Текст книги "Я видела ужас (СИ)"

Автор книги: Таня Маташова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Я видела ужас

Глава 1. Эббили.

На тумбочке лежала очередная брошюра о собрании анонимных наркоманов. Наверное, её оставила мама. Не знаю. Не помню... После очередного срыва я перестал следить за всем, что меня окружает. Мама спокойно приходила в мою квартиру, наводила уборку, выносила мусор. Поэтому я мало удивлялась тому, что после каждого моего пробуждения квартира немного менялась. То новые шторы, то цветы в вазе, то остывший обед на столе, бережно накрытый полотенцем.

Она любит меня. А я люблю себя?

Я посмотрела на брошюру и протёрла глаза. В комнате было темно, но не слишком. Шторы не были задвинуты плотно, поэтому кое-какой свет всё же попадал в спальню. Сон был просто ужасный, я не выспалась. Опять. Чувствую себя разбитой, подавленной и уставшей. Флакон с таблетками почти опустел, осталось всего несколько штук. Я потрясла полупустую баночку и поставила на брошюру. Не сейчас. Нужно хотя бы выпить воды. А для этого нужно заставить себя подняться с постели. Которая, к слову, пахнет просто отвратительно. Сколько дней я уже не меняла постельное бельё? Так, через какое-то время, на кровати остался только голый матрас и подушки. Это стоило больших усилий. Я вышла из спальни и направилась в ванную, чтобы закинуть эту кучу белья в стиралку.

Когда дело было сделано, я решила умыться и, возможно, почистить зубы. Если найду в себе силы выдавить из тюбика хотя бы немного пасты. В прошлый раз – не нашла. Умывшись, я выключила горячую воду и сделала несколько глотков ледяной воды из-под крана.

Как вульгарно – прозвучал в голове голос мамы.

Ну, мам, я всегда делала то, что тебе не нравилось. И куда это меня привело? Нет, не время думать об этом. Нужно поесть. Нужно включить телевизор. Нужно...

Из спальни послышался звонок телефона. Я вернулась в комнату, но не увидела смартфон ни на голом матрасе, ни на тумбочке. Ни на комоде с... А это что такое? На комоде, который был куплен на гаражной распродаже, стояла полароидная фотография, картинка на ней была мне непонятна. Размытая, засвеченная. Словно, фотокарточка была просрочена или испорчена. Но она точно была не моя. У меня вообще нет такого фотоаппарата. Кто-то ими ещё пользуется вообще?

Телефон снова прозвенел. Я открыла глаза.

Рукой нащупала на тумбочке телефон. А где баночка с таблетками? Несколько пропущенных от мамы. Я перезвоню ей, но потом. Кровать пахнет ужасно, или это я так пахну? Нужно сходить в душ. Сколько дней я спала? Это не важно, ведь сколько бы времени не прошло, я всё так же ужасно себя чувствую, да и выгляжу так, словно меня сбил грузовик.

Через шторы пробивалось зарево. Только не ясно – рассвет это или закат. Да и важно ли это. Я давно не слежу за временем. А насколько давно?

Подойдя к окну, я нащупала ручку и приоткрыла форточку. Комната наполнилась свежим воздухом (если такой вообще есть в городе), с улицы доносились звуки машин, птиц и людские голоса. На комоде, который я привезла из родительского дома, ничего не стояло. Ничего: ни цветов, ни таблеток, ни фото... Я зевнула и направилась в ванную. Умылась, выпила воды из-под крана и посмотрела на себя в зеркало.

Не всё так ужасно – подумала я и решила не принимать душ.

Мама снова позвонила, я вернулась в спальню и взяла телефон с комода. Но он же был на тумбочке? Ладно, не важно.

– Да, мам?– я протёрла глаза и вышла из спальни в гостиную.

– Наконец ты ответила!– голос мамы звучал взволнованно, даже сильнее, чем обычно.– Я звонила тебе весь день!

