Текст книги "Отблеск безумной звезды"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– Толстая корова… – дрожа, пробормотала Оля. – Глупая толстая корова… – она упала в шезлонг, кутаясь, точно от холода, в свое полотенце.
– Это точно! – с удовольствием согласился Кирилл. – У этой Фани мозгов с грецкий орех! А если бы она не успела перехватить своего Кекса? Он бы тогда меня точно сожрал!
– Она собаку любит больше, чем собственного сына, – презрительно заметила Лера, снова затягиваясь сигаретой.
– Нет, вы не понимаете… – с отчаянием произнесла Оля. – Вы не понимаете! Разве можно так относиться к ребенку?..
Все сочувственно переглянулись.
– Оля, Оля, перестань… – Викентий сел рядом с ней на корточки и обнял. – Зачем так переживать? Вон, ты вся дрожишь… Ничего же такого не произошло!
– Если бы у меня… а она…
– Оля! О-лень-ка…
– Я вообще не понимаю, почему так люди любят собак! – взорвался Иван. – И что в них хорошего?..
– Собака – друг человека, – напомнил Кирилл. – Только это заблуждение. На самом деле, знаете, как обстоят дела? Собака – друг одного человека, а всем остальным она – враг. Поскольку защищает своего хозяина…
– Но есть же замечательные, благородные псы… Те, которые спасают лыжников в снегах, ищут людей под руинами взорвавшихся зданий, наркотики в аэропортах и многое другое… – сухо заметила Кристина. – Поводыри для слепых, в конце концов!..
– Это где-то там, далеко от нас, – пожала плечами Лера. – Обычные люди заводят собак, особенно бойцовых пород, не для того, чтобы с их помощью искать взрывчатку, а тешить свое самолюбие – как Фаня. Конечно, Кекс – хорошая защита от хулиганов, но гораздо более вероятно, что он нападет на обычного прохожего…
Викентий налил в пластиковый стаканчик вина и поднес его Оле.
– Выпей… Кирилл, скоро там шашлык?
– Да, еще пять минут, – ответил тот, переворачивая шампуры. – Кстати, я в детстве читал книжку, там один мужик до смерти боялся овчарок. Боялся и ненавидел… Потому что он сидел во время войны в концлагере, который охраняли фрицы с со специально натренированными овчарками.
– Все дело в человеке, – раздраженно перебила Кирилла Кристина. – Взять, например, обычный нож… Им можно чистить картошку и им можно запросто убить человека!
Постепенно после вина Оля успокоилась.
– Фаня говорит, что Кекс дает ей необыкновенную свободу, – устало произнесла она. – Она гуляет с ним по вечерам и ничего не боится. Гуляет и наслаждается природой…
– Ну конечно, она свободна! – фыркнул Иван. – Только эту свободу она получает, отнимая ее у других людей. Они даже пошевелиться боятся, когда Кекса этого видят!
– Люди разучились общаться между собой, – веско произнес Викентий. – Но не общаться они не могут. И вот придумали выход – завели себе лохматого друга. Это понятно – собака никогда не предаст… Ведь именно предательства все так боятся!
Кирилл раздал всем шампуры с готовым шашлыком.
– Ой, горячо…
– А запах-то какой! Братцы, я вас уверяю, никакие цветы не сравнятся с этим ароматом жареного мяса!
Кристина с достоинством держала в руках блюдо с запеченными овощами.
– Можно у тебя ломти к украсть? – Оля обратилась к Кристине. Она уже окончательно успокоилась, хотя мысли об Олежке и его недобросовестной мамаше еще преследовали ее. – А знаете, баклажаны тоже замечательно получились!
– Так вот, про предательство… – Лера в первый раз отложила сигарету и осторожно, кончиками наманикюренных пальцев, принялась стаскивать с шампура кусочек шашлыка. – Почему все боятся его? По-моему, ничего страшного… Ведь мы все заранее знаем, что даже самый близкий друг способен подложить нам свинью. Знаем, что нас могут обмануть, облапошить, кинуть кто угодно, даже наши возлюбленные… Давайте же с самого начала строить свою жизнь так, чтобы не попасть в неловкое положение! И вообще зачем открывать душу, заранее зная, что в нее могут плюнуть?!
Кристина бросила на Леру мрачный взгляд.
