных глаз Ахмеда мог растопить даже лед, меня он растопил уж точно.

Назад мы вернулись, хрустя чипсами, и тут выяснилось, откуда у братьев брались бабки. Где-то в администрации проснулся бухгалтер, и перехватившая меня Ютта, стянув губы в ниточку, отсчитала в мою ладонь 37 с копейками крон. С помощью бумажки и календаря она кое-как объяснила, что такая сумма полагается мне каждый день, и еще раз в две недели мне будут выдавать 241 крону. Первая выплата выпадала как раз на завтра.

Ошеломленный, я вылетел за дверь офиса, сжимая в потной ладошке дармовые деньги. Блин, это ж чего получается? Я могу все это богатство тратить, как захочу? Ха, теперь понятно, чего румыны тут ошиваются! Не житуха, а лафа! Жрачка бесплатная – кстати, когда там у нас ужин? Всего-то и надо подкопить чуть бабла, отожраться, разобраться, где тут ходит электричка на Копенгаген, и свалить в столицу! Хрен меня Ян тогда найдет. Я пробил по интернету – там населения миллион. А в большом городе я, может, работу найду. Ведь притворяться немым уже будет не обязательно. Подучу тут пока датский, и... Уж пол мести-то я всегда смогу. Да даже если унитазы мыть придется! Деньги дерьмом пахнуть не будут. А потом вот выучусь, может. Скажем, на судью. Буду таких, как Ян, прищучивать.

Я представил себе Яна в клетке – заросшего недельной щетиной, с кругами под глазами и почему-то фингалом во всю щеку. Как он лепечет что-то в свое оправдание, а я, в мантии и, конечно, белом парике поднимаю молоток и вгоняю его в стол так, что дерево идет трещинами:

– Объявляю приговор: смертная казнь на электрическом стуле. Приговор обжалованию не подлежит.

Обычно я не позволял себе мечтать о будущем. Не то, чтобы совсем не верил, что оно у меня случится. Просто понимал, что, когда вернусь из мечты обратно, реальность обрушится на плечи вдвойне тяжелым грузом, собьет самосвалом, и поди потом собери себя вместе – человек не конструктор. Но тут в Грибскове я понял вдруг, что свободен. Никто не сможет удержать меня здесь, если я сам не захочу остаться. Никто не сможет заставить меня делать то, что мне не нравится. Наконец-то я сам смогу решать за себя. Сам смогу лепить свою судьбу, строить планы на будущее, которые вполне осуществимы. Еще бы, с парой-то сотен крон в кармане!

Вот почему я спустил воображение с привязи. А оно рванулось вперед, как застоявшийся конь, и вот я сам не понял, как оказался на полпути к Мотыльку, на дорожке, зажатой между двумя чужими корпусами. А прямо по курсу подпирали стену Георг с Тома – сигареты в зубах, рядом какие-то незнакомые парни, один азиат, второй тоже белый, явно не из мотыльковских.

Ноги автоматически несли меня вперед, пока я лихорадочно просчитывал свои шансы. Может, они меня не заметят? Ага, щас. Вон, у Георга уже глазки сузились, и ноздри раздуваются, как у быка, при виде красной тряпки. Только тут вместо тряпки – я. Дорога к Мотыльку, где, наверное, сейчас обретаются Абдулкадир с братом, мне отрезана. Справа-слева – стена. Остается только драпать назад, вот только далеко ли я убегу? Прогулка за чипсами меня порядком вымотала, под конец я уже еле полз – сирийцам приходилось подстраиваться под мой темп улитки. Значит, нагонят меня сразу, а тогда от одышки я даже сопротивляться не смогу. Оставалось только одно...

Я сунул в рот подаренную мне Ахмедом жвачку и походкой в стиле «у меня все зашибись» попер навстречу судьбе. Судьба в лице румын с двумя приятелями на подхвате давно отлепилась от стены и вразвалочку приближалась, поигрывая мускулами. Я бросил быстрый взгляд по сторонам. Кроме нас на дорожке никого не было, но в окнах корпусов по ее сторонам мелькала жизнь. Впрочем, надеяться на то, что среди их обитателей найдется еще один Абдулкадир, просто глупо. Придется рассчитывать только на себя.

– Рахат, – улыбнулся Георг, останавливаясь передо мной. Его лапа сграбастала меня за ворот под гогот товарищей. Этого-то я и ждал.

Жвачка, заранее скатанная в удобный шарик, выстрелила из моего рта и стукнула урода прямо по распухшей носяре. Георг зажмурился – скорей, не от боли, а от неожиданности. И вот тогда-то вслед за жвачкой прилетел мой кулак. Парень взвыл, схватившись за нос, между пальцев проступила кровь. Я вывернулся из ослабевшей хватки, но на мне тут же повисли двое, заламывая руки назад. Одному я успел вмазать ногой по коленке, но на этом мои успехи закончились. Теперь били только меня. Особенно старался Георг, обрабатывая мое лицо – мстил, сука, за носяру. Я прислушивался к новым ощущениям. В собственности у Яна били меня часто, но табло старались не портить – берегли товарный вид.

