Текст книги "Подвешенный чулок (ЛП)"

Автор книги: Тара Сивек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 7 
Ноэл

Готовься, Ноэл.

Утренние слова Сэма, перед тем, как он ушёл в душ, всё ещё звучат в голове, несмотря на громкие споры в машине.

Этим утром, я едва не переспала с незнакомцем.

Я едва не переспала с мужчиной, который знает обо мне многое, чем большинство людей в моей жизни, и который заводит меня сильнее, чем все мужчины до него.

Я могла бы сейчас заниматься сексом, если бы не застряла в машине со всей семьёй, слушая их спор о том, как быстрее добраться до места, а потом их ругань, когда папа свернул не туда.

Николас был прав, когда ворвался к нам утром. Я шлюха. Я шлюшная шлюха, которая ведёт себя по-шлюшески, и которой должно быть стыдно. Я ТОЛЬКО что рассталась с парнем, с которым встречалась год. Да что там, это было три дня назад. Я думала, что пробуду с этим мужчиной очень долгое время, не смотря на то, что съёживаюсь от слов «навсегда» и «брак». Он был милым, хорошо со мной обращался, позволил переехать к нему, когда выросла аренда моей квартиры, и сделал совместную жизнь такой лёгкой, словно мы прожили вместе много лет. Может проблема в этом? С Логаном всё было слишком легко. Мы никогда не спорили, во всём были согласны, у меня никогда не было бабочек в животе или хотя бы намёка на возбуждение от взгляда или от прикосновения. Но стоит мне подумать о Сэме и о том, как ощущается его тело на мне, его твёрдость, трущаяся об меня, его язык в моём рту, – и моё бельё уже насквозь мокрое.

Не очень удобное чувство и не самые подходящие мысли, когда я зажата на втором ряду родительской машины с кричащей мамой с одной стороны и братом с другой. К сожалению, Сэма пришлось посадить на задний ряд с тётей Бобби, чтобы жена Николаса – Кейси, могла сидеть впереди с папой. Я уверена, кашель Сэма, повторяющийся каждые десять секунд, это вербальный крик о помощи, каждый раз, когда руки Бобби падают ему на колени, поскольку мы подпрыгиваем на колдобинах и входим в повороты на слишком высокой скорости.

Меня слишком сильно сжимают и, вытянув шею, я с сочувственной улыбкой смотрю на Сэма через плечо.

– Мы скоро приёдем, обещаю, – мягко говорю ему.

– Логан, прошлым вечером, когда я относил твою сумку наверх, я заметил надпись «сокс». О чём это? – обращается к нему папа, злобно таращась в зеркало заднего вида.

Дерьмо!

Сэм громко кашляет, пока я пытаюсь придумать объяснение, он продолжает кашлять и тётя Бобби обвивает его руками.

– Дыши, чёрт возьми, ДЫШИ! – кричит она и, схватив его за голову, тянет к своей груди.

Теперь Сэм по-настоящему кашляет, задыхаясь от паники, поскольку тётя Бобби прижимает его лицо к поддельному декольте<sup>[8]8
  Жилет, с силиконовой грудью изготовленный на заказ


[Закрыть]</sup>, еле прикрытое красным свитером с глубоким вырезом.

– Я не понял про Сокс. Тебя зовут Логан Мастерс, почему на твоей сумке написано «сокс»? – снова спрашивает папа, не обращая внимания на умоляющее лицо Сэма в грудях тёти Бобби на заднем сидении.

– Господи Иисусе, Бобби, отпусти бедного мужчину, пока он не задохнулся! – недовольно сетует мама, побуждая тётю Бобби убрать руки от головы Сэма.

Отшатнувшись, он отодвигается от неё так далеко, насколько это возможно, всё ещё кашляя и сверля меня злобным взглядом.

– Парень в порядке. Теперь ответь на вопрос о «соксе», – напоминает папа.

– Ох, он любит носки, – неубедительно отвечаю я.

Николас фыркает рядом со мной, и я шлёпаю его по бедру.

– Это глупо, – говорит отец, и Сэм снова кашляет, вероятно, в знак согласия с тем, что ответ на самом деле глупый.

Сами попробуйте импровизировать, когда ваш мозг кричит о пропущенном оргазме, всё ещё ощущая большую, тёплую и очень умелую руку, поглаживающую вашу киску.

