Текст книги "Быть невесткой (СИ)"
Автор книги: Таня Балер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
– Это шутка. Я не против, чтобы она к нам приходила, – чуть приврала я.
– Не могу гарантировать, что она не станет свои порядки наводить и в шкафах копаться, а тебе нужен покой.
Спрашивать, как он объяснил маме, почему предпочтительнее, чтобы час после садика внучка была у неё, не стала. Не думаю, что он спихнул ответственность на меня, вероятно, сказал, что так ему будет удобней.
После моего возвращения домой соскучившаяся дочь две ночи спала в нашей постели, а на третью уже засыпающую Алёну Вова перенёс в её собственную кровать. Она нам не мешала, и планов побыть под одеялом наедине этой ночью у нас не было, но сейчас не тот период, когда на меня можно без разбора закидывать ноги в район живота, да и привыкать спать с родителями за месяц до трёхлетия девочке не стоит.
А потом ко мне пришла свекровь.
Именно ко мне, ведь был будний день, наши с ней мужья работали, а дочка/внучка находилась в садике.
Опущу описания приветствий и расскажу о том, что меня, мягко сказать удивило.
– Сохранение – это хорошо. Я лежала на сохранении. А когда пришла пора рожать, меня положили в палату с крепкой женщиной вроде тебя, – должно быть, так Алла Олеговна указала, что она тогда была молодой и звонкой, а находилась в палате с толстушкой. – Как сейчас помню, что она о себе рассказывала. Её было тридцать лет, она носила двойню, но работала до последнего, её чуть ли не смены привезли. Я ей рассказала, что меня второй раз положили, первый раз, чтобы беременность сохранить, а в этот я три недели лежала, чтобы дотянуть до срока. Она за всю беременность была на приёме только дважды, и никаких жалоб. Увезли её рожать первой, а на следующий день всё родительное обсуждало, что дети родились слабенькими, мальчик сразу умер, а девочку смогли спасти, но ещё непонятно, как она будет развиваться. Бедная женщина!
О сыновьях
Зная свою свекровь, я не спешила принимать сказанное ею на свой счёт и пугаться, что с моим ребёнком случится что-то такое же плохое, как случилось с её соседкой по палате.
– Должно быть, девчонки с самого зачатия посильнее будут.
– Я увидела, какой опасный мир вокруг, – продолжила она. – Внутри неё было два здоровых ребёнка, а как только она их отпустила, один умер, а вторая могла остаться инвалидом. И я поняла, что должна сделать всё, чтобы сохранить своего мальчика и помочь ему выстроить жизнь правильно, чтобы он был счастливым человеком.
– У вас получилось, Вова своей жизнью доволен.
А что тут ещё скажешь? Но свекровь ещё не озвучила всё, что было у неё на уме. Или на душе.
– У тебя снова будет девочка. А если бы был сын, ты бы поняла какого это. Сына будешь любить больше мужа, и тяжело принять, что он больше не нуждается в тебе и отдаляется.
Меня подмывало многое ей на это ответить.
Начиная от того, что она задолбала нас своей навязчивой по отношению к сыну заботой, проявляющейся не к месту, и заканчивая тем, что имея одного ребёнка, судить о том, кого и как ты будешь любить, глупо. Нет у неё необходимого опыта, чтобы сравнивать, проводить какой-то анализ и делать однозначные выводы.
Да и сама идея сравнения любви к мужу и сыну попахивает чем-то нездоровым.
Ко второй половине любовь одна, а к детям совершенна иная.
К тому же первых мы выбираем с оптимистичной верой, что проведём вместе с ними всю жизнь и встретим старость, а вторых рожаем, понимая, что сначала они будут в нас нуждаться ежесекундно, но постепенно станут самостоятельными и уйдут во взрослую жизнь, чтобы найти свой путь.
Но это всё настолько очевидные и простые истины, что объяснять их незачем. Потому что либо человек их и сам осознаёт, либо любое объяснение тут бессмысленно, раз лампочка в голове всё равно не зажжётся.
И чтобы не затевать спор, я сделала вид, что понимаю её позицию.
– Ясно.
