Текст книги "Арабская дочь"

Автор книги: Таня Валько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Будни в Аккре

Пора делать следующую оплату обучения в школе, а посольство не дало еще ответа о первой сумме. На проблемы, касающиеся работы, Малика может пожаловаться только дома.

– А дорого ли это, доченька? – спрашивает мать, поднимая глаза от женского цветного шрифта.

– Изрядно, даже очень, – вздыхает Малика. – Мое полугодовое обеспечение едва покроет оплату за обучение и вступительный взнос, а как же деньги на жизнь?

– Не шути! Сколько конкретно? – Мать и Хадиджа внимательно смотрят на Малику.

– При поступлении ребенка в школу взимается около пяти тысяч долларов. А учебный год в начальной школе стоит девять тысяч с чем-то, так что сами видите. И чем дальше, тем дороже.

– Но там же много африканских детей! Неужели у их родителей хватает денег на такое дорогое обучение? – удивляется Хадиджа. – А еще говорят, что на черном континенте беда.. Однако у кого-то здесь все-таки есть деньги.

– За моей подругой Жоржеттой каждый день приезжает шофер на черном «мерседесе», а она удирает и говорит, что папа дает ей самый плохой автомобиль, – подключается к разговору Марыся.

– Вот тебе и ответ, – с осуждением говорит пожилая ливийка. – Послушайте, перед приездом сюда я продала – правда, за гроши – мои свадебные украшения. Это не так уж много, но все же…

– Мама! Бабушка! – выкрикивают они с возмущением.

– Хорошо! Хорошо! – Женщина пренебрежительно машет рукой и продолжает: – У Ахмеда тоже отбила пару тысяч зеленых, значит, могу доложить какие-нибудь три тысячи.

– Я совершенно с этим не согласна! – Малика подхватывается на ноги и зажигает сигарету.

– У меня тоже осталось немного от моей компенсации после развода, на черный день, и я считаю, что он, собственно, настал. – Хадиджа встает, идет в свою спальню и приносит конверт.

– Вы что, обе с ума сошли?! – кричит Малика, рассыпая вокруг пепел. – У меня ведь есть еще стабильный доход от клиники в Триполи! Нужно будет только сделать трансфер и подождать, пока деньги дойдут.

– Почему ты считаешь, что должна отстранять нас от общих забот, дочка?

– А разве у нас есть какой-нибудь парень, который мог бы это сделать? Всегда так было, даже отец занимал у меня деньги.

– Ты мужик в юбке, это каждый подтвердит, но сейчас возьми у нас нашу часть вклада. Как заработаешь, нам что-нибудь вернешь, чтобы мы не просили денег на конфеты. – Мать улыбается и похлопывает сильную и независимую дочь по плечу. – Ты всегда нам помогала, значит, сейчас мы можем по меньшей мере хоть немного отплатить. Ты такая серьезная, Малика!

– Тук-тук, подруга за стеной очень занята? – Молодой улыбающийся ганец тихонько входит в бюро Малики.

– Почему же, ведь приемные часы уже закончились.

– И у меня тоже. – Мужчина приближается и усаживается на единственном шатающемся табурете. – Вижу, что к тебе приходит все больше народу. К твоему предшественнику не было смысла ходить, и приемная пустовала. Это был неотесанный грубиян!

– Да уж, я успела заметить. Правда, до этого времени я была знакома только с ним, послом, секретаршей и парой уборщиц, но мне и этого хватило. Почему-то здесь не в обычае представлять новых работников.

– Ну, ты не так уж много потеряла. – Молодой человек наклоняется к ней и говорит шепотом: – Я такой же хам, не представился. Я – Квафи, работник консульства.

Он зычно смеется, что совершенно не идет его молодому возрасту, потом пожимает руку Малики двумя своими.

– Давно здесь работаешь? – осведомляется Малика, которая с первой минуты испытывает симпатию к этому парню.

– Со времени окончания курсов, два года с небольшим. Хотелось бы в министерство, все время жду, что оно поймет, каким ценнейшим приобретением я бы для них стал.

