Текст книги "Его собственность (СИ)"
Автор книги: Татьяна Карат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Она просидела в кабинете около часа. И все это время я из соседнего, наблюдал за ней в скрытую камеру. Я не заходил, выжидал, хотел, чтобы она нервничала, но кто больше нервничал неизвестно. И что в ней такого особенного, что меня зацепило, всматривался и не находил. Я видел ее и понимал, что она моя. Моя, пока не наиграюсь. Ведь все проходит и это пройдет. Просто нужно время и эта игрушка мне надоест.
Заходил в кабинет желая ее попугать тюрьмой, долгим и страшным заключением, но, в конечном счете, намеревался тут же забрать домой и все же наказать, так как и планировал – сексом. От одних этих мыслей мне стало тесно в штанах. Чего одна мысль о сексе с ней меня заводит больше чем танец опытнейшей стриптизерши? Хорошо хоть никого не было рядом.
Я как всегда не получил то, чего ожидал. С ней просто невозможно что-то планировать, ее невозможно предугадать. Я ожидал увидеть страх, растерянность, и мольбы, а увидел ярость и силу духа. Ее слова о деньгах меня просто вывели из себя. Хочет свободы, ну что ж, пусть тогда узнает, что такое заключение.
Глава 20
РИТА
Я два дня и две ночи просидела в КПЗ. Это были двое самых жутких суток в моей жизни. Это сейчас мне кажется, что самых, но с ним нельзя быть в чем-то уверенной. Еще полторы недели назад, я думала, что хуже того насилия и всего, что последовало за ним, быть просто не может, потом был случай с Ромкой, и я думала, что просто не переживу того позора, так нет же вот тебе еще одно испытание. Где же я так успела нагрешить, что мне послано испытание в виде свихнувшегося шефа.
Меня закрыли в пустой камере, точнее клетке, отгороженную решетками с двух сторон, с двух других были стены. Там было что-то вроде деревянного узкого топчана покрытого тонким грязным тряпьем. Глядя на это приспособление для сна, я поняла весь смысл слова «нары». В уголке стоял деревянный стульчик, на вид он казался очень шатким и не надежным, но более чистым, чем тот топчан.
– Располагайся, ты здесь надолго. – С этими словами все тот же полицейский со светлыми глазами удалился вглубь по коридору, не забыв перед этим защелкнуть на замок мою камеру.
– Как, надолго? Почему я здесь? А как же телефонный звонок? – Последнюю фразу я уже кричала в пустой коридор. Как не странно, но мои слова были услышаны, хоть и не тем, для кого они звучали.
– Ты чего разоралась, сука? Спать не даешь. А ну пасть закрой, орешь как резаная.– Я оглянулась назад, в поисках говорившего. В соседней камере за железной решеткой сидел бомж. Бомж он или нет, я не знала – в паспорт не заглядывала, а вот что пьяный, грязный и вонючий – было видно и невооруженным взглядом. От него жутко разило перегаром и мочой, и еще какой-то гадостью, какую и определить было невозможно. Как я могла раньше его не заметить? Он поднялся с топчана, на котором лежал, до этого времени, и уставился затуманенным взглядом на меня. На небритом осунувшемся лице сильно бросался в глаза широкий большой нос, маленькие мутные глазки, пытались сфокусироваться на мне. Они были неопределенного цвета, какие-то выцветшие, зато закиси в уголках блестели как вторые зрачки. Одним словом жуткое зрелище.
Он подошел к решетке, разделяющей наши камеры и начал сильно ее трясти. Откуда в этом... мужчине сколько силы? Вонь была непередаваема, я прикрыла нос тем шарфиком, с помощью которого пыталась прятаться, но толку от него было мало. Я пробовала медленно и глубоко дышать, чтобы не вырвать, но как-то слабо помогало. Пока он не двигался, от него не так сильно разило, а вот сейчас это было просто невыносимо. Я отошла в дальний уголок отвернулась к решетке, и пыталась ничего не замечать, но как видно это сильно обижало моего соседа, и он незамедлительно мне об этом сообщил. А такой брани не слышала никогда, смысла некоторых слов даже не понимала, хоть не раз раньше была свидетельницей подобных выражений. То, что я на него не обращаю внимания, еще больше разозлило мужчину. В мой адрес летело столько выражений, что можно было бы смело писать толковый словарь подобного лексикона. Я взяла стульчик и села у решетки, пытаясь, от всего этого отстранится.
