Текст книги "Триада (СИ)"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

А с отцом Дан знаком не был. Он ушел так давно, что и мать о нем забыла. И правильно. Встреться Дан с родителем, морду бы набил. Уходя, отец забрал подаренный на свадьбу сервиз, оба обручальных кольца и мешок сахара. И велел спасибо сказать, что размена квартиры не требует. Квартиры матери и тетки Даши, в которую он, козел, примаком пришел. И три года прожил, ни потолка не побелив, ни гвоздя не забив. И ни копейки алиментов. Мать об этом рассказывала спокойно и даже как-то с удивлением, как некую сказку, которая вообще-то была явью.

Во сне было отчаянно жалко несчастных старушек, горло давило. Дан проснулся рано и долго таращил глаза в потолок. Надо что-то делать с этой жизнью. Если продолжать жалеть себя и оплакивать горькую судьбу старушек, долго человеком не останешься. Что нужно от него человеку по имени Фин Гласс? Знакомое словосочетание, кстати. Что хочет этот детектор лжи? Проникся сочувствием? Ага, и бескорыстно жаждет помочь. Так Дан, дитя перестройки, реформ и шоковой терапии, и поверил в бескорыстие сильного. Но сходить надо. Если нога позволит.

Весь день он провалялся на кровати. Зашел покаяться слопавший полпирога стражник, увидел перевязанную ногу с пятнами крови и притащил полкового лекаря и миску горячей каши с огромным куском масла. Лекарь рану осмотрел, перевязал, получил сотку на стакан хорошей водки, заметно подобрел, обещал и назавтра заглянуть. Каша была вкусная. Вечером он дотащился до ближайшего трактира, отказался от супа в пользу двойной дозы пирога, чтоб и на сластену хватило, и тот стал дановым другом по гроб жизни.

К назначенной встрече Дан почувствовал себя вполне сносно. Жалко было штаны. Он, конечно, дыру зашил, аккуратно, и шов в глаза не лез, да здесь и заплаты редкостью не были. Одежда была дорога, носили ее подолгу и не стеснялись латать и перелицовывать. А вот Дану казалось, что все глаз не сводят с этой штопки.

– Здравствуй, – сказал ему юноша, красивый, как гей, в широкополой шляпе и перчатках. – Что, не узнал?

– Гай? – не без труда узнав вампира, удивился Дан.

– Гай. А как зовут тебя?

В общем, до дома «детектора лжи» Дан хромал в веселой компании кровососа. Вампиризм не был ни болезнью, ни генетическим отклонением. Просто свойством расы. Расы не людей, от людей отличавшихся не внешне, зато принципиально. На клеточном уровне. Редкие браки и более частые связи между людьми и вампирами потомства не давали. Укушенный не становился вампиром. Помереть от геморрагического шока мог, если вампир не находил в себе силы оторваться. Люди их не любили, но жили рядом с ними, в том числе и потому, что были они, как ни парадоксально, непревзойденными лекарями. К ним не обращались разве что с открытыми ранами, чтоб не провоцировать.

Пили они любую кровь, но человеческая была не только вкуснее, но и нужнее. Убивали редко, и только бродяг, которых никто искать не будет. А так… пару глоточков… Совершенно безвредно для организма. Более того – незаметно.

За три привода вампира наказывали жестоко: выставляли к позорному столбу в одной только набедренной повязке… Женщинам еще грудь прикрывали. А для их кожи ультрафиолет был намного страшнее обычного огня. Ожоги заживали потом очень долго. Казнили, только если ловили на месте серьезного преступления, то есть убийства, или за частые злоупотребления. Но за этим поймать было трудно: при угрозе жизни вампир становился смертельно опасен и свидетелей оставлял редко… Докажи потом, что из полутора тысяч… А вот по мелочи… по мелочи они не сопротивлялись. Все равно достаточно было свидетельства человека. То есть если б Гай удрал (а это сделать легко, уж поверь), Дан мог просто его описать, и этого хватило бы для обвинения. Врать? Люди? Они, что, враги себе – оклеветать вампира? Ложь плохо кончается. Первый и второй приводы? Телесное наказание. Плети с серебряными нитями. Неприятно. Очень. А Фину Глассу доверять нужно с оглядкой. Увидимся. Пока.

