Текст книги "Лики Богов (СИ)"

Автор книги: Тара Роси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Давно ты этих богоизбранных знаешь?– ухмыльнулся Злат, кивнув в сторону витязей.

– Ой, давно! – потянулась лучница. – Лет с восьми. На охоте познакомились мы. Три друга: самый старший – Ждан, за ним – Баровит, младший – Волот, ну, а Умила за братом завсегда, як хвостик. Так и я к ним прибилась. Волот нравился мне поначалу очень.

– А сейчас? – надулся Волот.

– Сейчас как друг, – улыбнулась омуженка.

– Чего так? – вклинился Казимир.

– Когда этот Бер стал меня в два раза выше и в пять шире, то я побаиваться его стала, – засмеялась Радмила.

– Наговоришь сейчас, – отмахнулся Волот.

– И появилась тогда в нашей компании ещё одна белка, – улыбнулся Баровит, – ловкая до жути, ни догнать, ни поймать. С тех пор вдвоём они приключений искать стали.

– Я помню, как втихаря в конюшню пробралась, – не открывая глаз,сказала Умила. – Тятьки с братом дома не было. Я коня вывела, вобралась на него и поскакала по Камулу, а он взял, да начал плясать подо мной. Страшно было, хорошо Баровит повстречался и смог за узды его схватить.

– Чего сама не успокоила? – спросила Радмила, – Ты же животными управлять можешь.

– Мала я тогда была и не умела этого,– ответила подруга. – Мне лет семь было.

– Я тогда сильнее тебя перепугался, – улыбнулся Баровит, переворачивая рыбу. – Сдавать я её не стал, Волоту рассказал, конечно, а Демиру Акимовичу умолчал.

– Да, Волот меня полдня отчитывал, – ухмыльнулась Умила.

– Ну, а тебя, Злат, как сюда занесло? – спросила Радмила.

– Как и тебя, – ответил парень, – призвали. Потом отбор в дружину, так же до полусмерти и посвящение. Брат мой младший не прошёл второй круг*, так и остался в ратниках. Сёстры мои замуж уже повыходили, может, и детей нарожали, я не знаю пока, два лета уже дома не был.

– Как и все мы, – пробурчала Радмила.

– Крым освободим и по домам двинем, – заверил Баровит.

– Ты по своему терему соскучился? – ухмыльнулась лучница, – Будешь ходить по нему, аукать?

– Я к родителям собирался, вообще-то, а не к себе, – пробурчал Зорька.

– Ты лучше скажи, зачем ты себе двухэтажный терем отстроил, если там кроме помощницы твоей Малуши не живёт больше никто? – не унималась подруга.

Витязь посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на Умилу и грустно вздохнул.

– Так зачем? – улыбнулся Злат.

– Да. Какого Лешего мы с Умилкой три месяца* на охоту вдвоём ходили? – не унималась Радмила. – Если ты так и кочуешь от родителей к воеводе и обратно?

– Это как? – удивился Казимир.

– Отец всех нас с раннего возраста делу ратному обучал, – пояснил Волот, —ну, и чтобы малому через весь Камул не ходить, он у нас оставался. Терем большой, а нас только трое. Так, что Баровит у нас почти всегда и жил.

– Просто с нами ему веселей было, – улыбнулась Умила.

– И спокойней, – кивнул Зорька.

– Тем более, зачем тебе был нужен свой дом? – не понимал Злат.

Волот широко улыбнулся и посмотрел на Баровита:

– Расскажи, друже, как мы с тобой три месяца брёвна таскали.

– Всё началось с серьёзного разговора с моим отцом, – вздохнул Зорька, – мол, вы вымахали, места мало…

– Ага, особенно ты, – перебил Волот.

– Дескать, тесно, – улыбнулся друг, – да и жениться вам пора, куда жён приведёте?

– Меня под таким же предлогом из дома выгнали, – засмеялся Казимир.

– Ну, и стали мы с братьями дома строить, Волот, конечно, помогать вызвался, – продолжал Баровит, – два терема мы построили, принялись за мой. Я вообще хотел избёнку малую, но тут батый вмешался, мол, видел сон он, как по моему терему двое его внуков бегают и Волот тут: «Тятька никогда не ошибается, где двое, там и четверо, давай сразу большой строить». Я им и поверил… Поэтому Умила с Радмилой три месяца на охоту одни ходили… за зря.