Ближе к ночи его сморило и он, развалившись на своем топчане, уснул. Я так и не ложилась на эти грязные подстилки, сидела в уголку, облокотившись на самое чистое, что здесь было – на железные решетки. Попа давно заныла на твердом стульчике, ноги занемели, но подниматься и расхаживаться и тем самым привлекать внимание бомжа я не хотела. Странно, а я уже даже смирилась с этой вонью, и почти не тошнит. Вот так люди ко всему привыкают. От этой мысли мне стало не по себе.
Ночью привезли трех проституток. И это был мой шанс, попросится в туалет, так как дежурный подошел достаточно близко, и мне не пришлось орать об этом на весь коридор. Я видела в глазах дежурного, не насмешку или похотливость, а сочувствие. Это был мужчина лет пятидесяти. Я его раньше не видела, скорее всего, пришел на ночное дежурство. Я бы никогда раньше так не поступила, но находясь в безвыходной ситуации, решила воспользоваться его добротой. Я шла впереди, как и положено под присмотром охраны, дежурный – на несколько шагов позади. Он не одел на меня наручники, и уже за это была ему благодарна. Я остановилась посреди коридора и обвернулась, решив задать давно мучавший меня вопрос:
– Вы не знаете, почему меня задержали? – Он, идя сзади размеренным шагом и не ожидая от меня подобного, чуть не сбил меня, в последнюю минуту схватив за предплечья обеими руками, и остановился. И вместо злости я увидел в его глазах понимание и сочувствие.
– Девочка, ты так больше не останавливайся, а то упадем оба. – В его глазах зажглись искорки веселья. Он показался мне каким-то домашним, родным. Не имея с детства отца, точнее не зная его настоящего, я в каждом мужчине, проявившем хоть какую-то доброту ко мне, искала его черты. Думала, что давно переросла это, как видно нет.
Я сама не осознавала, как смотрела на него, но он почувствовал себя еще больше неловко. Это было видно по его глазам. Мужчина пытался не смотреть на меня – куда-то вверх, вниз, в сторону, но только не в мои глаза. Я уже думала, что не ответит, но он все же решился:
– Догадываюсь, но это не официальная версия. По официальной версии, ты подозреваемая в хищении крупной суммы денег, в фирме в которой на сегодняшний день еще числишься сотрудником. – Он примолк, давая мне время переварить информацию, а потом взглянул все же в мои глаза и продолжил: – Но я-то понимаю это не правда, да? – Я ничего не ответила, слезы навернулись на глаза, а я просто мотала головой из стороны в сторону, говоря жестами, что я этого не делала, так как горло сдавили спазмы рыдания. Совершенно посторонний человек, почему он мне верит?
– Меня посадят?– Ели смогла выдавить я.
– Ты здесь задержана на трое суток. Скорее всего, твой так сказать, бос, просто хочет попугать, чтобы ты была более послушной.
– И что мне делать?
– Пока успокоится и выжидать. С такими людьми напрямую не воюют. И если надумаешь в следующий раз убегать, то учитывай его возможности, и делай это более продумано.
– Откуда вы знаете?– Я была в шоке, неужели все здесь знают, что я домашняя зверушка, убежавшая от папика. Даже не знаю, что хуже – быть в глазах окружающих воровкой, или чье-то персональной шлюхой.
– Слухами земля полнится. Пойдем.
Спустя пять минут, когда я вернулась в камеру, там стоял невыносимый галдеж. Их крики разносились на все отделение, и чем ближе я подходила, тем больше закладывало мои уши. Проститутки устроили разборки, ругались между собой – делили территорию. Потом сцепились с бомжем. И в этой схватке я даже не знала кто кого. Они знали такие лексические закувыки, что даже бомж был в ступоре.
