Текст книги "Потомок древних королей (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА 31
В поездке, как всегда, меня сопровождала охрана – пятеро стражников. Две вьючные лошади трусили сзади, сопровождая наш отряд. Влад провожать не вышел.
К дому подъехали в середине дня. Охрану сразу отпустила обживаться в небольшом отдельном домике. Вьючных лошадей расседлали, груз я попросила пока не разбирать – его свалили тут же. Ребята проверили дом, разрешили заходить. Попросила, чтобы зря не беспокоили. Нужно будет – позову сама. Вошла в дом, прошла в ту комнату, села ждать.
Ждала… Обводила взглядом запущенное жилище – мои следы на пыльном полу, немытые стекла окон. Тех мягких лавочек вдоль стен еще не стояло. Прикрыла глаза, вспоминая, как здесь было тогда, в моем видении. И… как распахиваются высокие половинки дверей. И топот маленьких ножек, и детское пыхтение. Круглые румяные мордашки с сияющими глазами и пухлые ручки, крепкие пальчики.
Они нужны мне…, а еще больше они нужны ему. Иначе остановил бы, не отпустил, не смог бы отдать, как обещал тогда. И я бы не смогла… в голову не пришло бы, но… уйду в сон, спрячусь от стыда, не буду помнить ничего. Знать бы еще точно, что сразу получится, потом еще раз – нет… никак.
Меня уже стало потряхивать, когда появился Юрас. Стоял молча в дверях и смотрел на меня. А я даже лица его отчетливо не видела – расплывалось все перед глазами, билось дурной кровью в виски. Только какой-то больной интерес сверлил мозг – а что он будет делать, если не соглашусь? Ждать, что он скажет или сделает, сил не было. Просто пошла к нему, спросила: – Где здесь кровать?
На его лице промелькнуло понимание и облегчение. Потянул меня за руку, повел куда-то. Кровать была… и постелено на ней чистое. Был так уверен или на всякий случай стелил? Он немного помолчал, ожидая чего-то, потом тихо спросил:
– Ты ничего не хочешь сказать?
– Нет, – мотнула головой.
– Ты… все знаешь, решилась? – еще тише.
– Да, знаю. Все знаю. Не оправдывайся.
– Ты… веришь? Я тогда говорил неправду… никогда так не думал…
Он тяжело вздохнул, с каким-то всхлипом, ступил ближе ко мне, легонько прислонил к себе. Я поежилась. У него дернулись руки, но голос звучал тверже:
– Понимаю, что я сейчас просто нужен и только поэтому ты здесь. Но если тебе совсем от меня тошно… тогда лучше не надо – я не переживу твоего отвращения. Ты хоть взгляни на меня, Даринка, просто глаза подними…
Я посмотрела – почти родное когда-то лицо, а на нем – боль, отчаянье. Серо-зеленые глаза с надеждой заглядывают в мои, просят… умоляют верить. Жизнью делился… заслонял собой в битве, но этого мало… мало.
– Не отталкивай меня, будь моей хоть один раз, только один, Даринка… Мне хватит, на все годы хватит. Дай мне силы их прожить. Только не покажи, что противен тебе, не прячь глаза, прошу тебя.
Ближе к вечеру он ушел. Как прошел мимо охраны, знали ли они – было не важно. За это время только один раз, услышав стук в дальнюю дверь, я крикнула: – Я хочу побыть одна! – Охрана больше не беспокоила.
Он давно любил меня и для него то, что должно было случиться между нами, было правильно и понятно – желанно. А для меня это было прыжком в пропасть. И после его слов уже невозможно было сделать, как хотела – уведя сознание за грань яви. Ничего хуже сделать не смогла бы.
Сжавшись и одеревенев, я позволила опустить себя на кровать. А он не спешил, понимая, что я чувствую. И постепенно, сквозь шум в ушах и грохот сердца, я стала слышать его и смогла понять то, что он говорит мне между осторожными, нежными поцелуями и касаниями. Он шептал о том, что почувствовал, когда увидел меня первый раз, о том, как сильно скучал, как часто вспоминал меня. Рассказывал о том, что с ним творится сейчас, что он не верит сам себе и сходит с ума от счастья, как немыслимо сильно он любит меня. Говорил о том, что будет ждать меня сколько нужно. Уговаривал, умолял уйти с ним, обещал… мечтал…
Снова и снова ласкал мой слух признаниями, ласковыми прозвищами. Казалось, хотел успеть высказать все то, что больше никогда не получится сказать. Говорил, шептал торопливо… я верила – нельзя было не поверить.
