Текст книги "Новочеркасск. Кровавый полдень"

Автор книги: Татьяна Бочарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Часть вторая.
ЭФФЕКТ ФЕНИКСА

Покачался немного в петле

и по Высшему Суду в ад иду,

Но память об ужасах на земле

Скрашивает мое пребывание в аду.

В. Богданович

НАЧАЛО

Нож бульдозера взрезал зеленый ковер песчаного холма, и стали четко видны нетрадиционные контуры могилы. Мы приехали на это старое заброшенное цыганское кладбище (одно из обозначенных в спецархиве мест захоронений, вблизи п. Тарасовский), но надежды обнаружить здесь то, что искали, было мало. Ведь буквально несколько дней назад наш раскопочный энтузиазм в Новошахтинске не дал результатов. Изрытые десятки метров земли, глубокие ямы, куда приходилось опускаться головой вниз, продираясь среди корней, не привели к цели наших поисков. А цель была одна – найти наконец-то их, расстрелянных в Новочеркасске 2 июня 1962 года.

Этой целью поистине был одержим хорошо известный в городе правозащитник, участник тех событий Петр Петрович Сиуда. Он приходил к нам, «неформалам» конца 80-х. Нашей базой стал закуток в городском Доме культуры, где ютились непризнанные молодые художники.

Еженедельные наши собрания и горячее обсуждение перестроечных тем, несомненно, были «костью в горле» угасавшей партноменклатуры, и не случайно в название этого нашего общественного симбиоза «Поиск» недоброжелатели вставляли букву «р» и получалось слово-характеристика. Впрочем, было и официальное название всей группы: «Новочеркасский культурный центр». Следуя модным демократическим веяниям, в нем было пять сопредседателей, одним их которых избрали и меня. Активно работали А. Московченко, А. Малашенко, С. Ребрин, Ю. Кудрявцев, Н. Серпокрылов, В. Бутко, Н. Тур, Н. Кисляков, Г. Марчевский, Н. Марков, В, Иноземцев, В. Лагутов, Ю. Власов, А. Сивоволов, Ю. Швец, А. Бабаков, Н. Сбитнев, Н. Енжиевская, Т. Сазонова, А. Давыденко, Л. Бойцева, Т. Турина и мн. др.

Под крыло этой первой в городе, в конце 1989 г. официально зарегистрированной горисполкомом (с большими потугами! Да ведь и законов еще подходящих не было) неформальной общественной организации собирались представители зарождавшегося движения возрождения казачества, «шестидесятники» (в основном, преподаватели Новочеркасского политехнического института), полупризнание художники, поэты и другие бунтари-одиночки, к числу которых принадлежал и Петр Сиуда. К этому времени у него имелись обширные связи с правозащитниками СССР. Он причислял себя к анархо-синдикалистам (было такое течение) и яростно пропагандировал их идеи. Бойцовским, агрессивно-пронзительным характером он был похож на своего отца, большевика с 1903 г., расстрелянного в 37-м. Семья жила в Ростове-на-Дону, где отец до ареста работал заместителем управляющего Ростовским геологическим трестом. Репрессированной во время войны, а затем реабилитированной в 1989 г. благодаря стараниям сына, была и мать Петра Петровича – Марфа Петровна. После ареста матери Петр продолжил свое детство в детдомах, а старший брат Леонид выстроил себе впоследствии довольно-таки успешную номенклатурную карьеру. И сестра Петра Петровича была его антиподом: пошла по партийной карьере, и даже заведовала отделом Промышленного горкома партии.

