Текст книги "Приручить ёжика (СИ)"

Автор книги: Тата Ефремова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Андрей не позвонил мне в воскресенье, хотя я весь день старательно гипнотизировала телефон. И в понедельник после экзамена не позвонил. Я ждала до вечера, вдруг Новицкая пустила его по расстрельной статье. Она часто «любимчиков» допоздна в коридоре у7 аудитории держит, маринует, чтобы потом зафигачить пулей в лоб: «пересдача, завтра подходите пораньше». А вдрут Минаков воспринял мои слова насчет следующего раза буквально?! И больше мы никогда-никогда не увидимся?!

Вечером в понедельник я уже не понимала, меня поджаривают или замораживают. Раз сто брала в руки телефон, чтобы позвонить Андрею. Я точно гордая птица? Точно. Приуныла. Решила, что ненавижу всех мужчин. Где там в монастырь берут? Я, кажется, созрела.

Где-то около одиннадцати в мою дверь постучали. Сильно. Вроде как ногами и не одной парой. Я посмотрела на часы. Общага вот-вот закроется. Соседи наши, Емеля и Мисак, пришли что-нибудь

поклянчить? Сотню? Картошку? Вантус? Для них нагловато как-то, они очень тихие – с нашей Кирой не забалуешь.

Я осторожно открыла верь и обомлела: на пороге, покачиваясь в обнимку, стояли Минаков и Дэн.

Мы уставились друг на друга.

– Ве-че-рин-ка, – сказал Андрей, нежно прижимая к себе американца. – Где моя вечеринка?

– Чё? – спросила я, не совсем понимая, точно ли рада его видеть. Нет, рада. С сердца словно камень сняли.

– Я все сдал, – пояснил Мннаков, глядя на меня благодарным, пьяненьким взором. – Где... мой а-ля фуршет?

– Какой еще фуршет? – спросила я, подбираясь. – Ты зачем иностранца напоил? До тебя у него еще был шанс не спиться, а теперь?

Кто был инициатором «торжества», я даже не сомневалась.

– She’s a pain in the ass, ain’t she? – ухмыляясь, обратился Андрей к Дэну. – A very pretty pain.

– Yeh, she's hot! (*) – не очень уверенно отозвался Дэн.

* – Заноза в заднице, правда? Очень симпатичная заноза. – Да, горячая штучка.

Я взбеленилась. Это такого признания я ждала два дня?!

– А ну быстро на выход, оба! Просите вахтершу, может, выпустит.

И захлопнула дверь, поскольку из других блоков показались лица любопытствующих. Я надеялась, что Мннаков и компания мирно удалятся, а я посмакую событие в одиночестве, надеясь на завтрашний разговор. Козырь опять у меня, хороший козырь, просто моральный перевес, иначе и не скажешь: Минаков трындел о репутации, а тут сам меня подставил! Ух, я завтра отыграюсь за эти два дня! Но Андрей и Дэн устроились у самой моей двери и начали концерт самодеятельности по заявкам.

Сначала солировал Минаков, почему-то выбрав песню от женского лица:

– Напилася я пья-я-яна! Не дойти мне до до-о-ому! Довели меняа-а-а... тропкой дальнею до вишнёвого са-а-ада!

Дальше он, видимо, забыл. Дэну русское народное навеяло что-то свое, американское, новоисторическое:

– For those who come to Sa-a-an Francisco, be sure to wea-a-ar some flowers in your ha-a-air!(*)

* – Если собираетесь в Сан-Франциско, обязательно вплетите цветы в волосы

Минаков подвывал. Я не выдержала, выскочила, подняла «хор» за шкирки с пола, пинками загнала парней к себе в комнату. Зрители из других блоков протестующе заныли:

– Ну Еж, хорошо же поют! Душевно!

Вот это и есть то, что Минаков называл словом «позориться». Я ему завтра все припомню.

–Ану быстро вовнутрь, дети цветов, блин! Размещайтесь, как хотите! И чтоб ни звука! И не блевать мне тут! Пиво в холодильнике!

И ушла к Кире в комнату, булькая от гнева, словно чайник.

15

Утром я лежала и думала: как все это произошло так быстро? Раз – и жизнь поделилась на «до» и «после». И ничего уже не вычеркнуть, как бы ни хотелось. Да и не хочется, если честно.

На кухонном столе стояло восемь банок сгущенки. Правильно, провинились оба.

