Текст книги "Потомок древних королей (СИ)"

Автор книги: Тамара Шатохина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 18

Очнулась, как оказалось, через день с ночью. Открыла глаза, улыбнулась, увидев Таруса. Потом улыбка застыла на лице– вспомнилось все. Со страхом спрашивала взглядом – что, как, скольких потеряли? Он покачал головой – лицо уставшее, под карими глазами – темные провалы теней. Прямой нос, кажется, стал еще тоньше и длиннее… вымотался. И меня спас… Поблагодарила от всего сердца:

– Спасибо, Тарус, спасибо тебе.

– За что мне-то, Дарина? Это ты нас спасла. Всю себя отдала, прошла по краю. Не думал я, что ты так можешь… Опасная ты, стражница.

– Спасибо за то, что силой поделился. Что это было, Тарус? Они же послушались! Они же ушли?

– Ушли. Не знаю… не будем сейчас об этом. Ты многих спасла, да я еще восьмерых вытянул, а девятеро уже не встанут… Стас…Ты знаешь… к нам смена раньше пришла, хотя уже и не сильно нужно – отбились с твоей помощью. Говорят, что сейчас пойдем вдоль границы, до следующей крепости. Там поселение большое, как бы не было и там беды. Хоть и усилили их месяц назад. Тебя тут не оставим, возьму на коня к себе. За дневной переход оклемаешься. Вставай… попробуй потихоньку.

Встать я не успела. Открылась дверь и вошел Юрас, сел на край постели, взял за руку. Лицо тоже осунувшееся, повзрослевшее на годы… Сидел, смотрел с мукой в глазах. Я ответила спокойным взглядом. Выгорело все за те три ночи, кажется – и следа не осталось. Улыбнулась примирительно, а что нам делить?

– Я все знаю уже – Тарус рассказал. Жаль ребят. Ты иди, мы встать попробуем. Мне одеться нужно… Иди уже, Юрас, только задерживаешь.

Как вошел молча, как и вышел. Зачем приходил? Почему не оставит меня в покое, если не нужна? Мое спокойствие поколебалось, в груди стало тесно, распирало от непонятного чувства. Злилась, наверное. Зачем. Он. Приходил? А ведун покачал головой:

– Зря ты так с ним. Это его силой ты жива, а не моей. Почти не отходил от тебя, все…

– Поняла. Поблагодарю и его. А я думала – ты. Главное, что выжили. А кто кому – что считаться? Все свои, – старалась я говорить рассудительно и спокойно.

– Вижу, что говорить об этом не хочешь. А придется. Вы пара с ним, ты понимаешь, что это значит?

– Может быть… мне это все равно, – отрезала я, садясь в постели, – не зря же мне его со всеми тремя девицами показали в подробностях. Правда ту, что снял на посиделках, не видела. Да это уже и не важно.

– Почему не показала, что люб тебе?

– А кто тебе сказал, что он мне люб? Я только доверять училась, благодарность испытывала. Уважала, как хорошего командира, присматривалась. Нравился мне – да. А полюбить не успела, так что…

– Ты обрекаешь его на одиночество, ты знаешь это? И сама останешься, не узнав, как оно могло быть. Пара – это союз, одобренный Силами. Дети в нем сильные, умные, красивые. И любовь такая, что зависть берет. Я видел таких, знаю. Не всем пару дают, я вот свою так и не нашел.

– И я видела! – всерьез разозлилась я уже на него, – моего блудливого деда его пара вон выгнала. И не жалела никогда. А этот одинок не будет, за него не бойся. Сейчас дай только в столицу вернуться, там у него этих пар видимо-невидимо. Да и тут хватает. Сама видела. Выгорело, что и намечалось. Забудь, я больше не хочу говорить об этом! Вернусь вот, поеду коровам хвосты крутить, если подпустят к себе холодную лягушку.

– И это знаешь?

