Текст книги "Любовь проходит? (СИ)"

Автор книги: Таня Балер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава 21. Притворщица

И интригующее:

«Спасибо, что сделал мою жизнь сладкой».

Хотя Катю оно не заинтриговало.

Она не вчитывалась в сообщения, ища какие-то доказательства в пользу мужа или наоборот подтверждения, что он изменяющая задница. В то, то супруг занимался сексом с кем-то кроме неё, она не допускала. Интуиция это или что-то ещё, но подозрений, что он трахал эту Олю, не зародилось.

Ей тридцать шесть, у неё сын подросток и серьёзная работа.

Она не может позволить себе попасть в тюрьму за нанесение тяжкого вреда здоровью мужа.

Нет, это бред.

Каким бы слизняком Костя не оказался, если она не пырнёт его ножом при свидетелях, уголовного дела на неё не заведут. Даже если она ему череп проломит, придя в сознание, он скажет, что сам упал.

Примет своё наказание и благородно промолчит.

Стоп. Она назвала его благородным?

БЛАГОРОДНЫМ!

Какого хрена?!

Стоит у окна, смотрит на машину дпсников во дворе и думает, что её муж благородный малый.

Это она так про слизняка, общающегося с бабой, которой он ещё осенью пообещал съехать от жены и сына?

Что ж это получается: она жалкая клуша в розовых очках?

Та самая жена, годами не замечавшая измен, и узнающая всё последней?

Как мамина подруга, верящая, что её муж уходит в загулы не сам, а из-за приворота.

– Меня от тебя тошнит, – произнесла Катя, не делая акцент, себя имеет в виду или супруга.

А что ей ещё остаётся?

– Никому нельзя доверять, – озвучила она следующий вывод, обратившись к запрыгнувшему на подоконник Кеше.

А потом раздался лязг открываемой двери. Семья снова в сборе!

– Фары целы, всё осмотрел, у нас ни царапинки, – объявил Костя. – Зато мужику из тридцать девятой половину морды смяло. А вторая тачка кредитная, прикинь, какое попадалово?

– Есть хочу, – сказал Саша.

Между допросом мужа, и готовкой Катя выбрала последнее.

Она не надеялась, что её будут кормить весь праздничный день, поэтому в холодильники был фарш и овощи, ей оставалось только их соединить и потушить.

Нарезая кабачок, она вспоминала другую кухню. В сравнении с тем, что они имеют сейчас, их съёмное жильё было откровенно убогим. Чистоту они поддерживали, но создать уют и красоту получалось плохо. Зато теперь у них всё красиво и комфортно. В таком доме нет места крикам и потасовкам.

Но сейчас она хотела бы перенестись назад. Туда, где в лифте будет вонять, соседи пьяно орать, а в ванне размножаться неубиваемый грибок. Там бы она могла кинуть в мужа кружкой, громко и чётко рассказать, какой он лживый козёл, толкнуть его, а если не отлетит к стене (не отлетит, он же тяжелее!), то бить его кулаками по груди и рёбрам, наставив десятком круглых синяков, чтобы он на утро стонал от боли. А ещё она могла бы его послать, выкинув его вещи в окно. Или собрать свои и поехать домой. Подобным она никогда не занималась, но в то время возможность для такого поведения была.

Не будь дома Сашки, Катя бы грязно ругалась и швырнула телефон в мужа.

А не будь это их собственным гнёздышком, она бы, превратившись в Халка, начала пинать, разбивать и переворачивать всё вокруг. Чего стесняться, если всё равно съезжать?

Блин. Её несёт.

Катя ведь не думает, что ушла бы от мужа, если бы у них не было ребёнка и квартиры?

Это безумие!

Они семья, а не чужие люди, которых связывает лишь общая недвижимость и единственный наследник.

– Идите ужинать!

За едой муж с сыном снова обсуждали аварию и то, как им повезло, что Костина машина не пострадала. А Екатерина кивала и угукала, неспособная на большее. Она не пыталась говорить, ощущая в горле ком, на шее удавку, в груди клокочущую ненависть, на щеках и ушах пожар, а в пальцах лютый холод.

Ей в жизни приходилось улыбаться, когда хочется плакать; смеяться, когда хочется выть; говорить, что всё хорошо, думая, что хуже быть не может. Не из любви к лицемерию, а ради пользы в работе и сохранения мира в отношениях с матерью.

Но этот ужин дался ей нелегко.