Ладно, признаю, могла бы постараться лучше и сказать что-то другое на её чистосердечное признание в вечной любви к сыну и обиду за то, что он не нуждается в ней. Но я ведь не спрашивала её ни о чём.
Алла Олеговна сама пришла, сама заговорила о сохранении и сама рассказала эту нерадостную историю.
Но зато я смогла искренне выразить ей свою признательность за другую инициативу.
Пока меня не было, свекровь смогла донести Алёне, что значит маленькая сестричка.
Мы с Вовой и сами объясняли ей, что у меня в животе растёт настоящая малышка, поэтому на меня нельзя напрыгивать, и под этот повод обосновали отказ в просьбе взять домой голубя, купить котёнка и забрать себе собачку, что хозяева оставили ждать на улице у киоска с овощами. Мол, у нас места для питомцев не будет, потому что скоро с нами начнёт жить её сестрёнка.
Вот такие мы коварные хитрецы.
Правда какого-то особого понимания ситуации трёхлетка не показала. Ей понравилось услышать, что она будет над кем-то СТАРШЕЙ и сможет чему-то научить, но не более.
А вот после моего возвращения домой Алёна начала проявлять заинтересованность и познания. Она прижалась ухом к животу и перечислила свои старые игрушки, которые готова подарить сестре. А ещё рассказала мне, что нам нельзя будет громко баловаться и трогать ребёночка без разрешения, ведь маленькие детки слабенькие и ничего сами не умеют.
Алла Олеговна рассказала мне о своих специфических понятиях касательно того, какого быть мамой мальчика, я в ответ поблагодарила за подготовительную работу с Алёной, и мы разошлись. В смысле она ушла к себе домой, я осталась у себя дома.
А в моей голове остались её рассказ из прошлого и выводы о разнице между чувством к сыновьям и дочерям.
Бредятина или нет, но есть о чём подумать.
У мамы с дядей Мишей кроме меня никого нет, у них об этом не спросить, и Маша своих детей не имела, а отпрыски её мужа слишком большие и раздражающие, чтобы решать, кого она из них любит.
Поэтому я обратилась с этим вопросом к приятельнице по детской площадке.
– Кто твой любимчик из детей?
– Каждый день по-разному, – без долгих размышлений ответила та.
– Ты не считаешь, что матери больше любят мальчиков, и сын самый главный мужчина в их жизни?
– Ты так считаешь?
– Я считаю, что сын не может быть главным мужчиной. Неважно девочка это или мальчик, он навсегда твой ребёнок, и половая принадлежность важности и ценности ему не добавляет.
– Папа больше любит моего брата, а мама меня. А у свекрови старшая дочка и два сына, и она обожает младшего. Она его боготворит, а мой муж с сестрой словно приёмные. Я первый год злилась на неё за это, пыталась указать на несправедливость, а потом увидела, как она общается с его подружкой, и поняла, что нам от её безразличия лучше.
Проводить исследование дальше, расспрашивая, нет ли у неё ещё знакомых, которые имеют разнополых детей и делят их на главных и побочных, я не стала.
Во-первых, за доклад о завихрениях мозга будущих свекровей мне никто не заплатит, во-вторых, мне не так уж интересен этот вопрос, потому что мальчика у меня не будет, а в-третьих, мы с Алёной сделали там двадцатиминутную остановку по пути из садика, уже начало темнеть, и пора было возвращаться домой.
Но, быть может, стоило сказать свекрови, что никто у неё самого любимого мужчину не забирал, и если бы она сама была чуть сдержанней на язык, не навязывая своё мнение как единственное верное и не критикуя, то Вова бы пусть не советовался, но рассказывал ей о наших делах чаще и подробней?
А уж если бы она перестала акцентировать внимание на моих недостатках, считая меня толстой и наглой лентяйкой, забравшейся на шею к её сыну, и если не начала уважать меня, то хотя бы чуть больше доверяла Вове, не ставя под сомнения его слова о том, что он доволен мной и нашей семейной жизнью, то семейные обеды стали бы менее напряжёнными, а общение более тёплым.
Но момент откровений был упущен, а без приглашения и подготовки почвы прийти к свекрови с поучениями – это только лишний раз её драконить.
