355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тару Халла » Любовник из каменного века (СИ) » Текст книги (страница 5)
Любовник из каменного века (СИ)
  • Текст добавлен: 3 декабря 2019, 21:30

Текст книги "Любовник из каменного века (СИ)"


Автор книги: Тару Халла



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5

Глава 5

В ушах звучали прощальные слова профессора Олафсона: «Скажи Олегу, что я на него не сержусь. Пусть не боится меня, я всегда помогу своему бывшему студенту!». Плечи оттягивал тяжёлый рюкзак, где между объективами покоилась бутылочка морошкового вина, а карманы топорщились из-за упаковок конфет. Вера опустошила автомат в музейном кафетерии, выгребла все орешки в разноцветной глазури. Ещё она взяла с собой финский нож Олафсона, хотя тот отговаривал: доцент Рудов по-любому победит в драке. На его стороне пол, опыт, мышцы и знание местности. Спасибо, если не поставит у Гростайна капкан на медведя, а то всякое может случиться.


В неолите занимался серый рассвет. Капкана не было. В лицо хлестал ветер, море пенилось барашками. На пустынном пляже стояли два оленя с расшатанными копытами и грустно смотрели на Веру.


– Что, засранцы, больше никого дома нет? Не верю. Йи-и-ху-у! – завопила Вера и пропела: – А вы не ждали нас, а мы припёрлися!


Олени испугались и убежали. Ветер подхватил её крик, покидал со скалы на скалу, как теннисный мячик, и унёс вдаль.


– Вера, Вера, гыр-гыр-гыр! – донеслось из-за камней.


По берегу бежала Му в оленьей шубке, подпоясанной кожаным ремешком, за ней – стайка растрёпанных девчонок.


– А-а-а, помните меня! – растрогалась Вера. – А я вам сладенького принёсла. Небось, не пробовали «эмэндэмс»? Не балует вас муженёк вкусняшками двадцать первого века. У, жадина!


И начала вытаскивать из карманов пакетики. Разорвала один: надо же показать дикаркам, как их правильно есть. Все с удивлением смотрели, как она бросает в рот конфетку и жуёт, изображая гастрономический оргазм. Вслед за ней Му тоже раскусила конфету и затрещала орешком. Её узкие глаза расширились так, что стали видны белки. Не успев проглотить, она потянулась за второй.


– Что, вкусно? – торжествующе спросила Вера. – А ты попроси Ру, пусть он тебе «Рафаэлло» купит. Тут до ближайшего сельпо минут пятнадцать пешком, там этих конфет хоть попой жуй. Правда, цены высоковаты для бедного доцента, но ничего, он скоро разбогатеет...


Му грызла конфетки и кивала, словно разделяла её злость. А её подружки не рискнули есть яркие камешки. Одна начала примерять их к своей шее, явно задумав сделать бусы, другие подхватили эту гениальную идею и радостно загыркали.


– Ну, всё, зацепились языками! А кто меня к Ру отведёт? Или я уже типа своя, сама дорогу найду?


– Ру! Ру! Гыр-гыр-гыр!


Он сидел на каменном троне под шестом с черепом. Одет он был в меховые штаны, меховую куртку, леопардовый плащ и золотую корону. На коленях у него лежала деревянная дубинка, подозрительно похожая на бейсбольную биту. Чёрные глаза буравили Веру до самых внутренностей, спутанная грива полоскалась на ветру, как пиратское знамя. Царь. Самый желанный мужчина в мире. В каждом из существующих миров. Олег Петрович Рудов, доцент Санкт-Петербургского государственного Института истории. Вера почувствовала, как защипало в носу. Ну нет! Такого удовольствия она ему не доставит.


Вокруг костра сидел женский кружок пения. Знакомая блондинка стучала в бубен и заунывно тянула горловую песню. В ней были такие слова: оъй-оъй-оъй. Остальные меланхолично подпевали. Вера пересекла лобное место и остановилась напротив Ру:


– Доброе утро, Олег. Прекрасная погода, не правда ли?


– Фыр.


Она усмехнулась:


– Ну фыр, если тебе так удобнее. Я такую корону, как у тебя, видела в интернет-магазине «Короны и кокошники». Знаешь, у меня было много времени, пока я паспорт ждала. Сто девяносто рубликов – цена твоей игрушечной короны. «Мейд ин Чина». А накидка из леопарда – плюшевый плед из магазина «Стиль и текстиль». Это подороже, тысяча двести. Дуришь местных пиплов, да? Дурилка ты картонная.


