Текст книги "Быть невесткой (СИ)"
Автор книги: Таня Балер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Кино посмотрели, вернулись домой, я отварила килограмм креветок в майонезе, пока Вова мылся и брился, чтобы не тереть мне кожу в чувствительных местах щетиной во время ночи любви, когда нам не придётся прислушиваться, спит ли уже имеющийся у нас ребёнок.
Но до любви не дошло.
И не потому, что мне к морепродуктам захотелось сока, и полтора литра пива ушли в мужа. Это не та доза, чтобы он был не в состоянии выполнять супружеский долг, да и я не настолько налопалась, чтобы бояться качки и горизонтальных танцев.
Всему виной звонок встревоженных Бессоновых старших, которым показалось, что самый младший член их рода заболела.
В тот вечер они звонили нам дважды.
Приняв первый звонок, я вышла из кинозала, чтобы чего-то испугавшаяся Алёна услышала мой голос и перестала плакать.
А ответив на второй, мы отправились за дочкой.
– Она устала, плакала недавно, от этого всегда горячей кажется, – пощупав вялую дочь, сказал Вова.
– Полчаса назад температура была 37,2. Не стала сбивать, а то ещё обвинять начнёте, что я её таблетками травлю и от вас болезнь скрываю, – ответила ему мать.
– А что на ней надето? – удивилась я оранжевому комбинезону, которого раньше не видела.
– Я купила! Она наша единственная внучка, у неё должны быть свои вещи у нас в квартире!
Произносила Алла Олеговна это так, будто её в чём-то обвиняют.
– Алюся, всё нормально, – заметил её состояние свёкор.
– Вы устали, заберём Алёну домой и там разберёмся, болеет она или нет, – ответила я.
Так мы и сделали.
А уже у нас Вова заметил, что на правом рукаве наряда дочки не хватает пуговички.
– Мама с рук бы не купила. Отдал кто-то из знакомых? – показав мне торчащие нитки, предположил он.
– Не думаю. Это для меня она ещё могла ношеное взять, а для Алёны бы только новое. Может, ей скидку дали за брак?
Признаков хвори мы, к слову, у дочери не нашли.
Зато на следующий день в горшке нашлась пуговица.
Я без задней мысли показала мужу то, куда она пропала.
Это ребёнок, всякое бывает. Алёнка и под нашим присмотром, что только не засовывала себе в нос и рот.
Мы с Вовой только улыбнулись.
И я не сомневаюсь, что своей матери он в укор мою находку не поставил.
Но она восприняла это как обвинение в халатном отношении.
Тем же вечером позвонил Вячеслав Викторович и сообщил, что обнаружил жену в полубессознательном состоянии, вызвал скорую, и ей сделали укол.
Я не могу с абсолютной уверенностью утверждать, что это была постановка, и моя свекровь притворялась.
Она пожилая женщина, и давление у неё могло скакануть.
Но то, что началось далее, было спектаклем с выученным текстом.
До понедельника она отыгрывала роль тяжелобольной.
Но даже её собственный муж на мой вопрос, нужно ли прийти и побыть рядом с лежачей, сказал нам не дёргаться.
И тогда из неё полилось.
Встав на ноги, она потребовала явиться под её очи и вывалила на нас всё, что накопилось за три года.
Алла Олеговна припомнила всё:
На свадьбе мы не проявили должного уважения, не заставив всех соблюдать тишину во время её тоста.
Не оценили её помощь с квартирой.
Не слушаем советов.
Скрываем свои дела.
Запрещаем общаться с внучкой и выставляем сумасшедшей старухой, а вокруг тёщи танцуем.
И происходит всё это по одной причине: я ревную Вову к матери и специально их отдаляю друг от друга, чтобы вся власть была только в моих руках.
Суд
Нужно отдать Алле Олеговне должное. Она никак меня не обозвала. Выставила дьяволом во плоти, но именно ругательных слов, чтобы зацепиться, повернуться к Вове, сказать ему: «Вот она как меня называет», и в праведном гневе послать её, не прозвучало.
Но она допустила ошибку.
Наверное, в образе умирающей она пересмотрела дневные телепрограммы, что-то там услышала, сравнила с нашей ситуацией и сделала неверные выводы.