– Почему за зря? – возмутился Волот, – Батя не ошибался ещё ниразу. Просто мы в Аримию весной ушли, будут ещё по терему этому племянники мои бегать.

Зорька посмотрел на свернувшуюся на брате Умилу и грустно вздохнул:

– Ну, не знаю, сестра твоя другого мнения.

– Ну,почему?– промурчала воительница. – Я в видениях тятьки ничего несбыточного не вижу. Он всегда говорил, то ты ему как сын родной, стало быть, и детей твоих внуками звать будет. Вернёмся в Камул и примешься за заселение своего дома, вон Малуша, пади, укоренилась в нём уже за два лета. Чем тебе не жена?

Баровит схватил шишку и бросил в бедро омуженки, та ойкнула, Волот с Радмилой захохотали.

– Всё, я на тебя обиделась, – пробурчала Умила, отвернувшись от стрелка и укрывшись покрывалом с головой.

– Ты? На меня? – опешил воин, и вторая шишка полетела в девушку.

Покрывало сорвалось и серым облаком рухнуло на хохочущую Радмилу, жертва обстрела села рядом со смеющимся братом и прожгла Баровита взглядом.

– Хорош шишками кидаться! Чего я тебе сделала? – прошипела она.

– Тебе по пальцам перечислить? – нахмурился парень.

– А хватит пальцев-то? – держась за живот, выдавил хохочущий Волот.

Зорька посмотрел на него, перевёл взгляд на хмурящуюся Умилу – забавная она была в таком настроении, и, вздохнув, выдал:

– Рыбу будешь? Готова уже.

– Буду, – ответила омуженка, скрестив на груди руки.

– Идеальная пара, – заключила Радмила, вытирая слёзы с лица. —А рыбу потомить ещё надо.

– Не надо, – хором сказали дружинники.

– Горячее, не сырое, – уверил Волот.

Воины много говорили, вспоминали о доме. В хорошей компании, да с вкусным ужином время летело незаметно и первые лучи ясноокого Ярилы застали друзей врасплох. Впереди была битва, к которой нужно было хорошо подготовиться, что ждало их, можно только гадать.

____________________________________________________________________________________________

Эйлет* – месяц Посева и Наречения в Двевнеславянском календаре, начинался 11 – 14 апреля по Григорианскому календарю.

неделя* – девятый день девятидневной недели.

Девана* – богиня охоты, вооружена была искусным луком, который был способен поразить любую мишень.

Тангут* – город Великой Тархтарии

Макошь* – Богиня Пряха Судеб.

Явь* – мир, а котором живут люди, звери, птицы, духи, малые Боги (водяные, домовое, лешие) и природные Боги (земля, вода, ветер огонь).

мор* – повальная смерть, эпидемия

Род* – творец Богов, миров и всего живого

двор* – здесь Дом, т.е. семья.

Три круга* – три этапа аттестации кандидата в дружину.

Перун* – Бог грома и воинской доблести.

второй круг* – испытание стихиями (огонь, вода, земля)

месяц* – по славянскому календарю месяц включал в себя 40 или 41 день

Глава 5. Треба

В просторной комнате, заставленной кроватями, хлопотали женщины. Они ходили между постелями и осматривали раненых. Все были живы, их жизням ничего не угрожало, но на восстановление требовалось немало времени. Синеглазая женщина с поддернутыми сединой волосами раздавала указания своим помощницам, за её спиной стоял широкоплечий витязь и ждал внимания знахарки. Женщина протянула перевязанному кружку с отваром, тот сделал пару глотков и съёжился.

– Ты видно отравить меня хочешь, мать, – ухмыльнулся он.

– Нужно выпить всё, – покачала головой синеглазая.

– Это выше моих сил, – заключил воин.

– А ну, быстро опрокинул залпом, – гаркнул витязь.

Дружинник повиновался и уже через несколько секунд, корчась и вздрагивая, протянул кружку обратно. Знахарка улыбнулась, приняв ёмкость, и направилась к двери.

– Помог ты мне, Волот, – ухмыльнулась она, – страшатся они тебя.

– Правильно, я им не мамка, нянькаться не буду, – проворчал он. – Валькирия Кузьминична, мы выдвигаемся завтра…

– Уже? – перебила женщина, устремив на воина свои бездонные глаза,– Но вас мало… Как же?

– Не в числе сила, – улыбнулся парень. – Я спросить хотел, вам нужно оставить кого для защиты?

