Текст книги "Пусть мне будет стыдно (ЛП)"
Автор книги: Тара Сивек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Глава 10
– Он был отличным парнем. Он был милым и довольно… приятным…,– я затихла, опустив глаза в свой бокал.
– Ты уже говорила«милый».
Я смотрю на бармена и хмурюсь.
– Бармены должны быть дружелюбны и заинтересованы выслушивать? Прекрати осуждать меня и принеси мне еще вина.
Бармен уходит,а я кладу локоть на поверхность бара и укладываю голову на руку. Придвигая телефон ближе к себе, долго смотрю в пустой экран. Я дважды проверяю значок 3G наверху, работает ли мой телефон до сих пор, чувствуя себя снова школьницей, словно я бесконечно бегаю к домашнему телефону, прикладывая его к уху через каждые десять минут, чтобы понять есть ли там гудок.
Прошло пять дней с тех пор, как я видела Мэтта и четыре дня с тех пор, как я послала ему жалкую смс-кус извинениями за вранье.
И четыре дня с тех пор, как он так ничего и не ответил.
Бармен ставит передо мной еще один бокал Москато и скрывается, наверное, боится, что я начну плакаться ему снова. Я не виню его. Мне жаль саму себя. С каких это пор я стала именно той женщиной, которая сидит целыми днями, ожидая смс-ку от парня, а потом пьет слишком много вина, пытаясь притупить боль?
Я скажу, с каких это пор, когда Мэтт Руссо вошел в мою жизнь.
Ну, допустим хорошо. Я прошла определенный период с этим козлом Энди, и думаю, что многому научилась с тех пор. В эти месяцы одиночества, без Энди я чувствовала себя просто отлично. Я вполне смирилась с тем фактом, что наконец-то стала сильной, независимой женщиной, какой и хотела быть всегда. Сейчас же я сижу в баре в одиночестве, потягивая вино и пялюсь в свой телефон, ожидая смс-ки от Мэтта.
Я пыталась полностью уйти в работу. Я удалила компрометирующие фотографии, где мы вдвоем целуемся, сделанные камерой Лорелей, пока она сама была в суде, так что их Кеннеди никогда не увидит. Просматривая эти фотографии, особенно, когда он опустил свои губы на мои, я вспомнила, как я их ощущала, меня это угнетало еще больше.
Я провела поиск по Google Винни Демарко, как и говорил Тед с надеждой на мой разум, он дал мне более подробную информацию о парне«злом и страшным, и от которого я должна держаться подальше». Единственное, о чем проговорился Тэд, о текущем уголовном расследовании, связанным с этим парнем касающееся незаконных махинаций, вернее что-то связанное с приобретением демпингового имущества, которое потом незаконно передавалось членам мафии. Очевидно все это не могло помочь мне доказать, что Мелани– мошенница. Я так сильно хочу помочь Мэтту, а тот факт, что я просто вычеркнута из его жизни вгоняет меня в депрессию.
Мне не нравится, что он думает обо мне, что я лгунья и что во мне нет ничего верного и честного. Я очень надеялась, что,хотя бы моя смс-ка заставит его понять, что я пыталась сделать все правильно. Очевидно я была неправа. Он не хочет иметь ничего общего со мной, и я его не виню за это.
Взяв охлажденный бокал вина, я залпом выпиваю его и неуклюже ставлю пустой бокал на стойку бара. Когда стойка бара стала клониться в сторону, как Титаник, уходящий под воду, я поняла, что мое состояние совсем далеко от трезвого, и,наверное, сидеть здесь и пить было не самой лучшей идеей.
Мобильник вибрирует и подпрыгивает вверх на стойке. Я использую не одну попытку, а целых шесть, мне не удается попасть на нужную клавишу, чтобы увидеть дисплей —звонит Лорелей.
Подождите, у меня на самом деле ведь не шесть рук, не так ли? Сама вибрация мне кажется такой смешной. Мне остается только притворятся по поводу моих частых и тяжелых вздохов и делать вид, что это Мэтт.
– Эй, повесь трубку и позвони мне опять, чтобы я смогла притвориться, что это Мэтт заставляет меня так дышать, – отвечаю я со смешком.
– О, МОЙ БОГ, ТЫ НАПИЛАСЬ?—спрашивает меня Лорелей в телефон.