– Все я знаю! Показали не зря, видать, а чтобы предупредить. Ошибочка, мол, вышла. Так что Силы на меня не в обиде, ведун. Скажи своему другу, что сам сейчас слышал. Он мне командир пока, вот и все. Только поэтому и терпеть рядом буду. А я в столице себе тоже кого-нибудь найду, – понесло меня. Отчаянно захотелось сделать назло, чтобы ЕМУ так же, как мне тогда было. Может, поэтому и полезло из меня незнамо что: – Попробую – как это. Смотрелось заманчиво.

– Девочка, ты не такая, не нужно сейчас этого…

– Так смысл мне лягушкой холодной сидеть?

– А со мной не захочешь? – шевельнулся он навстречу.

– Могу! Бери! Только прямо сейчас бери или больше не предложу. Так ты ж не станешь – друг он тебе.

– А как же твоя любовь – крестьянин твой?

– Не дождался он меня… знаю как-то, – ответила, нервно скалясь, – вы, мужики, ждать не умеете! Как что-то там заболит, так сразу и «в гречку». А что нам болит – без внимания. Так что? Решайся, ведун. Пока я решилась.

– Сильно ты обижена… Пойми – он тебе не безразличен, раз чувствуешь такую обиду. Дай себе время и ему тоже, не спеши рубить с плеча. Ничего не нужно делать – просто подожди.

– Как хочешь. Тогда помоги одеться, лекарь, слаба я еще.

Откинула в сторону одеяло, потянула через голову пропотевшую сорочку, нарочно открываясь, отчаянно боясь оказаться не нужной никому, не желанной. Сидела, замирая, ждала… как поведет себя, что скажет? А ведун молчал и просто смотрел. На небольшую высокую грудь, на тонкий стан. На согнутую в колене длинную белую ногу. Дверь скрипнула, я не шелохнулась… Как во сне была, в каком-то оцепенении.

Знакомый воин стал в дверях – тот, который в столице чуть не зарубил меня саблей. Я медленно перевела взгляд на него, искала в его глазах то, в чем так нуждалась сейчас – находила. Сердце замерло…

– Нравлюсь? – спросила, глядя в полные восхищения серые глаза.

– Нравишься.

– Возьмешь за себя, воин? Верной женой тебе буду. Нетронутая я, не сомневайся.

– Возьму. Одевайся, милая. Ехать пора. На… прикройся…

Вынув из-под рубахи, бросил мне на колени женский плат… обручальный, знаковый. Я потрясенно смотрела на упавшую на колени ткань – тонкую, почти невесомую, драгоценную.

– Не в себе она сейчас, чуть не выгорела вся. Не слушайте, государь, пожалеет, как опомнится.

– Я сделаю все, чтобы не пожалела. Я жду. Выходи на двор.

Я одевалась… Слегка потряхивало от пережитого только что. Пошатывало от слабости. Силы небесные, что это было? Что на меня нашло, почему, зачем? Какой государь? У меня одежда богаче. Старший командир? Кто у нас главный над отрядами, как называют его? Спешила – меня ждали на улице. Вышла, осмотрелась. Юрас стоял перед тем воином, сжав кулаки. Оглянулись на меня:

– Подойди, Дарина. Он говорит – ты пара его. Что скажешь?

– Не знаю… он наговорит, слушайте больше. Он тут баб таскал – каждую ночь новую. Напоказ уходил и приходил утром. Про пару не знаю – я в них вообще не верю… Но, вроде, с парой так себя не ведут? Верно?

Юрас шагнул, заглядывая с мукой в мои глаза, отчаянно заговорил, приподнимая просящее руки: – Даринка, подожди, остынь… Прошу, только не руби с плеча, не надо… Хоть отложи на время. На малое время, милая. Мы душами с тобой обнимались, ты вспомнишь.

Всплывал в моей памяти очередной кусок того видения, проходил сейчас перед глазами. И сеча та кровавая снилась тогда – что была уже. Сердце замирало… и только одно сейчас было важно – кто из них возьмет на коня, даст тот желанный приют в своих руках – и телу, и душе?

– Я такого не помню, прости, командир. Скорее всего, и ты ошибся. Мы не целовались с тобой – я жизнь из тебя пила. Там не только звезды – искры из глаз сыпонут. А уж темнота и тишина точно обеспечены.