Расширение
Новогоднюю ночь мы провели дома.
У Вовы последние декабрьские дни выдались очень загруженными, он возвращался поздно и не успевал отдохнуть, да и я была слишком беременной, чтобы хотеть куда-то идти или кого-то собирать у себя. Все силы ушли на то, чтобы создать для дочки и мужа праздничную атмосферу с ёлкой, подарками под ней и дверными проёмами, украшенными гирляндой из бумажных кружочков. Алёне так понравилось их клеить, что мы израсходовали две упаковки цветной бумаги, и у меня пальцы начало сводить от того, сколько я нарезала тонких бумажек ножницами.
Новый год мы встретили в узком семейном кругу со скромным ужином из любимого салата, бутербродов с икрой, курицы с картошкой и покупного торта.
На Рождество пошли к Бессоновым старшим. Там всё было по правилам: и запечённый гусь, и холодец, и рыба, и три разных салата. Естественно, для четырёх взрослых и одного ребёнка этого было много, нам надавали с собой судочков, поэтому следующие два дня я лишь варила на завтрак кашу, а в остальном мы ели то, что упаковала с собой Алла Олеговна.
А двадцать девятого января приехали мама и дядя Миша.
Дяди Миша продал наследуемую квартиру, поделил деньги с сыном брата и решил свозить жену на Байкал, выбрав время так, чтобы побывать на трёхлетии внучки.
На следующий день они поздравляли именинницу, собравшись за одним столом с Бессоновыми старшими, и ещё три дня провели с Алёной, которая по этому поводу прогуляла детский сад.
Свекровь вела себя примерно. Наверняка она заметила, что у нас в туалете новый мягкий коврик, сплетённый мамой из её старого свитера и моей футболки периода учёбы в универе, но ничего о нашем вкусе не ляпнула и не пыталась соревноваться, чей подарок круче и понравился ребёнку больше.
Разве что она спросила про удобство дивана, на котором ночуют приехавшие родственники, сказав, что ей это неизвестно, потому что она у сына ни разу на ночь не оставалась.
– Жили бы ребята поближе к нам, мы бы чаще виделись и у себя ночевали, – ответила ей мама.
Больше вопрос гостей не поднимался.
Зато поднялся другой.
В вечер перед утренним самолётом в Иркутск дядя Миша заговорил о расширении.
Перед отпуском они купили домой большое кресло, которое раскладывается, превращаясь в запасное спальное место.
– … мягкое, Алена сладко спать будет, когда приедете к нам вчетвером, – пообещала мама, а её муж продолжил тему размещения в связи с увеличением количества детей.
– В эту комнату переезжать будете или останетесь в маленькой, а тут девчонкам детскую сделаете?
– Мы будем покупать трёшку, чтобы, когда школа начнётся, у каждой была своя комната, – рассказал Вова о наших планах, которые мы обговаривали ещё до беременности.
А после как-то не до того было. Сначала я вообще чуть до переезда с возможным разводом из-за свекрови не додумалась, потом узнала о беременности, и мы сконцентрировалась на других задачах. Но тут муж сам сказал, что всё в силе.
А дядя Миша в ответ озвучил сумму, которую сможет выделить нам в качестве финансовой помощи для покупки.
Я точных цифр не знала, но, похоже, он готов был отдать нам почти всё, что у него осталось от наследства. Подозрений, что своим участием нас хотят поставить в зависимое положение и позже будут в это тыкать носом, у меня не возникло, но и принять безвозмездно такую помощь я не могла. Нам двоих детей поднимать, ближайшие десять лет я родителям помогать вряд ли смогу, им нужно иметь свои сбережения.
– Не надо. Лучше вложитесь, когда будем комнаты девчонкам обставлять. Двум внучкам всего по двое нужно будет: и кровати, и столы, и стулья, и шкафы, и телефоны, – грустно представила я, сколько всего нам потребуется помимо стен, в которых мы все разместимся.
На следующий день Вова отвёз их в аэропорт, мама с дядей Мишей улетели, не собираясь навещать нас на обратном пути, так что мы попрощались как минимум до июня. С ними попрощались, а вопрос расширения и улучшения жилищных условий остался с нами.