– Да, я видела...– ответила я максимально сухо, плюхнувшись на диван.

– Я хотела сказать, что сегодня и завтра я не смогу тебя навестить,– она на секунду запнулась,– но как только получится, то я к тебе приеду...

Повисла внезапная тишина. Я даже не слышала дыхания.

– Я люблю тебя, милая,– бросила она внезапно, словно куда-то торопилась,– мы с папой тебя любим.

– И я вас...– ответила я гудкам в телефоне.

Насколько это странно по шкале от 100 до "какого хрена"?

Кинув телефон на журнальный столик, я включила телевизор и ушла на кухню. Возле холодильника лежала пустая коробка из-под пиццы. Так, значит мама не приходила, получается, что сам холодильник пуст. Может, там всё же завалялся какой-нибудь кусок масла или сыра? Но, открыв холодильник, я обнаружила в нём лишь пустоту... и грязную тарелку. Я закинула её в раковину и ушла в спальню, искать одежду. Хотя бы относительно чистую, хотя бы без застаревших пятен. Джинсы: вроде, не пахнут грязью, вроде, не протёрлись. Ну и что, что валялись за дверью в углу? А вот найти чистую футболку – гораздо сложнее. Я порылась в комоде и нашла какую-то майку, которую, очевидно, не носила со времён колледжа. Она выглядела устаревшей и слишком чистой. Да кто на меня смотреть будет? Вряд ли мои соседи тут знатоки в моде.

В прихожей я надела куртку, кроссовки и вышла из квартиры, оставив телек включенным. Пройдя коридор в сторону лифта я пошарила карманы куртки в поисках таблеток. Но там были только ключи, карта и... Чёрт, телефон остался дома. Ладно, не важно, я же не собираюсь срочно кому-то звонить, особенно, если не смогу открыть дверь квартиры.

Не накручивай себя – рявкнул внутренний голос.

Прожав кнопку лифта несколько раз я убедилась, что лифт не работает. Опять. Ненавижу ходить пешком. Это долго. Это утомляет. Но выбор у меня не велик: либо я сегодня поем, либо останусь один на один со своим голодным, урчащим и недовольным желудком. А где таблетки?

Считая под ногами ступеньки я поняла, что спускаюсь слишком долго с четвёртого этажа. Я ведь должна была уже выйти на первый этаж. Оттолкнув дверь пожарного выхода я не обнаружила номера этажа на противоположной стене. Странно. В коридоре было тихо: ни шума соседских телевизоров, ни постоянных скандалов. Ни плача детей. Я обернулась в оба конца коридора, но не обнаружила даже детских велосипедов, которые были на каждом этаже этого дома. Обернувшись обратно к выходу я уткнулась в стену.

– Это что за херня?..– мой голос отдавался эхом от стен площадки.

Я принялась лихорадочно прощупывать карманы куртки в поисках таблеток. Но я не нашла их. Только банковская карта и ключи. А телефон остался на столике, дома...

– Блять!– я сказала это вслух или слишком громко подумала?

Быстрым шагом я дошла до ближайшей двери чьей-то квартиры, на двери не было номера или таблички с фамилией жильца. Я постучала, настолько сильно, как только могла. Но никто не ответил. Тогда я дошла до другой двери и повторила действия – ничего.

– Эй!– крикнула я куда-то в пустоту.– Помогите мне, кто-нибудь!

Я изо-всех сил стучалась в третью дверь, а затем и в четвёртую. Когда я подошла к пятой двери, то краем глаза увидела в конце коридора длинную чёрную тень. У неё не было глаз, а руки свисали до пола. Она стояла на своих несуразно длинных ногах. И смотрела на меня. Смотрела? Но как? У неё же нет глаз. Внезапно, тень рванула в мою сторону, её длинные ноги пересекли этот длинный коридор в несколько прыжков. Я ухватилась за ручку двери и дёрнула на себя. Дверь поддалась и я спряталась в незнакомой квартире. Тень прорычала за дверью. Но как? У неё же нет рта.

