Текст книги "Семь дней из жизни человека (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чернявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

   Витольд устало прикрыл глаза одной рукой, а другой сделал лёгкий непонятный жест, вмиг исчезнув в тёмной гнетущей пустоте, безжизненного зала. Мальчик недоумённо помотал головой. Перед ним находились всё тот же стол, пара стульев, тюфяк и ненавистное отражение с ехидной ухмылкой, от которого оказалось невозможным убежать даже в компании некромансера.

   День четвёртый

   Сияние от звезды вычерчивало на полу ровный золотистый овал, заполненный мягким, как патока, светом. Внутри его было тепло и уютно, и даже пугающие тени таинственного зала не могли протянуть в него странные отростки-руки. Натренировавшись, мотылёк уже мог переливаться на радость дружка всеми цветами радуги и даже совмещать их, вырисовывая забавнейшие узоры на простом чёрном полу. Адам, правду, порядком пресытился этой игрой и почти не обращал внимания на старания звёздочки. Он отрешённо смотрел в полоток, стараясь заглянуть как можно дальше и обнаружить ту самую недоступную макушку. Помощник не отрывал его от столь важного созерцания, искренне полагая, что мальчик сам вернётся к обучению. Да только вид нового наставника Адама отнюдь не воодушевлял. Коренастый, нескладный с буйной нечёсаной шевелюрой и странным подобием бороды, он не отличался ни привлекательностью черт лица, ни выразительностью глаз. Весь какой-то темный и неухоженный, он кутался в кособокую накидку, посеревшую от изношенности, поверх рябой овчинной жилетки и поджимал грязные босые ноги. Один вид которых говорил любому здравомыслящему человеку о совсем невысоком статусе их обладателя. В добавок ко всему мужчина сидел прямо на столе. Он не казался нищим с паперти только потому, что сохранил полный состав зубов, крупных и не слишком красивых. Остальное же мало чем отличало его от бродяги, и мальчику было очень обидно, что хозяин Дома приставил к нему самого завалящего слугу.

   – Хорошо, Адам, – терпение мужчины оказалось не ангельским, как, впрочем, и голос, грудной, низкий и гулкий, как раскаты грома, – я повторю для тебя ещё раз. Слушай внимательно и постарайся запомнить то, что я тебе скажу, а после передать это на примере своего Злыдня, хотя мастер и желал, чтоб ты делал это полностью самостоятельно. Любое отражение в бытии под своим изображением несёт целый ряд определяющих пластов. Одни из них весьма устойчивы, другие подвержены постепенному варьированию, есть ещё не завершённые, что настраиваются в процессе жизни. Я кратко назову основные из них: общечеловеческий идеал и реальные нравы конкретного общества, семейный уклад и ценности, личные представления о совершенстве, твой собственный опыт; религиозные предпочтения, усвоенные тобой, и, пожалуй, тебе хватит для начала. В каждом совете Злыдня, в каждом его слове ты должен уметь определить количество этих составляющих и степень их влияния, чтоб на первых этапах адаптации к нему не давать своему разуму расслабляться. Осознавая, что движет им в определённых ситуациях и всю полезность его советов, ты сможешь научиться полностью доверять ему в будущем. Правду, на мой взгляд, людям лучше не копаться в своих основаниях, а слепо следовать им, хоть пользы больше будет. А то вы со своим Разумом умудряетесь виртуозно выцарапать деталь из любого механизма, а потом сидите над ней и не понимаете, что делать с этот сломавшейся штучкой. Само собой, не всегда ваше отражение ведёт вас правильно, всякие казусы случаются (вспомни составляющие пласты), только тут уж мастеру виднее, как с такими разбираться. Если же вы начинаете излишне включать Разум, то часто начинаете попросту забывать непосредственное назначение изучаемого предмета. Но, раз тебе дана воля, ты имеешь право знать об отражении больше и решать сами – мужчина странно хихикнул после этого слова, – как поступать. Так что давай, Адам, включай голову и расскажи мне, какие из требований твоего Злыдня чем продиктованы.