– Я еще вот что заметила… – спохватилась Оля. – Все друг друга обвиняют в предательстве, но я еще не видела ни одного человека, который бы признался, что сам совершал эту подлость. Ни одного!
– Человек склонен оправдывать самого себя… – Викентий налил еще вина в пластиковые стаканчики. – Чего же тут удивительного?..
– Ну, за верность… – Иван поднял бокал. – А я вам скажу следующее – даже Его предавали!
– Кого его? – с недоумением спросила Лера. – Ты, Ваня, всегда очень туманно выражаешься…
– Его! За тридцать сребреников, – вступила в разговор Кристина, подняв палец к синему, без единого облачка небу. – И это правда… За верность! – она демонстративно чокнулась с Иваном, глядя тому в глаза.
– Чтобы поменьше было таких людей, как… ну… в общем, неважно, – строго произнес Викентий.
Все замолчали.
– А что… – нерешительно произнесла Кристина. – Вы знаете, с какой целью Павел Степанович приехал к хозяину?
– О, вот только не надо о Павле Степановиче! – поморщилась Лера. – Такой прекрасный день, к чему его портить! Викентий, и ты хорош!
– А я вам скажу, зачем он приехал! – шепотом, возбужденно закричал Иван. – Он себе хочет все хапнуть! Он Иуда! Он собственного отца предал… Собственного отца на всю страну ославил!
Призрачное равновесие было безнадежно нарушено.
– Мне кажется, старик настроен его простить, – заметил Кирилл, блестя темными глазами. – Мне-то, конечно, наплевать – я не наследник, мне ничего не обломится… Но старик его сам к себе вызвал! Он, конечно, не первый раз его зазывает, насколько я знаю, но Павел только сейчас согласился приехать…
– Минутку… – Лера отставила стакан с вином и поспешно зажгла сигарету. – Я кое о чем вспомнила. Недавно слушала одну передачу, в которой говорилось о том, что наследника можно признать недостойным и лишить его права наследования! Вот вам выход из положения!
– Недостойным?.. – заинтересованно спросил Викентий. – Это как?
– Сейчас скажу… – Лера напряглась. – Недостойные наследники – это те, которые совершили умышленные противоправные действия против наследодателя… Да, именно так! Павел же чуть не до смерти довел старика, когда организовал серию этих статей?..
– Точно, точно! – Иван от волнения пролил вино на рубашку. – И это можно доказать!
– Но в этом вопросе еще какие-то нюансы есть, я их не запомнила! – с отчаянием произнесла Лера. – В общем, надо посоветоваться с адвокатом.
– Обязательно. Обязательно! – горячо воскликнул Иван. – Недостойным… Что ж, это будет неплохой ход!
Оля с Кристиной напряженно слушали этот разговор – Кристина потому, что переживала за Ивана, а Оля в этот момент снова вспоминала вчерашний день, когда она увидела в первый раз злого демона семьи Локотковых… Это мрачное, тяжелое лицо с резкими чертами, темные волосы с проседью, широкие плечи… Задним числом Оле стало казаться, что Павел Степанович действительно выглядел как отрицательный персонаж из фильма. «Я могла бы сразу догадаться, что это он!»
– Мы этого Иуду к ногтю прижмем… неплохо бы, конечно, поговорить с самим Степаном Андреевичем! – продолжал Викентий. – Он неглупый человек, он должен понять, что Павлу от него только деньги нужны…
– Кеша… – неожиданно прошептал Иван. – Тише.
– Что?.. Я не понимаю…
– Кеша!
И только тогда все заметили Павла, стоявшего на тропинке у реки. Сложив руки на груди, он внимательно смотрел на компанию, словно дожидаясь того момента, когда сам сможет вступить в разговор.
– Добрый вечер, – произнес он бесстрастно.
– Добрый! – весело ответил Кирилл, поскольку все остальные молчали. Его эта ситуация откровенно забавляла.
– Мария Тимофеевна сказала, что вы к реке все пошли… – спокойно продолжил Павел. – Вот пришел посмотреть на вас.
– Посмотреть? – засмеялась Лера. – Боже, как мило… Ну что ж, Пашенька, посмотри, за посмотр-то денег не берут!
– У вас пикник… Присоединиться можно?
Викентий даже побледнел:
– Послушай, что тебе надо?
