Текст книги "Отблеск безумной звезды"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
– Интересная мысль…
– Мне ее один человек подсказал, и я теперь всем подряд твержу, что надо выпустить себя из клетки, на свободу. И сама стараюсь стать свободной…
– Что за человек? – с любопытством спросил Павел.
– Твой тезка, кстати… Пал Палыч Веретенников, мой непосредственный начальник в санатории, где я сейчас работаю.
– Выходит, и начальство иногда бывает хорошим… – задумчиво пробормотал Павел. – А я ведь как чувствовал, что мне надо поговорить с тобой. Именно с тобой и ни с кем больше!
– Почему? Ты же меня совсем не знаешь…
– А как будто знаю. Давно знаю, – тихо произнес он. – Родство душ, может быть… Я потому тебя и спрашивал, не встречались ли мы раньше.
И далее произошло нечто такое, к чему Оля была совсем не готова, – Павел вдруг обнял ее и прижал ее голову к своей груди. Она даже услышала, как быстро стучит его сердце… В этом жесте было столько нежной признательности, что она даже рассердиться не смогла, только спросила шепотом:
– Ты что?
– Ничего… – он отпустил ее.
– Ладно, мне пора… – Оля вскочила и заторопилась к дому.
А Павел остался сидеть на поваленном дереве и продолжал смотреть ей вслед.
…Испытывая приступ необъяснимой паники, Ольга прибежала к себе в комнату и заперла дверь.
«Что это было? Зачем он подошел ко мне, стал просить совета… говорил про родство душ… А потом и вовсе полез обниматься! Бред какой-то!»
В дверь постучали.
– Кто там? – испуганно крикнула Оля.
– Оля, открой…
Это был Викентий.
– Решил сегодня удрать с работы пораньше, – сообщил он, заходя в комнату. – Знаешь, находиться летом в городе совершенно невозможно…
– Так у вас же кондиционеры! – растерянно сказала Оля.
– И кондиционеры, и жалюзи, и все что угодно… Но сама мысль о том, что тратишь эти прелестные летние дни на какую-то никому не нужную ахинею… Господи, Оля, что это с тобой?
– Что? – она схватилась за лежавшее на столе зеркальце.
– Ты на себя не похожа… Что-нибудь случилось? – встревоженно спросил он.
– Нет… то есть да! Я говорила с Павлом! – выпалила она. – Ты себе не представляешь… Он мне буквально на голову свалился, когда я возвращалась из санатория домой…
И она самым подробным образом пересказала Викентию их беседу с Павлом. Скрыла только одно – как Павел обнял ее. Викентий слушал внимательно, не перебивая, только слегка покусывал губы.
– …Значит, ты предложила ему помириться с отцом? – бесцветным голосом переспросил он в конце.
– Да. А когда я сравнила его жизнь с бесконечным судебным процессом, в котором он сам и обвиняемый и обвинитель, он буквально в лице переменился… Знаешь, это на него очень сильно подействовало!
– Как мило…
– И вовсе он не такой злодей, каким его все представляют… – заметила Оля. – Он раскаивается, понимаешь, искренне раскаивается во всем!
– А про Леру с Фаней ты у него не спрашивала? – криво усмехнулся Викентий. – Ах он, бедная, заблудшая овечка…
Только сейчас Оля поняла, что Викентий злится на нее.
– Ну да, ты думаешь, что если Павел помирится со Степаном Андреевичем, то тебе никакого наследства не достанется… – воскликнула она. – Но и бог с ним, с наследством! Послушай, Кеша, не надо нам этих денег, мы и без них прекрасно проживем…
– Это ты так думаешь, – поправил он.
– Тебе же будет легче, если ты забудешь про это растреклятое наследство! Степан Андреевич, может быть, еще лет двадцать проживет… И вообще… надо выпустить себя на свободу. Будь что будет, а на все остальное наплевать. Это теперь моя философия… – добавила она тише.
– Потрясающее откровение! – кисло произнес Викентий. – Выпустить себя на свободу… Ты этой весной уже выпускала себя на свободу. Сбежала к своему бывшему любовнику, даже не предупредив никого! И это твоя философия?..
– Ах, пожалуйста, не ставь все с головы на ноги…
– Нет, я до сих пор не могу понять… Мама! – выглянул он в коридор. – Мам, ты здесь? Зайди сюда, пожалуйста…
В комнату с настороженным видом заглянула Эмма Петровна.