Мало того, что она была притворщицей, так ещё и поняла, что это продолжится.

Естественно, вечно держать всё в себе, играя роль глухой и слепой тетери, Катя не собиралась.

Но при Сашке она не могла высказать свои претензии мужу.

Во-первых, и без книг о детской психологии всем известно, что ссориться при ребёнке не стоит. Лучше разобраться наедине и, только приняв решение, известить о нём любимое дитятко.

А во-вторых, Катя сомневалась, что способна на конструктивный диалог. Как только она себя отпустит, то подбирать слова и контролировать звук не сможет. Никакого шипения, она будет громко разговаривать матом, размахивая руками.

Поэтому до конца дня она была притворщицей.

Настолько продуманной, что выйдя из ванной, спросила, не болит ли ни у кого живот, а потом пожаловалось на тяжесть.

А прежде чем лечь спать ещё и таблетку приняла, сказав мужу, о начинающейся мигрени.

Зачем?

Затем что ни одно восьмое марта не обходилось без зацеловывания. Так повелось изначально, и даже в беременность Костя в эту дату обцеловал её от пальцев ног до носа, не забыв делать акценты на стратегически важных местах.

А сейчас будет лишним.

Ката решила, что они спокойно лягут спать.

Ну, он точно, а она полночи будет думать, как дальше жить, строить гипотезы, на чём будут основываться Костины оправдания, и злиться.

Но муж не заснул.

То есть он лёг в постель. Полежал в темноте пять минут, а после забрался с головой под одеяло и отполз вниз.

– Живот и мигрень, помнишь?

– Тихонечко тебя полечу, лежи смирно, спящая красавица.

Человек привычки, тут же обосновала Катя поведение мужа. Не из любви и верности же он её ласкает. Это просто традиция.

Традиция, которая в новых обстоятельствах совершенно неуместна, поэтому Катя его оттолкнёт.

Вот только…

Ахх, когда он носом проводит по колену, а потом ещё и касается языком кожи с внутренней стороны. Чёрт!

Ладно. Непонятно, когда у неё в жизни секс в следующий раз случится. Глупо лишать себя оргазма от того, кто точно знает, как сделать тебе хорошо.

Глава 22

Утро началось с конфет.

Оперевшись бедром о столешницу кухонного гарнитура, Катя в ночнушке ела конфеты прямо из коробки.

Не банальные рафаэлла, привезённые от родителей мужем и сыном, а дорогие шоколадные, принесённые ею с работы и спрятанные на холодильник из соображений, что такие незазорно передарить. Но так Катя рассуждала позавчера, будучи рачительной женой. А сейчас она обиженная женщина, переживающая сильное разочарование, поэтому она съест столько конфет, сколько в неё поместится. И даже не будет прятать коробку подальше, чтобы Сашка не возмущался, обнаружив, что она с ним не поделилась. Она ради его спокойствия вчера титанические усилия прикладывала и заслужила сожрать в одну харю коробку шоколадных конфет.

Коробка, кстати, стала пустой, а все продолжали спать.

Даже Кеша, умяв ложку сметаны, пошёл досыпать. Обычно он не уходил, пока кто-то есть на кухне, веря, что может выпросить себе чего-нибудь вне расписания. А тут ушёл, оставив её одну. Видать, почуял, что хозяйке не до него.

Расправившись со сладким, Катя скромно пожарила два яйца, налила себе двойную порцию кофе в большую кружку и разбудила мужа.

– Выходной же, – потянулся он в постели.

– У нас важное дело. Одевайся, кое-куда съездим.

– Какое дело? Куда.

– Кость, это очень важно.

Остальные его попытки прояснить, зачем им куда-то подрываться в выходной, она игнорировала, прихлёбывая кофе и варя кашу для сына, пока муж ел свою яичницу.

– Я готов, теперь скажешь, что задумала? – натянув носки, джинсы и футболку, спросил Костя.

– Лучше кофту надень.

– Под куртку?

– Да.

Его растерянность была понятна, ведь Катя стояла перед ним в домашних легенсах, тунике и пуховике, что указывало, что дальше подъезда она не пойдёт, или из машины выходить не собирается.

Костя на тридцать секунд скрылся в комнате, чтобы вернуться в коридор в толстовке.

– Так пойдёт?

– Пойдёт. Разбуди Сашку.

– Он с нами?

– Нет. Но ты зайди к нему, скажи, что на столе его каша с вареньем ждёт, а мы отъедем ненадолго.