– Фы-ы-ыр.


– Ладно, я по делу пришла. Моя флешка на сто двадцать восемь гигов у тебя? Только не ври, что ты её сжёг, я всё равно не поверю. Отдай её мне, и разойдёмся по-хорошему. И я забуду, что ты дважды меня предал – здесь, в шалаше, и там, в питерской студии. Я всё тебе прощу: и как ты меня выгонял, и как пытался выдать замуж за пенсионера, и как бросил в огонь мою любимую рубашку от H&M, – Вера набрала воздуху в грудь и продолжила: – Как дурачил пиджаком Петрищева и карнавальными линзами, как деньги мои проедал в ресторанах, как обокрал меня, пока я сардельки варила...


Зря она это сказала. Обида проснулась, накинулась и начала душить. Вера шагнула и дала Рудову пощёчину. Тот ушёл от удара, как профессиональный боксёр, но Вера зацепила корону. Она взлетела в воздух, кувырнулась над фьордом и упала на ногу Вере. По ощущениям словно кирпич упал, отнюдь не игрушечный. И хотя жёлтый тимберлендовский ботинок смягчил удар, Вера охнула и запрыгала на одной ножке. Блондинка перестала стучать в бубен. Весь женский коллектив уставился на Веру не с таким благожелательным видом, как раньше.


– Ну, извините, – сказала им Вера. – Я хотела по морде ему дать, а не корону сбивать. Это не революция, не бойтесь.


Доцент протянул руку. И столько достоинства было в его жесте, столько властности и врождённого аристократизма, что Вера наклонилась и подняла корону, чтобы вернуть хозяину. Она ощутила в руках драгоценную тяжесть, увидела, как сверкает камнями и чеканкой благородный металл. По ободу шагали цапли и утки, согбенные человечки тащили плуги, ползли жирные скарабеи и летели пчёлы. Посредине стояли два узкобёдрых широкоплечих египтянина, смотрели друг на друга и держались за руки. Между их носами выдавалась вперёд королевская кобра с раздутым капюшоном. В её глазах горели рубины.


– Что за нелепый кокошник? – пробормотала Вера. Ру наливался яростью прямо на глазах, но пока ещё терпел. – Я такого в каталоге не припомню. Я б купила для реквизита, чтобы невест фотографировать... Из чего он сделан? Не из золота же...


Вера задумчиво укусила кобру за голову. На капюшоне остался отчётливый след её зубов.


– Упс...


– Фыр!!! – заорал Ру и бросился на Веру.


Он схватил её поперёк талии и повалил на мягкий мох. Вера и опомниться не успела, как Ру сидел на ней верхом, сдавливая мощными ляжками.


– Пусти, одичалый, мне больно... – прохрипела Вера.


– Гыр-гыр-гыр!!! – Ру отобрал у неё корону, увенчал ею свои буйные кудри и потряс руками в воздухе, как вернувшийся с войны триумфатор.


– Гыр, гыр, – защебетали его жёны, – плюм, плюм.


Когтистая лапа леопарда упала на лицо Веры. Она была тяжёлой, мохнатой и пахла по-звериному остро. Не как плюшевый плед. Вера посмотрела в лицо Ру. Допустим, есть что-то общее с доцентом Рудовым, но эта дикая мощь, это стремительное мускулистое тело, этот огонь в чёрных глазах... Реальность медленно, как партизан в тылу врага, вползала в сознание Веры.


Рудов вполне мог быть обычным доцентом, а не царём каменного века. Жил себе ботаник с голубыми эмалевыми глазами, копал свои артефакты, писал диссертацию сто лет подряд. Носил пиджак и очки профессора Петрищева, пока тот рылся в своём могильнике. Может, Петрищев не возражал? Может, они друзья детства и привыкли меняться пиджаками? Потом к нему пришла некая Вера Сидоренко с сенсационной новостью о том, что Гростайн – машина времени. Доцент, не будь дурак, разнюхал подробности и ломанулся в Норвегию, где когда-то проходил практику. А про маму зачем соврал? Интроверт! Не хотел, чтоб Вера напрашивалась в гости. А кто деньги и паспорт украл?! Да в метро полно воришек, Антон предупреждал!


