Текст книги "Желтый бриллиант (СИ)"

Автор книги: Тамара Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Василий очень сильно переживал развод. Он скандалил с родителями, бил посуду, нецензурно бранился и орал на весь подъезд. Лида жила с «неадекватной» мамой, в запущенной грязной «двушке», в отдаленном, глухом районе города. Сначала Василия и Николая Александровича не пускали к Артемке. Потом дедушка и бабушка, пригрозив полицией, стали привозить Артемку в Коньково. Ребенок был не ухожен, на нежной детской коже – сыпь, от него плохо пахло. Вместо красивой одежды, которую покупала Таня, привозили из-за границы Василий и дедушка Коля, Артемка был одет в непонятные обноски. Таня была на грани нервного срыва, Василий и того хуже. И только Николай Александрович удерживал семью. Василий жил один в своей новой квартире. Нет, он не стал пить, он никогда не курил, но он стал водить девочек, периодически знакомил их с родителями, иногда привозил в Соколики. Это была очень опасная форма протеста.

Как-то вечером, в субботу, Василий и Татьяна Петровна спускались вместе на лифте. Василий поиграл с сыном и ехал домой, к девочкам, Таня шла в магазин. На пятом этаже в лифт вошли родители Витальки. Оба шикарно выглядели. Отец Витальки протянул Васе руку.

– Как жизнь, нефтяник! Хочешь ко мне в Компанию, на место, которое я берег для Виталия?

Мать Витальки гордо добавила:

– А мы, вот, квартиру продали. Очень выгодно!

Лифт приехал, все вышли на улицу. Отец Витальки опять повторил вопрос:

– Так что, идешь? Большие деньги дам.

Вася посмотрел на эту сытую морду, пытаясь заглянуть в глаза. Вместо глаз он обнаружил узенькие щелочки с колючей проволокой вместо ресниц. Василий громко, смачно выругался, еще раз все повторил. Нет, он не предал друга детства! Таня держала сына за край куртки. Мать Витальки громко визжала:

– Хулиган! Где милиция!

Отец Витальки зло посмотрел на Василия и прошипел:

– Ты еще об этом пожалеешь, нефтяник.

Через месяц Василия под нелепым, незаконным предлогом уволили с работы. Дорога в нефтяной бизнес для Василия Большакова была закрыта.

Василий сидел без работы. Сначала он воспринял все как недоразумение. Разослал десятки своего блестящего резюме во все профильные структуры, с ним даже не хотели встречаться. В паре случаев, после положительного собеседования, службы безопасности заворачивали кандидатуру Василия Большакова под нелепыми предлогами, вплоть до «частых выездов за границу». Василий начал серьезно срываться. Молодая активная психика не выдерживала такой несправедливости. Личных денег не было.

Таня под разными предлогами подкармливала сына, подсовывала ему деньги, пытаясь при этом щадить его самолюбие. Николай «поднял» все свои связи. Василию предлагали разные варианты, в основном мелких клерков, «офисного планктона». Но молодой человек, ощутивший на себе порывы ледяного северного ветра, смешанные с запахом нефти, адреналин от работы на плавучей нефтяной платформе, уже не мог сидеть в душном офисе. Через неделю он начинал ругаться с начальством, через две недели – его увольняли. Николай Александрович снова и снова хлопотал за сына. Один из чиновников Минэнерго предложил Василию неплохую, по мнению Николая, работу. Василий, «не глядя», отказался. Чиновник по телефону извинялся перед известным ученым. Между прочим, он заметил:

– Сынок-то, еще молодой, определится. Вам стоит подумать о себе, «там» разные слухи ходят.

Николай Александрович даже не понял, что имеет в виду чиновник.

У Василия – очередная неприятность. Окончательно развалилась машина. В его крепких руках «Тойота Королла» не выдержала испытания. Василий ездил быстро, резко, опасно. Все бока машины были во вмятинах и царапинах, трещина на заднем бампере замотана скотчем. Систему технического обслуживания он принципиально игнорировал. Мыл машину редко. Разве что, на даче, на солнышке мог целый час поливать из шланга, как яблоню.