Я слышу раздражение в ее голосе. Лорелей никогда не напивается. Лорелей даже не может понять мою потребность, почему я могу напиться пытаясь забыть Мэтта Руссо, с которым я когда-то встретилась.
– Я не напилась, я просто пыталась забыться, – говорю я ей, фыркая.
– Где ты? Я приеду за тобой.
– Эй! Бармен!– кричу я, отнимая телефон от уха. Он перестает расставлять свои бокалы за стойкой бара и идет ко мне.
– Не думаю, что тебе нужно еще добавлять,– сразу же говорит он.
– Ах, ты смешной, забавный человечек. Где я?
Он смотрит на меня так, будто я полная идиотка. Пошел к черту! Я не пьяная, я просто идиотка. Нет, постойте-ка. Я не пьяна, но я действительно идиотка.
Дерьмо! Я такая пьяная.
– Это «Mulligan», именно это название написано на бокале перед вами. И на салфетке, которая лежит рядом с вами. И даже на этой гигантской неоновой вывеске, которая прямо над моей головой, – говорит он мне с сарказмом, указывая на нее.
Умник.Я составляю губы трубочкой и произвожу совершенно не приличный звук, как взрослая и слышу, как Лорелей орет в телефон.
– НИКУДА НЕ УХОДИ! Я буду там через десять минут.
– Ты это видела? Свет просто льется!– говорю я Лорелей взволнованно.
Как только Лорелей вытащила меня из «Mulligan», рассыпаясь в извинениях бармену за мое поведение и засунула меня в свой бесподобный черный Мерседес твердо предупредив, чтобы я не блевала на ее кожаную обивку. Мы оставили мою машину на стоянке, Лорелей пообещала привезти меня сюда обратно завтра, чтобы я смогла ее забрать. По дороге между баром и своей квартирой, я убедила ее, что нам просто позарез необходимо поехать к Мэтту домой, потому что это касается вопроса жизни и смерти.
Пусть никто не сможет сказать, что «экс-модели не могут быть частными детективами»,даже после семи бокалов вина.
– Удивительно. Наверное, он включил электричество,– отвечает Лорелей голосом, лишенным эмоций.
На данный момент мы припарковались прямо напротив дома Мэтта. Как только подъехали и Лорелей заглушила двигатель, я всячески пыталась убедить ее, что мы могли бы лучше оценить ситуацию, скажем в кустах, но она тут же наложила вето на мою идею. Она пробормотала что-то о сумасшедших пьяных женщинах, которых бы захотели выслушать ее коллеги, и опозорить мою голову, но в этом вопросе я доверилась ей. Меня занимало лишь одно – взглянуть на него, хотя бы чуть-чуть.
Я прижала нос к окну пассажирского сидения и наблюдала за Мэттом, который прогуливался время от времени мимо окна гостиной в пижамных штанах. Он почесывал мускулистую грудь, проходя мимо окна и исчезал из виду.
Никогда прежде я не хотела так пробежаться рукой по его груди. Кто знал, что он скрывал такое теплое сексуальное тело под пуговицами рубашки?
– Не могу поверить, что ты убедила меня сделать это,– жаловалась Лорелей в десятый раз с тех пор как мы подъехали. – Напомни мне снова, почему мы припарковались у дома Мэтта Руссо в середине ночи? Потому что в данный момент именно сейчас, я не верю, что он в опасности. Хватит пускать слюни на мои окна.
Я убираю свое лицо от стекла и поворачиваюсь к ней лицом. Я явно доставляю ей неприятности, и я ее не виню. Я не довольна собой, сейчас, когда опьянение стало постепенно проходить. Конечно же я немного соврала, убеждая Лорелей совершить этот крюк, прежде чем поехать ко мне домой. Скорее всего я сказала ей, что кто-то преследует Мэтта, и эти люди предпочитают носить оружие и его жизнь висит на волоске. А поскольку сейчас я была слишком честной, то также призналась, что выброшу ее из ее же автомобиля на встречную полосу, если она не согласится привезти меня к его дому. В свою защиту могу сказать одно – виноват алкоголь, поэтому я веду такие разговоры.
Ладно, все нормально. Немного чувства моего сердца, но в основном бухло.
– Я просто хотела убедиться, что он в порядке. Он не выглядел счастливым в последнее время, – бормочу я, отворачиваясь от нее, в гостиной Мэтта окно становится темным, и я уныло вздыхаю, поскольку мне не удалось еще раз увидеть его обнаженный торс.