Я толком не спала уже двое суток. В голове каша, не лучше той, которую нам давали кушать, а тело зудит и чешется во всех метах, от невозможности помыться. Проституток выпустили на следующее утро, за них договорился какой-то Владлен, они всю ночь пугали им дежурного. Бомж, как оказалось, загремел сюда на 15 суток, так что лицезреть и нюхать мне его еще долго, да и после такого количества времени, мое немытое тело пахло наверное тоже, не очень приятно. С каждой минутой находясь здесь я все больше и больше ненавидела мое персональное «чмо». Хотя, после двух суток лекций по нецензурной лексике, у меня на языке крутилось намного красочней выражение в его адрес.
Через два дня, ближе к обеду, меня выпустили, так и не объяснив, по какому поводу была задержана. Я сама по себе не конфликтный человек, но после всего, что со мной незаслуженно произошло орала как резаная, что буду жаловаться. Мне уже не было страшно, что меня опять закроют, об этом просто не думала. Я хотела вылить свою боль, свой гнев, накопившийся во мне за все это время.
После моих криков и истерик, дежурный, что сопровождал меня к выходу, резко поменял свой путь и повел меня к тому самому кабинету, куда меня сразу же привезли. Он постучал в дверь и после басистого «можно» втолкнул меня в кабинет. За столом сидел тот самый «беременный» мужчина с двумя большими звездочками на пагонах. Он посмотрел вопросительно за мою спину и ему тут же ответил дежурный, объясняя наш не плановый визит.
– Гражданка Кривенко возмущена своим задержанием, угрожает, что будет жаловаться. – А когда вообще вошел дежурный? Я думала, что он меня втолкнул, как в клетку со львом на растерзание, а нет же, и сам зашел. Но не на долго, после легкого кивка начальства, он тут же скрылся за дверью.
–Маргарита, если я не ошибаюсь? – Я кивнула головой. Этот мужчина почему-то у меня вызывал страх.
– Так вот, уважаемая Маргарита, вы знаете, сколько на нашем отделе висит глухарей, то есть не раскрытых дел? – Я молчала, а он всматривался в мои глаза, как хищник, пытаясь загипнотизировать и съесть. Ну, съесть это смешно звучит, а вот страх перед ним у меня был самый настоящий и уж не как не смешной. Чей-то взгляд он мне напоминал. Этот взгляд уверенности в себе и вседозволенности, я видела еще в одних глазах. Черных как ночь. Из двух бед лучше выбирать знакомую. И после этого понимания, весь мой пыл ушел в никуда.
А мужчина все же мне объяснил, что состряпать под меня какой-то глухарь – нечего делать. Но поскольку я приглянулась многоуважаемому Николаю Петровичу он готов меня выпустить. И очень настоятельно рекомендует не злить этого хорошего человека. О том, что меня задержали, вообще безосновательно не было речи. Была просьба задержать, и если бы не дали отбой, чтобы оправдать свои неправомерные действия, мне бы просто пришили «левое» дело. От возмущения хотелось орать, выть, и на хрен перевернуть весь этот кабинет верх дном, но я сдержала себя и спокойно вышла из этого, напрочь корумпированого помещения.
А на улице меня уже ждал знакомый БМВ. И почему он постоянно сам за рулем? Так любит водить, Или не любит лишних свидетелей? Скорее второе, чем первое, как мне подсказывает не малый опыт общения с ним.
Несколько месяцев назад, он мне казался обычным мужчиной, наемным работником, хоть и на высокой должности. Кто же тогда знал, настолько длинные у него руки, и насколько огромное эго?
Я не стала возмущаться и убегать, не было никакого смысла, просто села в машину, но это не означало, что я смирилась со своей участью. Нет. Просто в определенных ситуациях нужно немножко затаиться и выжидать.
Он не сказал ни слова, не злорадствовал. Даже обычного приветствия не было, мы просто поехали от этого злосчастного места.
Я много передумала за эти два дня. Первое время хотела убить, уничтожить, сделать больно хоть бы словами, раз никак по-другому не могу. А остыв, поняла, что месть блюдо холодное, и стоит все же подождать.