– Умилу оставь, – ответила знахарка.

– Нет, сестра мне самому нужна, – помялся витязь. – У нас есть четверо ратников, их бы я и оставил вам, дружинники все в бой пойдут.

– Чего тогда спрашиваешь, если решил уже всё?– ухмыльнулась Валькирия.

– Если вам защита не нужна, то я и ратников уведу, – пояснил Бер.

Женщина помялась, поставила кружку на стол и положила руку на грудь витязя:

– Было у меня два сына, Волот, оба ушли на войну и ни один не вернулся. Ты напоминаешь мне о них, я очень хочу, чтобы ты невредимым пришёл. Вас и так мало, забирай всех тех, кто меч держать способен, а о нас не беспокойся.

– Я понял вас, – кивнул воин и, широко улыбнувшись, добавил, – давайте я вам хоть воды натаскаю.

– Натаскай, – улыбнулась знахарка, – в нашем «лазарете» вода заканчивается быстро.

Родниковая прохлада стремительно наполняла все имеющиеся ёмкости, сильные руки переворачивали вёдра словно напёрстки, работа близилась к концу. Воин составил вёдра и направился к небольшому дому, из которого выбежала навстречу девушка. Чернявая наверняка выглядывала его в окошко, раз появилась так вовремя и приближалась столь стремительно. Волот улыбнулся этой мысли и заключил грациозное создание в объятия. Витязь заметил, что тонкие девичьи веки набухли и приобрели розоватый цвет.

– Что стряслось, Любавушка?– спросил он, проведя по заплаканному личику огрубевшими от меча пальцами.

– Ты уходишь, – прошептала она, – сердце моё неспокойно от этого.

– Слёз твоих это не стоит, – серьёзно сказал он.

Девушка уткнулась в его грудь и разрыдалась.

– Братья мои… не вернулись… ни один… – сбивчиво говорила она.

– Любава, мы воины, каждая битва может стать последней, такова наша судьба, но это не значит, что я к Маре в объятия спешу, – говорил Волот, гладя волнистый чёрный шёлк её волос.

Успокаивающего эффекта его речь на девушку не произвела, но осознание того, что он дорог этой красавице побуждало воина сделать важный в своей жизни шаг.

– Идём, – сказал он и потащил горемыку за собой.

Каменная ладонь скалы впитывала в себя горячее дыхание Ярилы, ёжась от щекотящих угловатое тело тонких пальцев пенного моря. На этом безлюдном плато, укрывшись от любопытных глаз, расположилась красивая пара. Парень сжимал в ладонях тонкие девичьи кисти и пытался собрать роящиеся в голове мысли, воплощая их в слова.

– Я хотел тебе об этом после битвы сказать, но тогда у тебя не будет времени подумать, – выдал он, утопая в синих бездонных глазах. – Любава, на той скале, ты украла моё сердце… и душу. Я многое повидал за свою жизнь и мне уже достаточно лет, чтобы отличить настоящую любовь от увлечения. Выходи за меня, Любава.

Девушка округлила свои и без того большие глаза и слегка приоткрыла от удивления ротик, пытаясь найти силы ответить.

– Я всё равно уйду, Любава, – сказал витязь, не дождавшись ответа, – не к Маре, так в Камул.

– Зовёшь меня с собой? – пролепетала чернявая.

– В случае Камула, – улыбнувшись, уточнил он.

– А мои родители?

– С нами, – не видел проблемы воин. – Я понимаю, что тебе тяжело на это решиться, поэтому не отвечай пока. Подумай, прислушайся к себе. Если я вернусь, и сердце твоё дрогнет, то ты мне не откажешь, а если места эти тебя сильнее держат, то я не буду тебе душу рвать.

Тонкие пальцы скользнули по небритым щекам, девушка заглянула в дымку его глаз и, встав на цыпочки, приблизилась к его лицу.

– Ты спутал мои мысли, витязь, – шепнули алые губы и коснулись губ воина.

Крепкие руки прижали хрупкое девичье тело к каменной груди, сердца бешено колотились, а объятия не спешили разрываться.

– Я пойду за тобой, куда угодно, даже к Маре, – заявила Любава.

– Не нужно к Маре, – улыбнулся Волот, убрав чёрные кольца с фарфорового личика.