– Мама, наша Оля сегодня разговаривала с Павлом! – дрожащим голосом произнес Викентий. – И знаешь, что она ему посоветовала? Помириться со Степаном Андреевичем!
– Ты шутишь? – Эмма Петровна прижала пальцы к вискам. – Что она ему посоветовала?
– Мама, ты не ослышалась, – мрачно сказал Викентий.
– Но, может, он ее не принял всерьез?.. – пробормотала Эмма Петровна, бросив на Олю настороженный взгляд. – И вообще зачем с ним надо было говорить…
– Мам, наша Оля умеет иногда быть очень убедительной, – судя по всему, Павел послушается ее.
– А что такого? – Оля почувствовала, что ее вновь охватывает паника. – Они же отец и сын, они не должны быть в ссоре…
– Благими намерениями устлана дорога в ад, – устало проронила Эмма Петровна. – Кеша, я тебя предупреждала… Господи, у меня, кажется, давление поднялось!
– Оля, ну зачем ты это сделала, зачем? – с отчаянием спросил Викентий, схватив ее за руки. – Дело ведь не только в наследстве… Ты не знаешь Павла! Если он снова войдет в нашу семью, будь уверена, он отравит жизнь всем…
– Он неплохой человек. Он исправился… – неуверенно пробормотала Ольга.
– Да, он больше не будет! – стонущим голосом воскликнула Эмма Петровна. – Это просто детский сад какой-то… Кеша, мальчик, я тебе столько раз указывала на умственные способности этой особы, но ты решительно не хотел ничего замечать! И вот, пожалуйста, – она дает ценные указания Павлу… Надеюсь, что тот все-таки не воспринял ее всерьез…
И Эмма Петровна, безнадежно махнув рукой, вышла из комнаты.
– Ты удивительно легкомысленный человек, Оля, – с горечью констатировал Викентий. – Вот что теперь делать, а?..
– Ничего. Просто жить… – пробормотала Ольга.
– Это только у тебя все просто! – не своим голосом закричал Викентий. – Оля!..
Она некоторое время смотрела на картину напротив – «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», а потом вдруг вскочила и вытащила из-под кровати большую дорожную сумку.
– Что это ты задумала? – подозрительно спросил Викентий.
Вместо ответа Оля принялась кидать в сумку свои вещи.
– Оля… – он попытался вырвать у нее из рук какую-то юбку. – Перестань! Что ты делаешь?..
– Я ухожу… – едва не плача, сказала она. – Я… мне все надоело! Эти вечные споры о наследстве… Слушать, как твоя мама рассуждает про мои умственные способности… «О, сынок, я же тебя предупреждала! Теперь ты видишь, как я была права!» – она передразнила голос Эммы Петровны.
– Прекрати! Я тебя не пущу… – Викентий швырнул сумку в угол, схватил Олю, прижал ее к себе, не давая вырваться.
– Нет… я не могу! – отчаянно брыкалась она. – Я хочу… я хочу делать то, что считаю нужным, а не то, что вы мне указываете!
– Оля, Оля!..
Викентий подтащил ее к кровати, силой усадил себе на колени.
– Павел – лицемер. Лицемер и обманщик… А ты его пожалела! Я больше чем уверен, что советы твои ему не нужны, он просто испытывал тебя… Ему нужен хотя бы один союзник в этом доме, и он своего добился!
– Ты думаешь? – перестав брыкаться, озадаченно спросила Оля.
– Да! А на маму мою не обижайся, она просто хочет, чтобы я был счастлив. Конечно, она иногда перегибает палку… – Викентий отвел волосы от Олиного лица. – Но еще неизвестно, какой бы ты была матерью! Наверное, просто сумасшедшей мамашей…
Оля вздрогнула.
– Нет. Нет, я не стала бы вмешиваться в личную жизнь своего взрослого сына!
– Это ты сейчас говоришь… – грустно засмеялся Викентий.
– Ольга! – закричал под окнами Силантьев. – Ну где вы там? Я жду, жду, как дурак…
* * *
– Ты здесь? – в увитую диким виноградом беседку заглянула Кристина.
– Как видишь… – Оля отложила игральные карты. – Пыталась разложить пасьянс.
– Темно же! – Кристина включила лампу под потолком.