Вера обмякла под Ру. Доцент Рудов мог скататься в Норвегию, поцеловать Гростайн и вернуться через три дня в Питер. А Вера даже не позвонила ему, не проверила. Носилась по инстанциям, выбивая срочный загран и финскую визу. Почему она не позвонила Олегу Петровичу?! Ущемлённое самолюбие вопияло о мести? Обида самочки, которая потеряла самца после ночи любви? Внезапное помрачение рассудка?


Ру ещё сидел на ней, красуясь перед своим гаремом, а Вера предавалась самобичеванию и ужасалась содеянному. Она ввалилась в этот мир как варварша, испугала оленей и подарила аборигенкам подарки, которые могли вызвать эффект бабочки. В мозгу пронеслось: маленькая Му давится орешком, умирает молодой и не рожает сына, её род прерывается, мир развивается по альтернативному сценарию, Карибский кризис шестьдесят второго года заканчивается ядерной войной, в итоге вымирают динозавры, а виновата Вера Сидоренко. Кроме того, она глумилась над царским облачением, дала вождю пощёчину и укусила королевскую кобру.


Ну разве не идиотка?


– Ваше величество, – сказала Вера дрожащим голосом, – мне очень приятно ощущать себя под вами и, видят боги, я бы вечно так лежала, но я замёрзла...


Ру слез с неё, а девушки запели новую песню, состоящую из одних гласных и твёрдых знаков. Вера села на кочку и прижалась к Му. Та раскрыла перед ней ладошку, на которой лежали три конфетки – зелёная, жёлтая и красная. Вера всхлипнула и сказала:


– Я недостойна твоей дружбы, – но угощение взяла. – Вина из морошки хочешь?


Му улыбнулась.


– Тогда отползаем, подруга.

***

Мерзкая морось превратила пейзаж в блёклое унылое полотно, где небо сливается с морем, а море неотличимо от скал. Худших условий для съёмок трудно себе придумать. Вера горевала о потерянной флешке сильнее, чем о потерянной любви.


Они устроились в «Верином» вигваме, который стоял чуть поодаль от остальных. Му притащила целую горсть вяленых рыбок, а Вера достала из рюкзака бутылку с мутным оранжевым напитком.


– Это Олафсон мне дал. Сказал, чтоб я вас угостила. Я думала Олега Петровича подпоить и вывести на откровенность, ну, типа момент истины. Не удалось. Нет его здесь.


Вера отпила большой глоток и закусила вяленой рыбкой. Ничего, к морошковому вину подходит. По туго натянутым шкурам заколотил дождь. Му взяла бутылку и глотнула вслед за Верой. Потом крякнула, отдышалась и сказала:


– Гыр.


– Мне тоже нравится, хотя немножко крепко. Давай напьёмся? Ты – единственный нормальный человек в этом дурдоме. Запуталась я. Представь, прихожу в Институт истории, а там сидит Ру. Деловой такой, весь из себя доцент со значком ГТО на лацкане. Ну, я и наехала на него: мол, ты трахал меня на берегу Ледовитого океана в эпоху неолита, а теперь притворяешься, что ничего не было!


– Гыр?


– Вот и он сказал, что он доцент, а не король севера Робб Старк. Я сначала не поверила ему, а потом увидела голубые глаза и поверила. А потом опять не поверила, когда он тайком свалил на раскопки. Потом я приехала сюда и накинулась на вашего царя: мол, ты дурил меня треснутым очком и два раза ограбил. Корону ему поправила, кобру укусила. Блин.


– Гыр-гыр?


– Проблема в том, что я с обоими занималась сексом, но помню только, что у первого накачанное тело, а у второго крупная головка. Ну, ты поняла где... Но! Член первого и тело второго я не видела! Не могу сопоставить! Не могу доказать, что это один человек! Значит, это разные люди. Логично? Давай ещё выпьем.


Они выпили. Вера сделала четыре глотка, Му – одиннадцать.


– Хо-хо! – сказала Му.


– Хо-хо? Молодец, учи русский язык, пригодится по жизни. Скажи: «парниша». «Пар-ни-ша»!


– Пар-ни-ша.


– А-а-а, прелесть какая! Скажи: «поедем на таксо»!


– Поедем на таксо!


– Ты прямо как Эллочка-Людоедка!


– Хо-хо!