– Ничего. Мне ничего не надо, – усмехнулся Павел. – Но от вина и порции шашлыка не откажусь.
Он без всякого приглашения сел на деревянную скамью.
– Что ж, мы не жадные… – легко согласилась Лера и поставила перед ним тарелку. Налила вина в стаканчик.
– Папашино? – Павел взял в руки пустую бутылку. – Да, точно, из его запасов…
– Я не понимаю, к чему эти намеки? – взорвался Иван. – Кажется, Степан Андреевич не имеет ничего против, когда мы…
– Ваня, перестань, – похлопала Лера по плечу мужа. – Ты что, не видишь, что он специально нас дразнит!
– Лера, я не самоубийца… – с усмешкой начал Павел и внезапно замолчал, встретившись взглядом с Олей, которая сидела наискосок от него. До того он ее просто не замечал. Оле стало не по себе от этого пристального, тяжелого, прожигающего насквозь взгляда. – О, новое лицо! Кажется, всех остальных я знаю… Не хотите меня познакомить?
– Это Ольга, моя невеста, – высокомерно произнес Викентий.
– Ольга… – медленно повторил Павел, точно пробуя это имя на вкус. – Ольга… А что, Ольга, нравится вам здесь?
– Очень, – сдержанно ответила Оля. – Очень красиво.
– Да нет, я не о природе… Как вам с Локотковыми живется – вот я о чем.
Викентий побледнел:
– Послушай, ты не имеешь права…
– Да он над нами издевается! – снова закричал Иван.
– Ваня, не надо…
– Лерочка, но мы должны оградить себя от этого типа!
Кирилл с живейшим любопытством наблюдал за этой сценой, а Кристина беспокойно кусала губы. Она переживала за Ивана и, кажется, с трудом сдерживала себя, чтобы тоже не наброситься с упреками на незваного гостя…
– Уходите! – вдруг закричала она. – Вы не имеете права портить нам этот вечер, Павел Степанович! В конце концов, это низко…
– Низко? – снова усмехнулся Павел. – А разве не низость – сплетничать, как вы?.. Кто там меня хочет признать недостойным – ты, Кеша? И Ваня еще, наверное, и наша красавица Валерия… А вы, Оля? Вы тоже считаете меня недостойным? – он снова повернулся к ней.
«Почему он так смотрит? Нет, кажется, действительно страшный человек… Почему он так смотрит на меня?..»
– Да, ты недостойный, ужасный человек! – вопил Иван.
– Ты уверен? А мне думается, ты тоже не образец святости…
– Попрошу без этих намеков! Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне!
Все кричали разом, в один голос, перебивая друг друга.
Наконец Павел не выдержал и встал из-за стола.
– Что ж, родные мне не рады… – улыбнулся он, но как-то криво, уголком рта. – Ладно, в таком случае не стану им докучать.
Павел ленивой походкой пошел по тропинке назад. Один раз перед поворотом он оглянулся и махнул рукой. Никто, разумеется, ему не ответил.
– Нет, это невозможно! – со злостью произнес Викентий, когда Павел скрылся из вида. – Вот скотина…
– По нему тюрьма плачет! А эти намеки…
– А как на Оленьку он таращился! Это он тебя хотел довести, Кеша…
– Да кто бы сомневался!
Оля скинула полотенце, в которое она до того куталась, и пошла к воде. Ей было неприятно все – и демонстративный визит Павла, и крики ее будущей родни…
Она забралась на ствол склоненной над рекой ивы, села и принялась болтать ногами в прохладной воде.
Через минуту к Оле присоединилась Кристина. Она села рядом с Олей и тоже опустила ноги в воду.
– Ваню жаль… – не сразу сказала она. – Он так переживает из-за всего!
– Ты его сильно любишь? – спросила Оля.
– Очень.
– А почему ты не хочешь ему об этом сказать? Из-за Леры, да?