Надо было уже начинать шевелиться в эту сторону, если мы хотим, чтобы у девчонок была своя личная территория.
И тут…
Ох, только не кидайте в меня тапки и не бегите к моей свекрови с рассказом, что она была права, и я та ещё жадная корова, запрыгнувшая на шею её несчастному сыну!
Я имею право на свои мысли и чувства.
И я честна со своим мужем.
Но этой честностью я сделала то, за что меня возненавидит каждая свекровь, да и другие женщины с завистью посчитают хитрожопой стервой, вогнавшей мужа под каблук.
– Мы можем не продавать квартиру. Эту квартиру. Если продать мою, будет первичный взнос, – играясь нечесаными волосами, принялась я делиться своими размышлениями. – Добавим к этому маткапиталы за Алёну и вторую малышку, и ипотеку на 15 лет закроем за 10, потому что будет доход от сдачи этой квартиры.
– Ты не хотела свою продавать.
– И не хочу, – сморщилась я. – Но так проще будет. И девчонкам на будущее подспорье останется эта квартира, а не моя студия, которая неизвестно в каком состоянии их дождётся, потому что мы там не живём, и заставлять маму следить за ней, каждый раз ища новых жильцов, нечестно.
– Давай так. Сделаем так, как ты хочешь.
– Я никак не хочу, но так будет правильно.
– Совсем не хочешь?
– Если свою сейчас продам, то буквально остаюсь беременной и босой, – выпутав пальцы их волос, развела я руками. – Я тебя люблю, доверяю и желаю нам долгих лет жизни.
– Мне уже страшно, – положив пятерню на мой большой живот, сказал весёлый Вова.
– У тебя есть добрачные машина и квартира, и будет квартира в ипотеку, а я остаюсь ни с чем. Ни работы, ни собственности, ни перспектив, ни здоровья. Только две девочки. И когда они вырастут и посмотрят на меня, я буду той, кто просто живёт с их папой и ничего не имеет. Только долю в новой квартире, потому что я их мать.
– Тогда давай возьмём ипотеку на тебя.
– Включи голову, я в декрете и четвёртый год без работы, под какой процент мне её дадут?
– Ипотеку возьмём на меня, а я перепишу на тебя свою квартиру.
Квартира
– … перепишу на тебя свою квартиру.
– Перестань шутить, мы обсуждаем важный вопрос.
– У тебя в собственности будет эта и доля в новой квартире, а у меня доля в новой и машина, – сказал мне муж так, будто мы обсуждаем, какой сок купить, или кто должен съесть последний бутерброд, а не недвижимость. – Всё поровну.
– Мы беременны, у тебя гормоны играют, не давая трезво думать.
– Как ты сказала? Я тоже тебя люблю и доверяю, – повторил мои слова Вова. – Но обещай, что если захочешь уйти и жить здесь, то только вместе со мной. Оставим детей в большой квартире и сбежим сюда.
Я люблю, уважаю и доверяю своему мужу. И, очевидно, он испытывает ко мне те же чувства.
Или он круглый дурачок – простачок, который не думая соглашается на всё подряд, поддерживая самые безрассудные идеи.
Или балабол, не отвечающий за свои слова, но готовый разбрасываться громкими заявлениями, чтобы показать свою важность.
Но я рассматривала только первый вариант. И тут дело не в слепой любви. Уж поверьте, я знаю своего мужа.
Конечно же, в тот момент я сказала Володе, что нам нужно ещё всё хорошенько обдумать, что я не жду от него таких широких жестов и не обижусь, если он, передумав, сделает вид, что ничего подобного не говорил. Мы оба замнём и никогда не вспомним, что он предложил, поддавшись эмоциям.
А квартира…
Я хочу квартиру! А если вы не хотите, то с вами что-то не так
И развод не самое страшное. Делёжка возможна и по другим печальным поводам.
Например, может случиться болезнь или страшная авария, где наш с дочерьми добытчик и глава семьи погибнет или станет виновником и попадёт в тюрьму.