Через два часа пьяная Вера предложила:


– А давай отблагодарим Олафсона? Он такой душка, встретил меня, приютил на скале. По секрету скажу, простенькое у него бунгало. Каркасно-щитовой домик без центрального отопления. Единственное – вид на миллион долларов и «Чаша вечной любви» на заднем дворе. Ну, вино это морошковое тоже зачётное. А так-то у меня на Ваське не хуже, хоть и коммуналка. Про что это я?


– Парниша.


– Да, Олафсон! Пошли к порталу, я его имя накарябаю. Пусть хоть у кого-то исполнится мечта всей его жизни. А чего? Гростайн принадлежит тому, кто может его покарябать. Никто не может, а я могу! Я и твоё имя напишу. Хочешь в Питер? Мужика тебе найдём. Ты красивая, неграмотная и пьёшь как лошадь – что ещё нужно? Пошли!


– Поедем на таксо?


– Что?! У вас есть таксо?!


Ливень хлестал сразу со всех сторон, словно они находились в центре урагана. Знакомая погодка, питерская. Вера надела капюшон и подвязала тесёмки под подбородком. Му засмеялась, увидев её. Сама она голову ничем не покрыла, так и пошагала вдоль обрыва. Даже не шаталась. Вера сконцентрировалась и двинулась за ней. Откуда столько кочек? Главное, мягкие такие, пружинистые. Упадёшь – и катапультируешься со скалы в бурные доисторические воды.

***

На пляже ревело море. По песку струились потоки холодной дождевой воды. Вера рухнула на колени около Гростайна, остывшего и не подающего признаков жизни. Ерунда, завтра снова оживёт. Му опустилась рядом, подоткнув под себя шубку. Она казалась трезвой и заинтересованной, словно и не выпила полбутылки шестидесятиградусного самогона. Вот были девушки! Вера достала из-за пазухи остатки вина и предложила Му. Та с видимым наслаждением отпила ровно половину и вернула бутылку Вере.


– Ты моя самая лучшая подруга. Прости, что я с твоим мужем спала, – серьёзно сказала Вера.


Она допила вино, размахнулась и забросила бутылку в море:


– Знаю-знаю, кто-то наступит на осколок, заболеет столбняком, заразит всю Европу, история свернёт на другие рельсы, Франца Фердинанда не убьют, Адольф станет художником и отрежет себе ухо, в итоге вымрут динозавры, а всех собак повесят на Веру Сидоренко. Семь бед – один ответ! Ассистент! Скальпель! Сейчас я нацарапаю тут все имена, которые вспомню. Даёшь максимальный трафик между мирами!


– Хо-хо!


– Доцента Рудова тоже пущу, я девочка добрая. Когда пьяная.


Вера выщелкнула из складного ножа шило и не примеряясь вонзила в камень. Не снизу, где не видно, не сверху, где отметились предыдущие избранные, а прямо по центру, где пришлось. Трес-с-сь – сломалось шило. Вера неверяще посмотрела на огрызок и попробовала царапать им. Не вышло. Камень превратился в прочнейший алмаз. Вера огорчённо вскрикнула: «А как же Олафсон?», и начала подбирать с земли острые обломки. Он с размаху корябала ими мокрый Гростайн, но не смогла оставить даже махонькой царапины. Му, поняв, чем занимается Вера, бегала по берегу и собирала подходящие на её взгляд булыжники. Её оленья шубка насквозь промокла и шлёпала по голым ногам, волосы облепили лицо. С неба вдруг раздался гром. Сверкнула молния. Кто-то сказал зычным голосом:


– Гы-ы-ыр! Гы-ы-ыр!


Вера оторвалась от производства вероглифов и посмотрела вверх. Над ней стоял разъярённый Ру. С него потоками лилась вода, львиная грива опала, и он опять напомнил Вере доцента Рудова. Устало привалившись спиной к порталу, Вера села в лужу и вытянула ноги:


– Ру, я глупая, я пьяная, я наивная, но объясни мне, как два человека могут быть настолько похожи?! – она едва перекрикивала шум ветра.


– Гыр! Гыр! Гыр! Гыр! Гыр! Гыр! – заорал Ру, тряся кулаком у носа Веры и тыкая в портал.


– Да знаю я! Памятник под защитой ЮНЕСКО! Всемирное наследие. Но почему мне так тошно, а? Почему я вижу тебя и вспоминаю его, а когда вижу его, то вспоминаю тебя?! Почему я не могу вас забыть?! Почему вы нужны мне оба?!