– Зато сейчас на свет всякие мошки налетят…
Кристина вырвала из Олиных рук карты.
– Я не знаю, плохо это или хорошо, но я вчера видела Павла со Степаном Андреевичем в саду. Они прогуливались под ручку и довольно мирно беседовали. Кажется, это твоя заслуга?..
– Эмма Петровна разболтала, да?
– Нет, я об этом от Вани узнала.
– Значит, теперь об этом все знают… – вздохнула Оля. – Что, сильно они меня ругают?
– Лера злится, а Ваня вдруг заявил, что это даже лучше, что отец с сыном помирились. Теперь Степан Андреевич будет добрее и перестанет нам морочить головы… По крайней мере хоть какая-то определенность!
Мотыльки бились о горящую под потолком лампу.
Кристина наугад вытащила из колоды карту.
– Король бубновый. Если бы знать, что означает бубновый король… – она помолчала. – Но Ваня не хочет оставаться в одном доме с Павлом Ты слышала ту историю про Леру? Ведь Лера была раньше женой Павла…
– Слышала. А что, все так и было? – беспокойно спросила Оля.
– Что Павел избил Леру? Жаль, что он ее вообще не убил, – усмехнулась Кристина. – По крайней мере Ваня бы сейчас не мучился.
– Да он и не мучается вовсе!
– Нет, если он узнает, что у Леры роман с Кириллом…
В это время снаружи, в темноте, раздались шаги. Кристина моментально замолчала.
В беседку заглянул Иван Острогин.
– А, Оленька… – невесело пробормотал он. – Добрый вечер. И Кристина здесь…
– Леру мы не видели! – предупреждающе воскликнула Кристина. – Можете нас даже не спрашивать, Ваня.
– А я и не спрашиваю… – неуверенно сказал он. – Я так… гуляю по саду. Просто решил заглянуть к вам на огонек.
– Мотылек прилетел на огонек… Ваня, бубновый король что означает? – спросила Оля, мешая карты.
– Обман. Впрочем, я в картах не силен! – засмеялся Иван. – У Муры уточните… Кстати, проходил сейчас мимо ее окна – смотрит, не отрываясь, какое-то ток-шоу. Ну, где давно потерявшиеся люди находят друг друга, и рыдает в три ручья. На экране, в студии, тоже все рыдают как помешанные.
– Может быть, она кого-то потеряла? – предположила Оля. – Тайна старой домработницы…
– Никого она не теряла! – холодно заметила Кристина. – У нее есть взрослая дочь в Москве, старая дева, которой уже за сорок, одна нога немного короче другой… Мура помыкает ею, как хочет.
– Бедная дочь… – вздохнула Оля. – Почему так происходит?.. Люди рыдают над чужими судьбами, а жизнь своих близких превращают в ад! Я не только о Муре сейчас говорю…
– Это так! – горячо согласилась Кристина. – Просто помешались все на ток-шоу. Особенно если учесть, что все эти истории придуманы хитрыми телевизионщиками…
– Лицом к лицу лица не увидать, – вздохнул Иван и сел на краешек деревянной скамьи. Время от времени он посматривал на погружавшуюся в густые сумерки аллею. – Мы не можем оценивать себя и свою жизнь, поэтому любим подсматривать за другими людьми…
– О-чень любим! – подхватил Силантьев, появляясь в беседке.
– Ярослав Глебович, вы аки тать в ночи! – нервно засмеялся Иван. – Подкрались незаметно…
– Ненавижу все эти… масс-медиа! – фыркнул Силантьев. – А хуже всего, что сейчас через средства информации насаждается эта чертова политкорректность.
– Чем же плоха политкорректность? – изумилась Кристина.
– Да тем, что теперь всякой сволочи нельзя сказать, что она сволочь и дрянь! – Силантьев с треском почесал затылок.
– Вы что-то путаете… – поморщилась Кристина, отсаживаясь от Силантьева подальше. – Политкорректность – это совсем другое. Например, чернокожие жители Америки… Они имеют право на то, чтобы их называли афроамериканцами, а не неграми!
– Да при чем тут чернокожие жители Америки… – рассердился Силантьев. – Вы хоть одного чернокожего в этой глуши видели?.. Кстати, анекдот о корректности: дурака теперь не принято называть дураком, теперь надо говорить – человек с гуманитарным складом ума.
Все невольно засмеялись.
