Текст книги "Мифы нового времени"

Автор книги: Тарас Гупало

Соавторы: Инна Нургалиева,Михаил Акимов,Сергей Дегтярев,Павел Ремнев,Татьяна Стрекалова,Ольга Щербатая,Агния Васмарг,Леонид Старцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

 Они «понимали»… Добрые базилевсы «понимали», что чувствует девочка пред лицом скорой и неминуемой гибели. Вот он сам не захотел, чтобы его сына зарезал плуг на меже, когда он, плут Одиссей, сильный мужчина, привыкший с детства метко стрелять из лука и разить мечом, притворялся бесноватым ради того, чтобы не идти на войну. Но когда Одиссей увидел, что его ребенка вот-вот раздавит плуг, мигом опамятовался и поумнел. Жаль, мне нельзя притвориться безумной, да и какая разница богине, в каком состоянии мой разум? Безумцы всегда были угодны богам.

Смешанное воинство эллинов приветствовало двух своих базилевсов, узрев нашу повозку. Несчастный, привязанный Боанергос плелся следом, непривычный к привязи. Гордо взбрыкивал, прядал ушами, и мне было его безумно жаль. Что станет с моим конем, когда… Когда меня не станет? Смогу ли я поручить его судьбу моему названому отцу?

– Послушай меня, царь Аргоса, – я была серьёзна и спокойна, как рыба, вытащенная на сушу, но еще не распотрошенная, – я смотрела в глаза аргосскому царю пристально, не мигая, как и подобает истинной внучке Зевса, судьбу которой осмелились решить простые люди, прошу тебя об одном – отправь обратно моего коня! Назад в Микены. С одним из твоих людей. Даже если этот человек не сможет из-за моей просьбы отплыть с вами в Трою. Прошу, пусть Боанергоса доставят обратно, а дома, в Микенах, пусть животное поручат моему брату Оресту. Мальчик тоже любит моего коня, он сделает все, что надо. Речь моя запнулась, когда я увидела, нет, неужели? – слезу в глазах этолийца. Он плакал? Будь Елена его женой, она бы не покинула его.

Не то, что Менелая, думающего об охоте перед началом войны. Пустой человек! Мать была права, покинув его! Не знаю, что за человек этот троянский царевич Парис, но бородатый Менелай ужасен! Похоже, он ни разу не стриг свою темную широкую окладистую бороду. Наверное, остатки пищи гнили в ней по ночам, даруя чудесные ароматы окружающему миру. Когда я только сошла с повозки, высоко задрав голову и четко расположив две светлые длинные косы по плечам, чтобы выглядеть возможно более гордо и равнодушно ко всему и всем, спартанский царь поедал меня жадным взглядом. Смесь страсти, удивления и ненависти были написаны на лице Менелая. Одного его взгляда довольно было, чтобы убедиться, он признал во мне дочь моей матери. Неужели я так похожа на Елену? Но сходство это подобно нечеткой тени, слабому отражению в луже после дождя. Иначе эти бородатые воины не осмелились бы поднять на меня руку. Говорят, Елена прекрасна…

Главное,не бояться. Осталось немного, и все закончится в этой жизни, в которой самое мое рождение стало случайной роковой ошибкой, не осложнившей, впрочем, существования ни матери, ни отцу. Мне стоит быть признательной Агамемнону он дал мне честное имя, я выросла в его доме и была любима его женой и детьми. Настала пора платить по счетам, как говорят финикийские торговцы, что возят в Микены пурпур, стекло, жемчуга и драгоценности из далеких земель.

Словно царица, готовящаяся взойти на трон, я сама подошла к Калханту, жрецу и прорицателю храма богини-охотницы. Прикоснулась к его запястью хладными пальцами:

– Всё ли готово, о, провидец? И я готова стать средством к началу вашего пути. Убей меня! Прекрати наконец эту муку ожидания, пусть душа сойдёт в Аид, не томясь более.

И я улыбнулась Калханту, бритоголовому жрецу, онемевшему от моей самоуверенности. Представив себе, что это не я, но моя богоданная Зевсом мать Елена улыбается ему, жрец задрожал.

