Текст книги "Открытие Джи - Джи"
Автор книги: Татьяна Гнедина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Ученые джентльмены
Томсон сидел в трапезной с толстыми монастырскими стенами и обсуждал с главным служителем обед на завтрашний день.
Повар явился на переговоры со старшим бакалавром в длинном сером сюртуке и с маленькими счетами, в которых вместо костяшек старинный бисер; он хмурился и водил пальцем, испещренным ссадинами от кухонного ножа, по скудному меню «стола бакалавров». Повар был главным служителем столовой колледжа и не забывал о своем звании. Томсон же только третий месяц как удостоился обязанности старшего бакалавра, отвечающего за питание своих коллег. Он и здесь должен был каждый день решать математическую задачу, как накормить обедом почтенных бакалавров, не превышая стоимости ежедневного рациона.
Представитель кухонного ведомства был озабочен не зря: вчера мистер Томсон отсутствовал, и его товарищи по столу заказали закуски по стоимости, сильно отклоняющейся от нормы. А согласно правилам колледжа, излишки покрывает старший бакалавр из своего кармана. Томсону это тоже хорошо известно, и он сейчас производил сложнейшие комбинации из блюд, чтобы перекрыть расходы за вчерашнюю пирушку.
– Хорошо, сэр, с пудингом я согласен, – сказал главный служитель. – Он у нас остался от вчерашнего обеда, и мы пустим его по дешевой цене. Но баранину я не подам. За нее извольте платить по обычной стоимости.
И его палец остановился около цифры, обозначающей цену бараньей ноги.
– Что ж, тогда откажемся от пудинга, – заметил хитрый Джи-Джи.
Повар нахмурился. Излишки пудинга ему необходимо сбыть.
– Хорошо, я отпущу вам баранину с небольшой скидкой. Но будут и кости.
– Отлично, – соглашается старший бакалавр, слегка злорадствуя по поводу своих легкомысленных коллег. – Не забудьте также кости для собаки мистера Портера.
– Мистер Портер уже двенадцать лет не обедает за столом простых бакалавров, – замечает главный служитель. – Мистер Портер обедает за столом магистров.
– Я знаю, где обедает мистер Портер, – сухо возразил Томсон. – Но его дог недавно официально принят в члены Крикетного клуба и нуждается в хорошем питании. – Глаза Джи-Джи прозрачны, на лице ни малейшей усмешки.
– Я об этом не слышал, сэр, – озадаченно говорит главный служитель.
– Жаль. Давно известно, что мистер Портер многолетний член Крикетного клуба и не пропускает ни одного соревнования. А поскольку собаки не допускаются на игровое поле, он попросил разрешения принять его дога в члены клуба при условии выплаты за него членского взноса.
– Хорошо, сэр, кости будут.
Еле сдерживая смех, Джи-Джи ставит наконец свою подпись под меню завтрашнего обеда и выходит на покрытый каменными плитами огромный двор колледжа. Его всегда восхищала величавая простота линий архитектурного ансамбля, напоминающего орган. Казалось, что вся эта каменная композиция излучает музыку в открытое небо. Он немного постоял под высокой аркой чугунных ворот и пошел по узкой улочке, которая уводила к окрестностям Кембриджа. В самом Кембридже стояла тишина, редко нарушаемая какими-нибудь событиями. Иногда приезжал театр. Во время летней ярмарки на площади устанавливался балаган. Раз в год, на рождество, появлялись артисты из лондонского театра. Попасть на спектакли было трудно.
…Выйдя из узкой улочки на небольшую площадь, Томсон увидел толпу студентов, собравшихся у столба с афишей. Среди них возвышался долговязый кембрид-жец с моноклем в глазу. Томсон узнал его сразу – этого ученика он репетировал перед экзаменами. Отпрыск известного семейства английских лордов – Чемберле-нов – звонкой фамилии, входящей во все биографические справочники.
Сэр Остин с умеренной шутливостью ораторствовал перед приятелями, предлагая отправиться на гастроли прибывшего столичного театра.
– Милый Томсон! – крикнул он через головы. – Вы будете сидеть рядом со мной – я уже купил вам билет.
Джи-Джи поклонился. Сын премьер-министра любил поиграть в равноправие. Томсон тоже соблюдал правила игры.
– У нас в Бирмингеме, – продолжал Остин, обращаясь к учтиво слушавшим его молодым людям, – лучшая постановка «Короля Лира».