В прихожей было темно, я попыталась нащупать руками выключатель, но не нашла его.

– Блять...– выдохнула я, вспомнив, что телефон остался дома.

В квартире странно пахло, было очень душно. Медленно передвигаясь куда-то вперёд, я нащупала ногами чужую обувь. Медленно отодвинула её в сторону. В темноте я задела что-то плечом, наверное, это вешалка с одеждой. Выставив руки вперёд я продолжила продвигаться, куда-то. Но куда? Когда руки упёрлись в стену, я продолжила двигаться вдоль неё. Наконец, из-за угла, я увидела свет. На углу стены, за которую я держалась, я нащупала выключатель, но... он не работал. Лишь издал глухие щелчки. Но ведь свет работал, когда я покинула квартиру. Поэтому я не смогла вызвать лифт?

Я прошла ещё немного вперёд и поняла, что эта квартира чем-то похожа на мою, только у этой две спальни, а в гостиной лежат различные детские игрушки. Шторы в гостиной были открыты полностью, поэтому света от уличных фонарей хватало, чтобы разглядеть помещение. И, стоит отметить, что тут было намного чище, чем у меня дома. Моё внимание привлекла дверь в одну из спален – из неё пробивался тусклый свет. Это ведь странно, разве дверь не должна быть деревянной? Освещение было как от детского ночника – такой лёгкий, тёплый, обволакивающий свет. Я решила подойти ближе, хотя внутренний голос твердил убираться. Даже, если придётся выпрыгнуть в окно. Но я подошла и поняла, что стою перед полностью прозрачной дверью, стекло было обтянуто плотной плёнкой изнутри. Я подошла ещё ближе: плёнки было настолько много, что всё внутри было мутным, я едва ли разглядела странные фигуры на полу. Это была детская. Тела обнимали друг друга, но лиц я уже не видела. Внезапно в детской кроватке что-то зашевелилось. Раздался детский плач. Ребёнок встал в полный рост и плакал так, что у меня просто разрывалось сердце.

Я принялась бить по двери кулаками, ребёнок плакал ещё громче. Тогда я оббежала глазами гостиную, в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было разбить эту проклятую дверь. Барный стул. Не знаю, откуда во мне появилось столько сил, чтобы схватить его и ринуться обратно к детской. Я подняла стул и швырнула его в дверь. Стул просто грохнулся на пол, даже не поцарапав стекло. Ребёнок продолжал плакать. Я снова схватила стул и замахнулась. Но стекло не треснуло, хотя удар был такой силы, что меня отшвырнуло отдачей.

– Нет, нет, нет, нет,– бормотала я, стучась в дверь снова и снова. Но стул отскакивал. Снова. И снова.

Затем, бормотание перешло на крик и слилось с плачем ребёнка.

НЕТ!

– Эббили!– мама обхватила моё лицо своими морщинистыми ладонями.– Эбб, проснись!

Я задыхалась. Голос охрип, а по лицу катились слёзы. Это мои? Или мамы? Она так крепко сжала меня в объятиях, а я всё ещё слышала детский плачь. Где-то внутри: в голове и (или) во всём теле. Меня трясло, как когда я впервые пыталась слезть. Одежда на мне была полностью мокрой, а лежала я, почему-то, на полу в ванной. В раковине бежала вода. Как давно я тут? Как давно тут она?

– Господи, Эбби...– она была напугана, голос мамы ещё никогда так не дрожал.

– Я в порядке...– выдавила я, но мой голос был настолько слабым, что даже я его еле расслышала.

Мама помогла мне встать, сняла с меня мокрую одежду и засунула в горячий душ. Я боялась даже моргнуть, мне казалось, что если я закрою глаза даже на секунду, то я снова окажусь там. Снова не смогу спасти этого ребёнка. Вода затекала в глаза, от этого их щипало. Когда мама выключила воду, то она накинула на меня халат и помогла выйти из ванны. Усадила на диван в гостиной. Телевизор работал. Со стороны кухни пахло едой.