– Что же ты, жрец?! Не медли! Жаль, что нет рядом моего будто бы жениха, как его, Ахилла, я бы хотела обнять человека, чьим именем меня вызвали сюда. Обнять и пожелать удачи в бою. Как, и ты здесь, мой дорогой… отец?! Дозволь поцеловать тебя на прощание в обе щеки. Будь счастлив со своей женою, она была мне лучшей матерью на свете. Да, будешь ты вознаграждён ее любовью и верностью после моего заклания! Ах, прости, оговорилась, жертвоприношения…

Всё клокотало внутри меня, а жрец всё медлил, не решаясь взмахнуть своим сияющим кинжалом, хотя я уже сама преклонила колени пред алтарем, темным и мрачным, испачканным запекшейся кровью животных. Мрачная богиня Артемида. Она кровожадна, как Молох финикийцев. Давно эллины не приносили Артемиде человеческих жертв. Не будет покоя и счастья никому из участников этой войны, вновь вернувшимся к дикости наших безжалостных предков. А всё Менелай с его тщеславным стремлением возвратить неверную жену, которой он стал отвратителен…

Сверкающий кинжал засиял под яркими лучами солнца, и тут темная, почти черная туча, огромная и страшная, закрыла собой весь небосклон, и небо сделалось темным, лишенным света солнца, и непроглядный туман покрыл все вокруг. Я покачнулась и упала, не ощутив никакой боли, вообще ничего. Жрец Калхант, только что нависавший надо мной неотвратимой угрозой конца, царь Агамемнон, стоявший в отдалении и упрямо выискивавший взглядом соринку в земле, не решаясь в последний раз глянуть на меня, все они разом исчезли, будто и не бывали никогда.

Казалось, непрозрачное темное облако пеленой заволокло всё, и даже собственные руки перестали быть видны. Мне стало так хорошо, так легко и радостно. Неужели я уже умерла, и вот этот туман и есть смерть? Как замечательно легко и просто, и нет никакой боли!

Но почему так темно? Неужели в Аиде царит полная, непроглядная тьма? Как тогда вечный перевозчик перевозит своих пассажиров через реку забвения?

Слегка приоткрыв глаза, заморгала почудилось, будто тьма постепенно рассеивается, сменяясь слабой туманной серебристой дымкой. Вскоре показалось, что различаю белеющие очертания своих обнаженных рук. Прозрачный туман еще сохранялся, но стало совсем светло, и слабые контуры предметов выявились из полумглы. Вот это и есть потусторонний мир? Как странно.

И вдруг яркий солнечный луч коснулся моего лица, согрел мокрые щеки, заставил глаза прищуриться, вместе с солнцем налетел порыв ветра и подбросил вверх мои косы, словно они были живыми танцующими светлыми змеями. Солнце и ветер? Ветер?! Тот самый, о котором долго и тщетно просили Артемиду эллинские воины?! Но где они?

Привыкнув к ослепительно яркому свету, радуясь свежему ветерку, осмелилась осмотреться по сторонам, и осознала, что до входа в Аид мне еще далеко! Однако, и на храмовый алтарь в священной роще Артемиды это место не было похоже. Роща вокруг шумела, разговаривала о чем-то своем, но алтарь исчез куда-то, как и сам жрец Калхант, и бесчисленные головы эллинов, провожавших меня в последний путь. Или я долго была без сознания, и они все уже уплыли в море, покинув меня?

Но, скорее всего, это место совсем не Авлида, хотя очень похоже. Та же трава и деревья, и ручей под ногами. Он протекал рядом с алтарем, чтобы жрецу удобнее было смыть красную кровь с жертвенного кинжала. Так, где же я?

– Приветствую тебя, маленькая Ифигения, – услышала я вдруг ласковый шепот, – ты у меня в гостях, и никто больше не причинит тебе вреда.

Повернув голову, увидела неведомо откуда появившуюся белокурую розовощекую женщину, стройную и очень рослую, с дивно прекрасным лицом и светящимися серыми глазами. Сглотнула комок в горле, намереваясь задать восхитительной незнакомке прямой вопрос, но она не дала мне рта открыть, опередив с ответом:

– Кто я? Называй меня Артемидой.

