Текст книги "Две дороги - один путь"

Автор книги: Тамара Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– 2 —

Петькино знакомство с Лёшкой Ахмеджановым началось с драки. Было это сто лет назад, ещё до школы. Весёлая Петька прыгала в новых валенках по снегу и смотрела, какие следы остаются. Прыгала она по-разному: с места, с разбега, как зайцы и как олени. До тех пор, пока чуть не сбила с ног угрюмого незнакомого мальчишку в стареньком, но аккуратном и чистеньком тулупчике, с огромным красным шарфом на шее (сразу видно, одевала мальчика заботливая мама).

– Куда прёшь? – огрызнулся мальчишка тонким голоском. Петька застыла на месте от такого напора. В их дворе задиристых не было. А этот вообще нездешний! Но Петьке ссориться не хотелось. Она заглянула в мальчишкино лицо и увидела, что глаза у него мокрые. Совсем недавно плакал незнакомый мальчишка.

– Ты плакал, да? – участливо спросила Петька.

– А тебе-то что?

– Бедненький! – пожалела его Петька.

– Сама ты бедненькая! – вдруг закричал мальчишка. – Как вот врежу сейчас.

Этого Петькина гордость стерпеть не смогла. Без лишних разговоров Петька ударила мальчишку в плечо. И тут же они, сцепившись, покатились по снегу. Чем бы всё закончилось, неизвестно, если бы из Лёшкиного кармана не выпала пачка этикеток от лимонадных бутылок. Этикетки были новенькие, хрустящие и пахли, как новые книжки. Такие бы подошли для разных игр, которые они устраивали с Олежкой и Генчиком!

– Ух, ты! – выдохнула Петька. – Где взял?

– Где надо, там и взял.

Петька рассердилась:

– Ну, чего ты такой противный? Я же с тобой по-хорошему!

– Да-а… – вдруг жалобно протянул мальчишка. – У тебя бы собаку отобрали…

И он рассказал, что раньше они жили в своём доме, у вокзала, и был у него, у Лёшки, верный пёс Пират. Но недавно папе дали квартиру в Директорском, и старый дом решили продать.

– А Пират? – спросила Петька, сама мечтавшая о собаке.

Они говорят: «Ты не понимаешь, это дворовый пёс, он в квартире жить не сможет…» А он везде сможет, если со мной!

– Они – это родители?

– Ну да.

– Пошли! – решительно дёрнула его за руку Петька.

– Куда?

– К твоим родителям. Им надо объяснить, что собак бросать нельзя.

– Да объяснял я, – устало и горько сказал Лешка. – Всё бесполезно. Папу не переубедишь. Он уже продал его вместе с домом. Говорит: «Он к конуре привык, пусть там и живёт. Нам он зачем в квартире, никакой пользы. А здесь он на свежем воздухе, ему хорошо будет, в своём дворе». А я вчера к воротам подошёл, Пират воет. И я ничем помочь не могу.

Петька тоже не могла, но её готовность Лёшка оценил. Они подружились. Лёшка сказал, что его отец работает на газ-заводе. Волшебные слова «газ-завод» означали завод, где делают газированную воду. Это было одноэтажное серое здание за высоким забором на берегу Ямолги. Лёшка в тот же день повёл туда Петьку – «пить газировку». Они смотрели, как выстраиваются в ряды на конвейере зелёные бутылки, как едут под мойкой, как наполняются шипучей душистой водой, как потом железная рука запечатывает их крышками. Они брали с конвейера прохладные мокрые бутылки без крышек, выпивали, бегом несли их к началу конвейера и снова и снова сопровождали их по всему пути. Лёшку здесь все знали.

– Лёш, и что, даже платить не надо? – восхищённо спросила Петька.

– He-а! Вообще-то я иногда помогаю… штампы на этикетки ставлю, бутылки составляю.

– А можно, я тоже?

– Ну… можно, наверное.

Они проторчали на заводике целый день, а назавтра пришли уже вчетвером – с Олежкой и Генкой. Девять женщин, работавших под началом Лёшкиного отца, давали им несложные задания, угощали газировкой, благодарили за помощь. Лёшка прикипел душой к спокойному, немногословному Генчику, и скоро они стали неразлучны.