– Не только, – мрачно произнесла Кристина. – Дело в том, что Ваня меня не любит. Он без ума от этой стервы, больше ему никто и не нужен! Я поэтому и не говорю, зачем ставить его в неловкое положение…
– Один человек сказал мне недавно, что я несвободна, – неожиданно призналась Оля. – Что я держу себя в клетке, которую создала сама… Я сначала не поняла, а теперь вижу – все люди загнали себя в клетки. Тетя моя, тетя Агния, боится всего на свете и оттого ни одного дня не жила счастливо, все какие-то грядущие беды себе воображала, Кеша вон никак не может отказаться от мыслей об этом наследстве…
– Такой уж у Викентия характер, – сухо заметила Кристина. – Хотя меньше всего имеет права на деньги Степана Андреевича, ведь он даже ему не внук! А Ваня – родной племянник Локоткова…
– Кристина, и ты! – с досадой воскликнула Оля. – Как же мне все это надоело!
– Ладно, не буду… – Кристина тут же смягчилась. – А насчет клетки ты права… Все мы какие-то зажатые, несчастные! И я больше всех.
– Кристина…
– Нет, ты очень права! – Кристина задрожала, все больше увлекаясь этой мыслью. – Может быть, я действительно должна поговорить с Ваней? Может, тогда что-то изменится?.. Но я тогда и Кирилла должна вывести на чистую воду!
– Ты о чем? – с интересом спросила Оля. – Хочешь рассказать Ивану, что у его жены роман с Кириллом?
– И это тоже… В конце концов, все об этом знают! Но дело не только в романе… – Кристина оглянулась на поляну и понизила голос: – По-моему, Кирилл обворовывает своего хозяина.
– Степана Андреевича?
– Да! И я почти в этом не сомневаюсь. Он сейчас при всех на старенькой «Тойоте» ездит, а где-то в Москве у него есть «БМВ», совершенно новая… Я случайно об этом узнала.
– Ну и что?
– Как что?! – яростным шепотом закричала Лера. – На какие, простите, деньги?.. Степан Андреевич платит Кириллу не так уж и много, других источников дохода у того тоже нет!
– А доказать это можно?
– Я пока не знаю… Но я обязательно разоблачу этого прохвоста! Слышала про такую вещь, как «откат»?..
– Нет. А что это?
– Это примерно следующее: это когда в документах показывается одна цена на товар или услуги, а приобретаются они совсем за другую. Разницу между завышенной ценой и реальной посредник кладет себе в карман. В знак благодарности, конечно, часть суммы он отстегивает тому, с кем он ведет дело. А хозяин оказывается в убытке! Вот так или примерно так все происходит… Ты же знаешь, что Кирилл ведет все дела Степана Андреевича, договаривается с людьми и все такое прочее… Слышала – на носу ремонт дома хозяина, что на Остоженке?..
– Да, точно!
– Я думаю, кроме «отката» у Кирилла еще немало способов для жульничества! – возбужденно заключила Кристина. – Его вообще сажать пора!
– Погоди, погоди… Но если ты разоблачишь Кирилла, то его выгонят и тогда Лера останется с Иваном…
– Нет! – страстно произнесла Кристина. – Ваня не останется с женщиной, которая до того была любовницей жулика! Он многое способен простить, но некоторые вещи вызывают у него отвращение – он очень чистый, честный человек, во многом старомодный… Ты пойми, я не любви его добиваюсь, я хочу только одного, чтобы вокруг Вани не было подлецов и негодяев!
– Это благая цель… – пробормотала Оля.
На мелководье под ними шныряли мальки, речные струи обтекали камни, вечернее солнце подсвечивало песок, и он казался желтовато-охристым, золотым…
– …Лера считает своего мужа некрасивым, неловким, нелепым, – с горечью продолжила Кристина. – Она не замечает главного – как он мил. Он добр, он великодушен. Он нежен! Я ненавижу сильных мужчин, мне не нравятся красавцы… Только нежность мне нужна, и ничего больше!
Оля невольно обернулась и взглянула на Викентия. Кажется, ее жених был и красив, и силен, и нежен… Весь комплект для полного счастья!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
– Ну-c, и как они тебя встретили? – с живейшим любопытством спросил Степан Андреевич, сидя в высоком кожаном кресле, больше напоминавшем трон.
– Не слишком обрадовались… Да это еще мягко сказано! – с досадой произнес Павел.
– Хе-хе-хе… Ты ж у них главный конкурент! – ликовал Локотков-старший. – Хотел бы я это видеть…
– Иди к черту, – неприветливо буркнул Павел.