Боги! Она меня пожалела! Богиня сжалилась надо мною! Не приняла жертву! В голове всё закружилось, стало еще страшнее, чем недавно, вспышка нестерпимо яркого света затмила мир, и я, то ли вправду умерла, то ли лишилась чувств. Перестала быть.

Голоса тихо наползали из небытия, звучали из плотного тумана непонятным монотонным шумом, не создавая впечатления осмысленной речи. Но определенно я слышала голоса. Говорил мужчина, явно немолодой и привыкший повелевать. Он в чем-то убеждал или укорял женщину, чей тихий голос звучал сладостной вкрадчивой музыкой. Я не понимала ни слова, но их речь казалась мне благозвучной и неопасной. Я замерла, старательно прислушиваясь. Может, что-то удастся понять? Но нет, совсем ничего. Разные языки доводилось слышать в бытность мою царской дочерью в доме Агамемнона: финикийский, египетский, хеттский, но,ни единого слова знакомого не различила. Где я, у кого? И что за язык такой странный мелодичный, певучий? И вдруг разобрала несколько понятных слов:

– Кажется, твоя гостья очнулась, Артемида. Взгляни, она замерла на кровати без движения, и лишь ресницы ее слабо подрагивают, потому что она пришла в себя и слушает нас.

Резко распахнув глаза, я рывком села на странной кровати полукруглой формы, такой мягкой и уютной. И никаких перин! Мужчина, кудрявый, темно-русый, с серебристо-седыми висками, немолодой, с горделивым лицом и царственной осанкой, смотрел на меня с лукавой, но доброй усмешкой милого дедушки.

Я вскочила, намереваясь бежать, но куда, и от кого? От богини Артемиды? Неужели я угодила на саму гору Олимп, и нахожусь в чертогах олимпийских богов? И мифы говорят правду…

– Тише, девочка, успокойся! – это была та самая женщина, прекрасная, как восход солнца.

Артемида. Следовало бы пасть ниц к её ногам, возблагодарить за чудесное спасение, но не могла, ноги не держали, и язык не повиновался. Я попала в царство богов…

– Приляг, успокойся, позже поговорим, – женщина шептала слова, будто молитву, но ее речь была немного странной, слишком певучей и порой она непонятно произносила слова. – Испей целебного нектара, тебе станет легче, и ты мигом уснёшь. Все хорошо…

– Сколько ей лет, Артемида? – в голосе мужчины сквозила насмешка. – Ты спасла почти ребёнка, а нам нужна взрослая женщина. Эта малышка ничего не поймет…

– Ей скоро исполнится четырнадцать, – возразила женщина. – В ее мире это почти взрослый возраст. Совсем скоро она достигла бы статуса невесты, если бы девочку не вздумали принести в жертву эллинские кровожадные глупцы. Право, будь моя воля, наслала бы на них жестокий шторм и разметала к Аиду все их жалкие суденышки!

– Пусть себе плывут! – возразил мужчина. – У них свой путь. Разве мало ты веселилась, подбросив этим бородачам бедную телочку взамен спасённой девочки? Пусть плывут…

 Вторично я пришла в себя не сразу. Похоже, я долго и крепко спала, без снов и тревог. Кажется, я устала бояться и думать о том, что со мной произойдет вскоре. Часто приходила Артемида, которая более не вызывала во мне панического страха и совсем не казалась похожей на грозную богиню. Она вела со мной беседы, которые не удерживались в моей голове. Артемида утверждала такое, что у меня тут же от ее слов начинала болеть голова, и я затыкала уши пальцами. Пыталась задавать ей вопросы о том мужчине, бывшем с нею в первый день моего появления здесь, в этой удивительной комнате без окон, в которой, однако, иногда целая стена становилась прозрачной, а за стеной вырастал диковинный дремучий лес, где кроны деревьев уходили высоко в небо. Артемида задавала вопросы о воинах, собиравшихся участвовать в троянской войне, и подолгу выспрашивала о каждом из них все подробности, начиная от родимых пятен на лице и заканчивая характерами и длиной бороды. Особенно удивил ее мой отзыв о базилевсе Одиссее.

