Текст книги "Новочеркасск. Кровавый полдень"

Автор книги: Татьяна Бочарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ЛИЦЕДЕИ

Рассмотрим интересы действующих сторон. Хрущеву явно невыгоден был такой компромат. Его публичная политика изначально была построена на отрицании силы и репрессий. Расстрел рабочих явно дискредитировал саму суть государства рабочих и крестьян. В широком масштабе объяснить эту акцию не представлялось возможным. Значит, надо было все скрыть. Но в масштабах города скрыть было уже невозможно, и поэтому главной идейной задачей власти и соответствующих органов стала дискредитация участников выступления. Хулиганы, бунтовщики, бандиты и отщепенцы – такие ярлыки навешивались на забастовщиков, и таким методом «спасалась» честь рабочего класса. Людей снова разделили на «плохих» и «хороших». Это была непростая работа, и она не была выгодной ни одному из действующих в то время в Новочеркасске партийных лидеров. Наверное, и Анастас Микоян в душе не одобрял этих мер. Чего не скажешь о суховатом, жестком Козлове, для которого человек – просто рабочий материал. Но при всех разногласиях допустить, чтобы о кровавом побоище узнал мир? Этого даже представить не могли ни Хрущев, ни его подручные. И в решении этой главной задачи они были едины.

Невыгодна была акция подавления и для армии. Несомненно, это понимал Министр обороны Малиновский, являвшийся в данных событиях лишь передаточным звеном команд из Москвы. С жесткими мерами не согласны были Плиев, Шапошников и другие руководители округа. И даже Олешко, скомандовавший «Огонь!», говорил, что не ожидал такого убойного огня и впоследствии очень переживал. Военные, защищавшие свой народ от фашизма, никак не были готовы к подавлению этого же народа.

Такие функции в большей степени подходили внутренним войскам. Но и для них, непосредственных участников, было очевидно, что необходимости в расстреле нет. На площади стояли женщины, дети. Людям нужны были понимание и отклик, а не нуля.

В данной ситуации на сцену выходит КГБ – организация, в чьей компетенции была защита государственных интересов в соответствии с провозглашенной политикой и указаниями руководящей и направляющей силы – КПСС. Вероятно, чекистам вначале ставилось в вину то, что они пропустили ситуацию в Новочеркасске, не овладели ею в начале. Можно представить реакцию Хрущева и его соратников на такое развитие событий. Нужна была скорейшая разрядка обстановки, ведь, несмотря на все меры, весть о забастовке просачивалась в другие города области и ложилась на подготовленную схожими жизненными условиями почву. Очаг восстания необходимо было погасить. Договариваться, идти на уступки какой-то толпе высокие московские гости не хотели, да и боялись. Поэтому и вручили карт-бланш КГБ. И уж он постарался. Кровью и тайной повязал всех. Имея такой рычаг давления на партийных бонз, эта организация впоследствии значительно расширила свои штаты, получила дополнительные привилегии и новые полигоны для действий.

Из «Особой папки» ЦК КПСС. Выписка из протокола заседания Президиума ЦК КПСС от 19 июля 1962 г.:

1. Согласиться с представленными Комиссией проектами постановления Совета Министров СССР, приказов Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР и Генерального прокурора СССР по вопросам усиления борьбы с враждебными проявлениями антисоветских элементов (прилагаются).

2. Разрешить Комитету госбезопасности увеличить штатную численность контрразведывательных подразделений территориальных органов КГБ на 400 военнослужащих.

Из приложений:

Совет Министров постановляет: 1. Дополнить содержащийся в статье 40 Положения о паспортах перечень местностей, где не подлежат прописке лица, отбывшие лишение свободы или ссылку за преступления, перечисленные в этой статье, следующими городами: Краснодар, Ростов-на-Дону, Грозный, города Ставропольского края – Ессентуки, Железноводск, Кисловодск, Лермонтовский, Минеральные Воды, Пятигорск, города Ростовской области – Таганрог, Новочеркасск, Шахты.

Приказ председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров Союза СССР.

Содержание: Об усилении борьбы органов государственной безопасности с враждебными проявлениями антисоветских элементов.

… В последние годы в некоторых городах страны произошли массовые беспорядки, сопровождавшиеся погромами административных зданий, уничтожением общественного имущества, нападением на представителей власти и другими бесчинствами.

