Текст книги "Быть невесткой (СИ)"
Автор книги: Таня Балер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Хотя это всё ведь на словах, собственность не общая и куплена до брака, но я и на словах своими квадратными метрами поделиться не могла.
Короче, я вышла замуж за щедрого мужчину с правильными понятиями семьи.
И по идее должна была сказать за это спасибо человеку, воспитавшему его таким замечательным.
Но куда больше хотелось не благодарить, а попросить отвалить.
Ремонт квартиры после съёмщиков отслеживать должен был Вячеслав Викторович. Да там и делать особо было нечего, Вова купил обои и новую сантехнику, его отцу нужно было только впустить и проконтролировать работу сначала мастеров, а потом и клининговой бригады, чтобы они профессионально избавились от мусора и отмыли пустые шкафы, балкон, окна, ванну с туалетом и кухню.
С этим проблем не возникло, и когда мы останавливались там в ночь между знакомством и посещением ресторана, где рассказали о предстоящей свадьбе, меня устроило будущее гнездо. Можно было хоть сейчас переехать, докупив технику, кровать и избавившись от уродливых штор.
В кухне висел белый тюль, напоминающий истончившееся полотенце, в самой большой комнате – оранжевые шторы, а в другой – жёлтые.
И дело тут даже не в цвете, а в том, что они были «дизайнерскими». Подарок от подруги Аллы Олеговны в виде уродских конструкций не из двух прямых портьер, а ещё и с верхней частью, называемой ламбрекеном. Жёлтый вариант был украшен бахромой, а оранжевый был как-то странной прострочен, и подвязан по всей длине шнурками со стразами, из-за чего создавалось впечатление, что окно оккупировано огромными гусеницами. Б-р-р. А ведь это наша будущая спальня. Поэтому я ещё тогда спросила:
– Это от квартирантов осталось? Надо будет заменить.
– Выбери, что нравится, – дал добро Вова.
Вот я и выбирала. А холодильник мы выбрали вместе. Выбрали в магазине здесь, убедились, что такой же имеется в филиале в городе Бессоновых и заказали оттуда доставку.
Встретить её должен был свекор, но судя по возмущённой отповеди, доносившейся из динамика телефона Володи, сделал он это с женой.
Сначала Алла Олеговна пристала к доставщикам, ругая их за то, что они перепутали заказ, потом требовала позвонить менеджеру, который оформил не тот товар, а Вячеслав Викторович предпочёл сначала позвонить сыну. А раз это был выходной, то я находилась рядом и смогла всё услышать.
– Мы заказали такой. В цвете металлик, а не белый. Всё правильно привезли, пусть папа распишется, – сказал Вова.
– Ты чем смотрел, когда выбирал? Он же тёмный. Оформим возврат, я тебе нормальный холодильник выберу.
– Мама, мы с Леной выбрали такой, нас он устраивает, не нужно ничего менять. Спасибо за помощь. Давай, пока.
– Подожди, Владимир, мы не договорили. Этот холодильник не подходит, а нам на него следующие двадцать лет любоваться, – так громко выговаривала свекровь, что раздражённый Вова не только встал и отошёл от меня, но и принялся уменьшать звук.
И правильно сделал, потому что мне очень хотелось вмешаться в обсуждение, сказав свекрови, что холодильник наш с Вовой, а не её, и ей необязательно им любоваться, она может вообще у нас не бывать и глаза свои не мучить.
Скажите, я слишком бурно реагирую?
Возможно. Но это был только второй месяц после свадьбы, холодильник – не просто техника, а наша первая большая покупка в качестве семьи. Да я ещё и беременна тогда была, и моим гормонам не нравилась критика.
И всё-таки я не вмешалась. Хотя разговор матери и сына длился ещё минуту. Да и последующие годы раз в пару месяцев Алла Олеговна фыркала на наш холодильник.
А переехав в декабре, мы купили кровать и повесили новые шторы. (Вернее я их только гладила в три подхода, потому что стоять долго на одном месте у гладильной доски ноги уставали, а вешал Вова).
И когда свёкры навестили нас и увидели перемены, Алла Олеговна чуть не лопнула он возмущения нашим (моим) произволом.