Доверять Дан не спешил даже тезке. И Витьке Олигарху, которому натурально жизнь спас под пулями несознательных братков. Доверять? Просто так человека Олигархом не назовут. Так что доверчивость была свойственна Данилке Лазарцеву разве что в детском садике, да и то не позднее средней группы. Ему очень захотелось пописать, и он убежал с утренника, а по дороге с ужасом увидел, как Дед Мороз отрывает себе бороду и оказывается папой Вадика Климова… Ну как тут сохранишь наивность? Ладно. В худшем случае водки дадут.

Косяком пошли странности. Фин Гласс был по-домашнему расслаблен, подливал водочку,. расспрашивал о былой Дановой жизни, периодически посматривал почерневшими глазами, когда думал, что Дан этого не видит. Дан добросовестно изображал захмелевшего, потому что «соточка» означала не сто граммов, а микроскопический стаканчик на два глоточка, прямо как в амеровском кино. А Дан был русским мужиком, отслужившим в десантуре, отучившимся в институте, отработавшим грузчиком, и даже отбегавшим свое в компании начинающего Олигарха. Чтобы основательно закосеть, ему нужно было принять на грудь пяток русских соточек. То есть поллитру. А здесь такая доза считалась, наверное, смертельной, как в Европе. Да и водка была замечательная.

В итоге Фин начал стукаться головой о стол намного раньше Дана. Пришла заметных размеров баба, которую Фин нежно звал доченькой, без труда складировала папеньку на кровать, вытряхнув его из одежды и обуви, а Дана хотела выгнать, но он старательно захрапел, и женское сердце смягчилось: ему позволили остаться там, где он был, на коврике у камина, даже подушку подсунули, едва не оторвав ухо, и чем-то сверху укрыли. А так как Дан был хотя и вменяем, но хорош, то он сладко заснул, и было ему весьма уютно.

Было у Дана одно замечательное свойство, которому отчаянно завидовал Олигарх и благодаря которому он, Дан, едва не спился в юном возрасте. Он не был тесно знаком с абстинентным синдромом, сиречь с похмельем. Ну, побаливала после пробуждения голова, поташнивало, ощущалась некая разбитость в теле, но никакого желания немедля умереть или хотя бы высосать бутылку пива. И если Олигарх потом какое-то время смотрел на спиртное с ужасом, то Дан готов был продолжать. Но и правда вовремя остановился.

А эта водка была так хороша, что проснулся он с ясной головой и в хорошем настроении. Собутыльник страдал на кровати. Дан на всякий случай тоже изобразил страдание, но помощь ближнему оказал: поддерживал его голову, пока он пил холодную воду. Русское ноу-хау внедрить? Дан взял со стола миску, в которой вчера плавали огурчики, глотнул рассола – класс! – и выпоил остатки Фину. Эффект это произвело – через четверть часа его мутные глаза перестали бессистемно наливаться чернотой.

Хромая к себе в казармы, Дан думал не о том, что хотел от него Гласс, а о том, кого он представляет. Не Гильдию магов. Все эти вопросики можно было и без расхода водки задавать. Узнать, как Дан сумел справиться с драконом, все равно не удалось. Дана трудно было расколоть, потому что он не был хитрецом, он просто автоматически о чем-то умалчивал. О Ладане и Лазаре (о первом, похоже, можно забыть, а жаль, недурной был хакер). О десантуре. О годе особо близкой дружбы с Витькой, тогда еще не Олигархом. О десяти годах беспрерывных занятий с Коброй, не шибко юным отставным майором, в рукопашной играючи справлявшимся с тремя бывшими ведевешниками. Потом с двумя, когда Сашка Симонов навсегда остался в Чечне.

А может, потешить себя мыслью, что Сашка тоже стал участником эквивалентного обмена? Хоть какая-то надежда. А то ведь ни похоронки, ни требований выкупа… ни свидетелей. Был Сашка – и нет Сашки. Если рассуждать логически, Сашку захватили чехи, но он не сказал им адреса семьи. Сашка был стойкий парень. А с семьи взять было нечего, кроме убогой «двушки» в бараке довоенной постройки.