Томсон усмехнулся. Все знают, что в Бирмингаме прескверный театр.
Но для сэра Остина это не имело значения: его россказни о Бирмингаме ему нужны были для простой уловки: он желал приучить своих будущих избирателей к мысли о том, что он родом из провинциального Бирмингаме и обожает свой родной город. Это ему пригодится, хотя живет он отнюдь не в дымном Бирмингаме, а в живописном поместье своего отца. Остин торопился закончить Кембридж, чтобы отправиться наконец в Париж, где он намеревался завершить образование. Прибытие театра в Кембридж он расценивал, как наиболее выдающееся событие за эту зиму. К тому же он считал себя одаренным актером. Это качество он надеялся впоследствии использовать на политической арене.
Сейчас этот «Человек из Бирмингема» взял Томсона под руку и шутливо увлек к площади, где около маленького здания уже зажглись газовые фонари. Долговязый лорд с моноклем и похожий на студента худощавый бакалавр прошли через зал, переполненный темными фигурами. Лорд Остин, усевшись наконец во втором ряду, взглянул на своего репетитора и заметил:
– Милый Томсон, у вас такой проницательный взгляд, что, право, кажется, вы и в театре решаете свои уравнения.
Томсон промолчал.
Поднялся занавес. Однако вместо ярких декораций, веселых комиков и пылких влюбленных перед любителями искусства предстала толпа черных монахов, которые нестройным хором запели псалмы. Оказывается, помещение было закуплено известным святошей, покровителем молебнов и религиозных собраний.
Джи-Джи не выдержал и громко захохотал. На него оглянулись. У Остина было бесстрастное лицо – религию необходимо уважать. Это один из краеугольных камней будущей политической карьеры. Странно, что невозмутимый Томсон неожиданно развеселился. И смех у него такой непосредственный, что, право, позавидуешь. Впрочем, он завидовал не только смеху Томсона. Он ощущал в нем скрытую силу и небрежную, рассеянную манеру замечать то, что не видят остальные. Талант исследователя сказывался и в его невозмутимом спокойствии, и в непосредственном юморе, который у лощеного лорда Остина начисто отсутствовал.
Остин еще раз посмотрел на Томсона с завистью, замаскировав ее скучающим выражением.
Бедные школяры уныло слушали монахов. Но живая мысль, не дремавшая в их многодумных головах, изобрела новый великолепный способ развлечения – организовать свой собственный театр и взять на себя все роли, включая женские!
На следующее же утро в конторе одного из лондонских костюмеров появился человек с моноклем.
– Подберите мне, пожалуйста, полный костюм молодой девушки, включая ботинки, шляпку, корсет и юбки.
Бегло взглянув на посетителя, костюмер мгновенно оценил его общественное положение. «Сын лорда развлекается маскарадами».
– Пожалуйте, сэр. – И костюмер суетливо побежал в примерочную, встряхивая на ходу светло-каштановый парик. Долговязый посетитель с моноклем велел доставить дамский туалет в Кембридж и пошел покупать перчатки и сумочку.
Парик и костюм были доставлены ему на квартиру через три часа. На одеванье ушел почти час, но вот он наконец стоит перед зеркалом, совершенно преобра-' женный: из зеркала на него смотрит высокая девица, туго затянутая в корсет, но… с моноклем в глазу. Высокородный кембриджец, усмехнувшись, стряхнул свой монокль на шнурке и прошелся по комнате, прижимая к груди сумочку.
– О моя дорогая матушка, – произнес он начало чувствительного монолога. – Я никогда не покину тебя, и мы будем жить вечно в этом скромном… хм! – Лорд снова вставил в глаз монокль и взглянул в тетрадку со своей ролью. – И мы вечно будем жить в этом скромном домике…
…– Браво! – орали студенты, когда долговязая девица, пылавшая неземной любовью к своей мамаше, соглашалась наконец выйти замуж за капитана, вернувшегося из долгого плавания. Капитан выходил кланяться публике, держа за руку невесту, которая уже успела вдвинуть в глаз монокль и любезно помахивала рукой репетитору, сидевшему в первом ряду.
Но торжество было неожиданно омрачено чрезвычайным происшествием. Разразилась небывалая гроза, о которой до сих пор вспоминают английские синоптики. Первые же вспышки молнии зажгли деревья у развалин замка Вильгельма Завоевателя. Стремительные потоки ливня затопили водой весь громадный двор перед зданием Тринити-колледжа. Через два часа разлилась река и снесла скамейки вдоль улицы, ведущей к церкви.