– Девочка, подумай хорошо. Я ведь за тобой ехал. С той еще поры забыть не могу. Если сейчас согласишься – назад дороги не будет. В тебе обида говорит… сейчас еще отпущу, потом – не смогу, – тяжело ронял слова тот воин.

– Да ты и сам передумаешь, как узнаешь все обо мне. Расскажу про себя – перепугаешься. Тут такое вылезло… – усмехнулась невесело.

Хорошо хоть плат спрятала, на плечи не набросила… вдруг и правда – сам от меня откажется?

Тот воин взял меня на коня. Просто подъехал, набросил на плечи свой плащ. А потом подхватил, не спрашивая, усадил перед собой, намостив перед этим и притянув к седлу одеяло. Укутал, обнял, повез…

А мне нужно было выговориться. И я рассказала ему все про свою семью… бабушку, маму, Милку. И про прабабку суккубу, чей дар во мне, похоже, пробудился. И что мне с этим делать – ума не приложу. Вроде нехорошее что-то в этом даре, а что – и не знаю. Пока ехали, размышляла вслух о том, как случилось все в той битве и что бы это значило? На что это похоже и повторится ли, если что? Он ничего не смог мне на это ответить, только обещал узнать, разобраться. Я верила ему, почему – не знала сама. И согласилась уехать с ним туда, куда позовет. Сама не понимала – что творю? Прошел ведь уже тот отчаянный запал, успокоилась…, мыслить стала разумно. Почему не боюсь, что потом пожалею? Рассматривала вблизи ровный нос, седые виски, твердый упрямый подбородок с ямочкой от шрама – жесткое, волевое лицо. Серые глаза, короткие русые волосы. Не красавец, но смотреть на него приятно.

– Нравлюсь? – улыбнулся он, опуская взгляд.

– Нравишься… Сколько тебе лет? А зовут как?

– Со вчерашнего дня пятый десяток пошел. Зовут Владисласом.

– Не скажешь, что сорок… Ты был женат? Дети есть?

– Был. Вдовый. Детей Силы не дали.

Провела рукой по чуть колючей щеке, пожалела по-женски…

– Я тебе рожу. Хочешь? Мальчика и девочку.

– Кто ж не захочет? На руках носить тебя стану, милая. Не будешь больше рисковать собой. Обидеть не дам никому… Дам тебе время – думай до возвращения. Когда к столице подъедем, скажешь, что решила. Ты не спеши… я пойму, если передумаешь. Для меня важно, чтобы не сгоряча ты решала, не с отчаянья. Засыпай, маленькая, я же вижу – носом клюешь. Удержу тебя… не бойся.

Обнимал бережно, смотрел с нежностью… Сейчас опять сбывалось то, что было мне назначено. И так же, как в том видении, грелась сейчас моя душа возле его души. Замирала в надежде…

ГЛАВА 19

Я все-таки уснула в его руках, а потом был привал. Мне даже неловко стало – не привыкла, чтобы со мной так вот носились, как с маленькой – кутали в теплый меховой плащ, кормили чуть ли не с ложечки.

Влад ехал в одной рубахе с меховой жилеткой, подпоясанной широким, на полживота, кожаным ремнем с пристегнутой саблей. На него даже смотреть было холодно. Я объяснила ему, что именно при такой беспечности можно застудить, и как трудно потом будет это вылечить. Он подсмеивался надо мной. На минуту стало обидно – как лекарку не воспринимает всерьез, как к малому ребенку относится… Потом подумала и решила, что ладно – побуду маленькой, раз ему это нравится. Мне тоже нравилось. Пусть решает за меня, оберегает, стережет – с меня не убудет.

После привала пересела на своего коня, саблю отобрать не дала и лук везла за плечом. Через грудь – ремень от жестко закрепленного колчана. Я в бою доставала стрелы из-за спины.