Сердобольная Таня уговорила мужа отдать «Вольво» Василию, а ему купить новый «Мерседес М L». Оставленные мамой драгоценности с удивлением и восхищением дорого купил известный антиквар. Васька обрадовался, тачка крепкая, на ней можно таксовать и неплохо зарабатывать. Но прогноз не оправдался. Расходы на эксплуатацию и бензин превышали доходы. Езда по забитому пробками городу с пассажиром изводила Ваську до предела.

Июль. Редкая для Москвы и Подмосковья жара. Николай Александрович в саду играет с внуком в футбол. Артемка забивает гол и поднимает детские пухлые ручки к небу. Ребенок удивительно похож на своего отца, а еще больше – на деда. На столике под яблоней «запрыгал» телефон. Звонили из Министерства образования. Незнакомый женский голос коротко проинформировал:

– Завтра, к 11-00, на прием к заместителю министра по кадрам.

Таня успокоила:

– Это по поводу назначения первого проректора. Ты, Колька, все переживал, что назначат без твоего согласия.

В 11-00 ректор Большаков вошел в кабинет чиновника. Его поразила роскошь отделки кабинета, изобилие кожаной мебели, дорогие картины на стенах. Николай вспомнил свой ректорский кабинет. Там все осталось так, как было при академике. Поменяли только кресло, по причине его полной непригодности. Ректору Большакову было жалко тратить институтские деньги на ненужную, с его точки зрения, мебель. Университет нуждался…. Да в чем он только не нуждался!

Заместитель министра, не поднимая головы, буркнул себе под нос приветствие и протянул лист бумаги. Выдающийся ученый в области ядерной и теоретической физики, член-корреспондент Российской академии наук, почетный Академик Сорбонны и так далее,.. стоял перед безымянным чиновником, как школьник-двоечник у доски. А он и был – двоечник. Он не захотел подчиняться воле министра, новой реформе, одобренной и поддержанной Администрацией Президента. Николай Александрович, стоя, прочитал приказ об освобождении от должности ректора «в связи с низким профессионализмом и неэтичным поведением». Большаков назначался заведующим кафедрой теоретической физики. Круг замкнулся. Николай вернулся туда, откуда он начал свой стремительный взлет в науку.

– Приказ уже в Университете, – пробурчал чиновник. – Вы свободны.

Николай Александрович сел в машину, долго смотрел на панель управления и никак не мог сообразить, как она заводится. Наконец, поехал. Позвонила Юшка:

– Ну как, приличный проректор?

– Лучше не бывает.

– Колька, представляешь, Артемушка…

Николай разъединил связь. Первый раз за все годы их совместной жизни Таня вызвала у него сильное раздражение. Николай ехал в Университет, освободить кабинет, забрать свои книги, документы, компакт-диски. Полномочия у него уже забрали. Он думал о Тане. Конечно, она его не понимает, ей все в жизни досталось легко. Николай забыл, как «достался» ребенок. Она, дочка генерала и внучка генерала, жила в хоромах, ложками ела икру (далась же всем эта икра!). А он, Колька, все сам. Николай прокручивал в голове свою жизнь.

Кабинет ректора обрел нового обитателя. Им стал заведующий кафедрой прикладной механики Физико-технического университета доктор технических наук. На докторскую защиту он вышел с одной безликой, явно скомпилированной монографией и десятком статей в журналах уровня «Юный техник». Новоиспеченный ректор тактично «пошел пить кофе», пока профессор Большаков освобождал кабинет. Он был небольшого роста, толстенький, с ранней лысиной и розовыми щеками. В глаза сразу бросились тонкие истеричные губы. Ректор говорил высоким голосом, а когда волновался, срывался на фальцет.

Николай остался один в своем новом кабинете. Здесь ничего не изменилось, даже кипятильник уцелел. Он вспомнил, как они с Таней пили чай, как она грызла «Глаголики» и что-то рассказывала, сверкая изумрудами глаз.

Теперь от бесконечных слез и переживаний за сына и внука глаза у Тани перестали блестеть, цвет глаз почти всегда был одинаково серым. Николай потряс головой. Да нет же, он любит Юшку, только это – другая любовь. Они оба сильно устали. Ее счастливое детство ни в чем не виновато.