По окончании спектакля зрители столпились у входа и долго не могли перебраться на другую сторону улицы. Томсон в несколько прыжков достиг узкого тротуара и, пробираясь вдоль домов, вышел на главную улицу. Опрокинутые скамейки, поваленные деревья, мутные водопады и несущиеся сломленные ветви – в этом шквале он неожиданно разглядел на одной из скамеек маленькую съежившуюся фигурку.
– Спасите! – послышалось ему.
Очки запотели, и Джи-Джи плохо видел. С трудом он добрался до затонувшей скамейки, на которой плакала вымокшая девочка, прижимая к груди серого кролика.
Дети очень редко встречались тогда в Кембридже. Только профессора, возглавлявшие кафедры, могли вступать в брак. Вот почему маленькая девочка, укрывшаяся на скамейке во время наводнения, показалась Джи-Джи почти чудом.
Протерев очки, он увидел, что перед ним настоящая Алиса из страны чудес, героиня его любимой сказки, в которой дельфины с омарами танцевали кадриль, где жил мудрый кролик и происходили удивительные вещи.
– Не бойтесь, – строго сказал он «Алисе». – Сейчас я вас спасу.
«Алиса» прижимала к себе мокрого кролика и плакала.
– Ведь вас зовут Алиса?
– Меня зовут Роза-Элизабет Пэйджет, – ответила девочка, всхлипывая.
– Не плачьте, Роза-Элизабет, – сказал Джи-Джи. – Ведь вы же, наверно, хотите стать ученой, если живете в Кембридже.
Через полтора часа Джи-Джи сидел у камина с профессором физики Пэйджетом, отцом Розы-Элизабет.
– Очень благодарен вам, мистер Томсон, и рад знакомству. Жаль, что вы не бываете в нашем клубе. Ведь вам уже присвоено звание «бакалавра с отличием». Когда же вы предполагаете держать экзамен на звание члена Тринити-колледжа? [1]1
Тринити-колледж – крупнейший из семнадцати колледжей, входящих в независимую корпорацию, образующую Кембриджский университет. Знаменитая Кавендишевская лаборатория принадлежала именно этому колледжу.
[Закрыть]
Признаться, Джи-Джи менее всего хотелось тогда думать об экзамене на новое звание. Несмотря на страшный холодный ливень и ржавую воду с кембриджских крыш, застоявшуюся в его старых башмаках, ему больше всего хотелось еще раз взглянуть на спасенную им «Алису». Впрочем, ее он всего лишь снял со скамейки в саду, и она вовсе не Алиса из страны чудес, а дочь профессора Пэйджета – мисс Роза-Элизабет…
Джи-Джи учтиво простился и отправился в свою одинокую комнату в пансионе миссис Кемп.
В маленьком Кембридже его уже знали. О нем говорили как о молодом блестящем ученом. Премия Смита. Премия Адамса – та самая, которую он получил за математическое исследование «вихревых атомов» и доказал их неустойчивость. Иными словами – показал невозможность существования атомов в виде вихрей.
Это было важным шагом в науке, потому что освобождало физику от ложного представления о вихреобраз-ном, упругом, несминаемом и загадочном эфире, который, как резиновый кисель, заполнял всю вселенную.
Вихревые кольца атомов в этом киселе возникли по аналогии с кольцами планеты Сатурн, открытыми астрономом Адамсом, в честь которого и была назначена научная премия.
О Томсоне знали прежде всего то, что он вот-вот станет самым молодым профессором в Кембридже. 6н был очень жив, весел и… скромен. Идеи, выдвигаемые им, были фундаментальны и дерзки. На его счету была идея об изменяемости массы движущегося заряженного шара, работа об устойчивости заряженной водяной капли – очень важная для его дальнейших исследований физики газового разряда, опровержение вихревой модели атомов и самая ранняя юношеская работа о различных превращениях кинетической энергии.
…Однажды перед дверью пансиона миссис Кемп остановилась превосходная коляска, запряженная породистыми лошадьми. Пожилой джентльмен попросил хозяйку провести его к мистеру Томсону. Минут через двадцать оба вышли – Томсон с небольшим саквояжем – и сели в коляску лорда Рэлея. Знаменитый математик и преемник Клерка Максвелла пригласил Джозефа Джона Томсона погостить в его поместье.
