Текст книги "Ожог любовью (СИ)"
Автор книги: Татьяна Карат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Глав 7
Я хочу убежать далеко, далеко,
Убежать от всего…, где никто и ничто:
Ни друзья, ни враги, ни удача, ни грусть -
Не застанут меня… Не достанут. И пусть
Я, как лебедь усталый, брошусь вниз,
Позабыв на мгновенье манящую высь,
Чтобы сердце, почувствовав страшный миг,
Вдруг услышало мой одинокий крик….
Татьяна Гордукалова
Дверь хлопнула за спиной. Не громкий звук прозвучал выстрелом в ушах. Сигнал к тому чтобы спасаться. Но я не собиралась падать на пол и прикрывать голову руками. Хотелось бежать, бежать и еще раз бежать. Ускорила шаг и последних сил сдерживала себя, чтобы действительно не перейти на бег.
Тяжелые мужские шаги приближались. Мне было не ровняться с их скоростью, а позорно переходить на бег просто не могла. И почему такой длинный этот коридор? Вовремя вспомнила о третьей двери налево и уже взялась за ручку, но в последнюю минуту мою руку накрыла другая более сильная мужская рука. По позвонку прошелся озноб, вызывая нервную дрожь во всем теле. Ручка двери так и осталась не повернутой, я отдернула от нее руку как ужаленная. Он не стал настаивать, сам отстранился.
Сколько времени я его не видела, сколько времени запрещала себе даже думать о нем. Сколько ночей прорыдала навзрыд, пряча всхлипы в подушку, чтоб не слышала мама. Но она слышала, слышала и плакала за дверью точно так же. И вот сейчас, когда все должно было давным-давно умереть, истребиться, выгореть в израненной душе, там кольнуло. Больно, ужасно больно. И от чего было больнее не знала, от того что он жив и счастлив и ему так хорошо, или от того что улыбается, но не мне.
– Нам нужно поговорить.
А я молчала. Стояла, отвернувшись к стене, не двигаясь, как статуя и молчала. Чувствовала его каждой клеточкой своего тела, ощущала его присутствие спиной. И не нужны были глаза, чтобы видеть.
– Дымкина, нам нужно поговорить.
Полушепот, с хрипотцой, где-то у самого уха. Как часто мне снился этот голос! И вновь тысячи мурашек разбегаются по всему телу. Только он действовал на меня подобным образом. Только он заставлял кровь быстрее бежать по венам.
– Я больше не Дымкина. – Едва слышный ответ. Я не знаю, что было тому причиной – испуг, нервы, а может просто голос решил меня подвести.
Услышала, как он задержал дыхание, а потом выдохнул. Чуть резче, чем до этого. Или мне показалось? Эта новость его удивила. А может мне просто этого хочется? Вижу его интерес ко мне там, где его и быть не может?
Как будто и не было этих семи лет. Как будто не выстрадала, не выплакала, не пыталась забыть. Все обострилось снова и с еще большей силой.
– Вышла замуж?
Опять бархат обволакивает с ног до головы. Он мое персональное наказание, мой яд со вкусом амброзии. Пытаюсь взять себя в руки, быть хладнокровной. Пытаюсь сосредоточиться на обидах, всколыхнуть в сердце былую боль.
Какое он имеет право задавать мне подобные вопросы?
Лишь на мгновение сверкнуло здравомыслие, и сразу развеялось. А сердце почему-то сжалось от одной мысли, что его это интересует, ему не безразлично.
Мне нужно взять тайм аут. Обдумать все и привести взбушевавшиеся чувства в порядок. Слишком неожиданно все это. Слишком остро и больно. Как учил психолог – дышать, глубже дышать.
– Это не имеет значения.
Мой голос звучал достаточно четко. А уже через мгновение я обернулась и посмотрела прямо в темно медовые глаза.
– Ты права, не имеет. Нам нужно поговорить.
И почему в его словах мне чудится боль? Почему хочется утешить? Силой удержала себя, чтобы не мотнуть головой, сбрасывая наваждение.
– Нам не о чем говорить.
– Что ж как знаешь. Тогда стоит вернуться и подписать договор.
Голос зазвучал чуть резче. Передо мной уже стоял полностью собранный взрослый мужчина и его ранимость мне, скорее всего, только показалась. Что ж так на много проще.