– Ты хочешь сказать, Ифигения, что царь Итаки настоящий злодей? Не может того быть! Но я с яростью отстаивала своё мнение, объясняя, почему ненавижу этого лицемера и лгуна, обещавшего мне скорое замужество, тогда как меня поджидал жертвенный алтарь! – Ты побуждаешь нас переоценить его роль в тех событиях. Мы полагали его скорее положительным героем, но никак не подобным мерзавцем, как ты описываешь.

– Почему же мерзавцем? Он пытался уклониться от участия в войне, но, когда хитрый маневр не удался, влился в ряды воинов и решил принять все возможные меры к тому, чтобы завоевать достойное место среди воинов, и постараться выжить. Просто он гораздо хитрее и изворотливее всех остальных, и он не стыдится лгать в случае, когда ложь может помочь ему.

Наши беседы становились все продолжительнее и содержательнее, но я так и не хотела по доброй воле усвоить некоторые излагаемые Артемидой истины. Наконец,она оставила попытки уверить меня в чем-то невероятном и объяснила, что им от меня нужно.

Оказывается, меня спасли не просто по доброте божьей. От меня требовалось добыть некие сведения, которые мне, как «местной уроженке», гораздо проще получить, чем ей, Артемиде. Слова богини удивляли, повергали в шок. Всемогущая охотница просит меня, смертную, о помощи?

Когда я услышала, в чем суть их просьбы, то долго смеялась и пыталась убедить прекрасную женщину, что смогу ответить на ее вопрос без дополнительных исследований изучаемого периода. Дело касалось рыбной ловли, в которой я принимала участие с раннего детства. В этом деле мне досконально были известны все подробности. Однако, прекрасная богиня заметила, что им нужны доказательства правильности моих слов. Какие доказательства? Картинка золой на серебре, что ли? Но не стоило спорить. Всё будет так, как угодно всесильной госпоже.

– Утром ты проснешься уже одетой и окажешься в том месте, где должна увидеть всё то, что интересует нашего клиента, – слова Артемиды заинтриговали меня. Она говорит о некоем другом боге? Но вправе ли я любопытствовать? Она спасла меня, и смеет отныне повелевать моей жизнью и смертью, а я должна повиноваться. – Позволь заранее надеть тебе несколько украшений на шею и запястья, милая Ифигения, – нежные руки женщины, порхая крыльями бабочки, укрепили на моей шее, запястьях и в волосах несколько чудесно выполненных фибул с вкраплениями лазурита. – Они не вызовут подозрений… Старайся не поворачиваться спиной к рыбакам, так, чтобы твои украшения всегда были устремлены к ним лицевой стороной. Хорошо?

Я кивнула, внутренне смеясь. Артемида упорно не желала видеть во мне настоящего знатока рыбной ловли.

Очнулась я от шума ветра над головой и пения птиц в вышине деревьев. Солнце стояло высоко. Неимоверная свежесть пьянила. Возможно, именно сейчас я проснулась по-настоящему, а богиня Артемида, спасшая меня от заклания, мне только привиделась в лихорадочном бреду? На мне было всё то же роскошное платье, в котором покинула я дом базилевса Агамемнона.

Несколько сельских общинников, загорелых и худощавых, в старой одежде, какую не жаль было надеть на рыбалку, босоногих, стояли прямо в прозрачной ледяной воде, надеясь на удачный лов. В руках каждый из них держал небольшой прямой коровий рог. Я знала, что острый конец каждого такого рога просверлен насквозь, вдоль, в это отверстие продета бечевка с укрепленным на конце ее острым крючком. Пониже рога на бечеве укреплено увесистое свинцовое грузило.

 Расстояние рога от крючка точно соответствует той глубине, на которой рыбак намеревается ловить рыбу. Проще говоря, рыбаки надеялись, что рог в тот момент, когда снаряд опустится в воду, непременно ударит по поверхности воды нижними краями, издав странный, привлекающий сомов звук, похожий на звучание музыкального инструмента, или на те самые волшебные звуки, какие издают сами сомы в тот миг, когда хватают зазевавшуюся добычу.