   Мальчик недовольно повернул к слуге голову. Ему отчаянно не хотелось говорить на такие непонятные темы, тем более с этим странным человеком. Да и слушал он его вполуха, потому что все мысли малыша были забиты представлениями предстоящих чудес и благодеяний. Он уже представлял себя великим кудесником, странствующим по свету и творящим величайшие чудеса с честью и добродетелью. А горе-наставник прервал его ровно в том месте, где Адам мужественно усмиряет целое стадо диких медведей, нападающих на короля.

   Заметив растерянный взгляд мальчика, слуга тяжело вздохнул и невоспитанно почесал своей огромной рукой лопатки, звук был такой, словно он сдирал с рыбы чешую или пересыпал камни. Адам невольно поморщился.

   – Тебе должно быть легче, – сказал мужчина, – когда я немного поясню каждый из пластов. С чего бы начать? Пожалуй, с религиозного: люди почему-то чаще ассоциируют советника именно с ним. В каждой религии, всегда есть какой-то идеал поведения и целый ряд предписаний, как этого идеала достигнуть. В целом, это было бы эффективно, если бы вы действительно стремились к нему. Но, как правило, этот идеал описывается такими возвышенными словами и чистыми красками, что он перестаёт в большинстве случаев быть притягательным для простых сограждан, становится слишком неземным. Признаться, что этот идеал не ваш вам страшно, и вы привыкаете следовать ему через силу. Таким образом, у отражения получается внешневнутренний пласт, который не играет в обыденной жизни большого значения, но время от времени даёт о себе знать и весьма активно. Немаловажным пластом является привнесённый уровень притязаний, я бы сказал, макро-требования. Они происходят непосредственно от людей и ими задаются, навязываются тебе. Они чем-то схожи с религиозными, только, в отличие от первых, более приземлены и социально ориентированы. Каждое конкретное общество создаёт свой идеал человека и активно его навязывает. Если хочешь нормально жить в нем, ты должен следовать ему или, по крайней мере, делать вид, что к этому стремишься. Внешний напор настолько велик, что человек подчас не успевает осознать, когда общественный идеал проникает в него и начинает казаться его собственным. Говоря об общественной составляющей необходимо указать на наличие, здесь дифференциации. Потому что люди дают тебе два образца, один почти осмысленный и специально подготовленный, другой интуитивный, получаемый тобой самостоятельно на основании понимания реальных процессов в обществе, бытующих нравов и отношений. Важно их различать и использовать строго по ситуации. Если общественные привнесения я назвал макро требованиями, то семейные будут мезо. Они близки к общественным, но несут большую специфику и имеют значительно более мощное влияние на тебя. То, как ведут тебя твои родители, о чём они говорят, как относятся к тому или другому, насколько любят друг друга, в конце концов, всё это формирует тебя и задаёт жизненные ориентиры. Здесь опять-таки не забывай про два способа подачи идеала: то, чему они сами тебя научают, и то, чему ты научаешься сам. Чем ты младше, тем именно мезо-требования сильнее довлеют над тобой. И, наконец, мы подошли к самому главному и приятному пласту, единственному, что принадлежит собственно тебе. Этот пласт представляет твои собственные идеалы, суждения о добре и зле и тому подобное. Не путай его, пожалуйста, с осознаваемыми тобой нормами: они сформированы под внешними факторами. Я же имею ввиду идеал, порождаемый твоей душой, понять его ты не в силах, потому что он для тебя интуитивен, неосознан и чарующ. Это внутренний свет, твоя звезда в душе, след создателя. И.... Ах да, не сбрасывай со счетов личный опыт. Не стану тебе долго рассуждать о нём просто приведу пример. Ты подбирал битые груши на чужом дворе, не много брал одну-две и то изредка. Ты не чувствовал себя виноватым, потому что хозяин от этого не страдал. Но в один прекрасный день тебя словили за этим делом. Ты ощущаешь вину и раскаянье, но не за то, что брал бес спросу, а за то, что попался. Надеюсь, пример понятен?

   – Так, так, так, – раздался невдалеке звонкий чистый голос. – Вестник снова кого-то мучает своими нескончаемыми наставлениями?