Он отвез меня к себе. Я не возмущалась, мне все равно где мыться. Лишь бы смыть с себя всю эту гадость. Так бы и с души, как с тела, соскрести весь этот слой грязи, что я там получила. Я стояла под душем полная противоречивых мыслей.
Чего он от меня хочет? Зачем я ему, просто не понимала. У меня ничего нет. Внешне я не уродина, но и не сногсшибательная красавица. Чем я могла его зацепить? Тем, что не дала там у озера? Так я уже и сама не раз об этом пожалела. И не по тому, что жалела о потерянном удовольствии, просто быть чьей-то мишенью очень больно и жуть как неприятно. Его же интерес ко мне не вечный. Может, стоит потерпеть и он перегорит. С его-то привычным образом жизни он не сможет увлекаться одной мной долгое время. Скоро я ему просто надоем.
Боже о чем я рассуждаю? Еще бы месяц назад мне кто б сказал, что я буду что-то терпеть против своей воли, я бы просто засмеялась ему в лицо. Я никогда не терпела, мне просто легче было развернуться и уйти, а там гори оно все синим пламенем. Я могла пойти на уступку, по просьбе человека, который мне не безразличен, могла даже стерпеть тот секс, который мне не очень нравился, потому что духовно с Владом было очень хорошо. Но вот так, чтобы по моему телу и чувству гордости топтался совершенно посторонний мне человек, к которому я испытываю ненависть, и просто презираю, этого быть раньше просто не могло. Как жизнь оборачивается.
Выйдя из ванной, я увидела его в гостиной с бокалом коньяка в руках. Это было не шампанское, и второго бокала я не наблюдала, значит споить меня и трахнуть, он не наметен. Хотя на счет последнего быть уверенной я не могла. Тогда почему он пьет? Неужели нервы? Может, его мучает совесть, и он переживает по поводу случившегося? Может ему не чуждо хоть что-то человеческое? Хотя конечно нет. Опять я придумываю то, что хочу видеть, а не то, что есть на самом деле.
Я стояла в тех же вещах – измятой юбке и не свежей блузке, трусики решила снять, лучше быть без них, чем в грязных. Да и юбка была достаточно длинная и строгая, так, что срам был надежно прикрыт. Жуть как не хотелось натягивать на себя все эти грязные вещи, но притрагиваться к его халату, а тем более надевать его, мне было просто противно. Он посмотрел на меня, и бровь взметнулась вверх в немом вопросе. Я делала вид, что ничего не замечаю.
– Почему не одела халат и не поставила вещи в стирку?
– Не хочу задерживаться. – Он подошел ко мне на расстояние вытянутой руки, я же оставалась на месте. А смысл бегать, от него не убежать, я уже это проверила.
– А если я настаиваю? – Он провел ладошкой по моей щеке, большим пальцем прикасаясь к моей губе и чуть оттягивая. Темные глаза всматривались, казалось в самую душу. Это было очень эротично. И может не с ним и не здесь я бы это оценила, но после всего что случилось, я его воспринимала только как угрозу. И мне хотелось от него бежать..., бежать без оглядки.
– Тогда получишь бревно в постели, холодную куклу.– Я старалась говорить спокойно, хотя нервное напряжение зашкаливало. Я просто не вынесу еще и это, после всего, что случилось.
– Я очень в этом сомневаюсь. Может, проверим. – Его глаза сверкали, а губы растянулись в плутоватой улыбке. Очень красив, не спорю, но эта красота прячет слишком жестокое сердце. Он пытается со мной заигрывать? Не поздно ли?
– Нет! – Я хотела сказать спокойно, но вышло так, что просто прокричала свой протест.
И он отступил. Впервые, сколько я его знаю, он не пошел брать на пролом желаемое, а отступил. Я не верила в это когда садилась в его машину, не верила, когда он остановился около моего подъезда. И только зайдя в квартиру и убедившись, посмотрев в окно, что его машины и след простыл, я наконец-то поверила. Неужели он умеет идти на уступки? Неужели умеет кого-то слушать кроме себя?