Лиловой вуалью укрылось оставляемое Хорсом небо, Дивия явила свой бледный лик, но власть у брата ещё не переняла. Дети Рода смотрели как воины тархтарских дружин складывали высокий костёр, чтобы воззвать к Творцу*. Могучее пламя обвило столбы и пыталось своими жёлто-красными языками достать до нежной кожи темнеющего неба. Поленья трещали, и сотни золотых искр рассыпались по перекопанной плоти земли. Воины и миряне стояли вокруг костра, низкий голос воеводы читал молитву Великому Отцу, высокий витязь размеренно бил в бубен, вслушиваясь в глухой звук.

– Роде Могучий! – взывал Демир – Ты есть Творец Яви, Нави и Прави, Ты сотворил с Рожаницами Род Небесный и род Земной. Славу Тебе творим, как дети Твои кровные. Славим Солнце-Тарха, который всходит над Землей-Макошью каждое утро, лучом золотым насыщает и согревает Землю Святую, и жизнь дает роду земному – детям Богов Православных*. Пусть слава стоголосая Тарху Пресветлому летит к Ирию* и полнится там любовью детей земных. Пусть прорастет зерно Твоё в душах человеческих силой Праведной, силой святой Сварожьей*, счастьем, здоровьем и летами долгими!

Воевода перевёл взгляд на дочь, девушка подошла к деревянному изваянию Рода и поставила перед ним блюдо с крашеными яйцами и высокий кулич.

– Великий, многоликий Род! Встань во Яви, оком Прави, дланью Нави! Прими требу нашу и дай силы всем восмотрящим в твои очи! – сказала Умила, протянув руки к небу.

Тёплый ветер налетел на взывающих, поднял огненный столб ещё выше, унеся с собой серые клубы дыма, звук бубна затих, а взгляд серебристых глаз застыл на танцующем пламени. Девушка ощутила как тепло разливается по телу и пульсирует в каждой клеточке.

– Слава, Отче! – крикнула она.

– Слава, Слава, Слава! – вторили собравшиеся.

Умила подошла к брату и опустилась рядом с ним:

– Что тебе духи сказали?

– Наши предки услышали нас, – улыбнулся он, – я пробудил наш род.

Демир посмотрела на своих детей, перевёл взгляд на Баровита и Ждана, жестом позвал к себе Велибора.

– Умила и Волот, пойдёте вдвоём, возьмёте на себя османцев, что в лесу попрятались, – сказал воевода Камула, – Баровит…

– Я с первым всполохом утренней зари с отрядом своим с тыла зайду, – спокойно сказал витязь.

– Как всегда, – улыбнулась Умила.

– Ладно, – кивнул Демир и сказал своим детям, – вы не должны дать османам выйти к отрядам, осаждающим Крым.

– Да, понятно, – кивнул Волот.

– Я разобью отряд и выйду к вам, – сказал Баровит, – дождитесь меня и не полягте там.

Брат с сестрой закатили глаза, Умила показала парню язык.

– Ну, а мы с Велибором Касимовичем параллельно ударим, – ухмыльнулся батый.

– Понятно, – кивнули витязи.

– Постой, Демир, – фыркнул Велибор и уставился на друга, – я конечно высокого мнения о твоих детях, но вдвоём против тридцати осман, а то и больше, это слишком уже. Пущай Ждан с ними идёт, али Злат.

– Не в первой, – пробасил воевода.

– Так, Волот… – начал Велибор, но ни Волота, ни Умилы уже не было, – Где ж они?

– Указ выполняют, – ответил Демир. – Давай, друже, мы свои позиции ещё раз оговорим.

Глубокая иссини-чёрная бездна затягивала в себя всё сущее, скрыв даже серебряное зеркало Луны за пеленой слоистых облаков. Мир канул во мрак, вбирающий все жизненные силы природы, поглощающий все её краски. Сгущающаяся тьма грозилась хлынуть бурей, если бы не высокие столбы пламени, рвущиеся в самое небо, трещащие своим настойчивым гласом, долетающим до Богов. Тонкие языки, извивались и буйствовали, озаряя своим светом широкую поляну и спящий лес, выбрасывая свой жар с каждым словом взывающих воинов. Два чёрных силуэта – мужской и женский – стояли напротив дрожащего огня, они взывали к Перуну и просили защиты у своего рода.

– Перун, Землю сотрясающий. Зорко смотрящий за помыслами нашими, дающий отвагу и силы защищать род свой. Слава Тебе! Приди и встань камнем на защиту мою. Тебе жизнь вверяю!– гремел бархатистый голос витязя.