– 3 —

Петька нашла Лёшку и Алёнку у ручья, в Заколдованном лесу, как и говорил Морюшкин. Алёнка прижала к себе маленькую плюшевую собачку, глаза её подозрительно блестели. Петька подошла, не здороваясь, села рядом с Алёнкой на скамейку. Лёшка, что-то говоривший, сбился. Смутился и подтолкнул Алёнку:

– Иди отсюда…

– Не пойду, – чуть не плача, но упрямо сказала Алёнка, – я первая здесь сидела, а не ты! Сам вот и иди…

– Ну, ты даёшь! – восхитился её дерзостью Лёха.

– Ты чего к ней пристаёшь? – угрожающе спросила Петька.

– Не пристаю я.

– Пристаёт! – начала плакать Алёнка. – Он пристаёт! Петь, скажи ему!

– Да чего ты, дура, заголосила! – крикнул с досадой Лёшка.

Алёнка заплакала в голос, а Петька набросилась на Лёшку:

– Что ты кричишь? Пристал к маленькой! – она порывисто и грубовато обняла Алёнку. Та хотела вырваться, но Петька не замечала, только сильней прижала её к себе. – Что ты от неё хочешь?

– Знать хочу, говорила она своему брату чего про шалаш или нет!

– Дурак ты, Лёшенька! Зачем тебе это понадобилось?

– Потому что… Потому что я хочу знать, кто виноват, вернее, что этот твой Денёк ненаглядный не виноват!

Петька даже не обиделась на «ненаглядного», до того ей грустно стало:

– Ну почему тебе так не хочется, чтобы человек оказался честным?

Жёлтые Лёшкины глаза сузились. Стали совсем кошачьими.

– Потому что если кое-кто в этого человека влюбился по уши, то это ещё ничегошеньки не значит, – насмешливо, с растяжечкой сказал Лёшка, резко повернулся и пошёл прочь.

Петька так и застыла на месте от этих слов.

Прошлой зимой Бродяги часто катались на санках. Эта забава была самая любимая. Сядешь верхом на старые заслуженные санки, верёвку натянешь, как вожжи, и – вниз! вниз! по укатанной горке. Бывали и весёлые неудачи – санки сворачивали в мягкий пушистый снег. Но однажды Петька врезалась в заледенелый сугроб. Голова загудела ровно и муторно, а лицо жгло, будто в кожу вонзились тысячи ледяных игл – вроде бы и лёд, а лицо горит.

И сейчас, после Лёшкиных слов, Петька будто бы снова на большой скорости врезалась в ледяной сугроб: лицо вспыхнуло, загорелось огнём, а голова загудела. Алёнка стала дёргать Петьку за рукав, но она только головой помотала – ничего, мол, всё в порядке, – и со всех ног бросилась бежать. Через Заколдованный лес, через Поляну, по лестнице в Хижину. Слава Богу, никого! Петька с разбегу повалилась на коврик. Что он такое сказал?! Неужели все так думают? Разве она, Петька, ведёт себя так, что про неё такое думают? Неужели и Денёк тоже думает, что она влюбилась?!

Что ей делать теперь?

– Петь, Петь? Что с тобой? – это неслышно пришла Ленка и осторожно тронула подружку за плечо.

Петька оторвала ладони от лица, посмотрела на Ленку огромными блестящими глазами, сказала торопливо и жалобно:

– Лен, Лёшка сказал, что я в Денька влюбилась. Он ненормальный какой-то, с Алёнкой разбирался…

– С Алёнкой разбирался?

– Да… И про меня такое сказал… Зачем он так сказал?

Ленка покачала головой, села напротив Петьки.

– Чумовой какой-то, – вздохнула она. Подняла на Петьку глаза: – Ну, а если бы влюбилась, что с того?

– Да не влюбилась я! – вспыхнула Петька. – Мы просто дружим! Будто нельзя просто дружить… Со всеми остальными можно, а с ним нельзя? Выходит, я и в Сашку, и в Генку влюбилась? И в Олежку, своего брата? И в самого Лёшеньку… – у Петьки вырвался смешок. – И ты тоже!

– Да он сам в тебя влюбился, этот Лёшка, – сказала проницательная Ленка.