По дороге состоялся краткий разговор.
– Вас привлекают исследования общих законов природы, не правда ли? – спросил лорд Рэлей.
Томсон не торопился с ответом. Вопрос был задан коварно. Потому что интересоваться общими законами природы может себе позволить либо дилетант, любитель науки, либо великий ученый.
– Это интересует каждого естествоиспытателя, – уклончиво ответил он.
Рэлей улыбнулся.
– Я читал ваши статьи, и мне кажется, что вы стреми тес ь найти общую закономерность, присущую для многих явлений природы. Ваш математический аппарат превосходен.
Томсон покраснел от похвалы. В английской науке не было более сильного математика, чем Рэлей.
– Я хочу предложить вам универсальную задачу, – продолжал его спутник. – Определить отношение между единицами измерения в электростатической и электромагнитной системах.
– Для этого понадобится эксперимент. И высокая точность.
– Вам будет предоставлена аппаратура Кавендишевской лаборатории. Правда, – улыбнулся Рэлей, – ее называют «веревочно-сургучной»: в ней много самодельных приборов… – Он вздохнул. – Но лучшего, говорят, пока нет.
Томсон еле сдержал радостное движение. Кавендишевская лаборатория! Иметь право на эту лабораторию – великая честь. Он тут же вспомнил, как четырнадцатилетний Шерль был приглашен Клерком Максвеллом, и ему захотелось сказать Рэлею, что нет лучшего помощника в эксперименте, чем Шерль. Но карета уже подъезжала к большому дому, окруженному садом со штамбовыми розами и георгинами. И те и другие цветы Джи-Джи не любил. В ответ на замечание лорда Рэлея о том, что его супруга разводит лучшие в Англии штамбовые розы, он неучтиво промолчал. В садоводстве, как и в спорте, он не скрывал своих пристрастий. А в этом саду не было ни единого ириса!
Перед ужином полагалось переодеться. К счастью, Джи-Джи взял с собой вечерний костюм. Томсон не без удовольствия переодевался перед большим старинным зеркалом. Он еще раз убедился, что лондонский портной отлично справился со своей задачей. Правда, Джи-Джи забыл постричься. Но это, наверное, даже неплохо: свидетельствует о его небрежности к внешности, несмотря на отлично сшитый костюм. В этом был чисто кембриджский шик…
Итак, ужин в замке Терлинг. В гостях у лорда Рэлея оказывается сам Вильям Крукс – личность необычайная. Маленький человечек, с торчащими кончиками седых усов, привлек в научном мире страстное любопытство к загадочному свечению в разреженных стеклянных трубках, которые впоследствии стали называться «трубками Крукса».
Сэр Крукс впервые показал изумленной публика на Бэкерианской лекции 1879 года, что лучи, исходящие из катода стеклянной трубки, отбрасывают тень от предметов, оказывающихся на их пути. Ученые стали строить многозначительные догадки о природе «катодных лучей». Что это за лучи? Можно ли на них повлиять каким-либо способом? Отклоняются ли они магнитом или электрическим полем? Через какие вещества они смогут пройти? Вильям Крукс не ограничился демонстрацией опытов: он написал замечательную статью, в которой подводил итоги всем загадкам «катодных лучей». Он сообщал о том, что ему удалось отклонить тень от предметов на пути лучей магнитом. Но электрическое поле – в пределах его, Крукса, возможностей – на лучи не подействовало. Немецкие исследователи провозгласили о своей убежденности в волновой природе катодных лучей: это волны эфира. И именно поэтому на них не оказывает влияние электрическое поле.
Среди немецких исследователей оказался один, особо увлеченный опытами Крукса. Он даже предпринял путешествие в Англию, желая познакомиться с самим сэром Вильямом. Но немец произвел на любезного сэра Крукса неприятное впечатление: он был подозрителен и завистлив.
Красивому старому франту Вильяму Круксу, который привык получать от научных занятий удовольствие, было неприятно видеть перед собой подобострастное лицо молодого ханжи.
Филип Ленард уверял, что статья Крукса перевернула всю его жизнь и он готов посвятить ее катодным лучам. При этом Ленард жаловался, что «его профессор» не позволяет ему заниматься только этой проблемой потому-де, что самого профессора интересуют электромагнитные волны. «Его профессор» был знаменитый Генрих Герц, открывший распространение радиоволн. Добродушный Герц раздавал своим ассистентам научные идеи направо и налево, так что и Ленард не был обойден ими. Но так уж, видно, сложилась его судьба, что он оказался одним из самых опасных завистников в науке. Опасность, тлеющая в нем зрела до тех страшных лет, когда в Германии восторжествовал фашизм. И тогда зловещая роль Ленарда окрасилась кровью.