… Это обязывает органы государственной безопасности, наряду с активизацией борьбы с подрывными действиями империалистических разведок, усилить агентурно-оперативную работу по выявлению и пресечению враждебной деятельности антисоветских элементов в стране.

Прочитав этот документ, яснее понимаешь корни борьбы с инакомыслием 60-70-х гг. Предусматривалось держать на особом учете молодежь и интеллигенцию, священнослужителей и, конечно, отбывших сроки в тюрьмах и лагерях. Списки категорий неблагонадежных постоянно пополнялись. Создавалось Управление, на которое возлагались функции по организации агентурно-оперативной работы на крупных и особо важных промышленных предприятиях. Предписывалось также укрепить агентурный аппарат в высших и специальных средних учебных заведениях:

С помощью агентуры и доверенных лиц знать происходящие среди молодежи и интеллигенции процессы, вовремя и правильно определять их характер, с тем чтобы совместно с партийными и общественными организациями предотвращать перерастание политических заблуждений и идеологически вредных ошибок в антисоветские проявления.

На случай массовых беспорядков, согласно этому приказу, составлялся план действий с конкретными мерами и поэтому застать «компетентные органы» врасплох стихийным бунтом, выступлением, было уже невозможно.

Схожий приказ был издан генеральным прокурором СССР, и в нем также ссылки на инструкции ЦК КПСС и необходимость строгого их исполнения. В первом пункте указано, что материалы для работы надо брать в КГБ.

Вероятно, судилища в Новочеркасске был принаны успешными, и поэтому в следующем пункте документа предписывалось практиковать открытые судебные процессы «по некоторым наиболее важным и характерным делам».

И потом народ судил и клеймил Даниэля и Синявского, Сахарова, Бродского, Солженицына и многих-многих других… Все это было благословлено отцом «оттепели» шестидесятых Хрущевым, а подготовлено, пофамильно, Шелепиным, Семичастным, Ивашутиным, Захаровым, Тикуновым, Руденко, Мироновым, а короче – КГБ. В связке с младшими собратьями эта организация брала на себя всю охрану и защиту режима. Она тоже исполняла свои функции, а ее члены делали свое дело. Они и сегодня уверены в безупречности своих поступков. Никто не мучается совестью, каждый считает себя честно выполнявшим служебный и партийный долг. А что не «в белых перчатках» – так «время было такое».

В начале 60-х гг. эта несколько потрепанная разоблачениями культа личности организация вновь стала набирать силу, опутывая людей паутиной сыска и доносов, взяв себе право знать о гражданине все и решать его судьбу. Органы владели информацией и хранили тайну, умело используя ее не только в государственных интересах, но и в своих, ведомственных. И здесь фигура Хрущева-политика приобретает черты заложника этой структуры. Заложника Новочеркасской трагедии, в которой он сам явился исполнителем чьей-то зловещей задумки. Преступной задумки и преступных действий. Впрочем, все это соответствовало структуре личности и биографии Хрущева, в которой было и руководство партийными «чистками» в Москве, и репрессии на Украине в предвоенные годы, и многое другое, не соответствующее сложившемуся впоследствии образу этакого добряка-народолюбца.

Интересы многих людей и структур переплелись в Новочеркасске. Мотивы их действий можно лишь предполагать. Реальные поступки, ввиду особой секретности, а также за истечением времени и небытием действовавших лиц трудно определить.

Из Постановления по уголовному делу (1994):

В ходе предварительного следствия не удалось выяснить, какие должностные лица во исполнение принятого членами Президиума ЦК КПСС решения о применении на площади оружия организовали данную акцию и отдавали приказ о стрельбе на поражение, а также установить непосредственных исполнителей этого приказа.

Ни в одном из обнаруженных архивных документов, касающихся обстоятельств применения на площади оружия против митингующих, не упоминается о конкретных лицах, принимавших такое решение и его исполнявших.

Умышлено искажая истинную картину происшедшего, во всех донесениях, докладных записках и шифртелеграммах должностные лица сообщали только о «бесчинствах толпы» на площади, сопровождавшихся нападениями на солдат, которые в ответ «вынуждены были применить оружие». Однако следствием бесспорно установлено, что после освобождения здания горкома КПСС от митингующих, последние никаких противоправных действий, в том числе в отношении военнослужащих, не совершали, не желая лишь покинуть площадь, что и послужило причиной применения против них оружия.