В таком случае, если я продам свою студию, лично у меня и девчонок ничего не останется. У нас будут только доли, а Вовина часть отойдёт либо банку на долги, либо будет делиться как наследство ещё и на свёкров.
Пожалуйста, только не надо думать, что я настолько поганый человек, что пока муж ласково гладит мне живот, планируя подарить квартиру, я прогнозировала его скорую кончину! Это не жадность и корысть, а здоровый прагматизм и пресловутая соломка, которую не лишним подстелить на всякий пожарный.
Об этом я думала на следующий день, когда Вова был на работе, а Алёна в садике. Сидела дома одна, смотрела новости и прикидывала, как опасно жить, и сколько неприятностей может свалиться на голову женатому отцу двух маленьких девочек. А ведь ему почти сорок лет! В таком возрасте бывает не только бес в ребро, но и инфаркт.
И за эти крамольные мысли я была наказана высшими силами, но чуть позже.
К квартирному вопросу мы вернулись через неделю.
Вова сам его поднял, сказав, что лучше всё провернуть через дарственную, что сначала мы это сделаем, а уже потом нужно будет заниматься документами для новой ипотеки.
– Ты уверен? Я не хочу тебя принуждать.
– Мы семья, я ничего не теряю, а тебе будет спокойнее.
– Ты осознаёшь, что я тобой проманипулировала? – для успокоения совести дала я ему последний шанс передумать. – В вопросах отношений с близкими женщинами ты немного простофиля. Тобой умеют вертеть Алла Олеговна, я и даже Алёна. И когда твоя беременная жена разнылась, что хочет квартиру, ты размяк и вот уже отдаёшь ей своё добрачное жильё. Не хочу, чтобы ты потом жалел и припоминал это, когда будем ссориться.
– Мы не будем ссориться.
– Будем.
– Я тебе хату дарю, после такого хватит наглости на меня бочку катить? – пусть и с улыбочкой, но начал осознавать Вова реальность.
– Скоро я буду максимально беременной, потом вытолкну из маленького отверстия твою большеголовую дочь, и буду сидеть дома с младенцем, от этого мой характер не улучшится. У тебя настроение тоже будет скакать, потому что станешь не высыпаться из-за детского плача, по утрам отвозить Алёну в сад, периодически забирать оттуда, чтобы я не таскала малышку по плохой погоде, и вечером помогать мне уже с двумя детьми. А ещё нам надо будет пережить всю волокиту, сначала продавая мою квартиру, потом выбирая и покупая новую. И потом нас ждёт ремонт перед переездом. Думаешь, мы не будем ссориться?
– Будем, – согласился Володя. – Ты же хочешь остаться при квартире?
– Очень хочу.
– Я настоящий мужчина, если моя девочка хочет квартиру, она у неё будет, – легко проговорил он. – В ссорах припоминать не стану, но когда выпью, буду всем рассказывать, как тебе с мужем повезло.
– Я тоже всем расскажу, какого великолепного мужика отхватила.
– Только теперь это поняла?
– Всегда знала.
В этот вечер у нас был секс.
На следующий тоже, потом перерыв в день и два вечера опять. По одному заходу и без смены позы, но секс был.
Спросите женатиков со стажем больше трёх лет. Четыре раза в неделю, когда у вас уже есть один ребёнок через стенку и один в животе, это много. Неплохо и подозрительно.
– Это я так хорош, или тебе из-за беременности хочется? – не смог не заметить его частоту Вова.
– Не знаю. Ты мне квартиру даришь. У меня такое ощущение, что я как будто должна это отработать. Будто доказать, что я хорошая жена и заслуживаю такой награды. Понимаешь?
Вовка не ответил. Не смог, так как принялся громко ржать.
От этого меня тоже пробило на смех. Пришлось перекатываться, вставать на ноги и бежать в ванную, чтобы не описать постель.
Юля
А ещё через день Вова закинул дочку своим родителям, пока я была у врача, забрал меня из женской консультации, и мы заехали к нотариусу по вопросу дарственной.
– Ты им не рассказал? – спросила, когда мы, закончив дела, поехали к Бессоновым старшим.
– Не рассказывал. Мама была в парикмахерской, а папа не спрашивал, что у нас за дела. Потом узнают.