Брат с сестрой синхронно вонзили в землю мечи, рядом с выставленным квасом и хлебом. Блестящие стальные зеркала отразили в себе огненные знаки, преломляющиеся в рёбрах клинка, неустанно меняясь, они воплощали собой строки древнего заклятья.

–К предкам своим взываем, услышьте нас, родичи! Придите к нам, заклинаем вас! – в унисон звучали голоса взывающих.

Тонкие костлявые пальцы молнии разодрали густой мрак, высвобождая светлый лик Дивии из чёрного плена, раскат грома пронёсся над пиками лесных великанов, распугав дремлющих птиц, возвещая витязей о том, что услышал их Громовержец.

«Мы слышим вас» – шептали голоса, обдавая своим холодом спины детей Демира.

Дымчато-серые глаза одарили своим теплом красивое девичье лицо, а широкая ладонь убрала с нежной щеки выбившуюся золотую прядь.

– На меня их выводи, Умила, – сказал брат.

– Я разделю отряд, – говорила омуженка, – возьму на себя скольких смогу и к тебе ворочусь. Будь осторожен, родимый.

Волот поцеловал сестру в лоб и протянул ей шлем, но златовласая его отвергла:

– Неудобно в нём по деревьям прыгать, мешает.

Парень закатил глаза, и одел шлем на рукоять вонзённого в земную плоть меча. Девушка закрепила на боку сабли, на втором – колчан со стрелами, через плечо перекинула лук. Она подняла щит и подала его брату. Волот вложил в ножны по бокам тяжёлые мечи и принял щит из рук сестры, одев его на спину.

– Ступай, Умилушка, и не геройствуй за зря, – сказал воин.

– Ты тоже, – ухмыльнулась омуженка, отлично понимая, что брат её совету следовать не станет, и поцеловала витязя в щёку, звякнув кольчугами.

Грациозная воительница неслышной поступью направилась к непроглядной обители могучих великанов и канула в лесной чаще. Белый полупрозрачный силуэт возник за плечами Волота, невесомая рука легла на блестящие металлические кольца.

– Мы не сможем помочь обоим, – сказал дед.

– Помогите сестре, – ответил Бер, надев шлем.

Белое облако длинным шлейфом потянулось в след за Умилой, оставив витязя одного возле беснующегося пламени высоких костров. Ему оставалось только ждать, а ждать он умел.

Ночное небо медленно сбрасывало с покатых плеч плотную тёмно-синюю шаль, готовясь принять в свои распростёртые объятия светлоокого Бога. Спящий мир не собирался вырываться из убаюкивающих чар Дрёмы, ловя последние часы приятной неги. Столетние могучие деревья сплетёнными длинными ветвями удерживали ночной мрак в своей власти. По узким тропам степенно двигались воины, чинно восседая на грациозных скакунах. Чёрные глаза всадников впивались в призрачные тени и вслушивались в звенящую тишину древнего леса. Было слишком тихо, всё живое кануло во мрак и не смело шелохнуться, даже тонкие резные листья боялись покачнуться в лёгком дыхании ветра. Да и где этот ветер? Ничего нет, лишь густая тень и ночная мгла. Казалось, в этом ледяном океане сновала нечисть. Вот она мелькнула за широким дубом, или зацепилась за иголки сосны, а может, притаилась за колким кружевом можжевельника?

Белая вуаль стелилась по влажной земле, укрытой вязью корней и бархатом трав, она словно сгущалась и поднималась выше. Холод становился всё свирепей и колол тонкими иглами стопы воинов. Утробный женский смех разрушил мёртвую тишину и рассыпался демоническими нотами по шершавым телам деревьев. Кони стали танцевать под своими седоками, предчувствуя недоброе. Дикий страх материализовался стрелой и вонзился в горло всадника, вырвав из него сдавленный хрип. Воины принялись всматриваться в густые кроны, но эхо несло взволнованное ржание жеребцов и смешивало его с несущимися со всех сторон скрипами. Стрелы вырывались из мрака и настигали незащищённые участки тел. Османы падали на причмокивающую землю замертво, кони топтали поверженных и пытались свергнуть живых. Командир велел своим подопечным переходить на галоп и помчался прочь по узкой едва различимой в темноте тропке. Всадники прижались к спинам скакунов и ринулись за предводителем. Один из освободившихся от своей ноши коней замер на месте, всматриваясь в царящий сумрак. Тонкая тень соскользнула с ветви на его спину, тонкие пальцы сжали поводья и нежный тихий голос приказал животному следовать за беглецами.