Он столько лет не был здесь, забыл уже все, но вместе с тем никакой радости от встречи с домом и его обитателями не испытывал. Все те же, все так же. Все тот же больной вопрос, который никому не давал покоя. Паршиво, что отцу нравится наблюдать за жалкой возней вокруг наследства. Степан Андреевич никого из своей родни не обнадеживал, но и не задвигал специально – пусть помучаются… Пусть гадают: есть оно, завещание, или нет.
– У Кеши невеста, ты видел? Валенька, кажется… Или Юленька?
– Ольга, – поправил Павел.
– Ну, пусть Ольга. Беленькая такая, хорошенькая. Во времена моей комсомольской юности я в самодеятельности играл. Мы ставили «Гамлета» Шекспира, и Офелию у нас играла вот такая же – беленькая и хорошенькая. Имени тоже не помню. А я, разумеется, был Гамлетом…
Старинная дорогая мебель. Роскошная лампа на столе. На стене парадный портрет хозяина – кисти Шилова, в дорогой золоченой раме. Тяжелые портьеры, не пропускающие света, а под ними легчайшая белоснежная кисея, трепещущая на ветру, – дверь на балкон была распахнута, и из сада тянуло ночной свежестью.
– Я ведь скучал по тебе, Пашенька! – с удовольствием произнес старик. – Что ж ты раньше не приехал? Я ведь тебя еще в феврале звал…
– Раньше не получилось.
– Послушай, голубчик, но я в любой момент могу… хе-хе!.. копыта откинуть. Ты об этом думал?
– Думал.
– И что же, мы так и не простим друг друга? – всплеснул руками Степан Андреевич.
– Прости меня, – равнодушно ответил Павел, глядя на развевающуюся занавеску.
– Прощаю, конечно… – вздохнул Степан Андреевич. – Только от статей тех, газетных, давних, я особо не пострадал. Даже больше скажу: мне от них только славы прибавилось. Меня жалели, мне сочувствовали – вон, мол, сын какой оказался! Любит, любит народ страдальцев… Сейчас не Павлика Морозова, невинно убиенного отрока, жалеют, а его папку!
– Так в чем же дело? – с раздражением спросил Павел.
– Так и ты меня прости, Пашенька! По-настоящему прости, а не на словах!
Павел некоторое время молчал, а потом принялся ходить взад-вперед по комнате. Половицы скрипели под его ногами… Степан Андреевич следил за сыном.
– Не могу забыть маму, – пробормотал Павел. – Ты ее предал. Ее и меня. Ты нас бросил.
– Паша, она сама от меня ушла, да и тебя забрала в придачу!
– Она ушла, потому что узнала, что у тебя Галочка эта есть, – с отвращением произнес сын.
– Неправда! Сначала мы с твоей мамой расстались, а только потом уж я с Галочкой сошелся… Да и чего вспоминать, все умерли давно – и та, и другая!
– Мама из-за тебя умерла. Она перед смертью мне сказала, чтобы я тебя не прощал.
– Фанатичная женщина… – скорбно вздохнул старик. – Впрочем, все они такие. Послушай, Пашенька… Давай забудем прошлое. Совсем забудем!
– Не знаю… – мрачно ответил Павел. – Не знаю, получится ли у меня… Наверное, нет.
Он вспомнил лицо своей матери, ее глаза, сияющие исступленной, вдохновенной ненавистью: «Он негодяй. Никогда не прощай его. Никогда не считай его своим отцом, потому что он – преступник. Он предал меня, он предал нас обоих!..»
Ненависть питала ее и одновременно сжигала, и она сгорела в этом пылающем костре совсем молодой, даже перед смертью повторяя как заклинание эти слова: «Он предал нас…»
– Всего доброго, Ольга Витальевна! – крикнул охранник из своей будки. – До завтра!
– До завтра! – проходя мимо, Оля приветливо махнула ему рукой.
Вдоль высокого каменного забора она дошла до развилки и свернула к реке. Тропинка эта, узкая и заброшенная, нравилась ей гораздо больше, чем широкая асфальтированная дорога, по которой тоже можно было добраться до дома Локотковых.
Она сняла босоножки и босиком пошла по затоптанной жухлой траве. В это время прохожих почти не встречалось – отдыхающие дружной толпой штурмовали столовую.