Но любезному сэру Вильяму было недосуг заниматься угрюмым немцем. Он весело проводил его до дверей и пообещал прочесть будущие статьи. Тем дело и кончилось.
Любезный и лукавый сэр Крукс обладал секретом научных перевоплощений. Он делал открытия и в химии, и в физике, и в философии.
Он был вездесущ. Даже в вопросе о привидениях. Было время, когда он увлекался спиритизмом и поставил ряд экспериментов, доказавших, что «потусторонних сил» в природе не существует. Правда, на пути к этому доказательству у сэра Вильяма возникали некоторые сомнения. И недаром на одном из научных конгрессов ему преподнесли медаль с надписью: «…Там, где Крукс, – там привидения!» Но это, скорей, относилось к той таинственности, которая окружала работы самого сэра Вильяма. Никто не мог с уверенностью сказать, чем он занимается в данный момент.
А у Рэлея сэру Вильяму было приятно. Цвели розы, прогуливались красивые женщины, неслышно ходили вышколенные слуги. За ужином он был рассеянно весел и любезно поглядывал на молодого кембриджского ученого, который в двадцать семь лет – профессор и, говорят, великолепно играет в крокет. Хитрый Томсон завел разговор именно о крокете, зная отлично, что это единственная игра, которой увлекается Крукс. После ужина маленький сэр Вильям с достоинством повел высокую леди Рэлей в гостиную. Там беседа перешла на старинные английские реликвии, и хозяин дома рассказал о кресле Клерка Максвелла, которое перешло к нему, как к преемнику в Кавендишевской лаборатории. Кресло было деревянное, с длинной спинкой и высокими подлокотниками. К изголовью была прикреплена подушечка, вышитая потускневшим бисером.
Томсон с интересом выслушал описание кресла. Рэлей незаметно бросил на него испытующий взгляд. Он видел в Джи-Джи своего преемника, но ему доставляло удовольствие пока скрывать от скромного исследователя эту тайну. Впрочем, Томсон, по-видимому, и не подозревал о предстоящей чести. Рэлей улыбнулся и сам заговорил о мальчике, которого Максвелл однажды привел в лабораторию. Мальчику было четырнадцать лет, и он делал превосходные приборы.
– Его звали Шерль, – заметил Томсон.
– Да, кажется, так. Если хотите, – продолжал Рэлей, – возьмите этого Шерля в лабораторию. Ваше новое исследование, о котором мы говорили утром, потребует хорошего исполнителя. Кстати, вы знаете, что Максвелл никогда не отговаривал от безнадежного эксперимента? Он говорил, что, даже если человек не откроет то, что хотел, ему все равно удастся обнаружить что-нибудь новое.
Это понравилось сэру Круксу, и он с удовольствием вспомнил, как Максвелл появлялся в Кавендише с собакой, чтобы его посещение имело вид случайного визита, но никак не начальственного обхода лаборатории.
Разговор кончился небольшим обсуждением колониальной политики премьер-министра Джозефа Чемберлена, которая «все-таки, пожалуй, чрезмерно крута», вспомнили и о забавной истории с его сыном Остином Чемберленом, который играл женскую роль в студенческом спектакле, и выразили сожаление, что «наши высокородные лорды слишком поспешно завершают свое образование». Томсон, улыбаясь, кивнул – его занятия по физике с Остином Чемберленом были бесплодны.
Проснувшись на следующее утро, Томсон вскочил, чтобы отдернуть тяжелый занавес. Погода была превосходная. Он надеялся до завтрака погулять в парке. Но в дверь кто-то постучал, и полуодетый Томсон снова нырнул под одеяло. Дверь отворилась, и в комнату на цыпочках вошел слуга.
– Доброе утро, сэр, и прекрасный день, сэр. Джи-Джи смущенно ответствовал.
– В какой воде вы хотите купаться, сэр?
– В холодной, – машинально ответил Джи-Джи.
– Хорошо, сэр, – ответил слуга и исчез.
Через несколько минут в комнате появилась огромная лохань, которую поставили посредине спальни и наполнили водой из бесчисленных кувшинов.