Дан дружил с Сашкой. Молча. Без слов и объяснений. Хотя все кругом думали, будто лучший его друг – Олигарх. Витька постоянно требовал проявлений дружбы и давал их сам: приглашал в рестораны, клубы, домой, на отдых. Заботился о нем по мере своих представлений. Когда Дан устроился в банк, Олигарх перевел туда большую часть своих денег, и начальство могло корчить любые рожи, однако Витька был из крупнейших новосибирских бизнесменов, а его криминальное прошлое (прошлое?) нигде доказательно зафиксировано не было. Начинал он обыкновенным бандитом и мораль сейчас имел соответствующую, бандитско-бизнесменскую. Дан был уверен: если бы за Сашку потребовали выкуп, Олигарх без слов бы заплатил. Несмотря на мораль.

– Ну что?

Дан шарахнулся, но это был всего лишь вампир Гай.

– Зайдем? – кивнул он на полуподвальную дверь. – Не бойся. Это легальное заведение. Просто… не люблю я солнце.

Дан пожал плечами и спустился по трем ступенькам. «Кровавая Мери» здесь, наверное, не из водки с соком, а из водки с кровью. И хорошо если свиной.

В помещении было вполне светло. Гай снял шляпу, оглядел зал и вдруг громко сказал:

– Внимание. Это Дан. Он отпустил меня, а не сдал страже.

В честь Дана поднялось два десятка стаканов. Молча.

– Тебя теперь не тронут, – пояснил Гай. – Не здесь, конечно, здесь никого не тронут, а ночью при случайной встрече. Почему ты меня не сдал?

– Потому что ты ничего не сделал, – удивился Дан, – а наказывать за намерение глупо. Ты ведь, наверное, одной левой можешь со мной справиться.

– Могу. Но ты видел мое лицо. Ты чужак, Дан. Не усвоил местных правил. Девяносто девять человек из ста меня бы сдали.

– А что случилось бы, если б я тебя не заметил?

Гай ответил честно:

– Я бы выпил тебя. Ну, не досуха, конечно. В одиночку столько не выпить. Ты бы поболел и начал ненавидеть нас и бояться.

Дан кивнул. Наверное. Он слушал негромкий голос вампира, с любопытством оглядывая зал. Если вдруг он встречался с глазами посетителя, тот чуть приподнимал бокал и улыбался. Не разжимая губ.

У Гая было абсолютно человеческое лицо. Мальчик с обложки гей-журнала. Как говорил один любитель аниме, кавайный. Очень тонкое, нежное, одухотворенное лицо, легкие, как пыль, черные волосы, огромные карие глаза… Нет. Терракотовые. С легким красноватым оттенком. Вообще-то это было красиво.

– А другие расы здесь есть? – перебил он какую-то реплику Гая. Им подали аппетитный и хорошо прожаренный бифштекс в окружении мелкой круглой картошки, и Дан немедленно вспомнил, что не завтракал.

– В городе? Мало. Так, на ярмарки заходят. Люди, знаешь, почему-то не любят тех, кто на них не похож.

Дан согласно кивнул. Уж что есть, то есть. В Чечне не любят русских, в России – евреев, в Израиле – арабов, в Ираке – американцев и так далее.

– Пей, не бойся. Это легкий напиток и без крови, – засмеялся Гай, видя, что Дан осторожно принюхивается к стакану. Вот как у них зубы устроены: верхние клыки аккуратно попадают поверх нижних, а те чуть задвинуты назад. Дан сделал глоток. Что-то вишневое и практически безградусное.

– Мы не пьем крепкого спиртного, – пояснил Гай. – Спирт на нас не действует, а вкуса в нем нет. Вина вот пьем, ликеры, настойки. Как вы – чай или компот.

– А почему вы живете среди людей? Не боитесь?

Вампиры кругом заржали. Гай мягко улыбнулся.

– Не боимся.

– Но вас полторы тысячи, а город большой, если вдруг…

– Полторы тысячи вампиров опустошат такой город, – сказал Гай буднично. – Как-то раз это случилось. С тех пор мы живем мирно, соглашаемся с мелкими наказаниями и даже казнями, лечим людей от хворей и позволяем себе пару глотков свежей крови. Это даже не больно. Ранки быстро заживают. Шрамов не остается. Что делать, Дан. Тебе нужна вода, мне – кровь.