Ярко светило солнце, обжигая открытые плечи, – на Оле был легкий сарафан, веселой желто-зеленой расцветки. «Господи, сегодня опять Силантьеву позировать!» – с досадой вспомнила она.
Было тихо, лишь надсадно звенели кузнечики вдоль тропинки, и поэтому, когда неподалеку затрещали кусты (словно медведь через них ломился), Оля невольно испугалась.
– Ой… – растерянно пробормотала она.
Впереди нее на тропинку буквально вывалился Павел в потертых грязных джинсах и насквозь мокрой от пота майке.
– Добрый день! – сказал он, вытирая тыльной стороной ладони лоб. – Ольга – да?..
Она ничего ему не ответила, просто смотрела на него.
– Что вы там делали, в кустах? – наконец растерянно спросила она.
– Вы думаете, я сидел в засаде, поджидая вас? – усмехнулся он. – Ничего подобного! Я шел по дороге – вон там… – он показал направление. – А потом увидел вас сверху. Никак не ожидал, что склон окажется таким крутым… – он принялся отряхивать джинсы.
Оля не понимала, боится она или нет этого человека. Судя по всему тому, что она о нем слышала, надо было по крайней мере опасаться злодея и грубияна Павла, но почему-то страх вдруг покинул ее.
– Вы хотели догнать меня, чтобы поздороваться? – с интересом спросила она.
– В общем, да… – он стянул майку через голову и принялся вытирать ею вспотевшее лицо. – Жарко как! – он перекинул майку, уже окончательно потерявшую вид, через плечо.
– Да, жарко, – согласилась Оля, шагая по узкой тропинке. Павел следовал рядом.
– Ножки наколоть не боитесь?
– Что? А, нет, не боюсь…
Павел с каким-то диким, пристальным любопытством сначала разглядывал ее босые ноги, потом уставился ей в лицо.
– Послушайте, Оля… можно я вас просто Олей буду называть?.. Мы с вами никогда не встречались, а? У меня такое впечатление, будто я уже вас где-то видел…
«Какой дешевый прием! Мог бы и что-нибудь поинтереснее придумать…»
– Нет, – сухо ответила Ольга.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
По реке от пристани поплыла лодка.
– Не хотите тоже прокатиться? – вдруг спросил Павел.
– Не хочу, – сердито ответила Оля. Павел был выше ее на голову. Широко развернутая грудь, мощные мышцы предплечий… Да, судя по всему, этот тип никогда не страдал нарушением осанки.
– Ну а вы-то меня за что ненавидите? – тоже рассердился Павел, перегородив Оле дорогу. – Или это он вас накрутил?..
– Кто он?
– Ваш жених, кто же еще!
Слепень сел ему на плечо, и Павел нетерпеливо согнал его широкой ладонью. «Кузнец… Ну да, он же работает кузнецом!» – вспомнила Оля.
– Никто меня не накручивал и… и пропустите меня, в конце концов!
Они снова пошли рядом.
– Я видел ваш портрет… там, в саду. Силантьев – неплохой художник, но в жизни вы еще лучше.
– А мне портрет совсем не нравится… – неожиданно призналась Оля. – Хотя он еще и не закончен. Или я в живописи ничего не понимаю?..
– Когда свадьба?
– Наша свадьба с Викентием? В августе.
– Вы его любите?
– Конечно, люблю! Не задавайте глупых вопросов.
– Значит, вы меня тоже ненавидите… – констатировал Павел, разглядывая Ольгу. – Это логично, раз вы любите его, то ненавидите меня.
– Какой-то странный у нас разговор получается… – с тоской произнесла Оля.
Павел взял ее руку своей широкой горячей лапищей, но Оля тут же вырвала ее.
– Я бы хотел с вами посоветоваться, – упрямо произнес Павел. – Именно с вами. Вы осведомлены обо всей этой ситуации и вместе с тем… ну, как бы еще не совсем заинтересованное лицо.
– О чем вы?
– О себе и о своем отце. У нас с ним тут был разговор недавно, и он предложил мне забыть о прошлом. Но мы оба уже столько успели наворотить…
Оля наступила на острый камешек и заскакала на одной ноге.
– Ой… нет, ничего, все в порядке! – ей пришлось сесть на поваленное дерево неподалеку и надеть босоножки. – Боюсь, Павел, из меня плохая советчица…
– Давайте на «ты». Мы, можно сказать, почти родственники…
– Хорошо… – легко согласилась Ольга. – Так вот, Павел, я не тот человек, который может вам… то есть тебе, помочь.