Топот копыт заставлял дрожать землю, а треск ломающихся под их тяжестью сухих веток заполнял спящую лесную обитель. Лезвия сабель мелодично звякнули о ножны, золочёные соколы провернулись в белых ладонях и певуче разрезали влажный воздух. Нежить настигла двух всадников, с дикой силой пронеслась мимо них, обдав шеи исполинским жаром загнутых клинков. Багряные ручьи хлынули из рассечённой плоти и тела несчастных глухо пали на землю. Кони вновь заржалии бросились прочь, четыре всадника остановили своих скакунов и, обернувшись, увидели наездницу в матовом кружеве стальных звеньев. У ног её лошади лежали их мёртвые соратники, незнакомка окинула осман холодом своих озёр, развернула жеребца и рванула вглубь леса. Тюрки ринулись в погоню, будучи уверенными в том, что справятся с одной хрупкой женщиной.

Мускулистое тело животного покрывала блестящая плёнка пота, широкие ноздри жадно втягивали пряный воздух и столь же стремительно его отвергали, стальные подковы вбивали нежные травяные ленты в землю, заставляя тонкие корни вырываться из питательной плоти. Жеребец приближался в поросшей мхом горной груди. Руки наездника натянули поводья и приказали коню замереть. Грациозный всадник ловко соскочил с широкой спины и, сжимая в ладони лук, выхватили из колчана стрелы. Металлические зубы один за другим поразили лошадиные шеи, заставив наездников спешиться. Омуженка сменила оружие, призвав к себе золочёных соколов. Османы ухмыляясь бросились на голубоглазую девушку. Умила провернулась, отразила саблей меч противника и, продолжая движение, увела клинок его соратника в сторону. Лезвия тонко лязгнули, славянка, ввернувшись в землю словно волчок, поразила изогнутыми зеркалами ноги нападавших. Воины скривились от острой боли и зашатались, «лесной дух» мгновенно отпружинил от земли и резко опустил стальные крылья на шеи замешкавшихся соперников. Третий противник кинулся на неё, замахиваясь мечом, Умила скрестила сабли и блокировала его. Она задрала клинок вверх и, оттолкнув османца ногой, мгновенно сделала выпад, который, как она и предполагала, черноглазый отразил мечом. Вторая сабля вынырнула откуда-то снизу и, бросив свой скупой блеск, облизала живот «раскрывшегося» воина. Зажимая рану рукой, он попятился назад, давая своему соратнику возможность атаковать девушку. Тюрок провернул в руках серпы и завращался, лязгая ими по изогнутым лезвиям. Длинные клинки блокировали полумесяцы и развели руки османца в стороны, тонкая фигурка скользнула к нему и ударила соперника головой. И без того тёмный мир резко погрузился во мрак, горячая кровь хлынула из сломанного носа. Омуженка высвободила сабли и вонзила один из клинков между рёбер противника. Не слыша предсмертного хрипа и не смотря в замирающие глаза, она заметила, как раненный воин метится в неё из лука. Умила, не вынимая сабли из обмякающего тела, рванула поверженного на себя, закрываясь им словно щитом. Стрела вошла в мужскую спину, не достигнув ловкой воительницы. В ответ лучнику, блеснув в холодном свете угасающих звёзд, пронеслась изогнутая сталь. Османец успел обнажить сакс и отбить саблю. Омуженка с утробным рычанием подлетела к нему, размахнулась клинком, но нож вновь блокировал его. Девушка ударила ногой по рассечённой плоти, заставив врага онеметь от боли и, не теряя времени, с большой амплитудой опустила саблю на его шею. Голова глухо ударилась о землю и поглотилась шуршащим облаком высокой травы. Умила вытерла клинки об одежду убитого, запрыгнула в седло и ринулась на помощь брату.

Всадники гнали лошадей по мрачному лесу, перелетая через поваленные деревья, вырывая земляные комья и распугивая сонных птиц. Тёмная шуршащая бездна медленно разжимала свои объятия, сквозь ряды стройных стволов стал проступать яркий свет. Воины вышли на широкую поляну, которую освещали три высоких костра. Струящиеся золотисто-красные ленты извивались в безумном танце, то сливаясь в едино, то бросаясь прочь друг от друга. Из-за столба исполинского пламени один за другим вылетели «камни» и с диким грохотом принялись разрывать царившую тишину, выбрасывая под копыта лошадей сотни жалящих искр. Кони заржали, сбрасывая седоков, и ринулись обратно в прохладный сырой лес. Османы поднялись, сгруппировались и принялись всматриваться в завораживающий хаос огненных колонн.