... Я осторожно вошла в свою комнату. Ну... амбрэ, но не так чтобы очень. Минаков, как номер один джентльмен, видимо, уступил вчера место на кровати дистрофичному Дэну. Американец с утра пораньше выполнил миссию «магарыч» и отправился восвояси. Шторы были раздвинуты, и солнце играло на лице у Андрея, спящего на полу на моем одеяле. Разбудить, чтоб на кровать перебрался? Не, просто шторы задвину.

Дышит хоть? Дышит, тихо, глаза закрыты, лицо.... умиротворенное. Майку снял и раскрылся, до пояса, слава богу. Я шагнула к двери, но Минаков подло сделал мне подсечку. Перехватил за талию, не дав упасть, но дав почувствовать... свои м-м-мышцы, и вот я уже лежу на половине одеяла и смотрю в потолок, старательно делая вид, что все так и задумывалось.

– Ежик, – Андрей лег на бок, уперев голову в согнутую руку и глядя на меня невинным взором. – Сервис у тебя – просто класс. Прости за все мои тупые комментарии.

– Проехали, – проворчала я. – Не дыши на меня.

– Пардон.

Минаков сконфуженно шмыгнул носом, сел и потянулся ... к джинсам, висевшим на стуле. Простынь сползла. В трусах, и на том спасибо. Андрей покопался в кармане джинсов и вытащил упаковку ментоловой жвачки. Как по мне, ментол в смеси с перегаром – токсическая смесь высокой степени поражения.

– А теперь вообще не дыши, – сказала я.

Минаков немного отодвинулся.

– Поговорим, Ежик?

– О чем?

– О нас.

Тут, по закон}' жанра, мне полагалось сказать: никаких нас нет и бла-бла-бла. Но я промолчала. А вдруг мы есть?

– Полагаю, я поспешил с... неприличным предложением, – предположил Андрей с легким смешком.

– Поспешил. Мне пока не ясен твой статус.

Андрей почесал в затылке, подумал и спросил:

– Статус «в целом свободен, но все сложно» тебя устроит?

– Нет.

– Я почему-то так и думал. Черт, Алина, – Минаков лег на спину и проникновенно вздохнул. – Все слишком быстро произошло. Еще месяц назад я ни о чем таком и помыслить не мог. Был весел, бодр и иногда пьян.

– Бодр, весел и пьян ты был и вчера, – тихо вставила я, глядя в потолок. – Так что тогда изменилось?

– Изменилось то, – задумчиво проговорил Минаков, – что вчера я был пьян от облегчения. Прости, что не звонил и не писал на выходных. Это были тяжелые дни. Я окончательно расстался с Надей. И ты должна знать: это из-за тебя. И не только из-за тебя. Нет, из-за тебя, Ежик! Если бы не настойчивость Нади, я бы давно расставил все точки над «ё» и в нашем с тобой общении перешел от неприличных предложений к... неприличным действиям. Но я же знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, я всегда так легко от одной девчонки к другой перебегаю. Это не так. Сам не знаю, как все произошло. До тебя было все просто. Зачем я опять себе вру? – Андрей досадливо хмыкнул. – Все давно было непросто. У нас с Надей... вначале было по-другому, и я до последнего надеялся, что оно

как-то само собой наладится, что мы опять станем смотреть на мир, как раньше, понимая друг друга с полуслова. Я ее не защищаю, она сама пошла по этому пути, осознанно, с отрытыми глазами. Но ее по нему повели те, кем она восхищается. Я не заметил, в какой именно момент она начала восхищаться этими людьми. Для меня они – грязная пена, то, что всегда стремится наверх, любым путем, иногда за счет других. И все было кончено между нами уже давно, когда я понял, что Наде важно не то, что я – это я, а то что я слепо иду за ней, словно заколдованный, понимаешь? Что мной можно гордиться. Можно мне пару раз поддакнуть, и я легко поменяю свое мнение. Можно уговорить меня на... подлость. Я ведь такой... преданный и послушный. А я не послушный. Понимаешь, Ежик?

– Нет, – призналась я. – Я не понимаю, о чем ты... в личном плане. И при чем здесь я, мне тоже пока не совсем ясно. Но я знаю, что это такое, когда идешь за человеком слепо, а потом понимаешь, что дальше дороги нет, по крайней мере, для тебя. У мамы так было. Это больно. И нужно остановиться и отпустить. И самое страшное: остается надежда, что его еще можно вернуть, этого человека, лишь стоит еще немного за ним пройти. Я рада, что ты остановился, Минаков.