   – А ты как всегда просто проходил мимо!? – улыбнулся в ту сторону слуга.

   – Не устаю поражаться твоей прозорливости!

   Из темноты грациозно вынырнул красивый юноша в белоснежной накрахмаленной рубашке и штанах самого модного покроя. Он был красив лицом, светел, аккуратно зачёсан и очень обаятелен. Плечи его покрывала такая же, как и у слуги, накидка, только чистая. Она струилась почти до пола и прекрасно подчёркивала стать и изящество молодого человека. Юноша держал в руке потрёпанную сумку с ворохом каких-то бумаг.

   – Здравствуй, Вест, чем занимаешься, пока ученики по миру шастают? – улыбнулся вновь прибывший. – Здравствуй, Адам.

   – Здравствуйте, – слегка ошарашено поприветствовал его мальчик.

   – И тебе привет, Светлан, – мужчина поправил сползающую накидку. – Вот, мастер попросил помочь этому мальчику разобраться с советником. Да как-то не так получается. Может, ты посоветуешь что-нибудь, ты ведь с людьми неплохо ладишь.

   – Знаешь в чём твоя проблема, друг? – юноша с облегчением запихнул подальше сумку и присел рядом с неухоженным слугой. – Ты просто ужас какой мудрый, рассудительный и милосердный. Проще нужно быть. Твоим способом хорошо смерти зубы заговаривать, проповеди читать, души утешать. Но всегда нужно учитывать ситуацию. Перед нами сейчас не пророк, не блаженный и даже не прорицатель. Это ребёнок и, что не маловажно, человеческий. Им не стоит открывать правду прямо в лицо, людям всегда приятнее представлять, что они сами до этого додумались.

   – Да, он меня даже не слушает.

   – Х-м, – Светлан призадумался, – знаешь, я на его месте бы тоже не слушал.

   Если сначала Адаму было не очень приятно, что слуги в его присутствии так обсуждают его, и мальчик почти что чувствовал обиду за то, что на него не обращают внимания, то после замечания молодого человека проникся к светловолосому искренней симпатией.

   – Эх, где наша не пропадала, – хлопнул соседа по плечу юноша. – Помочь тебе что ли?

   – А это не будет выглядеть как попытка перехватить работу? – задорно сощурился в ответ Вестник. – Я, знаешь ли, сегодня не настроен на грандиозную битву за судьбу этого мальчика.

   – Обижаешь, – едва сдерживал хохот светловолосый, сохраняя напускную серьёзность, очевидно, оба имели в виду что-то известное только в этом Доме и отчего-то очень забавное, – я же первым делом похищу его душу! Ой, Вест, если бы ты знал, сколько на мне работы висит из-за этой сортировки, не думал бы, что я захочу её приумножить. Инициатива, друг, наказуема. Всего-то один раз вызвался помочь с тем вором, как мастер начал ко мне всех неугодных посетителей направлять.

   – Хорошо ещё, что не мастеру приходится во всём разбираться.

   – Я сам понимаю, что, попроси я освобождения от подобных мытарств, он бы что-нибудь придумал или на себя всё взвалил. Поэтому и жалуюсь только тебе. Ладно, дела подождут, – юноша вальяжно потянулся. – Вернемся к нашему мальчику.

   Светлан легко соскочил со стола и, потрепав Адама по волосам, задорно подмигнул ему. Кресло напротив мальчика сегодня пустовало и юноша не церемонясь свалился в него. Толи светловолосый был значительно меньше, чем казался со стороны, толи кресло за это время успело подрасти, только в сравнении со слугой оно казалось настоящим огромным троном.

   – Эй, Свет, – хохотнул Вестник, – ты случайно ничего не путаешь?

   – Так будет удобнее, – отмахнулся юноша. – В присутствии человека любой может занять пустующее место мастера, если не будет возражений. Ты ведь не против, Адам?

   – Нет, конечно, – вежливо ответил мальчик. – Присаживайся, если тебе так будет лучше. Господина Витольда сейчас нет, и он ничего не узнает, если мы ему не расскажем.