Из-за ослепляющего света вышел могучий воин, его кольчуга разливалась золотом, отражая в себе языки пламени. В могучих руках провернулись мечи, давая понять непрошеным гостям, что пропускать их к городу он не намерен. Командир отряда обнажил саблю и знаком приказал своим подчинённым окружить витязя. Османы словно стая волков медленно приближались к тархтару, заключая его в кольцо. Витязь был неподвижен, его дымчато-серые глаза совершенно спокойно следили за мимикой предводителя. Тот бросил беглый взгляд на своего соратника, стоящего за спиной противника. Волот слегка улыбнулся, поняв намерения тюрков. Командир сделал выпад, для отражения которого светловолосый должен был отойти назад, но Бер в последний миг подался в сторону, блокировал саблю мечом и резко выбросил второй клинок в заступающего со спины османа. Острое лезвие рассекло шею соперника и оборвало его земной путь. Витязь с силой оттолкнул главу отряда ногой и опустил на его голову меч, тот ловко уклонился и отпрыгнул от противника. Двое воинов с криками кинулись на здоровяка, его мечи остановили их клинки, пронзив воздух металлическим звоном. За спиной он почувствовал движение, оттолкнул от себя рычащих соперников, пригнулся, пропустив над собой певучее лезвие, и молниеносно во вращении распорол живот османца. Кареглазый выронил меч, схватился за рассечённую плоть и повалился на землю.

Тюрки вновь ринулись на Волота, вытаскивая из-за поясов цепи. Тяжёлые грузы понеслись в цель, увлекая за собой звенящие звенья. Широкий клинок встретил один из них, второй пролетел мимо отстранившегося воина. Бер резко рванул на себя обмотанный цепью меч, а второй выбросил в тело потерявшего равновесие соперника. Остриё прошло между рёбер и, достав до сердца воина, вернулось обратно. Стальные звенья соскользнули с блестящего зеркала и длинной змеёй свернулись у бездыханного тела. Страх вспыхнул в глазах османца, но отступать он не собирался и, взяв над собой контроль, вновь бросился в бой. Волот скрестил с ним клинки и задрал их вверх, второй меч, певуче провернувшись в широкой ладони, выскочил снизу вверх, грозясь впиться в плоть. Брюнет согнулся и отскочил, уйдя от атаки, но тяжёлая сталь с дикой силой ударила по мечу и выбила его из рук. Сверкающий клинок отразил в себе красные всполохи и мгновенно вернулся к отступающему противнику, обдав холодом шею.

Витязь повернулся к командиру, за которым стояли ещё трое воинов. Он ждал, окидывая чужаков равнодушным, раздражающе спокойным взглядом. Османцы стали расходиться, обходя славянина, и один за другим ринулись на соперника, рассчитывая на то, что он не успеет отразить их атаки. Бесшумные быстрые иглы вонзились в двоих нападающих, повергая мечников на землю. Один схватился за стрелу, впившуюся в его горло, прохрипел и замер, второй лежал неподвижно, сражённый в глаз и мгновенно отдавший душу. Из леса вышел конь, на спине которого грациозно восседала златовласая лучница. Волот блокировал клинки и отбросил противников, те вновь ринулись на него. Витязь резко повернулся к одному из нападающих спиной, лезвие топора вонзилось в щит, из-за кромки которого вынырнуло остриё меча и впилось в бок воина. Второй меч очертил круг и с лязгом отбил вражеский клинок. Волот никогда не упускал времени и во вращении, перехватив меч рукоятью вперёд, рассёк влажный воздух, а вместе с ним и шейную артерию командира.

Глухой звук неспешного цокота копыт приближался к парню, он посмотрел на нежный лик сестры и улыбнулся, ликуя в душе от того, что она была жива и невредима. Умила оторвала свой лукавый взор от клубящегося дыма любимых глаз и оторопела от увиденного – два десятка пеших османских воинов выходили из-за стройных рядов деревьев, лучники уже вынимали из колчанов стрелы, некоторые ратники запрыгивали коней их павших соратников.