Дан покивал. Ну да, ничего особенного. Подумаешь, пососал маленько у соседа, пару глотков всего, не убудет. И шрамов не останется. Мораль вампира. Один в один мораль Витьки Олигарха: «Я же последнее у старушек не отбираю, а этот на своем цемзаводе уже наворовался, ему хватит». И демонстративно: Лазарцев мой друг, руки прочь, а то поотрываю. И клыки выбью. Ну и ладно. Принимал ненужную защиту Олигарха, приму и нужную защиту вампира Гая.

– Ты с Глассом осторожнее, человек, – предупредил хозяин заведения, ставя перед Даном миску клубники в пене сливок. Объедение. – Он связан с Гильдией убийц. А ты, говорят, сторожевика завалил, да вот еще Гая в лицо сумел увидеть. То есть быстрый. Заманят.

– А что делать? – растерялся Дан.

– А вот это. Дурачком прикидываться. Маг он слабенький, иначе не сидел бы в канцелярии, так что обмануть Черный глаз можно. Пойду еще земляники тебе приготовлю. Вижу, нравится. Не стесняйся. Гай платит.

– Конечно, – улыбнулся Гай.

* * *

Знакомство с вампиром не прошло незамеченным: Дана при следующей встрече устроила скандал. Пришла она сама, разгневанная и чертовски хорошенькая, когда Дан сидел на кровати и, задрав длиннющую штанину трусов, изучал собственную ляжку. Стежки шва выглядели жутко, а вот сам шов – вполне. Полковой лекарь дал мазь и полкилометра бинтов, и все за ту сотку.

Дана наорала с порога и, продолжая ругаться, занялась перевязкой. Дан неуверенно оправдывался: Гай его не покусал, а судить и тем более карать за намерение нельзя. Дана считала, что можно и нужно, и на пятой минуте Дан перестал спорить. Он вообще не спорил с женщинами, за что они его и любили. Или ненавидели. Когда Дана закончила перевязывать и ворчать, Дан ее поцеловал (ну не смог устоять), получил крепким кулачком в челюсть, смиренно извинился, надел штаны и подвергся допросу первой степени.

Девушка чувствовала за него ответственность и поэтому считала своей собственностью. Обычное дело. То есть для женщин. Хорошо, что у Дана иммунитет к заботе и привычка к скрытности. С полчала она доказывала, что врать нехорошо, потому что справиться со сторожевым драконом невозможно, потом еще полчаса со всем соглашавшийся Дан слушал страшилки про вампиров и думал, сколько времени бы ушло у кровососов, чтоб постепенно опустошить город темпами, наличествовавшими в повествовании Даны. Получалось не более двух лет. Впрочем, указывать ей на явные несуразицы он, разумеется, не собирался. Слушал местный городской фольклор и думал, что же такое могут вампиры, если способны действительно опустошить город с населением, раз в тридцать превышающим их численность…

Ему не понравился Фин Гласс, но понравился Гай Лит. Нравились Дана Стамис и ее папа. Не нравился город и хотелось к маме, бабуле, тетке Даше и даже к боссу, не желавшему запомнить его фамилию. Лучше бультерьер, чем сторожевой дракон. Лучше олигархово виски, чем водка Гласса. Лучше дома, чем черт знает где. Лучше одна луна, чем две.

И за все десять дней – ни одного перемещенного лица и ни одного упоминания о них. Дан расспрашивал и в трактирах, и солдат расспрашивал – пожимают плечами. Вроде, есть такие в городе, мельтешат, а кто, где, сколько… В огромной, на полсотни топчанов, казарме он был один.

– Ты меня вроде и не слушаешь, – обиделась Дана, и даже дословное повторение последнего «ужастика» ее не убедило. – Не надо так глубоко уходить в себя, можно ведь и не вернуться. Я понимаю тебя, тебе плохо, но раз уж так сложилось, раз ты здесь, так и живи здесь. Привыкай.

Она понимает, надо же… Главное, не улыбнуться, а то снова в челюсть. Она – понимает. Девочка, подросток, живет себе при папе и паре старших братьев, знает, что вампиры – жуткое зло, а сторожевика не одолеть, дальше городской стены нос не высовывала, но понимает. Что у Дана шизофрения, или, скорее, психоз какой-нибудь, или просто отчаянное желание вернуться домой, найти мага и с наслаждением поотрывать ему все, за что можно ухватиться.