 Потянувшись спросонья, я пристально и внимательно уставилась на сосредоточенных рыбаков, стараясь дышать тихо и незаметно, пытаясь слиться с окружающей природой. Пел-звенел сомовий квок над рекой, словно напевы самого Аполлона.

 Так стояла я довольно долго, стараясь в точности исполнить поручение Артемиды. Наконец, мне надоело это бессмысленное препровождение времени, и я зевнула. Немедля рыбаки, обладавшие хорошим слухом, услышали изданные мною звуки и заметили меня.

– Женщина! На берегу женщина, друзья! Своим присутствием она испортит нам всю рыбалку. Откуда она взялась и кто она такая? Хватайте ее!

Яростные и злые, тряся бородами, они подступили ко мне, но я не успела и слова вымолвить в оправдание, как неведомая несокрушимая сила сдернула меня с места, закружила, завертела, и бросила неизвестно куда, невероятно далеко от места, где только что я наблюдала за процессом квочения сома.

– Ты отлично выполнила поставленную задачу, – журчание ручейка речи Артемиды обволакивало сознание сладкой паутиной. – Подтвердился именно тот самый способ рыбной ловли, о котором ты и говорила ранее. Прости за недоверие. Особенное спасибо за отличные фотографии. Все четко.

Она быстро и будто играючи присоединила к моим вискам тонкие упругие нити на присосках. Миг, и я захотела спать так сокрушительно и непреоборимо, будто не спала никогда в жизни.

 Пришел сон, странный и цветной. В нем проносились страны и эпохи, народы и веры, государства и их законы, ничто не повторялось, но всё было похоже одно на другое. Кроме луны в небе. Порой мне казалось, что на небе две луны! Такого не бывает… Лишь себя в том сне не видела ни разу.

Проснулась я от того, что левую ногу свело судорогой, заснула в неудобной позе. Голова шла кругом от новых неожиданных знаний. Артемида появилась через несколько минут, остановилась в ногах кровати, глядя неуверенно и вопросительно. Теперь я знала о ней многое, не только имя.

– Мы хотим предложить тебе остаться с нами, Ифигения, – грустно звучал ее голос. – Потому что в твоем мире тебя нет. Ты считаешься умершей либо исчезнувшей навеки, перенесенной по воле богини неведомо куда. Никто не станет проявлять о тебе заботу. Никто не поверит, что ты та самая Ифигения! А домой тебе путь заказан… Ты останешься здесь, получишь образование, узнаешь нашу культуру, а через несколько лет, с помощью наших технологий, сможешь возвратиться в эллинский мир, если захочешь. Такая возможность предусмотрена. Но не в Микены.

Теперь ты знаешь многое о нашем развитом мире, но, при этом, остаешься собой. Нас устраивает твое отличное знание языка, более того, твоя грамотность явление очень редкое, даже для Микен. Итак, мы предлагаем тебе в скором будущем стать нашим этническим консультантом. С твоей помощью современные дети смогут лучше изучить некоторые особенности быта и нравов далекой эпохи. Что скажешь по этому поводу?

Опробовав на вкус название «этнический консультант», проговорив его вслух пару раз, я осталась довольна. Здесь, в научно-исследовательском этнологическом центре, меня больше уже ничто не удивляло, кроме одного, каким образом им удалось вытащить меня с алтаря смерти?

– Да, согласна! – я согласилась с видом важным и недовольным. – По окончании процесса обучения я приму ваше предложение и стану этническим консультантом. Что ждёт меня впереди?

– История Греции полна неразгаданных тайн, загадок и мистификаций. Вот тебе и предстоит разгадать некоторые из них, например, существует до сих пор окончательно нераскрытый пресловутый «гомеровский» вопрос. Разве не интересно? Ах, ты не слышала о Гомере?! Действительно... Ничего, расскажем. Или ты отправишься на Крит, чтобы расшифровать одно из доныне нерасшифрованных видов письма, существовавшего задолго до возникновения Микен.

– Сказала же – согласна! – я начинала сердиться. – Значит, чудесные и опасные приключения ждут меня впереди, и дома все полагают меня ушедшей навеки в Аид? Я остаюсь!

Что касается моих дальнейших приключений, то впоследствии их было немало, но о них я расскажу позже. Если вы сами убедительно меня об этом попросите.

Леонид Старцев
Последний концерт

Костас стоял у окна и рассеянно смотрел на улицу. Окно выходило на торговую площадь. Но людей на ней в этот утренний час было мало. Хотя здесь уже давно, начиная с того самого злополучного апрельского утра, не наблюдалось обычного столпотворения. Зато по-хозяйски вышагивали, громыхая коваными сапогами, вооруженные военные патрули, которых, пожалуй, было даже больше, чем мирных пешеходов. Посреди площади серой громадой застыл боевой танк, хищно ощерившийся жерлом своей пушки на жилой дом.

Шел дождь, его капли глухо ударялись о стекло и ручейками стекали вниз. «Как слезы по щеке – подумал он, – погода тоже грустит о моей Элен».

– Элен, Элен… Где же ты? Прошу тебя, вернись, – в отчаянье шептал Костас…

Прошло уже три месяца со дня их знакомства, а как будто это случилось вчера…

Костас, студент архитектурного факультета Афинского университета, высокий худощавый парень с длинными курчавыми волосами, пользовался повышенным интересом у слабого пола, но по-настоящему увлекался только музыкой. Он прекрасно пел, играл на разных музыкальных инструментах, сам пытался что-то сочинять. Любил и классическую и народную музыку, а в последнее время целиком оказался во власти новомодного рок-н-ролла. С друзьями Янисом и Георгиосом они организовали свою рок-группу под названием «Сыновья Одиссея» и часто выступали с концертами в клубах и кабаре. Они, как и их сверстники из других стран, сходили с ума от британских групп и, прежде всего, конечно же, от Beatles и Rolling Stones, и с удовольствием и неизменным успехом исполняли их композиции. Костас играл на ритм-гитаре, виртуозно исполняя и сольные партии, Янис специализировался на бас-гитаре, Георгиос на ударных.

В тот вечер «Сыновья Одиссея» давали свой очередной концерт в студенческом клубе их родного университета. В толпе азартно танцующей молодежи Костас сразу заметил эту девушку и уже не мог оторвать от нее взгляда. О, это была настоящая богиня, красивая, стройная и гибкая, с вьющимися каштановыми волосами и пронзительными карими глазами. А как она танцевала! Искренне, всем своим существом отдаваясь танцу, этому мировому сумасшествию – рок-н-роллу, она чутким камертоном реагировала на каждый аккорд, на каждый сольный гитарный пассаж, казалось, она дышит танцем, как будто она сама и есть битловская баллада.

Костас весь вечер пел только для нее. После концерта он подошел к ней познакомиться. У нее было замечательное имя Элени, но он, с ее разрешения, стал на французский манер называть ее Элен. С того чудесного вечера их захватила, вихрем закрутила и унесла на небеса счастья истинная, нежная и всепоглощающая любовь с первого взгляда. Костасу даже не пришлось изменять своей прежней страсти музыке, Элен и стала его настоящей музой, ежечасно дарящей ему вдохновение для новых песен.

Через месяц состоялась их свадьба, точнее небольшой торжественный вечер в ресторане в кругу ближайших друзей. Молодые поселились у Костаса, в маленькой двухкомнатной квартирке почти в центре Афин. Элен училась в медицинском институте, и целые дни пропадала на занятиях, а вечером они встречались на репетициях или на очередном концерте «Сыновей Одиссея».

Костас никогда и не думал, что так можно любить, и не в кино, а в жизни. Он души не чаял в молодой жене, и со временем его любовь только крепла. Все в ней вызывало у него восторг: и ее серебристый голос, и ее бездонные лучистые глаза, прятавшиеся под шелком густых ресниц, и ироничные трепетные губы, и идеальное чувственное тело. Костас знал, что и Элен его любит также искренне, нежно и страстно.

Уже шел второй месяц их совместной жизни, а они все не могли наговориться и насытиться общением, и каждый день и каждую ночь открывали друг в друге что-то новое, и это их очень радовало. Было счастливое ощущение, что они единое и неделимое целое. Стоило ему о чем-нибудь подумать, и у нее появлялись такие же мысли. Он шутил, и она устраивала ему остроумные розыгрыши, он грустил, и она печалилась…

«Да, несомненно, – думал Костас, – наша встреча – божественный дар. Какое же это счастье! И пусть так будет вечно!»