   Светловолосый многозначительно кивнул второму слуге, мол "я же тебе говорил". Отражение в зеркале было чем-то недовольно, но Адам не стал обращать на него внимания. Юноша хитро улыбнулся, и мальчику на миг показалось, что он сделал что-то не слишком хорошее.

   – Во-первых, подобная обстановка совсем не располагает к образовательному процессу. Вест, мастер же не приказывал переходить на режим экономии энергии. Развели тут тёмное средневековье.... Мастер мой, – очень громко крикнул Светлан так, что у Адама заложило уши, – освети путь незрячему, дай нам светильник!

   – Не кричи, Свет, – раздался в ответ голос хозяина Дома, – распугаешь всех.

   Ярчайшая вспышка ослепила ребёнка. Она едва не прожгла глаза невыносимым светом, но уже спустя минуту мальчик смог смутно различить, как она, сжавшись в неровный ком, вспорхнула к потолку и растворилась в нём. И зал озарился, и тьма пристыжено расползлась, и был день. Отовсюду лились лучи солнечного света, даря стройным опорам лёгкие тени. Сами же колонны гордо взмывали ввысь, теряясь своими макушками в яркой синеве неба. И было счастье светла, но зал по-прежнему оставался пуст и бескраен, сходясь к горизонту беспросветным частоколом.

   – Благодарю, – чуть тише крикнул юноша пространству.

   "Какое же замечательное чудо устроил Светлан, – подумал Адам. – Оно куда лучше моей звезды. Та только и умеет, что мигать слегка и с некромансером любезничать. Да она и не нужна мне теперь вовсе".

   – Нет, Адам, – нахмурился Вестник. – Не прогоняй звёздочку. Как же люди лихи на расправу! Потеряв нужду в чём-либо, вы даже не задумываетесь о благодарности и ответственности перед своими помощниками. Вы либо выбрасываете ненужную вещь, оскорбляя её забвением, либо прячете на чёрный день в приступе неукротимой жадности, не собираясь даже спросить у неё самой, чего она желает. Нужно сначала воздать хвалу помогающему тебе в душе своей, после выразить благодарность ему, далее...

   – Вест, прости, что снова перебиваю, только ты слегка отошёл от темы. Отчитать ребёнка за недостойное обращение с подарками мастера мы всегда успеем. У него вся жизнь ещё впереди, сам успеет осознать свои ошибки. Это будет для него полезнее.

   Злыдень был с Светланом совсем не согласен. Мальчик из зеркала мотал головой и хмурился, настаивая на немедленном наказании для своего прообраза. Адам украдкой показал ему кулак, желая перенести нравоучения неприятного слуги на неопределённый срок. Это выглядело весьма забавно со стороны.

   – Во-вторых, я хотел задать тебе несколько вопросов, о твоём Злыдне, – продолжал молодой человек, – чтоб узнать, как ты к нему относишься. Только, вижу, необходимость в этом отпала сама собой. Да уж, придётся слегка изменить планы.... Ну что ж, будем применять к каждому индивидуальный подход. Адам, подойди, пожалуйста, к Злыдне. Это не будет для тебя слишком неприятно?

   – Хорошо, – смиренно кивнул мальчик и подошёл к ненавистному зеркалу, в котором, заломив руки, его уже поджидал коварный двойник, – я постараюсь.

   – Ответь на один мой вопрос. Каким должен быть самый хороший мальчик?

   – Самый-самый? – Адам не сразу смог собраться с разбежавшимися мыслями, его ещё ни разу не спрашивали о чём-то серьёзном, а только пытались воспитывать. – Ну-у-у, он добрый, честный, послушный, бесстрашный, кроткий, справедливый. Он вообще много чего должен быть. На него не нужно ругаться, он никогда не пререкается с родителями и всё делает лучше всех. И... я не знаю, он должен быть очень хорошим.

   – Так вот, – Светлан откинулся в кресле и забросил одну ногу на другую. – Всё, что ты только что перечислил, и ещё чуть-чуть перед тобой.