НИКОЛАЙ
Я оставил ее там на трое суток. Со Степанычем все было оговорено и даже уже оплачено. Он советовал оставить ее на все пятнадцать, чтоб так сказать полностью прочувствовала все прелести тюремной жизни. Но я не согласился на это, и как оказалось, трое суток для меня было тоже много. Впервые я чувствовал себя виноватым, виноватым по отношению к ней. Нет, это не то чувство, когда сделал ошибку и понимаешь это. Тогда есть холодный расчет, ты понимаешь свой промах и исправляешь его. Без чувств, без эмоций, есть конечно, что-то внутри, что напоминает быть внимательней, но это не тот огонь который сжигал меня из нутрии сейчас. Я не мог найти себе места все эти дни. Все мысли были только о ней. Злость бурлила всю ночь, после того как ушел с участка, хотелось отомстить наказать унизить, а потом пришло это жгущее чувство вины, и мне уже себя хотелось убить. Я глушил в себе это как мог. Днем работал непрерывно, вечером же пошел на спарринг бой по Дзюдо. Я давно уже там не был, как-то все было не до этого. Теперь же хотелось просто забыться. Отметелить кого-то и получить удары в ответ, пусть лучше болит снаружи, но не внутри. После этого, решил не возвращаться в пустую квартиру, где бы меня опять разрывали сомнения и чувства вины. Поехал в клуб. Жаль, что Наум уже месяц как в командировке в Киеве, не с кем и оттянуться. Как оказалось оттянутся я не хотел, я хотел нажраться, с чем и справился с большим успехом.
Уже не спасало напоминание о том, какая она сука, и как сильно меня подставила. Как не пытался злиться на нее и ненавидеть просто не мог. Неужели я настолько шибанутый придурок, что хочу ее даже после того, что она сделала. Хочу как женщину, хочу, чтобы была рядом. Знал, что подставила, знал, что нельзя верить, но не мог отпустить, хотел видеть около себя. Я раньше смеялся с таких простаков, их водят вокруг пальца, а они радостно виляют хвостом и пляшут под бабскую дудочку. А сейчас и сам как они. Нет, я не готов был плясать под ее дудку, скорее заставлю ее плясать под мою, но вот простить ту подставу уже как-то само собой случилось.
Я сидел у бара и смотрел на этих зазывно улыбающихся мне девок. Не спорю – красивые и вульгарные до невозможности. Раньше мне это нравилось, заводило, что же сейчас не так. Нет физически ничего не изменилось, в меня встанет и я трахну кого-то из них, если до этого дойдет, но я почему-то не чувствовал в этом потребности. Не было азарта, не закипал так адреналин в крови как раньше. Что-то безвозвратно изменилось и мне это не нравилось. А сейчас встал и направился к выходу, я не настолько примитивен, чтобы тянуть кого-то в постель, доказывая себе то, что я уже и так понял.
Почему, что за вселенская несправедливость? Бабы толпами бегают за мной, не знаешь иногда, как отшить, а тут бац, понадобилась одна, и та выебывается. Почему, что во мне не так? Не тот подход? Раньше всем нравилось. Ну с ней конечно перегнул. Но это потом, сначала ведь все было нормально, я бы сказал даже правильно. В ресторан свозил, заигрывал, и она отвечала взаимностью. Чего было выпендриваться, хотела же секса, видел? Может, и не было бы всего этого, если бы не накалила меня так своими отказами. Уволил бы после подставы и забыл, а сейчас, в какую задницу затянул и себя и ее. И что главное, не хочу отпускать, хоть и понимаю, что после случившегося она меня просто не сможет простить. И даже не столько не хочу – не могу отпустить. Понимаю, что будет нелегко, но вот лучше она ненавидящая меня, но здесь со мной, чем она любящая другого и где-то далеко.
Утро было тяжелое, но, тем не менее, я пошел на работу, сидеть дома и сгрызать себя мыслями, было как-то не очень привлекательно.