Павел сел рядом. Оля снова посмотрела на его внушительные плечи, покрытые мелкими светлыми веснушками и тут же поспешно отвела взгляд.
Павел начал:
– Моя мать рассталась с моим отцом, когда я был еще ребенком. Она его ненавидела и умоляла и меня не прощать его. Тогда много разговоров было о том, что мой отец нашел себе молодую любовницу… и, в общем, я всю жизнь думал, что мама не может простить ему Галочку, последнюю его жену. Были и другие разговоры – о том, что мой отец (а он, помимо того, что был писателем, являлся еще и крупным чиновником от литературы) в свое время подписывал всякие петиции против диссидентов… Может, Оля, ты знаешь из телевизионных передач, из книг, как в советские времена боролись с инакомыслящими, высылали их из страны, сажали за самиздат, ну и многое другое?..
– Знаю…
– Целые организации и трудовые коллективы писали в газеты письма, чтобы высказать свое возмущение изменникам и очернителям советского строя. Гонения на Ахматову и Зощенко, гораздо позже – процесс против Синявского и Даниэля… Разумеется, отец ко многому был причастен, потому что его подпись стояла первой в списках возмущенных граждан и писателей.
– Да, да, такое время было!.. – закивала Оля головой, внимательно слушая Павла.
– Мама узнала, что отец, не глядя, подмахнул обвинения в адрес моего дяди, ее родного брата. Дядя был в оппозиции, устраивал у себя в доме собрания тех, кто был недоволен строем. В общем, отцов грех заключался только в том, что он ставил подписи. Он никого не убивал, не сажал в тюрьмы, да, в общем, и разоблачительные процессы тоже не он устраивал, все это делалось не им и не по его инициативе – по указке сверху, разумеется… Но дядю упекли в психушку, а потом выслали из страны. Сделали невозвращенцем. Он жил в Америке, а в восемьдесят третьем там и умер. Мы с мамой его так и не увидели больше.
– Печальная история, – хмуро произнесла Оля.
– Мама не могла простить – Галочку, высланного брата… Она твердила всю жизнь: «Он нас предал. Он нас всех предал!» Хотя отец говорит, что Галочка появилась только после того, как мама ушла от него, узнав об истории с братом.
– А ты сам этого не помнишь? – с любопытством спросила Оля.
– В том-то и дело, что я был тогда еще слишком маленьким, а позже с матерью было бесполезно об этом говорить: чем дальше, тем сильнее она ненавидела отца, она ему такие грехи стала приписывать, которых у него точно не было. Он в ее воображении превратился в Люцифера… Но вдруг и вправду Галочка появилась потом?
Оля с изумлением посмотрела на своего собеседника.
– То есть… Погоди… Я правильно тебя поняла: ты готов простить Степану Андреевичу высланного дядю и всех прочих диссидентов, а любовницу – нет? Тебе безразлично, ставил ли он под разоблачительными статьями подписи, главное – точно знать, что он не изменял твоей матери до того, как она его бросила?..
– Да, так и есть, – бесстрастно произнес Павел. – Только до правды теперь не докопаешься.
– Но ты же уже пытался с ним помириться, если я не ошибаюсь?
– Не совсем так… Да, я как-то провел у него целое лето, сразу после смерти мамы. Но если честно… Я хотел ему отомстить. Копался у него тайком в архиве, собирался ославить его на весь белый свет – глядите, люди, вот он какой, наш лауреат Ленинской и Государственной премии!.. Но одна особа, жившая по соседству, мне помешала.
– Стефания?
– Она самая! – холодно произнес Павел. – Замуж ей, видите ли, приспичило… Пришлось идти в армию. А после, как отслужил, все то, что накопал в архиве, отнес одному журналисту.
Оле хотелось спросить и про Фаню, но она решила, что это можно будет сделать и потом.
– Говорят, у твоего отца после тех статей был сердечный приступ, – осторожно напомнила Оля. Этот разговор все более и более увлекал ее, и она прониклась невольным сочувствием к Павлу. Мальчику, который не мог простить отцу, что тот сделал его мать несчастной.