Причастность Сиуды к новочеркасским событиям 1962 года обозначилась в первый день выступления заводчан – 1 июня. Из среды рабочих он выделялся эрудицией, логикой и естественной для своего характера жаждой справедливости. Во время выступлений с козырька железнодорожного перехода, что возвышался над многотысячной толпой митингующих, многие запомнили этого лобастого, красноречивого оратора, спокойно разъяснявшего ситуацию и призывавшего к четким, организованным действиям. Сиуда задавал острые вопросы главному инженеру завода С. Елкину, которого рабочие немного «потрясли» и затащили на кузов – импровизированную трибуну. Этот эпизод фигурировал затем во многих показаниях, вменялся в вину и Петру Петровичу. Сиуда был арестован 2 июня на рассвете и вывезен вместе с учащимся училища механизации В. А. Глазуновым в г. Батайск. Участия в демонстрации-походе в город 2 июня, таким образом, не принимал, но судим был, и за свое красноречие получил 12 лет.

Мы, «неформалы», уважительно относились к своему старшему собрату, его идеи легли в основу наших лозунгов и митинговых плакатов. С внутренним содроганием слушали мы рассказы Сиуды о вывозе раненых из больниц и их исчезновении, о расстреле людей из пулеметов с крыш, о применении разрывных пуль, о погибших детях. Кстати, многое из этого, казавшееся невероятным, впоследствии подтверждалось в ходе следствия 1992-1994 гг., но должным образом в выводах не было оформлено.

Я помнила свое октябрятское детство тогда, в 62-м, в Белоруссии, и не могла совместить его с теми кровавыми событиями, что происходили здесь, в Новочеркасске. Эта вина без вины тяжелым бременем дополняла уже известную по публикациям правду о сталинских репрессиях, давила душу и меняла сознание. А это было непросто. В 1986 г. я на «отлично» защитила диплом в Гомельском государственном университете по теме: «Интернациональная помощь СССР народу Афганистана». Интернационалист и космополит я, как и многие, свято верила в великое братство людей. Эта вера мастерски подкреплялась и использовалась государственной машиной на протяжении многих десятилетий.

Пожалуй, один из самых фальшивых дипломов бывшей советской системы образования – диплом историка с его массой марксистско-ленинских дисциплин, сумевших влезть даже в мою любимую Древнюю Грецию. Впрочем, и в Музее истории донского казачества, куда я пришла на работу вскоре после приезда в Новочеркасск, висели многочисленные цитаты партийных вождей. Там же, в музее, работники из местных шепотом сообщили мне, что в 1962 г. в Новочеркасске танками давили людей и это называлось «Фестиваль». Слово было в то время в обиходе, так как летом в Хельсинки должен был пройти фестиваль молодежи.

Проработав год, в начале 1987-го я подала заявление о приеме в КПСС, надеясь в ней что-то изменить. Но, уже тогда какие-то мои личные особенности позволили коллеге-подруге, бывшей тогда секретарем парторганизации музея, сказать: «Тебя и на пушечный выстрел нельзя подпускать к этому дому». Имелось в виду здание Атаманского дворца, в котором размещался горком КПСС. И подруге, наверное, виднее была моя несовместимость с партией.

Конец 80-х – начало 90-х можно назвать переломным моментом в истории не только объявленной перестройки, но и всего советского периода. Партия агонизировала, великая советская империя доживала последние дни. Насмешкой казались слова гимна СССР, крупный текст которого висел на 2-м этаже знаменитого дворца:

 
Союз нерушимый? республик свободных?
Сплотила навеки? Великая Русь!
Да здравствует созданный волей? народов
Единый, могучий Советский Союз! (выделено автором)
 

А Союз уже трещал по швам, и Баку, и Тбилиси, и Вильнюс врывались в нашу жизнь все той же зловещей темой противостояния армии и народа.

С зимы начала 90-го наметился реванш тоталитарно-коммунистических сил. Стали шельмовать Ельцина. В Вильнюсе военные штурмом взяли телебашню и в обиход патриотического лексикона журналист Александр Невзоров ввел термин «наши». Но закрученную пружину разрушения остановить было уже невозможно. В последней попытке подстроиться под время в КПСС образовалась «Демократическая платформа», выборы в местные Советы принесли новую волну перестроечных людей. На гребне этой волны и в последующие годы у власти удерживались многие.

Непосредственное участие во всех этих процессах принял наш «Новочеркасский культурный центр». Мы активно участвовали в выборах, выдвинув своих кандидатов, организовали контроль на всех участках и всевозможными методами проводили агитацию.