А если найти мага-авантюриста и подбить его зафигачить Дана обратно? Ага. Умный. Больше ну никому в голову не приходило.

Ждать? Адаптироваться? Мимикрировать под аборигена?

Нет, под аборигена определенно не выйдет, потому что ничего полезногоДан не умеет.

– Дана, а пришельцы из одного мира или из разных? – перебил он жалостливый монолог. – Обмен только с моим миром?

– А я откуда знаю? Интересны мне, что ли, пришельцы?

Это-то понятно. Никому они тут неинтересны. Дана никто ни о чем не расспрашивал, даже в трактире, даже соседи по «военному городку», даже Гай. И даже Дана. Удивительно нелюбопытный народ. Бесполезных знаний не любят? За «диковинки» платят, хотя какой, скажите мне, толк от мобильника…

Дана погладила его по голове.

– Ты такой мягонький. И кудрявый. Знаешь, ты красивый мужчина, может, какая приличная невеста с состоянием. Или там вдова…

Только и мечтал стать жиголо. Или жениться на пожилой миллионерше.

– Сама придумала или кто подсказал?

– Жена брата, – вздохнула Дана. – Мамы у нас нет. Ее вампиры высосали, когда мне всего-то два года было. Так что не люблю я их.

Дан промолчал, потому что сказать было нечего. Мама Сашки Симонова чеченца ни одного в глаза не видела, а ненавидела люто всех поголовно. И Дан тоже не любил. Не за Норд-Ост или Буденновск с Бесланом, а так узко – за Сашку.

В утешение Дан повел ее на ярмарку. Ей ужасно хотелось, но папа не велел, нечего девчонке там делать в одиночку. Дан объявил себя защитником, и они отправились на площадь.

Как в кино на средневековые темы. Орут менестрели, прыгают разноцветные акробаты, молотят друг друга палками марионетки в мини-театрике, шустрят карманники. Когда Дан поймал за руку третьего и отпустил, пока Дана озиралась в поисках стражи, его пообещали не трогать больше. Законопослушная девочка ворчала, пока он не купил ей какое-то лакомство, стоившее полторы сотки, то есть очень дорогое. И она не устояла. Карманных денег у нее не было вовсе.

Дан устал, болела нога, но он улыбался, таскаясь за девочкой до наступления темноты, а потом потащился провожать ее домой и, конечно, по дороге встретил Гая без шляпы и перчаток. И вряд ли случайно. Гай раскланялся, ну а Дана повела себя вполне ожидаемо: расфыркалась и поволокла Дана вперед. И даже он не заметил, каким образом Гай снова оказался перед ними. Глаза фосфоресцировали. «Ночной дозор» тут снимать.

– Скажи мне, девушка, чем я так обидел тебя? – спросил он, бархатно улыбаясь. Дана вздрогнула и вцепилась в Дана поосновательнее. – Ты даже не позволила мне поговорить со знакомым.

– Гай, твои сородичи убили ее мать.

– Это был я?

– Это были неизвестные вампиры. Она вправе подозревать и тебя.

– Верно, – кивнул тот, – а я вправе подозревать ее мать в разжигании войны с вампирами. Это ведь было семнадцать лет назад, да, девушка? Когда толпы добрых людей вламывались в наши дома с серебряным оружием в руках и убивали даже младенцев, которые вообще ничего не пили, кроме материнского молока. Гама Стамис, ведь так ее звали? Не стоит нам считаться, девушка. Ты ведь ровным счетом ничего не знаешь о том времени.

Дана тряслась. Пришлось обнять и укоризненно сказать:

– Ну и чего наехал? Не любит она вашего брата. А ты нашего – любишь?

– После ужина разве что, – пожал плечами Гай. – Пару глоточков. Не бойся, девушка, не трону. Я хотел два слова сказать твоему спутнику.

Он наклонил голову, и Дана вдруг ослабла и повисла в руках Дана.

– Разбужу через минуту, – успокоил Гай. – Хотя если укушу сейчас, она и не запомнит. Как и все.

– Я тебе укушу, – пригрозил Дан.

– Не буду. Не ночуй сегодня в казарме. Гласс хочет устроить тебе какое-то испытание. А ты пока слабоват.