– Ага, носки. Он их коллекционирует. Оооооооочень любит носки, поэтому его прозвали Сокс, – добавляю я и, скрестив руки, свирепо смотрю на брата, пока он не подумал о чём-то глупом.

– Выбрала настоящего победителя, Леон. Коллекционер носков спит с тобой под родительской крышей, – смеётся Николас.

Мне нужно поработать над свирепым взглядом.

– НИКАКОГО МОЛОКА! – кричит папа с переднего сиденья.

Оторвав взгляд от дороги, папа разворачивается и злобно смотрит на Сэма, машина выезжает на встречную полосу, и мы все кричим.

Он быстро возвращает машину на нужную полосу и несколько минут все молчат, до тех пор, пока машина не паркуется. Двери распахиваются и все вылетают из машины.

Пока Николас помогает Кейси, своей очень беременной жене, обойти бордюр, мои родители и тётя Бобби направляются к дому, я жду Сэма, чтобы извиниться за катастрофу, которая сорвалась с моего языка.

– Не извиняйся, – прерывает он, как только я открываю рот. – Помни, за тобой должок и я возьму свою оплату тобой, голой, стонущей моё имя, как этим утром.

Вот так просто, моя вагина вспыхивает и хозяевам этого места больше не обязательно чистить дорожки от снега. Я могу просто сесть на тротуар и скользить по нему на заднице, как собака, пытающаяся почесать свой зад. Моя вагина растопила бы весь снег и лёд в считанные секунды.

Сэм берёт мою руку, переплетает наши пальцы, и мы идём по улице, чтобы присоединиться к моей семье на крыльце.

– Так, что это за место? – спрашивает он, осматривая жёлтый с зелёной отделкой двухэтажный дом в викторианском стиле. – Большая нога в окне, это лампа?

Услышав этот вопрос, моя семья замолкает, они поворачиваются и смотрят на него с широко открытыми ртами и выпучив глаза.

– Ты прикалываешься надо мной, чувак? Ээм, это лампа-нога. Ну, знаешь, та самая лампа-нога, – объявляет Николас.

Сэм пожимает плечами и трясёт головой.

– Это дом, где снимали «Рождественскую историю», – добавляю я, полагая, что это поможет ему вспомнить.

На его лице всё ещё озадаченность.

– Ну, знаешь, Ралфи, Рэнди, язык, прилипший к столбу? – спрашивает Кейси с улыбкой.

– Не-а, не знаю, – отвечает Сэм.

– Вау, какой придурок, – фыркает Николас, за что получает от меня очередной удар по руке.

– Чёрт возьми, Леон! Больно! – жалуется он, как долбаная плакса.

Все с грустью и сожалением смотрят на Сэма, как будто дело не в том, что он всего лишь никогда не слышал о «Рождественской истории», а в том, что кто-то, кого он любит, только что умер. Я понимаю это только потому, что этот фильм символизирует наше с Николасом детство и то, что дом, где этот фильм был снят, находится в часе езды от нашего дома и это очень важно. С тех пор, как одиннадцать лет назад дом открыли для экскурсий, у нас стало традицией, приезжать сюда, а вернувшись домой, пересматривать фильм. Это снова напомнило мне о том, что у Сэма нет семьи. Никогда не было и всё это абсолютно чуждо ему.

Пока папа покупает билеты у входной двери, я встаю на носочки и целую Сэма в щёку, его однодневная щетина царапает губы. Когда я опускаюсь, Сэм смотрит на меня и улыбается.

– За что это?

Я пожимаю плечами.

– Просто.

– Что ж, не стесняйся, в любое время и в любом месте, где пожелаешь, – подмигивает он.

Я в шутку ударяю его по руке, мы направляемся по коридору и входим в гостиную самого великолепного рождественского фильма из когда-либо снятых. Мои мысли переплетаются между образами Ральфи и Рэнди, открывающими подарки и моим ртом на подарочке Сэма. Мы проходим мимо работников дома, которые желают нам счастливого рождества, и каждый раз Сэм неловко улыбается и кивает им. Я знаю, он не поклонник праздников, но когда он отвечает всем, кто встречает его типичным рождественским приветствием, удивляет меня.