Я забрал ее по истечению двух суток, просто не мог вытерпеть больше. Что было этому большей причиной, толи моя взыгравшаяся совесть, толи нужда ее увидеть, даже не знаю. Она показалась мне убитой, растоптанной, без внутреннего огня, который меня так цеплял. Даже не спрашивала, куда я ее везу, а когда приехали ко мне, не возмутилась, молча пошла в ванную. Я не хотел этого сделать с ней. Пока она там была, я осушил два бокала коньяка. Когда же она вышла, гордая, неприступная, в помятой грязной одежде, но в своей, у меня отлегло от души. Она была все той же прежней, она не сдалась и не сдастся никогда. Раньше я хотел ее сломить, а теперь рад, что у меня это не получилось. Именно такую хочу ее видеть.
Я хотел ее прямо сейчас. Неприступную, гордую. Хотел покорять, ведь уже сам был покорен ею.
Когда она сказала «нет», я решил уступить, дать ей ту свободу, о которой она так мечтает. Не торопить, а с каждым днем по не многу завоевывать, как неприступную крепость. И я буду не я, если этого не сделаю.
Глава 21
РИТА
Я выходила на работу со страхом. Что делать, если все знают, где я провела эти два дня. Как смотреть людям в глаза. На меня действительно все посматривали, но как я позже поняла, поводом для этого были события двухдневной давности. Еще не все кости мне перемыли, еще не во всех подробностях обсудили, как я с шефом занималась сексом, на его столе прям посреди рабочего дня. Об инциденте с КПЗ никто не знал. Хоть за это ему спасибо.
День прошел как обычно, за ним следующий, и как-то так прошла неделя, а я и не заметила. Я была во всех на устах, но за счет того, что сидела не в одном из кабинетов, где стояло по несколько рабочих столов, а около двери шефа, не слышала большинства пересудов. Ромка по-прежнему со мной не общался, да я и не хотела. Что я ему скажу? О чем нам с ним говорить после случившегося? Сухое «Привет» и «Пока» меня вполне устраивали. Больше всего бесновалась Машка. Она цепляла меня на каждом шагу.
Что-то изменилось и в самом шефе. Он стал каким-то обходительным, что ли? Эта его неожиданная доброта и вежливость еще больше меня настораживали. Я ожидала бури после затишья. А может это затишье уже после бури? Лучше бы так. Он каждый раз уходя с работы спрашивал не подвести ли меня, и я постоянно отказывала, в страхе ожидая, что он настоит на своем. Но он уступал. И это заставляло постоянно быть начеку. Что он задумал?
Но спустя две недели я к этому потихоньку стала привыкать. Нет, я не соглашалась на его предложения, и даже дружески никогда ему не улыбнулась, я просто перестала ожидать подвоха. К хорошему привыкаешь быстро.
В офисе потихоньку страсти улеглись. Алиска, сотрудница из техотдела уходила в декрет и вместе с тем разводилась с мужем, так как ребенок был от любовника. Это была более шокирующая новость, притом свежая, и обо мне потихоньку стали все забывать. Только Машка ни как не могла оставить заезженную пластинку.
– Девушка, я спрашиваю Коля у себя? Вы работаете или мечтаете? Сидит здесь вместо мебели. – Я подняла глаза, около стола стояла все та же Мариночка, которую я не видела здесь около месяца.
– Вам назначено. – Официально спросила я
– Мне всегда здесь рады. Так что можете не сообщать ему, просто скажите на месте или нет. – Она выстукивала в нетерпении ноготком по столу, похоже, это ее вредная привычка, и с нетерпением ожидала моего ответа. И этот взгляд свысока, с каким-то превосходством, меня покоробило. Как такие, могут кому-то нравится? От куда мне знать? У богатых свои причуды.
Пока я нажимала на кнопку внутренней связи, за ней уже закрылась дверь в кабинет шефа.
Я была зла и расстроена, я была просто не в себе, и конечно причиной этому было хамское поведение этой наглой Марины. А почему же еще? У меня клокотало все внутри. Хотелось разбить что-то, кричать, и вместе с тем плакать. Я чувствовала себя преданной, что ли. Нет, это не может быть ревностью. Для этого надо любить, а я его ненавижу. Внутри чувствовалось, какое-то несоответствие этому слову.