Дальнейшие события после расстрела на площади также свидетельствуют о четкой организации дела, а значит, о заранее подготовленном плане.

 
Я жить хотел, жизнь правдой мерил,
В шеренге шел, пока был цел.
Мой брат, солдат, – я был уверен.
Не наведет мне в грудь прицел.
Но грянул залп и я сраженный,
Упал, и в лужах крови сник,
А рядом – братья, дети, жены,
Предсмертный крик и танков рык.
Спасенья нет, лишь смерть да ужас,
А я о жизни так мечтал…
Нас, как дрова, закинув в кузов,
Свезли куда-то под отвал.
 

А. Озеров

РАСПЯТЫЕ

Сразу после вывоза убитых и раненых на площади появились пожарные машины и брандспойтами стали смывать кровь. Красная река текла по изгибам площади мимо сквера и затем, по водостоку вниз, к базару, мясокомбинату. Причитая, рыдала женщина, опустившись на колени у этого бурого ручья. Окуная в воду руки, она ополаскивала лицо, добавляя в страшный поток свои горькие слезы.

Вспоминает М. Лось:

Площадь залита свежей кровью, на фоне которой особенно контрастировали многочисленные белые детские панамки, втоптанные в грязно-кровавое месиво.

Вспоминает Н. Важинский:

И какая-то женщина, расхристанная, разгоряченная, одному из них (солдату), чуть не хватая его за грудки, что-то бурно доказывала или в чем-то обвиняла. А солдат». Солдат смотрел на нее, молчал, и по щекам его катились обильные слезы».

Мнение Ф. Подопригора:

В те дни 1962 года я исполнял обязанности начальника отдела пропаганды и агитации – заместителя начальника Политуправления Краснознаменного Северо-Кавказского военного округа и, конечно же, был в курсе событий в Новочеркасске с момента их зарождения и до конца.

Хочу заметить, попыток завладения оружием солдат было много. Совершались разбойничьи нападения на военнослужащих. Конечно, это делали не рабочие, не горожане и даже не те, кто шел в колонне демонстрантов, а отпетые уголовники. (Что, «уголовники» из тюрьмы на этот момент сбежали? Да, были среди демонстрантов бывшие судимые – по они же шли в колонне, они же были горожанами, и они же были рабочими. – Т. Б.). У них чесались руки. Они жаждали крови. Я неоднократно слышал рассказы простых новочеркассцев о том, как бандиты разжигали ненависть к порядку, заставляли силой, угрозами бросать работу на производстве и присоединяться к ним.

И я видел раз женщину вульгарно одетую, выставляющую себя в самом непотребном виде. Она словесно оскорбляла солдат, призывала их не слушать командиров и присоединяться к ним.

В донесениях в Политуправление того времени было описание и такого эпизода. После выступления А. И. Микояна по радио, эта женщина во главе делегации с ультиматумом явилась в военный городок к руководству. «Мы вас заколотим в гробы – кричала она, сопровождая каждое предложение бранными словами.

Это выдержка из заметки «С болью в сердце», опубликованной в газете «Красное знамя» 30 августа 1990 г. Сегодня иной год, но у верных ленинцев-сталинцев и поныне такая политотдельческая лексика.

Даже сильные струи пожарных машин не смогли смыть въевшуюся в поры асфальта кровь. Под полуденным зноем она быстро запекалась, как бы привариваясь к размягченной битумной массе. Позже пытались песком отодрать эти бурые следы. Не получилось. И тогда положили новый асфальт. Но это было на следующий день. А 2 июня, после кровавого побоища на площади, случилось невероятное. Сюда снова пришли люди! Массы, толпы, тысячи! Пришли-стеклись со всего города, пришли, чтобы взглянуть в лицо смерти и палачам.

Вспоминает С. Подольский:

Весть о расстреле немедленно облетела всех, вызвала, видимо, неожиданную реакцию. Остановилось большинство заводов, улицы переполнились народом. Отовсюду подъезжали машины с рабочими. На Московской рабочие высаживались, молча шли к площади перед горкомом – плотной неудержимой колонной во всю ширину проспекта.