– Куда вы дели шторы?
– В пакете на балконе лежат. Заберёте?
– Зачем вы это сделали? Красиво было, и деньги потрачены, скажи им Слава.
– Деньги? Ты говорила подарок, – удивился Вова.
– За ткань я тёте Свете заплатила. Что я теперь ей скажу? Обидится, когда узнает, что вы их заменили на эту простоту и серость.
– А вы ей не говорите, чтобы она не расстраивалась, – предложила я самый очевидный вариант решения проблемы.
– Да, мам, как она узнает, если ты не скажешь? Мы с тётей Светой только у вас в гостях увидеться сможем. Скажем спасибо за шторы, и все будут довольны.
– Она сама увидит, – начала свекровь.
– Алюся, ну как она увидит? В окна на 9 этаж заглядывать будет? – рассмеялся её муж. – Детям зачем стариков у себя собирать, у них своя компания будет.
И ведь я ничего плохо не сделала, принизить маму Вовы не пыталась. К тому же я его ни к чему не принуждала, холодильник выбирали вдвоём, и против смены штор он не был. Да и Вячеслав Викторович нас поддержал.
Но поджатые губы и колкие взгляды достались именно мне.
Меня недовольные мины не трогали и с курса не сбивали.
И даже мужчин Бессоновых, тративших время на то, чтобы её успокоить, я понимала.
Отец и сын привыкли к тому, что их жена и мать человек со сложным характером, и относились к этому как к неизбежному злу. Научились не замечать и по большей мере игнорировать, ведь жили своим умом, просто позволяя женщине высказаться, чтобы почувствовать свою значимость.
О вкусах кричат
Терпеть глупые вопли я научилась ещё на своей первой работе, когда сидела в душной комнатушке оператором. На самом деле помещение было большим, и окна открывались, но из-за количества народа и гула голосов под конец смены казалось, что ты заперт в переполненном подвале.
Но если ворчание и недовольная морда лица меня не трогали, то ремарку о вкусе и чувстве прекрасного, включающую упоминание квартиры мамы, я стерпеть не смогла.
Мне было почти тринадцать, а ей тридцать семь, когда в нашей жизни появился Дядя Миша. Как-то так плавно он к нам пристроился и через некоторое время стал мужем и отчимом. Таким очень удобным и ненавязчивым третьим обитателем квартиры. С собой он привёз компьютер с играми, две сумки с одеждой, старый красивый альбом с жёлтыми фотографиями его предков, баян и дворового кота. А привёз он это на старой семёрке.
Конечно, совсем не повлиять на ниши жизни новый член семьи не мог. Через три года я играла на баяне, а мама выучилась водить, но в остальном наш быт не сильно изменился. Дядя Миша много работал и перевоспитывать нас с мамой не пытался.
Стал ли он мне отцом? Нет. Я была слишком взрослой, а он слишком… простым что ли? Не в том смысле, что глупым, а в том, что не лез, куда не просят. Работу работал, жену любил, свободное время дома проводил.
И мама с ним стала спокойнее. Не сразу, сначала на права отучилась, потом они его семёрку продали и купили маленькую праворульную иномарку, которая по сути стала только её, потому что ему руль был неудобен и ездить особо было некуда.
Куда-то меня ни туда понесло, речь то о том, что мама и отчим у меня люди хорошие. Может, не самые интеллигентные и состоятельные, но честные и искренне желающие мне добра.
Поэтому я могу посмеиваться над тем, как дядя Миша записывает в специальную тетрадь свои победы и проигрыши компьютеру и дарит маме тапочки, каждый раз выбирая что-то мягкое и кокетливо-девчачье, либо на танкетке, либо с розовым пушком поверху. И над тем, как мама рисует себе тонкие стрелки на глазах, считая, что так выглядит моложе, и что она приноровилась не выкидывать старую одежду, а плести из неё коврики.
Я могу любя пошутить, но вот другим этого делать нельзя. Не их дело, как они живут и чем развлекаются.
Вот эти коврики и стали последней каплей.
Но началось всё с коляски.
Знаете, сколько они стоят?