– Это еще что… – сквозь смех произнесла Оля. – Мы не так давно с Викентием смотрели на DVD очередной фильм со Шварценеггером, так там Терминатор требует, чтобы главный герой называл его не роботом, а компьютерным организмом!
– Вот-вот! – с удовольствием кивнул Силантьев. – Сейчас все свои права качают. Я такой особенный, я требую к себе уважения… Этак и сатану оправдают! А что? Тоже существо, имеет право на собственное мнение, в том, что у него расхождения с богом, не виноват…
– В чем-то вы, конечно, правы, Ярослав Глебович… – вздохнул Иван, отсмеявшись. – Но мы, если честно, говорили о другом.
– Да не важно… – Силантьев махнул рукой. – Слушай, Ваня, ты вот что, сходи к этой старой кукле, она тебе больше доверяет…
– К кому?
– Да к Муре же! И попроси у нее ключи от буфета…
– Никуда я не пойду! – сердито закричал Иван. – Вам надо, вы у Марьи Тимофеевны и просите…
– Вот они, гуманисты… – криво усмехнулся Силантьев. – Тогда вы, Оленька!
– Я? – удивилась Оля. – И как я ей объясню, зачем мне ключи понадобились?
– А вы не для себя, вы для Кеши! – вкрадчиво подсказал Силантьев. – Он якобы немного простудился в городе, а вам надо сделать ему компресс… Вы же доктор, в конце концов! Для медицинских целей она жалеть не будет.
– Ярослав Глебович, перестаньте! – рассердилась Кристина. – Оля, не слушай его…
– Какие же вы все правильные, – с ненавистью произнес Силантьев. – Правильные и недалекие! Но ничего, скоро страны третьего мира вас задушат… Повымрете все, гуманисты хреновы!
Ворча, он вышел из беседки.
– Вот человек… – через некоторое время со смешком произнес Иван. – Никакой совести! Пришел, обругал нас всех и ушел.
– Он горький пьяница, – серьезно произнесла Оля. – Мне его жалко…
– Мне бы его тоже было жалко, если бы он не задирал всех подряд, – сказала Кристина.
– Но он сам себя не жалеет!
– Знаете, какая у него логика? – вдруг оживился Иван. – «Все сволочи, и поэтому я выпью». Или: «Я сволочь и потому выпью!»
У Оли в кармане зазвенел мобильный.
Извинившись, она вышла из беседки, в темноту.
– Оленька, это я… Не слишком поздно?
– Господи, тетя Агния! Нет, конечно… – обрадовалась Оля. – Я сама хотела тебе позвонить, но как-то все некогда было! Как ты там?
– Хорошо… – прошелестела тетка. – Соскучилась по тебе.
– Так приезжай!
– Куда?
– Сюда приезжай! Викентий за тобой завтра заедет…
– Что ты! – тетка перепугалась еще сильнее. – Как можно! К Степану Андреевичу… без приглашения, просто так…
– Да тут все останавливаются, кому не лень! У меня есть своя комната, в конце концов… Хочешь, я со Степаном Андреевичем поговорю? – в отчаянии предложила Оля. Меньше всего ей хотелось просить о чем-то старика, но ради тетки, наверное, стоило поговорить с ним…
– Нет! – завопила тетя Агния. – Олюшка, это совсем лишнее… Не надо ни о чем просить!
– А хочешь, я в санатории место для тебя подыщу? – с надеждой спросила Оля, зная, что тетку переубедить уже невозможно. – Мы с Кешей за тебя заплатим… Будешь на процедуры всякие ходить!
– Еще и в расходы вас вводить… – тетя Агния окончательно запаниковала. – Ни в коем случае!..
– Журавлева, к тебе пришли! – крикнула в раскрытую дверь техничка, Кира Семеновна.
– Кто? – спросила Оля.
– Откуда я знаю… Мужик какой-то. У входа тебя дожидается, – и техничка равнодушно зашаркала дальше по коридору.
«Интересно… Кто бы это мог быть? Если бы отдыхающий за справкой, то его бы сразу в мой кабинет проводили. Кешу они все знают, у меня его фотография на столе под стеклом… Иван? Нет, Ивана невозможно назвать «мужиком». Кирилл? С какой стати… Нет, это не Кирилл…» Оставался только один ответ, но она в него не хотела верить.