И всё это привело её к страшной ошибке.
В конце потока претензий к нам, мать мужа упомянула о своих правах.
Что она по закону имеет право видеться с внучкой, и если её сын ей в этом не помощник, то есть суд.
СУД, блин!
Представляете?
Вова с отцом то ли потеряли дар речи от услышанного, то ли молчали, набираясь сил для такого шага, как вызов скорой из психбольницы для любимой мамы и жены, которая сама себя накрутила и теперь несла откровенный бред.
Зато я способность говорить не потеряла и сказала ей, что раз она вспомнила о законах, то я не обязана здесь находиться или впускать её в квартиру. Пусть сначала суд выиграет. И если получится, то через адвоката договаривается со мной об удобном мне времени и месте для её встреч с внучкой.
– Лена, – схватив Алёнку и направившись в коридор, услышала я за спиной зов мужа, не дождавшегося от меня реакции и обратившегося к своей матери. – Знаешь, мама, Лена права. Хочешь общаться с внучкой, ищи подход к её матери. Либо принимаешь всю мою семью, либо сиди одна и жалуйся, какие все вокруг плохие.
Собираясь к родителям, наивный Вова рассчитывал на примирения за рюмочкой, поэтому в гости мы приехали на такси.
А когда вышли из подъезда, мне хотелось что-нибудь разбить, а не сидеть на скамеечке, ожидая машину, поэтому, прижав к себе дочь, и пошагала в сторону дома.
– Может, она сама пойдёт? Алён, хочешь к папе на ручки? Ты уже большая, маме тяжело тебя носить, – жужжал под ухо муж.
Сейчас бы прогулочная коляска не помешала, и то, что свекровь как раз выступала за то, что я рано от неё отказываюсь, не способствовало моему успокоению. Ещё и в боку закололо от быстрой ходьбы с тринадцатью килограммами живого веса на руках. Но отпустить дочку я не могла, она помогала мне сдерживаться, чтобы не сказать то, о чём потом пожалею, потому что Вове будет неприятно это слышать.
И он, зная меня, старался не отсвечивать до конца дня, подав голос лишь дважды: когда благодарил за ужин и предупреждал, что сам почитает и уложит Алёну спать.
Я смыла негатив, расслабила тело под тёплыми струями и на супружеское ложе взобралась почти умиротворённой.
А потом Вова взобрался на меня.
Не знаю, каким бывает секс после ссоры, но секс под эгидой: «мне жаль, что твоя мать дура, но сегодня она перешла границу/моя мать дура, прости и спасибо за терпение» получился страстным.
Через три дня мне позвонил Вячеслав Викторович и спросил разрешения заехать.
Позвонил около одиннадцати и заехал в обед.
Я пригласила его к столу, он вместе с Алёной откушал овощного супа на курином бульоне, поблагодарил и перешёл к тому, ради чего и вырвался в разгар рабочего дня.
– Ты не злись на нас. Алюся хотела показать, что хорошая бабушка, и вы можете нам доверять, а не получилось. Клянусь тебе, мы её одну не оставляли. Не представляю, когда она успела пуговицу проглотить.
– Подняться температура могла в любой другой день, в этом нет ничего страшного. Алёна у нас под присмотром и пластилин глотала и чуть нос себе ручкой не проткнула. На вас, Вячеслав Викторович, я никогда не злилась. Вам у нас всегда рады.
– Леночка, ты мне поверь, я с Аллой сорок лет живу, знаю, когда она играет, а когда всё по-настоящему. Она очень расстроилась, когда не получилось показать тебе, что она хорошая бабушка. И когда давление поднялось, она сильно испугалась, попросила принести альбом, чтобы найти фотографию для памятника на могилу. Расстроилась, испугалась, обиделась и наговорила глупостей. Она сама видит, что вы живёте хорошо, что Вова выбрал себе правильную жену.
– Давайте не будем об этом говорить, я не хочу.
– А если она извинится? С судом вы обе лишнего наговорили.
– Она не извинится, и не я всё начала.
– Кто-то должен быть умней, – вздохнул мужчина.
Это было психологическим давлением. Его мне было жаль, и становилось стыдно за то, что создаю проблемы хорошему человеку, не сделавшему мне ничего плохого. Но давать заднюю я не собиралась.