Много. Особенно, если хочешь что-то удобное и манёвренное, а не двадцатикилограммовую махину, не помещающуюся в лифт.
С выбором мы дотянули до января. Уже зная, что ждём достаточно крупную девчушку, раз мой «коровий» таз для неё узковат.
Нашла я её в одиночестве. Увидела в соцсети отзыв на один магазинчик, который мы с Вовой пропустили в своих поисках, и поехала туда.
Приехала, увидела и выдернула мужа с работы. Уже вдвоём мы осмотрели её со всех углов, выискивая причины для скидки в 25 %, без которой её цена выходит за наши рамки, но не нашли и купили.
Удачная покупка!
Мы её даже отметили коктейлем из минералки с соком. И осторожным и нервным сексом. Мне-то на радостях пузырики в голову ударили, я бы и на второй заход пошла, а вот для переживающего Вовы процесс вышел напряжённым.
А через два дня в солнечную субботу, позвонив и предупредив за пять минут до выхода, спустя полчаса после звонка притопала свекровь.
Не просто так, а с оладьями из кабачка. Не жареными, а печёными в духовке, потому что так полезней и менее калорийней, а мне нужно думать о весе.
Я, кстати, уже рассказывала, что к девятому месяцу набрала одиннадцать килограмм? По ощущениям половина из них ушла в грудь, по полкило обосновалось в отёкших лодыжках и всё остальное – вес ребёнка.
Так вот пришла к нам заботливая Алла Олеговна с угощеньем и увидела коляску.
– Вы ЭТО для ребёнка купили? – смогла она одной интонацией показать своё отношений к увиденному.
– Да. Повезло поймать скидку, очень удобная модель, – отрекомендовала я и предложила попробовать, как легко ей управлять.
– О чём вы думали, когда девочке катафалк покупали?
Коляска не была полностью чёрной, по бокам располагались вставки светло-серого цвета, но сравнение с катафалком… Меня оно позабавило.
– А если бы она была белой, то был бы свадебный лимузин, – подмигнула я Вове, вызвав его усмешку.
– А если зелёной, то танк. Мам, чёрный стильный и немаркий цвет, – веселясь, сказал он. – Говорят, он стройнит.
И на этом обсуждение коляски, которую мы купили для СВОЕГО ребёнка на СВОИ деньги, должно было завершиться.
Но Алла Олеговна взяла только паузу, потому что, когда я заваривала свежий чай, а Вова выкладывал из контейнера на тарелку мамины оладьи, она, погладив, тонкую полупрозрачную занавеску с изображением листочков, что переместилась из кухни моей квартиры в кухню Вовиной (или всё же нашей), продолжила рассуждать о моде и стиле.
Я не слушала. С одной стороны от меня вскипевший чайник пар пускал, с другой Вова у раковины мыл пустой освободившийся контейнер. А потом вдруг стало тихо, и я чётко услышала:
– … хоть пока без ковров, а то у родителей всё в них. Откуда будет вкус, когда растёшь в такой обстановке?
Было ли это сказано с желанием обидеть? Нет.
Думаю, свекровь и критиковать моих родных не планировала, просто её понесло, и рот выдавал всё, что было в голове.
А я устала быть беременной, до планового кесарево оставалось четыре дня, и было немного тревожно, и вот одно неуместное замечание и меня тоже понесло:
– Моя мама плетёт коврики из ненужных тряпок, для неё это приятное и бесплатное хобби. Та висевшая на окнах аляпистая фигня в стиле сельского шика – тоже тряпки! А вы на это уродство ткань покупали. Улавливаете разницу? Но я не стала обсмеивать ваше чувство прекрасного, так будьте добры уважать наши предпочтения и не касаться моих родителей. Договорились?
Ну, вспылила я. А чего она все месяцы напрашивалась?
Беременность
После моей отповеди Алла Олеговна поднялась, вышла в коридор, оделась и ушла. Происходило это всё в тишине. Она гордым молчанием, должно быть, показывала обиду, я делала медленные глубокие вдохи, успокаиваясь, а Вова был слишком растерян тем, как всё обернулось, чтобы сказать что-то.
– Я не считаю себя виноватой.