Малика соглашается:

– Да, туда, наверное, невозможно попасть. Они всегда твердят, что у них закрытая организация и что к ним не берут людей с улицы. Это значит только то, что берут своих детей, родственников, прихлебателей и жополизов.

– И у вас тоже так? – Парень как будто не обращает внимания на слова старшей подруги и искренне смеется. – Я мог бы найти какие-нибудь связи, но не хочу. Собираюсь дойти до всего собственным трудом.

Он становится серьезнее. И Малика серьезно ему отвечает:

– Я тоже только собственным трудом. Я всего лишь внучка рыбака и дочка простого инженеришки.

– И видишь, удалось! Ты была даже послом, – говорит он театральным шепотом. – Сейчас я о другом: в будущую субботу я праздную крестины моего первенца, – говорит он, с гордостью выпячивая грудь. – Ты мало уделяешь времени обществу, и я приглашаю тебя и всю твою семью. Это будет для вас интересный experience.

– Большое спасибо! – Малика уже почти усомнилась в его бескорыстной доброжелательности. – А разве это не семейный праздник?

– Семья, приятели и вся негритянская деревенька, – отвечает мужчина и собирается уходить. – Начинается около полудня, но еще нужно доехать, ведь будем отмечать, конечно, за городом. Что скажешь, если я заеду за вами около десяти?

– Супер! Я могу взять с собой друга?

– Конечно! Здешний или белый?

– Ганец, будет нам все объяснять, чтобы мы не допустили ни одного промаха.

Анум приезжает в субботу на час раньше и становится свидетелем небольшой семейной размолвки.

– Сказала «нет» – и точка! – кричит Малика, тыча пальцем в сторону Марыси.

– Но почему?! – Девочка готова заплакать.

– А в чем дело? – спрашивает мужчина, входя в комнату, в которой находится телевизор.

– Дядя, дядя, помоги! – Марыся бросается ему на руки.

– Милый Бог не помог, не в этот раз, – твердо произносит Малика. – Твоя подружка и так ездит с нами всюду. Одну субботу может провести с родителями.

Мать и Хадиджа кивают, соглашаясь с Маликой.

– Но ее родителей никогда нет дома! – выкрикивает Марыся.

– Это печально, – говорит старая ливийка.

– Речь, конечно, о Жоржетте, – объясняет Малика непосвященному Ануму. – Но сегодня мы не возьмем ее – и без возражений!

– Почему? – спрашивает мужчина.

– Во-первых, она из очень знатной семьи. Если оцарапает себе коленку, что в деревне нетрудно, то меня депортируют, а если не дай бог потеряется где-нибудь в лесу, то мы всей командой отправимся в тюрьму. Во-вторых, вдвоем с Марысей их не уймешь, скачут, как маленькие глупые козы. Жоржетта в африканском буше с сотней друг на друга похожих девочек затеряется в один миг, и мне будет очень тяжело за ней уследить. Такое белое лицо, – тетка смеется, показывая на племянницу, – я еще найду в толпе, но не ее.

Взрослые кивают с пониманием, только Марыся садится на краешек софы и, закрывшись руками, кривит лицо от злости. Сейчас она уже смотрит на всех как на врагов.

– Так, может, я вам объясню, на какое торжество мы едем и что будет происходить? – Анум охотно и остроумно вводит женщин в курс всех подробностей присвоения имени африканским детям: – У вас все просто. Имя берете по отцу, или деду, или бабушке, или из головы. А у кого не хватает фантазии или он человек верующий, то по пророку Мухаммеду. Одна церемония, одно торжество. Мы, африканцы, любим развлекаться и, может, потому ищем для этого повод. Присвоение ребенку имени важное событие для семьи, а значение этого торжества подчеркивают разнообразные ритуалы, зачастую долгие и замысловатые. Семейка при этом дерется и дружески подтрунивает друг над другом. Если сами не могут выбрать, то порой даже пользуются услугами колдуна.

Все собираются вокруг Анума, смеются и слушают с большим интересом.