– Не беспокойтесь об этом. Полмесяца до отпуска, скоро отдохнёте и подлечитесь, привезёте нам сувениров, всё у вас будет хорошо.
Мне свёкры не звонили.
Вова разговаривал отцом, съездил раз на дачу, чтобы помочь, но о заключении мирного договора между мной и Аллой Олеговной речи не шло.
Я отпустила произошедшее, посчитав, что следующая неделя у свекрови будет посвящена сборам, потом вылет, поэтому месяц мы видеться не будем.
И в телефонном разговоре с подругой смогла даже посмеяться над угрозой суда.
Маша тоже посмеялась над попыткой напугать меня, а потом сказала, что это очень сложный процесс, и до суда такие дела редко доходят.
– А ты о таком слышала? – заинтересовалась я.
– О суде нет, знаю, что из-за жалоб бабушки одну семью проверяли. Приходя из опеки домой, смотрели условия проживания, потом направили к психологу.
Я не могла представить, что к нормальной семье, где родители живут вместе, есть достаток, и никто не бухает и не дерётся, могут прийти из органов опеки, потому что бабке что-то не нравится.
И поискала информацию о подобном в сети.
И твою же мать! Такая ересь реальна!
Тем же вечером зачитала Вове адские примеры.
– Они точно не маргиналы? Может, сектанты, и родители жены пытаются вытянуть оттуда внучку?
– Это ты своей маме оправдание ищешь?
– Мама ничего не сделает. Не веришь в её разумность, поверь в папу. Он ей не позволит нам вредить.
– Предупреждаю, если у нас на пороге появятся люди и скажут, что я плохая мать и должна отдать Алёну твоей маме, я собираю вещи и еду к родителям.
– Ты начиталась ужасов, успокойся. Даже в этих историях детей у родителей не забирали, только разрешали одну встречу в неделю на час. А у нас до этого не дойдёт. Ничего мама не сделает.
Честно говоря, я и сама прекрасно понимала, что в суд свекровь не пойдёт. Сама себя она так не опозорит, и на бумаге её нелепые претензии будут выглядеть ещё безумней и подойдут только как заявление, с просьбой положить её в больничку, чтобы голову подлечить.
Но у меня было сильнейшее желание сгустить краски и поворчать.
– Я сказала, ты услышал. Если вернёшься домой, а нас нет, знай, что случилось.
Безобразие
Конечно, в сеть редко кто выложит мирную историю. Писать будут только о страшном, либо надеясь на помощь, либо выплёскивая свою боль и горечь. Поэтому я понимала, что суд – это крайняя мера, обычно дальше угроз не идут ни бывшие мужья, ни другие родственники.
Но я прониклась сочувствием к тем несчастным женщинам, которые оказались в сложной ситуации, работали, снимали жильё, занимались с детьми, и не могли продохнуть из-за грязных наговоров со стороны тех, кто должен был быть им семьёй.
После такого начинаешь особенно ценить то, что выбрала правильного мужчину, да и сама не оплошала, заимев пусть небольшой, но свой угол, который никто не сможет отнять.
Я даже по-новому посмотрела на свою проблему.
Алла Олеговна лишь жалуется. Она не обвиняет меня в том, что я пьющая, гулящая, что ребёнка чужого Вове навязала. Не уговаривает сына экономить на семье и приносить ей часть зарплаты, чтобы я не имела к этим деньгам доступа. Не продвигает в массы идею, что мать одна, а жён и детей может быть много. Не устраивает шмон у нас дома, суя нос во все шкафчики и проверяя чистоту унитаза. И не подсовывает нам заговорённые иголки, которые ей вручила гадалка.
Я отучила её приходить без предупреждения и открывать дверь запасным ключом, так что моя свекровь подвластна дрессировке. А то, что она меня не любит, так это нормально.
Я ей не дочь, из-за меня Вова от родителей отдалился, создав свою ячейку общества, и, если быть объективной, мой характер не располагает к всеобщему обожанию, ещё и внешность подкачала: сама толстая, и Алёнку пухлой родила. С чего ей меня любить?
К тому же я её тоже не люблю, но признаю, что она смогла создать хорошую семью.