– Я хочу поменять несколько пунктов в договоре.
– И каких? – Глаза сощурены в ожидании моего ответа. Чисто деловой подход, без какого то намека на личное.
– Не имею желания работать в этой компании.
Его скулы сильнее сжались, но голос больше не дрогнул.
– Мы с Дмитрием Сергеевичем оговаривали именно такие условия. Он уже получил деньги. Размер неустойки равноценен сумме, которую я заплатил за его фирму. Как ты думаешь, он сможет ее вернуть в двукратном размере?
– Это шантаж.
– Нет. Всего лишь деловой подход.
Я вопросительно взглянула на него, и Петр Васильевич не стал томить догадками.
– Не хочешь говорить о прошлом, что ж, пусть оно там и остается. Но о сегодняшнем и будущем я думать обязан. И такие кадры как ты мне нужны. – Он помолчал какое-то время, собираясь с мыслями и выискивая нужные слова. – Я постараюсь свести к минимуму наш контакт. Но согласись, вызывать сейчас обратно Дмитрия Сергеевича для переоформления доверенности глупо. Человек только слез с самолета, и обратно?
Что ж в логике ему не откажешь. И как я не пыталась найти в нем плохие качества, все же не могла закрыть глаза на здравомыслие слов.
Мы подписали договор и он сдержал свое слово, отменив банкет в честь подписания, тем самым минимализируя наш контакт.
Я возвращалась домой на автомате. На автомате переключала коробку передач, перестраивалась в нужный ряд и останавливалась перед зажженными красным огнями светофора. В голове все никак не улаживались события сегодняшнего дня. Больше не вспоминала о растрепанном пучке на голове, не вспомнила о работе, куда стоило заехать после подписания договора. Я даже Олега Петровича больше не видела, точнее не обращала на него внимания. Было одно желание оказаться дома и никого не видеть, никого не слышать, а главное не думать.
Не думать о нем. Не думать, не представлять, не мечтать о том, каким он может быть еще. Когда не злой, когда любит. Может с той девушкой он совсем другой. И почему-то от этой мысли стало так больно.
Не хотела о нем думать, не хотела представлять…, но как запретить себе это?
Он мне снился опять. Просил простить, умолял об этом. А потом громко смеялся в лицо. Проснулась среди ночи в холодном поту, так до утра глас и не сомкнула.
Глава 8
«Распирает сердце от вопросов…
Что есть жизнь? Весны ли обожание?
Скоро ль доберемся до всего?»
Но ответил пасмурный философ:
«Жизнь, по сути, – только привыкание.
Ни более, ни менее того.
Люди суть муравьиная стая:
Мы живем, ко всему привыкая…»
Утром, собрав себя по кусочкам, поспешила на работу. То обстоятельство, что я вдруг стала директором филиала, не давало мне никаких преимуществ. На работу нужно выходить всем и вовремя.
Немного волновалась, заходя в офис. Все знакомые, с кем-то сдружилась, с кем-то просто общалась, но тогда мы были на одном уровне, так сказать по одну сторону баррикад. Могли пожаловаться на начальство, посетовать на завышенные нормы и слишком большие требования. Сейчас я оказалась начальством, и большинство жалоб будут отпускать в мой адрес.
Коллектив встретил слегка настороженно. Мало ли, вдруг мне власть в голову ударила, и в хмельном дурмане начну строить из себя большое «це-бе».
Обосновалась в кабинете Дмитрия Сергеевича, а за следующие несколько часов ко мне успели заглянуть все одиннадцать сотрудников нашей фирмы. С мелочными вопросами, поручениями… Самым честным оказался Виктор Дмитриевич наш водитель – мужчина преклонного возраста. Он не стал придумывать каких-то причин, просто честно признался: «пришел увидеть, как ты в кабинете шефа смотришься». Мой ответ был «ну и?». Он так же откровенно констатировал «да ничего, так, сойдет».
Еще несколько дней все можно сказать привыкали к смене руководства, а после потянулись самые обычные рабочие будни. Я постаралась сохранить всех сотрудников на прежних местах. Наш офис был расположен в противоположной стороне города. И в распределении на нас сбросили работу по области. Приходилось налаживать новые контакты, искать подходы. Быть начальником не так просто как всем кажется. Огромная ответственность, которая невыносимым грузом давит на плечи.