– Может быть, желаете еще чего-нибудь, сэр? – спросил слуга.
– Нет, – ответил Томсон, стараясь глубже скрыться под одеялом.
– Хорошо, сэр. Благодарю вас, сэр.
Тут же после ухода слуги Джи-Джи выбрался из постели и, заперев комнату на ключ, счел своим долгом окунуться в холодную воду, раз уж она была доставлена в его распоряжение.
Купанье в лохани доставило ему мало удовольствия, но зато приобщило к аристократическому быту в замке Терлинг.
Лаборатория Рэлея находилась во флигеле. Здесь Джи-Джи увидел самодельные вакуумные насосы, стеклянные трубки, установленные на потрескавшихся деревянных досках, газовые горелки. Веревочки, сургуч, щепки были основными и привычными крепежными приспособлениями. Лаборатория была уставлена застекленными ящиками, в которых находились покрытые паутиной банки с химикалиями.
– Не забудьте, Томсон, – сказал Рэлей, – что в Кавендишевской лаборатории – лучший стеклодув Англии – Эбенизер Эверетт.
– Я слышал о нем.
Так была решена судьба двух людей, на всю жизнь связавших себя с исследованиями Томсона.
Томсон уехал окрыленный. Рэлей очаровал его любезным обхождением и новыми надеждами. Крукс заронил в нем интерес к катодным лучам.
Дома его ожидала записка, оставленная, по словам миссис Кемп, «каким-то джентльменом, весьма энергичным, но мало приятным».
В нескольких строках посетитель сообщал, что он старый товарищ Томсона по Манчестеру и ожидает его на следующий день в помещении кембриджской железнодорожной станции, за пятнадцать минут до отхода лондонского поезда. Любопытство Джи-Джи было возбуждено. Конечно, он явится к месту свидания.
Каково же было его изумление, когда на платформе он увидел знакомую самодовольную фигуру Дабла! Это был именно он – сын владельца манчестерской паровозной фирмы, тот самый, который искал под микроскопом «божий номер» на волосе.
Дабл выглядел довольно браво в своей морской форме. Томсону не терпелось узнать, что привело его в Кембридж.
– Надеюсь, ваши дела хороши, Томсон? – спросил Дабл после обычных приветствий.
Джи-Джи кивнул.
– Я слышал, что о вас неплохого мнения Остин Чемберлен, – со значением произнес Дабл.
– Я репетировал сэра Остина перед экзаменами, – скромно ответствовал Джи-Джи.
– Но поговаривают и о том, что вы станете преемником лорда Рэлея в Кавендишевской лаборатории.
Томсон изумленно на него взглянул.
– Я об этом не слыхал.
Дабл самодовольно улыбнулся.
– Сейчас я хотел бы просить вас об одной услуге: представьте меня сэру Остину Чемберлену. У меня есть кое-какие идеи. Это касается британских субмарин.
– Субмарин?
– Да. Вероятно, вы еще не слышали об этом. Отчет об испытаниях прошел незамеченным. Но сегодня мы повторим их снова. Я предлагаю вам поехать вместе со мной в Лондон. Убедившись в серьезности моих предложений, вы поддержите меня перед Остином Чемберленом.
– Да, но, к сожалению, он выехал за границу.
– Куда? – быстро спросил Дабл.
– Кажется, во Францию… Дабл посмотрел на часы.
– Томсон, вы должны ехать вместе со мной. Вы увидите интересные вещи.
В вагоне Дабл объяснил, что испытание субмарины, подводной лодки, произойдет в порту публично. Общественность должна знать, на что тратится военный бюджет. Великобритания может отстать от своих будущих военных врагов. Ведь Германия уже конструирует субмарины. Однако в парламенте до сих пор идет бессмысленная болтовня об их бесполезности. Якобы невозможно поразить противника, не всплыв на поверхность: экипаж-де не видит вражеский корабль под водой. Предлагают строить только лодки-торпеды без экипажа.
– А я участвую в разработке военно-политических предложений для правительства, – важно заметил Дабл.
Прибыв в порт, они застали плотную толпу около канатов, ограждавших пространство, откуда начинался спуск под воду странного железного судна, окрашенного в черный цвет. Дабл безуспешно разыскивал военных экспертов из адмиралтейства. Военно-морское ведомство, по-видимому, саботировало новый вид британского флота, проявляя осторожность. Руководители старого английского флота придерживались своих традиций: плавать только над поверхностью воды, но не под нею. Сторонником субмарин был только отчаянно храбрый и предприимчивый адмирал Фишер.