Вячеслав Викторович не слепой простачок, чтобы сорок лет жить в счастливом браке с гадюкой, да и у Вовы нет детских травм, так что она достойная жена и мать. Наверное, у неё есть чему поучиться, и если бы я изначально как-то иначе себя проявила, она бы увидела во мне не конкурентку, а кого-то более приятного и достойного.
Но не сложилось.
Так о чём я?
Да, Алла Олеговна – мадам с прибабахом, но бывают свекрови в сотни раз хуже. И пусть это её не оправдывает, но и я не сильно старалась найти к ней подход. В отличие от тех несчастных женщин из сети, которые годами пытались заслужить одобрение и любовь родни мужа, становясь безответными служанками и объектами для вечной критики и слива негативных эмоций.
И я решила, что когда свёкры вернуться с отдыха, сама их в гости приглашу.
Забудем обвинения.
Мы с Вовой месяц работаем над тем, чтобы зачать второго ребёнка. Мы нацелены на успех, и нам потребуется помощь со стороны, хотя бы на те дни, когда я буду в роддоме. Почему бы Алёнке не побыть с бабушкой, пока её мама будет в больнице, а папа на работе?
Этот преисполненный мудростью поток мыслей случился со мной на детской площадке у дома.
Алёна забралась на горку, прокатилась с очень серьёзным лицом, и осталась сидеть в самом низу спуска, болтая ножками, когда меня отвлёк крик.
Сегодня знакомых мам с малышнёй не было, и делили площадку мы с двумя девочками лет десяти, оккупировавшими качели. Заверещала одна их них, и любопытная я приблизилась, чтобы узнать, что там стряслось.
Дело оказалось в вывалившемся из её кармана телефоне, что неудачно отлетел и приземлился на брусчатку, а не песок.
Не успев проверить состояние аппарата, дитё заранее принялось оплакивать его потерю и последующее наказание. А я вместе с её подружкой осмотрела телефон, разблокировала экран и объяснила девчушкам, что пострадало только защитное стекло.
Плакса не сразу поняла и успокоилась, только когда мы сняли его и убедились, что на экране сколов нет.
Возвращаясь к горке, я сделала мысленную пометку, что надо будет купить самые прочные защитные стёкла и чехлы для детских смартфонов.
Горка была на месте, а моего ребёнка не было.
Оббежала площадку, подключила девчонок, но и они Аленку не увидели. Слетала до подъезда на случай, если она решила пойти домой, и кто-то запустил её внутрь, безрезультатно. И тогда я махнула за территорию двора в ужасе от того, что Алёна могла выйти на дорогу. Ни ребёнка, ни следов аварии не было, зато впереди по тротуару удалялась знакомая мне фигура.
Я кинулась за ней, зовя, чтобы она помогла мне в поисках, но свекровь не слышала.
А когда между нами уменьшилось расстояние, мой мозг смог увидеть всю картину, а не только истерить, вереща о пропаже ребёнка.
Алла Олеговна толкала коляску. Нашу прогулочную коляску, что была оставлена на даче.
После этого и случилась та безобразная сцена.
Догнав свекровь, вырвала у неё из рук коляску и отчитала, пригрозив:
– … я в полицию обращусь, будете им объяснять свою попытку похищения.
– Что творишь, ненормальная? – оглядываясь по сторонам на прохожих и водителей, возмутилась она. – Я её бабушка! Имею право!
Упоминание о правах снесло мне башку.
– А я имею право ударить старуху, что куда-то тащит моего ребёнка, – взяв на руки Алёну, ответила я и, развернувшись, пошла домой, не обращая внимания на её причитания.
Достаточно того, что мне хватило выдержки заменить «суку» на «старуху». Хотя она поступила именно по-сучьи.
Теперь вам известен весь путь, пройдённый мною за три года.
Похоже, путь по наклонной дорожке, раз я докатилась до безобразия, с которого начала свой рассказ.
Ужас
Боль в боку, отдышка и сердце, что по ощущениям стучало не в груди, а колотилось в горле. Вот как тело отреагировало на стресс. Сейчас бы упасть и отключиться, но я упорно шла, крепко прижимая к себе дочь.
Во дворе кивнула девчонкам, показав, что нашла свою пропажу, вошла в подъезд, на лифте доехала на свой этаж, открыла дверь, не разуваясь, прошла к дивану, села, устроив Алёнку на коленях, сгорбившись, прижалась лбом к её затылку и, закрыв глаза, просто дышала.
Я считала себя хорошей матерью. Вечерами и ночами на подхвате был Вова, поэтому я не могла так не выспаться и устать, чтобы оставить рядом с малышкой опасные предметы, которыми она могла бы порезаться, обжечься или как-то ещё себе навредить. Мы не оставляли её одну в комнате с открытым окном или в ванной с водой.
Мне казалось, что все эти страшные истории с детьми, которые выпадают из окон, тонут и пропадают прямо из колясок, случаются с нерадивыми родителями. Я не считала, что все эти матери и отцы идиоты и им наплевать на детей, но судила о них свысока.
Потому что такое случается с невнимательными и незрелыми, а я вся такая умная, и мы с Вовой осознанные родители.
А сегодня у меня пропал ребёнок.
Я была в нескольких метрах и не заметила, как это произошло.
Я это допустила.
Вероятно, если бы это был чужой человек, а не бабушка, Алёнка бы как минимум подала голос, когда бы её схватили и увели, но это так себе оправдание моей беспечности.
Господи, она же у нас такая маленькая! Ей ручку можно вывернуть, просто дёрнув на себя, ногти я ей стригу, кусаться отучила, она себя совсем никак защитить не сможет.
Какой мне второй ребёнок, если я об уже имеющейся у нас девочке не могу позаботиться?
А что делать, если бы я её не нашла. Звонить в полицию?
Нужно помнить, во что она одета, и иметь свежие фотки.
Фотографировать каждый раз, когда куда-то идём, чтобы прохожие сразу узнали и сказали, где её видели.
Стоп! Алёна со мной, мы в безопасности, никто её не похитит.
Поднявшись с дочкой на руках, вышла из комнаты и проверила, закрыла ли входную дверь.
Всё хорошо. Ничего не случилось. Алёна в порядке, а мне нужно успокоиться.
– Писять.
– Давай.
Пройти в туалет, поставить дочь на ножки, спустить трусы, задрать подол сарафана и сесть на унитаз. Вот что я успела сделать, прежде чем понять, что писать нужно ей, а не мне.
Алёна от меня не отставала, и уже сама приземлялась на стоящий у стены горшок, так что в итоге мы обе сделали «писять». И это помогло. Теперь в голове вместе хороводов ужасных мыслей о том, что я могла потерять ребёнка, заиграла мелодия из старой телевизионной передачи «Деревня Дурков».
Взяв в себя в руки, я смогла заняться обычными домашними делами и приготовила ужин к Вовиному приходу.
У него выдался интересный день, за едой он много рассказывал, перепрыгивая с одного на другое, а от меня нужно было только слушать и угукать.
А потом ему позвонил отец.
– Что там у вас случилось? – донеслось из динамика.
– Ничего, – ответил Вова, посмотрев на меня.
– Твоя мама ужасы рассказывает. Говорит, пришла с внучкой пообщаться перед нашим отлётом, прогуляться с ней хотела, коляску специально взяла, а Лена её обозвала и чуть не ударила. Я её просил пока не ходить, что вместе сходим и помиримся, а она не послушала. Алла накрутила, конечно, но что-то между ними нехорошее произошло.
– Пап, я тебе сам позвоню, – сбросил он звонок и обратился ко мне. – Хочешь что-то мне рассказать?
– Нет.
– Лена.
– Я чудом успокоилась. Пусть этот день закончится без моих слёз, ладно?
– Понял, подожду.
Но слёзы всё же полились.
Я искупала Алёнку, вытерла, надела на неё пижамку, предала Вове и сама отправилась под душ.
И под тёплыми струями ноги ослабли, я села на задницу, подтянула коленки груди и как какая-то размазня принялась себя жалеть.
Так глупо!
Всё ведь хорошо. Моя семья рядом, дом – полная чаша, мама с дядей Мишей тоже в порядке, чего реветь?
Я здоровая и счастливая женщина, а Алла Олеговна всего лишь один человек, а не какая-то сверхсила, способная разрушить мою замечательную жизнь.