Прогуливаясь по дому, я рассказываю Сэму о сценах фильма из каждой комнаты – кухня, где Бампусы всей толпой ели ароматную индейку; лестница, где Ральфи стоял в розовом костюме кролика и, конечно же, переднее окно, где стоит огромная нога-лампа, высокая и величественная, а не сломанная и похороненная на заднем дворе.

Между комнатами, Николас воспользовался случаем, чтобы допросить Сэма о его жизни и, должна сказать, я горжусь тем, что он покашлял всего один раз, пытаясь вспомнить всё из быстрого рассказа о Логане, по дороге из аэропорта.

И этот кашель оправдан тем, что Николас спрашивает его, когда он собирается превратить меня в честную женщину, и сделать мне предложение. Хотя этот кашель больше от смеха, а не «Помоги мне сейчас же», за что он получает от меня очень косой взгляд.

Бедный Сэм подгорает как гамбургер на барбекю, Николас устроил ему блиц-опрос на протяжении всего тура по дому, обо всём, начиная с колледжа, в котором он учился и, заканчивая тем, со сколькими женщинами он спал. Сэм с легкостью отвечает на все вопросы, выдумывая ответы на те, которые не знает, это делает его ещё сексуальнее, чем он есть. Этот мужчина-военный только что вернулся из восемнадцатимесячного тура за границей и сразу попал в это безумие. На протяжении всего дня, он ведёт себя так, словно это его жизнь. Я когда-нибудь представляла так Логана? То есть, я всегда думала о его первом визите в мой дом и знакомстве с моей семьёй, планировала это в своей голове, но видела ли я всё таким гладким? Таким идеальным?

Ответ приходит незамедлительно: нет.

Логан из очень состоятельной семьи. На Рождество они предпочитают летать на неделю в Сент-Томас, отдыхать с первоклассным обслуживанием, загорать на пляже, а не ходить на экскурсию по дому из рождественского фильма восьмидесятых годов или мириться с дядей/тётей-трансвеститом с блудливыми руками. Поэтому, я весь год собиралась с духом, чтобы пригласить Логана ко мне домой. Я знала, что проведя пять минут с моей семьёй, он посмотрел бы на меня по-другому. Я больше не была бы сильной, независимой женщиной, которая ездит по всей стране, чтобы жить своей жизнью. Я стала бы сумасшедшей девчонкой из среднего класса, с громкой и не соответствующей семьёй. С Логаном, я стеснялась своей семьи. Когда сейчас я смотрю на них, держа Сэма за руку, шучу и цитирую фразы из фильма, я счастлива, что мы вместе, я не стесняюсь быть здесь с Сэмом. Я счастлива, впервые за долгое время, и что-то в этом меня пугает. Как может парень, с которым я только что познакомилась, заставлять меня чувствовать это? Смотреть на свою семью по-другому и ценить их, а не хотеть спрятать подальше?

– Итак, Чёрный Барт, настал твой час, – неожиданно заявляет Николас и останавливается в центре гостиной с ружьём в руках, нацеленным на Сэма.

Я смеюсь цитате из фильма, но Сэм быстро отпускает мою руку, поднимает обе ладони и отходит с лёгким испугом на лице.

– Господи, не стреляй! Я больше не буду пить эгг-ног твоей сестры, клянусь! – паникует Сэм.

Прижав руку к его спине, я мягко поглаживаю её, стараясь не хихикать.

– Сэм, всё в порядке. Это ружьё из фильма, оно не заряжено, – мягко объясняю я, вся семья смеётся от его реакции.

– Ты выбьешь себе глаз, малыш, – добавляет тётя Бобби.

– Это настоящий «красный рейдер», карабин, двести выстрелов из пневматической винтовки! – радостно цитирует Николас, прижимая ружьё к плечу и целясь прямо в грудь Сэма.

Сэм вздыхает, опуская руки.

– Меня подстрелили из винтовки, чуть не оторвало ноги на мине, и я чуть не описался при виде ружья, – сетует он. – Это просто жалко.

– Не переживай, доктор Уринстан завтра поможет тебе, – говорит моя мама с улыбкой.

Николас со странным взглядом опускает ружьё, отец встаёт рядом с сыном и вопросительно смотрит на Сэма.

– Эм, помните? Он участвует в постановке в Оклахоме и просто репетирует, – выпаливаю я с натянутым смешком.