– А ты не можешь? – начала мужчину напрягать вся эта таинственность и недосказанность.

– Пусть сын тебя увидит.

– Раскомандовалась, – проворчал он, но поручение жены выполнил.

Запустив двигатель, Костя уточнил:

– Мы ремонт смотреть едим?

– Нет, на парковку у магазина.

– Недомолвки и секретность действуют на нервы, – поделился ощущениями он.

Магазин находится в трёхстах метрах от их двора. Точка с невкусным хлебом, но зато под боком.

– Дай свой телефон, – попросила Катя, когда машина остановилась.

– Отключим и сбежим из города? – пошутил муж.

– Обсудим твоё общение с Ольгой Топорковой.

– Кать.

– Открываем, смотрим дату сообщений. Такс, неделя. А до этого всё подчистил или с осени держался?

– Не чистил и не удалял, мы не общались.

– А чего начали?

– Ты сказала, что не хочешь, чтобы о нас говорили. Я решил, что надо позвонить и сказать ей, чтобы больше не болтала что попало.

– Как далеко у вас зашло? Ты с ней спал?

– Нет, – нахмурился Костя. Было видно, как до него постепенно доходит, о чём речь. – НЕТ!

– А собирался?

– Нет.

– Поцелуи?

– У нас ничего не было.

– Тогда почему я тебе не верю? Кость, почему я вдруг не доверяю тому, за кого вышла замуж?

– Потому что ты залезла в мой телефон и увидела, что она мне писала. А я ей отвечал, не рассказав тебе.

– Раз ты не стал мне врать, что это какая-то другая Ольга с работы, расскажи, как твой звонок с целью закрыть ей рот, привёл к вашей сладкой жизни?

– Я ей сильно нагрубил и довёл до слёз. Переусердствовал, короче. Поехал извиниться, по пути мёда домой нам купил и ей баночку взял. Она за неё поблагодарила. И несколько раз потом спрашивала как дела. Ты же видишь, я только отвечал. Так принято, не надумывай лишнего.

– Я не лезла в твой телефон с проверкой, взглянула, когда она тебе вчера на картинку ответила.

– Почему сразу и дома не спросила, а сюда меня вытащила?

– Нужно было время подумать, дело в тебе и твоём кризисе, в нас и рутине или в этой женщине и твоих чувствах к ней.

– Нет у меня к ней чувств. И кризиса нет, а в семье у нас всё шикарно. Было шикарно, пока жена утром в выходной без причины не вытащила из дома. Поехали обратно?

– Я дойду, а ты съезди проверить, поставили розетки, или вчера вся бригада отдыхала.

– Один день погоды не сделает.

– Не хочешь туда, посиди в кофейне до обеда, а потом в кино или в гости к кому-нибудь. Я не хочу тебе видеть, найди себе дел до вечера.

– Я от тебя прятаться должен?

– Да, если не хочешь, чтобы я заговорила о разводе.

– Какого? Ты серьёзно? – разозлился Костя, считая, что жена сильно перегибает, издеваясь над ним. – Слизняка я проглотил, но это уже слишком. Не надо так со мной.

– С тобой не надо? А со мной, значит, можно? Милый, ты обосрался.

– Не говори со мной так, я ничего не сделал.

– Полгода назад ты встретился с той, кто тебе была небезразлична ещё до нашего знакомства, – начала Катя перечислять факты. – Может, ты её не любил, но хотел. Ты не смог пройти мимо, а начал общаться и открылся ей. Рассказал то, чего не говорил мне. Я это приняла. Кризис и синдром попутчика, тебе было проще пожаловаться постороннему человеку. Но вот прошло время, мы выяснили, что твоя подружка болтает о тебе, и ты, добрый малый, за это угощаешь её мёдом и начинаешь мило переписываться. Я ничего не забыла упомянуть?

– Кать…

– И это только то, что мне известно наверняка, без интимных подробностей.

– Прости, я больше не буду отвечать Оле. Скажу, чтобы не лезла и заблокирую её номер! Проблема решена?

– Ты сделал мне больно. Я растеряна, и у меня много мыслей о будущем нашей семьи.

– Я не подумал, прости меня, – искренне попросил мужчина, осознавая, что жена не утрирует и не насмешничает.

– Мне нужен Сашка, чтобы не думать о плохом. Будь добр, не появляйся пока дома.

Костя не уехал.