– Откуда ты знаешь, что он не был счастливым в последнее время, если сейчас первый раз, когда ты видишь его, после того как он на прошлой неделе выбежал из закусочной?
Я вздрагиваю и медленно поворачиваюсь обратно к ней, и видно у меня на лице отражается виноватый вид, который я пытаюсь скрыть.
Лорелей широко раскрывает глаза, ее челюсть падает.
– О, мой Бог! Мафия не преследует его, это ТЫ СЛЕДИШЬ ЗА НИМ! – кричит она.
– Шшш! Он может тебя услышать!– шепотом говорю я. В голове вихрем проносятся видения, я с ужасом смотрю на входную дверь, словно сейчас же кто-то должен вырваться из нее причем в любую минуту и направиться к автомобилю, чтобы узнать, почему я здесь и наблюдаю за ним. На самом деле, сейчас, когда я вспоминаю об этом мне уже не кажется, что это самая плохая вещь. Я могла бы тогда более подробно разглядеть его обнаженную грудь.
– Пейдж, я настоятельно советую тебе никогда больше не пить. Люди делают совершенно неуместные вещи в таком состоянии. Хотя бы мы, припарковавшиеся ранним утром у чужого дома, только лишь потому, что ты имеешь какие-то неуместные нежности к нему.
– Это не неуместные, я точно знаю, когда неуместно, – упрямо отвечаю ей я, скрещивая руки перед собой.
– Ты следила за ним всю неделю, не так ли?– требует ответа Лорелей.
Похоже, она ЗНАЕТ, что я один раз последовала за ним на работу.
Ладно, три раза. Я просто хотела убедиться, что гнев и раздражение, которое увидела у него на лице были не случайными. И это было действительно не случайно, потому что каждый раз, когда я видела его на этой неделе он выглядел точно так же. Было такое впечатление, что это выражение просто приклеилось на его лицо,и я чувствовала себя ответственной за это.
– Может, перестанешь говорить «следила»? Это такой грубый термин. Я предпочитаю «анонимно следовала».
Она сжимает челюсти и сужает глаза.
– Что происходит на самом деле? Это связано как-то с Энди, который не оставляет тебя в покое с деньгами? Ты просто зависла на первом порядочный парень, который появился, чтобы заставить его ревновать или еще что-то в этом духе? Это не похоже на тебя, Пейдж.
Опустив голову с глухим ударом на подголовник, я закрываю глаза и вздыхаю. Она права, это действительно не похоже на меня.
– Это никак не связано с Энди. Мне все равно ревнует он или нет. Просто… Я не хочу закончить, как моя мать, в семьдесят лет одной, лелея свои сожаления.
Первый раз, когда я призналась в чем-то подобном, и честно говоря, даже не могла предположить, что это беспокоит меня, пока не встретила такого, как Мэтт и тут же потеряла его, прежде чем у меня даже возник шанс.
– Кто сказал, что ты закончишь так? Ты единственная, кто имеет власть над своей собственной жизнью, Пейдж. Ты сама руководишь своими желаниями. Признаюсь, мне не нравится идея, что мы сидим у дома этого парня, преследуя…
Я посмотрела на нее испепеляющим взглядом, она фыркнула с раздражением.
– Анонимно следуем. Мне кажется, что ты рехнулась, не сообщив Кеннеди, что отклонилась очень далеко от первоначального расследования, но думаю, что понимаю тебя,– тихо произнесла Лорелей. – Трудно наблюдать за Кеннеди и Гриффином, когда они так влюблены друг в друга, а у тебя этого нет.
Меня так потрясли искренние слова Лорелей, что я сижу просто в изумленном молчании, во все глаза пялясь на нее. Лорелей всегда была непреклонна по поводу новых романов. Она зареклась иметь какие-либо отношения с мужчинами на всю оставшуюся жизнь, потому что поняла, что любовь не стоит того.
Оказывается, не смотря на суровый внешний вид, в душе она такой же нежный романтик, как и я.
– Пожалуйста, мы можем просто поехать домой и отоспаться от запоя, который сочится у тебя даже сквозь поры? От всей этой честности сегодня, мне хочется кастрировать Энди И Мэтта, который заставляет страдать твое сердце.
Ладно, возможно, она НЕ НАСТОЛЬКО сентиментальная, как я.