– Эта пьеса о рубеже веков с ковбоями, а не о снайперах и придорожных бомбах, – поясняет тётя Бобби. – Поверьте, я знаю Бродвей.

– Да, ну, эм, это современная версия об Афганистане и солдатах, – неубедительно говорю я. – Она очень обновлённая и… современная. Во всех театрах её ставят.

Взгляды присутствующих перемещаются между мной и Сэмом, и я очень хочу провалиться сквозь землю. Я никогда не умела врать и сейчас это вновь подтверждается.

– Я люблю носки, – неожиданно тихо говорит Сэм.

– Какой болван, – смеётся Николас, его пальцы случайно надавливают на спусковой крючок винтовки, пока он опускает ружьё.

Раздаётся хлопок, сопровождаемый самым громким криком, который я когда-либо слышала. Я поворачиваю голову к Сэму, в тот момент, когда он хватается руками за промежность и падает на колени.

– МАТЬ ТВОЮ! ОН ВЫСТРЕЛИЛ МНЕ В ЯЙЦА! – вопит Сэм.

– ВСЕ С ДОРОГИ! ЕМУ НУЖЕН РОТ, ЧТОБЫ РЕАНИМИРОВАТЬ ЯЙЦА! – кричит тётя Бобби, быстро шаркая к Сэму на своих четырёхдюймовых шпильках.

– Срань Господня, не могу поверить, что эта штука была заряжена, – размышляет Николас, любовно поглаживая ружьё, мама ударяет его по руке.

– Николас Холидэй, сейчас же извинись за то, что выстрелил бедному мужчине в яйца, – ругается она.

Присев рядом с Сэмом, я продолжаю гладить его по спине, пока он держится за своё достоинство и качается вперёд-назад, издавая скулящие звуки.

– Больно… матерь Божья, больно, – стонет он.

– Ты выбьешь себе яйца, ты выбьешь себе яйца! – напевает Николас, изменив слова песни из фильма.

Я отбрасываю руку тёти Бобби, когда она начинает гладить голову Сэма, и он громче стонет.

– Разойдитесь, ВСЕ! – кричу я. – Встретимся у машины.

Мама снова шлёпает Николаса, он извиняется и, поставив ружьё у стены за деревом, туда, где нашёл его, все тихо выходят за дверь.

– Мне жаль, мне так жаль, – извиняюсь я, продолжая поглаживать Сэма по спине, до тех пор, пока он не перестаёт раскачиваться и со стоном поднимается с колен. – Что я могу сделать?

Мой брат только что выстрелил ему в яйца. Если он не захотел уйти до этого, то уверена, что сейчас так и будет. Он полтора года выполнял свой долг, но получил ранение в орехи при первой семейной поездке со мной. Орехи, которые я даже не потрогала, чёрт возьми.

К чёрту быть убитой горем, безработной и бездомной. Я больше не беспокоюсь об этом дерьме. Всё будет ещё хуже, если Сэм решит, что с него достаточно и уйдёт.

Сэм убирает руки от члена и медленно поворачивается ко мне, пока я готовлюсь к его заявлению о том, что игра окончена, и он уходит.

– Я забуду о том, что это случилось, если ты оденешься как медсестра и поцелуями снимешь мою боль, – мягко говорит он, с ухмылкой на губах.

Я бью его по руке и разворачиваюсь, что бы пойти к входной двери. Не могу поверить, я только что с грустью думала, что он собирается уходить.

Раздаются шаги по паркету, и я не успеваю подойти к двери, как его руки оборачиваются вокруг меня и прижимают к своей груди. Позади я чувствую что-то твёрдое прижимающееся к моему заду и смотрю на него через плечо.

– Прости, я подумал о тебе в образе шаловливой медсестры, и он просто выскочил ниоткуда, – Сэм пожимает плечами, крепче прижимая меня к себе. – В конце концов, мы знаем, он не сломан, так что…

Всё, о чём я могу думать, пока он прижимается не сломанным пенисом к моему заду, это о том, что если бы Логан был сейчас здесь, скорая уже ехала бы сюда и, вероятно, у него на линии уже был бы адвокат, угрожающий подать в суд на моего брата за травму яиц.