Работа затягивала, все меньше времени оставляя на отдых. Две недели пролетели незаметно.
Поднимая в очередной раз трубку рабочего телефона на привычное «Слушаю» услышала только молчание. Повторилась:
– Слушаю, говорите.
Обычно все звонки проходили через секретаря, по совместительству помощника, и представляться, кто именно слушает и какая фирма на связи, никакой надобности не было.
– Добрый день.
Два слова, самое обычное приветствие и сердце ускоряет удары. Вернее, причиной тому были не сами слова, а до боли знакомый низкий голос. Я его не видела и не слышала с самого подписания контракта, и вот сейчас была к этому совершенно не готова.
– Добрый. – Хотя в том, что он добрый резко усомнилась. Молчание затягивалось. Не знала что сказать. Поинтересоваться, почему вы звоните, дорогой бос? Кусала губы от нервного напряжения.
– У нас каждую пятницу сборы директоров филиалов в главном офисе. В прошлую пятницу вы не присутствовали. – В моем намерении объяснится, что была не в курсе этих правил, сразу же отпала надобность. – Я решил, что в связи с переменами вам нужно время привыкнуть к новому положению. Завтра на четыре часа дня жду вашего присутствия в главном офисе в конференц зале. Дорогу вы, надеюсь, помните. Всего доброго.
В трубке послышались длинные характерные гудки. И я машинально ее поставила. Еще какое-то время приходила в себя не в силах вникнуть в смысл только что происшедшего разговора. Скорее монолога. Он предоставил информацию, не более. Почему же тогда звонил сам? Почему не поручил это секретарше?
Постаралась себя остепенить, успокоить, пока окончательно не испорчен маникюр и не искусаны в кровь губы. Проявил уважение достойное опытного руководителя, не более. Прошлое держит стальными клешнями только меня, для него же оно забыто как очередной ничего не стоящий эпизод жизни. Как бы, не хотелось мне чего-то большего, его нет, и не стоит ничего придумывать. Я уже однажды за это поплатилась.
Женская гордость и обида требовали мести. Хотелось, что бы он что-то ко мне чувствовал, чтобы влюбился, страдал и мучился как я когда-то. А потом растоптать, унизить и провести его через все те круги ада, что прошла сама. Холодный рассудок говорил об этом, а сердце раненой птичкой трепетало и шептало, что не смогу. Не смогу быть холодной и расчетливой. Не смогу не ответить взаимностью. И понимание этого заставляло держаться от него на расстоянии. Не приближаться, не увлекаться, не мечтать о несбыточном.
Собираясь в этот раз в офис, решила учесть все. И наличие ухоженной молоденькой секретарши, и возможное присутствие шикарной девушки босса. Не хотелось падать в грязь лицом, поэтому одежда макияж и прическа – все было на достойном уровне. Не кричаще, сдержанно, но элегантно.
Здание офиса меня встретило новыми лицами, которых я в прошлый раз в связи со спешкой просто не заметила. Особого интереса к себе не видела, скорее всего, здесь привыкли к постоянному мельканию новых лиц.
В зале заседаний уже собрались несколько человек, большинство из которых были мужчины. Единственной женщиной оказалась все та же Екатерина-секретарь. По мне прошлись оценивающими взглядами. И оценивали не внутренний глубокий мир или силу ума и духа. Глаза задержались на выпуклостях и впадинах, которые были достаточно скромно прикрыты не прозрачной тканью. Это было не вульгарное и открытое рассматривание – быстрые взгляды брошенные невзначай, незаметно. Но я давно научилась замечать и понимать их суть. Работа в торговле алкоголем не совсем женское дело, мне периодически приходилось сотрудничать с разными личностями. Знаю, как реагировать и на более вульгарное поведение особей противоположного пола, а подобные оценивающие взгляды старалась просто не замечать. Точнее делать вид, что ничего не замечаю.
Коллектив оказался дружелюбный и за несколько минут в ожидании вышестоящего руководства, а именно Петра Васильевича, успели рассказать несколько пикантных анекдотов. О, ни матов, ни грубых слов, я ни от кого не услышала, и уже это меня обрадовало. Может для кого-то это покажется вполне нормально, но за четыре года работы в этой сфере я научилась ценить культурных и сдержанных мужчин.