– Я ничего такого не говорю, – покачал он головой и засунул оладушек целиком в рот.
– А в мыслях считаешь?
– Нет, мама же сказала какую-то гадость?
– Какую-то? Ты не понял?
– Я не слушал. Она вечно что-то говорит, с ума сойдёшь, если будешь во всё это вникать.
Наверное, дальше могла начаться война. Или как минимум бойкот.
Однако ничего не случилось. Нас не настигла кара за нанесённую Алле Олеговне обиду.
Какие тут могут быть разборки, если подошло время родов?
Но перед этим стоит рассказать, как родственники восприняли новость.
Первыми узнали мои.
Мы приехали к ним через два дня после скрининга.
– Быстро как получилось! Дай я тебя обниму! И ты, Владимир, сюда иди! – поборов первое удивление, принялась поздравлять нас мама.
Дядя Миша сегодня был дома, поэтому и от него нам перепала пара добрых слов, меня он осторожно погладил по спине, а Вове пожал руку и предложил обращаться, если нужна будет помощь.
Позже, обсуждая это между собой, мы с мужем не смогли определиться, о какой именно помощи говорилось. С маленьким ребёнком или заботе о беременной женщине. С одной стороны, ни в первом, ни во втором отчим замечен не был, а с другой – при его работе он видел всё и обладает слоновьем спокойствием, а такой человек в добровольных помощниках лишним не будет.
До Вовиных родителей новость мы донесли ещё через три недели, когда я без опасений смогла осилить дорогу и тряску туда-обратно. К тому моменту у него в квартире уже были поклеены новые обои, висели нелепые шторы, но для приёма гостей она была не готова, поэтому мы там только поужинали взятыми с собою продуктами, переночевали и на следующий день поехали к свёкрам. Не в квартиру, куда меня Вова привёл знакомиться с ними, а на дачу.
Кстати, ещё до того, как стать мне мужем, он рассказал показательную историю об этой даче.
Ну, как показательную. Доказывающую его желание быть независимым и тягу Аллы Олеговны к манипуляциям.
Подыскивая одиннадцать лет назад жилищный комплекс, где купит квартиру, взяв на себя долгосрочные обязательства перед банком, ещё молодой и наивный Володя Бессонов выбирал район по двум критериям: тихое и не слишком загазованное место, чтобы можно было открывать окна, и близость к родителям. Во-первых, район ему хорошо знаком, во-вторых, в его расположении уже имелась пежо, выпущенная в 20 веке, и твёрдая убежденность, что его нынешняя работа – временная, отчего подстраиваться под её расположение смысла нет. Вот и вышло, что он купил квартиру в строящемся доме, до которого можно добраться от родителей за шесть минут на машине, за тринадцать, если часть пути проехать на автобусе, и чуть больше двадцати минут, если идти пешком.
А потом он расстался с подружкой, с которой снимал квартиру. По словам Вовы, они больше были удобными соседями, чем любовниками, но я особо не расспрашивала, это дело прошлого.
Так вот расставшись, он переехал к родителям, и тут стало ясно, что мальчик вырос.
– С папой проблем не было, но мама. Я с ними не жил с тех пор, как учиться уехал, привык самостоятельно решать, что и когда съесть, одеть, постирать и так далее, а тут тебе вечно что-то указывают и пытаются контролировать. Я выдержал два месяца, пока не нашёл объявление двух студентов, ищущих соседа. Когда сказал, что съезжаю, мама до слёз расстроилась, скандал устроила и предложила мне денег. Оказывается, отец давно откладывал, и она мне условие поставила, что если проявлю себя взрослым и ответственным человеком, они в мою ипотеку вложатся.
– Ты себя таким проявил?
– Да. А от денег отказался. Попрекать они меня ими бы не стали, но у меня такая мама, – покачал Вова головой. – Когда познакомлю, сама поймёшь, лучше ей рычагов давления не давать. Папа пытался настоять, я ему объяснил, что зарабатываю и квартиру сам себе оплачу. Он меня понял. В итоге они купили участок с полусгнившей дачей и года четыре её в порядок приводили, прежде чем там стало не страшно на ночь оставаться.