– И ты туда же! – уже весело возмутилась Петька. – Вы что, сериалов насмотрелись?

– Да ну тебя, – отмахнулась Ленка.

– Будто в одиннадцать лет человек влюбиться не может.

– Может, – убежденно сказала Петька, – но не собираюсь я ни в кого влюбляться. И вообще пойдём, а то в школу опоздаем. А с Лёшкой я сегодня весь день разговаривать не буду. И назло ему не буду с Денька глаз сводить.

– Назло не надо. А Денёк к Егору придёт?

– Придёт. Слушай, Лен, а твоя мама может сшить ему плащ?

– Ну, наверное… Я спрошу.

– Слушай, я вот что придумала…

И Петька поведала ей свою идею о посвящении Денька в шайку Вольных Бродяг.

– 4 —

Весь день, с самого раннего утра, Петька ждала вечера, чтобы пойти к Егору, в дом над обрывом. Но когда она пришла домой из школы, случилась такая большущая и долгожданная радость, что Петька забыла всё на свете. Папа сказал торжественно:

– Несмотря на все твои мелкие прегрешения, год ты закончила хорошо, и… – он улыбнулся и добавил чуть-чуть виновато: – Вообще-то мы обещали тебе на день рождения, но тогда совсем не было денег. Впрочем, я думаю, такой подарок лучше к лету.

Под эту речь Иван втащил в комнату велосипед. Петька не верила своим глазам. Это был не просто какой-то там велосипед! Это был долгожданный «Аист»: изумрудного цвета, невысокий, лёгкий. Петька целый год на него любовалась в магазине, но он стоил неимоверно дорого – целое состояние. И вот это чудо, её мечта – у неё! Петька взвыла от восторга и повисла у папы на шее.

– Пусти, сумасшедшая!

Петька бросилась к своей «лошадке». Погладила седло, изогнутый руль, тренькнула звонком. Она была так счастлива, что чуть не заплакала. До сих пор у Петьки не было никакого велосипеда. Вернее, с тех самых пор, как она ласково попрощалась с детским «Лёвушкой» и отдала его Галке. У всех Бродяг были, а у нее не было. У Ленки – маленькая тяжёлая «Кама», у Олежки и Сани – стройные, совсем взрослые «Уралы», у Генки – оранжевый «Таймыр». У Лёшки велосипед был самодельный, собранный из старых, купленных на базаре или выменянных у мальчишек частей, но ход у него был получше, чем у остальных. Петьку, конечно, всегда катал кто-нибудь из мальчишек. Сашка даже специальное маленькое седло на раму прикрепил. Но одно дело, когда ты пассажир, и совсем другое, когда всадник. Да ещё если под тобой любимый долгожданный «Аист»!

– Лошадёнок мой, – мурлыкала над ним Петька. – Я покатаюсь, да?

Иван ещё раз проверил тормоза и колёса, затянул все гайки и помог племяннице доставить подарок во двор. Петька присела перед велосипедом на корточки, вдыхая густой запах свежей смазки, резины и нового железа.

– Долго не катайся, на большие дороги не суйся, – предупредил Иван. – А то мама с бабушкой вмиг отберут игрушку.

Он похлопал Петьку по плечу и пошёл домой, а Петька осталась наедине со своим счастьем.

Чуть-чуть волнуясь, она села на велосипед. Вышло у неё это неловко. Но ничего, она ещё научится! Медленно, не торопясь, Петька обогнула двор, а потом выехала на улицу. Она решила сначала испробовать велосипед, а потом вернуться во двор. К этому времени Бродяги уже наверняка соберутся у Камня, и вот она, гордая и счастливая, грациозно въезжает во двор…

– О-ля-ля!

В велосипеде Петьке нравилось всё: и тихое шуршанье упругих, не очень больших колёс, и изогнутая линия рамы, и педали, и звонок, и имя – «Аист».

– Аистёнок мой…

С улицы Декабристов Петька свернула в парк. Там после ночного дождя стояли глубокие лужи. Подняв ноги, Петька врезалась с разгона в их коричневую воду.

– У-ух!

После лужи от колёс на асфальте оставался ровный след рубчиков. И это тоже нравилось Петьке.