– Где таблетки?– спросила я, как ни в чём не бывало. Говорить было трудно, каждое слово врезалось иголками в горле.

– Какие таблетки?– в её голосе прозвучало недовольство.

– Которые лежали на тумбочке в спальне,– я растеклась по дивану,– там ещё твой буклет лежит.

– Какой буклет?– теперь она стала раздражительной.– Эббили, ты хотя бы понимаешь, что произошло вообще? – мама швырнула грязную ложку в раковину, она упала на тарелку.– Я звонила тебе целый день. Я думала, мы договорились по поводу твоей зависимости... Предупреждай меня, если ты собираешься накидаться.

– Но я не принимала таблетки!– я соскочила с дивана, мокрые волосы прилипли к лицу.– Я не принимала, потому что они пропали!

Мама открыла дверцу под раковиной и достала от туда мусорное ведро. Сверху, над засохшими кусками пиццы, красовалась пустая баночка.

Глава 2. Марк.

Жена снова что-то бубнела, пока я ел хлопья и листал ленту новостей. Политика, спорт, новости экономики, кто-то опять забеременел и тд. Не интересно, не интересно, ничего нового, не интересно. Лиз была любительницей поболтать и до брака, но в последнее время я уже перестал слушать всё то, что она говорит. Дочери играли в гостиной, по телевизору шли какие-то мультики: то ли про принцесс, то ли про волшебниц. Это утро было таким же, как и все прошлые. Я молча ел хлопья, пока жена о чём-то говорила...

– её было слышно во всём доме,– Лиззи перекладывала вафельное полотенце из рук в руки и была эмоциональней обычного,– девочки так перепугались... Да что говорить! Соседская собака завыла, а мы даже не знали, что у соседей была собака...

– Какая собака?– я продолжал жевать свой завтрак, делая вид, что увлечён монологом жены.

– Марк!– Лиз остановилась и принялась сверлить меня взглядом.– Ты вообще меня слушал сейчас?

Кажется, что я не слушал болтовню жены последние лет пять. Она подошла ко мне и накрыла лежащий на столе телефон полотенцем:

– Соседка сверху,– сказала она.

– Ну что соседка сверху?– я отодвинулся от стола и поднял голову.

– Соседка, в квартире над Тедом, Эбигейл или как её там, кажется, слетела с катушек.

– И?– я откинулся на спинку, но даже не попытался состроить хоть какую-то заинтересованность.

Лиз состроила то самое выражение лица, которым пользуются все жёны, разочарованные в своём браке. Она то ли выдохнула, то ли фыркнула, схватила полотенце и ушла к детям в гостиную.

– Господи, Лиз!– я встал из-за стола, оставив на нём телефон, и пошёл следом за женой.– Ну, мне не интересно всё это. Я даже не знаю, кто такой Тед!

– Вообще-то,– Лиззи остановилась возле дивана,– этот Тед починил нам кран в том месяце и подсказал тебе хорошую ремонтную мастерскую, когда тебе разбили фару. Мы... Я с ним общаюсь со дня переезда! Почти пять лет, Марк.

Я понимал, что был не прав и снова устроил на пустом месте конфликт. Но ведь, я же не ругался, да и вряд ли это вообще можно считать конфликтом. Я максимально честен с Лиз и думал, что это именно то, что важно в отношениях. Не когда мы просыпаемся с фальшивыми улыбками на лицах и выглядим как счастливая семья из рекламы фасоли. Я был честен, но, видимо, Лиз это не нужно.

– Знаешь,– сказала она,– это не важно. Тебе это не важно, не интересно. Кажется, что я для тебя – как наши соседи.

Я хотел возразить, но Лиз ткнула в меня полотенцем и села на пол, где играли дочери. Я вернулся на кухню, забрал телефон со стола и положил полотенце рядом с тарелкой. Продолжать есть размокшие хлопья не было желания. Всё, чего я хотел, это понять, почему мне больше ничего не интересно.