Оля вскочила со стула и замерла посреди комнаты в нерешительности. Зеркальная панель на шкафу отразила ее – молодая женщина в светло-зеленых укороченных брючках, оранжевой футболке с попугаем на груди, в пластиковых тапочках и с длинным хвостом прямых светлых волос (утром убила очередной час своей жизни на их выпрямление). Короткий больничный голубой халат нараспашку…
Оля решительно скинула тапочки и быстро влезла в свои босоножки.
Приняла независимо-отстраненный вид (несколько секунд репетиции перед зеркалом), и, засунув руки в карманы брюк, зашагала к выходу.
В тени боярышника сидел Павел, в том самом светлом льняном костюме, в котором она увидела его в первый раз.
– Вы меня преследуете! – холодно сказала она, подойдя ближе.
– Мы на «ты».
– А, ну да… – Оля смутилась.
– Я бы хотел с тобой поговорить, – сказал Павел, снова рассматривая ее самым бесцеремонным образом.
– Понадобился новый совет?
– Не совсем… Ты скоро освободишься? – Павел не принял ее иронии.
– Через час, – мельком взглянула она на часы.
– Я подожду тебя…
– Здесь?
– Да.
– Хорошо, – кротко согласилась она.
Этот час Оля усилием воли заставляла себя не думать о Павле, потому что испытывала к нему самые противоречивые чувства.
«Какой он на самом деле? И почему ей не все равно, какой он?..»
Она появилась через час, уже без халата, но в синей бейсболке с широким козырьком.
Павел встал ей навстречу.
– Идем? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Куда?
– А хоть туда… – махнул он рукой.
Они обошли санаторий с другой стороны и вышли к лодочной станции. Как всегда, в этот обеденный час людей здесь почти не было и лишь старик-лодочник читал в своей будке газету.
– Может быть, все-таки прокатимся?
– Ладно… – пожала она плечами.
– Чего желаете, молодые люди? – крикнул им лодочник. – Лодку или водный велосипед?
– Лодку! – сказала Оля. «Чего я боюсь? Кеша будет дома только вечером, остальные тоже заняты… Эмма Петровна в это время спит…» Оля сделала вывод: боится она только одного – что ее увидят вместе с Павлом.
Павел помог ей забраться на корму неустойчивой, выкрашенной в ядовито-фиолетовый цвет лодки, а сам сел на весла. Они поплыли вниз по течению – дач здесь уже не было, только лес с обеих сторон да шашлычная на противоположном берегу, от которой стлался по воде сизый дым и неслись мелодии русского шансона.
– Сколько тебе лет? – спросил он, безо всякого усилия работая веслами.
– Тридцать четыре, – вызывающе ответила она. «Грубиян! Грубиян и невежа! И зачем я только с ним связалась…» – все вдруг закипело в ней от раздражения.
– Не похоже… – с сомнением покачал он головой. – А на вид больше двадцати и не дашь… особенно в этой кепке!
«Ладно, будем считать это комплиментом…»
Мимо них проплыли две лодки, развернувшиеся перед низким полуразрушенным мостом, перегородившим в этом месте реку.
– Ты куда? – встревоженно спросила она, заметав, что Павел и не собирается разворачиваться.
– Туда…
– Мы же не проедем!
– Проедем… Ты только, пожалуйста, пониже пригнись…
Оля скорчилась на корме, точно креветка, а Павел почти лег на спину, осторожно помогая себе веслами.
Внутренняя ржавая часть моста нависала прямо над Олей – страшная, заросшая паутиной и мхом.
Тишина. Отчетливый плеск воды. Золотые блики на ржавчине.
Еще мгновение – и они выплыли с другой стороны моста.
Оля наконец позволила себе распрямиться.
– Испугалась?
– Нет… Наоборот, интересно!
Здесь, на этом отрезке реки, было все по-другому, словно мир остался там, позади ржавого моста. Только деревья нависали над темной водой.
– Вот видишь… я сделал все по-твоему.
– Ты об отце? Ты, наверное, сам хотел с ним помириться…
– Хочешь умалить свою роль? – прищурился он.
– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – нахмурилась Оля, словно не слыша его вопроса.
– О тебе. Ты кто?
– Я? – удивилась она. – Я Ольга Витальевна Журавлева, врач-физиотерапевт. Возраст и мое семейное положение ты знаешь…
– Нет, ты меня обманываешь. Ты всех обманываешь… – он улыбнулся уголками губ. – На самом деле ты совсем другой человек.
– А кто же я? – засмеялась Оля, постепенно включаясь в эту игру. – Американская шпионка, засланная подорвать наш новый капиталистический строй? A-а, я вообще с другой планеты, собираю сведения о земной жизни… – и она попыталась напеть мелодию из «Секретных материалов».
– Ты знаешь Дезире?
– Дезире? Нет… – пожала она плечами. – Почему ты спрашиваешь?
– Ну, хотя бы кто она, эта Дезире!.. – умоляюще произнес он.
– Вообще-то это имя… – она поправила бейсболку за козырек. – Ну да, это женское имя.
Павел невольно дернул плечами.
– Ты что?
– Ничего…
– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – с любопытством поинтересовалась Оля.
– Ты очень похожа на одну девушку. Очень…
– На ту самую Дезире? Ну и имечко, кстати сказать! – насмешливо фыркнула Оля.
– Да, необычное имя… – печально согласился Павел. – В первый момент, когда я тебя увидел, я подумал, что ты – это она. А сейчас вижу – сходство очень большое, но…
«Первая любовь, возможно… Никак не может забыть! – решила Оля. – Потому и возраст мой спрашивал, и рассматривал все время… Да он неисправимый романтик, оказывается!»
– До сих пор не можешь забыть ее?
– Не знаю… Мы с ней расстались, даже не простившись.
– Бедный, бедный… – улыбаясь, пробормотала Оля. Она опустила руку в воду. – Теплая…
Они плыли вдоль берега, заросшего высокой травой.
– Ты ведь кузнец, да?..
– Совершенно верно. Очень редкая нынче профессия… – с удовольствием согласился Павел.
– Не могу себе представить твою работу, – откровенно призналась Оля. – А что ты делаешь?
– Да все что угодно! – оживился он. – Орудия труда: молот, горн, наковальня, клещи, тиски, пробойники – все как в старые времена, разве что молот у меня пневматический. Конечно, и ручками много приходится работать… Под Звенигородом у меня кузница, помощник есть – Сашка… Сейчас от богатеньких дачников, например, много заказов – делаю им ограды под старину. Еще перегородки, светильники, дверные ручки, решетки на окнах, безделушки всякие… Хочешь, и для тебя что-нибудь сделаю? – неожиданно предложил он.
– Не знаю… – пожала Оля плечами. – Мне не нужны ни ограды, ни светильники… Ой, смотри – лилия!
– Это не лилия, это кувшинка… – Павел подплыл ближе к роскошному белому цветку, лежавшему в основании большого зеленого листа. – Сорвать тебе?
– Нет.
– Нет и нет! – сердито повторил он. – Ото всего отказываешься!
– Я не твоя Дезире, Паша… – тихо напомнила она.
Он засмеялся.
– Да, ты не она… Как я мог так ошибиться! Теперь вижу… Ты невеста Кеши Локоткова.
– А против него ты что имеешь? – рассердилась Оля.
– Ничего. Ровным счетом ничего! Я ведь, Оля, по твоему совету теперь больше ни с кем не сужусь…
– Ты странный. Я в последнее время только о тебе думаю.
– Обо мне? – глаза у него заблестели.
– Потому что только о тебе говорят все вокруг, – резонно заметила она. – Павел то, Павел се… Не удивлюсь, если ты станешь мне сниться.
Он замер. С поднятого весла текло, и расходились круги по воде – лениво, точно в замедленной съемке. Или время действительно замедлило свой ход?
– Павел…
– Что? – одними губами произнес он, точно под гипнозом.
– Ты не обидишься, если я тебя кое о чем спрошу?
– Спрашивай…
– Я, Паша, любопытна, как и все женщины… Никак не могу понять, правду о тебе говорят или нет… Ты знаешь, что, например, у Стефании тоже к тебе претензии?..
– У кого? – призрачное очарование вмиг рассыпалось, распалось на хрустальные брызги. Павел энергично заработал веслами.
– У Фани, твоей соседки.
– Ну и что ты хочешь знать? – почти грубо произнес он. – Да, я скотина, я не захотел на ней жениться! Ты что думаешь, я сейчас оправдываться начну? Делать мне больше нечего!
– А что ты на меня кричишь? – обиделась Оля. – И вообще… Высади меня немедленно! Плыви к берегу!
– Куда я тебя высажу?! Тут же лес сплошной! А с той стороны вообще болото… Ты тут никуда не выйдешь!
– Мне все равно… высади меня! – Оля толкнула его ногой. – Ты слышишь?..
Павел посмотрел на нее с яростным изумлением.
– Ну, что смотришь? – с вызовом произнесла она. – Хочешь ударить? Попробуй…
– А теперь ты еще и на Лерочку намекаешь… Прелестно, просто прелестно… – насмешливо пропел Павел.
Оля вместо ответа снова толкнула его ногой. «Похоже, лекции Пал Палыча Веретенникова пошли мне на пользу…» – мелькнуло у нее в голове.
– Не понимаю, как я мог спутать тебя с той, другой… – пробормотал он, задыхаясь. – Да ты… ты просто мегера какая-то!
Оля зачерпнула ладонью воду и плеснула ему в лицо. Павел тут же бросил весла и тоже опустил свою лапищу в воду.
– Нет! – взвизгнула Оля, заслоняясь обеими руками. – Только не это!
Она представила, что станет с ее тщательно выпрямленными волосами, и перепуталась.
Павел немедленно вытащил руку из воды. Локтем вытер свое мокрое лицо.
– Вот он, феминизм во всей своей красе! – ехидно пробормотал он. – Ладно, не буду я на тебя брызгать…
Где-то рядом застучал дятел. У Оли снова возникло чувство, что они сейчас полностью отрезаны от внешнего мира.
– Шантажистка… Хочешь услышать историю о Фане? Хорошо, я тебе расскажу, – усмехнулся Павел. – Я тебе расскажу так, как все было на самом деле, и, пожалуйста, не думай, что я хочу как-то оправдаться… Думай обо мне что хочешь, мне все равно.
Оля зачарованно смотрела на него.
– Как ты знаешь, я после школы приехал к отцу на лето. Какие планы у меня были, ты тоже знаешь… К нам в гости пришел сосед – друг отца, со своей дочерью. С Фаней… А Фаня – да ты видела – из тех, кто коня на скаку остановит, в горящую избу войдет… В общем, не девица, а валькирия какая-то… Интересная, но не в моем вкусе. В тот же вечер она подошла ко мне и заявила, что здесь, на даче, тоска смертная и лучше сразу расставить все точки над «1», чтобы потом, значит, не было мучительно больно за бесполезно погубленное время. «Я вижу, что не напоминаю героиню твоего романа, да и ты тоже не мой принц… – сказала она. – Но выбора у нас нет – остальные еще хуже…»
– К чему это она сказала? – спросила Оля.
– Нетрудно догадаться… – усмехнулся Павел.
– О, господи… – прошептала Оля. То, что сейчас рассказывал ей Павел, никак не напоминало историю, что преподнесла ей Стефания… Кто из этих двух людей врал? Или у каждого была своя правда?.. – И ты согласился?
– Разумеется! – зло захохотал он. – Какой юнец откажется от подобного предложения?.. Гормоны бушуют в крови, долгие летние вечера, роскошная девушка с формами… – Он сделал жест руками, изображая эти самые формы. – …которая сама себя предлагает, не требуя при этом никакой любви!
– Ну да…
– Это теперь я знаю, что женщинам нельзя верить! Ведь, что бы они ни говорили, каких бы современных принципов ни придерживались, они всегда надеются, что их будут любить!
– А она тебя любила? – тихо спросила Оля.
– Не знаю! – огрызнулся он. – Может быть, и любила… а может быть, не могла мне простить, что я так и не смог полюбить ее. Да, я виноват! – сердито повторил Павел. – Я должен был обо всем этом знать!.. Но… В общем, и до сих пор для меня женская душа – потемки… А тогда я просто надеялся хорошо провести время!
– А что было потом?
– Отец Стефании очень хотел, чтобы Фаня поступила в институт… – мрачно продолжил Павел. – Она еще кучу учебников привезла с собой… Но едва ли прочитала хоть одну страницу, поскольку все свободное время мы проводили вместе. «Послушай, – сказала мне Фаня в конце лета, – учиться я не хочу, да и тебе не стоит идти в армию. Наши родители все устроят». «Каким образом?» – удивился я. «Есть прекрасный выход – мы поженимся, и никто от нас ничего не потребует…» «Я не собираюсь на тебе жениться! Ни на тебе, ни на ком-либо другом, – сказал я ей. – И вообще мы с самого начала договаривались, что ничего подобного у нас не будет…»
– А она?