– Уруру-ру-ру!!!


Вера чувствовала, как дождь заливает глаза, а в крови бурлит оранжевая морошка. Она сидела в луже, ругалась с местным царём, на голове которого блестела настоящая фараонская корона, а сама думала, как здорово было бы с ним переспать. Ещё разок. Всего один раз. А после сбежать в своё время и уехать в Питер. Заняться свадьбами, корпоративами и детскими садиками, наладить свою непутёвую жизнь, раны зализать. А потом, когда попустит тёмная страсть, можно будет вернуться и спокойно провести съёмку. Например, следующей весной. Слушая вопли вождя, Вера скользила взглядом по его мокрым мехам, скрывавшим косые, дельтовидные и прочие заманчивые мышцы. Пусть их сейчас не видно, но Вера знала, что они там. А это что? На меховых штанах не было застёжки: на месте ширинки зияла аккуратная мохнатая щёлка. Вера захохотала. Во всё горло, как сумасшедшая. Сотрясаясь в приступе смеха и утирая слёзы, она провыла:


– Твоё величество... у тебя ширинка расстёгнута...


Ру посмотрел туда, где у него могла быть ширинка, живи он в двадцать первом веке. И Вера поймала этот взгляд. Ру попытался изобразить, что никуда он не смотрел, но было уже поздно.


Вера открыла рот.


Вера закрыла рот.


Вера слепо зашарила вокруг себя в поисках чего-то тяжёлого.


Вера встала напротив доцента, сжимая в руках по булыжнику. Присела на согнутых ногах, как борец перед нападением. Ру стоял не защищаясь.


– Ах ты, с-с-скотина лживая! – прошипела Вера. – Да как ты мог? Я же со всей душой! Я же тебе доверяла!


– Вера, ты не оставила мне выбора! Ты обложила меня красными флажками, как загнанного волка!


– Ах, ну конечно! А просто сказать, что ты историк-доцент, ты не мог? Ещё летом, когда я попала сюда в первый раз!


– Нет, не мог! Ты же вела себя как психованная! Жажда славы, денег, недотрах и общая жизненная неадекватность – вот твои диагнозы. Как я мог такой женщине доверить дело всей своей жизни?!


Вера шлёпала губами, как вытащенная на берег рыба, и глотала дождевую воду:


– Однако, моя общая жизненная неадекватность не помешала тебе меня трахнуть! Дважды!


Доцент скривился:


– Поверь, если б я нашёл другие способы отобрать у тебя флешку и паспорт, я бы ими воспользовался.


– А вот сейчас было обидно! – сообщила Вера и бросилась на Олега Петровича.


Олафсон был прав, силы не равны. Но прежде чем фальшивый вождь скрутил Веру, та успела нанести несколько чувствительных ударов по меховой груди. Достать до лица не вышло, Олег Петрович двигался как чёрт. Они катались по мокрому песку и пыхтели. Золотая корона отлетела к самой кромке берега, и волны облизывали её пенными языками. Вера двинула доцента между ног:


– Отдай флешку, скотина.


– А ты отбери, – предложил Олег Петрович и укусил Веру за нос.


Не очень больно, но ужасно оскорбительно. Вера взвыла:


– Я заявлю на тебя в полицию! За мошенничество, кражу и злоупотребление доверием! Тебя посадят в камеру к маньякам, и они тебе отомстят!


– Ах, вот ты какая! Надо было сразу тебя грохнуть, а не возиться, как с расписным самоваром!


– Это ты-то возился?! – Вера плюнула в него, но оранжевые от морошки слюни упали обратно на лицо. – Ты всегда меня ненавидел!


– Неправда! Я всего лишь пытался тебя нейтрализовать. Выиграть немного времени, чтобы закончить свою работу! А ненависти у меня нет.


– Есть! Когда ты трахал меня в первый раз, то руки выворачивал, а второй раз высунул из пижамы только кончик члена. Это по-твоему, не ненависть? Не презрение, не желание меня унизить?


– Нет! Это стратегия! В первый раз мне нужно было, чтоб ты имя своё забыла, а второй раз я боялся, что ты меня узнаешь! Я был вынужден так поступать! Я вообще! Не так! Трахаюсь!


– А как?


Похожий на гигантскую облезлую мышь, Олег Петрович сидел на Вере и смотрел на неё воспалённым взглядом. Вера шумно дышала всей грудью. Она облизала губы, сплюнула дождевую воду и сказала, подводя итог:


– Ты даже ни разу меня не поцеловал.