– Ты обещаешь не судить меня за то, что я заставила тебя приехать сюда, в состоянии опьянения?– умоляю я ее.
Лорелей заводит машину и отъезжает с обочины тротуара.
– Обещаю. Я даже помогу тебе найти способ, чтобы Мэтт смог простить тебя, если ты действительно этого хочешь. Другой способ, не связанный с анонимным преследованием или же барменом мудаком.
– Вероятно, мне следует вернуться к бармену и извиниться, а?
Глава 11
Даже не потрудившись снять темные очки, я сижу в церкви Святого Михаила и задаюсь вопросом:«Знает ли Бог, что я пришла в его дом, пропахшая спиртным и полная стыда?»
– Сними очки, это не дискотека,– сурово шепчет мне на ухо мама.
К счастью, я снимаю их после того, как закатываю глаза на нее, и удерживаюсь напомнить ей, что сейчас уже не 1970 год.
– Не желаешь просветить меня, почему ты попросила встретиться с тобой в церкви?– спрашиваю я, вздрагивая от яркого солнечного света, льющийся через витражи, убирая свои очки в сумочку.
– Ты имеешь в виду, что стоит не учитывать тот факт, что твоя душа нуждается в спасении и прошло уже больше месяца, когда ты была в церкви? —шепчет она.
Супер. Адское похмелье,да еще и чувство вины.
Я приподнимаю бровь, как только органная музыка начинает греметь у меня за спиной. Мама сразу же встает со своего места и начинает петь вместе с другими прихожанами, полностью меня игнорируя.
Я ожидаю конца песни и когда все садятся, сложив руки на коленях, пробую снова:
– Что было такого важного, что не может подождать до сегодняшнего вечера?– шепотом спрашиваю я ее.
Она шикает на меня,как только пастор начинает говорить, и во мне поднимается протест, причем громкий, пытающийся напомнить ей, что именно она выбрала это место для встречи. Через несколько минут, она наклоняется ко мне ближе.
– Кто-то украл хлеб Господа для причастия из церкви на прошлой неделе. А вчера пропала золотая чаша. Ты должна сказать своей подруге Кеннеди, чтобы она помогла нам.
Я немного возмущаюсь на тот факт, что она даже не предлагает мне помочь с этим делом. Она почему-то твердо убеждена, что моя единственная роль в «Единожды солгав» это быть шлюхой. Даже моя собственная мать совершенно не верит в мои способности.
– Знаешь, я же тоже там работаю? Почему я не могу быть той, кто поможет вам?
Не то, чтобы я очень уж хочу, поскольку слишком занята сейчас, помогая Мэтту, но в принципе сам факт.
– Ты целуешься с незнакомыми мужчинами и снимаешься обнаженной. Каким образом ты собираешься помочь нам?
Совершенно неважно сколько раз я повторяю ей, что, целуя тех мужчин– это своеобразный способ с моей стороны поймать их на обмане, или о том, что фотографии, сделаны с большим вкусом, на которых я изображена, она все равно уверена в одном– что моя лучшая подруга намного лучше меня, и она тоже ходит в эту церковь, и не имеет дочь, которая позирует для «Playboy»,и продолжает сниматься в порно или в чем-то подобном. Как только меня наняли на мою первую работу в качестве модели десять лет назад, она стала молиться с четками каждый вечер, потому что решила, что я пошла по скользкой дорожке.
– Я совсем там не обнаженная. Сколько раз мне повторять тебе это?– шепчу я сердито.
Она опять шипит на меня.
– Мы находимся в доме Господнем. Сейчас не время говорить о твоей«больной мозоли»,– сообщает она мне, взмахнув руками в направлении моей груди.
«Я люблю свою мать. Я люблю свою мать. Я люблю свою мать». Возможно от того, что я продолжу напоминать себе это, не задушу ее в церкви полной народа.
Снова начинает звучать органная музыка, и все встают.
– Мам, сейчас у нас много работы. Почему бы просто не позвонить в полицию и не сообщить о краже?
Она хмурится, глядя на меня.
– Эти просфиры были подарком от папы.
Она быстро крестится при упоминании Папы, и я закатываю глаза.