Одной из главных, масштабных акций, стал митинг на Соборной площади в 17 февраля 1990 г. Надо отметить, что самый первый митинг в Новочеркасске прошел в августе 1989 г. в городском парке. Его проводила организация «Зеленый Дон», уже тогда заявившая о недопустимости пуска Ростовской атомной электростанции и яростно отстаивавшая эти позиции все последующие годы, пока чиновники всех мастей не «законсервировали» саму проблему и, выждав время, не запустили-таки станцию.

Тогда, в феврале 90-го, под могучей дланью Ермака, рядом с величественным Собором, собралось более тысячи человек. Люди пришли к нам, демократам. Новочеркассцы впервые громко заявили о своих проблемах. Корень всех бед виделся в преступной тоталитарной системе, а главным выразителем зла на местном уровне стал 1-й секретарь ГК КПСС Дубовицкий, отставки которого мы потребовали, что вскоре и свершилось. Успешной оказалась и агитационно-выборная деятельность. В новый состав городского Совета народных депутатов вошли многие из нашего круга.

В этой выборной кампании, положившей задел всей последующей так называемой демократической власти в Новочеркасске, следует особо отметить работу инициативной группы Новочеркасского политехнического института – крупнейшего вуза города. Именно ее члены составили костяк нового городского Совета народных депутатов, органичным и конструктивным противовесом которого явилась группа депутатов-промышленников, в основном, с Новочеркасского электровозостроительного завода. На базе институтской газеты «Кадры индустрии» с помощью первых кооператоров-предпринимателей был подготовлен и выпущен сборник о событиях 1962 года – журнал «Крытый двор», и поныне являющийся бесценным собранием воспоминаний очевидцев и участников трагедии.

В 1989 г. на всю страну с трибуны съезда народных депутатов СССР Анатолий Собчак заявил о том, что необходимо расследовать события 2 июня 1962 г. в Новочеркасске. Многие с радостью и надеждой восприняли этот призыв, прозвучавший на самом высоком уровне. Единичные статьи в газетах также поднимали эту мало кому известную тему. Депутаты Верховного Совета РФ В. Калинченко, В. Зубков и другие донские демократически ориентированные представители власти постоянно будировали этот вопрос, передавали в различные инстанции наши многочисленные обращения.

18 декабря 1989 года

В Президиум второго

Съезда народных депутатов СССР

В выступлениях ряда народных депутатов на первом Съезде народных депутатов СССР, а также в средствах массовой информации, поднимался вопрос о необходимости расследования трагических событий, происшедших в г. Новочеркасске в 1962 году. Эти события волнуют широкие круги общественности.

Мы, народные депутаты СССР от Ростовской области, обращаемся ко второму Съезду народных депутатов СССР: поручить Верховному Совету СССР создать специальную комиссию для расследования новочеркасских событий и результаты сообщить через средства массовой информации. Народные депутаты от Ростовской области: Н. Д. Пивоваров» Б. М. Володин, А. А. Животов, Б. М. Калинченко, А. Я. Ишин, И. М. Ивченко, В. Н. Зубков, Б. М. Рекус, А. П. Ситников, В. М. Тимченко, Р. М. Худякова, Е. Б. Чаусова, Ф. Г. Чередниченко, Б. Я. Шевлюга, М. И. Недужно, Б. А. Павлов, Е. А. Кутепов, Б. П. Мельников, В. И. Колесников.

Тогда же были созданы и в городе, и в области комиссии по событиям 1962 г. В конце-концов решили, что это дело историков, и отнесли работу на счет Музея истории донского казачества, куда и предложили приносить различные материалы. Помнится искреннее негодование Петра Сиуды по этому поводу: Половина из 19 человек (членов комиссии. – Т. Б.) была агрессивно-реакционной. Горком и редакция газеты отказали в публикации материалов. Я вышел из комиссии. Она оказалась недееспособной и вскоре фактически свернула свою деятельность. В массе новочеркассцы не поверили ни обращению властей, ни комиссии. Слишком мало пришли с информацией.