Под вечер все устали, ехали молча. Мороз крепчал, да еще понесло по снегу жесткую, сухую поземку. Ветер, хоть и не сильный, пробирался под неплотно запахнутую одежду. Я чуть не силой заставила Влада принять обратно его плащ. Так он накинул мне на бекешу одеяло, снятое с седла, завязав крепко концы, подоткнув, где смог. Отряд наблюдал, а я терпеливо принимала его заботу… смешной…

Для ночевки мне отвели маленький, по плечи мне, меховой шатер, крытый вощеной тканью. Внутри – и снизу, и с боков, и сверху надо мной нависал душистый длинный голубовато-белый мех. В самом верху – небольшой продых с ладонь, затянутый мелкой сеткой. В сшитый из такого же меха карман забралась, как в норку. Голову положила на свернутую бекешу и, согревшись, уснула, как умерла – без снов. Снаружи шуршала по жесткой ткани снежная крошка, а я, раскинувшись, распрямила спину, вытянула свободно ноги – было уютно и тепло.

Еще затемно дернули за ногу – пора вставать. Из палатки вылезала задумавшись. Вспомнилось вдруг, как его назвал ведун. И этот шатер… и радужный плат из драгоценного паучьего шелка… Подошла, постучала пальцем по широкой спине:

– Ты кто вообще? Чем занимаешься?

Мужики вокруг захмыкали, грохнули… Терпеливо ждала, пока отсмеются, жалась, хмурилась. Я и сама чувствовала себя дурочкой. Он перестал первый, увидев выражение моего лица, ответил серьезно:

– Владислас, правитель этого государства.

– Почему же ты скрываешься? – Опять смешки.

– Ты про то твое испытание? Да я просто тренируюсь там. Одежда заношенная потому, что привыкаю к вещам, трудно расстаюсь с ними, если удобные. Да и перед кем наряжаться раньше было? – спросил со значением, – а в походе и вовсе все одеваются так, как удобно, чтобы не мешало. Я всегда так выезжаю. Меховой плащ еще беру.

Кивнула – разумно. Вот только правитель… как я так? Вся эта суета – не оправдание такой моей рассеянности. Ведь можно было понять еще тогда, а все мимо ушей и разума проскочило. Я поскучнела, прятала глаза от него. Он всмотрелся, коротко бросил: – В дороге поговорим.

В дороге поговорить не удалось. Встретили гонца и дальше мчались галопом. Некоторое время он смотрел, как я держусь в седле, потом оглядываться перестал. Только кинул:

– Не лезь вперед.

Скакали долго, потом поняла, что стали подъезжать. Высматривая взглядом наших, увидела позади себя Юраса. Он сердито отмахнулся головой от моего взгляда. С холма открылась картина осады – большое укрепленное поселение, почти город, обложили со всех доступных сторон. Местные отстреливались со стен. Снаружи сшибок не наблюдалось. Наши с разгону ринулись в спину чужакам. Я сердито заорала задержавшемуся рядом со мной Юрасу: – Делом займись!

Он отчаянно и зло взглянул мне в глаза, промчался мимо. Я не спеша натягивала перчатку, снимала лук. За спиной остановились два воина. Поняла, что это моя охрана. Этих прогонять бесполезно. Вгляделась – вражьи глаза уже видны. Проверила лук, выдохнула, успокаиваясь, и принялась ровно и размеренно метать стрелы. Охрана тоже била из луков. Стояли над битвой… А там уже смешалось все, ревело, выло, звенело окровавленным железом! Стали падать лошадям под ноги первые воины… и наши тоже…

И опять я чувствовала, как ширится в груди что-то, просится наружу. Шевелятся волосы, рвут крепкий кожаный шнурок, поднимаются темным облаком. Наполняются злым синим светом глаза… почувствовала, как дрожит все внутри от страха за своих и немыслимой, сумасшедшей ярости! Шипела, выла отчаянно, посылая стрелу за стрелой:

– Убью-у, полож-жу всех, твар-ри…

Охрана уже не стреляла, пополняя своими стрелами мой колчан. Вскоре поняла, что меня заметили. Над полем послышался вой. Все, кто сражался против нас, развернулись, выходя из схватки, и ринулись в мою сторону – на холм. Прорвали строй стражи. Волосы мешали доставать стрелы. Мне подавали их в требовательно протянутую руку. Но слишком близко уже… слишком. Отбросила в сторону лук, выхватила саблю. Вперед выскочила охрана. Бесполезно… зря все…

Мелькнула в голове мысль, надеждой на спасение всплыло воспоминание. Швырнула оружие на землю, подтянулась, мигом стала на седло. Конь стоял, как в землю вкопанный. Взмахнула отчаянно руками, выставила вперед ладонями. Голос звонко, с едва слышным присвистом пронесся над полем битвы: – С-стоять! Стоять всем!

Конная лава, не докатившись до меня, замирала. Набирал силу хриплый мужской вой – отчаянный, горестный, безнадежный…

– Тих-хо! – И все звуки замерли… – С-с коней! Оружие на землю!

Бросали… и свои, и чужие. Сунулись с коней…

– Чужакам разуться!

Вражеские воины, не отводя от меня глаз, послушно снимали обувь. Как знали – что говорю? Как речь чужую понимали?

– Чужие… идите в степь, до заката солнца идите! Потом – спать!

В глазах привычно темнело. Обернулась к охране, попросила: – Силу… Не двинулись, не поняли… Пошатнулась, заваливаясь с коня – подхватили. Я тянулась к ним губами – шарахнулись. Уже не видела ничего… уходила… Меня рванули из бестолковых рук, прижались губами. Шепнула с облегчением: – Ох-х…

Впилась до крови, тянула в себя жизнь, что было сил. Опять закружилась голова, затягивало в темноту. Посветлело, когда Тарус опять прижался губами, отдавая, и я снова брала. В голове промелькнуло, что убью же. Оторвалась… смогла сесть. Вокруг стояли… смотрели. Владислас, люди. Наткнулась рукой на кого-то лежащего рядом – Юрас. Напряженно спросила, замирая от страха, понимая, кто помог первым: – Убила?

– Нет – живой… вытянем.

– Тяните тогда.

С благодарностью провела рукой по щеке лежащего, проверила биение вены на шее – точно живой. Встала сама. Подошла, обняла Влада за пояс. Спрятала лицо на широкой мужской груди. Он прислонил к себе, провел рукой по волосам… Бабушка, родненькая! Я выбираю сейчас умом – сердцем не получалось… и похоже, что правильно выбираю – возле него так надежно, безопасно, будто дом свой нашла… Пожаловалась, чтобы только сказать что-то:

– Нужно обучить твоих. Как это они не знают?

– Так не ведуны же – дворцовая стража. Обучим. Уж это-то они с большой радостью, – проворчал он.

Нашла взглядом – вдали от города покорной толпой сунули чужаки… Уходили, чтобы замерзнуть ночью в зимней степи, испятнав ее босыми окровавленными ногами. Страшно…

И я, наверное, страшная была. Откажется, скорее всего… Он же не представлял себе – что я такое. И тоже, наверняка, бросил тогда оружие, подчинился. Я и сама не знала, что сейчас собой представляю. Спросила, отвернувшись: – Страшно тебе было?

В ответ услышала: – Да нет… это было красиво. Хотя и страшновато тоже. Ты куда высунулась? Я же просил…а если бы стрелами посекли на скаку?

Пожала плечами. Не догадались же. Или хотели взять живой. На Юраса больше не смотрела. Ну и что, что он может быть парой? Молочница под ним вспомнилась легко. И рыжая, и та, что спала на плече до утра – с пушистой косой. Ведун позаботится о нем, раз обещал. Легко вздохнула, улыбнулась:

– В поселок?

Вдруг вспомнилось, кого там сейчас увижу.

ГЛАВА 20

Подвели моего коня. Влад подсадил в седло, заботливо прикрыл колено полой бекеши. Оглянулся, махнул рукой – воин подвел ему жеребца – здоровенного, гнедой масти. Отряд садился на коней, позвякивала сбруя, оружие. Застучали по мерзлой, обнаженной ветрами на вершине холма, земле подкованные копыта. Войско опять спускалось в долину, никуда спешить больше не нужно было. Как-то разом отпустило, наступала ленивая расслабленность, умиротворенность, как всегда после боя.