Моя мама родилась и выросла настоящей католической, поскольку у нее было очень строгое воспитание. Когда она уехала в колледж, она словно взбесилась и у нее снесло крышу. Она не остепенилась почти до сорока лет, уже фактически отчаявшись встретить своего суженого и завести семью. Однако, судьба дала ей хороший пинок под зад, как раз на ее сороковой день рождения.
Моя мать была… как бы это покрасивее выразиться… в основном, моя мать была женщиной, предпочитающей заниматься сексом с мужчинами намного младше ее. Свой день рождения она решила отпраздновать с подружками в местном баре университета. Было слишком много виски, и она встретила моего отца. Он был студентом университета Мичиган, и вместе со своими друзьями был в Нотр-Даме на выходные. БАМ, БАМ, благодарю вас, мэм, поскольку шесть недель спустя, палочка для теста изменила цвет. Она так и не узнала, как зовут моего отца и была слишком подавлена, чтобы вернуться в бар и порасспрашивать о нем.
Моя мать тут же обратилась к своим католическим корням, испытывая чувство вины, и начала ходить на исповедь и мессу каждый день. В возрасте семидесяти лет она продолжает все равно каждый день ходить на мессу, и я уверена, что также молиться за мою душу, которая, как она считает, ведет себя непристойно в своем постоянном обнажении.
– Видишь того приятного молодого человека, сидящего впереди нас на два ряда,в голубой рубашке? Гарольд Джонсон. Он холост и его мать сказала мне, что он всегда был влюблен в тебя.
Я даже не заморачиваюсь, чтобы взглянуть на этого мужчину. С тех пор, как Энди и я развелись, она пытается меня сосватать с незнакомыми, случайными мужчинами в церкви.
– Ты шутишь, да? Его зовут Гарри Джонсон?– шепчу я в ответ, пытаясь сдержать смех.
– А что такого с его именем? Веское христианское имя, – утверждает она.
– Это не веское христианское имя. Это имя, которое кричит: «мои родители ненавидят меня».
– У него хорошая работа, и он заботится о своей матери, – отвечает она, игнорируя мои издевки.
– Заботится о ней, или живет у нее на цокольном этаже?
Она фыркает с раздражением.
– Нет ничего плохого в том, что сорокалетний мужчина живет со своей бедной, больной матерью. Ты не становишься моложе, Пейдж. Ты все еще хочешь найти кого-то особенного.
– А почему ты думаешь, что я не нашла кого-то особенного?—требую я ответа.
Она поворачивает голову в мою сторону и внимательно смотрит на меня, пытаясь понять честна ли я. Я никогда ей не лгала, и она это знает. Даже в старших классах, когда думала, что смогу безнаказанно что-нибудь совершить, потому что она вечно уходила из дома в церковь, имея там какие-то дела. Через пять минут, после того, как она появлялась в дверях дома, она уже была в состоянии понять, всего лишь взглянув на меня, сколько пива я выпила на вечеринке, вместо того, чтобы заниматься уроками.
– Возможно, я уже нашла отличного парня, – бормочу я, чувствуя печаль.
– Ты никогда не найдешь себе отличного парня, если продолжишь работать «шлюхой»,– поясняет она.
– О, мой Бог, я не шлюха! У меня не было секса с тех пор, как я развелась с Энди!
Конечно,именно в этот момент в церкви устанавливается гробовая тишина. Моя мать судорожно оглядывается и неуверенно улыбается людям, сидящим недалеко от нас.
– По крайней мере, ты можешь подождать хотя бы до Причастия, а потом уже говорить о С-Е-К-С-Е,– на ухо шипит она мне известные истины, словно я маленький ребенок.
Я замолкаю на оставшуюся часть мессы, не причиняя своей матери никаких телесных повреждений, дожидаясь, когда мы выйдем из церкви, она направляется со мной к падре.
– Прекрасная проповедь сегодня, отец Боб. Вы помните мою дочь, Пэйдж?
Отец Боб пожимает мне руку и тепло улыбается.
– Конечно я помню ее. Было время, когда я часто видел ее на мессе.
Моя мама многозначительно смотрит на меня, и я сразу же чувствую, как будто я во втором классе и впервые пришла на исповедь, поэтому тут же вытаскиваю свою руку.
«Простите меня, отец, ибо я согрешила. Прошел уже месяц с момента, когда я приходила на причастие и церковную службу, и у меня были нечистые помыслы».