Петр Васильевич зашел ровно в шестнадцать. Кивнул в знак приветствия, сопровождая кивок сухим «здравствуйте». Прошелся взглядом по присутствующим, задерживаясь на какую-то долю секунды больше на мне, и устремился к своему месту во главе стола.
В его присутствии все общались достаточно свободно. Я же первое время скованно за всем этим наблюдала. Все время с вчерашнего вечера, после его звонка, потратила на подготовку информации. Был составлен доклад о наших успехах, и планах на будущее все официально и правильно с точки зрения докладов. Но обстановка была не совсем подходящей чтения этого доклада. Все происходило в атмосфере дружеской беседы. Кто-то высказывал предложения, другой тут же подшучивал над возможными сложностями такового. Мужчины весело смеялись, тут же вставляя анекдоты, суть которых соприкасалась с обсуждаемой темой. Екатерина смущено хихикала, но основные пункты не забывала записывать.
– А что на это все скажет Марина Ивановна?
Вздрогнула. Опять я теряюсь от этого голоса и от взгляда темно медовых глаз, вглядывающихся прямо в мои, – темно-синие. Нет глубже – в саму душу. Но спустя несколько секунд совладав с собой, высказала свое «фэ» на данное предложение.
– Я не в восторге от подобного. Я так понимаю, на складах есть определенное количество продукции. – Вопросительно взглянула на рядом сидящего директора одного из филиалов. Он ответно кивнул. – Курс поднялся, но судя по словам экспертов – временно. Конкуренты, не имея запасов, поднимут цену, мы же на их фоне будем более выгодными сотрудниками. То, что мы упустим, не подняв цен на уже имеющуюся у нас продукцию, купленную дешевле, умножим в несколько раз на заключении новых контрактов, на приобретении новых клиентов, которые с радостью перейдут к нам, видя стабильность компании. Несколько месяцев мы сможем удерживать ценны, исходя из запасов продукции. Если же подорожание будет стабильным, постепенно поднимем ценны и мы.
– Я не согласен. Зачем терять деньги, которые сами плывут нам в руки?
Артут, заковыристое отчество которого, благополучно забыла, сидящий напротив, сверлил меня возмущенным взглядом. Головы всех присутствующих повернулись к директору, но тот вопросительно смотрел в мою сторону. И соответственно все также уставились на меня. Ну, что же, высказывая свое мнение нужно быть готовым к возможным недовольствам. И я готова.
– Мы работаем на будущее. Сегодня сорвем куш, а завтра останемся с голой попой. Так вот я за то, чтобы иметь кусок хлеба и сегодня и завтра. – Говорила грубо, на понятном для всех языке. В мужском коллективе сопли и глубокие рассуждения не очень хорошо воспринимаются. Многие, а возможно и все присутствующие здесь от меня подобного не ожидали и сейчас смотрели другими глазами. Уже не оценивали пышность моей груди и упругость бедер, все взгляды были направлены на лицо и далеко не на пухлые губки.
Разговор на данную тему на этом был закончен. Дальше пошли разнарядки, планы и требования на ближайшую неделю.
В конце собрания я выходила с зала заседаний первая, давая всем собравшимся обсудить меня. Как бы ни было это неприятно, но жизнь такова, что все новое всегда вначале воспринимается в штыки. Ни я первая, ни я последняя.
Едя домой созвонилась с девочками с нашего отдела предлагая встретиться в кафе напротив. Инициатива воспринялась на ура. А через двадцать минут, мы обустроились за столиком с парочкой коктейлей и весело обсуждали всякие пустяки, ну и собрание, на котором я только что побывала в том числе.
Подробности оговариваемых на собрании тем не собиралась ни кому рассказывать, а вот о том, кто во что одет, какими взглядами меня встречали и какими проводили конечно же рассказала. Ничто женское мне не чуждо. Долго хихикали с добавление самых смелых предположений и вариантов, обсасывали всем косточки. А что, им можно, а мне нельзя?
Рассказом не коснулась только директора, взгляд которого до сих пор прожигал всю меня. Его рядом нет, но почему же мне кажется, что я чувствую его присутствие?