Увы, дело, по моему мнению, не только в доверии той или иной комиссии. За последующие годы работы по этой теме стало очевидным особое отношение новочеркассцев к этой не зарубцовывающейся ране. И не только из страха или недоверия люди не хотят говорить об этом. Просто все, так или иначе, оказались участниками той драмы. Те, кто в азарте правдоискательства пошел на площадь, и те, кто случайно оказался там. Те, кто был призван по партийно-комсомольской разнарядке для обеспечения правопорядка, и те, кто впоследствии был привлечен к участию в показательных процессах и, спасая себя, свидетельствовал против вчерашнего товарища. Груз памяти несут и те, кто ни в чем не участвовал, но знал и слышал все и, зараженный фальшивой пропагандой, усвоил, что: «Бунтовщики – хулиганы», либо, в лучшем случае, застыл в беспомощном молчаливом сочувствии. Поэтому именно в Новочеркасске приходилось постоянно наталкиваться на стену нежелания даже говорить об этом, что резко контрастировало с ускоренившимся мнением по стране: «Люди пошли за правдой, а их расстреляли!».

Позиция настороженной отстраненности проявлялась и в нежелании многих участвовать в расследовании этого дела. Поныне в сознании людей словно существует табу, не исчез и простой человеческий страх. Мимо смерти и ее следов хочется пройти с закрытыми глазами. Особо остро этот «новочеркасский синдром» почувствовался в августе 1991 г. Но об этом – чуть позже.

Полная надежд весна 90-го принесла и печальную весть. На улице Свободы в рабочем поселке города ранним утром 5 мая был найден избитый, умирающий Петр Сиуда. Вскоре в больнице он скончался. Следы крови на одежде, пропавший портфель-«дипломат» с документами и другие факты позволили жене и близким заявить, что это было политическое убийство. Схоронили Петра Петровича под анархистскими флагами на взгорье Яновского кладбища, на могиле поклялись продолжить его дело.

* * *

 
СУД ПАМЯТИ
Второе июня – печальная дата,
Баллада о смерти» жестокий романс,
Простите солдата, стрелявшего в брата,
Клеймите тиранов, отдавших приказ.
Закрытая тема, открытая рана
И жертв не воротишь, молись не молись
Но молит старушка у «бога»-тирана
Вернуть ее сыну убогую жизнь.
Умеют пророки предсказывать сроки,
Грядущих свершений, великих побед.
Здесь все для народа – тюрьма и «свобода»
С надеждой и верой на «волчий билет»
Геральдика буден – лопата и бубен
В порыве едином, мы все, как один
А символы правды – серпы и кувалды
Оставим потомкам в обломках руин
Благие прогнозы и новые слезы:
Цхинвали, Тбилиси, Баку, Сумгаит…
Простим ли солдата, стрелявшего в брата?
Осудим ли тех, кто за ними стоит?
 

В. Петренков, 1990 г.

ПЕРВЫЙ МИТИНГ

2 июня 1990 г. снова была суббота. И мы пришли на площадь.

Незадолго до этого наша активная «ДемРоссия» делегировала меня в состав оргкомитета по проведению первого митинга, посвященного памяти погибших 2 июня 1962 г. Новочеркасским культурным центром была выпущена листовка.

ДОРОГИЕ НОВОЧЕРКАССЦЫ!

28 лет назад в нашем городе произошли трагические события, явившиеся результатом грубого попрания всех норм человеческой морали и законности. Вместо политического решения возникших вопросов, вместо открытого и честного разговора с народом была применена вооруженная сила. Наш нравственный долг – восстановить всю правду тех событий, воздать должное погибшим и живым, чтобы не повторилось кровавое злодеяние.