Что тогда значат все эти уступки, ежедневные предложения подвести с работы? Это было что-то сродни ухаживанию. Нет, я не обольщалась по этому поводу, просто было приятно осознавать, что он наконец-то стал относиться ко мне как к человеку. А где-то глубоко внутри грела душу мысль, что я возможно для него что-то значу. Неужели что-то изменилось за эти несколько недель? Не могла же я так быстро перестать его ненавидеть, сменить гнев на милость, после всего, что он мне сделал. А как же чувство гордости, как обещание отомстить? Нет, я его по-прежнему ненавижу, и меня расстроило сейчас только хамское поведение его Марины.
Выходя на кухню, сделать кофе шефу и его Мариночке, я и не заметила, что Маша тоже пошла за мной следом. Она взяла чашку и стала за мной около кофе аппарата.
– А я ведь предупреждала, что ты быстро ему надоешь. – Я сделала вид, что не услышала.
Зная о Машкином ко мне отношении и увидев, что она пошла за мной следом, к нам подтянулись любопытные слушатели, а любопытными у нас были все. Резко всем захотелось кофе.
–Слышишь, курица, что перышки то опустила? Наигрался он уже тобой. – Машка перешла на тяжелую артиллерию, начала хамить, видя, что ее злорадство не приносит результата. Хотелось меня зацепить и в ход пошли все методы.
– Чего сорвалась, Маша? Завидуешь, что за все время так и не смогла хоть чем-то заинтересовать шефа? – Мне уже не было никакого смысла скрытничать. Все давно обо всем знали, точнее, знали то, что видел Роман. И соответственно предположили, что у нас и сейчас с ним такие же отношения. А приход Марины, соответственно, измена со стороны шефа. Хотя, сильным мира сего такое простительно. И хоть у нас и не било никаких отношений, я почему-то себя чувствовала преданной. Поэтому Машкины слова больно резали по живому.
– Да чему тут завидовать? Об меня хоть ноги не обтерли, а тебя поимели на столе, как шлюху и бросили. Как оно, а, когда он у тебя на глазах водит других? Вот сейчас занесешь кофе, а он уже на том же столе имеет Мариночку.– Она говорила громко, ее слышали все. А мне действительно не было чего ответить. Мне было так жалко себя, так хотелось убежать и спрятаться за мамину юбку. И услышать ее ласковое «все будет хорошо». Но сейчас не время и не место расклеиваться. Нужно дать отпор, а потом можно плакать дома в ванной сколько влезет.
– Никак, мне все равно. А ты стань в очередь из желающих под него лечь, потом и сама узнаешь. Ой, извини, я забыла, ты давно там стоишь, только тебя почему-то всегда отбрасывают. Негожа ты для барской постели, что тут сделаешь. Смирись и завидуй молча. – Маша опешила. Я ее такую видела впервые. Глаза на выкоте, лицо красное, а рот раскрывается и закрывается сам собой, не произнося ни звука. Мой кофе уже приготовился, я взяла чашки и ушла. Когда отошла уже на метров пять, Маша пришла в себя и рванулась вдогонку. В ее намерения явно не входили колкие фразы, она горела желанием физической расправы. И я была даже не против, так хотелось выпустить пар. И лучшего способа, чем отколошматить одну зазнавшуюся дрянь, просто не было. Выросшая во дворе, где было большинство мальчиков, я умела за себя постоять. Но кто-то дернул Машу за руку, кто-то преградил путь, и ей ни осталось ничего, кроме того, чтобы молча убивать меня взглядом в спину.
День был очень тяжелым, и я уже не могла дождаться его окончания. И как бы я не хотела быстрее уйти домой, все же решила на несколько минут задержаться, чтобы не стыкаться ни с кем на выходе. Эти, у кого сочувствующие, у кого злорадные взгляды, к концу рабочего дня меня просто добили. Я сама не заметила, как слезы потекли по щекам. Как раз в это время открылась дверь кабинета шефа, и на пороге появился он. Я уставилась в одну точку, даже не заметив его, а вот он как раз наоборот, увидел все.
– Рита, по какому поводу слезы?
– Что? – я поморгала глазами и вытерла со щек влагу. Смотрела на него, еще, будучи где-то далеко в своих мыслях, в которых мне было так жалко саму себя.