К вечеру Николай Александрович, с трудом, постояв в пробках, добрался до Соколиков. Таня купала Артемку, из-за жары ребенок целый день капризничал, плохо кушал. Таня еле стояла на ногах. Когда она увидела Кольку, она инстинктивно сильно прижала к себе ребенка, что бы ни уронить, и села на табуретку. Конечно, она все поняла. Николай тихонечко вынул Артемку из рук бабушки, закутал в смешной махровый халат с капюшоном-лягушкой и пошел укладывать спать.

Таня и Николай долго сидели в саду, в темноте. Яркая луна только подсвечивала их лица холодным белым светом, предвестником беды. Васька давно не появлялся в «Соколиках», телефон отключил. В последнее время он не разговаривал с родителями, не пускал их в свою жизнь. Он ожесточился. Когда узнал об отставке отца, нагло ухмыльнулся:

– Давно пора. Будешь знать – как оно, без работы.

Васька жил то в Соколиках, то у своей новой подружки Анечки, в уютном подмосковном городе Загорянске, относительно недалеко от Соколиков.

Анечка была моложе Василия, недавно окончила Московский областной медицинский институт. Уже несколько лет, еще с четвертого курса института, она работала врачом в детском отделении городской больницы Загорянска. Анечка стала чаще появляться в Соколиках, не боясь пересечься с родителями Васи. Когда Аня рассказывала Татьяне Петровне о больных детишках, во всех подробностях пересказывала «истории болезней», Таня в интонациях ее голоса узнавала маму, она отворачивала лицо, чтобы молодая, еще мало знакомая девушка не обременяла себя воспоминаниями чужой семьи. Анечка давала надежду. Только она могла сдержать бешеный гнев Василия. Анечка подружилась с Артемкой, они вместе весело играли в футбол или катались на велосипедах.

Осенью Лида забрала Артемку. Она вышла замуж и переехала в другую квартиру. Она старалась быть хорошей женой и хорошей матерью. Лида любила своего сына, но она еще не научилась любить в целом, душа ее продолжала спать. На выходные Артемку, немытого и неряшливого, забирали дедушка и бабушка. Иногда приезжал Василий: «Пообщаться с ребенком». Общение заканчивалось скандалом с родителями. Тане казалось, что она сойдет с ума.

Николай Александрович Большаков 1 сентября вышел на «новую работу». Предыдущий заведующий кафедрой, его ученик, был назначен первым проректором. Профессор Большаков в рамках своих должностных обязанностей читал лекции, вел спецкурс, готовил аспирантов. На лекцию он приносил цифровой видеопроектор, подключал его к компьютеру. В микрофон, не глядя на аудиторию, он бубнил один и тот же, давно заученный текст. Студенты разгуливали по аудитории, вечно что-то жевали. На последнем ряду большой аудитории сидели парочки и откровенно целовались, как в кинотеатре.

Два месяца в году он читал лекции в Сорбонне. Но Париж не радовал профессора Большакова. Мадам Жако превратилась в сгорбленную старушку. Седые короткие букольки отсвечивают нежно голубым цветом. В сухой узкой руке с алым маникюром – толстая клюшка из вишневого дерева с золотым набалдашником в виде головы льва. Мадам Жако уговаривает Николя перебраться в Париж. К этому есть все условия, она «много» поможет. Николя беспомощно улыбается и разводит руками. Он возвращается в Москву, но не к жене, сыну и внуку, а так, по привычке, по инерции прожитых лет.

Николай глубоко уверен, Таня все-таки не понимает его. Она считает, и ссылается на мировой опыт – десять лет работы на одном месте в статусе чиновника, это – запредельный срок. Она не понимает, что Николай, никогда не был чиновником. Он был руководителем, вдохновителем, отцом, кем угодно, но только не чиновником. Таня считает, что все очень удачно сложилось, у него кафедра, теперь он полностью посвятит себя науке. О ремонте в Спорткомплексе и меню в студенческой столовой пусть думают другие. Таня не понимает, что Университет ждет крах. Одна ее фраза: «незаменимых людей нет» – убила в Николае всю любовь к этой женщине. Он перестал обсуждать с ней свои проблемы, больше ничего не рассказывал и не доказывал. Их соединяла кухня, Артемка, Соколики и бессмысленная и жестокая грубость сына.