– И после этих слов еще спрашиваешь, при чем здесь ты, Ежик? – начиная поворачиваться ко мне корпусом, сказал Минаков таким тоном, что я поняла: сейчас мне предстоит испытать убойную силу смеси ментола и перегара на очень близком расстоянии.

– Так! – воскликнула я, чудом сутмев выскользнуть из-под крепкой руки Андрея. – Идем пить кофе!

– Ко мне? – обрадованно спросил Минаков.

– Нет! Ни в коем случае!

– Почему? – крикнул Андрей мне в спину. Я оглянулась. Он сидел на одеяле и натягивал футболку.

Почему? Потому что в блоке Минакова я ощущаю присутствие Кутихиной. Это, наверное, из-за той фотографии. Спросить о ней Андрея? Нет, потом. Нельзя сейчас его сбивать, пусть он наконец-то ЭТО скажет!

– А какая разница, где позавтракать? – притворно удивилась я.

– Можно и тут, конечно, – сказал Андрей, выходя на кухню и с тоской заглядывая в нашу убитую раковину, наполненную грязной посудой. – Точно, блин, воду горячую отключили. Лучше пойдем погуляем, кофе в кафе попьем. А по дороге поговорим.

Мы вышли из общаги, вахтерша посмотрела на меня с неодобрением. Если бы не коменда с ее покровительственным ко мне отношением, я бы давно попала к бабе Даше в немилость.

Мы неспеша двинулись вниз к выходу из кампуса. Андрей взял меня за рутсу, наши пальцы переплелись.

– Ну, короче, Ежик, – сказал Минаков, кашлянув, – я...

– Алина!

Я вздрогнула. Раньше за этот голос любого на своем пути убить была готова, а теперь сама с удовольствием придушила бы его обладателя.

– Горкин, – с досадой произнес Андрей, не выпуская моей руки.

За эти дни я несколько раз мельком видела Ромку возле нашей общаги. Горкин уже давно должен был уехать домой, но ему скорее всего пришлось задержаться из-за репетиций рок-группы. Ребята готовились к фестивалю.

– Алина! – опять крикнул он из-под дерева. – Можно тебя на секунду?

Вид у' него был какой-то... театрально нечастный. Вот прям скорбь между бровями и страдание в уголках губ. И что он в такую рань у нашей общага делает?

Я сделала к нему шаг. Выслушаю человека и еще раз извинюсь заодно. Минаков шагнул вместе со мной.

– Подожди меня у кафе. Узнаю, что Ром хочет, и вернусь, – сказала я Андрею.

Тот настороженно и раздраженно поглядел в сторону' Горкина и кивнул, отходя на некоторое расстояние. Ромка набросился на меня, как только я подошла.

– Алина, Аль, блин! Это что, правда? Ты теперь с ним?

Да, если бы я знала, с ним я или нет!

– Мне сказали, вы вместе... и вчера ночью были вместе, – Ромка вглядывался мне в лицо. – Он у тебя ночевал?

– Ты что, следишь за мной?

– Слежу'? Гонишь? – буркнул одногруппник. – Да вся общага слышала, как он к тебе ломился!

– Так он пьяный был. Ром, это совсем не то. Понимаешь... – начала я. – Хотя какого я должна перед тобой оправдываться? И кстати, это не я тебе то сообщение...

– Слушай, Еж, – перебил меня Горкин. – Мы типа ту историю с тобой проехали. Я просто подружески тебе советую, не связывайся с Минаковым.

– И ты туда же?! Постой. Ты же нас с Андреем и познакомил!

– А теперь очень жалею. Вас все обсуждают.

– Кутихина?

– Нет, просто... все. Слухи быстро разошлись. Всякое говорят.

–Что?

– Всякое. Разное, – уклончиво повторил Горкин. – Короче, я предупредил. Мне не нужно, чтобы у тебя были неприятности.

– Это с чего ты так обо мне заботишься? Мы же проехали... ту историю.

– У меня Новицкая еще два семестра вести бугдет, – объяснил одногруппник.

– А, ясно.

Сделаю вид, что поверила. Но, честно говоря, почувствовала некоторое облегчение. Доводы выгоды я всегда понимала, а вот чувства не очень.