   Зеркало дрогнуло, когда ошарашенный мальчик не удержался на ногах и, как стоял, бухнулся на пол. Отражение поморщилось и весьма забавно задёргало руками по стеклу, пытаясь поднять на ноги ошарашенного ребёнка.

   – Вот так-то лучше, мальчик. Не пугайся и не робей. Перед тобой идеал, тот самый, что ни на есть, хороший мальчик. И ты можешь брать с него пример, если захочешь. Только прежде чем делать это, тебе стоит серьёзно подумать, какие черт в нём тебе нравятся и почему. Так мы вместе сможем создать его структуру и определить на что больше этот идеал ориентирован на себя или мнение других. Ты согласен?

   Адам был сражён на повал этим открытием и ещё долго не мог вымолвить ни слова, пока слуги вслух перечисляли возможные достоинства Злыдня. Мальчику понадобилось несколько минут, чтоб прийти в себя и подняться на ноги, потому что сидеть на полу, когда над тобой нависает твоё отражение, было очень неудобно и непривычно. Двойник что-то попытался промычать, только ученик его уже совсем не слушал.

   – ... он не только будет примером должного поведения, ему будет позволено задавать эти нормы поведения и контролировать их исполнение, высоко оценивая тебя или порицая, – ненавязчиво пояснял юноша.

   – Почему он? – всё, что смог выдавить из себя мальчик.

   – А почему бы нет? – улыбнулся в ответ Светлан.

   – Почему не я? Я – настоящий, это я должен быть самым-самым, меня должны так называть, а не мою жалкую копию, которая-то и говорить толком не умеет! Он тут появился совсем недавно, а его уже хвалят по-всякому. Что он такого сделал? Он только в зеркале сидит, а вы так говорите, будто он подвиг какой совершил!

   – Как у тебя язык повернулся говорить такое, человек! – не выдержал Вестник и порывисто соскочил со стола и направился к мальчику с самыми праведными намереньями. – Ты настолько глуп, что не можешь принять совершенство части собственной души, только потому, что сейчас не живёшь ею, а существуешь за счёт других оснований! Это уже недопустимо для тебя так высказываться о советнике. Все твои суждения могут ограничиваться лишь понятиями здесь и сейчас, он же при тренировке может заглядывать в прошлое и будущее, вести тебя и сохранять. Всё что требуется от тебя же, мальчишка, просто пояснить нам, как он такой из тебя получился. Если он вдруг испортиться, чтоб мы знали с помощью чего его лучше чинить. Ты же из себя вообразил неизвестно что и...

   – Тише, Вест, – перехватил друга за край мантии Светлан и силой усадил обратно, – тише. Не пугай малыша. Ты ещё успеешь с ним наговориться при других обстоятельствах. Не гоже вестнику срываться на брань. Адам, не принимай близко к сердцу замечания моего друга, он слишком ответственно подходит к своим обязанностям. Надеюсь, ты не слишком обиделся на него.

   Ребёнок недоумённо глядел на своих сегодняшних наставников, пряча за спину руки. После фраз юноши, он не знал, извиняться перед слугами или нет. Теперь он вообще не знал, что ему нужно делать. Злыдень постучал пальцем по стеклу, пытаясь привлечь внимание Адама. Мальчик порывисто повернулся, чтоб попытаться приструнить совсем обнаглевшего после похвалы двойника, как вдруг заметил пустоту за спиной отражения. Слуг просто не было в зеркале!

   – Ты очень сметливый мальчик, Адам, – обратился к ученику молодой человек, – и должен понимать, что наши идеалы никогда не совпадают с реальностью. Они просто не могут с ней совпасть. Самым-самым всегда будет твой Злыдень, потому что его нет. Как только ты достигнешь его уровня совершенства, он тут же изменится. Это не должно тебя смущать. Пожалуйста, попытайся представить...

   Вдруг лицо Светлана резко изменилось.

   – Чуть не забыл! Меня же потенциальный клиент вызывал! – улыбчивый юноша подскочил и стукнул себя по лбу с забавным звоном. – Всё, я вынужден вас покинуть. Простите, дела не ждут так долго как хотелось бы. Ну, я полетел.