Точнее уехал, но прежде довёз жену до подъезда, открыл рот, чтобы, сказать, что она драматизирует, и всё это ещё одно недоразумение, которое он обязательно исправит, но она так на него посмотрела, что он не посмел это произнести.

Катя не смотрела устало, разочарованно или с прищуром, означающем, что у неё на языке вертится что-то едкое. Она взглянула на него как на постороннего, словно минуту назад они не обсуждали свою семью и чувства, и он ей не муж, а подвёзший водила.

Даже когда Костя действительно был только водителям, пожалевшим девчонку на остановке, она смотрела на него с меньшим безразличием.

Проследив, как жена скрылась за тяжёлой дверью, мужчина заметил, что она оставила на сиденье зарядку и наушники.

Забыла что ли?

Непонятно, зачем она их вообще с собой брала, если дальше магазина ехать не собиралась.

Над тем, куда податься, Костя долго не раздумывал, интуитивно выбрав курс на новостройку.

Что ж, вчера электрик знатно поработал. Вечером седьмого марта нормальное освещение было от настенного светильника при входе, а дальше светили одиноко висевшие лампочки, а утром девятого уже висела люстра, а ещё все двенадцать розеток, включая двойную в ванной и специальную для плиты, были установлены на свои места, закрыв отверстия в обоях.

Осталось установить радиатор отопления, закрыть бетонную ступеньку на балкон, купить мойку и гарнитур в кухонную зону, и можно будет, на авито подыскав диван со стиральной машинкой и холодильником, запускать жильцов.

Рука потянулась позвонить Катьке, но, открыв журнал звонков, Костя вспомнил, что какую бы хорошую новость не собирался ей рассказать, его голос она слышать не хочет.

И что делать?

Если не на пол, то сесть в студии можно либо на подоконник, либо на стремянку.

Дождя за окном не хватает для полной картинки о плачущей брошенной девчонке, невесело усмехнулся мужчина, пристроив свой зад на подоконник. Куртку он сбросил, но благодаря толстовке не мёрз, а в руках держал телефон с открытым диалогом с Ольгой.

Ничего там не было. Простые вопросы без ужимок и флирта. И одна фотка, где она стоит на фоне их университета, с подписью, что была рядом с их альма-матер. Даже смайлики, которыми Оля приправляла свои сообщение, не были из числа «целующихся», и он не писал первым, а она спрашивала, как дела и здоровье, не затрагивая что-то личное.

В чём его вина?

Окей. Допустим, косяк за ним есть.

Кате сразу не понравилось, что он откровенничал не с ней, а другой женщиной. Потом она страшно разозлилась, узнав, что Оля наболтала Витьке. А вчера увидела, что они переписывались неделю. Тут есть из-за чего расстроиться.

Но выгонять из дома и упоминать развод – это слишком!

Отложив телефон, он подхватывает куртку, скручивает её и подсовывает под поясницу, снова садясь на подоконник, но уже с ногами. Приняв более-менее удобное положение, Костя открывает киносайт и пересматривает комедийный боевик десятилетней давности.

Так проходит два часа. Значок батарейки мигает красным, а время только полдень, и дома его с распростёртыми объятиями не ждут.

Зато в машине есть зарядка.

Сначала кофта, потом зарядник и наушники. Катя его собрала! Не выпнула, в чём был, а подготовила.

Спускаясь в лифте, Костя получил сигнал от желудка, что пора обедать.

Проехав по округе в поисках точки общепита, остановился у первого же заведения, где съел порцию плова и запил его чаем со сладкой булочкой.

Не так уж это и дорого питаться вне дома, сделал он вывод, открыв уведомление об оплате карточкой, и поехал обратно. В студию, а не домой.

Почему не рассматривался вариант не сидеть в пустых стенах с холодным носом, а поехать к кому-нибудь в гости?

Потому что придётся разговаривать. Даже если не спросят, чего припёрся без приглашения да ещё и без жены, к столу позовут и на самое удобное место посадят, то всё равно нужно будет о чём-то говорить. Сидеть и вещать о ремонте, когда Катя не хочет его видеть, невообразимый сюр, а рассказывать, что между ними происходит, обрисовав суть недопонимания, он не сможет. Один раз поговорил уже по душам со старой знакомой. Спасибо, накушался, больше не надо.

Да и что он расскажет?

Что Катя идёт по наклонной, взяв тенденцию ругаться с ним? Что сначала слизняком его весь вечер звала, а теперь переписку читает и расставанием угрожает? Никогда и никому он на жену жаловаться не станет.

Поэтому, пообедав, он вернулся в студию, прихватив из багажника старый плед, чтобы бросить его на пол под розеткой и смотреть вторую часть фильма.

Уже в квартире догадался, что наушники Катя оставила на случай, если он будет сидеть на фудкорте или в кофейне, и без наушников не сможет смотреть видео.

Всё продумала.

Хорошо, что презерватив в карман не сунула. С неё станется, сказать, чтобы к Ольге переехал.

А потом до Константина дошло.

Жена не сказала, что он ей изменяет, трахаясь с другой. Она сказала, что ей больно.

Блять, Катюха права.

Он действительно обосрался.

И не сможет ей объяснить причину. Она не поймёт, потому что не видит в нём сопляка, которым можно легко манипулировать слезами.

Ну разнылась женщина после его наезда. Бывает. Наезд же она заслужила.

И он не смог выкинуть это из головы по той причине, что плачущая Оля в его воображение, была не сорокалетней посторонней женщиной, а той двадцатилетней красавицей, и поехал он успокаивать именно её. Ту, к которой питал слабость в юности, и именно перед ней чувствовал потребность извиниться за грубость.

Глава 23

Касательно жены Костя был уверен, она бы из-за такой фигни не расплакалась. И Саша тоже. Характеры у них такие. Они обсмеют и поехидничают, если не получится ответить сразу, затаятся, чтобы позже отомстить, сказав какую-нибудь гадость, а не будут плакать, кто бы и что бы им резкое не сказал.

А Ольга оказалась чувствительной.

Он легко представил, как она смахивает слёзы после разговора с ним. Представил той привлекательной Витькиной подружкой, о которой он не мечтал, но питал слабость. В его воображении она плакала. Плакала из-за него.

И эти слёзы были такими чисто женскими, пробуждающими в мужчинах желание покровительственно сказать «ну-ну, всё будет хорошо малышка. Я всё сделаю». Это как когда на глазах девушки умело вкручиваешь лампочку, стоя на шатающимся табурете, устраняешь протечку, ставишь на место задевшего её хама или расплачиваешься за её дорогостоящую покупку, а она в ответ смотрит на тебя как на героя. Только со слезами что-то делать и тратиться не нужно, достаточно прийти и сказать пару ласковых слов. И вот ты мало того, что человеку помог и совесть упокоил, так ещё и получил признательный взгляд, заставляющий расправить плечи, ведь ты настоящий мужчина. Тот самый представитель сильного пола, которому многое по плечу.

И это не жизненно важно, но приятно.

Такое пьяняще-щекочущее чувство, почёсывающее эго. Мужское эго тех, кто не плачет и умеет одним махом решать проблемы.

Вот Костя и решил. Всего-то 300 миллилитров мёда и пара фраз.

Само собой, он не хотел, чтобы его близкие так же грустили по пустякам, нуждаясь в его утешении!

Не льют его жена и сын слёзы? Отлично! Пусть так будет всегда.

Но зачем отказываться от возможности, не напрягаясь, побыть рыцарем для одинокой девы в беде, совершив для неё подвиг по пути с работы до своего дома? Хуже же он никому не сделал и на ужин не опоздал.

Лампочки, засоры в трубах, чистка жёсткого диска и оплата покупок – всё это он так давно делал для Кати, что они оба перестали замечать эти действия. Поэтому всё это не приносило ни ощущения выполненного долга у него, ни восхищенной признательности у неё.

И это понятно.

Они живут вместе, делят быт и постоянно делают друг для друга разные мелочи, даже не отдавая себе отчёта, что делаешь что-то не для себя, а для удобства второй половины. При таком раскладе благотворить за каждое движение просто устанешь.

Да и Катино «Спасибо» независимо от того, буркнула ли она это, томно мяукнула, сыронизировала, простонала или торжественно объявила, такого эффекта не даст.

Костя себе не мог объяснить разницу и свои эмоции, что уж говорить о том, чтобы донести мысли до жены.

Нет. Знать о таком ей точно не следует.

А дальнейшая переписка…

Он снова тормознул. Сообщения невинные, он не подумал, что в совокупности всё это так некрасиво и подозрительно будет выглядеть для Кати.

Но ведь ничего не было! Если бы Оля зазывала к себе, позволила нелестный комментарий о его семье, фотку свою с декольте или в нижнем белье скинула, Костя бы сразу её послал куда подальше.

Однако Оля не вешалась на него. Милой была, когда он к ней приехал извиняться, в глаза заглядывала, благодарила и хвалила, но не вешалась.

А её внимание и интерес к его жизни приятен.

Давно у него не интересовались именно его делами. Костя будто 100500 лет с Катей живёт, и всё у них общее, включая дела, планы и здоровье.

После второго фильма пришла очередь нарезки шуток из комедийного ситкома. Отвлечься она не помогла, и последние полчаса мужчина чистил память телефона и гуглил, что подарить мальчику на тринадцатилетие.

Раньше он над этим вопросом не думал. Катя, получив от сына толстый намёк, решала, стоит ли покупать то, что он хочет, или лучше подобрать что-то более полезное, а Косте следовало только согласно кивнуть и съездить с ней в магазин. Такой расклад всех устраивал, а тут ему захотелось показать жене, что он тоже в теме, а не сидит на попе ровно, ожидая, когда она всё сама решит.

Кстати о попе. Задница у него уже квадратная от неудобного положения. И ведь его мучения Катька за доказательство любви не примет, а он в пустой квартире восемь часов просидел, исполняя её желание не видеть его рядом.

Но вот шесть вечера. Обратный путь растянет на час, приедет в семь, а это почти конец дня.

Домой мужчина ехал через кафешку. Только теперь вместо плова взял с собой на вынос шашлык. Потому что у него есть Катька и Сашка, и питаться он хочет только с ними, сколько бы это не стоило.

Катин день прошёл за уборкой и готовкой.

Она могла бы, не убирая постель, лежать в позе звезды и глядеть в потолок долгие часы, отмахнувшись от сына, но её хватило на час.

Сашка пошёл завтракать кашей с планшетом, хотя знает, что есть, пялясь в экран, плохая привычка, и именно поэтому у них в квартире нет телевизора в кухне.

Но пошевелиться Катю, выдернув из лежачего положения, вынудил не вставший сын, а пришедший к ней Кеша. Надо же было ему улечься не неё сверху клубочком, усыпить бдительность своим мурчанием, чтобы без предупреждения выпустил коготки, легко проткнув тонкую ткань и ощутимо пройдясь по нежной коже под грудью.

Дальше лежать было нереально. Охнув от боли, она дёрнулась, вставая, а потом ещё и осторожно освобождала его лапу, когтем застрявшую в домашней тунике.

Почему так?

Заботишься о существах, стараешься как лучше, а они либо с болтливыми бабами из прошлого переписываются, нанося удар ножом в спину, либо буквально пытаются тебе сердце выцарпать.

Ну а что? Будь Кеша пантерой и вонзи так лапу ей под грудь, то вполне бы мог оставить хозяйку с дырой в рёбрах.

Меланхолично лежать расхотелось, поэтому Катя почистила туалет с ванной, дав Саше задание пройтись по всем поверхностям со специальной тряпочкой для пыли, вымыла полы, разморозила мясо и сварили щи. А после обеда занялась глажкой.

Трогать одежду мужа не собиралась.

Руки у него есть, утюгом пользоваться умеет, и вообще он козёл, и она ему ничего не должна.

Но что делать, если она уже взяла разгон, найдя удобное положение и поймав ритм, при котором и ногам стоять удобно, и рука не устаёт, и монотонность действий не раздражает? А самое главное, что Сашка, уменьшив на плазме звук, принялся рассказывать о новом инструкторе с писклявым голосом, пришедшем работать в бассейн, и о том, пойдут ли ему такие же широкие плечи. Становясь старше, он всё реже сам заводит разговор о своих переживаниях и стремлениях, а тут сам разоткровенничался, решив обсудить фигуры пловцов. Прямо он не спросил, как к широким спинам относятся девочки, так что интерес мог быть вызван чем-то другим. Например, комплексом из-за не самого крупного телосложения среди сверстников, или он так подводит её к тому, что хочет бросить занятия.

Задавать вопросы Катя не рискнула и принялась гладить кучку с вещами мужа, чтобы не сбить сына с мысли, сменой своей дислокации.

Повезло Косте.

Примечательно, что об отце Саша не говорил. Словно отец каждый выходной с самого утра уезжает, оставляя их дома одних. Если бы она без объяснений пропала надолго, то обиделась бы на безразличие сына, но сегодня такое поведение ей на руку. Не надо врать и что-то придумывать. Им и без Кости не скучно.