– А Минаков – м*дила! – неожиданно резко бросил Горкин.

– Вот пойди и сам ему это скажи, – посоветовала я.

– Много чести, – сказал Ромка. – Будь осторожна. И если что, помни: я... очень хорошо к тебе отношусь. Очень.

– Ладно, – я улыбнулась.

16

– Чего он хотел? – настороженно спросил Андрей, когда я подошла к кафе.

– Отговаривал с тобой... общаться. Предлагал для этого свою кандидатуру.

– Сейчас я его... – Минаков резко развернулся в сторону общаги.

Я удержала его за руку.

– Не нужно. Ром и так тебя боится.

– Ладно. А он точно ничего такого тебе не сказал?

– Сказал. Меня все пугают твоей бывшей. Объясни, – я постаралась говорить твердо, чтобы голос не звенел, – почему я, Алина Еж, должна бояться Нади Кутихиной?

– Глупости какие, – фыркнул Андрей. – Никого бояться ты не должна. Ты раньше никого не боялась, зачем начинать?

– О нас с тобой ходят слухи, что мы вместе.

– А мы вместе. Вместе ведь?

Все это время он подвигался все ближе и ближе. Я обнаружила, что мы с ним стоим в тени под липой. Цветущая липа пахнет... офигенно! Или просто это я офигенно себя чувствую в руках Андрея? Он обнимает меня за талию, все еще на некотором расстоянии, но я уже могу7 видеть свое отражение в его темных глазах. Странно. Почему у него такие темные глаза сегодня?

– Никого не бойся, – повторил Андрей, гипнотизируя меня взглядом. – Мы ведь теперь вместе, да?

– Как репетитор и ученик? – невинно поинтересовалась я.

– Нет, – Минаков усмехнулся и покачал головой, а я как-то оказалась ближе, кольцо рук замкнулось.

– Как профессиональный читер и ленивый халтурщик? – продолжала спрашивать я.

– Тоже мимо. Мы вышли за эти рамки. Мне они с самого начала не нравились. Слушай, я ведь говорил, что у меня плохо с разными разговорами. Мысли выражать умею, думаю много, а рот раскрою – получается как-то мало. Но все ведь и так понятно, да?

– Ничего мне не понятно.

– Издеваешься, – констатировал Андрей. – Имеешь право, – он страдальчески поднял взгляд вверх. – А я просто испугался. Я не знал тогда, что ты за дверью стоишь! Ты ведь такая вся... деловая колбаса, Аля, неприступная и закрытая. Накосячил – думал, ты меня прибьешь. Как Горкин, под твоими окнами шатался. А тут как раз этот... пати-бой из одного окна вылез, в другой полез. Оказывается, мы с ним почти родственные души. Он патриот, и я патриот. Он сказал: «Вперед!», а я сказал: «Рутские не сдаются!»

– Если речь об прошлой ночи, – прыснула я, – то теперь ты просто обязан жениться на... Дэне. Как честный человек.

– У нас с ним ничего не получится, – серьезно отозвался Минаков. – Один раз увидев тебя в той пижамке, больше ни о ком не могу' думать. Это шутка, конечно, но пижамка повлияла, учти... на будущее. Алина, ты слишком красивая для репетитора. Это законно вообще? Думаю, нет. Нельзя быть таким красивым репетитором. Не знаю вообще, как я Круэлле экзамен сдал – ни на секунду сосредоточиться не мог. Все время думал, какая ты красивая. Не могу сказать, что влюбился в тебя с первого взгляда, но со второго – точно, тогда... на крыше.

– Правда? – не выдержала я, разомлев и провалив весь сеанс подтрунивания.

– Да, – Андрей кивну'л. – У меня внутри все... поет, когда я тебя вижу. Это такая радость... я на нее подсел, словно у меня праздник каждый раз, когда ты рядом. А ты, Ежик? Ты не против? Я не всегда понимаю, о чем ты думаешь.

– Ты поэтому меня своими вопросами все время терроризировал?

– Да, – ответил Андрей, помедлив. – Хотел побольше о тебе узнать. И растянуть время вместе.

– Андрей, – сказала я небрежно. – Ты мой тест прошел. Поэтому я – за.

– Какой еще тест?

– На социальные шаблоны. По шаблону девушки всегда должны быть красивыми и ласковыми, при макияже, парфюме и изюминке – а я вот ни разу не такая. И ты мне очень нравишься. Не знаю, когда это началось, но я очень... счастлива.