– Идём, мой особенный пациент. Давай отвезём тебя домой и приложим замороженный горошек к твоему хозяйству, – хихикаю я, освобождаясь из его объятий, и беру за руку, чтобы вернуться к машине, где ждёт моя семья. Моя семья, которая ничем не может напугать Сэма, что ставит меня на опасную границу влюблённости в этого парня… и это просто не может произойти.

Глава 8
Сэм

– Ты бы выбрал пить испорченный Эгг-ног весь год или есть заплесневелые рождественские печеньки? – спрашивает меня Николас.

– ЗАПЛЕСНЕВЕЛЫЕ ПЕЧЕНЬКИ! ЗАПЛЕСНЕВЕЛЫЕ ПЕЧЕНЬКИ! – кричу я, уставившись на папу Ноэл, чтобы убедиться, что он не подкрался с ружьём из того дома и не направляет его мне в лицо, готовый выстрелить, если я отвечу неправильно.

После экскурсии, мы вернулись в дом её родителей и уселись в гостиной смотреть фильм о доме, в котором побывали. Я жаловался Ноэл, что от всех этих криков и плача детей у меня кровоточат уши, но честно говоря, это было забавно. Наблюдения за тем, как Ноэл с братом повторяют все строки из фильма, вызывают боль в груди с осознанием того, насколько Ноэл посчастливилось расти в такой атмосфере. С этими людьми. Уверен, они безумные и неадекватные, но они, несомненно, любят друг друга. Они любят проводить время вместе, и всё что я могу делать, это смотреть на них и мечтать о том, чтобы у меня в детстве был хотя бы кусочек такой жизни.

Во время просмотра фильма, мама Ноэл принесла нам рождественское печенье и горячий шоколад с крошечным зефиром. Она приносила пакеты с замороженными овощами, кладя новый мне на промежность, как только старый начинал таять. Вскоре, я сменил два пакета горошка и три пакета кукурузы. Я не хочу говорить ей, что мои яйца больше не болят, потому что она выглядит такой, чертовски счастливой возвращаясь с кухни с новым замороженным пакетом. Это так… по-матерински. Это очень странно для меня, тем не менее, я наслаждаюсь каждой минутой. У меня когда-нибудь был кто-то, кто так заботился обо мне? Я привязался не только к Ноэл, но и к её семье и это не очень хорошая идея. Через пару дней, я вернусь в свой грустный, одинокий дом в Мухосранске, а Ноэл полетит в Сиэтл и, возможно, даже помирится с этим тупицей Логаном. Я не могу позволить себе привязаться к чему-то, что мгновенно выскользнет из моих пальцев, но я ничего не могу с этим сделать.

Сейчас Ноэл свернулась рядом со мной на кушетке, поджав по себя ноги. Моя рука лежит на кушетке позади неё, я накручиваю прядь её волос на палец, пока мы играем в рождественскую версию игры «Что бы ты выбрал».

В камине потрескивает огонь, в углу светится рождественская ель, и мне даже не захотелось никого ударить, когда по радио заиграл «Ослик Доминик».

Ага, мне становится слишком комфортно, и я слишком привязываюсь.

– Ты бы выбрала заняться сексом с Сантой или с его эльфами? – спрашивает Николас у тёти Бобби.

– Сложный выбор, – размышляет она, отпивая горячий шоколад, который я уверен, разбавлен водкой, моя уверенность основана на том, как она шатается на своём стуле и уже несколько раз чуть не упала с него.

– Хорошего тела должно быть много, Санта в этом лучше подходит, но эльфы крошечные и смогут уместиться в маленьком помещении, – добавляет она. – И я считаю, что эти заострённые ушки можно использовать во благо.

Все вздрагивают, и Ноэл стонет от отвращения.

– Итак, Логан, должна сказать, я думала, что моя дочь приедет домой с кольцом на пальце, – внезапно говорит мама Ноэл, прерывая игру.

– Мам! – протестует Ноэл, ёрзая рядом со мной.

Я перестаю играть с её волосами и перемещаю руку на её плечо, нежно сжимая его.

– Правда, Леон, пришло время остепениться. Посмотри, как счастлив твой брат. Разве ты не хочешь того же для себя? – умоляет её мама. – Ты мечешься с одной работы на другую, от одного парня к другому и я просто предположила, что раз уж с Логаном ты дольше двух недель, значит у вас всё серьёзно. Ты ведь не молодеешь, дорогая.