Николай Большаков оставался ученым. В его голове рождались мысли и идеи, которые обгоняли время. Некоторые публикации потрясали европейское научное сообщество.

Российская профессура относилась к опальному физику более сдержанно. Николай подготовил монографию на основе статей, опубликованных за последний год. Ректор полистал электронный вариант и распорядился издать монографию в виде «Справочного пособия для студентов» ограниченным тиражом. Учитывая «военно-стратегическую направленность», электронная версия издания не допускалась. На календаре – конец февраля 2009 года.

После скучного, бессмысленного рабочего дня Николай Александрович, как правило, заезжал в один и тот же бильярдный клуб. Клуб находился на территории огромного торгового центра, на полпути между работой и домом. Клуб имел собственную охраняемую автомобильную стоянку и небольшой ресторанчик – только для посетителей клуба. Домой он не спешил, даже если Лида на пару дней привозила Артемку.

Профессор Большаков оказался слабым звеном в цепи жизненных событий, и расплата не замедлила себя ждать.

ЛУЖА

Психика мужчины, в отличие от женской психики, имеет «накопительный» характер. Жизненные неудачи, обиды детства или наоборот, устойчивое везение или постоянный успех деформируют сознание мужчины. Все многообразие жизненных обстоятельств, коллизий судьбы складывается в его сознании как в старом чемодане и превращается в одну навязчивую идею. Эта идея подчиняет себе всю жизнь мужчины, искажает его восприятие окружающего мира. Она способна довести до беды, погубить его самого и близких ему людей.

Женщину спасают слезы и природный инстинкт материнства. Обыкновенная стандартная, то есть нормальная женщина не способна к «накопительству». Все накопленное тут же размывается слезами, двойка за диктант у сына-школьника затмевает «своим трагизмом» весь окружающий мир. Женщины эмоционально не способны концентрироваться на «главном», у них постоянно меняется настроение, они уверенно отказываются от того, на что недавно потратили все силы и деньги. Но они никогда не откажутся от своих детей и своей любви.

27 февраля 2009 года, суббота. Год – не високосный, неприятностей не будет. Завтра начнется весна.

Татьяна Петровна с трудом открыла глаза. Сильно болела голова. Почему она спала не в спальне? Вроде, она не болеет, тогда, почему раскалывается голова? С трудом приподнявшись, она посмотрела не часы, они показывали 14:28. «Где Колька?» Она все вспомнила, резко встала с дивана, телефон рядом, на журнальном столе. Она взяла телефон, дрожащей рукой нажала кнопку вызова. Ответ был тот же, что и вчера. Она опять позвонила в «Справочную о несчастных случаях», ответ был тот же. Она позвонила Василию. Сын и Анечка были в «Соколиках», но отца там не было. Василий ехидно засмеялся.

– Загулял наш профессор!

Татьяна Петровна не стала разговаривать с сыном. Она накинула халат, пошатываясь, пошла на кухню. Чипсик, ворчливо погавкивал: «Пора обедать, а он еще не завтракал, с утра – не гуляли, а теперь – убирайте. Сами виноваты». Татьяна Петровна учла и исправила все замечания Чипсика. Приготовила себе кофе, но пить не хотелось. В предположение сына умом она не верила. Но интуиция ей подсказывала, сын прав. Тем не менее, она с раздражением отвергла его шуточки. Этот наглец просто издевается над матерью, он не понимает, как ей больно.

Она вспомнила, как не верила в начало их с Колькой любви. Но любовь была, она есть и сейчас. Тогда – что? Думать не было сил. Неизвестность – это самое страшное. Она съедает разум и душу.

Через силу проглотив кофе, Татьяна Петровна вышла на лестницу, закурила. Вернулась в квартиру, обошла все комнаты. В спальне над большим комодом висело огромное зеркало в деревянной раме. На комоде стояли флакончики духов, пудра, прочее и прочее, что делает женщину более привлекательной. Среди вещиц – чешская хрустальная вазочка, привезенная Таней из квартиры на Белорусской. Таня вспомнила маму. Тогда, в Саратове, тетя Глаша дала ей малиновой наливки. «Выпей, полегче станет», – откуда-то издали прозвучал ее голос.