И вот на эту дачу мы и поехали, чтобы сообщить, что ждём ребёнка.
– Уже! Как быстро! – практически повторила реакцию моей мамы свекровь. А потом выдала то, что моя бы никогда не спросила. Особенно при свидетелях. – Вы уверены? Лена, у тебя цикл раньше не сбивался?
– Уверены. Ближе к февралю жди внука или внучку, – ответил ей сын.
С собой мы привезли коньяк для Вячеслава Викторовича, сладкое вино для Аллы Олеговны, безалкогольное пиво для Вовы и гранатовый сок для меня. Ведь есть что отметить тостом!
Пока мужчины были заняты шашлыком и мангалом, я в крохотной кухне мыла виноград, составляя компанию режущей овощи свекрови.
– Не могу сообразить, когда тебя к нам Вова привёз, ты уже беременной была?
– Ещё не была. Но получается, примерно посередине между нашим с вами знакомством и свадьбой.
– У тебя это в первый раз?
– Да, – решила я позволить ей разузнать всё, что беспокоит.
– Так сразу. Значит, оба здоровы. У нас со Славой только на второй год после свадьбы получилось.
Лично мне такие детали были не интересны. Но я слушала и поддакивала.
– … у Алевтины проблемы по женской части. Ей в 2004 году всё вырезали, покупает дорогие препараты, чтобы с гормонами порядок был. Она ещё тогда надеялась на что-то, объявления о знакомствах читала, а после операции успокоилась. Чего переживать, если родить способности уже точно нет? – перешла она на интимные дела сестры мужа. – Тебе в консультации сказали, что нужно за весом следить?
Ладно. Кто-то показывает свою радость словами и объятиями, а кто-то интересуется подробностями и рассказывает беременной о чужих болячках. Это тоже проявление заботы.
После нашего переезда и смены штор, но до покупки коляски и разговора о стиле, была неделя новогодних выходных. И так как у меня на новом месте никого не было, муж со старыми приятелями связь потерял, общаться мы могли только с Бессоновыми. Отцом, матерью и тётей Алей.
Праздники в кругу семьи. Моей новой большой семьи.
Не буду лицемерить, для меня они семья Вовы.
И вот сидим мы за столом, отмечая запечённым гусем Рождество, и тут:
– Владимиру подходит имя Марина.
– Ничего не поделать, уже на мне женился, – ответила я свекрови.
– Тогда дочку так назвать нужно. Марина Владимировна.
Большая Алёна
– … Марина Владимировна.
– Ребята уже решили, как назовут. Алёнка у нас будет, – раскрыл имя свёкор.
Не то чтобы это был какой-то секретный секрет, с именем мы определились быстро. А чего тут думать, если у меня идей не было, а будущий папа хотел назвать ребёнка Алексеем или Алёной? Решив этот вопрос, мы не распространялись, чтобы не начать сомневаться и нервничать, если кто-то что-то скажет. Но отцу, похоже, Вова уже успел сообщить. Ничего. Я своей маме тоже ещё до переезда сказала.
– Хорошее имя. Светлое, – улыбнулась Алевтина Викторовна.
– Как-то слишком просто. В честь шоколадки или мамы? Алёна – это как Лена, – прокомментировала выбор Алла Олеговна.
– В честь всех наших женщин. Алевтина у нас Аля, ты Алюся, внучка будет Алёна, – снова заговорил Вячеслав Викторович. – И шоколадка отличная, наш российский продукт, будет любимым лакомством.
Вот блин. Ласкательным именем к свекрови обращался только муж, все остальные говорила Алла, но и впрямь же похоже Алёна – Алюся.
– Ты ведь не в честь своей мамы имя подбирал? – спросила я Вову, когда мы вернулись домой.
– Нет. Мне оно в голову пришло, когда ты меня привела знакомиться с Анастасией Петровной и Михаилом Евгеньевичем. Увидел в рамке ту твою фотку в подсолнухах. Ты на ней такая милая малышка, волосы совсем белые, и я подумал, что у нас будут такие же светловолосые дети. Если девочка, то Алёнка, если мальчик, то Лёшка.