Глава 9
Словно ненаписанная повесть
Всех поступков, помыслов сердец,
Нас порою обличает совесть.
Это кара или дар Небес?
Для кого-то это голос громок:
Слышит он души упрек немой,
Совершив проступок или промах -
Сразу же теряет свой покой.
Яна Кузовлева.
ПЕТР
Дал ей времени две недели. На свыкание, привыкание или еще как это можно назвать. Сам был шокирован неожиданной встречей. Сначала не поверил глазам, а потом, совладав с собой, постарался взять ситуацию под контроль.
Не сдержался, задал совсем неуместные вопросы, которые почему-то меня резво заинтересовали. А ответы мягко сказать не обрадовали. Точнее не сами ответы – мои предположения, она так ничего и не ответила.
Как удар под дых. Воздух задержался в груди, ставая жестким комком, грозя задушить. А на что интересно я рассчитывал, что она всю жизнь будет ждать меня, урода который ее изнасиловал? Да и зачем ждать, сам не понимал хода своих мыслей. Чувство вины опять подняло свою уродливую голову, напоминая о том, как по-скотски я себя повел.
Она рвалась уволиться, и причиной тому был, конечно, я. Пришлось пойти на хитрость, немного надавить, чтобы оставить все на своих местах. И никаких сексуальных подтекстов, а тем более планов в этом не было. Передо мной стояла слегка растрепанная взволнованная школьница, которой я уже порядком исковеркал жизнь. Не хотелось быть виновным еще и в этом. Пусть строит карьеру, тем более сотрудник она ценный. Сам проверял, но только вот не знал, что под фамилией Мирзаева, прячется все та же Дымкина.
Позвонил ей сам, предупреждая о собрании. Не знаю, почему это сделал, мог спокойно отдать распоряжение секретарше. Но почему-то так важно было услышать ее голос. С каких пор стал так сильно о ней волноваться? Ведь жила как-то эти сем лет без меня, без моего никому не нужного волнения и опеки, и судя по должности, и отзыву руководства неплохо устроилась. Думал, отпустило, думал, забылось за столько лет, но нет же. Не сдержал себя и пробил ее. Оказывается не выходила замуж, просто поменяла фамилию.
На собрании увидел совсем другую Марину – взрослую, собранную, элегантную. От взволнованной и растерянной школьницы не осталось и следа. Передо мной была женщина, знающая себе цену и умеющая держать себя в руках. Да и в здравомыслии ей не откажешь. Сумела высказать свое мнение и что важно, отстоять его. Все же в том, что она ценный сотрудник я не ошибся.
Ее машина отъехала с парковки перед зданием офиса. Старенькая Тойота, но достаточно выносливая. Какое-то время вглядывался в след, а потом сел за руль и поехал в том же направлении. Через два светофора догнал ее, но держался на приличном расстоянии. Спустя минут двадцать затормозила около бизнес комплекса, в котором располагался их офис. Я и сам припарковался, только на противоположной стороне дороги. Обнявшись и перекинувшись несколькими словами с подружками, она в компании троих человек направились в мою сторону.
Почему-то почувствовал себя шпионом на задании, которого могут вот-вот рассекретить. Сидел, опершись на руль, а она на расстоянии нескольких шагов обходила мою машину по кругу. Смотрел на нее, и будто почувствовав мой взгляд, она оглянулась. Но за тонированными стеклами кого-то разглядеть было невозможно.
Видел их веселую компанию, видел ее со стороны и возвращался мыслями в прослое. Я тогда тоже часами наблюдал за ней стоя в тишине под темными окнами…
После того как уехал от нее той ночью, нажрался в жопу. Хотел отомстить, отомстил, но на сердце так гадостно. Чувствую себя полным критином. Машину оставил у ночного клуба. Гулял со случайными друзьями еще несколько суток. В таких случаях желающие записаться в лучшие друзья и отдохнуть за твой счет всегда находятся. А я не возражал. Хотелось забыться, залить произошедшие события в вине, и кто был рядом не важно, лишь бы не сам. В одиночестве приходили воспоминания, а они были хуже пыток.