Смерть застыла над площадью, отражаясь в лужах крови-воды, паслась на кронах утомленных деревьев, витала в воздухе, похваляясь собранным урожаем человеческих душ. Не боялись этого люди! Пришли и встали на месте расстрела, потрясая кулаками небо и раскалывая воздух громкими проклятиями. Кто в этом праведном гневе мог им помешать? Два танка затерялись в центре людской массы. Жалкими точками виднелись снайперы на крышах.

Подобного возмущения не знал Новочеркасск со времен своей истории и не узнает более…. В эти часы был преодолен самый главный инстинкт – инстинкт самосохранения, в данном случае люди знали, что шли под пули. В этом коренное отличие этого второго митинга от первого.

Площадь скандировала: «Хру-ще-ва! Хру-ще-ва! Пусть посмотрит!». Над площадью кружил военный вертолет. По радио через громкоговорители транслировали обращение Микояна. Он просил людей разойтись, но ничего не объяснял и не обещал. Наоборот, звучала скрытая угроза; «Порядок будет восстановлен любой ценой!».

Постепенно люди выкричались, силы иссякли, приходило понимание, что ничего вернуть и изменить нельзя.

На этом, втором митинге была и Валентина Евгеньевна Водяницкая. Она работала крановщицей на НЭВЗе, но в забастовке не участвовала, так как находилась на стройке, которую завод вел, что называется «хозспособом», т. е., используя свою рабочую силу. К обеду 2 июня она добралась до центра города на попутной машине и оказалась в толпе второго митинга. Движимая любопытством, прибилась к подъезду и втянулась в здание. Там к ней обратился высокий военный чин и предложил выступить с балкона, попросить людей разойтись. Очень гордая таким поручением, Валентина выступила перед людьми, за что и получила срок. Впрочем, ей инкриминировались и хулиганские действия в здании горкома и многое другое. Уже после реабилитации Валентина Евгеньевна рассказывая все это, возмущалась: «Ну не заливала я Замулу водой из кувшина! И никакой подпольной типографии не организовывала». Все это ей вменялось на допросах. Валентина была замужем, у нее был трехлетний сын, Он остался на улице в прямом смысле, когда 12 июня ее прямо с работы увезли в застенки КГБ.

Затем был суд, приговор на 10 лет и мытарства по лагерям и пересылкам. Держалась мыслью, что это все недоразумение – разберутся и отпустят. В заключении старалась хорошей работой доказать свою невиновность и лояльность. Участвовала в художественной самодеятельности, танцевала, пела. «Я не та, меня за другую приняли!» – все время терзала Валентину мысль. Так и прошли в заключении 5 лет. Срок, которым после отставки Хрущева заменили первый приговор.

Воля встретила неласково. В зоне Валентина уже завоевала авторитет, имела грамоты и поощрения за примерное поведение, а здесь приставкой к имени стало обидное: «зэчка». Сына из детдома не сразу отдали, на работу трудно было устроиться. Как неблагонадежную, все годы ее держали на особом контроле. Так, без вины виноватая, и прожила Валентина Водяницкая значительную часть своей жизни.

Если бы знала она о том, что так сложится ее судьба, пошла бы любопытствовать на площадь? Нет, конечно. И другие не пошли бы. Слишком велика цена расплаты. Но тот день был особенным. Как будто разверзлось над городом дьявольское жерло и помутило всем разум…

Безответный накал митинга постепенно стихал. К вечеру люди разошлись.

Движение войск по городу становилось все интенсивнее. Солдат, повидавших кровь, выводили, других, с нетронутым сознанием, подкрепив надлежащей агитацией, вводили в город. Скрежетали гусеницами танки, взрыхляя асфальт…

Ночь не погасила боль. Утром 3 июня рабочие заводов снова пошли в город. С раннего утра у горотдела милиции и КГБ стали собираться толпы людей. Истерически кричала женщина, у которой убили сына. Люди приблизились к ограждению солдат, требуя освобождения арестованных. Эти крики перебивала трансляция речи Микояна, раздававшаяся из динамиков кинотеатра «Победа». В ряды протестующих были заброшены агитаторы – актив комсомольцев, коммунистов, «сознательных» рабочих, дружинников. В 15 часов по радио выступил Козлов.

После обеда улицы и площади города затихли. Члены ЦК КПСС пошли на предприятия. Козлов и Микоян посетили завод синтетических продуктов и провели совещание актива коммунистов НЭВЗа. Вечером продолжились проверки и аресты. Строго соблюдался режим комендантского часа.

У дикторов радио в те времена был специфический голос – сухой, жесткий, с неким временным акцентом.

Его стоит услышать. Чудом на большой катушке сохранилась одна магнитофонная запись – редкость по тем временам. Ее передал нам новочеркассец-радиолюбитель. 2 июня скрипучий голос вещал: «Внимание! Говорит Новочеркасск! С 21 часа 30 минут сегодня начинается комендантский час. Вступает в силу приказ командующего СКВО. Просьба всем гражданам оставить улицы, площади и парки и разойтись по домам!».

Все и так сидели по домам. На улице было техники пруд пруди. Везде ходили патрули, но самое главное, людей все больше опутывал страх. Матери держали детей взаперти. Мужчины не знали, что делать. Немногие отчаянные головы нарушали комендантский час. Некоторым удавалось проскользнуть по городу незамеченными, иные попадали под пули. Так, вечером 2 июня, в районе Вознесенского собора воинский патруль расстрелял А. Э. Шульмана. А еще накануне, 1 июня вечером, был смертельно ранен В. И. Соловьев. Он находился в районе НЭВЗа, недалеко от своего общежития* Его пытались задержать двое мужчин в гражданской одежде и, не сумев сделать это, смертельно ранили выстрелом в шею. Как позже прояснилось, один из этих мужчин был офицером КГБ. И это только официально известные и зафиксированные случаи. А еще кто, где и как сгинул в эти сумрачные дни?

ПЕЧАТЬ СМЕРТИ

Нет трупа – нет основного доказательства. Таков закон криминалистики. Поэтому сокрытие этих истекших кровью и скончавшихся на месте или в результате страшных ран «доказательств» стало главной материальной задачей.

Трупы можно было сжечь, закопать, утопить. Именно такие варианты и рассматривались. Слово «похоронить» даже не произносилось. Находившиеся в Новочеркасске члены Президиума ЦК КПСС боялись, что на похоронах возможны рецидивы бунта. Да и не хотели, чтобы кто-нибудь когда-нибудь смог исследовать трупы. Тела погибших являлись объектами «государственной тайны особой важности», и об этом у всех работников милиции, имевших дело с захоронениями, и у работников ЗАГСа, оформлявших свидетельства о смерти, были отобраны подписки о неразглашении этих сведений, «вплоть до применения высшей меры наказания». Этот груз молчания лег на исполнителей до аннулирования подписок прокуратурой в 1990 г. Однако многие еще сохраняют тайну, то ли из верности служебному долгу, то ли из страха, что времена вернуться.

Итак, трупы родным и близким не выдали. Для них это явилось дополнительной душевной травмой и, понимая, что жизнь не вернешь, они ходили по инстанциям и умоляли-просили: «Дайте хоть похоронить по-человечески!». Но и этого не дали. Тихо, зловеще советовали: «Не ходите, не ищите. Ведь у вас еще дети есть». Или: «Молодая, еще замуж выйдешь, родишь»: Многие так и замолчали, но все годы жили под гнетом неисполненного нравственного долга.

До сих пор ходит множество версий о местах захоронения погибших. Говорили о том, что их закопали на территории воинской части, а сверху положили асфальт (снова асфальт!) и устроили спортивную площадку. Были версии, что трупы сбросили в Гарган-пруд за тюрьмой, зарыли в карьере, свезли в шахту… Уже потом, через много лет, при розыске убитых маньяком Чикатило, местные жители говорили, что Аютинская шахта – проклятое место. Еще, мол, в 62-м трупы кидали в шурфы и засыпали известью.

Известно, что члены Президиума, обсуждая вопрос захоронения, предлагали и такие варианты, как утопить в море или вывезти в пустыню, в пески. Но якобы Микоян настоял на кладбище. Почеловечнее чтоб… На этом и остановились. Ответственным назначили Стрельченко – начальника УВД области, а непосредственной организацией акции занимался подполковник милиции Малышев – зам. начальника Новочеркасского ГОМ.