И я растаяла и больше никогда не объединяла имя дочери и свекрови.
Хотя оставался шанс, что этот хитрец приврал, чтобы успокоить сильно беременную женщину. Пусть это будет на его совести. Меня его объяснение утроило.
Потом был визит с оладьями, молчаливый уход и плановое кесарево.
Алёна Владимировна Бессонова огласила своим мяуконьем наш мир тридцатого января.
Ростом в 55 сантиметров и весом в 4 килограмма 770 граммов мой ребёнок по видеозвонку заставил прослезиться своего отца.
Я тоже плакала, но от боли, потому что последовала рекомендации и почти сразу после операции встала.
Короче, мы с Вовой рыдали, а наша дочь спала.
Через четыре дня на выписке меня встречал муж и его родители.
Свёкор был за рулём, дав сыну возможность самому держать в дороге конверт с дочерью, пока я, морщась от неприятного ощущения, так как усесться с удобством в машине пока было невозможно, держала большой букет.
Квартира блестела, и пахло в ней куриным бульоном.
Как бы я не готовилась и не подходила к материнству осознанно, после роддома чувствовала себя настолько отвратно, что могла бы прогнать всех и потребовать тишины и покоя. Но тишины мне не хотелось. В роддоме из развлечений были только кормления и осмотры. Ни первое, ни второе к приятным процедурам не относилось, и по сравнению с этим лежать на диване, наблюдая, как Вова с родителями на цыпочках танцуют вокруг детской кроватки, было интересней.
– Лысенькая, – ласково протянул Вячеслав Викторович.
– Были же маленькие волосики, – смяв в кулаке тонкую шапочку, всполошился молодой отец, обернувшись ко мне. – Лен, ты же показывала?
– Они тоненькие совсем и белые. На макушке и внизу затылка видно, – дала я им ориентиры для поиска.
– С именем не передумали? – спросила Алла Олеговна.
– С чего передумывать?
– Крепенькая девчушка, – одновременно проговорили её сын и муж.
– Может, в словаре имён посмотреть что-то со значением «большая» или «крепкая»? – продолжила свою мысль новоявленная бабушка, обратившись к сыну. – В переводе твоего имени есть слово «великий».
Мне было лень указывать на очевидный факт, что ей не нравится выбранное нами имя, и спорить. А Вова то ли не замечал её попыток заставить нас передумать, то ли ему было всё равно, потому что он ответил так:
– У нас уже Алёнка родилась, куда её такую переделывать?
Железная логика!
Буду честной. Ребёнок у нас получился здоровенным. Понятно, с чего мой таз сочли узким.
Алёна Владимировна родилась дамой внушительных размеров. Не богатырша, а сдобная булочка. Вернее, круассан. Такой слоённый и в складочку.
Я сама это видела, это отметила медсестра, и свекровь не обошла этот момент вниманием. Ничего плохого и обидного, только факт.
Обидное и бесящее началось дальше.
Я молчала, когда она, тяжело вздыхала над тем, что мама неправильно питалась, раз ребёнок получился таким пухленьким. Я вообще тогда ко всем могла испытывать только благодарность, потому что первый месяц у меня болел шов, и в положении стоя я могла держать на руках дочь не больше нескольких минут, отчего визиты свекрови в будни были очень полезны.
И первые три месяца её еженедельные гостинцы в виде судочков с котлетами и сложными салатами вроде «сельди под шубой» или «оливье с мясом» приходились очень кстати, ведь благодаря им мне не нужно было каждый вечер подолгу стоять у плиты, чтобы приготовить мужу ужин.
Правда позже выяснилось, что забота была проявлена не ко мне, а к Вове, и изначально Алла Олеговна предлагала ему с работы заезжать сначала к ним на ужин, а уже потом возвращаться домой к жене, которой нужно есть только рис и отварную грудку. (Потому что из-за меня ребёнок родился толстым и не худеет – опять же по вине непутёвой матери).
Я дважды поднимала с ней эту тему.
Без свидетелей объясняла ей очевидные истины, что в первые полгода здоровый ребёнок должен прибавлять в весе и расти, а не худеть. Что я готовлю ей пюрешки из кабачков, цветной капусты и брокколи, и в Алёнку попадают исключительно полезные продукты. Она отвечала, что сама всё знает и понимает, но мне бы не помешало лучше следить за питанием.