Передвинувшись и запрокинув голову, чтобы прижаться затылком к прохладной плитке, попыталась провести анализ.
Я точно не боюсь её. Во мне нет страха перед властью и авторитетом свекрови. Суд, опека, общественное мнение – до чего бы Алла Олеговна не дошла, у неё нет рычагов давления на меня.
И Алёнка со мной в безопасности.
Нельзя всё предусмотреть и учиться только на чужих ошибках. Я отвлеклась не настолько, чтобы Алёна сама ушла. Алла Олеговна должна была специально изловчиться, чтобы схватить внучку, посадить в коляску и, улепётывая, скрыться с моих глаз.
Теперь я буду знать, что даже в нашем дворе нужно не забывать отслеживать обстановку вокруг. Урок получен и выучен.
– Ты долго, – сказал муж, когда я вышла из ванной. – Наш первенец спит, я бы мог присоединиться, помылить тебя и в постель отнести.
– Чтобы ты голым со мной мыльной поскользнулся?
– Чтобы ребёнка делать.
– Надо презервативы купить.
– Почему? Мы же решили.
– Не думаю, что я справлюсь с двумя детьми.
– У тебя что-то болит?
– Я сегодня потеряла Алёну. Мы были на площадке, я оставила её на горке и отвлеклась на двух девчонок на качелях.
– Она быстрая у нас. Отбежала от тебя?
– Нет. Её твоя мать забрала с собой.
– Так мама с вами гуляла? Пришла попрощаться перед морем?
– Я не знаю, зачем она пришла. Она увидела Алёну и забрала с собой. И пока я носилась в поисках нашей дочери, она в прогулочной коляске вывезла её за придомовую территорию.
– Зачем она это сделала?
– Либо захотела похитить нашу девочку, либо преподать мне урок.
– Ты её обозвала и чуть не ударила? – припомнил Вова сказанное отцом.
– Не помню, что сказала она, а я сказала, что могу ударить старуху, похитившую моего ребёнка.
– Мама даёт.
Спокойствие
– Из-за этого ты не хочешь второго ребёнка? Перепугалась?
– Я хочу, чтобы мои дети были в безопасности.
– Лен, мама бы вред Алёне не причинила. Ты тоже совсем психопатку из неё не делай.
– Мне почти тридцать шесть, и я не представляю, как буду жить в мире, где нет моей мамы. И своих детей не хочу оставлять сиротками. Я сегодня чуть не умерла. Моё тело… Я не могла успокоиться. Если бы не Алёнка на руках, я бы просто упала на улице, – не смогла я договорить, не зная, как объяснить своё состояние.
Вова подошёл, положил руки мне на голые плечи, подвёл к дивану, посадил и опустился рядом.
– Ты перенервничала. Ты сейчас немного, – начал он.
– Я сейчас в шаге от того, чтобы возненавидеть твою мать.
Слова ужасные, но мне нужно было это проговорить.
И Вова не обиделся, а понял. Он всегда всё понимает.
– Она поступила ужасно. Я бы на твоём месте вломил тому, кто Алёнку забрал. Я с ней поговорю.
– Я не собираюсь лишать себя здоровья, сгорая от ненависти. Кто-то умеет с этим жить, но я нет. Меня это выматывает. Я хочу, чтобы у нас был ещё один ребёнок, но теперь сомневаюсь, что у меня хватит на это сил.
– Ты не одна, у тебя есть я, у нас общие силы.
– А ещё у нас есть Алла Олеговна. И если я сделаю шаг к ненависти, то не будет мести или борьбы, я сама себя спасу. Возьму ребёнка, вещи и вернуть домой.
– Это наш дом.
– Это твой дом. Дело не в собственнике квартиры, а в безопасности. Если для безопасности и спокойствия мне нужно уехать, я это сделаю.
– Ты не можешь решать всё сама! Так, – громко выдохнул муж. – Нам обоим нужно успокоиться.
Но я уже была спокойна.
Проговорив вслух то, что меня тревожило, я поняла, что проблема решаема. У меня здесь нет ни собственности, ни работы. Я могу хоть завтра уехать навсегда.
Первый месяц поживу с мамой и Дядей Мишей, чтоб у квартирантки было время найти другое жильё, устрою дочь в садик и вернусь в фирму. Ставка давно занята, но что-то мне точно найдут. А через год, когда Алёнка освоится в саду, можно будет и другое место поискать, чтобы зарплата побольше была.
И никаких поджатых губ, обид, замечаний, нравоучений, вызовов скорой из-за плохой невестки и всего того, что Алла Олеговна вносила в мою жизнь.
Конечно, в однушке о рождении второго ребёнка не может быть и речи. Сначала будет ипотека и расширение жилищных условий
И для семьи нужен Вова. А у него в этом городе квартира, работа и родители.
И вот ему как раз и надо успокоиться, а то желваки ходят, и кулаки сжаты.
Вид мужа можно расшифровать как сильную степень расстройства. Если бы глаза не были такими растерянными, я бы сказала, что он взбешён, и лучше его пока не трогать.
Страха рядом с ним я не чувствовала, и точно знала, что он никогда не сорвётся так, чтобы стать угрозой и тем более причинить физический вред, но мало ли.
Я вот тоже не думала, что смогу на улице, наплевав на случайных свидетелей, угрожать матери любимого мужчины и бабушке моей дочери. И тогда я говорила искренне, мне хотелось если не ударить, то сильно встряхнуть, чтобы мозги на место встали, и оттолкнуть, чтобы она упала на задницу, перепугалась, запомнила этот страх и боялась впредь сделать лишнее движение в мою сторону.
Возможно, что сейчас Вова тоже испытывает что-то такое же тёмное.
– Хорошо, будем спокойны, – согласилась я с ним. – Только попроси отца, чтобы он проконтролировал жену, не позволяя ей наносить нам визиты эту неделю до отлёта. На расстоянии всем будет безопасней.
И следующий месяц в моей жизни свёкров не было.
Не знаю, что Вова сказал отцу, но Бессоновы решили не прощаться перед отпуском и звонить нам оттуда.
Но я не встречала каждое утро этого периода улыбкой и не отмечала в календаре очередной чудесный день без Аллы Олеговны.
Мне было не до этого.
Выяснилось, что у меня высокая фертильность. Такая высокая, что нам с Вовой удалось зачать второго ребёнка едва ли не с первой попытки.
Получается, что обе мои беременности наступили почти мгновенно, как только мы с ним приступили к делу.
О своих подозрениях я ему не сказала, пока не сделала тест и не получила результаты анализа крови.
– Уже?! – отреагировал он так же, как я, заподозрив в себе зарождение новой жизни. – Круто!
– Ага.
– А давно?
– Точно не знаю, ультразвук покажет.
– Когда мы на него пойдём? – заметался он по кухне, будто вместо ужина готов хоть сейчас бежать к врачу.
– Если вместе, то можно завтра в клинику съездить. Мне записаться?
– Записывайся. Я приеду за вами в любое время. Нам с Алёной с тобой разрешат, или в коридоре ждать придётся?
– За деньги всё разрешат.
Вова был доволен. Прямо-таки светился от счастья. Наверное, ещё и быком-осеменителем себя почувствовал, доказав свою мужественность и отличную производительность.
А ведь это больше меня характеризует.
Выкусите все те, кто считает, что женщина, весящая семьдесят пять кг, толстая и нездоровая!
В мои почти тридцать шесть у меня крепкий скелет, женские органы функционируют отлично, а в последние недели и нервная система не сбоит.
Кстати о ней.
– Я тут подумал, – уложив Алёнку, присоединился ко мне, смотрящей телевизор, Вова. – У тебя уже гормоны играли, поэтому так перенервничала из-за мамы, – нашёл он объяснение.
– Не надо списывать это на гормоны.
– Но ты ведь передумала?
– О чём?
– Что не хочешь второго ребёнка. Ты же больше так не думаешь? Мы оба хотели и рады.
– Что есть, то есть, – ответила я.
А что ещё оставалась, если однозначного ответа у меня нет?
Ребёнок желанный, раз мы договорились о нём и с взаимным удовольствием его делали.
Но…
Принятие
Теперь я уже не могла гордо рассуждать, что в любой момент могу уехать, вычеркнув из своей жизни неприятных людей. То есть одну особу, приходящуюся мне родственницей по мужу.