У меня был выходной, поэтому, весь остаток дня я провёл с детьми. С женой мы не разговаривали: ни за ужином, ни перед сном. Мне нечего было сказать, не за что оправдываться или извиняться, ведь я ни в чём не виноват. Лиззи принимает всё слишком близко к сердцу. А я просто не фанат всей этой пустой болтовни. Но ведь о чём-то мы раньше говорили? До рождения Ханны, до рождения Тины, до нашей свадьбы. Мы вместе десять лет. Это же что-то да значит. Но почему мне ничего не интересно? Лиз уснула повернувшись ко мне спиной, а я не могу уснуть. Может, сходить к психологу?

Я встал с постели и достал телефон из-под подушки. Часы показывали 02:13. Странно, мне казалось, что мы легли спать в десять вечера, как обычно. Я не спал так долго? Эти четыре часа показались мне минутами. На меня это не похоже. Может, со мной и правда что-то не так...

Включив на телефоне фонарик, я вышел из спальни и прошёл на кухню. В спальне девочек было тихо. Лиззи перемыла всю посуду перед сном. Она всегда занималась уборкой, когда её что-то беспокоило. Обе беременности прошли в постоянной уборке чего-либо. В бесконечно чистой посуде, в идеально свежих вещах. Даже наш ковёр в гостиной ещё никогда не был настолько чистым, чем в период, когда Лиззи была беременна Ханной. Я улыбнулся, когда вспомнил, что Ханне уже четыре года. Но я ведь и правда счастлив. Я никогда не сожалел о своей жизни. А Лиз? Она сожалела, что однажды сказала мне "да"?

В попытке отогнать дурные мысли я отмахнулся рукой от пустоты. Наверное, со стороны это выглядело странно. Я взял стакан с сушилки и открыл кран холодной воды. Но её не было. Кран издал странный звук, но вода не пошла. Тогда я открыл холодильник, там стояла полупустая пачка яблочного сока. Я вылил остатки в стакан и открыл дверцу под раковиной, чтобы выбросить коробку. Сверху, над засохшим куском пиццы, лежала пустая баночка от таблеток. Тогда я отставил коробку от сока в сторону и наклонился, чтобы взять баночку. На ней должно быть имя владельца. Это не мои таблетки и не таблетки жены. Откуда же они?

"Эббили Мэттьюз"– прочёл я вслух имя владельца баночки. Но название самих таблеток было тщательно зачёркнуто ручкой. Словно человек пытался стереть это название из своей жизни.

Я решил дождаться утра и спросить об этом у жены. Может, к нам кто-то заходил на днях из соседей, ведь пиццу мы сегодня не заказывали. А Лиззи была большой любительницей и пиццы и гостей. Допив сок, я поставил стакан в раковину, а пустую пачку от сока выбросил в мусор. Часы показывали почти три часа ночи. Во всём доме царила тишина, не только в нашей квартире. Я вернулся в спальню, поставил пустую баночку от таблеток на тумбочку, а телефон, по привычке, убрал под подушку.

Раздался детский плач.

Лиззи разбудила меня открытыми шторами, я даже не понял, как уснул и вот уже проснулся. Оставшаяся ночь пролетела как по щелчку пальцев. А фокусник, очевидно, оказался злодеем. Моя жена в одной руке держала телефон, в другой – зубную щётку.

Какая же ты многозадачная,– подумал я, накрывая лицо подушкой.

Из детской спальни доносились голоса Тины и Ханны. Как давно они проснулись?

– Вставай,– невнятно произнесла Лиз, пиная меня ногой.

Интересно, она простила меня?

Я вжал подушку в лицо и, с неохотой, поднялся. Лиззи убежала в ванную, послушалось бульканье. Часы на телефоне показывали ровно девять утра, я редко встаю в это время. Привык просыпаться в семь, а то и в шесть утра, поэтому девять – показались каким-то не правильным временем суток для подъёма. Слишком поздно для пути на работу, но слишком рано, чтобы встретиться с друзьями в баре.