– Мам, хватит. Сейчас не время, – умоляет Ноэл, смущённо глядя на меня.

– Леон никогда не остепенится, мам, смирись с этим. Просто порадуйся тому, что у тебя есть один идеальный ребёнок и отпусти это, – со смехом говорит Николас, поглаживая огромный беременный живот Кейси.

– Ты ведь говорила, что Логан спрашивал размер твоего кольца? Когда мы говорили по телефону пару недель назад, ты в панике рассказала мне, что он спрашивал, так что прости, если я просто предположила, что ты приедешь домой с кольцом на пальце, – объясняет её мама, игнорируя Николаса.

– Эм, это для его бабушки, – тихо говорит Ноэл. – Полагаю, у нас один размер и он хотел купить ей что-то на Рождество, правда, милый?

Она смотрит на меня большими, умоляющими глазами и я ободряюще улыбаюсь ей.

– Ага, так и было. Кольцо для моей бабушки, – сообщаю я. – Но не волнуйтесь, скоро у Ноэл будет кольцо, я просто жду подходящее время. Она достойна самого лучшего, и я хочу, чтобы всё было идеально, как она.

Тётя Бобби вздыхает с мечтательным взглядом и допивает остатки горячего шоколада, а мама Ноэл печально качает головой.

– У тебя руки как у бабушки? Святой Грюйер, дитя. Сколько раз я говорила тебе об увлажнении? – стонет она.

Ноэл продолжает нервно ёрзать рядом со мной, и у меня появляется желание защитить её и сказать всем в комнате, чтобы катились к чертям. Кого волнует то, что она ещё не остепенилась или то, что она часто меняет работу? Она красивая, умная и весёлая, и она пригласила домой на Рождество незнакомца, так что они не будут разочарованы. Я никогда не встречал кого-то, кто проходил бы через такие проблемы ради кого-то, не говоря уже о семье.

– Ноэл самая потрясающая женщина, которую я когда-либо встречал. Она добрая, умная и ставит потребности других выше своих собственных. Я никогда не встречал более самоотверженной, потрясающей женщины, чем она и поверьте, было бы честью, если бы однажды она стала моей женой, – мягко высказываюсь я, смотря прямо на Ноэл, блокируя всех остальных в комнате, внезапно замолчавших, включая Ноэл.

– Ты знаешь, – тихо говорю я. – Ты потрясающая.

Кончиками пальцев я убираю её длинную чёлку, чтобы видеть её глаза и посмотреть, как они наполняются слезами. Я сразу же чувствую себя плохо. У меня не было намерений расстроить её. Я просто хотел, чтобы она знала, что не важно, что говорит её семья, она замечательная женщина, и она не должна чувствовать себя плохо от решений, которые принимает в своей жизни. Я никогда не думал о браке или о том, чтобы провести жизнь с одним человеком, но сидя здесь и глядя на Ноэл, такую тихую и грустную, я ничего не хочу больше, чем укрыть её своими руками и провести так вечность, убеждая её, что она идеальна в моих глазах.

Я выжил из ума. Вся эта счастливая семья и рождественская херня сделали меня слабаком. Почему, чёрт возьми, меня это не разозлило? Почему мысли о том, чтобы провести остаток жизни с этой женщиной, делают меня счастливым, вместо боли в животе? Мы едва знаем друг друга.

Может, мне просто нужен секс? Может тогда, все эти чувства исчезнут, и я стану нормальным. Снова стану счастливым в своей тихой солдатской жизни, в которой нет угроз тухлыми Эгг-ногами и выстрелов в яйца.

– Думаю, мне нужен воздух, – внезапно произносит Ноэл, спуская ноги с кушетки. – С-оооган, как на счёт прогулки?

Она снова чуть не проговорилась и не назвала меня Сэмом и часть меня хочет, чтобы это произошло. Просто сказать моё имя перед всеми и забыть об этой шараде. Сказать им кто я, почему я здесь и разделаться с этим дерьмом. Но я знаю, это не произойдёт, пока она не будет готова. Будет очень плохо, её семья продолжит надоедать ей по поводу её жизни и это никогда не закончится, если она откроет правду обо мне.