Не то чтобы я всерьёз размышляла над тем, как легко покину насиженное за почти три года место жительства. Всё же переезд был шагом назад по всем фронтам. И жилищные условия хуже, и отношения с мужем станут напряженнее, ведь ему придётся оставлять и квартиру, и работу, и родителей. Теоретически, оставался вариант, что Вова мою затею не поддержит, но я не могла его рассматривать. Не для того мы женились и создавали семью, чтобы разводиться и всё рушить из-за разногласия в вопросе места проживания.
Но было приятно ощущать себя такой самостоятельной и даже дерзкой, считая, что не будешь прогибаться под обстоятельства и терпеть плохое отношение, как это вынуждены делать сотни тысяч несчастных женщин, не имеющих за спиной поддержки своих родных и возможности обеспечить себя и своего ребёнка. Что ты умнее, что ты заранее успела подстелить соломку (в виде собственного жилья), прежде чем поставить себя в зависимое положение, уехав за мужчиной и родив ребёнка.
А теперь я уже не могла считать себя продуманной лисичкой.
Да, я смогу прокормить и двоих детей. У меня есть мама с дядей Мишей, я никогда не останусь с жизненными трудностями без помощи близких, но беременность и вторые роды в тридцать шесть лет не сделают меня здоровее, да и следующие пару лет с двумя маленькими детьми на руках не откроют передо мною новые перспективы карьерного роста. Найти, где заработать, можно, но хочется жить, а не выживать. Наслаждаться материнством, а не рвать жилы. И чтобы семья была крепкой и дружной, а не оказаться в одной лодке с человеком, который на тебя страшно обижен, но вынужден быть рядом из-за детей.
Сейчас представить спящего и обнимающего меня со спины Вову раздражённым, холодным и несчастным было трудно, но в жизни всякое бывает. Если я шантажом заставлю его порвать все связи с его не понимающей слов и не ценящей те уступки, на которые я с первых дней иду, маменькой, это навсегда останется между нами. Если повезёт – шрамом, а если нет – пропастью.
Как же эта беременность не вовремя!
Ой, нет!
Я рада, Вовка счастлив, мы этого хотели.
Слышишь, Вселенная? Не надо меня бить по лбу! Я глупая беременная женщина. У меня гормоны шалят, и от этого в голову всякая ерунда лезет.
Спасибо за всё, что у меня есть, я это обязательно сохраню.
И я больше не позволяла себя думать о плохом.
Мы сходили на узи, и пока по моему голому животу водили аппаратом, Алёна сидела на коленях у отца и хмурила бровки, не понимая, почему по маленькому телевизору показывают какую-то чёрно-серую ерунду.
Вова оказался прав, говоря о том, что возможно я уже была в положении, когда случилась та безобразная сцена с участием Аллы Олеговны и поэтому так остро всё восприняла.
Тогда у меня закончилась четвёртая неделя беременности, раз теперь срок поставили в девять.
Естественно, это не снимает с неё вины и заслуженного звания чудовищ… тьфу, свекровища. Но я могу проявить благородство и в честь такого замечательного события оставить некрасивую ситуацию в прошлом. К чему мне носить с собой эту обиду?
Я буду выше этого. Выше, умнее и лучше.
Дав себе этот залог, я дисциплинированно принялась получать удовольствие от своего положения.
Желания порхать у меня не было. И сияющий Вова меня не заряжал позитивом, а порождал желание наступить на ногу, ущипнуть или хотя бы сказать, что улыбка у него дебильноватая.
– Ты никому ещё не растрепал? Радостью своей не поделился? – спросила я вместо этого за день до возвращения с отдыха Бессоновых старших.
– Это наша общая радость, вместе скажем, когда будет можно.
– Я пока нормально выгляжу?
– Красавица!
– Владимир, не бесите.
– Бледненькая, а в остальном ничего по тебе не видно, – изобразил он руками какую-то грушеобразную фигуру.
– Лучше дотянем до второго узи, чтобы стразу ответ был на вопрос, мальчик или девочка.
– Третий месяц пошёл, сколько ещё ждать?