– Разве тебе не нужно было сегодня ехать в лабораторию?– спросила Лиззи, открывая ящик комода с моими футболками. Она часто носила мои вещи дома (да и не дома тоже), с самой первой ночёвки вместе. Я даже подарил ей одну из своих футболок, в надежде, что Лиз перестанет таскать мои вещи. Но это не помогло.

– Нет,– зевнул я в ответ.– Я взял несколько дней выходных, чтобы побыть с детьми, пока не начнутся занятия...

Очевидно моя жена не ожидала такого ответа, поскольку раньше я не брал выходные или отпуск за свой счёт. Я и на больничные уходил очень редко, потому что, после рождения Тины, Лиз не могла работать в своём прежнем темпе. Быть работающим родителем не просто, но моя жена справлялась. И справляется. А вот я не знаю, справляюсь ли я с этой ролью?

Я посмотрел на прикроватную тумбочку, но на ней стояла только лампа. Баночки от таблеток не было ни там, ни на полу. В спальню забежала Ханна. Она залезла под одеяло и крикнула сестре:

– Найди меня!

Тине было уже шесть, она привыкла к тому, что теперь она – старшая сестра. Хотя первое время ревновала к Ханне, особенно, когда та заболевала. В такие дни Лиз не отходила от младшей, я иногда спал на диване, чтобы не беспокоить своих девочек. Надеюсь, Тина не думает, что мы стали любить её меньше.

Старшая зашла в спальню:

– Твои ноги торчат из-под одеяла,– подметила серьёзным тоном Тина. Она была похожа на маму сильнее, чем Ханна.

Младшая высунула голову и рассмеялась.

– Иди сюда,– я поманил Тину к нам на кровать, но она покачала головой, хотя я точно увидел улыбку. После чего развернулась и ушла в гостиную.

Мы с Ханной переглянулись. Она пожала плечами, спрыгнула на пол и побежала за сестрой. Я ещё раз осмотрел спальню в поисках флакона. Но его нигде не было.

– Может,– Лиз встала в проёме,– мы тогда сводим девочек в парк? Вчера весь день просидели дома, не хочу и этот день провести в аквариуме...

– Да,– согласился я,– давай сходим.

Лиз снова удивилась. Мы молча посмотрели друг на друга несколько секунд, словно моя жена пыталась понять, не клон ли я. Я пожал плечами, а она молча развернулась и ушла. Брак – это сложно.

К моменту, когда я оделся и умылся, Лиз уже приготовила завтрак. Дети сидели за журнальным столиком и кормили тостами кукол.

– Сок закончился,– подметила Лиз,– нужно будет сходить в магазин...

– Да...– я сел за стол, на котором уже стояла чашка с кофе, яичница и тосты.– Я не мог уснуть ночью, зашёл попить холодной воды, но её почему-то не было. Поэтому выпил сок.

Лиз обернулась на меня и снова посмотрела так, словно не узнала.

– Вообще-то,– сказала она, отмывая сковороду,– сок выпила Ханна, ещё вчера вечером. Ты ничего не путаешь?

А я точно ничего не путаю?

– Да и ночью ты не вставал никуда,– Лиз выключила воду и вытерла руки об футболку (мою футболку!).– Не знаю, может, тебе приснилось... Типа сон внутри сна и вот это вот всё в стиле Нолана. Но ночью ты спал. Потому что Тина не могла уснуть и я читала ей "Мистера Пёсика", где-то до двенадцати.

Лиз села напротив меня и взяла за руку. Затем наклонилась и пощупала ладонью мой лоб:

– Вроде, не горячий...– прошептала она, но я всё равно услышал.– Ты ведёшь себя странно, причём – уже несколько дней. Словно, ты не с нами, а где-то постоянно в своих мыслях. Вот вчера этот не понятный скандал. До этого ты пришёл с работы за полночь, а ушёл – ещё и восьми не было. Что-то происходит на работе?