Перед крепостью гуртовали, сбивая в табун, чужих лохматых лошадок, собирали в кучу оружие. Мертвых чужаков стаскивали в кучу, чтобы потом запалить, не оставив и следа. Своих раненых уже унесли в поселение, неживых сложили рядком, прикрыв от снега лица. Пятеро… перекрыло дыхание от вины. Не успела… что было раньше сообразить – выжили бы. Резко вытерла набежавшую слезу, потянула носом.

Ехала, не поднимая виноватых глаз. За стенами спешились, я шла вместе со всеми, потом вспомнила, что должна саблю держать. Оглянулась, нашла свою в чужих руках, отобрала. Пока пристегивала ее к поясу, меня ждали.

К Владу подошли люди, говорили с ним о чем-то, а я пока ждала в стороне. Потом он обернулся, поискал меня глазами, улыбнулся. И у меня на душе словно солнышко взошло. Подошла к нему, спросила у местного начальства – а где здесь раненые, в какой стороне лекарня? Мне показали большой дом на площади. Спросила разрешения и, получив его, пошла туда. Вошла, придерживая саблю, в зал. Все было, как в том видении – кровь на полотняных повязках, запах лечебных зелий, воспалившихся ран, боль… Нашла взглядом Хадара. Серые глаза, полные страдания, изумленно распахнулись. Подошла, взяла его за руку, посмотрела – кольцо. Спросила заинтересованно: – Не дождался? А что так? Ладно… не отвечай.

Откинула простыню – резаная рана сбоку, от подмышки до низа живота, до светлой поросли волос. Вокруг раны чисто – промыли, обработали, но еще не шили. Не успели? Края пореза воспалены и вывернуты, но хоть брюшина не вскрыта – вскользь пришлось. Вздохнула. Наклонилась, припала ко рту. Делилась силой, дарила жизнь. Хватит… Сходила, взяла на перевязочном столе то, что нужно было. Обработала свои руки, заново промыла рану, сшила опавшие посветлевшие края, прикрыла. Закончила с ним, перешла к другому – рядом. Услышала голос: – Ты всех тут лечить будешь? – Влад терпеливо ожидал, разглядывая Хадара.

– Извини, – опомнилась, вынырнула из своих мыслей. Правда, что это я? Здесь есть лекари. Не успевают – наши теперь помогут. Я сейчас еще слаба, даже голова кружится.

– Кто это?

– Земляк, из моего поселка.

– Кого он должен был ждать?

– Меня, кого же еще? – Говорить об этом при всех не хотелось.

– А…

– Потом расскажу, напомнишь.

Послышался слабый голос Хадара: – Кто это?

– Мой жених, – ответила терпеливо.

– Ты тоже… не дождалась.

– Я невеста всего день с ночью. А ты меня забыл… через оборот луны. Я почувствовала, Хадар. Пусто здесь стало, – приложила я руку к сердцу, – я вернулась бы. Вот как раз сейчас и возвращалась бы.

– Я не забыл, – выдохнул он возмущенно.

– У вас всех одна причина – что-то там болеть начинает. Не скажешь – что, в твоем случае? – перла из меня обида на весь род мужской.

– Душа…, – чужой муж не отводил глаз, тянулся, обнимал меня взглядом.

– А-а… струсил? Смалодушничал? А я, кажется, любила тебя, винила себя, что ушла тогда… переживала сильно. Я вообще, похоже, легко влюбляюсь. И каждый раз искренне, с самыми честными намерениями. Я вернулась бы к тебе.

– Что я мог дать тебе – нынешней?

– Любовь? Дом? Детей? Мальчика и девочку… Чего уж теперь…? Выздоравливай. Вас распустят по домам, наверное. Передавай привет дядьке Голове. Пошли, Влад? Извини, что задержала. Прощай, Хадар.