– Тогда к черту шаблоны! – с выражением невероятного облегчения сказал Андрей, улыбаясь до ушей. – А насчет изюминки... у тебя вместо нее – сумасшедшинка. Это намного лучше – это веселее... Я злился, прости. Ревновал немного, – признался Минаков: – Сильно ревновал. Ладно еще Дэн, но Горкин... ты так на него смотрела в тот день, когда мы познакомились.

– А ты – на Кутихину, – вырвалось у меня.

Мы оба рассмеялись. Андрей наклонился и... поцеловал меня в макушку. А я бы уже согласилась на перегар с ментолом.

– Пойдем, Ежик, – сказал Минаков.

– Куда? – млея от удовольствия, спросила я.

– В аптеку. Башка после вчерашнего раскалывается.

17

Этот день прошел... быстро. Раз... и будто не было его. Мне все запомнилось какими-то обрывками, застывшими образами, словно я задалась целью пополнить свой альбом воспоминаний. И на всех «снимках» был Андрей. Вот он с серьезным видом объясняет недовольному мальчишке за стойкой в кафе, почему кофе-машины – это зло. Вот покупает мне леденец на палочке в том же органическом «Лимонадном Рае». Из всех фигурок выбрал... кого бы вы думали? Правильно, ежа, с малиновым сиропом, ярко-розового, с ягодами на колючках. Сначала озабоченно поинтересовался, нет ли у меня аллергии на малину.

– Нет>г! Покупай быстрее! – взмолилась я, подпрыгивая от нетерпения, видя, как к моему ежу с коварным блеском в глазах присматривается девочка лет шести. Девочка уже дергала маму за руку, стараясь привлечь ее внимание к леденцу'.

Андрей у'спел. Как в песне поется (что Кира в пику своему начальству и его любви к мейнстриму любит ставить на своем радио), почти что «stole a candy' from a laughing baby’s mouth (*)». Потом ржал, как конь.

* – украл леденец прямо изо рта ребенка

– Что? – повторяла я, обсасывая леденец и прикрывая глаза от удовольствия. – Мне этого в детстве недодали.

– Ладно, – говорил Минаков, вытирая слезы смеха. – Договорились. Я додам.

Следующее воспоминание: мы в парке, смотрим на змей в террариуме. Я прикидываю, которая из пресмыкающихся более всего напоминает Кутихину. Вон та, самая яркая.

Мы ходили целый день, держась за руки. А оставшись один на один, болтали о всякой ерупде. Но я все время ловила на себе смеющийся взгляд Андрея. И, наконец, не выдержала:

– Слушай, а если я перестану тебя смешить, надоем?

– Открою тебе огромный секрет. Ты меня не только смешишь, веселишь и заставляешь чувствовать себя... собой, – мягко и ни на секунду' не заду'мываясь, сказал Минаков. – Ты меня меняешь, день за днем, Аля. Я не люблю, когда люди пытаются меня изменить под себя. Но... черт возьми, рядом с тобой я полупаю от этого несказанный кайф.

– Я тебя не совсем понимаю, – призналась я.

– Это нормально, – Андрей пожал плечами. – Мы же люди. Странно было бы, если мы друг друта понимали на сто целых. Для меня и пятьдесят – запредельный процент.

– А у нас с тобой сколько? – осведомилась я.

– Сорок девять, – помолчав, сказал Андрей.

– Почему не пятьдесят? – я посмеивалась, попивая кофе.

– Потому что... я должен тебе кое-что рассказать. Но это... потом. Не сейчас. Сейчас боюсь. Я все еще чувствую твои колючки, Еж. Иногда.

– Прости, – искренне сказала я. – Я все еще не привыкла... к тому... к нам вместе.

Домой я добралась в состоянии эйфории. Утром просну'лась с тем же ощущением счастья. И предвкушением. В девять в блок ворвалась Кира:

– Все! Ура! Мальчик! Три четыреста! Здоровенький!

Я порадовалась вместе с подругой. Кира достала из шкафа сумку и принялась укладывать в нее одежду.

– Опять уходишь? – огорчилась я.