Было обидно.
После школы никто меня толстой в глаза не называл. Только фигуристой. А Алла Олеговна на это намекала, так ещё и ребёнка моего трогала, пусть и считала это беспокойством о здоровье внучки, о котором она печётся в отличие от меня. Прямо меня не обвиняла, но намекала на то, что я сама в теле и дочку закармливаю.
Осознавая, что я сейчас гормональная бомба, способная надумать от однообразия в четырёх стенах то, чего нет, доказывать что-то на повышенных тонах не бралась, либо замалчивала, либо переводила всё в шутку.
Да ещё и ведь остальных всё устраивало. Пока не проанализировав происходящее, я не поняла, что эти разговоры о лишнем весе свекровь вела со мной наедине.
Вмешался бы Володя раньше, если бы я его об этом попросила, пересказав всё без иронии, а только голые факты того, как его маман, начиная с беременности, уже больше года комментирует ожирение моё и нашей дочери?
Хочется верить, что да.
Нет, я даже верю, что да. Но я его в конфликт не втягивала. На мою радость оказалось, что он и сам подмечал фразы своей мамы и в итоге взорвался:
– …её внуку восемь месяцев, дочка в ноябре его родила. Я спросила, он у них девять килограмм весит. Это норма для мальчиков в таком возрасте. Сколько наша Алёнка я говорить не стала. А то буду обсуждать, в кого она у нас такая толстенькая. Посмотрела тут значение имени. Вы знали, что Алёна – это олениха?
– Замолчи! Не смей так говорить. Ещё раз скажешь что-то подобное и больше мою семью не увидишь. Хватит, мама! Моя жена красивая женщина, и ребёнок наш абсолютно здоров. А если тебя что-то не устраивает, можешь говорить всем, что у тебя нет ни сына, ни невестки, ни внучки. Я буду только за, лишь бы ты успокоилась и перестала нас доставать. Ты меня услышала?
Злая я
Девятый вал. Прекрасное и смертельное буйство природы.
Так же и тут.
Вспышка Вовы была некрасива, ведь он буквально орал на родную мать. И было страшновато, я впервые увидела его настолько вышедшим из себя. Но как же мне это понравилось!
Никогда не понимала девчонок, что с горящими глазами рассказывали, как кто-то подрался за них с конкурентом, заступился кулаками или угрожал их обидчику. Мужчина должен быть сдержанным и уравновешенным, ведь он априори сильнее, и, чтобы отношения были комфортными, нужно чувствовать себя с ним в безопасности.
Безусловно, ходить по тёмным подворотням лучше в паре с кем-то внушительным или умеющим драться, но куда важнее иметь рядом не защитника от гипотетических хулиганов, а того, кто будет для тебя опорой, поддержкой и гарантом спокойствия.
В Вове я увидела именно это, а тут такая экспрессия по отношению к женщине.
Но вместо разочарования, меня охватил трепет. Вот теперь мы точно одно целое. Свадьба, переезд, дочка – всё это нас однозначно объединило, а общий условный враг (ладно, не враг, а дорогая свекровище, ставшая раздражителем) сплотил.
Муж озвучил то, что я хотела, но мялась, не желая создавать острый конфликт. Это круто!
Вот такая я злорадная толстуха. И ведь ни капельки не стыжусь.
– Давайте все успокоимся, – первым нарушил повисшее после отповеди молчание Вячеслав Викторович. – Вов, мы любим Лену и Алёну, они у нас самые красивые девчонки. Кто-то на пенсии цветы разводит, а Алюсе этого мало, она на пустом месте от скуки проблемы придумывает. Ты же знаешь, она это не со зла, характер такой. Вы уж извините её за эти разговоры, по-настоящему так никто не думает.
– Слава, – схватившись за грудь, просипела его жена, то ли ощутив боль в сердце от слов сына, то ли не понимая, с чего муж извиняется.
– Поедем мы домой, – предложила я, погладив Вову по плечу.