Новое время – перестройка и развивающаяся гласность – приподнимают завесу над Новочеркасской трагедией. В городе создана и работает комиссия по расследованию этих событий. Эти вопросы освещаются в печати, рассматриваются на самом высоком уровне. 2 июня 1990 года в Новочеркасске в память о трагедии 1962 года состоится траурная церемония, организуемая городским Советом народных депутатов. Начнется она в 11 часов на площади перед зданием горсовета и закончится церковным ритуалом в Соборе. В ней примут участие представители советских и партийных органов, участники и свидетели тех событий, члены комиссии «Новочеркасск-62», представители информационных органов, неформальных объединений и духовенства.

Предполагается принятие резолюции митинга и Об ращения к президенту СССР, Верховным Советам СССР РСФСР по вопросам должного расследования дела и принятия соответствующих решений.

СОГРАЖДАНЕ! БУДЕМ МУЖЕСТВЕННЫ,

ОТДАДИМ ДОЛЖНОЕ ПОГИБШИМ И ЖИВЫМ.

НАШЕ УЧАСТИЕ В ТРАУРНОЙ ЦЕРЕМОНИИ ПРОДЕМОНСТРИРУЕТ НАШУ ВОЛЮ И НАШЕ СТРЕМЛЕНИЕ К СОЗДАНИЮ ПРАВОВОГО ОБЩЕСТВА НА ОСНОВАХ ВЫСОКОЙ МОРАЛИ.

ТРАГЕДИЯ НЕ ДОЛЖНА БОЛЬШЕ ПОВТОРИТЬСЯ!

Новочеркасский культурный центр

Председатель горсовета Сергей Шаповалов предложил мне вести митинг. Запомнилась напряженная атмосфера на площади в этот день. Мы стояли на высокой сцене напротив Дворца. Стояли» как распятые, будто под прицелом автомата. Эту атмосферу создавали незнакомые, крепко сбитые парни, окружавшие небольшую группу собравшихся на митинг. Координатор Донского народного фронта из Ростова-на-Дону Ф. X. Хасбиуллин задавал тон, сурово осуждая преступное злодеяние, тихо плакали матери погибших, несмело расположились около деревьев сквера те, кто стоял на этой площади в такой же июньский день 62-го.

Тогда, в первой резолюции митинга, звучали наши слова-заклятья: «Это не должно повториться! Требуем расследования и наказания преступников!». Эти требования, обращения родственников погибших, репрессированных, широкая поддержка прессы и общественности нашли свои отклики. В апреле 1990 г. была назначена прокурорская проверка обстоятельств применения оружия и гибели людей. Проводил ее по заданию Генеральной прокуратуры РФ военный прокурор полковник юстиции Александр Третецкий. За полтора года работы оп исследовал тома приговоров по делам осужденных, изучил немногочисленные архивные документы, ознакомился с доселе секретными и закрытыми данными, допросил многих свидетелей и участников тех событий. Это было первое официальное прикосновение представителя власти к «убийственной» информации. Полковник Третецкий именем закона и силой убеждения аннулировал «смертельные» расписки, которые 28 лет печатью страха сковывали уста исполнителей. В июне 62-го у исполнителей было взято 82 подобных расписки.

Расписка

Я, милиционер Каменского ГОМ, даю настоящую расписку в том, что я обязуюсь выполнить правительственное задание и выполнение его хранить, как государственную тайну.

Если я нарушу эту настоящую подписку, то буду привлечен к высшей мере наказания расстрелу в 16 часов 30 минут (время зачеркнуто – Т. Б,) 4 июня 1962 года.

Подпись

Как рассказывал Александр Васильевич Третецкий, когда он вышел на бывшего работника Каменск-Шахтинского горотдела милиции Петра Громенко, хоронившего в 1962 г. 8 трупов на цыганском кладбище в п. Тарасовекий, тот сказал ему: «Я Вас 28 лет ждал…».

Под тяжелой ношей воспоминаний жили многие, задействованные в той кровавой драме. Иные же пытались исказить картину произошедшего. И сейчас еще приходится сталкиваться с разными заблуждениями относительно того или иного факта трагедии. Правда и вымысел смешались, порой искренне…

Расследование полковника А. В. Третецкого стало базой для последующих розыскных мероприятий, и обозначенные им места захоронений оказались, в целом, верными.