И ничто, кажется, не омрачало их жизнь. Была правда одна мелочь. Элен в отличие от мужа курила. Он особенно и не возражал, но мягко убеждал ее отказаться от этого пристрастия. Хотя сам ловил себя на мысли, что ему очень нравится наблюдать, как она выполняет весь этот ритуал, как элегантно достает из пачки сигарету, слегка щурясь, прикуривает, как грациозно держит ее длинными красивыми пальцами, глубоко затягивается и медленно выпускает сизые клубы дыма, рассеянно смотря куда-то вдаль, словно медитируя.

Превращая свою воспитательную работу в шутку, он говорил:

– Любимая, ты же будущий врач. И как же ты будешь лечить больных, убеждать их вести здоровый образ жизни, если сама куришь? А если у нас появится малыш?

– Костас, милый, ты не переживай, как только мы соберемся заводить маленького, так я сразу и брошу, клянусь.

Она виновато улыбалась и примирительно целовала его в губы.

И Элен действительно пыталась покончить с этой привычкой, стараясь сократить количество выкуриваемых сигарет и хотя бы не курить в присутствии мужа.

В то утро они проснулись как никогда рано, разбуженные каким-то необычным шумом и металлическим лязганьем. Подбежав к окну, они не поверили своим глазам, по улице бесконечно вереницей ползли, как какие-то мифические мастодонты, настоящие боевые танки. Они неторопливо выезжали на площадь, разворачивались и разъезжались по прилегающим улицам. Костас посмотрел на календарь, там значилось 21 апреля 1967 года, воскресенье. Он включил радио, передавали обращение какого-то полковника Георгиоса Пападопулоса к греческому народу, из него следовало, что в стране произошла революция, и к власти пришло военное правительство во главе с этим самым Пападопулосом. Элен испуганно посмотрела на Костаса, прижалась к нему и тихо спросила:

– И что же теперь будет?

Вскоре все стало ясно. В Греции произошел военный переворот или как его скромно назвали сами военные: «Революция 21 апреля, призванная вывести страну из состояния хаоса и разрухи». Путч «черных полковников» произошел почти бескровно, жители Греции весьма пассивно отнеслись к установлению военной диктатуры. С одной стороны, такая реакция была вызвана элементарным страхом перед новым жестким режимом, который с первых же часов начал репрессии против своих потенциальных противников, включая массовые аресты людей, симпатизировавших левым и особенно коммунистам. С другой стороны апатия народа объяснялось тем, что греки уже изрядно подустали от постоянных политических кризисов в последние годы и связывали с военными надежды на установление хоть какой-то стабильности.

Костас с Элен и их друзьями каждый день собирались и обсуждали в их уютной квартирке горячие новости. А они были совсем неутешительными. Новое правительство провозгласило своим главным лозунгом «Греция для греков-христиан». Атеизм и западная попкультура, включая рок-музыку и движение хиппи, преподносились новыми идеологами как часть анархо-коммунистического заговора, поэтому и отношение к ним было, мягко говоря, неодобрительное. Были отменены все политические свободы, введена цензура, запрещены многие фильмы, песни, книги, картины, преследовались юноши с длинными прическами и девушки в мини-юбках. Во всех сферах общественной жизни насаждались национализм и ориентированность на православие. Так что, Костасу и его друзьям пришлось все репетиции и концерты «Сыновей Одиссея» отложить до лучших времен. Молодые люди были в негодовании, но что они могли сделать? Костас в сердцах заметил:

– Обратите внимание, что переворот начался в ночь с двадцатого на двадцать первое апреля, точно в день рождения Гитлера, не кажется ли вам это символичным?

И как бы ни было страшно и обидно, но ко всему привыкает человек. Постепенно заработали магазины, возобновилась учеба в школах и университетах. Однако военное положение все еще не было отменено, и сохранялся комендантский час. По улицам фланировали многочисленные военные и полицейские патрули. Они могли схватить любого, подозрительного, на их взгляд, прохожего, бесцеремонно затолкать его патрульную машину и увезти в неизвестном направлении.