– Вперёд! – скомандовала Петька и с бешеной скоростью закрутила педали. Дорожки парка, ворота, Центральная площадь, улица Северная, Часовая, Чайная площадь, школа, переулок без названия, мосток через ручей. Нет, Петька не просто гоняет на велосипеде. Она многое видит. Вот воробьи подрались из-за крошки. Вот коричневый лист оторвался от ветки тополя, но это не осенний лист, просто его высушило жаркое солнце; вот золотой луч скользнул по консервной банке и солнечный зайчик заплясал на заборе. Промчались мимо незнакомые мальчишки на велосипедах, потренькали Петьке звонками: не зевай на дорогах. Одноклассница Юлька помахала рукой из своего окна.

У моста Петька встретила тётю Катю с Марьяшкой.

– Тётя Катя! Здравствуйте! Привет, Марьяшка! – соскочила Петька с велосипеда.

– Здравствуй, Лиза. Марина, что же ты не поздороваешься?

– Здравствуй, – тихо, как мама, улыбнулась Марьяшка.

Тётя Катя была очень красивой. Петьке она казалась самой красивой женщиной на свете после мамы. Она была высокая, худенькая и стройная, как девочка. Руки с длинными пальцами делали только плавные движения, а ходила она так, будто под ногами не было земли. Густые белокурые волосы тётя Катя всегда носила распущенными, и они развевались на ветру, как крылья. А глаза у тёти Кати были прохладные, серо-зелёные, большие и всегда грустные. Такие же глаза с пушистыми чёрными ресницами были и у Марьяшки, и у Олега.

– А мне велосипед подарили, – похвасталась Петька и дунула в Марьяшкины волосы. Светлые, лёгкие, пушистые, как у брата, они поднялись и медленно опустились. Марьяшка засмеялась от щекотки.

– Хочешь, прокачу! – предложила Петька.

– Нет, нет, Лиза, мы торопимся, в другой раз. Ты приходи к нам в гости.

Петька кивнула обрадованно: если тётя Катя приглашает, значит, дома у них все в порядке и дядя Миша не пьёт.

– Передавай привет нашим! – крикнула тётя Катя вслед уезжающей Петьке.

– Пока! – замахала рукой Марьяшка.

Опять замелькали, заплясали деревья, дома, заборы, светофоры, вот опять лужа… Петька резко затормозила: в луже отражались купола и кресты городской церкви. Не то чтобы Петька была очень верующей. Её, конечно, крестили в детстве, и она твёрдо знала, что Бог всё-таки есть, она любила Рождество и Пасху, но после крещения в церкви не была ни разу, обрядов не соблюдала и даже крестик не носила, потому что боялась потерять. А велосипед перед лужей остановила просто оттого, что стало жалко изображения – красиво. Постояла, посмотрела в лужу, потом на всамделишные купола. Церковь стояла на пригорке перед пустырём, и поэтому за ней было только синее небо. Петька слышала от взрослых, что отец Алексий хлопочет, чтобы на месте пустыря заложили сад…

Петька пригляделась. Вот это да! Из ворот церкви выбежал Морюшкин. Бежит, подпрыгивает, в шортах и яркой майке, беззаботный и радостный.

– Ну и ну… Эй, Морюшкин!

Морюшкин резко затормозил (чуть искры сандалиями из асфальта не выбил), заозирался, увидел Петьку, смущённо улыбнулся и подошёл.

– Привет, Морюшкин.

– Привет…

– Ты откуда такой… праздничный? – спросила Петька.

Морюшкин неловко кивнул на церковь – оттуда, мол.

– Ничего себе, – удивилась Петька.

– А чего ты в таком виде неподобающем?

– Я в подобающем, – улыбнулся Морюшкин. – Я же не на службу. И вообще не к Богу, я к папе ходил.

– А… А он у тебя где?

– Папа? В церкви. Он работает батюшкой. Отец Алексий.

– Отец Алексий твой папа?! – выдохнула Петька. Отца Алексия, который восстановил в городе церковь, художника и проповедника, знали все. Говорили, что он настоящий батюшка. – Врёшь!

– Да не вру я, – снова улыбнулся Морюшкин, – почему вру-то?

– А потому что… почему я тогда никогда во дворе его не видела?