– А где ж…

– Хоть под забором. Или к шлюхам иди. Или ко мне. Тебе рано ввязываться в здешние дела. А хочешь – приходи в тот подвальчик и сиди до утра. Будь на виду.

– Гай…

– Не веришь? Твое право.

– Нет. Я верю. Зачем я… Вот что. Я провожу Дану и вернусь. Подождешь?

Очередное чудо: Гай отступил в сумрак и исчез. Зато Дана, как ни в чем не бывало, защебетала и пошла дальше. Встречи с вампиром как не было. И снова липкий страх пополз за воротник. Один в мире. Чисто психологический фактор, конечно, потому что и дома помощь в лице милиции или даже Олигарха в подобной ситуации была бы весьма уклончивой. «Вот убьют, тогда и обращайтесь», – это милиция. «Да ну, старик, брось, кому ты нужен», – это Витька. Так что защищать его со всем пылом кинутся только три его домашние грации и пожилая полуболонка Тяпа. А все же дома стены, кои просто обязаны помогать, привычные законы и столь же привычное небрежение ими. Вампиров вот еще нет. И корпорации киллеров вкупе с соответствующими спецслужбами не рвутся заманить его в свои сети. И покруче ребята есть.

О чем он говорил с Даной, осталось ее секретом. Он не запомнил. Попрощался и побрел обратно. Ногу хотелось бережно нести на весу, а приходилось давить на нее всеми килограммами, и ей это сильно не нравилось.

Гай вынырнул из тени.

– Плохо выглядишь. Ну, куда?

– Может, ты меня загрызешь? – мрачно пошутил Дан. – Чтоб я не мучился.

– Пойдем лучше ко мне. И не дергайся, невеликая редкость. Случаются у нас приятели-люди. Особенно те, что отпускают.

Дану было все равно. Лишь бы лечь. Вампирий дом ничем не отличался от жилища Муна, разве что поизящнее был обставлен. Побогаче. Ну да, не регистраторами служат. В полуподвале кухня, внизу, то есть относительно кухни вверху, – гостиная, три двери на втором этаже. Большая спальня с кроватью и диваном, похожим на дерматинового монстра с валиками по бокам и полочками на спинке, которым очень гордилась бабуля, когда еще жила в Закаменке.

– Не бойся, – в сотый раз повторил Гай. – Гостей мы не едим. То есть не пьем. Никогда.

Дан меланхолически кивал, разуваясь, раздеваясь и умываясь в большом тазу. Рукомойника изобрести не могут, дикари. Прямо как Западная Европа сравнительно с матушкой Русью.

Как же приятно было лечь и вытянуть ногу… Гай, правда, покайфовать не дал: повязку снял, шов осмотрел, головой покачал и принес какое-то густое вкусно пахнущее снадобье, намазал, перебинтовал.

– Сейчас болеть перестанет, – пообещал он. – Спи.

Он отошел к дивану, на котором постелил себе, разделся, и, прежде чем он погасил лампу, Дан увидел у него поперек живота впечатляющий шрам.

– Ого…

– Серебро. Раны плохо заживают. Серебро вступает в реакцию с нашей кровью… таким образом.

– А убить вас можно?

– Конечно. Голову отрубить. Проткнуть сердце или печень серебряным кинжалом. Есть еще несколько способов, но трудоемких. Эти самые простые. Нас убивает серебро. Арбалетный болт в затылок или стрела с серебряным наконечником в спину.

– Этот шрам – семнадцать лет назад? Младенца в колыбели?

– Младенца? Хм… Ну, младенцем я не был, мне было девятнадцать лет. Мы долго живем, Дан. Но шрам – оттуда. Люди тогда убили сто двадцать шесть наших. Поверь, без повода. Тогда – без повода. Просто потому что мы вампиры.

– А сколько людей убили ваши? – зевнул Дан. В резне не бывает правых и виноватых.

– Несколько тысяч, – улыбнулся Гай. Дан эту улыбку услышал в темноте. – Тогда они запросили пощады. И мы пощадили. У девушки убили мать. У меня – сестру. Шестилетнюю. Ее голенькую выбросили на солнце. У детей ожоги почти не заживают. Она умерла уже после подписания мирного соглашения.

– Почему все же вы живете среди людей?