– Конечно. Скоро Ритку выпишут, бу'ду помогать, готовить хоть первое время. Ты же помнишь Ритку? Я вообще не представляю, как она с ребенком справится. Боже, как случилось, что мой двоюродный брат, человек с дву'мя высшими, инженер, требовательный к себе и другим, совершенно въедливый чувак-перфекционист... чума, короче... женился на этом создании? Она яйца ему всегда вкрутую варит... нет, это я в буквальном смысле, не в переносном... хотя в переносном тоже бывает... а он всмятку любит, просто она не может до пятидесяти посчитать, волнуется, что переварит, и сбивается, а когда что-то в кипящую воду' кидает, то обжигается. Я ей таймер подарила – не

помогает... Еж, не делай такое лицо. Ни фига ты не расстроилась. Мне на пороге общаги сообщили, что у вас с Минаковым амур-тужур. Я не одобряю, конечно, но все к этому шло. Если что, сразу звони-пиши, примчусь. Я нынче безработная, мобильная. У Мисака и Емели вантус забери, они уже неделю его у себя держат. Денег им не давай, они в общаге вызвались подрабатывать.

– Ой! Я же обещала к коменде подойти! – вспомнила я.

– Ну и дура. Минаков тебе на что? Знаю я, сколько у него занятие с новичками стоит. Хоть кто-то у нас в семье теперь зарабатывать умеет. Шучу, шучу.

Кира уехала. Я спустилась на цокольный, получила задание от коменды и ключи. Варвара Сергеевна очень обрадовалась, что я остаюсь на лето в общежитии.

– Ты, Алина, ответственная и авторитетная. Главное, тебя два оболту ся из сто двадцать восьмого слушаются. Возьмешь Гнатченко и Каракяна – и в шестой блок, в преподавательском крыле. У нас в августе заезд нового состава преподов, а кто-то из них и пораньше вселится, в июле.

Два оболтуг ся, Емеля и Мисак, куда-то с утра пораньше испарились. Фронт работ в шестом блоке был огромен. Там до июня жила преподавательская семья. Что-то там у них финансово неплохо сложилось, они купили квартиру и поспешно съехали, бросив часть имущества в блоке. Я открыла шкафчики на кухне и присвистнула: посуда, чай, сахар, крупы. Варвара Сергеевна сказала все вынести. Можно и себе забрать, конечно, но куда мне столько одной, да и стремно как-то. Но выбрасывать жалко. И Емеле с Мисаком отдавать тоже – они не заслужили, вечно халтурят и от работы бегают, только клянчить и умеют. Значит, пойдем другим путем, проверенным. Я вернулась в свою комнату, переоделась в кроссовки и крепкие брюки для джоггинга, а выходя, врезалась в Андрея. Тот был в полной спортивной экипировке, даже в шлеме. Второй шлем он держал в руках.

– О! – лицо его слегка вытянулось при виде моего фитнесс-прикида. – Это должно было стать сюрпризом. Я что, проговорился вчера, что мы едем кататься?

– Нет, – вздохнула я, сразу жутко захотев сесть на велосипед и мотнуть куда-нибудь на озера. – Развлечения откладываются. Я иду в лес, в гости.

– К кому? Какие могут быть гости в лесу?

– Я иду к бомжам. Вернее, к одному' бомжу. К дяде Васе. Ну, знаешь, он возле родника себе халабуду построил из досок и силиконовых штор.

– Странные у тебя знакомые, – напряженно произнес Андрей. – Я с тобой.

Мы отлично прогулялись по лесу и застали дядю Васю за пересчитыванием пакетов с пайком из службы помощи бездомным. По дороге я как раз рассказывала Минакову, как осенью работала в той самой службе и познакомилась там с дядей Васей. Проживание рядом с ареалом обитания вечно голодных и безденежных студентов его не очень вдохновляло, зато халтурки в общежитии хватало.

Дядя Вася быстро просек, что от него требуется, вернулся с нами в общагу, за пару часов выгреб все, что было на полках и в шкафчиках, и ушел, прихватив еду, посуду' и хозяйственные мелочи в качестве платы за тру'д. Мы с Андреем до вечера провозились с остальным мусором.

– Вот все, что ты должен был знать о моем досуге. Не жалеешь, что связался со такой? – пошутила я, когда мы морскими звездами лежали на крыше, раскинув уставшие руки и глядя на небо.

– Нет, – коротко сообщил Минаков, повернулся ко мне и... в этот раз сбежать мне не удалось. Да и не хотелось особо. В конце концов, это были просто поцелуи, правда, очень жаркие. Так лето ведь, солнце.