– Ну, они же не живут с мамой. Мама развелась с ним, когда он сан принял. Сказала, что всё это дурь, а она быть попадьёй не желает.

«Вот дура!» – подумала Петька, а вслух сказала:

– Ты не расстраивайся…

Морюшкин снова заулыбался:

– Да я не расстраиваюсь. Я же все равно к нему каждый день хожу сюда. И ночую иногда у него.

– Это не то…

– Не то. Но всё-таки лучше. Он сначала совсем уезжать хотел. Я его насилу уговорил остаться.

– А как?

– Ревел беспробудно день и ночь, – бесхитростно признался Морюшкин. Он протянул руку к рулю велосипеда, погладил и сказал, как про собаку:

– Какой у тебя велосипед хороший…

– Ага, – выдохнула счастливая Петька. – Сегодня подарили.

– Здорово. Ладно, я пойду, Петь. Пока.

– Пока, – Петька вскочила в седло и крикнула уже на ходу: – Морюшкин! А как тебя зовут?

– Виталик…

– Виталик… Хочешь, прокачу?

Виталик Морюшкин сдержанно кивнул, но его зелёные и большие, как блюдца, глаза засветились.

– Садись, – кивнула Петька на багажник.

Виталик взобрался на багажник, раскинув тощие незагорелые ноги.

– Поехали!

Вихляя передним колесом от тяжести, Петька с Морюшкиным доехали до своего двора и там распрощались.

А в это время Ирина вздохнула и сказала:

– Ну, теперь мы Петьку совсем видеть не будем…

– Кого-кого? – сделал страшные глаза Иван.

А бабушка разразилась хохотом:

– Ого! Придётся Сергею Арсеньевичу теперь и с тобой бороться!

– Кажется, дворовая Веткина кличка проникла в дом, – подвела итог мама. – Это опасно.

– Это неизлечимый вирус! – почему-то развеселился Иван. – Вот увидите!

– 5 —

После встречи с Морюшкиным Петькино ликование перешло в тихую ласковую радость. Она вдохнула жаркого летнего воздуха, с шумом выдохнула и закрутила педали. Проезжая мимо Лаврового переулка, Петька подумала, что неплохо было бы заглянуть к Деньку, узнать, есть ли у него велосипед. Но, вспомнив утреннюю встречу с Лёшкой, остановилась в нерешительности. Заехать? А вдруг и Денёк решит, что она в него влюбилась? Что она за ним бегает? Петька фыркнула. Но не заехать – совсем глупо. Почему это она должна раздружиться с Деньком из-за какого-то Лёшки? Петька вздохнула. «Как будто человек в одиннадцать лет влюбиться не может…» – вспомнила она. Нет, почему же… может, наверное. Но сама Петька никогда ни о чём таком не думала. Ей было скучно без Денька, и она бежала в Лавровый переулок; ей было с ним интересно, и она тащила его в Хижину. А любовь… Это что-то совсем другое. В книжках и кино от любви всегда страдают, ночами не спят, подвиги совершают и слёзы льют. Петька не страдала. Наоборот – она была очень рада, просто счастлива, что подружилась с Деньком. И никакая Лёшкина любовь тут ни при чём. И не раздумывая больше, Петька на скорости свернула в Лавровый переулок.

В окне Денькиного дома она увидела пухлогубого толстощёкого карапуза.

– Эй! – крикнула Петька. – Ты кто?

– Я – Алтём!

Петька рассмеялась и передразнила:

– Алтём, а Алтём, Денёк дома?

Карапуз обиженно надулся и скрылся. Через минуту он появился в окне вместе с Деньком и сказал отчётливо:

– Он мой бр-рат!

– Ух ты! – весело удивилась Петька.

– Привет, Денёк!

– Привет. Какая машина… Твой?

– Ага! А у тебя есть?

– Велосипед? У нас с братом один на двоих. Я сейчас.

Денёк исчез в окне.

– Алтём, а Алтём! – опять подразнила Петька карапуза. Тот погрозил ей кулачком и скрылся. Когда Денёк вышел из ворот, держа за руль изящный узкоколёсный «Салют», Петька спросила:

– Твоему братишке сколько лет?