А потом, как в замедленной съёмке, она увидела приближающееся бородатое лицо, горящие глаза и жёсткие губы. Вера зажмурилась. Через мгновение её коснулись таким нежным поцелуем, что она не поверила собственным ощущениям. Чтобы в них разобраться, Вера открыла рот и подставила его под требовательно-ласковый нажим. Голова закружилась, шум дождя растворился в шуме крови.


– Хо-хо, парниша, – послышалось откуда-то сверху.


Олег Петрович поднял голову, Вера открыла глаза. Над ними стояла Му и протягивала корону. Рядом с ней стояли два оленя с унылыми мордами. Шторм затих, умчался в открытое море, из-за скал блеснуло тусклое сентябрьское солнце. Олег Петрович встряхнул корону, обрызгав и Му, и Веру, и себя. Нахлобучил её по-дембельски на макушку и сказал:


– Ладно, чего мы в луже лежим? Пошли домой.


– Поедем на таксо? – спросила Му.


– Нет, на своих двоих, – ответил он. – А кто будет издеваться над шаманками, поить их самогоном, кормить разноцветной гадостью и учить дурацким словечкам, того я отшлёпаю.

***

Олег Петрович отправил Му в посёлок, а Веру повёл дальше, за каменистый изгиб горы. Там, на тундровой полянке в зарослях черничника, стояла серо-бурая палатка, совершенно неотличимая от рельефа местности. В пятидесяти метрах над ней на скале шумела «Чаша вечной любви», а с обрыва открывался вид на океан.


– Вот он, тайный бункер многожёнца, – Вера шмыгнула носом.


– Ну, почему же тайный? – спросил Олег Петрович, пропуская её внутрь. – И хватит инсинуаций по поводу многожёнства, ты ничего не знаешь о структуре общины. Ты видела в посёлке хоть одного ребёнка или беременную женщину? То-то же. Тут никто ни с кем не спит, у общины другие задачи.


– Какие? – спросила Вера, оглядываясь по сторонам.


– Ритуально-церемониальные. Девушки – шаманки северных племён, приезжают сюда по своим шаманским делам. Воскуривают травы, собирают грибы, песни поют. А мужчины вырезают петроглифы. В общем, нечто вроде центра по обмену опытом.


– Если никто ни с кем не спит, зачем ты пытался выдать меня замуж?


– Чтобы занять тебя хоть чем-то, кроме беготни по берегу и фотографирования! Потом бы портал открылся, и я бы тебя выбросил. Хотел обойтись малой кровью.


– Ясно. А ты здесь кто?


– Гранд-шаман, покоритель серой скалы. Зря смеёшься, ты тоже гранд-шаман. Поздравляю, это высочайший титул. Шаманки и камнерезы поклоняются тем, кто умеет ходить через «Врата вечной любви».


– Ахах, Гростайн – «Врата вечной любви»? В пару к водопаду?


В просторной палатке хватило места для большого раскладного стола, на котором лежал серебристый макбук и теснились стопки книг. У стола приткнулось парусиновое кресло, под столом блестел красный бок генератора «Хонда». Дальше по левую руку стояла деревянная кровать – похоже, икеевская, Вера такие видела, когда покупала бельё. Застелена она была весёлым покрывалом в стиле кантри. Над кроватью висела гитара. В центре палатки попыхивала жаром печурка, а справа у Олега Петровича было нечто вроде кухни: грубо сколоченный стол, полки с крупами, консервами и бутылками, переносной ящик-холодильник. В самом углу прятались снегоступы и лопата. Если с доцентом что-нибудь случится и его добро попадёт в руки аборигенов, то эффекта бабочки не избежать. Этот мир обречён.


– Баня и санузел в соседнем помещении, – сказал Олег Петрович. – Коньяк будешь? Есть твой любимый «Хеннесси». Из дьюти-фри.


Надо же, запомнил.


– Для меня, что ли, купил? – спросила Вера, разглядывая кемпинговые лампы, выстроенные в ряд.


Олег Петрович пожал плечами:


– На всякий случай. Иди в баню, я утром воды нагрел. Помойся, согрейся, а то ещё заболеешь.


– А после бани ты меня трахнешь, – предположила Вера.


– А не надо?