– Имена могут быть связаны с происхождением семьи или родителей. Часто они выражают убеждения, символизируют ценности, служат отражением надежд и стремлений. Детям тоже даются имена дедушек, особенно когда малыш похож на них или других предков, – для того чтобы поддерживать связь с умершими. Иногда таким образом оказывают честь приятелю, который наделен хорошим характером.

– И сколько же у каждого из вас этих имен? – не выдерживает Малика.

– Кажется, три, но иногда больше, если считать прозвища. – Ганец взрывается своим заразительным смехом. – Дайте мне закончить. Самое простое – первое, так как оно означает время рождения, прежде всего день недели. Как назвали этого малыша?

Женщины заметно напрягаются.

– Кофи.

– Это значит, что он родился в прошлую пятницу. Все как по часам: семь дней карантина в доме, на восьмой, это значит сегодня, в субботу, так называемый outdooring, или проводы. Начинаются всегда до полудня в том самом месте, где были роды. Мать гасит огонь в доме, в котором живет, но не в многоквартирном, конечно, подметает полы, обмывает новорожденного.

– Расскажи что-нибудь еще. Это ведь только одно имя, – просят его.

– Ну да. Некоторые имена связаны с явлениями, сопутствующими рождению. Ребенок, родившийся во время дождя, может называться Дождь или Вода. Иногда даются имена животных или красивых растений.

– А твое что означает? – Всем это интересно.

– Камень. – Мужчина скорчил забавную гримасу. – Наверное, был таким твердым во время родов, или просто тверд, как скала, как опора. – И он гордо выпрямляется.

– Думаешь?

– Что ты! – Анум прикладывает руку к сердцу и крутит головой.

– У новорожденного есть еще прозвище Баако. А это что значит? – продолжает расспрашивать явно заинтересовавшаяся Малика.

– Первородный. Видишь! Для нас традиционные имена очень важны. Они – часть культурного наследия и носят очень личный характер. Однако современные имена все больше выходят за область традиционно африканской культуры. Сейчас во время крещения ребенок зачастую получает европейское имя. В моде имена известных людей, спортсменов и популярных музыкантов.

– У нашего малыша имя звучит ангельски – Ричард, – читает Хадиджа.

– Может, мама ребенка смотрела фильмы с Ричардом Бертоном, например «Клеопатра», – вставляет старая арабка и вздыхает, вспоминая прекрасного актера. Остальные взрываются смехом.

– Вы готовы? Справитесь. Помните, что вы передаете подарки только матери, а я вручаю отцу.

– Ага.

– Кроме того, будьте внимательны к тому, что будете пить. Мероприятие обычно заканчивается обжорством, пьянкой и бешеными танцами.

– А если кто-то не хочет? Что они там будут подавать?

– Первое наверняка будет богатое, ведь над этим работает вся деревушка, а вот наш самогон порой бывает опасен. Его гонят из пальмового сока, сахарного тростника, кукурузы или сорго, но часто, чтобы поднять крепость, добавляют метиловый спирт. Иногда перебродившую пульпу укрепляют марихуаной, формалином и даже кислотой из старых аккумуляторов. Такие напитки покупаются обычно на рынке, где разливаются из пластиковых канистр, но напиток из магазина тоже может быть сомнительного качества. Надеемся, что это будет хороший домашний akpeteshie[26]26
  Akpeteshie – ганское название самогона.


[Закрыть].

– Wallahi! Это же яд! – Малика хватается за голову.

– Думаю, что если это порядочная семья и домашнее торжество, то наверняка все будет окей, – успокаивает Анум пораженных женщин. – Пейте пальмовое вино – вкусный, освежающий и богатый витаминами напиток.

Снаружи доносятся звуки клаксона, но женщины, все еще находящиеся под впечатлением рассказа, не торопятся покидать дом. Анум сам бежит к калитке. Через минуту слышны взрывы радостного смеха.

– Девушки! Можете вволю есть, пить и даже танцевать топлес! – обращается к окаменевшим дамам Анум, который вернулся буквально через минуту. – Это больше чем хорошая семья, – добавляет он и похлопывает по спине молодого мужчину.

– Что это значит?

– Все отлично. Мы с Анумом пересекаемся по работе во многих отраслях, он мой гуру и промоутер, – осведомляет их вошедший Квафи.