– Плачешь почему?– Он зашел ко мне за стол, присел на корточки перед моим креслом. Посмотрел снизу вверх на мое лицо, взял его руками, и большими пальцами вытер слезы с моих щек. Это было так приятно и так трогательно, что меня прорвало еще больше. Кто бы мог подумать, что он будет не причиной моих слез, а утешением. От него я ни как не ожидала подобного. Ну если разобраться, причиной он был тоже.
– Ну чего ты? Успокойся. Никто не умер.– Он, то ли спрашивал, то ли утверждал. Я помотала головой, развеивая его сомнения. – Ну и ладно, а все остальное поправимо. Пойдем. – Николай поднял меня с кресла и повел к себе в кабинет. Сам сел на диван, а меня посадил к себе на колени. Я не возмущалась, мне с ним было, как-то на удивление, хорошо и уютно. Я прильнула к его груди, ища утешения, и он давал мне его. Заслонил меня от всего мира, гладил по спине, волосам. И потихоньку я перестала вздрагивать от рыданий. Его грубый голос, звучавший нежно над моим ухом сейчас был лучшей музыкой. Он что-то говорил, но я не разбирала слов, я в них не вслушивалась, я просто наслаждалась этим успокаивающим голосом.
Поглаживания стали более смелыми, руки то и дело гладили моя спину, задерживались на попе. Он уже ничего не говорил, просто нежно целовал ушко, опускаясь ниже на шею. Его легкая щетина приятно щекотала. И я не возмущалась, мне это нравилось. Он повернул меня к себе, расставляя мои коленки, по обеим сторонам его ног. Я оседлала его как лошадку, юбка поднялась на самые бедра, но меня сейчас это не волновало. Я спрятала лицо у него на груди и вдыхала такой приятный мужской аромат. Это была смесь духов и его кожи, самый неповторимый аромат, который я когда-либо вдыхала. Он как наркотик, которым нельзя надышаться. Мои пальцы расстегнули пуговицы его рубашки, и я зарылась ноготками в эти курчавые черные волосы. Это было так не обычно, и вместе с тем так приятно. Он приподнял за подбородок мое лицо и впился в губы страстным поцелуем, на который я тут же ответила. Поцелуй перерос в жаждущий и уже ни он, ни я не могли оторваться друг от друга, как будто это и не поцелуй вовсе, а глоток воздуха, без которого не жить. Я сорвала с него рубашку, не заботясь о ее целостности, мне хотелось прижаться к нему ближе, почувствовать кожей кожу, и он как знал мои желания – снял с меня блузку и лифчик. Наши руки лихорадочно ощупывали друг друга, как слепые, желающие узнать обо всем и больше.
Он подтянул мою юбку на пояс и просто разорвал мешающие ему трусики. Накрыл рукой пылающий в жажде прикосновений самый тайный уголок моего тела, и улыбнулся мне в губы, почувствовав влагу. Я больше не могла ждать, ерзала, напрашиваясь на ласку. И он понял меня без слов, расстегнув ширинку, тут же насадил меня на себя.
С ним не может быть секса вялого, с ним нельзя отдаться наполовину. Он буря. Что в боли, что в наслаждении. Он взрывной и неугомонный. Он заставляет трепетать каждую клеточку тела. Зря я надеялась, что смогла бы отстранитс, я и быть холодной куклой, это не про него. И он доказывал мне это, каждым своим толчком во мне, каждым стоном, сорвавшемся с моих губ. Я в порыве страсти рвала ногтями его кожу на плечах, ласкала грудь и тут же неистово к нему прижималась, насаживаясь на него все глубже, все сильней. Я никогда не была такой дикой, и даже не знала, что могу быть такой. Но мне было этого мало, я прыгала на нем в ожидании чего-то. Чего-то необычного, от чего уже начинало закипать все внутри. Я к чему-то приближалась, к чему-то фееричному, но еще не знала к чему именно. И когда на меня нахлынула эта волна, показалось, что я просто взорвалась, а потом рассыпалась миллионами маленьких искорок, которые догорали во мне, вызывая легкие судороги удовольствия во всем теле.