– Боюсь потом не досчитаться шапки или ботинок. Или ещё чего-нибудь, что тебе в голову взбредёт. Ты же клептоман.


Вера стояла гордо выпрямившись, хотя зубы постукивали от холода. Олег Петрович порылся в ворохе бумаг и молча протянул конверт из плотной коричневой бумаги. Вера заглянула: пачечка европейских банкнот, стянутая резинкой, красная обложка паспорта.


– А флешка на сто двадцать восемь гигов?


Олег Петрович вытащил её из ноутбука, задумчиво покрутил в пальцах и сказал:


– Ты лучший фотограф из всех, кого я видел. У тебя талант, Вера.


– Я знаю. Отдай флешку!


– Я хочу использовать твои фотографии в своей диссертации.


– А я хочу миллион баксов и Данилу Козловского, – Вера требовательно протянула руку.


Олег Петрович нехотя положил флешку на раскрытую ладонь.


– Смотри, я тебе её отдал, – сказал он, – но сейчас я кое-что расскажу и попрошу вернуть её обратно. И ты сделаешь выбор. Договорились?


– Договариваться с тобой – себя не уважать, – буркнула Вера, но уши навострила.


– Версия о том, что Гростайн – портал в другое измерение и на нём начертаны имена избранных – самая старая и распространённая. Проблема в том, что никто не знал, куда именно ведёт портал и как расшифровать эти имена, – они слишком длинные и необычные. Я единственный знал, куда ведёт Гростайн. Зато я не верил в теорию имён, потому что моего имени в списке не было. Я кучу времени убил на эту головоломку! А когда ты сказала, что написала «Верунчик+Ру», у меня в мозгу щёлкнуло: все эти имена сдвоенные!


Олег Петрович скинул промокшую малицу и остался в облегающей термофутболке с длинными рукавами. Развязывая тесёмки на штанах, он продолжил:


– Я кинулся проверять это предположение и смог прочитать египетскую пару имён. Это прорыв, Вера! У меня родилась новая гипотеза – тогда, после нашего похода в Макдональдс. – Он остановился напротив неё и серьёзно посмотрел в глаза: – У шаманок есть легенда, что влюблённые могут путешествовать между мирами, если их любовь достаточно крепка. Я и забыл эту дурацкую легенду, но после общения с тобой вернулся и провёл новые исследования. Оказалось, шаманки давно заметили феномен: из Гростайна выходят парами. Только я пришёл один. И ты.


Мокрые штаны шлёпнулись на пол, Олег Петрович остался в трусах. Обычных трикотажных боксёрах, не утеплённых. Вера с трудом оторвалась от их созерцания и спросила:


– И что это значит?


– Это значит, что поодиночке мы можем двигаться по временной шкале лишь туда-сюда, как маятники. – Рудов изобразил указательным пальцем движение маятника. – Из современности – в то время, когда ты вырезала наши имена. Потом обратно. Ну, плюс-минус. А вдвоём мы сможем перемещаться во времени, куда захотим. В любую эпоху! – Указательный палец нарисовал бесконечную хаотическую линию. – Это и есть моя гипотеза. Гростайн – мифические «Врата вечной любви». Машина времени для влюблённых!


Олег Петрович подождал реакции Веры, но та была слишком ошарашена, чтобы сформулировать свои мысли. Олег Петрович продолжил:


– Представь, мы сможем увидеть гладиаторские бои в Риме и послушать проповеди Христа. Мы сможем поучаствовать в Варфоломеевской ночи и посмотреть на казнь Марии-Антуанетты. Только представь! Мы сможем прокатиться на «Титанике»...


– И утонуть, – перебила Вера. – Мы же не можем взять с собой Гростайн, верно? Это же не портативная машинка времени, которую надеваешь на руку, как часы, и активируешь в нужный момент.


– Да, придётся много странствовать. Но не факт, что Гростайн такой один. Я думаю, их много. Послушай, Вера! Если ты согласна разделить со мной жизнь, полную приключений и опасности, – верни мне флешку. Осенью я допишу докторскую и прославлюсь как исследователь Гростайна. Ты тоже не будешь забыта, я упомяну тебя в предисловии как автора снимков. Ну, или как соавтора, чёрт с тобой. А потом мы отправимся в долгое путешествие. И все фотографии, которые ты сделаешь в прошлом или будущем – не знаю, куда нас занесёт, – будут принадлежать тебе одной. А я займусь любимой историей. Как тебе план?