18

Андрей ушел вечером, на закате, оставив меня с припухшими губами и колотящимся сердцем. Пока дальше поцелуев дело не зашло, но если так дальше пойдет, то у нас проблема. По факту – у меня одной, но не факт.

Я, как девушка, решившаяся на первые в жизни отношения... Лирическое отступление: да, я не современная, да и когда мне было бастионы сдавать? Наверное, это смешно и грустно звучит, но ударять по романтике мне было некогда. Не то чтобы желающих не имелось мои бастионы покорять. Находились смельчаки, еще со школы. Их ненадолго хватало, не потому что рыцари пошли ленивые, без огонька, а потому что мне самой было лень выдерживать все эти марлезонские балеты в период брачного ухаживания. С Ромкой было по-другому. Горкин был... идеалом, как айдолы для фанаток: далек, прекрасен, наполняет жизнь каким-то смыслом... и все. Идол упал с пьедестала, стоило мне рассмотреть его поближе, с идолами часто так.

Открыв шкаф, выдвинув верхний ящик и перебрав его содержимое, я сделала вывод: хорошо, что Андрей завтра занят. Он расстроился, потому что раскатал губу на поездку к озерам, но у него практика, первый день, а у меня культурно-развлекательная программа – коменда и блок номер восемь. Поэтому я решила посвятить несколько свободных часов завтрашнего дня чрезвычайно важному и срочному делу – покупке нижнего белья. Кружевного. В меру сексуального. Не такого практичного, удобного, натурального, что лежало у меня в ящичке, а чтоб... и непрактично и неудобно, но до искр из глаз. Никогда такими вещами особо не интересовалась. Пришло время менять привычки.

Я решила потратить на шоппинг утро. В нашем крупном торговом центре я бывала до этого набегами, предпочитая ходить по магазинам дома, с мамой. Во-первых, это был наш ритуал: мы заранее копили деньги, а потом отрывались по полной, если можно назвать отрывом покупку нескольких сезонных платьев и пары туфель. Во-вторых, мама у меня – модница и кокетка, несмотря на занятость и разочарованность в мужском поле, и всегда помогает советом. Мне бы ее помощь и в нынешней ситуации не помешала. Впрочем, я представила мамину реакцию: зачем тебе покушать белье, Алюся? У тебя все новенькое, даже неношеное лежит вон там, в ящике. А-а-а, для этого. Для этого?!!!

Нет, с моей мамой все в порядке. Она в курсе, что у нее взрослая дочь. Однако такие вопросы взрослым дочерям нужно решать самостоятельно.

Я покопалась в ассортименте недорогих франшиз. Не то. Остались магазины из категории «входи, если потянешь ежемесячный платеж по займу на кредитке». Один из них назывался «Cute Temptation (*)» и абсолютно соответствовал своему названию.

* – милое искушение (англ)

Все там было миленькое, обманчиво скромненькое и совсем не скромненькое, особенно легкие вечерние платья. Я решила, что больше никуда не пойду, ноги уже болели, тем более на всех ценниках в «Cute Temptation» стояла наклейка «– 50%». Выбрала два комплекта с кружевняшками, легкий пеньюарчик и тут, прямо возле примерочных, увидела... чудо! Тихонько застонала от восторга, надеясь, что продавцы меня не услышат и примут за фетишистку. С хлопковых трусиков и бюстгальтера на меня смотрели... очаровательные ежики. Одни грызли яблоки, другие потягивались и пушили иголки. Не впадай в детство, Алина, сказала я самой себе. Это у тебя тоска по прошлому, когда ты у родителей выпрашивала все, где были ежи: одежда', игрушки, канцтовары. Сказала, повесила один комплект обратно, отнесла на касс}' «ежиков» и второй комплект... и шмыгнула в примерочную.

Там я разделась и влезла в пеньюар. Нет, не влезла – скользнула. Повертелась перед зеркалом, надеясь, что оно тут у них не стройнит специально, и я на самом деле выгляжу... сногсшибательно. Посмотрела на ценник и опять застонала, уже от досады. Даже с пятьюдесятьюпроцентной скидкой выходило дорого. В соседней примерочной стукнула дверь. Послышались женские голоса.

– Поместимся?