По ходу, моя реакция смутила нападавших. Наверное, они ожидали криков, слез, мольбы о пощаде. Они же не знали, что я просто привык терпеть боль. Что она давно стала частью меня. Что мои крики, слезы и унижение стоили денег. Пятьсот сверху – и порите парнишку в свое удовольствие. Если вам нравится, он будет стонать и звать маму. Если вам нравится, он будет просить еще. Вы не заплатили, суки? Хрен вы чего дождетесь!

Георгу довольно быстро надоело меня месить – кайфа нет тыкать кулаком в манекен. Тогда его дружки разжали руки, и я мешком осел на землю. Меня еще попинали немного для верности, потом обшарили карманы и ушли. Прощай мои 37 с мелочью крон. Какая-то добрая душа отскребла меня от плиток дорожки и кое-как отволокла в медпункт. Левый глаз у меня совсем закрылся, так что я смог рассмотреть душу только правым. У нее были розовые волосы, веснушки и писклявый голосок, из чего я заключил, что она скорее женского полу, чем мужского – огромное мешковатое пальто могло, в принципе, скрывать что угодно.

Свалив меня на стул в медкабинете, девчонка, которую врачиха назвала Милой, удалилась. На меня обрушился шквал вопросов и вонючие ватки с дезинфекцией. Вопросы я привычно игнорировал, от ваток тихо шипел. Кончилось все шестью стежками на бровь – над тем самым заплывшим глазом. Еще немного, и я стану похож на Абдулкадира – если не комплекцией, так битой мордой. Потом врачиха понеслась стучать Санте, а я тихо поплелся в Мотылек. Естественно, первым на кого я наткнулся в общей комнате, оказался Ахмед. При виде моей покоцанной физиономии, глаза мальчишки, напоминающие спелые черешни, стали размером с апельсины. Он обхватил меня за помятые ребра и, что-то лопоча, отволок в свою комнату. Ее с ним, кроме брата, делил еще один тип восточной национальности.

Оба араба обернулись на вопль Ахмеда, оторвавшись от телека. Абдулкадир потемнел лицом, на бычьей шее вспухла жила. Он молча сорвался со стула и устремился в коридор, вот только на его пути оказался я. Повис на бугрящихся мускулами руках, мотая головой. Единственное, чего мне не хватало – это чтобы сириец попер разбираться с Георгом, и в итоге тут разразилась третья мировая. Вот только как этому бойцу объяснить: я вмазал румыну, он мне – все, конфликт исчерпан.

Абдулкадир пытался меня стряхнуть – мягко, но настойчиво. Я продолжал за него цепляться, используя ножку кровати как якорь. К счастью, меня поддержал Ахмед – он тоже, видать, был за мирное урегулирование. В итоге, меня уложили на койку, напоили крепчайшим, приторно-сладким кофе и дали посмотреть, как Брюс Уиллис мочит злодеев направо и налево. Где-то в середине мочилова я отрубился, а когда проснулся, вокруг было темно – только из незанавешенного окна падал синеватый свет то ли луны, то ли фонаря.

Сначала вообще не понял, где я – на стройке или в тюряге. Потом напомнили о себе синяки и зашитая бровь, и я сообразил, что валяюсь там, где задрых – в комнате сирийцев. И как это они разрешили неверному занять свободную кровать? Я, кстати, колбасу жрал на обед. Свиную.

А потом я понял, что меня разбудило. С койки напротив раздавались задавленные стоны и крики – там в плену кошмара метался Ахмед, взмахивая тонкими руками. Прежде, чем я успел как-то среагировать, сверху свесились ноги, и на пол соскользнул Абдулкадир. Сел рядом с братом, обнял его, что-то утешительно бормоча, прижал к груди. Младший сначала отбивался, тоненько крича и не узнавая, но брат только держал его крепко, притиснув руки к бокам. Наконец мальчишка обмяк, уткнулся носом в широкую грудь. Худенькие плечи затряслись, вздрагивая. Крики сменились тихими всхлипываниями.

Большая ладонь брата гладила Ахмеда по голове, черные в темноте щеки влажно блестели. Внезапно старший сириец поднял взгляд, и наши глаза встретились. Тогда я понял, зачем все. Понял, что то, чего он от меня ожидает, неизмеримо в деньгах. Этот большой сильный парень посвятил свою жизнь брату. И если я смогу вызвать на губах Ахмеда улыбку, если смогу помочь снова почувствовать себя ребенком и беззаботно гонять шишку по асфальту, Абдулкадир порвет за меня любого. Вот только тут была одна проблема. Проблема, о которой я совсем не готов был кому-либо рассказать. Я уже давно не ребенок. Я умею только притворяться им. За деньги.

Мои веки закрылись, я изобразил ровное дыхание. Блин, значит, придется сыграть в эту игру. Какая в конце концов Ахмеду разница? Он вроде хороший пацан. Я смогу. Наверное...