Вера расстегнула куртку: её бросило в жар. Надо действительно глотнуть коньяка и принять горячий душ, а то и заболеть недолго.


– Олег, ты думаешь, я совсем дура?


– Почему?


– Я должна отдать тебе славу ради будущих фотографий «Титаника»? Но ведь это я начертала наши имена! Благодаря мне мы здесь!


– Но я здесь на десять лет раньше! И я разгадал, по какой причине мы здесь. Я раскрыл тайну Гростайна.


– У тебя нет никаких доказательств! Я вообще не верю, что можно путешествовать по времени куда захочешь, – и снова хаотическая линия нарисовалась в воздухе.


– Видишь эту золотую корону с королевской коброй? – тихо спросил Олег.


– Ну.


– Мне подарила её юная Клеопатра, когда путешествовала со своим возлюбленным жрецом.


Вера вскрикнула от неожиданности:


– Здесь была Клеопатра? Она подарила тебе золотую корону?!


– Да. Мы не смогли нормально поговорить, потому что не понимали друг друга, но в конце концов нашли универсальный язык общения.


– Я никогда не поверю, что Клеопатра подарила тебе свою корону! Или она ещё большая дура, чем я, – отчеканила Вера, успокаиваясь.


Всё это одна большая ложь. Хитрый доцент задумал обдурить её в третий раз, заставить молчать до защиты диссертации. Не выйдет! Вера стиснула флешку в кулаке.


– Она не дура. Просто ей понравилось, как я её... как я с ней... – в Олеге Петровиче внезапно проснулся питерский интеллигент.


– Ты её...?!


– Да. Ей захотелось, и я счёл возможным...


Вера мгновенно поверила во всю историю. От начала и до конца. Обмякла вся, пальцы, державшие флешку, расслабились. Что значит одна корона для божественной фараонши? Пыль межзвёздная. Что значит неописуемое, изысканное, пикантное, нежное и острое удовольствие для того, кто ценит удовольствия жизни превыше всего? Ответ очевиден. Вера тоже заплатила за секс с Олегом Петровичем высокую цену, и ни разу не пожалела.


Видимо, Олег Петрович прочитал Верины чувства на её лице. Он протянул руку и мягко спросил:


– Вера, что ты выбираешь: опубликовать фотографии и сорвать мне научное открытие или путешествовать по всему миру и по всем временам? Налегке: только ты, я и твоя фотокамера. Обещаю носить штатив.


Вера не колеблясь отдала флешку. Уточнила:


– А леопардовое манто тебе жрец подарил? Как же их вечная любовь?


– Не знаю, у них не было разногласий по этому поводу. На редкость дружная парочка, – ответил Олег Петрович с таким бесстыдным намёком, что Вера взревновала. – А вот те масоны, которые приходили, чтобы выкопать Гростайн и отвезти его в Америку, постоянно ругались. Не думаю, что они спали друг с другом. Может, их связывала вечная платоническая любовь?


– Масоны?!


– Да, еле отбился. Единственная настоящая и вечная любовь, которую я видел, была у Спартака и его жены. Но они недолго здесь гостили: залечили раны и отправились в свой век. Мне пришлось купить им антибиотики и лыжи.


– Твоё предложение насчёт коньяка ещё в силе?

***

Олег не соврал, он действительно трахался не так, как в предыдущие разы: не как призовой жеребец Ру, и не как питерский доцент-ботаник, решивший расстаться с девственностью в тридцать лет.


Его прикосновения были смелыми, но неторопливыми, трепетными, но жгучими. Всё сбылось: и долгие поцелуи до головокружения, и обоюдоострые оральные ласки, и серия затяжных оргазмов, среди которых был тот самый, ни на что не похожий и очень влажный.


Вера потеряла счёт времени и забыла, куда положила флешку, но это её больше не тревожило. Они с Олегом не сказали друг другу ни единого слова любви, но и так всё понятно было. Иначе Гростайн бы их не пустил. И от этого понимания теплело в груди и губы растягивались в счастливой улыбке. Немного пугало слово «вечность», но египетский пример в некотором смысле воодушевлял и примирял с действительностью.


– Вера! Быстро вставай и одевайся! Я совсем забыл про ужин! Мы не должны опоздать.


Вера разлеглась на кровати, как морская звезда:


– Да ну, переться куда-то. Давай консерву откроем. У тебя шоколадки нет?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю