Текст книги "Сестра смерти - любовь (СИ)"

Автор книги: Татьяна Органова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава VII

Елена пришла в дом Тимея, когда симпосион уже давно начался. Ее душу наполняли противоречивые чувства. Все эти дни она ждала, что Перикл навестит ее, но он не приходил. Елена не хотела признаваться даже самой себе, как ее это задело. Она не могла понять до конца, какие чувства вызывал в ней этот молодой человек. Воспоминание о восхищении, которое она читала в его глазах, согревало ее, а мысль о том, что это было только кратковременное увлечение, свойственное юности, заставляло холодеть. Никогда еще ее сердце т не билось так при мысли о мужчине.

Но душевные терзания не испортили ее внешности. Гетера выглядела великолепно в роскошном хитоне медового цвета, затканном золотом. Ее густые блестящие волосы, завитые в локоны, были уложены искусно, но слегка небрежно, что придавало ее прическе естественность. Золотые полумесяцы на длинных цепочках раскачивались в ее ушах в такт легкой походке.

Увидев входящую гетеру, хозяин дома Тимей вскочил с ложа и с радостным возгласом пошел ей навстречу. – Приветствую тебя, красавица моя, – весело сказал он, – ты чуть не посетила печаль в наших сердцах – мы уже думали, что ты не придешь.

Елена улыбнулась Тимею, и он, взяв ее за руку, повел к своему ложу. Гости, почти все знакомые Елене, весело приветствовали ее.

Опустившись на ложе, гетера стала осматривать зал. Она попала в тот промежуток между переменой блюд и выступлением артистов, когда гости, по двое или трое разместившиеся на ложах, беседовали между собой, кто о чем. Зал наполнял гул голосов, громкие возгласы, то там, то здесь раздавался нежный женский смех. Здесь было несколько известных гетер, а также танцовщицы и флейтистки.

Вдруг сердце Елены забилось сильнее – она увидела Перикла. Он полулежал на ложе, а рядом с ним сидели две полуобнаженные флейтистки. Это были совсем юные девушки, четырнадцати-пятнадцати лет, не старше, с нежными стройными телами, тонкими изящными руками и длинными ногами, темноволосые, смуглые, очевидно, египтянки. Одна из них пальчиками обрывала ягоды винограда и клала их в рот Периклу. Другая лениво играла с его волосами. Елена чуть не задохнулась, увидев Перикла в окружении молоденьких красавиц.

Вот он что-то сказал им – было далеко и шумно, и Елена не разобрала слов – и они, закатившись от смеха, упали ему на грудь, а он обнял их своей мощной рукой.

Елена почувствовала, что из ее глаз вот-вот брызнут слезы. Но жизнь заставила ее пройти хорошую школу, и гетера умела владеть собой. Она несколько раз глубоко вздохнула и выпила глоток разбавленного вина. Это помогло ей взять себя в руки. Только сейчас она услышала, как Тимей что-то говорит ей вполголоса. Она улыбнулась и посмотрела на него слегка исподлобья, отчего ее глаза показались еще огромнее.

– Я бы посоветовал всем нашим гетерам попадать под суд, это украшает, – легко говорил хозяин дома, – в тебе, Елена, появилось что-то необыкновенно таинственное и волнующее.

Елена лукаво ответила: – А я думала, что во мне не осталось никаких тайн, теперь, когда все Афины видели меня обнаженной.

– Ох, не говори, – не в тон серьезно сказал Тимей, – это было что-то волшебное. Меня дрожь пронзила до самых пяток, когда я увидел тебя там, на Акрополе. На мгновение мне показалось, что это сама Пеннорожденная.

– И мне тоже, – подхватил с соседнего ложа Кресил, весельчак и хорошо известный в столице поэт, – и многие мне говорили потом, что почувствовали то же самое. А Геронт! На него жалко было смотреть, так он посинел, бедняга. И Кресил расхохотался.

– Слава великой богине, – тихо проговорила Елена и, подняв чашу с вином, сплеснула немного в блюдо с фруктами.

– Слава великой богине, – повторили ее жест мужчины. И между ними завязалась беседа, то и дело прерываемая смехом. Елена сверкала остроумием и блеском глаз, но в глубине ее души гнездилась боль, что это не Перикл смеется ее шуткам, что не он восхищенно заглядывает ей в лицо. Время от времени она беззаботным взглядом окидывала зал. Перикл, казалось, был полностью поглощен обществом своих юных соседок.

Вдруг она увидела, как в противоположной стороне зала несколько юношей, все знатного рода, вскочили с мест и почтительно приветствовали входящего Пифея.

Философ был, как всегда, прекрасно одет и причесан. Так прекрасно, что никто не замечал его прически и одежды, но все чувствовали гармоничность его облика. Восхищение поклонников не изменило спокойное, слегка ироничное выражение его лица. Он занял предложенное ему ложе и стал оглядывать присутствующих, вежливо наклоняя голову, встречаясь глазами со знакомыми. Увидев Елену, он радостно помахал ей рукой.

– Извини меня, Тимей, – попросила гетера хозяина симпосиона, – но я должна еще раз поблагодарить своего спасителя.

И, улыбнувшись Кресилу, разочарованно глядевшего ей вслед, она поднялась с ложа и пошла к Пифею, привлекая внимание легкостью своей походкой.

Встречая гетеру, Пифей встал и, когда Елена подошла к нему, взял ее за руки и расцеловал в обе щеки. Юноша, деливший с ним ложе, по его просьбе уступил ей место. Их обоих рассмешил ревнивый взгляд, который тот, уходя, бросил на Елену.

– Рад видеть тебя, дорогая, – весело блестя глазами, сказал философ. – Ты прекрасна, как никогда.

– Я тоже очень рада видеть тебя, – искренне ответила молодая женщина, – а моя благодарность растет с каждым днем.

– Ну-ну, не надо об этом. В конце концов, это я должен быть благодарен тебе – ведь теперь я самый популярный человек в Афинах, – с улыбкой проговорил Пифей. – Но, кажется, сейчас будут новые танцовщицы, о которых говори Тимей.

Сопровождаемые нежным звоном бронзовых колокольчиков, привязанных к их запястьям и щиколоткам, на середину зала выбежали танцовщицы. Елена с изумлением увидела, что все они черные. Она слышала, что в глубине Египта живут чернокожие люди, но видела их впервые и поэтому с любопытством рассматривала.

Девушки были высокие и стройные. Они отличались от греческих женщин: плечи у них были шире, а бедра уже, чем у афинянок. Густые вьющиеся волосы, как шапки, покрывали головы девушек. Большие карие глаза ярко выделялись на фоне голубоватых белков. Елене сначала показалось, что ладони и подошвы ног этих необычных созданий выкрашены розовой краской, но потом она поняла, что просто кожа там светлей. Кроме колокольчиков их тела были украшены только поясками из разноцветных бус.

Все гости были поражены экзотическим видом танцовщиц. Как и Елена, большинство из них не видели раньше чернокожих. Все приподнялись, чтобы лучше видеть.

Забили барабаны, и чернокожие девушки начали свой танец в таком бешеном темпе, что огни светильников заколебались, как от порыва ветра, и по стенам заплясали причудливые тени, как бы передразнивая танцовщиц.

Захваченные этим зрелищем, гости не отрывали взглядов от плясуний. Глаза Елены тоже следили за ними, но мысли были только с Периклом. Сейчас, когда ей не надо было ни с кем говорить, изображать беспечное веселье, она пыталась разобраться в своих чувствах. Ее удивляло, что каждый раз, когда она видела Перикла, смеющегося с девушками и небрежно обнимающим их за плечи, ее сердце пронзала судорога ревнивой боли, такой резкой, что от нее чуть не содрогалось ее тело.

Елену беспокоило, что когда она смотрела на него, ее покидало чувство уверенности в своей красоте. Такого никогда не случалось с ней раньше, и это терзало ее, лишало покоя. Ей хотелось избавиться от этого бремени, вновь почувствовать себя спокойной, победительной. И все же…

Тут размышления гетеры были прерваны. Черные танцовщицы, до этого бешено кружившиеся по залу, вдруг резко остановились и замерли. Изумленные зрители увидели, как у неподвижно замерших черных фигур ожили бедра и заходили в страстной истоме, заставляя перекатываться мышцы на плоских животах.

Дрожь сладострастия охватила присутствующих. Пары потянулись друг к другу, слились в объятиях, послышались звуки поцелуев. Мужчина, сидевший на соседнем с Еленой ложе, провел рукой по ее ноге от щиколотки до колена. Гетера отстранилась и сама удивилась своему поведению. Впервые ей показалось таким неприятным мужское прикосновение. – Что же это такое? – изумленно подумала она.

Раздался удар гонга, и черные танцовщицы исчезли так быстро, как будто их и не было. Только бешено пляшущее пламя светильников напоминало о необычном танце. После секундного ошеломленного молчания зал заполнился гулом восхищения. Слышался возбужденный смех, восторженные выкрики. Лицо Тимея светилось от удовольствия – успех был полный. И в этом шуме Елена вдруг расслышала под ухом знакомый голос: – Хайре, прекраснейшая. Сердце ее замерло, потом ударило, она на мгновение помедлила, потом легко повернула голову и увидела Перикла. Он стоял у ложа, глядя на нее сверху вниз напряженным потемневшим взглядом. Необыкновенная легкость охватила гетеру, все ее страхи исчезли, и спокойно и радостно глядя ему в глаза, она сказала: – Хайре, Перикл!

– Ну, вот мы и вместе, друзья, – раздался голос Пифея и заставил их развести взгляды. – Нужно воспользоваться этой суматохой и обсудить наши дела. Присаживайся, Перикл. Спасибо хозяину, после этого зрелища никто не обратит на нас внимание.

Перикл опустился на ложе. Ему и Елене пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, о каком деле идет речь. Весело улыбаясь и жестикулируя, как будто обсуждая танец, философ продолжал: – Возможно. Елена, ты была права в своих подозрениях.

– Все-таки Геронт? – взгляд гетеры стал острым.

– Улыбайся, дорогая, улыбайся. Здесь есть его друзья. Пока ничего нельзя сказать точно, но мне удалось узнать, что в ту ночь наш фесмофет не ночевал дома. Он вернулся уже под утро, был очень раздражен. Рабам от него осталось.

– Но как он мог это сделать? – задумчиво проговорил Перикл, выдавливая из себя улыбку. – Ведь Андроник был отравлен.

– Дорогая, а не мог он что-то подсыпать в еду или питье, перед тем, как уйти из твоего дома? – предположил Пифей.

Елена чуть подумала, потом решительно покачала головой: – Он не ушел, а вылетел от меня. И мы с Андроником все ели и пили вместе.

Продолжая изображать легкую беседу, философ все же не смог скрыть напряженного выражения своих глаз. – Да, здесь много непонятного. Вряд ли он смог незаметно подойти к носилкам. Да и стал бы Андроник что-то брать из его рук?.. Перикл, ты разговаривал с рабами, которые несли носилки?

– Да, успел перед тем, как Лидия отправила их в имение. Они клянутся, что по пути домой никто к носилкам не подходил и Андроник ни с кем не разговаривал.

– Да-а, полная неясность. Прежде всего надо понять, как и когда был отравлен Андроник, тогда мы сможем искать убийцу. Все-таки я думаю, что яд был быстродействующим. Ведь ты, Елена утверждаешь, что Андроник прекрасно себя чувствовал.

– Великолепно. И Геронту он вряд ли бы доверился…. Но послушай, может быть, порча?

Оба мужчины напряженно посмотрели друг на друга.

– В этом что-то есть, – с расстановкой проговорил Пифей. – Геронта не было всю ночь, а жрицы Гекаты действуют ночью. Он задумался, потом опять сказал: – Да, в этом что-то есть.

Перикл, с трудом скрывая волнение, поговорил: – Значит, надо узнать, где Геронт был в ту ночь, с кем встречался. Но мне он вряд ли расскажет.

– Это моя задача, – сказал Пифей, – думаю, завтра я буду это знать. Вот что, встретимся завтра на агоре в полдень.

– Но там полно народа, – запротестовала было Елена, но философ остановил ее, ласково похлопав по руке. – Помни, дорогая, о тайных вещах лучше всего беседовать в людном месте. Но мы, кажется, слишком увлеклись и забыли об осторожности. Улыбайтесь, наслаждайтесь обществом друг друга. А я пойду к нашему хозяину. Надо же поздравить его с великолепным зрелищем – он этого ждет.

И, элегантно поднявшись, Пифей направился к хозяину дома, который давно уже поглядывал на него, желая узнать мнение законодателя мод.

Елена и Перикл вновь услышали шум веселья, который не замечали, увлекшись разговором. По общему мнению, симпосион удался. А танец чернокожих девушек поставил великолепную точку, доведя его до логического завершения. Он пробудил в гостях Тимея силу Эроса, и пары одна за другой, нежно прижавшись друг к другу, покидали зал.

Перикл посмотрел на Елену, и она, легко улыбнувшись ему, сказала: – Пора и нам.

Хозяин дома был занят разговором с Пифеем. Его лицо сияло, так ему нравились слова философа, и, чтобы не мешать его удовольствию, Елена, прощаясь, просто помахала ему рукой.

Они вышли на улицу, и после шумного зала ночь приняла их в свои душистые объятия, скрыв их своей темной одеждой. Стало легко высказать то, что было на душе.

Но Перикл немного помедлил, прежде чем заговорить. Они шли рядом по темной афинской улице, освещаемой лишь светом летних звезд, слегка касаясь друг друга, и каждое прикосновение было, как блаженный ожог.

– Елена, – наконец заговорил Перикл, не пытаясь скрыть волнение, – я не приходил к тебе эти дни… Я думал, я пытался понять…. И сегодня я понял. Я… Я полюбил тебя, дорогая.

Елена никогда не думала, что слова могут повергнуть в такое блаженство. Она впитывала их душой, желая слышать еще и еще.

Но Перикл больше ничего не сказал. Он просто взял ее за руку, и для Елены, познавшей множество ласк и страстных объятий, мир изменился. Запахи ночи стали сильнее, звезды засияли ярче, тело наполнилось такой легкостью, что, казалось, еще один вздох, и она взлетит над землей. И все это сотворило прикосновение твердой и нежной мужской ладони, крепко взявшей ее руку.

– Так вот, что это все значило! – подумала Елена. – Я люблю его. Люблю!

Ощущение ее шелковистой кожи наполнило сердце Перикла глубокой нежностью, отодвинувшей желание куда-то вглубь его существа. Это прикосновение насытило их чувства так, что им сейчас ничего больше не было нужно.

Как двое детей, взявшись за руки, они шли молча, и ночь смотрела на них с небес тысячью глаз и радовалась за них.

Глава VIII

Маленькая рабыня ожидала пробуждения своей госпожи, не переставая размышлять над ее странным поведением вчерашним вечером. Европа долго не ложилась спать, потому что надеялась, что Елена вернется с симпосиона в сопровождении Перикла, и хотела еще раз хоть украдкой посмотреть на молодого человека, поразившего ее воображение. Ее ожидания оправдались, но Перикл и Елена вели себя необычно. Они подошли к дому так тихо, что Европа чуть не пропустила их появление. Вместо того, чтобы войти, они долго стояли, взявшись за руки и глядя друг на друга. Лишь иногда то один, то другой что-то говорили, но так тихо, что девочка ничего не могла разобрать, как не прислушивалась. Европе даже стало стыдно за поведение своей госпожи, которая держала гостя у порога.

Но вот гетера на секунду прижала ладонь к губам Перикла и, быстро повернувшись, вошла в дом. В темноте коридора она не заметила Европу и сразу прошла в свою комнату, о чем маленькая рабыня догадалась, услышав сонное тявканье Каро.

А Перикл не уходил. Он постоял несколько мгновений, закинув руки за голову и уставившись в ночное небо, как будто желая узнать свою судьбу по звездам. Затем повернулся и медленно, как бы нехотя вышел из ворот. В сонной тишине ночи Европа еще долго слышала четкий стук его сандалий.

– Ох, что же это такое? – размышляла теперь девочка, сидя на корточках у дверей своей хозяйки. – Неужели опять поссорились? Но почему же тогда ладонь к губам?

– Европа! – послышался веселый голос Елены, и девочка влетела в комнату. Ее госпожа стояла у окна и потягивалась всем своим великолепным телом, облитым мягким светом утреннего солнца. – Ох, Европа! Я проспала, завтракать не буду. Вели девушкам быстро приготовить мне ванну, и пусть Селия согреет для меня немного молока с медом. Приготовь мне белую тунику и гиматий, украшений не надо. Сегодня я сама пойду на рынок.

– А я? – воскликнула девочка.

– Ты, конечно, со мной. Возьми корзинку.

Европа побежала выполнять приказание хозяйки, так и не разрешив своих сомнений.

Очень скоро Елена и маленькая рабыня вышли из дома. Елене казалось, что она не идет, а плывет по воздуху, так сладко замирало ее сердце при мысли о том, что сейчас она увидит Перикла. Белый наряд, просто убранные волосы и сияющие глаза придавали ей вид совсем юной девушки.

Шум агоры вернул гетеру к реальности. Она вспомнила, что пришла сюда не только на свидание с Периклом. Мысль об Андронике притупила ее радость, и в глубине души она немного пожалела, что затеяла это расследование, но сразу же устыдилась своих мыслей.

Она медленно пошла по рядам, где торговцы на мраморных столах разложили только что пойманную рыбу, делая вид, что внимательно ее разглядывает, и стараясь привести свои мысли в порядок. Она выбрала золотистую макрель, которую так прекрасно готовила Селия.

Пока Европа укладывала покупку в корзинку, Елена поправляла на голове гиматий и небрежным взглядом окидывала рынок. Увидев в стое, где всегда собирались философы и их ученики, группу молодых смеющихся людей, она поняла, где ей искать Пифея.

Но ей надо было попасть в поле его зрения, чтобы он сам окликнул ее, и она пошла туда, где продавались овощи и фрукты. Все торговцы здесь были афинянами, и появление знаменитой гетеры, так чудесно оправданной недавно в суде, в чем многие увидели покровительство богов, вызвало оживление. Они наперебой предлагали ей свой товар, стараясь выказать свое радушие. Молоденькая цветочница подарила ей букет свежих полевых цветов, где еще жужжала, запутавшись в душистом горошке, черноспинная пчела. Благодарно улыбнувшись, Елена сняла с пальца серебряное колечко и вложила его в руку смущенной девушки. Это вызвало веселое одобрение окружающих. Каждый старался сказать гетере что-нибудь приятной и просто с улыбкой кивал ей головой.

Поднявшаяся суматоха, конечно же, привлекла внимание стоиков, и Елена, как и ожидала, тут же услышала громкий голос Пифея: – Привет любимице великих Афин! Она хорошо разыграла радостное удивление при виде своего друга, а он, извинившись перед учениками, подошел к Елене.

– Так рано и уже в хозяйственных хлопотах, – говорил он негромко, но четко, чтобы его расслышали окружающие, – но уже жарковато, отдохни немного здесь, в тени.

Он взял Елену под локоть и повел к мраморной скамье в углу стои, которая находилась недалеко от торговых рядов. Здесь не было философов – они не любили, чтобы крики торгующих мешали их рассуждениям. Европа пошла, было, за ними, но Елена попросила ее купить орехи и капусту, а также что-нибудь вкусненькое, и девочка важно пошла по рядам.

– Ты замечательно все разыграла, – сказал Пифей, усаживаясь рядом с Еленой на прохладную скамью. – Думаю, что и наш покоритель женщин скоро появится.

Елене не понравились слова «покоритель женщин», но, взглянув на философа, она поняла, что он ее поддразнивает, и рассмеялась. И тут же ее обдало теплой волной, а сердце, замерев на мгновение, гулко ударило в груди. – Перикл! – поняла она, а тот уже подходил к ним, метя пол стои своим длинным плащом. Сегодня он был в военной форме, но без защитного нагрудника, что необыкновенно шло ему, подчеркивая мужественность облика. Загорелое его лицо слегка осунулось (– Не спал ночью, думал обо мне, – с нежностью подумала Елена), но было приветливо-спокойно. Только глаза неотступно смотрели на Елену, как бы вбирая ее в себя, и на мгновение она позволила себе утонуть в этих глазах.

Когда через секунду Елена посмотрела на Пифея, ей показалось, что по его лицу скользнула легкая тень грусти. Ей стало жаль философа, у которого, как она знала, не было возлюбленной. Не был он связан любовными узами и с кем-нибудь из своих молодых привлекательных учеников, хотя это было в обычае у греков. Сократ поддавался этой слабости, Платон считал любовь между мужчинами более духовной, чем любовь между мужчиной и женщиной, которую он презрительно называл Пандемос (простонародной). Было что-то таинственное в том, что такой молодой блестящий человек был одинок.

– Может быть, он, как Орфей, оплакивает свою Эвридику? – подумала Елена. – Благодарю тебя, великая богиня, что мой возлюбленный жив и рядом со мной.

Поздоровавшись, Перикл остался стоять, и философ сразу приступил к делу – им нельзя было затягивать свидание.

– К сожалению, пока никак нельзя связать убийство Андроника с Геронтом. Теперь я точно знаю, как он провел ту ночь. Из твоего дома, Елена, он отправился в один грязный кабак в Керамик, где долго пил в одиночестве, а потом взял дешевую проститутку и провел у нее остаток ночи. Он избил и исщипал бедную девушку так, что она не смогла работать следующей ночью. Но больше он ни с кем не встречался, а, вернувшись домой, проспал до полудня и узнал о смерти Андроника от своего приятеля, который разносил эту новость по знакомым. После этого он отправился в Совет, потом к Лидии, а затем к Елене.

– Хоть он и мерзкий тип, но трудно понять, как он в таком случае мог убить дядю, – задумчиво проговорил Перикл, на мгновение оторвав взгляд от Елены.

– Значит, моя версия о порче неверна? – спросила Елена растерянно. – Но как же тогда был убит Андроник?

– Не знаю, не знаю, – протянул Пифей, напряженно глядя перед собой, – во всем этот есть что-то очень странное. Когда ты простилась с Андроником, он был здоров. Но дороге к носилкам никто не подходил, но домой он попал уже мертвым. Значит, все произошло за тот короткий промежуток времени, когда носилки двигались от одного дома к другому. Перикл, что это за носилки?.. Мог там, например, кто-то спрятаться?

– Носилки совсем обычные, – озадаченно ответил Перикл, – дядя ими редко пользовался, только когда ему нужно было скрыть свои передвижения по городу. Я не думаю, чтобы там мог кто-нибудь спрятаться. Рабы бы почувствовали, что вес не тот.

– Надо их осмотреть. Возьми это на себя. И все-таки, это странно – какое-то коварное убийство… Я бы сказал, женское, если бы не хотел обидеть тебя, Елена.

– Почему женское? – удивленно посмотрела на него гетера и вдруг замерла. Она отчетливо вспомнила дрожащую, рыдающую Европу и ее слова: – Этот ужасный сон! Эта страшная женщина!..

– Что с тобой? – философ крепко взял Елену за руку. – Ты побледнела.

Та молчала, стараясь собраться с мыслями, затем нерешительно проговорила: – Не знаю…. Это, наверное, глупость. Но ты сказал «женское», и я вспомнила…. Она опять замолчала, ее почему-то начала бить дрожь.

– Успокойся, дорогая. Просто расскажи нам, что ты вспомнила. Перикл, встань так, чтобы Елену не было видно. Наш разговор становится слишком напряженным.

Молодой человек подвинулся ближе к Елене, и, почувствовав рядом с собой любимого, она взяла себя в руки.

– Я не знаю, что это значит, но в тот вечер, когда Европа узнала, что Геронт хочет обвинить меня в смерти Андроника, она плакала и говорила о какой-то ужасной женщине. Я тогда не обратила на это внимание, а сейчас вспомнила.

– Ну что же, значит, надо расспросить девочку. Я вижу, как она идет сюда. И вид такой гордый!

– С тобой все в порядке, Елена? – тревожно спросил Перикл. Ему хотелось взять ее за руку, как это сделал философ, но он не решился. Елена улыбнулась, успокаивая его.

Европа с хозяйственным видом вошла в стою, неся наполненную корзинку. Но важность тут же слетела с нее, и она затараторила, показывая хозяйке красивый резной амулет на тонкой серебряной цепочке: – Посмотри, госпожа, какую прелесть мне подарил торговец украшениями. Он сказал, что когда я вырасту, я буду такой же красивой, как ты. Говоря это, она искоса посмотрела на Перикла, желая увидеть, какое впечатление на него произвели его слова.

Елена с улыбкой притянула девочку к себе: – Конечно же, дорогая, ты будешь гораздо красивее. – Красивее быть нельзя, – с сожалением вздохнула Европа, и все рассмеялись.

Пифей велел девочку опустить корзинку на пол, а сам поставил девочку перед собой, положив ей руки на плечи и глядя прямо в глаза: – Ты красивая девочка, Европа, и, надеюсь, умная. И память у тебя хорошая.

– Хорошая, – охотно подтвердила девочка, – я очень быстро запоминаю все стихи, которым меня учит госпожа.

– Умница, – похвалил философ. – А вот скажи, ты говорила своей госпоже о какой-то ужасной женщине. Ты это помнишь?

– Ой, – девочка поежилась, – как забыть, ведь это было тогда, когда…. И ее глаза наполнились слезами.

– Ну-ну, не надо плакать. Ты лучше нам расскажи, когда это было.

– Ну, тогда, в ту ночь. Когда господин Андроник был у нас. Госпожа нас отпустила, и я пошла спать. Но я сначала никак не засыпала, я фиников наелась, у меня от них живот болел. А потом заснула и такой сон ужасный увидела! Как будто госпожа гуляет по саду, среди роз. И розы вдруг все тянутся к ней и начинают ее царапать, рвать своими колючками, она вся в крови… Я проснулась, и мне так страшно стало. Вдруг с госпожой что-то случилось? Я выглянула в коридор, смотрю – дверь в комнату госпожи приоткрыта, и свет оттуда. А рядом эта женщина, такая ужасная…

– А почему она ужасная, Европа? – спросил Пифей.

– Такая длинная, черная. И так страшно стояла…

– Может быть, тебе это тоже приснилось? – недоверчиво покачал головой Перикл.

– Нет, не приснилось! – с жором ответила девочка. – Я только хотела ее спросить, и вдруг сова, огромная, с глазищами, крыльями хлопает. Я глаза закрыла, а когда открыла, смотрю – нет никого. Это она в сову обратилась и улетела.

Мужчины переглянулись, но Елена отнеслась к словам девочки очень серьезно. – Действительно, была сова, – подтвердила она, – влетела к нам в комнату и напугала меня.

– Становится все интересней, – протянул Пифей. – Скажи, Европа, вот ты говоришь – черная. Что, у нее волосы были черные?

– Я волос не видела, она вся закутана была в черное, и длинная такая.

– Андроник говорил, что финикийцы дорого бы дали, чтобы он не попал в Египет, – вдруг почему-то вспомнила Елена.

– Так, черные женщины, финикийцы, все еще больше запуталось, – задумчиво сказал Пифей, – Вот что, друзья мои, нам сейчас, я думаю, надо расстаться. Мы тут увлеклись. Надо обдумать то, что рассказала Европа. Ты. Перикл, осмотри носилки. Сегодня вечером мы встретимся у тебя, Елена. Нужно действовать быстрее.

Когда он вставал со скамьи, у него был озабоченный вид. Но он быстро придал лицу обычное ироничное выражение, поднял руку в прощальном приветствии, громко сказал что-то дружески небрежное и направился к своим ученикам.

Елена и Перикл остались наедине, если не считать маленькой рабыни, которая примостилась на уголке скамьи, примеряя подаренное украшение. Перикл незаметно протянул руку и провел теплой ладонью по запястью молодой женщины. Елене замерла, наслаждаясь его прикосновением, чувствуя, что из глубины души, как пузырьки в минеральном источнике, поднимается нежная радость. Она не отрываясь смотрела снизу вверх в глаза Перикла своими огромными поголубевшими глазами. Чувство близости между ними было таким сильным и ощутимым, что им ничего больше не было нужно – только смотреть в глаза друг другу.

Но долго продлевать это замечательное мгновение было нельзя. Они вспомнили предостережение философа. Перикл убрал руку, Елена встала, накидывая на голову гиматий.

– С сегодняшнего дня я на службе, – сказал Перикл, – отпуск, который мне дали из-за смерти дяди, закончился.

– Но ты придешь ко мне сегодня вечером? – спросила гетера.

– Конечно, – Перикл даже улыбнулся при мысли, что он может не прийти. – Хайре, прекраснейшая.

Он вышел на палящее солнце и стремительно зашагал в сторону казарм, придерживая плащ, чтобы не смахнуть им что-нибудь с прилавков торговцев.

Елена смотрела ему вслед и думала, что нет у нее более дорогого человека на свете.

– А все-таки господин Перикл – самый красивый мужчина в Афинах, – раздался у нее за спиной тоненький голос Европы.

Елена рассмеялась: – Ох, Европа! На месте Париса ты бы долго не размышляла, кому вручить яблоко. Бери корзинку, нам давно пора домой. Из-за нас Селия не успеет вовремя приготовить обед.