Верила тому, что говорил сейчас, а вместе с этим и тому, что услышала раньше. И начинала понимать, какое отчаянье чувствовал он тогда, не зная – кого винить за то, что происходило? Виня тогда за все только себя. Не зная до сих пор – зачем? За что? Как мой дед… страшно… И постепенно исконные женские чувства к несчастному, пострадавшему и не безразличному для меня человеку просыпались в душе.
Я уже сама осторожно прикоснулась к нему, стараясь утешить, заставить хотя бы на время забыть о его горе, к которому я была причастна. Погружала руки в мягкие темные волосы, проводила ими по красивому лицу. Непонятная гримаса, скривившая это лицо, сотворила ту самую ямочку на щеке. Я заглянула в его глаза и устрашилась, увидев там слезы. Что же я наделала? Ему станет еще хуже после всего этого. Острая необходимость утешить, загладить свою вину за то, что пришла сюда, росла во мне.
Он понимал это и соглашался на просто жалость или все же надеялся на что-то? Потому что должен был понять, что сейчас уже дело не только в расчете на зачатие. Понять, что я как-то отозвалась на его слова, откликнулась… сочувствием, сожалением, благодарностью за любовь. Я не горела, как с Владом, а грелась, как у ласкового огня. И сейчас чувствовала вину не перед Владом, а перед ним, потому что не любовь, которой он так хотел, а пронзительная жалость переполняла меня.
– Бери. Забирай. Обоих – мальчика и девочку… Моих детей… наших… Что с нами сделали, зачем? – стонал он сдавленным голосом, замирая, и снова тянулся ко мне, ненасытный и нетерпеливый. Что же я наделала…?
Я сама прекратила это, когда стемнело. Не смотрела, как он молча одевается, как уходит. Вытерла слезы. Привела себя в порядок, залечив следы его поцелуев на теле. Переплела косы, спрятала в платок. Немного еще посидела на кровати, тяжело опустив руки, собираясь с силами. Не хотелось никуда идти, что-то делать… говорить… Пусто было в душе. Казалось даже, что там звенело от пустоты. Неправильно было все – то, что я делала раньше, что сделала сейчас. Потому что не было довольных и счастливых от этого – я всех сделала несчастными. Натворила… Хотелось лечь опять, спрятаться, зарыться и не встать вовеки. Но это пройдет… должно. И я когда-нибудь вернусь сюда… летом.
Вышла, забрала еду и отправила ребят отдыхать. Заставила себя поесть. Невыносимо тянуло в ту комнату – взглянуть, удостовериться еще раз, что она действительно есть, оправдать себя этим.
Не пошла, нужно было делать то, что задумала. А я никак не могла решиться, сидела, вздрагивала от каждого звука, прислушивалась до боли в голове, надеялась… ждала. А время шло – ночь подходила ко второй своей половине. Время самого глубокого сна для любого человека. Моя охрана крепко спит в сторожке, а тот, что в дозоре… я надеюсь, что Влад не накажет его слишком сильно. Светляки показали, что не спят два стражника. Один обходит вокруг дома, второй охраняет дорогу дальше – при въезде на поляну. Кто-то даже затаился в кустах по ту сторону дома, напротив входа, и не один – тайная служба? Тогда про Юраса знали… но это было уже не важно.
Осторожно выбралась из окна, сразу прилегла на траву, быстро проползла до кустов. За ними незаметно пробралась в конюшню – ее поставили далековато от дома. Плотно прикрыла за собой высокую воротину. Почти на ощупь оседлала своего коня, вьючных – в маленькое оконце тускло пробивался мягкий лунный свет. Легко закинула тяжеленные сумы, увязала. Телесная сила никуда не делась – дедов дар работал на меня. Поправила привычную воинскую одежду, закрепила оружие, чтоб ни звякнуло. Осмотрелась со светляками и по очереди вывела свой табун в лес, завернув тканью морды. Тихо тронула поводья, поехала шагом.