Деревушка семьи матери новорожденного находится в тридцати пяти километрах к западу от Аккры. Вначале нужно ехать вдоль берега моря по туристической автостраде, потом сворачивать вглубь материка по слегка ухабистой дороге и, наконец, трястись три километра по гравию. Видно сразу, кто едет на своих автомобилях за хозяином, который показывает приятную глазу местность, окруженную пальмовыми рощами. Здесь нет обычных конических негритянских домов из глины под соломенной крышей. По обеим сторонам дороги выстроены ряды длинных одноэтажных бараков из красного кирпича, крытых волнистой жестью. Автомобили проезжают мимо большого побеленного молельного дома, маленького костела со стрельчатыми окнами, пристройками и большим садом и останавливаются на небольшой площади, где стоят представительские здания: ратуша, пивная и супермаркет, а вокруг – одноэтажные каменные дома. Центр площади занимает фонтан: дельфины прыгают вокруг Зевса, из трезубца которого течет вода.

– Тут приятно, – замечают женщины. – А какой воздух! – Они рассыпаются в похвалах, а Марыся в своем выходном белом платье устраивается на краю фонтана и снимает туфли. Дарья сидит в коляске и, опираясь на пухлые ручки, с интересом оглядывается по сторонам.

– Праздник будет на площадке, специально для этого предназначенной, где есть место для танцующих, деревянные лавки и столы, – гордо сообщает Квафи, показывая приглашенным дорогу.

– А почему я здесь до сих пор не был? – спрашивает Анум.

– Я же не знал, что ты любишь народные гуляния, – смеется хозяин и по-приятельски похлопывает гостя по спине. – Ты всегда казался мне высокомерным модником.

– О, пахнет домашней едой… Как у мамы. – Анум не обращает внимания на шутки и почти бегом направляется к расставленным жаровням и кострам, на которых стоят десятилитровые котелки.

– Если все будут так голодны, то мы не сможем поздравить малыша: каждый сразу побежит к еде, – вздыхает молодой отец.

– Он наверняка шутит, – успокаивающе произносит Малика. – Это шутка.

– Здравствуйте, уважаемые господа! – Из-за угла деревянного домика выходит высокая стройная женщина. Держится она просто, как если бы шла по подиуму для моделей.

– Это моя жена, Абла, – представил свою половинку Квафи.

– Прекрасно выглядишь, моя дорогая, – тут же искренне замечает старая ливийка.

– Никогда бы не поверила, что неделю назад ты родила малыша, – соглашается Хадиджа.

– Чувствую себя маленьким толстым цыпленком, – расстроенно вздохнув, говорит Малика.

– Для начала по стаканчику домашнего пальмового вина. – Абла дает баночки из-под горчицы, наполненные до краев мутной жидкостью. – Очень вкусное, мой отец сам делал.

Женщины осторожно пробуют напиток, а потом, удивленные его освежающим вкусом, выпивают почти одним глотком.

– Осторожно, вино все-таки с градусами, – предостерегает их Анум, который словно вырастает из-под земли. – Я ими займусь, а вы спокойно готовьтесь к празднику, – говорит он хозяевам.

Пока приглашенным показывали ребенка, прошло два часа, уже было хорошо за полдень. Гости надеются, что церемонию, возможно, сократят: все уже хотят есть, пить и танцевать. На площадке расставлены разного размера бубны, и музыканты слегка постукивают по ним пальцами. Наконец нового жителя деревушки выносят на всеобщее обозрение.

– Говори всегда на воду – вода! Говори всегда на алкоголь – алкоголь! – Пожилой мужчина обмакивает палец в этих жидкостях и касается губ ребенка.

– Что?! – Малика хохочет, зажимая рукой рот.

– Тихо, черт возьми! – Анум больно стискивает ей руку. – Это значит: будь человеком искренним и правдивым!

– Ага. – Женщина с трудом сдерживает смех.