– Которому? – рассмеялся Денёк, у которого было три брата и две сестры.

– Артёму? Четыре на днях исполнилось. А что?

– Он специально своё имя не выговаривает?

– Да нет! У него звук «р» почему-то только в слове «брат» получается. Прямо наказание какое-то! Мама с ним бьётся, бьётся…

– Ничего, получится.

– Конечно. Поехали?

Они оседлали велосипеды.

– Умеешь без рук? – спросил Денёк лукаво и отпустил руль.

– Ух ты! Нет, у меня не получится, – самокритично ответила Петька.

– Ерунда, получится! Дай руку. Не бойся.

Петька протянула ему одну руку, другой понадёжней вцепившись в руль.

– Отпускай вторую!

– Нет!

– Отпускай! Я же тебя держу.

– Я боюсь! У меня нет чувства равновесия!

– Всё у тебя есть… Столб! – крикнул Денёк, выпустил Петькину руку и вильнул в сторону. Ещё бы секунда, и их сомкнутые ладошки врезались в телеграфный столб.

– Фу-ух! – выдохнула Петька, остановив велосипед.

Денёк протянул Петьке руку ладошкой кверху и сказал серьёзно:

– Две дороги…

– Что? – не поняла Петька.

– Две дороги – один путь. Ты разве не знаешь? – удивился Денёк.

– Н-нет. А что? Какие дороги?

– Ну… Это примета такая. Мы ехали вместе, а потом из-за столба разъехались. И столб – между нами, ну вроде как разъединил. И чтобы не поссориться, надо руки сцепить и сказать: «Две дороги – один путь». Это, понимаешь…

– Нет! Не объясняй! – запротестовала Петька. – Я поняла…

В ней тревожно, как сигнал горна, отозвалась эта фраза: «Две дороги – один путь». И не хотелось, чтобы Денёк каким-нибудь неточным словом спугнул чувство небывалого простора, которое вдруг распахнулось в Петькиной душе.

– Я поняла, – прошептала она, опустив голову. Повторила про себя таинственное заклинание против случайной ссоры и протянула другу руку: – Один путь?

Денёк серьёзно кивнул.

Потом Петька научит так говорить весь двор и всю школу. А вскоре разнесётся эта примета по всему городу, и то и дело будет то тут, то там раздаваться: «Две дороги – один путь». И каждый раз Петька будет вспоминать этот день.

Петька и Денёк играли в город, где все ездят только на лошадях, где нет ни машин, ни автобусов, ни трамваев, зато в каждом доме найдётся конюшня. Лошадей здесь не выращивают, не покупают и не продают. Они сами приходят из далёкого леса: молодые, сильные, с влажными кроткими глазами. Дворы школ превратились в стоянки для путешественников. Там можно было отдохнуть, перекусить, накормить своего коня и выкупать его (несмотря на каникулы, мойки для обуви работали почти у всех школ). Расплачивались друзья с воображаемыми хозяевами стоянок самой ходовой валютой – гладкими листьями подорожника. Раз в месяц в этом Городе Лошадей устраивались соревнования, а тренировки проходили на ипподроме – футбольном поле Центрального стадиона.

Петька и Денёк так заигрались, что забыли и про Бродяг, и про встречу у Егора. И не вспомнили бы, если бы не встретили его самого.

– О! Конная дивизия! Привет! – поприветствовал их Егор.

– Ой, Егор, здравствуй!

– Вы не забыли, что сегодня у нашего дома День Рождения и мы ждём вас в гости?

Петька прикусила губу, она-то как раз забыла. Но Денёк сказал:

– Конечно, мы помним. Мы даже с подарком придём.

– О! – многозначительно улыбнулся Егор. – Ну, до вечера!

Они попрощались, и Петька спросила:

– Ты про какой подарок, у нас ведь ничего нет!

Денёк замялся и сказал смущенно:

– Ну, я кое-что приготовил… Макет мы уже не успеем сделать, но я его нарисовал.

– Дом?! Здорово!

– Ну… не знаю, как получилось.

– Покажи! – потребовала Петька.

– Так он дома!

– Тогда поехали!

– Нет, давай сначала в Хижину. За рисунком-то успеется.

Петька согласилась и поднажала на педали. Денёк ездил быстро.