Впереди летели мои сторожа. Далеко объехала стражника, тайную засаду в кустах, выехала на дорогу. Двигалась в сторону моего бывшего поселения. Хотела сбить с толку тех, кто будет меня искать. Хотя сейчас уже и не знала – будут ли?
Уже утром, объезжая какой-то поселок, наткнулась на косарей – нечаянно выехала на поляну. Они как раз разбирали с подводы косы и меня увидели. Как я так задумалась, как не заметила? На глаза людям я собиралась показаться дальше, ближе к тракту, чтобы сомнений, куда я еду, не осталось. Ну, да и так сойдет. Повернула и скрылась в лесу. Теперь нужно все делать быстро.
Отъехала подальше, нашла лесной ручей и соскочила с коня. Достала из сумы все, что было нужно. Уселась у воды и нечаянно засмотрелась, замерла – хорошо было вокруг. Попискивали птицы, над головой колыхались кроны деревьев, булькал и журчал ручей у ног. Это тихое бульканье успокаивало, завораживало… Потянуло на сон – всю ночь не спала. Поднялась на ноги, зачерпнула пригоршню холодной воды, плеснула в лицо – нужно делать что задумала, а не спать.
Ножом обрезала косы коротко, по-мужски. Там, куда я еду, все равно некогда будет с ними возиться. Выгребла из баночки и нанесла на волосы, брови и ресницы белесый состав. Скоро они стали светлыми, почти белыми. Ежась от холодной воды, хорошенько промыла все это в ручье. Посмотрелась в зеркальце, не терпелось узнать, что получилось – светлые ресницы и брови сильно изменили лицо. Глаза казались меньше, лоб почти без бровей – выше. Не уродство и не странный облик. Просто не такой приметный. В глаза залила капли. Скоро синяя радужка полиняла, стала серо-голубой. Этого хватит на неделю. Перекусила, собралась и поехала дальше.
По большой дуге обошла столицу и взяла нужное направление. Ехала по тракту, съезжая с него, если появлялись встречные, или догоняли более быстрые всадники. Пока в этой стороне меня не искали. Ехала весь день, не гнала. И все равно к вечеру устала так, что пошатнулась, соскочив с коня. Для ночевки выбрала место в лесу, углубившись в него и поставив шатер. За ним развела маленький костерок, согрела воду, чтобы попить горячего и помыться… сожгла свои косы. Потушив огонь и улегшись в шатре, установила сторожки из своих светляков и попыталась уснуть и не думать ни о чем. Я надеялась на усталость. Не получилось.
Лежала и думала. Мне нужно было это время вдали от него – пережить стыд, просто свыкнуться с тем, что случилось, подумать про то, что будет дальше. Сейчас многое виделось иначе… Если бы мы с ним действовали сообща, я бы нашла другое решение. Помирилась бы с Юрасом. Не сразу, но выпросила бы его семя, разрешив видеться потом с детьми, как дяде, когда захочет. Избежала бы того, что сделало его сейчас совсем несчастным… всех нас. Уговорила бы устраивать свою жизнь, а не ждать меня, проживая ее в бессмысленном ожидании. Не сразу, но я знаю, что у меня получилось бы это.
Я бы не сорвалась туда в страхе, что дети не появятся, а дала бы себе время остыть, опомниться после того их разговора. Не совершила бы ошибку сама и постаралась бы объяснить им, как они не правы. Опять твердо верила бы, что наша любовь сильнее злых чар и заставила бы верить его.
И он не приехал за мной… ни днем, ни вечером, ни когда наступила ночь. А я ждала. Сначала – что остановит и не пустит. Потом – что догонит и вернет, дальше – что ворвется туда и не отдаст меня, не сможет, как обещал тогда. После всего – что появится и найдет нужные слова, заполнит ту пустоту в душе. Но нет…
Не смог простить, что не сдержала своего обещания быть верной женой? Скорее всего, так и есть – я и сама себя простить не могу. А может, понял, что переоценил себя, и не сможет принять меня после другого, как бы ни были нужны ему наследники.
И становилось по-настоящему страшно – неужели в той комнате мог быть не он? Я все сделала для этого… чтобы возвращаться было некуда. Мотала головой, не хотела больше думать – похоже, думать у меня вообще получается плохо. Как и жить своим умом.