– Она настаивала на своем. Стефания – девушка решительная. Увидела, что я не согласен, и рассказала все своему папе. Ну, конечно, она преподнесла ему романтический вариант нашей связи – любовь-морковь и все такое… Папа Стефании пошел к моему отцу. Отец не имел ничего против, чтобы я женился на Фане… Но я не хотел! У меня были совсем другие планы! – иронично произнес Павел.
– Неприятная история… – сказала Оля, внимательно глядя на него. – Если Фаня действительно тебя любила…
– Я не знаю, любила она меня или нет, но если бы она действительно хотела повеситься, то не вбивала бы в стену тот маленький гвоздик, на который и картину-то повесить нельзя, а выбрала бы что-нибудь поосновательней… – с раздражением произнес Павел. – Ты, конечно, вправе считать меня чудовищем, погубившим юную девицу… Но веревку она сделала из старой простыни, которая расползалась от одного прикосновения. Я потому так говорю, что сам потом все это видел – и вбитый в стену гвоздь, и веревку… И не стала бы она это делать за мгновение до того, как к ней в комнату постучался ее отец. Она все рассчитала!
– Ты думаешь, все это было не всерьез?
– Я в этом уверен! Фаня и тогда, в возрасте своих нежнейших семнадцати лет, отличалась здравым умом и рассудительностью… Ее напору позавидовал бы танк! Я тебя уверяю, Оля, она всегда знает, чего хочет! В семь, семнадцать или семьдесят лет – она всегда будет добиваться своего…
Перед мысленным Олиным взором предстала Фаня, с ее белой «Ласточкой» и ротвейлером Кексом – машиной и собакой, без которых та не мыслила жизни, и с маленьким белобрысым мальчиком по имени Олег, по стечению обстоятельств – ее сыном… Фаня, которая вспомнила только раз о своем покойном муже Платове, чтобы был повод выпить винца. Фаня, которая никогда и ни в чем не считала себя виноватой и страшно обиделась, когда ей не дали попробовать шашлыка…
Та Фаня, которую знала Оля, действительно не могла всерьез пойти на самоубийство. Скорее всего и тогда, двадцать лет назад, она просто шантажировала всех – и Павла, и своего отца. А когда у нее ничего не вышло, то она страшно разозлилась и придумала эту историю, что Павел любил ее и бросил, так и не сдержав своих обещаний…
«Ну вот, я снова пытаюсь оправдать его! – подумала Оля. – Я уже верю только ему…»
– А Лера? – неожиданно спросила она.
– Что Лера? – поморщился Павел.
– Говорят, что ты избил ее и выгнал на улицу…
– Конечно, я ее выгнал… – прорычал Павел. – Все-то тебе надо знать! Да, я ее выгнал из квартиры – в одной рубашке, вместе с ее любовником. Бить не бил, она сама там где-то на лестнице поскользнулась…
– Ты застал ее с Кириллом? – ахнула Оля.
– Нет, с другим… При чем тут Кирилл? – недовольно буркнул он. – А ко мне как раз Иван в тот вечер приехал, они у подъезда столкнулись. Как ты думаешь, что она ему могла сказать в оправдание? Конечно, это злой муж издевается над ней… Наш Ваня добренький, он ее пожалел!
– Я ее не бил, она сама упала… – пробормотала Оля. – Слушай, а у тебя там крылышки за спиной не растут?
– Что, думаешь, я вру? – усмехнулся Павел. – А зачем? Какой смысл мне себя перед тобой выгораживать?
– Затем, что я тебе нравлюсь, – твердо произнесла Оля. – И напоминаю тебе твою давнюю любовь, эту, как ее там… Дезире.
Ничего не говоря, Павел развернул лодку, и они поплыли обратно.
Всю оставшуюся дорогу они молчали, и лишь однажды, перед старым мостом, он проронил:
– Голову пригни…
На следующий день он уехал.
А вечером Степан Андреевич собрал своих домочадцев и за торжественным ужином сообщил, что окончательное примирение с сыном состоялось и теперь он с чистой совестью может умереть.
– Будет вам! – хлопотала вокруг него Мура. – Вы еще орел… Рановато о смерти думать! А что, Павел-то надолго уехал?