Я встаю с дивана и беру её протянутую руку, пока она говорит всем в комнате, что собирается показать мне освещение на заднем дворе. Я понял ранее, что лужайка перед домом, всего лишь маленький кусочек освещения, а задний двор – это зимняя страна чудес, где можно идти по дорожке освещённой светом карамельной трости, и увидеть всё на судейской ночи конкурса освещения. Я видел кое-что из задних окон в доме, но Ноэл обещала, что всё покажет. Сейчас идеальное время убраться подальше от её семьи на пару минут, чтобы освежить голову, так что я сделаю всё, что она хочет, даже если это не включает её голую на морозе.

Ноэл не говорит ни слова, пока мы идём к задней двери и я помогаю ей надеть зимнее пальто. Я начинаю гадать, не перешёл ли я границу, сказав лишнего, и она разозлилась на меня. Я должен быть её парнем, а парни говорят подобную херню о своих девушках, так ведь? Было не так, что я вышел из образа и сказал ей это, чтобы она чувствовала себя лучше. Ей не нужно знать, что я не играл и на самом деле так считаю.

Надев своё пальто, я пожимаю плечами, пока она открывает дверь и шагает по снегу, который идёт с тех пор, как мы вернулись из поездки. Температура падает, солнце уже село, и только яркие мигающие огни освещают нам путь на задний двор.

– Ноэл, я…

– Заткнись, – обрывает она меня резким шепотом, шагая так быстро, что мне приходится бежать по снегу, чтобы успевать за ней.

Ага, она определённо разозлилась. Может мои слова были не свойственны болвану Логану и поэтому она взбесилась. Что, если её семья знает, что он не говорит ей подобные приятные вещи и я только что всё испортил?

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

– Дай мне просто…

– Серьёзно, заткнись, – снова оборвав меня от попытки извиниться, она возвращается, берёт меня за руку и тянет за собой.

Мы идём так быстро, что я едва улавливаю вспышки рождественских огней во дворе. Огни освещают мягко падающий снег. Мы проходим по коридору мигающих белых огней. Гигантские красные сани наполнены подарками, обёрнутыми разноцветной фольгой. Светящиеся пластиковые фигурки усеивают каждый дюйм от Санты до снеговика и огромного имбирного домика с анимированными имбирными кружащимися мужчинами.

Ноэл молча продолжает тянуть меня за собой, пока мы не подходим к большому амбару в акре от дома, крыша которого украшена разноцветными огнями и на двери значится «Мастерская Санты».

Она открывает дверь и пропускает меня внутрь, быстро захлопывая её за нами. В центре комнаты стоит огромный, красный стул, отделанный золотом, и я понимаю, что мы на самом деле в мастерской Санты, а я смотрю на трон толстого мужика. В углу комнаты стоит маленький электрический камин, Ноэл включает его и комнату заполняет тепло и яркое пламя искусственного огня.

– Прости, если зашёл слишком далеко, – наконец говорю я, надеясь, что она не прервёт меня и даст всё объяснить. Я не собираюсь говорить, что на самом деле имел это в виду, потому что не хочу выглядеть слабаком, который влюбился в женщину через день после знакомства.

Она ничего не отвечает, просто расстёгивает пальто, снимает его и бросает на пол. Она подходит ко мне, разворачивает и толкает назад, пока мои ноги не врезаются в красный трон, и я падаю на него.

У меня отвисает челюсть, когда она опускается на колени между моих ног и тянется к молнии на моих джинсах.

– Чччто ты делаешь? – заикаюсь я. Она проворно расстёгивает мои джинсы и пробегает ладонью по выпуклости на моих чёрных боксерах.

– Ох, Господи, – шепчу я, пока она поглаживает рукой мой член, твердеющий с того момента, как она опустилась на колени. – Серьёзно, что ты делаешь?

То есть, я знаю, что она делает, но… ЧТО ОНА ДЕЛАЕТ?

Она движется к резинке боксеров, умело оттягивает её и скользит рукой по моему члену. У меня нет выбора, кроме как поднять бёдра, чтобы она спустила боксеры вместе с джинсами. Она стягивает всё и видит каждый дюйм моего члена, и я благодарю Бога, что она включила камин, иначе я бы разрыдался, обвиняя холодный воздух в скукоживании.

Спасибо Господи, что она включила камин.

– Что ты делаешь? Ты не должна это делать, – говорю я между стонами, пока она обвивает рукой мою длину и скользит вверх вниз.