Толпа с нетерпением ожидала сигнального выстрела.
– Сначала ее спустят на воду, и она пойдет в глубину, – объяснял кто-то в толпе, – а потом субмарина всплывет на поверхность, и мы увидим ее снова.
Выстрел. Железная громада поползла в воду. Она долго погружала свое туловище в маслянистую поверхность воды.
– Ровно через пять минут она выплывет, – уверенным голосом произнес Дабл. – Таков план испытания.
Люди в толпе вынули карманные часы и пристально следили за минутной стрелкой. Прошло уже семь с половиной минут. Субмарина не появлялась.
Первое брожение началось среди мальчишек, висевших на заборах, окружавших док. Это были рассыльные, продавцы мелких лавчонок, дети портовых рабочих.
Дабл хмурился. Проходила девятая минута. Человек в портовой форме быстро побежал вдоль каната и исчез в помещении спасательной службы.
– Вот вам и субмарина, – заорал вдруг мальчишеский голос.
Над толпой пролетела надгрызенная морковь, плюхнувшаяся в грязную воду.
Но толпу уже оттесняла команда спасательной службы. Порт оглушала сирена. На воду пошли катера.
Дабл оглянулся.
– Томсон, я очень сожалею. Это неудачный эксперимент.
Томсон, не отвечая, вглядывался в поверхность воды. Что же будет с людьми? Спасут ли их? Какое подлое безрассудство ставить такие «неудачные эксперименты»!
– За это надо судить, – сказал он.
– Кого? – переспросил Дабл. Томсон пристально посмотрел на него.
– Вам тоже придется работать на военную технику, мистер Томсон, – злобно и сухо заметил Дабл. – И вы еще пожалеете о своих словах.
– А я надеюсь, что никогда не буду в этом участвовать! – Томсон резко отвернулся и, пробиваясь к выходу, пошел через толпу.
…Вернувшись в свой тихий Кембридж, Томсон впервые почувствовал зыбкость и неустойчивость этого маленького мирка. За его средневековыми декорациями бушевала жизнь со всеми ее горестями и несправедливостями. А здесь, чувствуя себя независимыми и непогрешимыми, чинно расхаживали невозмутимые ученые. Надолго ли?
Однако, посидев в лаборатории и закончив расчеты, Джи-Джи снова постепенно втянулся в научные будни. Он решил написать письмо Шерлю с предложением поступить в Кавендишевскую лабораторию. Он точно изложил все этапы предстоящей работы. Понадобится высокая точность измерения, хотя это кажется пока неосуществимым. Что скажет изобретательный Шерль?
Незаметно бежали дни. Джи-Джи занялся дальнейшими расчетами и остался доволен полученной от Рэлея задачей: она снова вела его к обобщенным, универсальным методам исследования. Универсальность – вот что его привлекало в научных работах. Искать такие законы, которые пригодны для многих, нет – для всех явлений природы! В науке нет места проходимцам, подобным Даблу, ставящим эксперименты с человеческими жизнями. Нет, Джи-Джи никогда не будет этим заниматься…
В Кембридже бьют часы. Тихий научный мирок сохраняет пока свою неприкосновенность. Бурные события его еще не коснулись.
На завтра должна состояться весельная регата – состязание между Кембриджем и Оксфордом. Может быть, там будет и профессор Пэйджет с дочерью… Мисс Розу-Элизабет Томсон встречал довольно часто на лекциях. Занятия наукой все больше привлекали женщин, хотя к этому было много препятствий. Однако мисс Пэйджет совсем не походила на растрепанных девиц из местного колледжа, которые демонстративно разъезжали по Кембриджу на велосипедах. Девицы боролись за свое равноправие с мужчинами в науке, но это, увы, часто вызывало насмешки. В 1897 году произошел даже знаменитый скандал, получивший название «исторического», когда вопрос о принятии женщин в университет был поставлен в Кембридже совершенно официально. И что же? Подавляющим большинством мужчины проголосовали против принятия женщин в высшие учебные заведения и свою победу ознаменовали факельным шествием по городу.
Перед сном Томсон вспомнил о том, что он снова пропустил обед за столом бакалавров и завтра предстоят сложные расчеты с главным служителем.
«Снова пудинг», – подумал он, засыпая.