   На прощанье юноша со всей серьёзностью пожал Адаму руку и не удержался от того, чтоб снова не потрепать по кучеряшкам. Вестнику он просто помахал рукой и, подхватив документы, побежал вглубь зала. Сумка, а точнее её содержимое, разлетевшееся по полу, заставило юношу резко притормозить в нескольких шагах.

   – Вернёмся к нашему занятию, – снова взял привычный менторский тон хмурый слуга. – Нам нужно выяснить, откуда в Злыдне взялась определённая черта или представление, и обозначить факторы, наиболее повлиявшие на их формирование. Поскольку я не Светлан и играть с тобой в людские игры на обман не собираюсь, а в твоих способностях самостоятельного рассмотрения всего многообразия норм твоего советника очень сильно сомневаюсь, я буду называть тебе конкретную черту, а ты, подумав или постаравшись подумать, расскажешь мне, что её обусловило. Начнём с чего-нибудь более крупного и лёгкого, не требующего изящного самоанализа, чтобы ты легче понял, что я от тебя требую. Ты сам уже называл доброту. Начинай.

   – Не буду, – сцепил руки на груди Адам, в нем всё ещё клокотала неприязнь к неряшливому слуге и обиженность на весь свет и Злыдня в первую очередь. Мальчик уже просто не мог слышать о нём, я тут ещё требовалось воспевать его и думать, почему это заблуждение такое хорошее.

   – Почему это? – сощурился в свою очередь Вестник.

   – А я вообще не обязан перед тобой отчитываться! Вы оба кто господину Витольду? Слуги! Может Светлан ещё и повыше чином, ты же совсем прост. Тебя приставили, следить за тем, чтобы я сам разбирался со своим Злыдней. Вот я и буду разбираться с ним сам, а не отчитываться перед тобой. Я всё-таки ученик, господина Витольда, а не слуга. Во мне есть способности, и я не обязан тебе подчиняться, слуга. Ты даже в зеркале не отражаешься! – не удержался мальчик от ехидного замечания, ему давно хотелось высказать всё это, но он побаивался так, разговаривать со взрослыми. Когда же Светлан пожимал ему руку, Адам вдруг понял, что в этом Доме он занимает особое место и может не вести себя, как просто пришлый мальчик. Он ученик хозяина!

   Вестник сошёл с лица, было тяжело определись, что сейчас происходит в его скрытой под овчиной душе, только метания происходили явно нешуточные, если даже накидка на спине начала бугриться.

   – Если ты чего-то не способен увидеть, это не значит, что такого не существует, – процедил сквозь зубы мужчина, справившись с нахлынувшим гневом. – Людские глаза не могут разглядеть нас среди толпы, а некоторым это не под силу даже с помощью зеркала Бытия. Если бы ты увидел наши отраженья, ты...

   – Да, Вест, – ухмыльнулся Светлан, укладывая в сумку последние листы и потуже затягивая ремни, – определённо, ты не создан для работы с людьми. Очень интересная ситуация получается с этим мальчиком. Ему просто жизненно важно получить необходимые знания. Что ж, Вестник, желаю запастись терпением в твоей нелёгкой миссии и испросить у мастера парочку успокоительных настоек. А с тобой, Адам, я не прощаюсь. Что-то, может профессиональная интуиция, подсказывает мне, что мы с тобой ещё непременно встретимся...

   День пятый

   Солнце всходило в Доме очень натурально, словно не было чудесной крыши и в помине, а над потолком во все стороны простиралось чистейшее нутро бесконечного неба. Обволакивая мир своей удушающей благодатью, оно обращало зал причудливой каменной пустошью с выростами-колоннами. Рассвет подкрадывался лесным котом. Сначала горизонт по кругу налился пунцовыми соками, словно пирог поджариваясь в печи. После по проторенной дорожке разбежались дружным хороводом золотисто-розовые всполохи и игриво набросились со щекотной на истончившиеся бока ночного покрывала. Казалось, ещё чуть-чуть, ещё один вздох и купол треснет по золотому ободу, открывая дорогу сияющему и неизвестному своим могуществом чему-то завораживающему и божественному. Напряжение нарастало щемящим предчувствием неминуемого, до почти отчётливого потрескивания в воздухе. Только катастрофа не настала, и потолок продолжал светлеть в своём ленивом темпе, подменяя чёрную макушку ночи подобием солнца.