– Запрыгивай ко мне, – пролепетала омуженка, – бежим.

– Мы не должны их к Крыму подпустить, – возмутился Волот.

– Запрыгивай, сказала, – прошипела сестра, вынимая стрелу, – поводья держи, на ходу придумаем как быть.

Бер не стал спорить, спрятал мечи в ножнах, в один прыжок взлетел на спину скакуна и, схватив поводья, погнал его прочь. Умила, поднявшись в стремени, стреляла в лучников, увеличивая свои шансы.

Робкой лучиной вспыхнула утренняя зорька, бросив свой скудный свет на чёрные головы деревьев, скользнув золотисто-красной дымкой по холодной коже скал, защекотав тонкими пальчиками синюю морскую пучину. Неслышно было щебета пташек и жужжания шмелей, природа ещё дремала, лениво потягиваясь под тёплым взором восходящего Хорса. У подножья каменной стены расположился лагерь осман, они ждали подкрепления в виде двух отрядов – пехоты и конницы – чтобы начать штурм города. Растянутые серые палатки грязными шапками лежали на покрытой травяным бархатом земле, давно остывший котелок нависал над прогоревшими углями. Одинокий воин неспешно откинул плотную ткань и вылез наружу. Он потянулся, отгоняя от себя сон, и посмотрел на рваную кромку леса вдали. Игривые лучи солнца, соскальзывая с острых пиков сосен на купала дубов, капали на погруженную в тень почву. От этой тьмы отделились силуэты – наверное, утреннее наваждение, шутка не до конца пробудившегося разума. Но тени проступали всё ярче, тёплые искры небесного светила отразились от металлических зеркал шлемов и рассыпались мелким бисером по кольцам кольчуг.

Воин, набрав воздуха, закричал своим соратникам, что надвигается беда. Внезапно острая боль впилась в его горло, заставив звук навсегда остаться глубоко в груди, он повалился на землю, судорожно сжимая рукой торчащую в его шее стрелу. Османы выскочили из своих укрытий и уставились на приближающийся к их лагерю отряд тархтар. Стрелы летели со всех сторон, вонзаясь в тела и забирая жизни, звон мечей заглушали стоны раненных, а кровь щедро окропляла влажную почву густым багрянцем.

Высокий воин укрылся щитом от вражеского клинка, провернул в руке меч и опустил его на соперника. Черноглазый выставил саблю перед собой, держась за рукоять и лезвие, и остановил славянскую сталь. Баровит ногой поразил его живот и атаковал вновь, противник увернулся, захрипел и бросился снова. Витязь оттолкнул его щитом и резко выбил саблю из рук брюнета. Османец повалился на землю и выхватил из-за голенища сапога нож, но тяжёлый клинок с хрустом вошёл в его плоть. Черноволосый воин с криком понёсся на тархтара, размахивая цепью. Тяжёлый груз ударился о вовремя выставленный щит и отозвался в плотном барьере мелкой дрожью. Баровит ввернулся в землю, выставив щит над головой, и во вращении рассёк тело противника. Дрожащие пальцы судорожно ловили горячую кровь, а угасающий взгляд впивался в светло-карие глаза витязя, но воин уже следовал дальше.

Тонкая тень грациозно мелькала за широкими спинами дружинников, прикрывавших её от османских лучников щитами. Тонкие пальцы скользили по оперению, сильные руки натягивали тугую тетиву и свирепая Смерть жадно впивалась в цель. Осадники с криками ринулись на освободителей, заставив их расступиться и позволить подойти к их «ястребу» ближе. Черноглазый воин хищно оскалился, окинув взглядом омуженку. Оценив её вооружение лишь в виде лука, он провернул в руке меч, и, предвкушая лёгкую победу, ринулся на неё. Воительница ловко уклонилась от атаки и с размаха выбила противнику концом плеча лука челюсть. Она выхватила стрелу и выпустила её в очередного соперника. Хрипящий османец вновь выбросил в светловолосую свой клинок, но девушка припала к земле, ощутив дыхание стали над своей головой, и вонзила сжатую в ладони стрелу в ногу противника. Парень закричал, машинально хватаясь за рану, Радмила вскочила, накинула на его голову лук, натянула тетиву и отпустила. Прочная струна впилась в мягкие ткани человеческой плоти и рассекла их, высвобождая поток алой крови. Омуженка освободила свой лук, выхватила из ножен сакс и ринулась в кипящий бой.