По завершении обряда церемониймейстер приносит символическую жертву в честь духов предков – выливает на землю алкоголь – и просит их любви и покровительства для ребенка. Имя малышу дано, и теперь начинается настоящий праздник. Все пьют и едят сколько влезет, и никто ни на кого не обращает внимания. Анум занялся пивом, которое, к слову, имеет отменный вкус. Малика пьет вино, но потом, желая поддержать честь арабской семьи, переключается на колу.

Когда начались танцы, все участники праздника уже крепко навеселе. На землю опустились сумерки.

– Пора собираться. – Хадиджа и мать со спящей Дарьей на руках, а также испачкавшаяся и вспотевшая Марыся стоят перед веселой Маликой.

– Как это? Да вы с ума сошли! Хотите испортить мне праздник?! – Нетвердо стоящая на ногах Малика хватает сестру за руку. – Я совершенно не согласна! Я никуда не поеду!

– Так останься, если тебя это так развлекает, – отвечает мать, подбирая подходящие выражения.

– Как вы себе это представляете? Вы думаете сами отсюда выбираться? Это же африканская глушь.

– Я внимательно осматривала окрестности, когда мы сюда ехали, даже на том участке, где гравий, заметила фонари. Кроме того, к этой деревушке ведет единственная дорога, так что заблудиться невозможно, – говорит Хадиджа.

– Лучше, чтобы девочки не видели таких развлечений, – добавляет мать, поджимая губы, и быстро поворачивается к дочери спиной.

– C’est la vie! – Малика смотрит мутным взглядом на удаляющуюся семью.

Затем она снимает блузку, бросает ее на деревянную лавку и в одном только кружевном лифчике вскакивает на настил для танцующих.

Плотная толпа движется в ритме тамтамов, будто в трансе. Анум остался только в обтягивающих темно-синих джинсах, его кожа цвета красного дерева блестит от пота. Стройный силуэт хорошо сложенного высокого мужчины действует на Малику как магнит. Атмосфера на настиле пропитана ароматом чувственности и секса. Некоторые девушки танцуют в длинных юбках, иные топлес или почти топлес, прикрытые только ожерельями из мелких кораллов. Мужчины в одних брюках, шортах или бермудах, и каждый из них – с обнаженным торсом. Все танцуют босиком. Обувь мешает ощущению ритма и единения с природой. Малика чувствует на бедрах сильные мужские ладони, которые начинают вести ее за собой под ритм барабанов.

– Ты красивая, – слышит она томный голос, шепчущий прямо в ухо. – Хочу быть ближе, и ближе, и ближе…

Анум поворачивает ее лицом к себе, одним движением прижимает к своей покрытой потом груди и бедрам. Женщина чувствует по оттопырившимся брюкам, как он возбужден. Она едва может вздохнуть, у нее кружится голова, а низ живота сжимают спазмы. Она так давно ни с кем не была, так сильно в этом нуждается и так желает этого! Никогда она не чувствовала такого звериного желания, горячего и томного. Она могла бы это сделать на глазах у всех. Мужчина берет ее за руку и тянет к виднеющимся постройкам. В красном бараке погашен свет, и Анум с трудом открывает входную дверь. Впотьмах направляется в сторону самой дальней комнаты справа. Малика ищет зажигалку и натыкается в полумраке на грубый деревянный стол со свечой посередине. Любовники начинают двигаться с дикой похотью, и от мигающего света на стенах отражается бешеная пляска теней. Юбка и брюки брошены на грязный глиняный пол. Анум потеет еще больше, и запах, исходящий от его тела, становится необычайно острым. Малика не выносит пота, но на этот раз запах доводит ее до сумасшествия, и женщина слизывает соленую влагу с тела своего партнера, посасывает ему ухо и осторожно его покусывает. Волосы у него на голове короткие и жесткие, и Малика гладит их кончиками пальцев, касается их щекой. Анум водит губами по ее шее, стискивает набухшие груди. Возбуждение достигает пика. Анум тянет Малику в конец комнаты, на деревянную кровать, покрытую грязным одеялом.

– Нет, можем подцепить вшей, – предупреждает женщина.