Татьяна Петровна достала из стенного шкафа первую попавшуюся бутылку – шотландское виски 18-летней выдержки, 1,5 л. Бутылок было много, целый шкаф. Почему люди в знак благодарности несут алкоголь, причем, очень дорогой? Если выпить все, что стоит в этом и других шкафах, семья давно бы вымерла.

Татьяна Петровна налила в стакан для виски неприятно пахнущий напиток. Выпила. Ничего не произошло. Она налила еще и опять выпила. Ничего. Около миски для воды заворчал Чипсик, миска была пустая. Она нагнулась, чтобы взять серенькую в собачки керамическую посудину. Мисочка почему-то отплывала, Татьяна Петровна попыталась ее поймать. Наконец, мисочка в руках. Пока она вставала в вертикальное положение, мисочка выпала из рук и разбилась. Татьяна Петровна стала руками собирать осколки, порезала палец, сильно потекла кровь. Ящик с лекарствами, бинтами, пластырем стоял на верхней полке стенного шкафа. Кровь не останавливалась. Встроенный в бетонную нишу между стенами шкаф шатался из стороны в сторону, он мог запросто упасть на свою хозяйку. Она подержала палец под холодной водой, залепила рану бумажными салфетками, кровь утихла. Воду для Чипсика она налила в салатник из дорогого маминого обеденного сервиза. Она решила выпить еще виски, чтобы мебель перестала кружиться вместе с потолком и окном кухни. Полный стакан для виски вмещает в себя 200 граммов очень крепкого напитка, а два стакана – 400 граммов.

Татьяна Петровна пошла курить. Холл и лестница кружились, как и кухня: «Землетрясение какое-то», – подумала абсолютно пьяная Татьяна Петровна. Она села на пуфик, стоять было невозможно, дом раскручивался все быстрее. Одна, две, три сигареты. Захотелось спать, дом вроде приутих. В коридоре почти натолкнулась на соседку, но успела проскочить.

Соседи, семья Акопян, занимали сразу две квартиры. Ануш, добрая полная армянка, вела домашнее хозяйство, встречала бесконечных гостей, знала все тонкости армянской кухни. Ее муж, Арам Акопян, «хозяин квартир», владел несколькими рынками и большим супермаркетом в их микрорайоне. Два взрослых сына помогали отцу, но жили отдельно. Сердце радовал Артурчик, самый младший сын, красивый, воспитанный в восточных традициях, учтивый и вежливый подросток.

Удачно пробравшись в собственную квартиру, Татьяна Петровна на всякий случай позвонила Кольке. Она не ошиблась, телефон выдал отрицательный результат. Колька не отвечал. С удивлением она обнаружила, что уже половина десятого ночи. Пора спать, но спать не хотелось. На кухне еще полбутылки «пакостного напитка». Таня нашла в холодильнике большое зеленое яблоко, стала очищать грубую шкурку, опять порезала палец, но крови не заметила. Ей было уже не больно. Она нарезала яблоко небольшими дольками. Белая мякоть яблока быстро впитывала кровь. Под яблоки пить было легче. Она курила на кухне, пепел стряхивала в салатницу. В их доме никогда не было пепельниц. Сигареты закончились. Татьяна Петровна громко сказала себе: «А у меня в косметичке еще целая пачка!»

Она попыталась встать, косметичка была далеко, в сумке, а сумка в холле на тумбочке. Таня возмущенно заговорила сама с собой, язык заплетался, она начала отвратительно икать:

– З, ачем, й-а купила такую б,ольшую к,вартиру? А, где К,оль-ка? «Слинял», мерзавец! Интер,есно, куда?

На одно мгновение Татьяна Петровна протрезвела. Последний вопрос впился ножом в сердце, стало трудно дышать. Она хотела положить голову на стол, но не рассчитала и сильно ударилась лбом. Боковым зрением она увидела бутылку, приподняла голову и из горлышка сделала несколько больших глотков и сразу забыла про Кольку. Глядя на почти пустую бутылку, Татьяна Петровна подумала: «Ведь помогает, зараза. Надо достать сигареты!»