ГЛАВА 32
Потихоньку укладывалась вся эта каша в моей голове, я успокаивалась, смирялась. Этому помогали дорожные тяготы – отвлекали и утомляли. Тяжело было из-за духоты, остальное было знакомо, хотя тоже непросто. Нужно было заботиться не только о себе, но и о нескольких лошадях. Искать укромное место для ночевок, обустраиваться, кормить, поить свой табун, да много чего… Но я уже потихоньку привыкала к трудностям поездки в одиночку. Не шарахалась, если навстречу попадались обозные или конные. Моего лица все равно не было видно.
Стояла жара, тракт был выбит в пыль и многие всадники мчались, прикрыв лицо куском тонкого полотна, оставив на виду только воспаленные глаза. Я делала так же. По дороге, в одном из селений прикупила еще одну лошадь, в другом нагрузила ее нужными мне припасами – крупами, простой одеждой, мукой, еще чем-то, о чем вспомнилось в дороге.
Вооруженный юноша, одетый в воинскую справу, доставляющий груз для отряда стражников, стоящего на Болотах, не вызывал ни у кого особого интереса. Лицо я прикрывала, грудь утянула полотном, говорить старалась низким голосом. Да он и так осип от пыли и усталости.
Я продвигалась к своей цели несколько дней. Вдали уже виднелись вершины гор. Далековато еще… На следующий день мне придется думать, как обойти стражу при входе на болота. Узнать где стоит застава, как несут службу дозоры? Где находятся проходы, и в которых из них оставили сторожки? Со всем этим помогут мои светляки. А мне нужно просто найти надежное место, укрыться там и наблюдать.
Пока добиралась сюда, боролась с желанием сделать все иначе, чем задумала раньше – хотелось зайти в лес и обосноваться там, найдя нежилую избушку. Такие ставились на дальних покосах, в богатых охотничьих угодьях, в больших липовых рощах. Но там со временем меня точно увидит кто-то из местных – охотники, грибники, косари или бортники. И мне нужны были помощники. Были кое-какие мысли…
Еще через пару дней я сидела на большом плоском валуне, осматривая широкий простор Болот. Здесь было безопасно для меня – от ведунов, от стражников. Этот проход открывался в сторону гор и нашей стражей не охранялся. За спиной на полянке, привязанные к дереву, стояли лошади.
Болото простиралось передо мной ничем не примечательное – такое, как и везде. Далеко вдаль уходила вода омутов, кое-где испятнанная кочками, островками и корявыми уродливыми соснами. Порой слабый ветерок доносил едкий запах пряной травы, а иногда – тухлого болота. Видно было, как в особо глубоких местах воду, стоящую поверху, изредка прорывали бульбы болотной вони. Ее сносило в сторону. Я растянулась на камне и вспоминала, что бабушка рассказывала про нужное мне дело.
Мне надо было подождать, пока на глаза попадется любая болотная живность и попросить ее позвать лесного Деда. Нужно найти такие слова, чтобы заставить его выслушать меня. Пообещать за помощь что-то такое, что будет ему нужно и что я и правда – смогу выполнить. Если получится подружиться, то не будет друга вернее, чем он. Нечисть – не люди, они умеют быть благодарными всегда.
У бабушки получилось, и она часто ходила в лес советоваться. Ей рассказали, что маму увез человек, любящий ее. Она и не думала, что он увезет дочку так далеко, ждала, что сегодня-завтра приедут, свататься станет… Потому и не кинулась на другой день за подмогой.
Я сидела на камне и ждала. Долго это было и скучно. Высоко в выбеленном жарой небе парила какая-то большая птица, вокруг же было тихо и пусто. Все скрылось от палящего солнца, спряталось до конца дня. Вечером раскатисто заворкают лягушки, налетят комары, засвищет в лесу, запоет перед наступлением темноты… А сейчас все расслабилось от дурной жары, погрузилось в сонное оцепенение. Как и я. Уже пропал мой первый страх перед чудищами, живущими где-то тут, на болоте, ушла боязнь быть обнаруженной стражей… Третий день я приходила на этот камень. Ночевать отъезжала, как только солнце скатывалось к верхушкам дальнего леса.
Утром опять садилась на валун.