– Был! – закричал Павел. – И это теперь уже моя вина! Я знаю, что поступил ужасно, чудовищно, безобразно… Но я иначе не мог, понимаешь?!
Где-то неподалеку закуковала кукушка. Оля сорвала травинку, закусила ее зубами.
– Ольга… Ну скажи, что мне делать? – нетерпеливо тронул ее за локоть Павел. – Что ты обо всем этом думаешь?..
– Я не знаю! – с отчаянием произнесла она. – Действительно, все так запутанно, запущенно…
– Нет, но, главное, я обещал покойной матери…
– Ну и что? Я не уверена, что она там, на небе, счастлива от того, что ты здесь так мучаешься… Возьми и помирись со Степаном Андреевичем. Вот и все. Кстати, насчет Стефании, это правда, что она…
– Вот так взять и простить? – с раздражением перебил ее Павел.
– Вот так! – с азартом произнесла Оля. – Ну, ей-богу, всем же лучше будет… какая разница, что там было сто лет назад! Тем более отец твой выздоровел, жив-здоров…
– Даже больше того, мои разоблачения пошли ему на пользу, – неожиданно признался Павел. – Нет, конечно, сначала его ругали, а теперь он вроде героя… Знаешь, теперь ведь многие считают, что это диссиденты во всем виноваты – боролись против советской власти, а на самом деле получилось, что против Родины. И мой отец вроде как правильно поступил, когда призывал их всех поганой метлой…
– Тем более!
Они замолчали, глядя друг на друга.
– Кукушка… – пробормотала Оля. – Интересно, кому она такую долгую жизнь обещает?
– Не иначе как моему папаше… – усмехнулся Павел. – Нет, ты уверена, что мы раньше не встречались?
– Абсолютно! – засмеялась Оля.
«Нет, он не такой уж и плохой… Наломал, конечно, дров, но теперь искренне во всем раскаивается!»
– Ты помиришься с отцом, да?
– Не знаю… – пожал плечами Павел. – Я подумаю.
– Конечно, подумай! Вот представь себе, ты проводишь остаток жизни в ненависти. Ненавидишь себя, отца, всех на свете… То себя обвиняешь, то его. В общем, не особенно веселая жизнь. А так простил – и все легче стало… Проживаешь те же самые годы в радости и спокойствии, поскольку больше никого ненавидеть не надо. Скажешь, банально? Ну и нечего тогда было совета спрашивать! – неожиданно рассердилась Ольга.
Павел засмеялся. Странно звучал его смех, как будто Павел не умел это делать или разучился… Черты его лица стали еще резче, прядь темных с проседью волос упала на высокий лоб, словно перечеркнув его, ямочка на подбородке стала еще глубже.
– Ты ведь раньше стригся наголо, да? – спросила Оля.
– Было дело… – он провел ладонью по волосам. – А что?
– Нет, я так, просто… Видела как-то твою давнюю фотографию.
– Понятно… Вообще фотогеничным меня назвать трудно! Оля… – он снова стал серьезным.
– Да?
– Знаешь, ты совсем на них не похожа… Ну, на мою родню. Невероятно, что невеста Викентия дала мне такой совет – помириться с отцом.
– А что такого? Я теперь всем даю позитивные советы. Нет, правда… Тяжело, когда все время обвиняешь кого-то и одновременно казнишь себя за прошлые ошибки. Это все равно что… все равно что присутствовать на бесконечном судебном процессе – череда обвинителей, свидетелей, прокуроров, адвокатов проходят перед твоими глазами, ты готовишь наказание себе и другим, ты выносишь оправдательный приговор, потом снова обвинительный, потом подаешь апелляцию… Во что превратится душа, в которой годами и десятилетиями идет такая борьба?..
Павел внимательно слушал ее. Этот новый аргумент, судя по всему, поразил его: ему и в голову не приходило, что он превратил свою жизнь в бесконечное судебное слушание…
– …да плюнь ты на все и помирись с отцом, тем более что он сам тебе это предлагает! – с жаром продолжила Оля. – Закончи эту вечную тяжбу… стань свободным! Представь себе, ты просыпаешься, а тебе больше не надо идти в суд. Ты свободен, – торжественно повторила она. – Ты никому ничего не должен, ну и тебе соответственно тоже… Ты просто живешь!