Она, хватаясь за мебель, стены, с большим трудом добралась до косметички. Молния на маленькой сумочке не открывалась, она сунула ее в карман халата и побрела обратно на кухню. Кухонными ножницами разрезала сумочку, стеганый шелк легко поддался. Из огромной дыры выскользнула пудреница и упала на пол из керамической плитки. Это была французская пластмассовая пудреница. Осколки темно-синей коробочки разлетелись по всей кухне. Таня равнодушно посмотрела на осколки зеркала и подумала: «Так беда-то давно уже пришла. Надо подмести, а то Чипсик, лапку обрежет». Она достала из изуродованной косметички новую пачку сигарет, расковыряла сигаретную коробку ножницами. Закурила. В глазах поплыли круги, но она через силу докурила сигарету. Попыталась засунуть окурок в салатницу, но никак не могла попасть окурком в широкую миску. Окурок затушила, размазав его пальцами по столу. Глотнула еще виски. «Пора спать», – решала Татьяна Петровна. Встать с диванчика она не смогла, а спать на маленьком, «на две персоны», кожаном диванчике совсем неудобно. Надо ползти. Она слезла на пол, «по дороге» полой халата замела осколки пудреницы под диванчик и поползла в комнату. Не раздеваясь, при свете яркой люстры она пыталась залезть на диван, два раза совсем не больно скатилась на пол. Наконец, улеглась, даже сумела накрыться одеялом.

Ночью она встала в туалет, по дороге налетела на дубовую арку, визуально оформляющую холл, больно стукнула колено, до туалета дойти не успела.

Окончательно Татьяна Петровна проснулась далеко за полдень. Было воскресенье, 1 марта. В окно, выходящее на запад, светило яркое весеннее солнце. В комнате и на кухне горел свет. Отвратительный запах перегара, окурков, отходов жизнедеятельности Чипсика стоял во всей квартире. Татьяна Петровна встала на ноги, неуверенно дошла до ванной комнаты.

Она очень долго стояла под душем. Прокуренный халат засунула в стиральную машину, везде все убрала, надела домашние джинсы и светлую просторную блузку. Выпила стакан воды с шипучей таблеткой аспирина и стала готовить себе завтрак. Она не ела почти двое суток, не считая выпитой бутылки виски. Когда она домывала посуду, щелкнул замок на входной двери. Конечно, это Колька! Как хорошо, что она все успела убрать. Вчера – это срыв психики, надо срочно лечить нервы.

Она, как прежде, влетела в прихожую. Спиной к входной двери стоял Колька. Рядом с ним молодая вульгарная женщина в короткой юбке, меховом полушубке, в дешевых сапогах на очень высоком каблуке. Малиновая помада на губах, под сильно накрашенными ресницами – карие, довольно большие глаза. Светлые пышные волосы, почти до середины спины, могли быть очень красивыми, если бы не съехали набок. Под париком виднелась короткая стрижка из темных, почти черных волос. Николай молчал. Женщина с легким южно-русским акцентом тихо сказала:

– Ну же, Колюха, давай!

Николай оттолкнул женщину в сторону, снял дубленку, бросил на пол. И подошел к Тане на «расстояние поцелуя». Таня окаменела. Неожиданно Николай схватил Таню за блузку, с силой потянул на себя. Блузка затрещала, тогда Николай вцепился ей в волосы на затылке, пригнул голову, почти до колен и потащил на кухню. Он швырнул жену на кухонный стол, она больно стукнулась лбом об край тяжелой дубовой столешницы. Из раны потекла кровь. Когда Николай увидел кровь, его глаза вспыхнули, как у бешеного зверя. Он стал бить Таню ногами. Она присела, пытаясь спрятаться под столом. Николай продолжал бить, не давая Тане укрыться под столом. Он промахнулся, и со всей силой стукнул ногой по массивной ножке стола, запрыгал на одной ноге и громко выругался.

Таня, скрючившись, сидела под столом.

Николай, видимо, устал. Он сел на диванчик, увидел бутылку виски, удивленно поднял брови и из горла допил содержимое. На столе лежал Танин мобильник. Николай схватил телефон, с силой бросил на пол. Он не поленился встать с диванчика. С яростью он топтал грубыми подошвами зимних ботинок хрупкую пластмассовую коробочку. Передохнув, он начал говорить. «Голос совсем чужой, или это такой резонанс под столом», – подумала Таня.

– Я ухожу от тебя навсегда, – начал Николай. – Теперь у меня есть настоящая женщина, которая меня любит и понимает. Я счастлив так, как не был никогда в жизни.

Тане казалось, что голос искусственный, смоделированный при помощи компьютера.

Николай продолжал:

– Я подам на развод, все имущество, квартиры и машины останутся мне. Тебя отселю подальше, за 101-й километр, чтобы на нервы не действовала и дорогу в Москву забыла. А сынок твой пусть хоть копейку сам заработает. Его машина и квартира оформлены на меня. Сами просили.

Николай встал, пару раз пихнул Таню ногами, насколько мог достать. Она под столом попятилась к стене, ударилась затылком о щит, закрывающий батарею. Таня потеряла сознание.

Женщина с южно-русским акцентом достала мобильник и тихо кому-то сказала:

– Готово, поднимайтесь.

Двое мужчин с большими дорожными сумками вошли в квартиру. У Николая в кабинете был небольшой сейф, замаскированный под соломенный сундук. Сейф был тоненький, открывался отверткой. Скорее – дань моде, очередная Танина бредовая идея. Николай переложил в портфель все бумаги, свидетельства о собственности на обе квартиры, документы на машины, свои и Юшкины банковские счета. Женщина с южно-русским акцентом ласково спросила:

– Милый, ты не забыл «свидетельство о браке». Без него вас не разведут.

Николай поцеловал ей руку.

– Лола, любимая, это первое, что я взял.

Он протянул Лоле «свидетельство». Она его спрятала в самое надежное место, в лифчик. Незнакомые мужчины ловко опустошали шкафы. Брали все подряд. В комоде нашли шкатулку с недорогими, на их взгляд, украшениями. Даже решили, что, это – бижутерия, но на всякий случай взяли. Оказалось, от Картье и еще кого-то там. Нотариус, когда увидел, весь затрясся. Лола была в восторге от легких норковых шубок и дубленок. Обувь, к сожалению, оказалась очень мала.

Выходили тихо и быстро. Консьержка в воскресенье не дежурила. Камеры видеонаблюдения Нашатырь предварительно забрызгал краской из аэрозольного баллона. Вещи погрузили в «Мерседес М L», за рулем была Лола. Николай спал в углу, на заднем сидении.

Таня очнулась. Ее лицо, видимо, долго и упорно вылизывал Чипсик. Крови на лице не было, зато вся кожа пропиталась липкой собачей слюной. Таня выползла из-под стола, попыталась встать, но не смогла. Голова закружилась, ее стошнило. Видимо, небольшое сотрясение мозга, подумала Татьяна Петровна. Она подползла к кронштейну на стене, где висели посудные полотенца, дернула полотенце вниз. Петелька оторвалась, и полотенце было в руках. До водопроводного крана она дотянуться не могла. Еще одна попытка встать на ноги, закончилась дикой болью в пояснице, как тогда, во время беременности. К счастью, на полу, на пластиковом кружочке, стояла большая бутыль с питьевой водой, которую доставляли по заказу. Татьяна намочила полотенце, хорошенько вытерла лицо, потом собрала всю грязь, чтобы Чипсик не влез. Она попыталась закинуть полотенце в раковину, но промахнулась. Полотенце повисло на краю, на пол стала капать отвратительная жижа. Татьяна Петровна сдернула еще одно полотенце, все вытерла, достала из нижнего ящика кухонной тумбы длинную вилку для барбекю и при помощи вилки засунула грязные полотенца в раковину.

Из нижней тумбы, где в выдвижных корзинах размещались кастрюли, она достала большую миску и кастрюльку, литра на два. В миску до краев накачала воды из кулера и аккуратно, чтобы не расплескать воду, ползком подвинула миску к месту кормления Чипсика. Из красивой керамической собачей банки высыпала в другую мисочку остатки корма.