Трава у подножья камня шевельнулась, на меня уставились глазки-бусинки – ящерка. Наконец-то… Замерев, стараясь шевелить одними губами, я шепнула:
– Позови лесного Деда, маленькая. Я дам тебе размоченного сухарика, если ты его ешь, конечно. Разговор серьезный, я приду завтра на рассвете, буду ждать. Позови его, будь добра, мне очень нужно. Передай, что ему – тоже.
Утром, подъезжая к валуну, увидела сидящего на нем паренька. Лет шестнадцати, светленького, невысокого. Лицо простое, с курносым носом, светлыми глазами. Слишком молодой. Не он. Поздоровалась, попросила и его позвать лесного Деда.
– А на кой ляд он тебе сдался? – неожиданно грубо ответили мне, – что ты вообще тут шарахаешься? Приведешь еще за собой кого не нужно… Кто такая?
– Я б ему рассказала, потом долго будет повторять. Ладно, спускайся, или я к тебе? Ну, слушай…
И я рассказала, что ушла из дому из-за того, что не сложилось у меня там. Что ведунья и хочу попробовать разобраться в том, что здесь, на Болотах, творится и если смогу, то помочь. Я не хотела, чтобы гибли воины стражи и жители Болот. Обязательно есть способ наладить мирную жизнь, и я хочу найти его для них.
– И еще одно я должна сказать. Но смогу открыться только самому хозяину леса и болот. Позови его, будь добр. Это правда – важно.
Паренек думал, кусал травинку, смотрел в небо.
– Ну… говори тогда. Я это. И хватит таращиться! Я хозяин леса и болот, лесной Дед. А что молодой, так поздний я у бати. Он помер не так давно… Другие сыны давно пристроены.
– Прости. Не подумала. Я ждала, что кто-то большой… страшный.
– Ну-ну, страшных тут навалом, только попроси. Так о чем речь пойдет, говори уже, не жуй сопли.
Ох-х… Пришлось, осторожно подбирая слова, рассказать о пробудившейся крови древних королей, о той силе, которой меня наделили. И что не нужна она мне особо, но использовать ее на то, чтобы помочь им и за это получить дом и пристанище, я бы попробовала. Паренек смотрел уже с интересом, ерзал на месте.
– Королева, значит… ага… ну-ну. А чем докажешь?
– Я не королева, – объясняла терпеливо, – просто хранитель королевской крови. Вот мои дети – те будут королями.
– Ждем мы тут, давно уже… Было такое пророчество – придет Королева, сильная и красивая, добрая и умная и под свое крыло возьмет все живое и сбережет, и спасет, и мир настанет на Болотах, и горы откроются. Да только какая из тебя Королева? – хмыкнул он с издевкой, – сила, красота… где они? Тебе самой жить негде – по болотам шатаешься, как ты нам поможешь? Докажи сначала, что ты это, а там смотреть будем.
Я пригорюнилась. Оно и в самом деле… Попыталась доказать – рассказала, как меняюсь, когда опасность чувствую, как глаза синим огнем горят и волосы рвутся на свободу. Как слушались меня тогда – свои и чужие… Парень смотрел с сомнением, цыкал слюной. А я ерошила короткие волосы, моргала белесыми ресницами и понимала, что придется уходить искать охотничий домишко в лесу. Не получится у меня ничего. Живой бы отсюда уйти, просто унести ноги…
Вдруг валун дрогнул, забурлило болото, закачалась тонкая пленка чистой воды, смешалась с бурой жижей. Забулькала, дохнула тухлой вонью. Плеснула, выпуская то самое – огромное, страшное, лохматое, зубастое. Со спины, со стороны леса, тоже завоняло противно, хрипнуло протяжно: – А-а-а… Я ответила истошным воплем: – А-а-а…!! – подхватилась, руки сами вскинулись, синим светом зажглись глаза, перед ними метнулись длинные черные пряди.
– С-стоять! Стоять, я сказала, – отступала я, оглядываясь. То, страшное, замерло, как и паренек. Я проворно отступала в сторону леса, обходя замершее чудище. Дрожащими руками отвязывала трясущегося коня. Вскочила в седло, рванула в лес. Стала что-то соображать, только когда увидела знакомую полянку, где ночевала уже две ночи. Остановилась. Вытерла пот со лба слабой рукой. Дернула за откуда-то взявшиеся волосы, сползла с коня. Опустилась на траву – ноги плохо держали.