Я задумался. Всегда считал свой трудоголизм чем-то нормальным. Моя работа приносила нам хороший доход, ни дети, ни Лиз ни в чём не нуждались. Да, я редко уходил в отпуск, редко брал больничные. Но разве не так и должно быть, когда у вас уже двое детей?

– Слушай, Лиз,– я взял жену за руку, которой она трогала мой лоб,– возможно, ты права и я просто устал на работе. Но, если вспомнить вчерашний день и тот утренний скандал, после которого мы не разговаривали, но началось это ещё раньше, чем вчера.

– Ты мне изменяешь?– она произнесла эти слова так легко, словно репетировала.

– Что?!– я одёрнул руку от руки жены.– Нет! И ты это знаешь!

– Тогда кто такая Эббили Мэттьюз?– последний раз настолько серьёзной Лиз была когда показала мне тест на беременность и спросила "Ну и какого хрена?". "Ну и какому хрену" мы дали имя Тина.

– Это я у тебя хотел спросить...

Очевидно, мы оба не понимали сути скандала, который зарождался между нами. Я рассказал Лиз о том, что было ночью. О том, что мне приснилось или не приснилось. О флаконе с именем. Мы не ругались, но старались говорить настолько тихо, чтобы нас не услышали дети.

– Тебе нужен специалист,– подытожила Лиз в конце моего рассказа.– Ничего этого не было, а если ты шепчешь имя какой-то незнакомой женщины – то это не нормально. И ты либо мне изменяешь, либо сошёл с ума.

В этот момент я уже не выдержал и психанул. Я встал из-за стола, сказал, что нужно купить детям сок и ушёл в прихожую обуваться.

– Ты в пижамных штанах, Марк!– крикнула мне в спину жена. Дверь захлопнулась.

Уже стоя на улице я понял, что зря я вообще начал этот разговор, нужно было сделать вид, что ничего не было, что мне это просто приснилось. А как я объясню имя? Ну скажу, что это кто-то с работы. Так она решит, что я ей изменяю, а я не изменяю. И я не сошёл с ума. Да, возможно, я устал. Ведь я много работаю. Я работаю, чтобы у них было всё. Чтобы у нас было всё. Мы смогли купить тут квартиру только потому что я много зарабатываю. А много я зарабатываю, потому что усердно работаю. Но я в полном порядке.

Погружённый в свои мысли я дошёл до ближайшего магазина. Взял с полки две пачки яблочного сока и пошёл на кассу. Там я обнаружил, что был в пижамных штанах, а кошелёк и телефон остались дома. Пришлось бы возвращаться домой и потом обратно в магазин. Чёрт.

– Деньги в других брюках оставил?– ко мне обратился мужчина лет шестидесяти.

Я что-то промямлил, мол да, не ловко вышло и всё такое.

– Билл,– сказал мужчина кассиру,– я рассчитаюсь за Марка, всё нормально. Он, видимо, с пижамной вечеринки. Нужно войти в положение.

Они рассмеялись, а я нервно дёрнул уголком рта. Хоть убей не могу понять, откуда этот мужик меня знает. Он рассчитался за мой сок, но я понимал, что не правильно просто так уйти, я же не обманщик и не вор. Тогда я сказал, что всё верну, только деньги дома.

– Всё нормально, Марк,– мужчина похлопал меня по плечу.– Я тут купил своей жене её любимые вафли, а то ей не с чем чай пить и откармливать этот треклятый книжный клуб. Так что нам по пути, я смотрю, и ты сегодня выходной. Это удивительно! Сколько лет соседствуем, а я тебя видел всего-то пару раз. Ну, как новая фара?

– О, фара! Фара отлично, всё работает,– я вернулся в реальность,– Тед.