Обычно Николай Александрович покупал пакеты с кормом для собаки в большом гипермаркете для животных, по дороге с работы. Он очень любил Чипсика, хотя не считал его серьезной собакой. Каждое утро, в любую погоду, он гулял с песиком, терпеливо натягивал на него комбинезоны и ботиночки, возил на прививки. Татьяна Петровна все больше отмывала углы от проказ йорк-терьера, воспитанного по книгам, породистого по документам, но абсолютно бестолкового по жизни. Но любила это чудо природы нежно и преданно.

Устроив Чипсика, Татьяна Петровна поползла дальше, толкая перед собой кастрюлю с водой для себя. Ползти было легко. Пол, собранный из шведской паркетной доски, был гладкий, не скрипел. Кабинет Кольки был открыт, соломенный сундук – разодран, сейф – пуст.

В спальне она обнаружила шкафы с настежь открытыми дверцами. Пустые вешалки болтались на перекладинах. Ящики комода были выдвинуты до предела. Таня догадалась, что и там ничего не осталось, шкатулка с драгоценностями не была исключением. Дорогая французская косметика исчезла вместе с итальянскими небольшими блюдами-подставками в виде листьев водяной лилии. Комнату сына и внука не открывали. В большой комнате тоже не были. Видимо, очень спешили.

Татьяна Петровна доползла до дивана. Она очень устала и хотела спать. Кастрюлю с водой поставила около шкафчиков с бесценным фарфором. Сумела достать с нижней полки коллекционную чашку Императорских фарфоровых заводов Санкт-Петербурга. Это был ее самый любимый фарфор. Аккуратно вычерпывая воду, она выпила почти всю кастрюлю. Залезть на диван она не смогла. Тогда она стянула на пол все постельные принадлежности, даже мягкую перинку, которую она сама сконструировала из большого одеяла, наполненного лоцерилом, аналогом хлопка. После «той» операции на позвоночнике она могла спать только на достаточно мягком натуральном матрасе. Перинка мало помогла, спать на полу было жестко и неудобно. Но искать другие варианты бесполезно, Татьяна Петровна почти не могла шевелиться.

На журнальном столе горел слабый ночник. Таня лежала на боку, гематома на затылке не позволяла лечь на спину. Она размышляла. Она понимала, что теперь не сможет ходить, если вообще останется живой. Из раны на лбу сочилась кровь. Таня положила на лоб маленькую подушечку в белой, в оборочках по краям, наволочке, которую обычно подкладывала под шею. Наволочка постепенно краснела, лоцерил хорошо впитывал влагу.

Ее второй раз в жизни жестоко избили. Сначала – папа, которого Таня очень любила, потом – муж, которого она боготворила. Били практически одинаково, только отец тяжелым, как камень, кулаком, а муж – ногами в ботинках на толстой подошве. Ее не щадили. А говорят, две бомбы в одну воронку не падают!

Папа был собственник, «кулацкий сын», как он себя называл. Таня, его любимая собственность, – ослушалась, не подчинилась воле отца и была наказана. А Николай? Таня задавала себе вопрос: как, почему, Николай ее бросил. Обида за то, что она не так, как ему хотелось, отнеслась к его несправедливой, вопиюще нелогичной, оскорбительной отставке? Ведь она хотела его успокоить, поддержать. Но она не лгала, никогда, ни по какому поводу. Лучше горькая, правда, чем сладкая ложь! И он был такой же, за это они уважали друг друга – за правду в жизни, в мелочах, и в главном. Может быть, она была для Кольки всего лишь собственностью? Привычной, удобной, как старые домашние тапочки? Но тапочки рано или поздно рассыпаются в прах, их приходится менять на новые. А чтобы не было так жалко расставаться, тапочки становятся «виноватыми» тем, что износились, и их наказывают. Он избил ее, чтобы ему не было так больно расставаться. «А как больно мне, его это уже не касается! – думала Таня. – Он „отбил гол“, мяч полетел в другие ворота. Папа тоже „отбивал“ свою самую любимую игрушку – дочку Таню. А если не получилось, сломать, тогда уничтожить. Так сжигают за собой мосты, взрывают города проигравшие в войне».