   Адам опустил подбородок на сложенные руки и облегченно выдохнул. Просыпаться с рассветом в этом Доме было тяжеловато, зато значительно приятнее, чем открывать глаза на окутанном тьмой небольшой площадке. Мальчик перевернулся на своём лежаке и тут же столкнулся взглядом с хозяином Дома, спокойно сидящем в своём кресле и поглаживающим огромную бурую ящерицу с шипастым хребтом и яркими пятнами по кожистому воротнику. Монстрик сидел на плече мужчины, вцепившись когтистыми лапами в широкие рукава просторной рубашки, и с благоговением жмурил красные глазищи, почти урча от удовольствия.

   – Доброе утро, Адам, – приветливо улыбнулся Витольд.

   – Приветствую Вас, господин, – ребёнок смущенно подскочил с места и попытался привести себя в порядок.

   – Можешь не вставать пока, – мужчина кивком позволил ученику вернуться в постель, маленький дракон неприветливо перевёл на мальчика взгляд и слегка раздул воротник. – У тебя будет ещё какое-то время до начала урока, чтоб просто полюбоваться восходом солнца, ведь подчас простое созерцание чужого творенья может быть намного полезнее для духа, чем его детальное изучение.

   – Спасибо, господин, – ученик старался не смотреть на противную ящерицу лишний раз.

   – Сегодня ты, как и пожелал ранее, будешь заниматься самостоятельно, – без тени упрёка в голосе или скрытой издёвки продолжил Витольд. – Я не могу обучать тебя чему-нибудь достаточно вескому, пока не буду уверен в твоей готовности воспринимать значение моих слов. Вестник не имел достаточно серьёзных жалоб на тебя, однако я не стал просить его и далее помогать тебе в работе с советником. Надеюсь лишь на то, что ты правильно усвоил вчерашний урок и впредь будешь относиться к нему береженее и почтительнее. Я не стану стоять у тебя над душой и дам свободу действий, тем более, что сегодня у меня есть дела значительно более важные, чем беседы с тобой, Адам. Конечно, отсутствие собеседников и общества, может плохо на тебе сказаться. Я полагаю, ты одним Злыдней не удовлетворишься, поэтому предлагаю Щура, если он захочет остаться с тобой.

   – Это ваш соглядатай? – удивился Адам, уже значительно более почтительно присматриваясь к некрасивой ящерице.

   – Нет, – рассмеялся мужчина, – мне не нужны шпионы, чтоб следить за людьми в Доме и за его пределами. Это просто зверёк. Тебе ведь здесь всё кажется безжизненным. Он же был так смел, что согласился показаться тебе. Только, сдаётся мне, что вы не особенно поладите, если он тебе так неприятен. Не забывай Адам, что красота зависит от твоих требований. Ты видишь лишь ту, что увидеть способен, остальная сокрыта для тебя. Это же не означает, что в ком-то её меньше. Вот и для Щура ты не столь привлекателен, но он хотел с тобой подружиться. Что ж не буду навязывать тебе что-либо. Люди не смогут породить что-нибудь действительно искреннее под чужим гнётом.

   Дракончик зычно чихнул и забавно сморщив и без того уродливую морду начал тыкаться ей в шею Витольда, напрашиваясь на порцию ласки в качестве моральной компенсации за подобное пренебрежение. Тихо рассмеявшись, некромансер похлопал оскорблённого храбреца по широкой спине и что-то зашептал на непонятном языке. Адаму стало обидно, что из него сделали виноватого лишь за то, что он не стал умиляться страшному животному.

   – Вы дадите мне новое задание, господин Витольд? – скромно поинтересовался мальчик.