Я бы и не останавливался, никогда не останавливался, но мой организм слабее каких-то желаний. Он сдался. После трех суток непробудного пьянства меня без сознания отвезли в реанимацию. Там приходил в себя еще неделю. Отец носился как с маленьким. Находил время заезжал по несколько раз на дню. Хоть я и игнорировал его полностью он все равно садился на стул и по полчаса просиживал рядом. Я единственный раз попросил его об одолжении – не привозить Снежку. Не хотел, чтобы она меня видела в таком состоянии.
Все это время, днем и ночью я казнил себя за столь ужасный поступок.
В день выписки по распоряжению отца мою машину подогнали к больнице. Он, скорее всего, догадывался, что с ним я не поеду, а в общественном транспорте с двумя пересадками не лучший способ добираться все еще не полностью выздоровевшему больному.
Мне еще там, около больницы пришлось нарушить свой обет молчания относительно отца. Сев за руль случайно увидел на белой обивке соседнего сиденья бурые пятна. Порядком затертые, но все же видны.
– Что ты сделал с моей машиной?
– Помыл ее.
Я вопросительно уставился на него, не желая произносить даже слова. Пусть догадывается и отвечает сам.
– Когда ты пошел во всю тяжкую, и дозвониться, а тем более найти тебя было невозможно, мне позвонили с ночного клуба и попросили забрать твою машину с парковки. Переднее сиденье было перепачкано кровью. Сразу же отправил ее на мойку. Даже не представляю, что ты мог натворить сгоряча, но оставлять подобные улики на собственного сына я не собирался.
Отец стиснул челюсти, сжав при этом губы в тонкую линию. Это была не злость – это было волнение.
– Что ты натворил сынок?
Но я не стал отвечать на его вопрос, и задерживаться тоже больше не стал. Развернулся, сел в машину и умчался в неизвестном направлении. Неизвестном, даже для себя самого. Это был еще один гвоздь в крышку гроба, в который сам же себя и упрятал.
Она была девственницей! Чертов придурок, чем же ты думал?! Что ты наделал?! Руки ударяли по рулю, а нога все с большей силой вжимала педаль газа.
Выкатав полный бак бензина, и только чудом не попав в аварию, я слегка успокоился.
А потом потянулась череда одинаковый, как близнецы дней. Дней в ожидании. Ждал вызова в участок. Ждал ментов с облавой, громкого ареста. Ждал пронырливого следователя, да хоть кого-то. Но никого не было.
По телевизору раздули целое дело. Ни родители, ни Марина не желали делиться подробностями случившегося. Но бабушки-соседки, преподаватели в школе, да и какая-то женщина, якобы спасшая несчастную девочку, с радостью делились своими предположениями. Они вываляли девочку в грязи, желая насладиться минутой славы.
Смотрел, негодовал, злился и понимал, что виноват во всем только я. Я один. Сколько раз рвался поехать к ней извиниться, но никак не находил нужные слова. Часами стоял у подъезда, выслеживая, но она не выходила на улицу. Расспросить о ней не было у кого, а привлекать постороннего узнавать информацию не хотел. Звонил бесчисленное количество раз. Не знал, что скажу, простого «извини» было бы ничтожно мало, но я звонил. Номер был отключен.
Она не выходила у меня с головы. Совесть непрерывно грызла днем и ночью. Я грешным делом уже подумывал предложить жениться. И предложил бы, если была бы хоть какая-то надежда на согласие с ее стороны. Не раз вспоминал Достоевского и его «Преступление и наказание». Вот лучше бы она на меня заявила. Пусть бы таскали по ментовкам, пусть бы посадили, только не эта безнаказанность, которая давит на мозги хуже самой жестокой пытки. Чувствовал себя полным кретином, гадом, сволочью.
Она в том году так никуда и не поступила. Отличница, с золотой медалью, даже не пыталась сдавать документы. У меня вошло в привычку просиживать вечера под ее окнами. Всматриваться в темные стекла. Знал, какое выходило с ее комнаты. Она очень редко подходила к нему, но все же, иногда ее видел.
А потом они уехали. Думал на несколько дней, но как оказалось – насовсем. Расспросил соседей – сказали, что после происшествия с девочкой та совсем замкнулась в себе. Родители пытались растормошить, но ничего не вышло. Поэтому решили выехать и сменить обстановку. Куда уехали, никто не знал.