Отдавая дань перестроечным процессам, состоящая из больших начальников областная комиссия решила привести в порядок и как-то обозначить могилы, что и было поручено руководителям на местах. Тарасовский поселковый совет постарался: поставили ограду на могиле и отлили доску с фамилиями погибших. Но правду указать постеснялись. Написали: «Здесь похоронены новочеркассцы, погибшие в 1962 г. в результате несчастного случая».

В Новошахтинске за дело взялись демократы и над предполагаемым местом захоронения водрузили большой деревянный крест. Их лидер Александр Аулов хорошо знал Петра Сиуду, и в последующие годы мы еще не раз встречались по нашим репрессивно-политическим делам.

В 1991 г. мы наращивали темпы работы, которая сводилась к выявлению участников и пострадавших и сбору воспоминаний. Этим, в основном, занималась Ирина Мардарь, председатель новой городской комиссии, проводившая одновременно журналистское расследование. Собранные материалы дополнились документами, взятыми у А. В. Третецкого, и в результате получилась довольно правдивая картина событий, которую Ирина изложила в небольшой книжке «Хроника необъявленного убийства», изданной в мае 1992 г. на базе новой демократической газеты «Новочеркасские ведомости».

Первый номер газеты вышел в августе 1990 года. Создание этого печатного органа воплотило нашу мечту о собственной газете, привлекло демократически настроенных журналистов и новую власть, которую мы при всех натяжках считали своей. И в последующие годы газета, переживая проблемы роста, всегда оставалась стержнем городской печати, а в августе 1991 г. сыграла особую роль.

В начале 1991 г. закончилась моя попытка перевоспитать партию. В КПСС меня все-таки приняли, и с весны 1990 г. я была членом партии, заместителем секретаря парторганизации музея. А с другой стороны, к сопредседателъству в неформальной организации «Новочеркасский культурный центр» прибавилось членство в городском правлении движения «Демократическая Россия».

Средний возраст коммунистов музея, где я работала, был больше 60, и им трудно было принять мою идеологически не подходящую кипучую общественную деятельность. После ряда выступлений в печати с требованием к партии признаться в своих грехах и покаяться, и особенно после публикации «Смотреть правде в глаза», на меня обрушились отклики недовольных. Впрочем, была и поддержка. Журналист, тогда депутат нового горсовета, Елена Тарасова опубликовала заметку: «В КПСС не должно сметь свое суждение иметь?». Пошли отклики в газете. С одной стороны, на меня, вместе с Ельциным, «вешали всех собак», с другой – защищали. Городская парткомиссия искала выход из положения.

Жаль было почтенных коллег, собравшихся на обсуждение моего персонального дела, – параграф Устава КПСС не предусматривал вины. Но я сама приняла решение и на второе собрание в январе 1991 г. по этому же вопросу пришла с заявлением о выходе из партии по политическим мотивам.

Мне всегда было искренне жаль простых, честных людей, которые в силу идеологической инерции исполняли роль статистов, одобряя и разделяя принимаемые сверху решения. И позже приходилось наталкиваться на их убежденность в своей абсолютной непричастности к грехам партии. А как же тогда преемственность» коллективная ответственность? Ведь именитые партийные чудовища взращивались голосом каждого!

Увы, не выделена в отдельное преступление эксплуатация компартией доверия людей. Вера в коммунизм и провозглашенные идеалы многим заменила религию, и богом являлся вождь. Искаженным становилось сознание и мировоззрение людей, лишенных правдивой информации и с самого детства включенных в октябрятско-пионерско-комсомольско-партийную цепь. Отказаться теперь от этого для многих означало отказаться от себя, от всей своей жизни, которую прожить заново было уже невозможно. А мы, наивные, хотели, чтобы человек вот так, запросто, зачеркнул все прожитое, в котором было и хорошее, и светлое, и раскаялся в грехах, которые не понимает и не хочет относить на свой счет.