Оторвала взгляд от его лица, отрывала навсегда от своего сердца.

– Ты изменилась, – прошелестело вслед.

– Ты не представляешь – насколько.

Обернувшись, опять поймала его взгляд, отвернулась. Говорилось-то легко, а вот слез нельзя показывать. Только не вспоминать тот дождь, не вспоминать… не нужно… Они все же прорвались, предательски потекли по щекам. Влад остановил меня, вытирал их ладонью. Я прошептала дрожащими губами:

– Я обидчивая.

– Я не обижу… никогда.

– Я позорю тебя.

– Я горжусь тобой.

Войско определяли на постой. Мне тоже выделили помещение. Роскошные покои, по моим понятиям, после месяца в тесном домике. Молодая женщина наполнила большое корыто, плеснула туда духи. Я не успела ее остановить. Просить поменять воду не хватило наглости. В горячей воде тело приятно согрелось, мышцы расслабились. Меня терли мочалкой с душистым мылом, ополаскивали волосы травяным настоем, сушили огромным утиральником. Я почти засыпала, а еще даже не вечер. Укуталась в чистую широченную рубашку и нырнула под одеяло.

– Скажите там, что я очень спать хочу. Еды не надо. Не будите.

Сквозь сон слышала, как заходил кто-то, выходил… Глаза было не разодрать. Оказалось, что опять проспала почти день с ночью. На мягкой перине, в тепле и чистоте, в тишине. Возле кровати на кресле сложили мою одежду – чистую, отглаженную. Сапожки стояли начищены. На них – новые портянки. На сундуке – пояс с саблей и кинжалом. За маленькой дверцей нашла отхожее место с рукомойником. Оделась, заплелась, выглянула из комнаты. Под дверью стража – незнакомые, двое. Улыбаются мне. Я тоже поулыбалась, попросилась:

– Мне бы поесть чего… давно уже не ела. И пить охота. К кому это?

– Сейчас принесут, или вы в зал пойдете? Там как раз обедают. Вас проводить?

– Проводите.

Настроение было замечательным. Я начинала новую жизнь, обрубив все хвосты, оставив за плечами все, что не удалось и не сложилось. Объяснившись и простив себя и их. Шла легко, почти танцуя. Ноги в штанах с подштанниками – в обтяжку, под рубашкой подрагивают… подрагивает то, чему природой положено подрагивать. Я с улыбкой влетела в зал. Длинный стол ломился от еды, десятка два людей обедали за ним, среди них были и женщины. Нашла Влада во главе стола. Приподняв брови, спросила взглядом – можно ли к нему? Он протянул ко мне руки, заулыбался. На душе еще потеплело… А саблю с ножом, наверное, зря пристегнула. Но без них уже, как без рук. Подошла, быстро поцеловала его в щеку, сама удивляясь своей смелости. Он шепнул:

– Уже не отпущу.

Я расплылась в улыбке еще шире. Жадно смотрела на стол. А потом вдруг опомнилась. Ой, деревня-а. Повернулась к присутствующим, четким движением слегка наклонила голову, как принято в страже. Мужчины ответили… но почему-то стояли, глядя на меня. Я потопталась растеряно, посмотрела на Влада. Он улыбался:

– Садись возле меня.

После меня сели все. А потом я ела. Старалась не смотреть ни на кого. Их разговоры были мне не интересны. Что-то там о поставках, о послаблениях и налогах. На меня, я надеялась, никто не обращал внимания. Ела, сколько влезло. Хотелось попробовать все. Глянула на Влада. Он преувеличено удивленно качал головой. Я объяснила тихонько:

– Я уже долго без еды и много сил ушло на волшбу. Вообще я ем мало.

За столом кто-то хмыкнул. Нашла кто – Тарус. И Юрас возле хорошенькой женщины. Я засмотрелась на нее. Платье просто сказочное, прическа необыкновенная – с цветами из ткани. Подмигнула ему, показала большой палец – одобряю. Замер… смотрел, сжав зубы. Потом до конца обеда не поднимал головы.