Костас с Элен после учебы все вечера проводили дома. Он тихо наигрывал на гитаре, сочиняя новые песни и композиции, а она – читала книги и вязала Костасу свитер. Украдкой девушка нежно и с тревогой поглядывала на мужа, опасаясь за него, чтобы он в запале не наделал глупостей. Несвобода давила и угнетала, и лишь их неугасимая любовь не позволяла им совсем отчаяться и потерять надежду и веру в высшую справедливость. Они уже начали с друзьями подумывать о переезде куда-нибудь за границу, например во Францию, в Париж, чтобы там выступать с концертами и своими песнями как-то противодействовать ненавистному режиму. Но тут в их судьбу вмешался злой рок.

Великолепное весеннее утро. В цветущем благоухающем саду Костас в белых свободных одеждах играет на бузуки и поет какую-то романтическую песню. В отдалении несколько прекрасных девушек, также в белых одеяниях, среди которых и Элен, собирают чудесные весенние цветы. Все дальше и дальше идет Элен в глубь цветочной поляны. Вдруг она громко вскрикивает и падает, Костас подбегает и видит у ее ног большую страшную змею. Чудище, раскрыв огромную пасть с раздвоенным языком и острыми ядовитыми зубами, угрожающе шипит. Он схватил копье и ринулся на змею, но она, захохотав мерзким лающим голосом, бесследно, словно растворившись в воздухе, исчезла. Костас склонился над девушкой, Элен была мертва. Он взял на руки ее бездыханное тело, горько зарыдал… и проснулся в холодном поту. Стал лихорадочно рукой искать Элен рядом с собой на кровати, но не находил. В испуге он окончательно пришел в себя, открыл глаза и увидел жену, она одевалась перед зеркалом. Костас с облегчением вздохнул:

– Дорогая, а ты куда?

– Да я на пять минут. Сбегаю в лавку за сигаретами.

– Элен, прошу тебя, не ходи. Сейчас позавтракаем и сходим вместе.

– Ну, Костас, милый. Я быстро. Это будет последняя пачка. Я же тебе обещала. А ты не вставай. Я прибегу, и мы еще с тобой поваляемся, – она смущенно улыбнулась, – и у меня для тебя есть один замечательный сюрприз, я думаю, он тебе понравится. Я сейчас…

Он не успел ничего ответить, хлопнула входная дверь. У Костаса внезапно защемило сердце. Он встал и подошел к окну. Из-за угла улицы, на которой находилась лавка с сигаретами, выходили редкие прохожие, потом проехал патрульный автомобиль... Прошло пятнадцать минут, полчаса, час... А Элен все не появлялась. Вдруг Костаса как будто ударило током, он лихорадочно оделся и помчался в лавку. Но жены нигде не было, в лавку она тоже не заходила. Он обежал все прилегающие улицы, лавки, таверны, магазины, но ее никто не видел. Лишь к вечеру нашлась одна свидетельница, которая утром гуляла с собачкой и наблюдала, как военный патруль остановил красивую девушку в мини-юбке, сделал ее замечание за неподобающий для православной гречанки вид и потребовал у нее документы. Девушка возмутилась, сказала, что она взрослый человек и сама будет решать, в чем ей ходить и обозвала их фашистами. Те, недолго думая, грубо сковали ее наручниками, бросили в патрульную машину и куда-то увезли.

Все последующие дни Костас и его друзья искали Элен, метались по тюрьмам, моргам, больницам, ездили на ипподром, превращенный новыми властями в концлагерь для политзаключенных, но никаких ее следов так и не обнаружили. Только через неделю, через все свои связи и влиятельных друзей, в общих списках политзаключенных им удалось найти Элен. Она якобы содержалась в одной из афинских тюрем, по иронии судьбы, всего лишь в квартале от их дома. Костас обратился туда с ходатайством о свидании и разрешении на передачу, но ему было категорически отказано как в том, так и в другом, а также и в информации о ее здоровье и предъявленном обвинении. Было только сказано, что она является опасным государственным преступником.