– Я тебе говорила, что вчера съёмщице звонила?
– Нет. Как она отреагировала?
– Покупать не хочет, копит на свою в новостройке. Я объяснила, что сейчас пока нам не до этого, а месяца через три после родов займёмся продажей, и она должна найти себе другое жильё.
– Расстроилась?
– С пониманием отнеслась, даже убрать всё пообещала, чтобы сразу можно было покупателей водить. Только попросила позвонить, когда рожу, чтобы она начала готовиться.
– Только уберётся или всё вынесет вместе с дверцами от шкафов?
– Зачем ей дверцы?
– Мало ли. Может из мести? За три года могла забыть, что в чужой квартире живёт.
– Стены точно останутся, а остальное пусть новые хозяева покупают.
– Резонно.
– Давай твоей маме расскажем после родов? Сам понимаешь, она меня проклянёт за то, что я у тебя квартиру отжимаю, и лучше это отложить до лучших времён, когда мой организм будет готов бороться со злыми силами.
– Мама не злая сила.
– Ага, злая сила тут я и буду бороться с её добрым заклятием.
– Не наговаривай на неё.
– Хочешь сейчас рассказать Алле Олеговне, что толстая, хитрая и безработная я, которая уже украла у неё сына и вынудила её отдать ключи, – припомнила я былое. – Заставляю тебя брать ипотеку на новую квартиру и уже отжала у тебя эту. Как она это воспримет?
– Ты меня не заставляешь, – поправил Вова. – Мы расскажем, что твою квартиру продаём, чтобы большую взять.
– Ладно, но сам всё объясняй, я нервничать не собираюсь, если меня начнут ругать, я беру Алёнку и иду домой, – предупредила я его.
И знаете что?
Он не сказал!
Свёкры спросили меня о самочувствии, услышали, что у нас всё в порядке, и снова на сохранение меня врач класть не собирается, а больше у них вопросов не было.
Мысленно похихикала, что кое-кто струсил, но ничего не сказала.
У нас были задачи поважнее, чем докладывать о своих делах родителям.
Хотя своей маме я сразу всё рассказала, и с Машей обсудила, какие верёвки из мужа вью.
Так вот о задачах.
Выбор имени!
Это был вечер, мой живот настолько ходил ходуном, что даже одеяло, которым я накрылась, подёргалось, а лежащий рядом Вова гладил меня по плечу, выражая свою поддержку и сочувствие.
– Неспокойно ей, и голос мой не помогает. Надо уже по имени обращаться, чтобы понимала и слушала, что ей говорят, – предложил он.
– Как хочешь обращаться?
– Ласково как-нибудь и мягко. Может, Олюшка?
– Ольга Владимировна?
– Не подходит. Оля ничего, а вот Ольга грубо звучит. Что там ещё есть со звуком «ль»? В имени должна быть эта буква.
– Почему?
– Потому что у Лены и Алёны это есть. Ле, лё, Люда? Нравится?
– Людмила? Сложное имя, кто-то будет говорить Люда, кто-то Люся, кто-то Мила.
– Ульяна. Уля. Как тебе Ульяна Владимировна?
– Мавзолеем попахивает, – честно ответила я. – Ни Оля, ни Люда и ни Уля. Какие ещё варианты? Сразу скажу, в честь родных называть не будем. Никаких Алл и Алевтин.
– Я и не хотел.
– Точно? Они тоже со звуком «л», всё как ты хотел. Не думал, как твоя мама обрадуется маленькой Аллочке?
– Точно нет. Не хочу, чтобы она любила одну внучку больше, а мама бы точно начала выделять свою тёзку. Тогда Алёна будет чувствовать себя неродной, нельзя этого допустить. А ты что предлагаешь?
– У меня идей нет. Можно посмотреть, какие именины в тот день будут.
Так мы и сделали, но нам ничего не понравилось, и решили подождать до родов.
Кстати о них.
У меня не было тренировочных схваток до 39 недели.
Мы ждали, что вторые роды пройдут быстрее и рассчитывали, что и ходить я буду ровно до срока ПДР, поэтому под конец я уже была на взводе, чувствуя усталость от своего положения.