В рекордные четыре минуты мы собрали Алёнку, кивнули на прощанье Вячеславу Викторовичу и уехали.
В машине была тишина.
Ребёнок разглядывал собственные пальчики, растопырив ладошку, а взрослые переваривали случившееся.
– Прости меня.
Час спустя стояли мы над дочерью, глядя как она, пуская слюни от радости и усердия, грызёт четырьмя зубами и обсасывает свеженький огуречик, прихваченный мной с дачи.
Эта картина прямо-таки настраивает тебя на благодушный лад.
И я решила, что Вова думает о матери, жалея, что повысил на неё голос и был груб. Типа видит своего ребёнка, вспоминает, что он мамин любимый сыночек и не имеет право общаться с ней в таком тоне.
И раз мы уже условились, что я злобная коровушка, сообщу вам, что мне это не понравилось. Расстроила меня мысль, что муж так быстро дал заднюю.
И ведь не признаешься в таком. Мне даже от себя самой тошно стало, а признать это вслух, сказав Вове, что я горжусь им, когда он со своей мамой в ссоре – это уже совсем крайность.
Такое даже в шутку сказать не получится, неприятный осадочек останется.
И я молчала, приготовившись услышать, как ему тяжко из-за того, что он обидел Аллу Олеговну.
– Надо было давно маме сказать, чтобы не тюкала нас, – продолжил Вова, удивив. – Досталось тебе от неё?
– Мне? Даже и не замечала ничего такого.
– Всё ты замечала, – закинув руку на плечо, прижал он меня к своему боку.
Сама не знаю, зачем я сначала соврала, но продолжать не стала.
– А ты всё замечал?
– Не знаю. Вот она начала, и сразу вспомнил прошлую её чушь, а раньше как-то всё мимо внимания проходило. Знаешь, бурчит там что-то себе и пусть бурчит, какая нам разница? А сегодня как-то всё разом навалилось, и я осознал, что она уже полгода вещает. Прости, что раньше её не тормознул.
– Без проблем.
Уже ближе к ночи, уложив Алёнку, я в спальне мазала ноги увлажняющим кремом и нарвалась на вопрос:
– Ты точно не злишься?
– На кого?
– На меня и маму. За то, что я молчал, а она болтала. Всё прокручиваю это в голове, вспоминаю её фразочки. Странно, что ты раньше меня не взорвалась. Это на тебя не похоже. Ты там не планировала чего похуже устроить в отместку?
– Думаешь, я могу строить планы мести? Что за грязные инсинуации!
– Значит, никаких обид? – не успокоился Вова.
– Расслабься, милый.
Пфф. Вот так вот я взяла и призналась ему во всём.
Конечно, детального плана мести составлено не было. Но у меня уже знатно подгорело, и в ближайшее время я бы сама устроила большой переполох, вызвав свекровь на разговор. При свидетелях припомнить парочку её замечаний, а потом спросить, не стесняется ли она таких родственников в лице меня и моей дочки. Алла Олеговна бы выпучила глаза и сказала, что такого она не говорила, соответственно, о признании вины и извинениях речи быть не может. Но на следующие пару месяцев свекровь бы придержала своё жало, доказывая мужу, сыну и тем, кто услышат мой выпад, что я её оболгала.
А почему же я терпела полгода?
Благодарность.
И не столько к свекрови, чья помощь была очень кстати, пока я восстанавливалась, сколько к её сыну.
Вова проявил себя ответственным родителем и заботливым мужем, посвящая дочери все вечера, а когда она засыпала, помогал мне принимать душ.
А ещё он выдержал десять дней жизнь под одной крышей с тёщей.
Мама приехала на первый месяц внучки и пробыла с нами полторы недели.
Мне она помогала, но вот по отношению к Вове она всё же чужая тётя, хозяйничающая на его территории.
Он показал себя идеально: выходя из спальни, всегда надевал брюки и футболку, не щеголяя трусами и голым торсом, предлагал помощь и беседовал с ней, когда маме хотелось поболтать.
Никакого закатывания глаз, скрежетания зубами и вопросов, когда уже она отправится к себе домой.
Создавалось впечатление, что он искренне рад её присутствию.