– Мама упомянула, что у вас последнее время были проблемы, несколько краж в церкви. Не уверена сказала ли она вам, но я работаю в частной фирме, занимающейся расследованием, – говорю я ему, быстро отгоняя все мысли по поводу Мэтта, что я была с ним нечестна.
– О, да, да. На самом деле ничего страшного. Я уверен, что это просто некоторые бедные, бездомные души тех, кто сбился с пути Господа. Единственное, чем мы можем им помочь – это помолиться и думаю все образуется.
Отец Боб быстро что-то говорит о важном деле и мчится от меня прочь, прежде чем я могу ему что-либо ответить, ринувшись к другим прихожанам.
Я несколько минут внимательно наблюдаю за ним, и время от времени он оглядывается на меня через плечо, но замечая мой взгляд быстро отворачивается.
– Отец Боб выглядит виноватым. Мне кажется, он знает намного больше, чем говорит на самом деле,– говорю я маме, пока мы идем к парковке.
– Пейдж Элизабет! Отец Боб святой. Он крестил тебя, ты ходила к нему на свое первое Святое Причастие, и он венчал тебя и Энди,– вещает она.
– Да, и все мы видим, чем это закончилось, – бормочу я себе под нос.
– Фрэн, Юнис, идите сюда и поздоровайтесь с Пейдж.
Я поворачиваю голову и вижу двух подруг моей матери, рысью двигающихся к нам. Ну, своеобразной рысью, поскольку Фрэн опирается при ходьбе на трость,а Юнис толкает перед собой ходунки.
– Пейдж, приятно снова увидеть тебя в церкви. Слышала, что Гарольд Джонсон одинок?—спрашивает Юнис.
Ох, ради любви к Богу.
– Юнис, кто в здравом уме будет встречаться с таким мужчиной? Он живет с мамой и коллекционирует аспирин,– вмешивается Фрэн.
– Простите, что он коллекционирует?– спрашиваю я в недоумении.
– Аспирин. Любой какой существует размер, форма и цвет, которую только можно себе представить. Он клеит их на доску и развешивает эти картины по дому матери. Я думаю, что он серийный убийца,– объявляет Фрэн, переходя на драматический шепот.
– Думаю, что это очень художественно,– возмущенно отвечает моя мать. – Я слышала, что он даже заказывает аспирин из Германии.
– Я готова поспорить на выигрыш в Бинго на следующей неделе, что весь дом его матери он завесил рогипнолом (запрещенное снотворное без цвета, запаха и вкуса; маньяк подсыпает его в бокал жертве, чтобы заняться сексом, пока та спит).
Мы все во все глаза смотрим на Фрэн.
– Каким снотворным? Тем, что из Германии?– спрашивает Юнис.
Фрэн открывает рот, чтобы, скорее всего, подробно рассказать о существующих снотворных… в мире, но я быстро меняю тему, прежде чем этот разговор зайдет совершенно не туда.
– Итак, что вы думаете об отце Бобе и кражах, которые здесь произошли?
Фрэн фыркает и поднимает вверх трость, направляя ее прямиком на меня.
– Это неправильно, Пейдж. Куда катится этот мир, церковь и то уже не стала безопасной? Нам всем необходимо иметь оружие.
– О, мой Бог, нет! Вы не должны иметь никакого оружия. Это совсем плохая идея,– спорю я.
– Могу ли я получить пистолет в Крюгер? У меня есть купон в записной книжке, по которому за доллар я могу получить любой предмет,– взволнованно говорит Юнис.
– А я говорю, что мы справимся с этим своими силами. Вернем церкви похищенное!—кричит мама.
– ВЕРНЕМ ЦЕРКВИ!– эхом вторят ей Фрэн и Юнис.
Мне необходимо положить этому конец, прежде чем это полностью превратиться в тотальную старушечью анархию.
– Никто ничего и не забирает! Мама, как только у меня будет немного свободного времени на этой неделе, я посмотрю, что можно сделать, обещаю.
Разговоры про оружие тут же забываются, как только Фрэн и Юнис начинают обсуждать десерт, который они собираются приготовить для алтаря и молитвы по четкам на этой неделе.
– Не вляпайся в какие-нибудь неприятности, Пейдж. Просто дай Кеннеди знать, что я хочу с ней поговорить. Я уверена, она сможет докопаться до сути. А я пока дам Гарольду твой номер телефона, и может он разрешит тебе взглянуть на свои картины из рогипнола.