Наверное, это и было моим наказанием за нехорошие мысли о том, что может случиться с мужем, и как делить его квартиру.
Я перехаживала, все волновались, злили меня вопросами о самочувствии, и когда после 41 недели мне предложили лечь в стационар, мы согласились. Кажется, Вова даже обрадовался, что меня не будет дома, а я…
Да я бы уже на всё согласилась, потому что разваливалась на части, не могла ничего сделать, мне хотелось только кричать, как я устала, но приходилось сжимать зубы, чтобы не пугать Алёну. Видит Бог, я любила и люблю эту девчонку, она у нас замечательный ребёнок, но у меня почти не осталось сил, чтобы терпеть её активность и болтовню, а она как назло решила, что мамочка нуждается в её внимании.
Короче, я была готова уже сама себе скальпелем без анестезии сделать аккуратный разрез под животом и вытянуть ребёнка и уже потом отдаться в руки врачей, чтобы заштопали меня, лишь бы поскорее престать быть настолько тяжёлой и беспомощной.
Странно, но переживаний, что что-то может случиться с малышкой или со мной, у меня не было.
Я знала, что мы с ней будем в порядке, и проблема заключалась лишь в том, как меня бесило это подвешенное состояние.
Выписали меня через пять дней. И встречали из роддома с уже названным младенцем.
Дополнительного обсуждения не было, и мнением родственников мы не интересовались.
Через три часа после родов гордый дважды отец по телефону сказал:
– Восьмого апреля именины у Юль. Берём?
– Берём.
На апрель месяц я была тридцатишестилетней мамой двух дочек и хозяйкой двух квартир.
Ай да я, ай да молодец!
Пофигистка
Со вторым ребёнком проще. Конечно, если не прошло слишком много лет, и вы не забыли, что и как делали с первым оказавшимся у вас на руках младенцем.
Я вот не забыла.
И всё бы было идеально, если бы мы с Вовой, организовавшим себе пять дней отпуска, чтобы помочь мне после выписки из роддома, концентрировались только на Юле, но опыт означал то, что у нас был ещё один ребёнок. Он был больше и самостоятельнее, но также нуждался в нашем внимании.
Зато у меня не было возможности париться о чём-то ещё.
О моём весе.
О порядке в доме.
О готовке.
О мнении окружающих.
То есть я обо всём этом думала, отмечая, как выглядит моё тело, каждый день протирая все поверхности, которые взаимодействую с моими детёнышами, готовя ужины для мужа и старшей дочери, и стараясь следить за своей гигиеной, не выходить гулять с коляской неумытой. Но не реагировала на всё так сильно, как это было в год первого материнства.
В таком темпе пролетело три с половиной месяца, у нас более-менее сложился график, по которому мы все жили, и я начала приходить в себя и интересоваться чем-то кроме детских забот.
Например, отправляла Алёну с Вовой на дачу, ложилась на диван, устаивала на себе сверху Юлю и смотрела развлекательные шоу по телевизору.
Лежать и смотреть телек я могла бы и в другие дни, пока муж на работе, а старшая дочка в саду, но в будни всегда находилась куча дел вроде стирки, глажки, влажной уборки и заготовки домашних полуфабрикатов. А по выходным балдеть, сбагрив из дома двоих из трёх самых любимых тобою существ, особенно приятно.
А потом Вова отвёз меня и детей к моей маме. Она и дядя Миша общались с внучками, а я в перерывах между кормлением грудью занималась своей студией.
На мою удачу Николай улетел по каким-то своим делам, так что на целую неделю Маша посвятила всю себя мне.
Вова сразу вернулся домой, потому что ему надо было зарабатывать, чтобы обеспечить своих женщин. Его можно было бы пожалеть, но больше он уставал не от работы, а он нас, ведь хоть и говорил, что скучает, но судя по голосу и свежему лицу по видео-звонкам, без малышни под боком он чувствовал себя здоровым и бодрым, сладко высыпаясь, пока живёт один.