Поставив ее к стене, Анум поворачивает спиной к себе, надевает презерватив и резко входит. Мощный толчок разрывает ей низ живота, она становится на цыпочки, чтобы приспособиться к более полному проникновению. В эйфории царапает ухоженными, покрытыми лаком ногтями грязную деревянную стену, до боли кусает кожу на предплечье и скрикивает. Мужчина дышит все быстрее, держа женщину в стальных объятиях, и еще некоторое время поднимает ее и притягивает за бедра. Наконец с последним сильным толчком они ложатся на глиняный пол. Их мокрые от пота тела словно приклеиваются друг к другу, ноги женщины дрожат, а низ живота сжимается. Анум стягивает презерватив, и Малика смазывает спермой бедра и низ живота.

– Я здоров, министерство обследует нас на СПИД два раза в год, – хрипло произносит мужчина. – Можно было бы и без…

– Да, прошу тебя, еще, – умоляет женщина.

– Даже не думала, что дождь может так меня радовать, – говорит довольная Малика. – Девушки, идите в сад. Самира расскажет вам, как было в этой испорченной и паскудной Америке.

– Да что там рассказывать… – Молодая красивая женщина с легким румянцем на щечках скромно опускает глаза и явно не очень хочет делиться воспоминаниями. – Почти все время лежала в больнице, а эти подробности не такие уж интересные, вряд ли вы захотите о них узнать.

– Мне можешь все рассказать, – сразу заявляет мать. – Если, конечно, будет желание.

– Хорошо, давайте тогда не говорить о болезнях. – Малика садится на роскошную лавку под небольшим тентом и с удовольствием окидывает взглядом свой красивый зеленый сад. – Помните, как тут было, когда мы приехали? Разруха!

Она взрывается смехом и, посмотрев на мать и Хадиджу, весело спрашивает:

– Кто вообще привел этот клочок земли в порядок?

– Я, тетя, я! – Марыся, вся измазанная мелками, красками и «нутеллой», выбегает из дома и запрыгивает любимой Малике на колени. – Я все делаю хорошо, правда?

– Просто идеально, мой ангел, но сейчас иди и хорошенько умойся.

Она с чувством целует девочку в лоб и обнимает изо всех сил за плечи, не замечая удивленного взгляда Самиры, которая наблюдает за ней.

Послеполуденные солнечные лучи преломляются в прозрачном, очищенном дождем воздухе, голубизна неба ошеломляет своим цветом, а запах осенней листвы и плодородной земли кружит голову и лишает разума. Птицы на эвкалиптовых деревьях, небольших пальмах и бугенвиллеях, растущих вдоль каменной стены, будто ошалели от счастья и поют во все горло. Рядом играют котята, которые тоже хотят, пользуясь моментом, насладиться прекрасным теплом и блаженным покоем. Женщины сидят в креслах, попивают кофе с кардамоном и восхищаются окружающим их миром. У каждой из них свои мысли. Мать благодарит Аллаха за покой и счастье в семье. Самира не может поверить, что выздоровела и теперь способна черпать радость жизни полными горстями. Хадиджа хотела бы поскорее усесться перед компьютером и по скайпу увидеть милое лицо Аббаса, с которым она недавно познакомилась. А Малика просто дрожит от нетерпения: она не может дождаться вечера, чтобы вырваться из дома и встретиться с Анумом в небольшом уютном отеле на берегу океана. Его владелец – кузен любовника, поэтому они чувствуют себя в безопасности, как дома, скрытые от глаз любопытных и жены Анума. Они проводят там все послеобеденное время, вечера, а иногда и ночи.

А еще Малика думает о Дороте, жене брата, и приходит к выводу, что любит их дочь Мириам больше жизни. Если удастся, она удочерит девочку.

Погода меняется в мгновение ока. Небо хмурится, внезапно начинает дуть сильный ветер, падают первые большие капли дождя.

– Бежим домой! – командует мать, и все срываются с места, и только Марыся, босая, выбегает на середину двора и начинает дикий танец.

Дождь такой сильный, что в первую очередь мать бросается к колясочке, в которой спит Дарья, и заносит младшую внучку в дом. Через пару минут с неба уже льются потоки воды.

– Мириам, черт возьми, ты простудишься! – кричит Малика.