Тед не умолкал всю дорогу до дома, а шли мы очень медленно. Просто не реально медленно. Даже улитки были быстрее нас. Мужчина ругался на книжный клуб, который съедает в их доме весь запас вафель и печенья. И когда мы поднялись на лифте на наш этаж, он вдруг остановился напротив своей квартиры, повернулся ко мне и сказал:

– Не знаю, говорила ли тебе Элизабет...

– О чём?– спросил я, остановившись рядом.

– Тут такое происходило позавчера вечером,– Тед перешёл на шёпот,– даже псина Митчелов выла так, словно начался апокалипсис. А я даже не знал, что у них была собака.

Это то, о чём говорила мне Лиз вчера утром.

– А почему она выла?– в этот раз я решил быть внимательным, как никогда.

– Похоже, что Мэттьюз,– Тед указал пальцем в потолок,– сошла с ума. Окончательно. Её мать не могла открыть дверь, все соседи поднялись на этаж. У моей Доры чуть инфаркт не случился. Девочка кричала несколько часов! Элизабет пригласила нас к вам в квартиру, но даже там был слышен этот жуткий крик. Как, кстати, твои девочки?– Тед внезапно перевёл разговор.

– Девочки? С ними всё хорошо, они в порядке, все трое. Вот, пошёл с утра добывать им сок, вместо кабана...– Тед засмеялся.– А эта Мэттьюз,– я попытался вернуть беседу в прежнее русло,– что с ней?

– Да всё с ней! Когда она сюда переехала с матерью, то всё было нормально. Тихая, спокойная, училась в местном колледже. А потом, говорят, сорвалась после выпуска. То ли с собой покончить пыталась, то ли просто связалась не с той компанией. Дора лучше знает, её клуб старушенций вообще тут всё про всех знает.

– А её мама почему тут больше не живёт?

– Да разве это жизнь?– мужчина посмотрел себе под ноги.– Рита не выдержала просто, она ещё женщина молодая и не мне судить, но спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Видимо, у Риты просто опустились руки...

Эбби Мэттьюз. Эббили. Странное имя. Не обычное. Мы никогда не встречались, да и Лиз, очевидно, с ней не знакома, раз даже имени не запомнила. Но мы живём тут почти пять лет и я никогда ничего не слышал ни о какой Эббили Мэттьюз. Или слышал, но не слушал?

– Ладно,– Тед открыл дверь квартиры,– деньги как занесёшь, так занесёшь. Девочкам привет!

Мужчина скрылся за дверью квартиры. А я, было направился к себе домой, но решил подняться на этаж выше. В квартиру Эббили. На двери её квартиры не было номера, но зато была табличка с фамилией. И правда, Мэттьюз. Мне кажется или я слишком часто произношу это имя? И вот, я стоял напротив двери, но что дальше? Мне постучать? Ну, постучу я, а что потом? Видимо, моя жена права и я сошёл с ума.

– Кхм,– позади меня раздался хриплый кашель.– Ещё один недовольный сосед?

Я обернулся и увидел перед собой болезненно худую и бледную девочку. Девушку? Она была меньше и ниже Лиз, поэтому мне было не совсем понятно, сколько ей лет.

– Слушай,– продолжила она, просачиваясь мимо меня в квартиру,– я уже устала перед всеми извиняться, но тебя я вижу впервые, поэтому – сорян, я была немного не в себе и поэтому всё так произошло. Мне очень жаль, этого больше не повторится. Мне так же жаль, что все слышали эту собаку, я не знала, что у соседей тут есть собаки... В общем,– Эббили остановилась, чтобы набрать воздуха, её голос был слаб, как и она сама,– прошу прощения.

Девушка закрыла перед моим лицом дверь.

Я спустился к себе на этаж и пошёл в сторону квартиры. И действительно, не слышно ни кошек, ни собак, ни птиц, словно в нашем доме вообще никто не живёт. Было тихо настолько, что эта тишина даже давила. Но, подойдя к двери своей квартиры, я услышал звуки телевизора и смех Ханны.

Лиз я ничего не рассказал, хотя, наверное, стоило.