Но вторая часть отпуска у мужа всё же была. Он взял пять дней, когда поехал за нами, и успел съездить с дядей Мишей на рыбалку, пожарить шашлыки на даче у Маши и Николая, и в последний раз заглянуть в квартиру, где жил со мной, пока мы не переехали.
Я тоже простилась со своей собственностью, которая долгое время была моей главной гордостью, оформив на маму доверенность, чтобы не пришлось приезжать на сделку, когда найдётся покупатель.
И мы поехали домой.
– Тебе не кажется, что я стала пофигисткой? – проанализировав последние месяцы, задалась я вопросом.
– Нет.
– Уже не так парюсь из-за ерунды. Как ты можешь этого не замечать?
– Пофигистка не будет злиться за то, что я этого не заметил, – вывернулся Вова.
И мне пришлось промолчать, чтобы доказать своё утверждение.
Но дорога длинная, и через двадцать минут муж спросил:
– А какая у нас есть ерунда?
– Не поняла, про что ты.
– Ты сказала, что больше не паришься из-за ерунды. А из-за чего ты парилась раньше?
– Моё тело, любые покупки, домашние обязанности, чужое мнение.
– Какие покупки? – напрягся он. – Мы деньги на квартиру копим.
– Знаю. В наш первый год я даже когда яблоки покупала, наперёд видела, как приходит твоя мама, замечает их в вазочке и говорит, что я выбрала не тот сорт.
– Такое было?
– Да. Раньше я её недовольство специально игнорировала, а сейчас просто не замечаю поджатых губ и тяжких вздохов. Даже не помню, когда и что она мне в последний раз высказывала.
– Или это не ты стала пофигисткой, а мама? Может, она исправилась.
– Ха! – громко фыркнула я, а потом и вправду засмеялась.
Ну да! Всем ведь известно, что после шестидесяти люди меняются, с каждым годом становясь терпимее, учась новому и лучше понимая, что такое хорошо, а что плохо. Так и вижу, как свекровь вдруг решает, что я вовсе не коровушка, ставшая между ней и её самым любимым мужчиной, ради выгоды привязавшая его к себе через детей и шантажом вынуждающая врать, что он счастлив рядом со мной. Или Алла Олеговна ни с того ни с сего осознаёт, что её ребёнок вырос, и ей можно смело перестать лезть в наши дела и пытаться контролировать. Такая умора!
Смех у меня вышел громким и заразительным, поэтому с заднего сиденья раздались Алёнино хихиканье и Юлин писк.
А Вова… ну, он понял, что смеясь над его предположением, я как бы одновременно обсмеиваю и его самого, и его маман, поэтому накуксился, проворчав что-то о том, как я его не ценю, а он ведь так много делает.
– Сегодня про квартиру скажем? – спросил муж на следующий день.
– Про твою или мою?
– Про все. Что та продаётся, что эта твоя, и что мы будем брать трёшку в ипотеку.
– Согласна.
А смысл оттягивать?
И вот свёкры пришли, Алла Олеговна взяла себе на руки младшую, Вячеслав Викторович подхватил старшую, и понеслись радостные восклицания.
Мы так долго не виделись, что я благодушно пропустила мимо ушей сюсюканье свекрови: «Не обижали вас там? Мама с вами справлялась?»
Сесть за стол получилось только через полчаса, приготовленные мною блюда успели остыть, но я не жалуюсь.
– … квартиру на продажу выставила, – закончила я отвечать свёкру на вопрос, чем занималась.
Но до информации о том, что деньги с продажи пойдут на покупку новой жилплощади, а квартира их сына теперь моя, не дошло.
Если Вовин папа спросил о каких-то организационных моментах и состоянии рынка недвижимости, то его мать взволновало другое:
– У тебя теперь там ничего нет? Тебе некуда возвращаться.
– Возвращаться? – повторила я.
– Туда, откуда ты приехала.
– У меня там остались родные и подруга, мне там рады, – напомнила я, что не круглая сирота без прошлого. – В квартире той давно не живу, сейчас это мой дом.
– Давно пора было её продать, – продолжила чудить свекровь. – Ты Вовина жена, мы одна семья, ваш дом должен быть здесь. Сын для этого купил квартиру рядом с нами.