– Это «в любом месте, в любое время», заткнись, – бормочет она, используя отговорку, которой воспользовалась ранее в рождественском доме, когда поцеловала меня в щёку.

Из моего горла вырывается сдавленный стон, когда она накрывает головку члена своими горячими, влажными губами.

– Чёрт возьми, святая матерь Божья, – выпаливаю я, когда она полностью заглатывает член, пока он не упирается ей в горло.

Моя голова падает на красный вельветовый трон, но я заставляю глаза открыться и смотрю на неё вместо того, чтобы закрыть их от удовольствия, пока её рот движется вверх и вниз по поему члену, посасывая головку и кружа языком.

Прямо как во сне, который я видел этим утром, только лучше. Чертовски лучше. Лаская мой член своим волшебным ртом, она снова начинает водить рукой по стволу. Звуки, которые слетают с моих губ, это бессвязная тарабарщина, но мне плевать на всё, кроме ощущения её горячего рта и знающего языка, как никогда работающих на моём члене. Я так сильно хватаюсь за ручки стула, что боюсь сломать эту проклятую штуку, поскольку Ноэл ускоряет движение и сосёт интенсивнее. Грустно, что яйца так быстро наполняются и оргазм нагоняет меня. Это так, но я просто списываю вину на то, что я был в военной зоне восемнадцать месяцев и пользовался только рукой. Вообще-то я уверен, что всё дело в Ноэл. Я чувствую, что она может сделать мне сотню минетов, и я кончал бы так же быстро, потому что ЭТО хорошо.

Святое дерьмо, её рот должен быть запрещён законом.

Чмокающие звуки минета наполняют комнату, заставляет оргазм подступать так быстро, что даже осознание того, что я сейчас кончу там, где дети сидят на коленях у Санты не может остановить его.

– Чёрт, дерьмо, Ноэл… я сейчас кончу, малышка, – предупреждаю её, моё освобождение берёт небольшую паузу на слове малышка.

Я не хочу быть одним из тех типичных идиотов, которые называют женщину «малышкой» просто из-за того, что её рот на его члене. Оно вырвалось и я чувствую, что это правильно и не просто потому, что её рот действительно на моём члене. Она сосёт всё быстрее и быстрее, её щёки втянуты от усердия пока она продолжает глубоко заглатывать меня.

Другой рукой она присоединяется к веселью, массируя мои яйца теплыми пальцами и вот оно. Игра окончена. Я пропал.

– Дерьмо! Чёрт! Я кончаю, – я снова предупреждаю её, не желая извергнуться ей в рот и вызвать отвращение, если вдруг она не любительница подобного.

Ноэл даже не останавливается, полностью взяв мой член в рот, мои бёдра толкаются вперёд, и я кончаю интенсивнее, чем когда-либо в жизни, рукой она всё ещё ласкает мои яйца, пока я кричу и ругаюсь в своём освобождении. Она проглатывает каждую каплю моей спермы, и я становлюсь одним из тех типичных парней. Я должен прикусить язык, пока не сказал что-то глупое, типа признания в любви, между рыданиями от удовольствия.

Она медленно двигает губами вверх вниз по члену, мои бёдра продолжают судорожно дёргаться, пока оргазм, наконец, не стихает и мой зад падает обратно на стул.

– Святой, мать его, Иисус, – бормочу я, когда она отрывается от моего члена, напоследок целует головку и откидывается на пятки.

Проведя тыльной стороной ладони по губам, она быстро поднимается, я засовываю член в боксеры, встаю на трясущихся ногах, чтобы натянуть джинсы и застёгиваю их.

– Ты только что сделала мне минет на троне Санты, – тупо говорю я, когда застёгиваю джинсы и поправляю рубашку.

Я должен благодарить её, говорить, как она хороша, упасть на колени, разорвать на ней штаны и отблагодарить её, но всё, что я могу делать, это стоять в мастерской Санты и говорить очевидное.

Я отупел от оргазма.

– Надеюсь, ты просил Санту об этом, иначе будет странно, если ты просил только велосипед, – улыбаясь, поддразнивает она, поднимает пальто с пола и надевает его.

Я хихикаю, пока она наклоняется и выключает камин, мой член снова шевелится в штанах, от вида её задницы в этих узких джинсах.