По саду течет небольшая река, а в ней разная живность: муравьи, термиты, тли, мотыльки, пчелы и осы, которых с каждой минутой становится все больше. По течению плывет огромный таракан, которого здесь называют фиником, потому что и формой, и цветом, и размером он напоминает этот плод. Мыши и кроты забираются на фонтан, который сейчас остается единственным местом, не залитым водой.

– Тетя! – Марыся тоже взобралась на возвышение и теперь не знает, как добраться до дома. Оглядывается вокруг в поисках помощи, уже собираясь плакать.

– Я должна тебя стаскивать, Мириам? – Малика, не обращая внимания на насекомых и грызунов, к которым испытывает отвращение, пробирается под струями дождя к ребенку. Хватает девочку на руки, крепко ее обнимает и бегом пускается к дому, повизгивая от удара капель.

Через неделю после шалостей под проливным дождем Марыся заболела, несмотря на горячую ванну и массаж с использованием разогревающего бальзама.

– У меня болят мышцы и спинка, – жалобно объясняет она, лежа в кровати. – И мне как-то плохо и постоянно холодно. Кашляю, трудно дышать.

– Нужно вызвать врача, – твердит Жоржетта, закадычная школьная подруга, которая без Марыси не может обойтись и помогает ей даже во время болезни.

– Я знаю, что нужно делать! – Раздраженная Малика обрывает ее и думает, что не позволит десятилетней засранке ей указывать. – Не давай советов, лучше отправляйся домой, иначе наверняка подцепишь грипп.

– Ну что вы говорите! – смеется девочка. – Никакой это не грипп, это обычная малярия.

Женщины в комнате Марыси каменеют и грозно таращат глаза на Жоржетту, которая открывает им страшную правду.

– К сожалению, должен подтвердить диагноз опытной африканки, – смеется доктор-англичанин и гладит гордую Жоржетту по кудрявым волосам. – Прошу точно выполнять мои рекомендации, и все будет хорошо. Не волнуйтесь по поводу высокой температуры, это естественно. Может дойти даже до сорока градусов.

– И что тогда? – Самира просто трясется от ужаса.

– Можно ли ей принимать прохладные ванны? – спрашивает опытная бабушка.

– Положитесь на старинный бабушкин метод и природное чутье негритянки, и гарантирую, что все будет хорошо. Не паникуйте, девочка здоровая, сильная, у нее прекрасные условия. Через неделю все должно пройти.

– Что, семь дней?! Ведь это невозможно пережить! – Малика подходит к доктору, как бы желая его побить.

– Прощайте, дамы! – Мужчина свысока смотрит на расстроенных женщин и, недовольный, выходит.

Вместе с горячкой девочку охватывает страшная дрожь, и кажется, что у Марыси через мгновение от стука выпадут все зубы. Потом приходит головная боль, а позже – тошнота и рвота.

– Холодно, мне холодно, – сворачиваясь клубочком на мокрой от пота простыне, шепчет Марыся, укрытая двумя одеялами и толстым пледом.

Она все время держит за руку Жоржетту, которая позвонила домой и сообщила родителям, что неделю ее не будет, потому что у нее болеет подруга. Никто этому не удивился и ничего не возразил.

– Госпожа Самира пусть лучше не входит, потому что она только недавно закончила лечение, у нее организм ослабленный. Она может легко подхватить эту заразу, – руководит малолетняя, но достаточно опытная африканка. – Бабушка тоже должна поберечься, она пожилая женщина, и лучше будет, если она наденет масочку и намажется чем-нибудь от комаров. А мы с сестрами посидим, неделя – это недолго. И все жуйте кору хинного дерева, мы в дождливый сезон всегда так делаем.

– Ты хочешь стать медиком? – спрашивает успокоившаяся наконец Малика.

– Это моя самая большая мечта. Я очень этим интересуюсь и хочу что-нибудь сделать для моей страны, ведь не каждому здесь хорошо так же, как мне или вам. Окончу престижную академию где-нибудь далеко, в Англии или в Штатах, и вернусь сюда спасать бедных африканских детей. И женщин тоже.