Нет, куда-то её не туда несёт. Несколько часов без мужа ни фига не показатель его ненужность как члена семьи в принципе.

К какому-то выводу и решению Катя не пришла. Да она даже и не думала о муже. Не представляла, где он и что он. Просто не видела его и не злилась. Получается, смысл его высылки из дома был в том, чтобы поберечь свои нервы.

А потом наступил вечер, и Костя вернулся домой.

И они ели шашлык. Жевали и обсуждали, какие кусочки вкуснее, а не сурово молчали или перебрасывались скрытыми от подростка шпильками.

После Катя осталась в кухне мыть тарелки, а муж с сыном пошли в комнату и нашли только начавшийся фильм, который они все вместе посмотрели и принялись готовиться ко сну.

А спят супруги в супружеской постели. В ситуации Зиновьевых на разложенном диване.

И когда Саша ушёл в свою комнату, они сдвинули коврик, разложили диван, постелили и…

– Поговорим? – спросил Костя.

– Хочешь мне что-то новое рассказать?

– Скажу, что хочешь.

– Ты ведь с ней не спал?

– Нет!

– Я так и думала, – покивала Катя, поделившись наблюдением. – Мне с тобой лежать вчера было не отвратительно, можешь не переселяться на раскладушку.

– Мир?

– А ты всё осознал?

– Я больше не буду отвечать на сообщения Оли, – вздохнул Костя и пошутил. – Она нам не подруга, пусть идёт лесом.

– Ты не осознал.

– Что я должен осознать?

– Я не знаю.

– Кать, не издевайся.

– Я честно не знаю. Сама ещё не всё осознала. Знаю только то, что не хочу Сашку втягивать и заставлять о нас переживать. Поэтому спи здесь.

Екатерина правда не знала. Страдая от беспокойства осенью, ей казалось, что неизвестность хуже всего. Что, не имея данных, ты не знаешь, чего опасаться, с какой стороны ждать неприятностей, не можешь подстелить соломку и т. п. Теперь же всё было известно (или почти всё), но что с этим делать, она не представляла. Не было у неё холодного рассудка и заряда правильной энергии, чтобы найти решение, отсюда и её раздражающее: «не знаю». А для Кости это выглядит форменным издевательством и выеданием мозга десертной ложечкой.

– Мне теперь каждый выходной прятаться? – спросил он, когда они выключили свет и легли. – Спать со мной в одной постели ты можешь, а при свете дня я тебе противен?

– Я не знаю. Ты меня обидел и сделал больно.

– Прости.

Костя считал секунды. Он где-то слышал, что промежуток между ними равен название реки Миссисипи, и лёжа в темноте, он про себя считал:

1 Миссисипи, 2 Миссисипи, 3 Миссисипи.

Дошёл до «60 Миссисипи», а ответа от жены не было.

И что-то остановило его от того, чтобы позвать её. Вместо этого он, приподнявшись и повернувшись, склонился над ней и обнаружил, что она спит. Тихо себе сопит, сложив руки под подушкой.

Это схема с Миссисипи работает не верно, и прошла не минута, а все пятнадцать, или Катя мгновенно вырубилась, будто ничего важного не происходит между ними?

Будить её он, разумеется, не стал.

Если бы она притворилась спящей, то тогда бы он действовал. Пусть секса бы не случилось, но прижал бы её к себе, помял и обцеловал, пока бы не вывернулась. От такой мелочи она бы не размякла, а зашипела на него недовольной кошкой, дураком обозвала и потребовала убрать свои лапищи. Зато это всё равно был бы контакт и диалог.

Но Катя спала.

А ему не спалось.

Костя поднялся, сходил на кухню, заглянул в холодильник, глотнул питьевого йогурта, скривился, запил его водой, вернулся в постель. Десять минут лежал на животе, устал сдерживать потребность поёрзать, перевернулся и замер в новой позе, но сон всё не шёл. Поэтому он занялся серьёзными думами.

Раз Катя не знает, он сам найдёт выход.

Он мужчина, он эту кашу заварил, ему и расхлёбывать.

Искать обходные пути Костя не хотел. Проблема возникла из-за того что он затормозил, а потом умолчал. Соответственно, выходом из ситуации будет обстоятельный и откровенный разговор.

И Катя поймёт. Они всегда друг друга понимают.