   – Конечно, Адам. Ты скоро закончишь свои упражнения с Злыдней и мы приступим к тренировкам, однако тебе ещё необходимо подготовиться к ним. Видишь на столе фолиант? Это ваше же творение – книги, написанные различными людьми и с различными целями. Одни из них несут в себе долю правды, другие полный вымысел, третьи могут быть полезны в творении чудес. Не стоит относиться к написанному слишком серьёзно, но и не отбрасывай всё за ненадобностью. После мы сможем обсудить их с тобой, и мне будет очень интересно твоё мнение. Сейчас же не старайся сразу решать вопрос их истинности. Просто почитай их и перепиши самое интересное на те листы, что лежат рядом. Ты ведь обучен грамоте?

   – Немного, – со смесью стыда и гордости ответил мальчик, он не знал других учеников, а поэтому не мог с уверенностью сказать, что за год в приходской школе больше стал разбираться в грамоте, чем они, хотя и был прилежнее остальных детей своего класса.

   – Как и все люди, – хитро улыбнулся Витольд, заставив Адама покраснеть от подобных мыслей. – Я дал тебе задание, дитя. Приятного дня.

   Пока хозяин Дома неспешно поднимался, дракончик соскользнул с его руки на стол, неуклюже перебирая лапами, обогнул по дуге притихшую звёздочку-мотылька и с небывалой прытью взобрался вверх по колонне, последний раз сверкнув на Адама своими красными глазищами. Засмотревшись на это чудо природы, мальчик не заметил, как исчез таинственный мужчина. Теперь на столе действительно лежала неподъёмная книга, едва ли не превосходящая в размерах саму столешницу, а рядом на полу были сложенные стопкой буроватые листы и плоская смешная чернильница. От вида предстоящей работы ребёнок пытался ещё какое-то время прятаться под покрывалом, но, будучи послушным мальчиком, всё же поднялся, заправил постель и принялся за учёбу.

   Как бы ни было безгранично его врождённое усердие и упрямство, но даже оно не смогло долго удерживать позиции перед объёмами гигантского фолианта. Очень скоро чтение по слогам ему наскучило и из загадочного постижения великой чародейской тайны превратилось в изощрённую пытку коварного некроманта. Первое время Адам продолжал читать на исключительном энтузиазме. После стал отвлекаться на посторонние мысли, забредая в своих мечтаниях в непроходимые дебри чародейских искусств и единым усилием воли вырывая сознание обратно на исписанные бурыми завитушками тяжёлые шершавые листы книги. Только лень не желала так просто отступать, запутывала зигзагами строчки, щипала за затёкшие пятки, щекотало кончик носа, заставляя поминутно чихать и тереть его. Спина начала ныть и впервые за последние пять дней Адам ощутил приступ голода.

   Мальчик с тоской глянул на почти не тронутые записями листки и обессиливший рухнул прямо на фолиант. Преодолевая ужасные муки, он поднял глаза на двойника: Злыдня сидел за отраженьем стола посреди чудесного сада и старательно читал свою часть задания, не делая пометок, но обгоняя оригинал сразу на несколько страниц. Двойник посмотрел на Адама и укоризненно покачал головой, всем видом демонстрируя интерес к книге. Мальчик в ответ показал язык и одним махом перелистнул свою книгу ещё дальше и на волне поднявшейся жажды соревнования залпом прочёл сразу полторы страницы, почти не сбиваясь и не потирая сипящее горло. Затем слова начали путаться, голос срываться, а показавшийся интересным рассказ стал до невыносимого заунывным и непонятным.

   – Ну, вот тебе и учёба! – подпер голову рукой Адам, скорчив излишне старательному отражению рожу, и второй принялся играться с обгрызенным вылинявшим пером. – Нет, чтобы чудесам учить или заклятьям каким. Так он меня сначала тобой наградил, а потом ещё и к этому чтению приставил! Я что монах, какой древний, чтоб книги переписывать? Я ещё читаю плохо, а меня уже к таким книжкам приставляют. Это же страшилище какое-то! И вообще, я маленький ещё, я устал...