После этих слов девочка заслужила такое уважение, что вообще могла бы поселиться у ливиек, а во всем, что касается малярии, стала главной советчицей и консультантом. Температура постепенно спадает, и уже через два дня Марыся может немного прийти в себя и поднабраться сил, чтобы выдержать будущие приступы, когда лихорадка ударит с удвоенной силой. Кажется, что болезнь никогда не закончится. Самыми страшными были мигрени и тошнота, мучившие ослабленную девочку. После лошадиных доз лекарств наконец-то появляется проблеск надежды.

– Я голодная, – шепчет Марыся на пятый день, вытирая со лба пот, выступающий от слабости, а не горячки.

– Прекрасно, мой любимый ангелочек! – говорит Малика, у которой от недосыпания под глазами темнеют круги, и обнимает девочку. – Мы быстренько примем душ, а бабушка сделает бульон из перепелок, чтоб подкрепить тебя.

– Да, да, конечно. Я даже заранее все купила, – подтверждает пожилая женщина.

– Жоржетта, можно ее выкупать, не будет хуже? – спрашивает совета у юной знахарки Хадиджа.

– Конечно, я помогу. – Подруга тоже измучилась, даже черный цвет кожи посветлел, а на щечках появился более светлый оттенок.

Марыся так ослабла, что Малика берет ее на руки и несет в ванную.

– Самое худшее позади, – говорит вновь приглашенный доктор. – Видите, не так страшен черт, как его малюют. Каждый год миллионы людей болеют малярией.

– А сколько умирают? – с неприкрытым ехидством спрашивает его Малика.

– Сейчас девочка должна получить долгосрочную реабилитацию, поэтому не вижу для нее возможности в этом году продолжать учебу в школе, – говорит врач, уходя. – Есть надежда, что она не потеряет год, в конце концов, это только начальная школа.

– Я звонила директору. С ее оценками это вообще не проблема. Ее уже перевели в следующий класс, – гордо хвалится Малика.

Как и говорил доктор, выздоровление занимает довольно много времени. У девочки была анемия, приступы мигрени. Тети, бабушка и африканская подруга заботятся о ней двадцать четыре часа в сутки. Сейчас они больше всего должны беспокоиться о том, чтобы болезнь не вернулась: этого выздоравливающая может не пережить.

– Скучно без тебя в школе, Мириам, – жалуется Жоржетта. – Не с кем словом перемолвиться.

– У меня на работе точно так же каждый день, – смеется Малика.

– И у меня то же самое, – подключается Хадиджа. – Разве что со стеной. Хорошо, что есть скайп.

– Перестаньте ныть, – упрекает всех улыбающаяся Самира. – Все у вас хорошо, потому что вы здоровы. Это самое главное – и точка!

Ранний ужин женщины устраивают в саду, потому что уже нет сильных ливней – сезон дождей закончился. Но на всякий случай они включают три большие электрические лампы, привлекающие насекомых; все женщины намазаны средством от комаров и одеты в длинные юбки и рубашки с длинными рукавами. Марыся лежит на раскладной пластиковой кровати, прикрытая тоненьким покрывалом. Одну Дарью трудно удержать в коляске: живой ребенок постоянно подскакивает и дрыгает ножками, смеясь до упаду.

– Я испортила вам каникулы, – грустно говорит Марыся. – Мы никуда не поедем.

– Да я бы все равно не получила отпуск, – утешает ее Малика. – А кроме того, проводить время в пока еще незнакомой стране довольно приятно. Как только ты окрепнешь, мы обязательно что-нибудь придумаем. Может, отправимся на экскурсию. Например, в город Кумаси в районе Ашанти, который расположен над огромной рекой Вольтой, или к самому глубокому в стране озеру Босумтви. Будет хорошо, вот увидишь.

– В парке Какум тоже супер, – присоединяется Жоржетта. – Можно смотреть на густые джунгли с веревочных мостов на высоте тридцати метров над землей. Говорю вам, головокружительная поездка!

– Но все куда-то выезжают, – продолжает с грустью Марыся.

– Вовсе нет, – возражает маленькая негритянка. – Я только две недели проведу у бабушки в провинции.