– Мы живем везде, – пожал плечами Гай. – И отдельными поселениями, и рядом с людьми, и рядом с эльфами… Но реже. Больно уж ни зловредные. – Он лег, повозился под одеялом, потянулся и добавил: – И невкусные. Расстройство желудка от них бывает.

Дан еще немного повоображал, на кого похожи невкусные эльфы: на толкиеновских благороднейших мудрецов, на фольклорных духов природы или же на воинственных чужаков Сапковского… потом мысли плавно перетекли к расе вампиров. Гай в натуральном виде (спал он голышом) был совершенно человек. То есть не знай Дан, что это не так, не обратил бы внимания на мелочи вроде полного отсутствия волос на теле, младенчески тонких невесомых волос на голове и чуть странноватого сложения: плечевой пояс напоминал перекладину креста, так резко сужалась грудная клетка к осиной талии и узким бедрам. И руки-ноги были девчачьи тонкими и модельно длинными. Нет, руки – не модельно. Просто длинные. И пальцы длинные, как у музыканта. Дан не удивился бы, если б суставы у него во все стороны прогибались. В кого там положено оборачиваться вампирам? В летучих мышей? С этой загадкой он и заснул, а утром, умываясь и причесываясь (бритв у вампиров не имелось, потому что не имелось бород), старался не смотреть на шею. Гай засмеялся и подсказал:

– Руки. Несколько глотков удобнее сделать из запястья. Не красней. Это естественный испуг. Мне не обидно. Ты согласился переночевать у меня, а это знак доверия.

– А выбор был?

– Конечно. Мог бы попроситься к Стамисам. Мун бы не отказал. Мог действительно до утра просидеть в трактире, взял бы на несколько грошей вина, и никто б тебя не выгнал. Ты мне не веришь, и, в общем, правильно. Значит, и Глассу не веришь.

– Он что-то вроде тайного агента?

– Не что-то вроде, а тайный агент. И хоть бы короны, а то… Он может тебя проверить пару раз. Ты уж лучше дай себя побить, что ли. Мне кажется, ты не хочешь делать карьеру убийцы.

– А откуда…

Гай усмехнулся.

– Мы знаем всех потенциально опасных людей в городе. Чтобы не повторились события семнадцатилетней давности. Ты же не думаешь, что тогда было стихийное народное возмущение.

Дан бы еще так думал, как же… или какой-то другой русский…

Выглядят почти как люди. Едят то же, что люди. А метаболизм такой, что нуждаются в приеме гемоглобина перорально. Свеженького.

– Гай, а кровь вам нужна или просто вкусно?

– Нужна. Оставь вампира без свежей человеческой крови на месяц – получишь убийцу. На полгода – получишь чудовище. Человеку трудно представить себе наш голод. Нас поэтому не заключают в крепость. Крепко бьют или ставят под солнце… потом в постели пару месяцев можно провести, пока ожоги заживут.

– Потому ты со мной и возишься.

– Потому.

– Но я же не здешний, просто не знал.

Гай присел на подоконник, уставленный цветочными горшками.

– Ты и сейчас можешь пойти и донести. Оклеветать вампира человек не может: тот же Гласс проверит правдивость обвинения. И я получу солнечный день. Я от этого не умру. Но болеть буду сильно.

Дан смутился.

– Но ты мне ничего не сделал.

– Собирался. Нам, конечно, нельзя пить вашу кровь, но не пойман – не пил. Так и сосуществуем. Принимая друг друга. Кстати, укус вампира даже полезен. Повышает сопротивляемость болезням. К тому же не больно. Знаешь, у матери была подруга, человек, так она позволяла иногда немного попить. Втихомолку. Конечно, люди бы ее не поняли.

– Знаешь, мы все-таки не бурдюки с питательной смесью. Ты рассуждаешь с позиции клопа. Только что говорящего.

– А с какой позиции рассуждает свинья, которую ты вчера ел?

– Свинья неразумна!

– Откуда ты знаешь? Что есть признак разумности? Умение говорить и что-то делать руками? Русалки не говорят и домов не строят, но все признают их разумность.

– Русалки? – протянул Дан растерянно. – А драконы?

– Эти говорят. Если хотят. Даже договор имеют с людьми. Отписка. Позволяют людям себя кормить, а взамен не трогают. И это не худший договор, потому что десяток драконов – это то же самое, что полторы тысячи вампиров. Если не хуже.