Две ночи после расстрела трупы из города свозили к месту складирования – в лесополосу в районе балки Ают, в 20 км от Новочеркасска. Сгружали в большую открытую квадратную яму. В ночь на 4 июля трупы осмотрел и составил на каждого акт судмедэксперт В. В. Левшин. Привезенный из Ростова-на-Дону фотограф В. Н. Власов в лучах фонарей сфотографировал трупы с бирками-номерами на груди. Негативы этих фотографий сохранились в секретных архивах Ростовского областного УВД. Глядя на вздувшиеся лица, сличая их с прижизненными фотографиями, трудно определить кто есть кто. Но такая работа впоследствии была проведена экспертами СМЛ-124 СКВО. Через 30 лет.

Жара начала июня не остужалась ночью, и поэтому трупы спешили предать земле. Ночью 4 июня три отдела милиции получили свою похоронную порцию: Таганрогский ГОМ – 8 трупов, Каменск-Шахтинский ГОМ – 8 трупов, Новошахтинский ГОМ – 4 трупа. Кроме этих убитых, организованно вывезенных с места складирования в лесополосе, из Новочеркасска вывозили и других погибших и умерших от ран.

Определить их поименно и точно по количеству не представляется возможным. Следствием учтены еще 6 трупов. История с их захоронением такова. В те дни в станице Заплавской (в 13 км от Новочеркасска) на окраине кладбища были зарыты три трупа. Но могилы были разрыты скотом, и поэтому убитых перезахоронили на кладбище румынских военнопленных под Новошахтинском. Туда вскоре доставили еще два тела.

Лишь один из погибших был захоронен по-человечески. 19-летний Леонид Шульга, раненый в ногу, скончался от гангрены и развившегося сепсиса 20 июня. Матери и сестре разрешили похоронить его на кладбище станицы Грушевской. Хоронили скоро, тайно, под присмотром милиции, запрещавшей плакать. Но все-таки по-людски: в личной могиле, в гробу, одетого в новое… В мае 1994 года Фонд Новочеркасской трагедии произвел вскрытие могилы. Сестра Татьяна еще раз повстречалась с братом, выполняя волю покойной матери, которая сетовала, что сын лежит на чужом кладбище. Останки Леонида Шульги вместе со всеми были преданы земле на мемориале нового городского кладбища в день общих похорон 2 июня 1994 г.

После экспертизы было установлено, что в двух могилах на цыганском заброшенном кладбище у поселка Тарасовский, что в 180 км от Новочеркасска, захоронены: В. Н. Гриценко, В. К Карпенко, В. Ф. Федорков, В. П. Ревякин, К. К. Келеп, М. Г. Шахайлов, В. В. Константинов, В. С. Драчев. Хоронили – начальник Каменск-Шахтинского горотдела милиции П. П. Перекопский и его подчиненные: П. И. Приходько, П. И. Громенко, П. С. Макухин.

Восемь трупов, два из них женские, хоронили под Таганрогом, на кладбище поселка Марцево начальник Таганрогского горотдела милиции И. Н, Шеменев и его подчиненные: И. А. Сыкин, А. Т. Велик, Н. С. Комиссаров, Н. В. Куликов и др. Для захоронения были вырыты две глубокие могилы. В них были похоронены: И. Ф. Тимофеев, А. Э. Шульман, В. В. Тинин, В. П. Линник, В. И. Мисетов, А. М. Зверева, А. Д. Грибова, П. Я. Вершеник.

Начальник Новошахтинского отдела милиции Величко и начальник отделения Тихоненко ночью 4 июня 1962 г. привезли в Новошахтинск на действующее кладбище шахты № 7 и зарыли в старую могилу четыре трупа. Яму рыли бывший начальник уголовного розыска Новошахтинского ГОМ Цыбин и сотрудник милиции Сиволобов. В этой яме на чужих костях лежали: А. Н. Дьяконов, Ф. Г. Лиманцев, В. А. Ситников, А. Б. Артющенко.

Рядом с этим кладбищем шахты № 7 располагалось кладбище румынских военнопленных» где были захоронены скончавшиеся от ран и закопанные первоначально в разных местах В. И. Соловьев, Е. И. Слепкова и Г. Н. Терледкий. На это нее кладбище в последующие дни были привезены еще два трупа умерших от ранений людей. Один из них предположительно студент Новочеркасского политехнического института. Личности не установлены.