Откуда что взялось? Как они выросли за миг? Но вот же… И что теперь делать, куда податься? Там и правда – страшно. И чудища, твари эти, точно имеются. Меня передернуло от отвращения и страха. Из пасти смердит как у них, гадство.
Сидела, решая – куда же теперь пойти? И вдруг до меня дошло, что это же они стоят там и с места сдвинуться не могут. А как долго? Или вообще – навсегда? Ну, чудища – и ладно, но паренек… Возвращаться так не хотелось… Держа коня в поводу, пошла тихонько обратно. Хоть время прийти в себя будет. Шла долгонько, в конце – почти на цыпочках. Выглянула из-за дерева. Стоят, как и стояли. Немного полегчало, оглянулась вокруг – нет ли других?
Подошла к парнишке, сказала, оправдываясь:
– Сам виноват. Это же ты их позвал? Я теперь не знаю, что мне делать. Если бы сразу – я бы сказала, чтобы ушли куда-нибудь или срок назначила, а теперь? Сколько вы так стоять тут будете? Я же только со страху такое могу. Предупредила же, как человека, а ты… проверять вздумал?
Паренек стоял на траве и смотрел в сторону болота. Замер, как велено было. Я заплакала. Что-то навалилось такое из-за чего не их, а себя жалко стало.
Переплакала, посидела еще. Решила, что нужно его доставить к себе на полянку, пусть посидит в моем шатре. Все ж защита. Там хоть водой поить буду, чтоб не умер от жажды. А может, на закате его и попустит. Ничего я не знала о своих способностях, ничегошеньки… Подошла, взяла его подмышки, потянула на себя, потащила. Парнишка был щуплый и для меня не тяжелый, дотащила его до коня. А как на седло взвалить? Неудобно же… Злилась на себя, а пнула в спину его: – Да вставай ты уже…
Он вздрогнул, стал подниматься. Я дернулась в сторону. Не успела. Он схватил за руку, мокро чмокнул ее, озадаченно протянул:
– Всамделе Королева… И чего ты хотела? Что тебе нужно – дом? Будет тебе дом. Где ты хочешь? На островах, в лесу? Говори. Только маруссов отпусти. Они тихие, тебя не тронут.
Я села на траву и тихо рассмеялась от облегчения. Дошла. Получилось.
Дом мне поставили за седьмицу. Рубленый из бревен, такой, как я попросила. Из одной большой горницы и маленькой спаленки, с входными сенями – как у нас в лесу был. На большом каменистом острове росли высокие строевые сосны, которые и пошли на постройку. Ближе к болотистому краю острова они мельчали и переходили в полусухие корявые кривули с желтоватой хвоей.
Бревна таскали на полянку те самые маруссы – совершенно безобидные, жрущие траву и ягоды создания. Огромные широкие жвачные зубы, почти постоянно находящиеся на виду, впечатляли, но уже не пугали. А клали венцы, конопатили их мхом и накрывали крышу дранкой крепкие приземистые мужики, бородатые и молчаливые. Командовал всем Дед. Так его принято было называть, я и называла.
Он же, когда потрясение от почти сбывшегося пророчества попустило, присмотрелся… очевидно, больше ничего королевского во мне так и не нашел и стал звать Даркой. Мне не то, чтобы нравилось, но точно было проще и короче. Мужики, что ставили дом, были не местные, а пришли с предгорья.
Селения, стоящие там, существовали наособицу. Их жители ни к какому государству себя не причисляли и никуда не высовывались. Дальше в горы тоже жили люди. Тех называли горными. С болотными они поддерживали хорошие отношения и не враждовали. Даже пускали в пещеры с теплыми источниками – лечить кости и суставы, вымученные болотом.
Я ожидала, что встречу здесь страшных чудовищ и нежить, опасную и поддающуюся только моему перепуганному внушению. Что справлюсь с ними, почему-то не сомневалась. Но из страшного увидела только местных животин – маруссов, послушных и сильных, да здоровенных змей. Те вырастали такими огромными, что легко могли бы заглотить взрослого человека. Граненые головы иногда поднимались из болотной воды, прогоняя волны по поверхности. Умные, страшные глаза с вертикальным зрачком всматривались, отыскивая еду или просто любопытствуя. Они тоже не были опасны для меня, а вот страшны – были. К этим пришлось долго привыкать.