– Ты не любишь драконов.

– Они нас тоже.

– Почему?

– Потому же, почему мы не любим эльфов. Невкусно. Несварение желудка.

– Драконы едят людей?

– Они едят все, что движется. Люди кормят их бараниной. Одному дракону нужно две-три овцы в неделю. Накладно. Зато без жертв. Хочешь кофе?

Хотел ли Дан кофе! Кофе ему не хватало больше, чем всего остального. Он не был кофеманом – три-четыре чашки в день; но без кофе… ну вот как вампир без крови. На сторожевых драконов кидается.

Кофе был хорош. С пенкой холодных сливок и кусочком сахара. Дан, только что не мурлыча, выпил две большие чашки. Гай понимающе улыбнулся.

– В заведениях для вампиров всегда есть кофе. А люди его не любят.

– Мне странно.

– Что?

– Что ты не человек.

– И тем не менее я не человек, – пожал плечами Гай. – Смотри.

Он взял нож, которым только что резал хлеб, и располосовал себе ладонь. Дан даже вздрогнуть не успел. Кровь была красная, но тут же, шипя, начала испаряться, а рана – исчезать.

– Реакция с кислородом, – прокомментировал Гай. – В кислородной среде мы практически неуязвимы. Все. И мне не больно. Наши нервные окончания реагируют на серебро и ультрафиолет.

Вошла пара. Немолодая дама с крайне интеллигентным лицом и черноволосый пожилой джентльмен. Оба – с терракотовыми глазами. Мама с папой. И получасовые выражения признательности за благородное поведение, так редко встречающееся среди людей. Дан не знал куда деваться, поэтому засобирался домой. Домой… в казарму, что ли?

– Ты можешь жить у нас, – предложила мама. – Спишут на странности пришельца. Я буду рада.

Дану стало заранее тошно при мысли о сцене, которую ему непременно закатит милая тезка… которой, кстати, девятнадцать лет, по средневековью в самый раз. Средневековью? Где в ходу словечки «эквивалентный обмен», «потенциально опасный», «ультрафиолет» и даже, кажется, «иммунитет». Интересно все же, из разных миров появляются пришельцы или только с матушки-Земли? И куда уходят скупленные «диковинки» и одежда?

Ему велели приходить, и вообще если что не стесняться. Каждый вампир ему поможет, Правда, могут и укусить, но совсем чуточку, он даже не запомнит. Обнадеженный славной перспективой и совершенно обалдевший Дан плелся по улицам, погруженный в себя выше ушей. Никто не обращал на него внимания. Даже на не так чтоб мастерски заштопанные штаны. Мало было попасть в другой мир, надо еще стать пешкой в чужой игре, и кто играет, Гласс или Лит, большой вопрос. Нутро говорит, что Гласс, а нутру противоречит умение вампиров манипулировать сознанием…

Дан остановился у витрины со всякими дамскими фитюльками. Сухой нос ткнулся ему в ладонь, и Дан автоматически погладил, далеко не сразу сообразив, что под пальцами вовсе не мягкая собачья шерсть. Он гладил крокодилью морду сторожевого дракона. Морда закатывала красноватые глаза и шумно дышала. Толпа наоборот затаила дыхание. Дан юркнул внутрь лавки, игнорируя обиженный свист. Подарок Дане он выбирал обстоятельно, мощно, но холодно, без азарта, торговался, снискал уважение и бесплатное приложение: красивую коробочку, в которую упаковали брошку в виде эмалевого трилистника с сверкающим, прямо как алмаз, камнем посередке. Дан заплатил корону и две сотки и осторожно выглянул. Толпы не было: рассосалась не без помощи стражи. Дракон засвистел, натянул поводок и с неумолимостью парового катка затопотал к Дану, без напряга волоча за собой обоих стражников.

– Я не виноват, – жалобно сказал Дан. – Я не знал, что их нельзя гладить.

Совершенно по-собачьи дракон подбросил носом Данову руку и засвистел. Стражник почесал пышнющие усы.

– Не то чтоб нельзя, – пробасил он, – вот не видал никогда. Он, тварюка, и кормящую руку цапнуть может, а тут гляди ж ты – ластится, ровно кошка. Это не ты на нем верхом катался?