– Ага. Ты просто обязана посмотреть и дать совет. Я должна выглядеть на все сто. Утру нос своем}' бывшему заиньке. Уверена, он приедет на концерт в день открытия фестиваля. Там его любимые «Сёклз» будут выступать, все уши мне прожужжал, еще месяц назад. Смешно, если он и шнягу свою туда притащит.

– У них что, ТАК все серьезно?

Этот голос показался мне знакомым. Другая девушка, с красивым, умеренным тембром, ответила со смешком:

– Вынуждена признать, да. Я своими руками вырыла себе яму. Ну да ладно, прощаю.

В примерочной чем-то зашуршали. Послышался звук слайдера на застежке-молнии.

– Ну как?

– Лиф очень классный, но длина... Поправь здесь... Аты уверена, что нужно все пускать на самотек? Ты ведь умеешь на место поставить, Надь. Начисть страшилке ее стремный фейс. Мы поможем, если что, и прикроем.

– В том-то и дело, что не страшилке, и ты это знаешь. Я человек справедливый, разглядела ее поближе... недавно. Признаю, что в нормальном виде девочка она симпатичная: блондиночка, зубки беленькие, носик аккуратненький, глазки, ножкн. Это Андрюшеньке бонус. Он заслужил. Так старался, бедняга. Насчет полирования фейса – не знаю. Я не сторонник радикальных мер, есть варианты и получше. И один из них почти готов выстрелить. Крис, сама подумай, зачем мне суетиться, бить кому-то морды, доказывать что-то? Я получила все, что хотела. Можно, конечно, еще пару месяцев построить обиженную брошенку, но... ЗАЧЕМ? Минаков мне теперь не нужен. Он якорь, который будет всегда тянуть меня вниз, да и после такого... То был ему тест на проверку, а он не прошел. И черт с ним, невелика потеря. Я знаю, кто мне нужен. И это не Андрюша.

Я стояла в примерочной, застыв, и смотрела в глаза самой себе. И то, что я там видела, мне не нравилось.

– Мля, На-а-адь, – тоже со смехом протянула Кристина. – Ты на кого замахнулась? Он же препод!

– Он? Да, препод, – спокойно ответила Кутихина. – Самый красивый и сексуальный мужчина из тех, кого я встречала. Я его добьюсь, Крис, вот увидишь. Через год буду в первом круче и... с ним, спорим?

– Я даже не сомневаюсь, – с восхищением выдохнула Крис. – Ну что, берешь?

– Не беру. Ты права – длина. Слишком коротко. Я должна быть леди, а не проституткой. Уверена, ОН тоже там будет, на концерте! Он говорил, что пишет монографию по современным молодежным направлениям в музыке.

– Владислав Петровігч?

– Владислав Петрович. Идем, Крис. Будем искать самое классное платье, даже если придется весь день ходить.

Не помню, как расплачивалась на кассе, не помню, как добиралась до супермаркета и делала покупки. Дома обнаружила, что пеньюар так и не купила: к счастью, его не было не только в фирменном пакете от «Cute Temptation», но и в чеке, видимо, я оставила его в примерочной. Зато я почему-то прикупила гигантские макаронные ракушки, которые обожает Кира, а я не люблю, и... пластиковую коробочку с клубникой.

У самой общаги до меня дозвонилась коменда. Я вспомнила, что должна была уже приступить к уборке в восьмом блоке.

– Варвара Сергеевна, – с трудом произнесла я, борясь с желанием разбить телефон о бордюр, – я не могу сегодня... мне плохо... можно я...

– Алина, – вздохнула в трубку' коменда, – был бы на твоем месте другой человек, я бы не поверила, но тебе верю. Ладно, у Гнатченко и Каракяна тоже выходной сегодня. У них... свои обстоятельства. Завтра с утра чтоб были на месте все трое.

Я сидела на кухне, глядя на клубнику, и думала. Проблема не в том, что Кутихина именно такая, какой ее описывала Кира, проблема в том, что она гораздо хуже. А я... я ничего не могу' ей противопоставить. Я взяла и отбила у нее парня. Сначала он мне нравился, а потом, когда я узнала, что он свободен, отпустила себя на волю и позволила влюбленности расцвести махровым цветом. Пу'сть Андрей сам в Наде разочаровался, пусть она его ни в грош не ставит, неважно. У меня тоже рыльце в пушку. Я могла бы не подслушивать дальше, а выйти из примерочной, постучаться и сказать: