Текст книги "Княжна (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
ГЛАВА 13
ГЛАВА 13
Назавтра мне нанес визит граф Грэгор. Очевидно, после разговора с настоятелем. Я привела ему те же резоны, что и первому.
– Виктория, но сын говорил, что вы ответили на его чувства.
Я покраснела – вот трепло. Мигом растрепал, даже не пришло в голову пожалеть мою стыдливость. А у меня тонкая душевная организация, блин. Покраснела еще больше – от злости.
– И что? Временное помешательство, по причине не поддающейся контролю жалости. Я вот и вас люблю. Как друга. Это не повод ловить меня на слове. Тяжелое эмоциональное потрясение после перехода, опять же. Я себя не контролировала. То есть… Не повод, в общем.
– Виктория, после вашего ухода тогда я поседел на глазах всего зала, видя, как мой сын уединяется с любимой женщиной и глядя на часы, отсчитывающие последнее секунды вашего пребывания в нашем мире. Пожалейте меня, как вашего друга. Я не переживу еще одной его попытки уйти из жизни. Я неверяще смотрела на него. Но не мог же Ромэр…
– Он что – сам себя? Самоубийство? Но это же страшный грех!
– Нет, что вы! Он вышел тогда с террасы, шатаясь и с безумным взглядом. Он до сих пор не знает, что я причастен к вашему уходу. Он отказался бы от меня еще там, во дворце. Я отвез его домой в состоянии полнейшей апатии. А когда вскоре начались военные действия на границе с соседями, он настоял на отправке в действующую армию с миссией переговорщика. Это почти смертники, Виктория. Там трудно выжить. Он и так долго протянул. А потом отказывался от лечения неестественным способом. Вы видели его. Вина за то, что с вами случилось, убивала его.
– Верю, граф. Именно вина и является причиной его предложения мне. Попытка замять скандал, виновником которого он себя считает. Я не в его вкусе, вы слышали сами.
– Да сейчас-то с чего вы это взяли? И он сделал вам предложение уже после того, как вы сняли с него вину.
– У вас все так легко и просто? Я всего лишь простила его, а виноват он будет всю жизнь!
Граф встал и прошелся по комнате, растирая виски. Долго стоял и смотрел в окошко, расположенное так высоко, что увидеть в него можно было только небо. Потом присел возле меня и, заглядывая в глаза, спросил:
– Девочка моя, что произошло между вами сейчас? Вы рисковали для него жизнью, вынесли страшные муки. Согласились спасать его мгновенно, очевидно, приняв это решение ранее. Будучи совсем равнодушной к человеку, так не поступают. Вы, едва ожив, показали такую силу духа, что поразили этим даже святых отцов. Он обидел вас, сказал что-то оскорбительное? Но он не мог! Он же боготворит вас! Я очень сомневалась, что смогу внятно объяснить ему причину моего решения уйти. Как-то смешалось все в голове – неуверенность, обида, страх, стыд, желание засунуть голову в песок, как страус и уйти от всех проблем разом самым простым, хоть и опасным способом. Но он смотрел на меня с таким участием и беспокойством… И я доверяла ему. Я решилась.
– Я хочу, чтобы этот разговор остался между нами. Обещайте мне. Хорошо? Ладно… Дело в том, что я уронила себя в глазах вашего сына и более не хочу его видеть из-за невыносимого стыда, который испытываю в связи со всей этой ситуацией. Все.
– Что?! Но что вы могли сделать? Между нами, только между нами. Я обещаю.
– Ладно… уроню и в ваших. Я сама настояла на том, чтобы лечь к нему в постель. Целовала его и объяснилась в любви, настаивала на поцелуе и, когда он не стал меня целовать, упрекала его в этом. Да, я еще самовольно перешла в обращении на «ты». И еще я позволила себе непристойное высказывание в адрес святых отцов при графе. Я тогда не знала, что они святые. Естественно, что такое мое поведение, а так же непотребный внешний вид, заставили вашего сына отнестись ко мне с пренебрежением, унижающим мое чувство собстве…я сама его уничтожила – достоинство. Вела себя, как девка из борделя. И вот результат – он тоже «тыкал» мне, не стал целовать, носом потерся – и только. А я никогда еще не целовалась, тот раз не считается, он мне нос прижал и чуть не раздавил меня. Я чуть не сдох…, я… А теперь я сама к нему полезла, я ждала, а он не стал…От меня псиной воняло после судорог, наверное. Ему было противно. Ну и пусть… не надо. Найду с кем целоваться. На балу в Дворянском собрании я пользовалась успехом. Там не знают о моем позоре, а тут… мной можно и пренебречь, я же грязна и отвратительна… Я не желаю больше видеть вашего сына, как и он меня, надеюсь. Свое предназначение я выполнила. Отпустите меня домой, – откровенно рыдала я.
Веселое выражение лица графа в начале моей исповеди постепенно приходило в состояние, соответствующее ситуации. А я продолжала: – Он привык к дамам утонченным и роскошным. За ними нужно ухаживать, долго добиваясь их расположения и поцелуя. А за мной теперь ухаживать не нужно. Зачем? Я сама в этой роли. Меня можно и носом… – я уже ничего не видела за своими слезами.
– Извините меня, – сдавленным голосом сказал граф и быстро покинул комнату.
Наплакавшись, я осмотрелась и, не найдя ничего подходящего, высморкалась в край простыни. Села на кровати и сидела, отходя от истерики. Кушать хотелось просто жутко, но судя по всему трапезничали святые братья раз в день – вечером, соответственно и гости тоже. Выйти из кельи в этом рубище было стыдно. Вот я и сидела или лежала, глядя на проплывающие в небе облачка. Что на меня нашло? Подумаешь – не поцеловал. Было даже стыдно перед старшим графом. Мужику и так досталось, а тут я со своими мелкими обидами. Но после того, как я выговорилась, мне стало легче на душе.
Хотя зря я это – про первый поцелуй. Первый был у меня еще в детском саду, потом пара чмоков в школе, в раздевалке консерватории пару раз с одним парнем. Но он вымазал меня слюнями и все. Я много читала об этом, слышала – поцелуй должен был быть не таким. С тем – на дворцовой террасе, мне тоже не повезло. А когда, наконец, была готова узнать, что же это такое – поцелуй любимого, желанный, необходимый мне в тот момент… опять облом. Вполне себе уважительный повод печалиться, что я и делала. А еще я ждала ответа отца настоятеля.
Он не заставил себя долго ждать. После вечерней трапезы сам зашел в мою келью. Сел и сказал, что обстоятельства изменились и мне необходимо появиться в столице. Король и королева желают видеть меня у себя в гостях. Им необходимо задать мне некоторые вопросы. Потом они приложат все усилия для того, чтобы помочь мне в исполнении моего желания, каковым бы оно ни было на тот момент. Меня все устраивало. Я поинтересовалась здоровьем молодого графа и узнала, что он еще не встает, но определенно идет на поправку. Отъезд в столицу назначен на сегодняшний вечер. Так что меня просили пока не ложиться спать. Попрощаться с Грэгором не получалось. Я не стала разыскивать его, монастырь не место для вечерних прогулок.
Примерно через полчаса за мной пришли. Мужчина в черном плаще, предложив мне такой же, вывел меня во двор монастыря. Было темно и рассмотреть святую обитель не получилось. Меня усадили в карету и повезли в столицу. Эту ночь я проспала под мерный стук подков и покачивание экипажа. Весь следующий день провела в размышлениях. Что у меня все не так, как у людей? Вроде влюбилась. Определилась. Он не против. Почему все опять пошло не так? В какой момент?
И приходила к выводу, что сама дура. Нужно было забыть эти свои обстоятельства и не позволять им портить себе жизнь. Но, то ли потрясение было слишком сильным, то ли времени прошло слишком мало, я продолжала комплексовать и по поводу своего несчастья, и по поводу тех высказываний графа. А увидев его прекрасный облик, вновь усомнилась в его чувствах. Тем более что сама внушить в таком виде ничего не могла. Вот и пошло все на второй круг. Понятно ведь, что такого красавца я надолго не удержу со своим скудным, а вернее нулевым опытом отношений.
И у нас разное воспитание. Я всем сердцем потянулась к нему, забыв различия наших культур, и опозорилась. Еще вдруг вспомнилось, как я уточняла его намерения насчет женитьбы. Вообще позорище, стыдоба…. Линять нужно отсюда и скорее. Какая-то тягучая и липкая тоска накрыла меня.
В столицу прибыли утром. Как выдержали бедные лошади гонку – не знаю, но я была, как выжатый лимон. На земле меня штормило, поэтому укутанная в плащ, я была отнесена в гостевые покои на руках. Обстановка и степень роскоши почти не отличались от графских. В ванной я уснула, окутанная душистой пеной. Если бы не остывшая вода, там бы и спала дальше. Вышла, съела все, что предложили на завтрак на столике, сервированном у камина. Потом, посидев в кресле, поняла, что до сих пор болят руки и ноги, и я хочу спать. Мне нужен был полноценный отдых в комфорте и чистоте без нервотрепки. Условия соответствовали. Я ими воспользовалась.
А в это время в одной из келий монастыря происходил непростой, странный, почти односторонний, разговор между отцом и сыном. Граф сидел у постели своего наследника и говорил спокойным усталым голосом:
– Прежде всего, я должен поставить тебя в известность о том, что это я организовал тот уход Виктории. Это было единственным условием ее согласия посетить бал и огласить твое прощение, пригласив на вальс. Я просил ее об этом. И не подозревал, что у вас дело успеет дойти до объяснения и предложения – времени я специально отвел минимум.
Ты должен знать об этом. На эту тему – все. Далее:
Возникли новые обстоятельства, и я отчаянно жалею о том, что противился тому, чтобы тебя отнесли к Виктории для выяснения отношений. Сейчас все необыкновенно усложнилось. Дело в том, что наша девочка оказалась двоюродной сестрой короля. Ее прабабушкой по матери была Ириаастра – родная сестра матери монарха. В свете вскрывшихся фактов Алберт будет казнен за покушение на особу монаршей крови, а саму Викторию отвезли во дворец. Да! Да, сын, я очень сожалею. Факт родства подтвержден неестественным образом. В ее мире не проводят омоложения, поэтому Ириаастра для девочки всего лишь дальний предок.
Я бесконечно благодарен тебе за молчание, сын. Теперь выслушай мои соображения по поводу того, чем это нам грозит. Наш род если и не достаточно знатен для того, чтобы смешать свою кровь с королевской, то уж точно достаточно богат для этого. Не будь ты замешан в прискорбных обстоятельствах появления Виктории в нашем мире, я даже не сомневался бы в благоприятном исходе. Но! Этот неприятный момент усугубился еще и вашей размолвкой ныне, и обидой Виктории на тебя. Я понимаю тебя, но пойми и ты ее. Она мужественная девочка. Знала, на что шла, соглашаясь на второй переход – очевидно, воспользовалась информацией, поступившей от Ириаастры.
Я не рассказывал тебе, что она вынесла ради тебя. Что было в переходе – я не знаю. Но здесь! Приступы жесточайших судорог! Мышцы сокращались так интенсивно, что могли сломать кости. Если бы не два оплаченных мною специалиста, а так же помощь отца настоятеля, мы имели бы не человека, а мешок с осколками костей. Боль была страшная… Полностью снять ее, как и спазмы, не удалось. Она несколько раз теряла сознание, и я благодарю за это ее женскую природу. Я не собирался расстраивать тебя этим знанием. Зачем говорю об этом сейчас? Только придя в себя, еще не в состоянии двигаться, она потребовала отнести себя к тебе. Не в состоянии стоять, вынуждена была попросить уложить себя на твою кровать. После страшного испытания эмоции не поддавались контролю, и она позволила себе выплеснуть на тебя все свои чувства. Она любит тебя – я не сомневаюсь в этом. И вынеся такую боль, хотела для себя небольшую награду – твой поцелуй. Не надо! Я не осуждаю и понимаю тебя. Не время и не место. Ты с минуты на минуту ожидал нашего прихода.
Для девочки это был бы ее первый поцелуй. Я знаю, знаю! Но, представь себе – тот не считается. Ты «чуть не раздавил ее, зажал нос и она чуть не сдохла». Она ребенок, нежный ребенок, непосредственный и чистый, выросший, будучи всячески обласканным своими родными. Она несет в себе королевскую кровь, была девственна, красива, как экзотический цветок и обладает ангельским голосом. Она безупречно воспитана, владеет изысканной речью. Мне постоянно приходиться напрягаться, чтобы соответствовать ей в этом. Предназначение было к тебе более, чем благосклонно – тебя наградили ею. Ты не оценил в свое время такой подарок, как она.
Нет, я не обвиняю тебя сейчас – не пожелаю никому твоих страданий по этому поводу. Но сейчас она внушила себе, что поцелуй не состоялся по той причине, что она пропахла потом после своих мук, выглядела неопрятно, а ты испытываешь к ней чувство вины, а не любви. Она стыдится своего перехода на «ты», признания и вырвавшихся нечаянно от страха за твою рану неприличных слов. Стыдится, что требовала поцелуй, а ты… что там было с носом? Я, если честно – не понял… Ну, не суть. Ты не оправдал ее ожиданий. Но этот ангел винит во всем себя.
И то, что прошло совсем мало времени после того кошмара, еще не дало ей возможности почувствовать себя чистой и не оскверненной. Она мужественно перенесла тогда свою трагедию – была ровна и вежлива, но Жана меняла подушки, промокшие от слез, почти каждое утро. В этой девочке непонятным образом сочетаются сильная, умная и волевая женщина и невинный, ранимый и наивный ребенок.
Еще я думаю, что судьба сыграла с тобой злую шутку, наградив неординарной внешностью. Впрочем, как и со мной в свое время. Красота является решающим фактором для женщин тщеславных и пустых. Умные же… Я ждал почти год, пока твоя мать поверила, что я способен на верность. У тебя нет этого времени.
Но речь сейчас вот о чем – я очень надеюсь, что монарх не воспользуется наличием новоприобретенной родственницы, чтобы прекратить конфликт на границе. Династический брак, действительно, был бы лучшим выходом из возникшей ситуации. За нас играет в этом случае то, о чем можно только сожалеть. Я понятия не имею, что нам делать дальше. Надеюсь, что вместе мы что-нибудь придумаем и решим. Выздоравливай скорей, тебе понадобятся все твои силы. И не дай тебе Бог сделать на этот раз хоть одно неправильное движение.
ГЛАВА 14
ГЛАВА 14
Утром меня разбудили. Я проспала неполные сутки и сон почти вылечил меня – и от последствий перехода, и от новых разочарований. Меня закружил хоровод новых событий и впечатлений. Две приятные девушки помогли мне принять ванну и вымыть волосы, высушили их и расчесали, болтая и припевая. Очень красивое утреннее платье ждало меня на кресле. Голубое с белым, легкое и воздушное, оно не стесняло движений и очень мне шло. Локоны скромно прихватили лентой, мягкие тканевые туфельки без каблуков были как раз впору. Поев в соседней гостиной, где был накрыт завтрак для меня, я поспешила на встречу с монархами. Меня предупредили, что встреча будет неформальной и кроме нас троих никого не будет. Так и случилось.
В большой светлой комнате, открывавшейся полукругом навстречу саду, в мягких креслах сидели мужчина и женщина. Светлый солнечный день, запах поздних роз и воды из сада, ветерок, шевелящий кремовый тюль в открытых террасных окнах – здесь было замечательно. А король в одной белоснежной рубашке, заправленной в домашние брюки, и королева в легком утреннем платьице выглядели, как герои повести Пушкина. Я сделала книксен, как мне советовали и поздоровалась. Меня пригласили присесть, разглядывая с непонятным интересом. То, что я вскоре узнала, меняло для меня все. Мой брат с улыбкой воспринял мою изумленную реакцию на новость. Его жена тоже… я не заметила неприязни с ее стороны. Нормальные, приятные люди. Моя решимость требовать возвращения домой поколебалась. Хотелось узнать подробности, познакомиться ближе, какое-то приятное предвкушение будоражило воображение. Короля звали Александр, а его жену – Александра. Мне предложили называть их так, как принято в нашем обществе и обращаться на «ты». Я растерялась. Все было слишком неожиданно и нереально:
– Э-э-э… дорогой брат, разрешите мне взять паузу для адаптации. Сразу перейти на «ты» я не смогу. А называть вас буду Алекс и Сандра, если вы не против. Это довольно интимно, для меня и это слишком. А меня, если хотите, зовите – Вика. Я люблю свое полное имя, оно означает «победа», но Вика короче и проще.
Мы разговорились, и я узнала подробности о моей прабабушке. Она спокойно жила себе со своими родителями, пока к ним не пришел прорицатель и не огласил Пророчество. Ей необходимо было уйти со своего мира в другой, где ей пророчили достойную и счастливую жизнь и встречу со своей неземной любовью. Девица не сопротивлялась, хотя и переживала. Не имела права. Все закончилось хорошо – я это знала. Рассказала о том, что любовь состоялась, что жизнь она прожила достойную. О нашей фамилии, родство с которой не испортит ни одно фамильное древо. Потом, в процессе прогулки по парку, я рассказывала про наш мир, про свержение рода Романовых с престола. Мы поплакали с Сандрой над судьбой детей царской семьи. Я обещала озвучить музыкальные произведения, которые помню, спеть, что умею. Пообедав, мы, довольные друг другом, разошлись для дневного сна.
Перед ужином мне предстояло ознакомить королеву с земной модой, начиная с тог и фижм, заканчивая мини-мини. Что и сделала потом с удовольствием. Охи и ахи королевы и дам двора стали благодарностью мне. Я с тревогой ждала встречи с придворными, боясь увидеть ту блондинку, но ее не наблюдалось, и я постепенно успокоилась. Королева заметила мою нервозность и поинтересовалась причиной. И я рассказала. А что? Они были тут самыми родными мне людьми, пусть пока только формально. Но я собиралась превратить наши отношения в доверительные и семейные.
Назавтра мне предложили обсудить ситуацию, сложившуюся вокруг меня. То, что это не сделали с разгону, обнадеживало. Мне явно давали время прийти в себя и немного привыкнуть к новому повороту в моей жизни. Значит, новые родственники относятся ко мне не без понимания и участия. Я не тряслась и не переживала особо перед разговором. Если сочтут меня не достойной – просто уйду, вот и все. Ну, помучусь опять. Меня передернуло от воспоминаний. Если иначе нельзя…
О ситуации на балу им доложили в подробностях, что-то они видели сами. Остальное пришлось дополнять и уточнять. Глядя в окно на цветущий парк и струи фонтана, я рассказывала про свое несчастье и все, что случилось впоследствии. Переживать раз за разом по новой все происшедшее, рассказывая о нем, мне не хотелось, но пришлось. Роль графа в этой истории выглядела не лучшим образом и мое признание о том, что я его полюбила, выглядело сейчас немного странным почему-то и для меня. Я стушевалась и смолкла, глядя на постепенно наливающиеся закатным малиновым цветом облака. Тишина была почти осязаемой. Ее нарушил брат:
– Вика, если бы не твои слова о любви, граф уже завтра лишился бы титула, не смотря на его чистосердечное раскаянье. Одно дело нанести самому себе вред, отказавшись от Предназначения. Другое – пренебречь членом королевской семьи, еще и подставив его этим под удар. Я обязан среагировать. Прости – я буду слишком откровенным с тобой: если бы ты сейчас оставалась девственной, я постарался бы уговорить тебя на династический брак во благо страны. На той стороне достойный противник и, как считают женщины – привлекательный мужчина, вдовец. Сейчас же, после оглашения воссоединения семьи, ты окажешься слишком на виду. Нет, никто не посмеет даже посмотреть на тебя косо. Даже не зная о нашем родстве, за попытку спровоцировать скандал на королевском балу бывшей пассии графа отказано от двора. По традиции, это значит полный остракизм по отношению к ней всего общества. Свои чувства необходимо держать в узде в виду королевского трона… Я добавлю к твоему титулу титул твоей прабабки, выделю достойное поместье или дом для проживания – на твой выбор. Назначу более чем достойное содержание. Но! Скандал, касающийся тебя, донесенный до общества стараниями той дамы, был слишком громким. Очень обсуждаемым его сделало также странное поведение графа Ромэра, игнорирующего осуждение общества по отношению к себе. Он весьма популярная личность благодаря своей внешности и незаурядным способностям. Потом этот инцидент на балу, твое таинственное исчезновение, отчаянье графа, седина отца… Не осуждение, за что тебя осуждать? Но пристальное внимание общества тебе гарантировано и от него оградить тебя я не смогу. Кроме того, вскоре появятся желающие получить твою руку по разным причинам. Кто-то – полюбив, кто-то – желая породниться с троном.
Я длинно говорю. Скажу прямо – лучшим выходом для тебя будет брак с графом Сизуанским Ромэром. Мне необходимо знать, каковы отношения между вами сейчас. Должен сказать, что против графа говорит только его репутация любителя и любимца дам. Счет его победам потерян. Если бы ты не была моей сестрой, то и не страшно. В остальном он очень способный и достойный молодой человек. У него блестящее будущее. Ты ответила согласием на его предложение. И хотя помолвка не была оглашена, я готов…
– Извините, Алекс. Я уточню – я не согласилась на брак. Я согласилась подумать до конца бала. Далее – сейчас подтверждением чувств графа ко мне являются только его слова. Чем они вызваны – еще вопрос. Я не уверена, что то, что он испытывает ко мне – не чувство вины. Он порядочный человек и жалеет о том, что со мной случилось. Я люблю его, но воспитана так, что не прощу измен. Кроме того я знаю, что моя внешность не в его вкусе. Была, по крайней мере. Что еще? Я не хочу сейчас замуж. Прошу не устраивать праздника в честь воссоединения нашей семьи – не хочу излишнего внимания. Вы правы – оно мне пока неприятно. Мне нужно время зализать свои раны, разобраться в себе. Хочу тишины и одиночества. Потом, когда я буду готова, мы поговорим и я даю слово, что прислушаюсь к вашим советам. Прошу – дайте мне время. И у меня будет еще одна просьба к вам. Боюсь, что она накладна для казны. Но я подарю вам кое-что взамен…
Через три дня я уезжала в королевский охотничий домик. Мне существенно поднимал настроение тот факт, что стоимость фамильных драгоценностей графов Сизуанских будет возмещена им из королевской казны. А я взамен подарила королевству слово «магия», замучившись выслушивать и выговаривать предыдущую версию.
В нескольких экипажах разместились я, мой появившийся за эти три дня багаж и средних лет приятная и молчаливая дама со своими вещами – моя компаньонка вдовствующая княгиня Валенсия. Несколько человек сопровождения выглядели очень живописно – мундир лазурного цвета, черные сапоги, шитье на груди. Почти наши гусары, вот еще бы эполеты, кивер да ментик – и полное сходство. Но эти люди не были военными – просто охрана, дворцовая стража.
Было раннее утро. Слишком раннее. На траву выпала густая роса, предутренний туман еще таял в чашах парковых фонтанов. Я подрагивала, не проснувшись толком. Вчера просила брата не провожать меня так рано, он и не провожал. Но сейчас мы махали друг другу рукой. Я – от кареты, а он – из окна дворца. Почему-то мне было очень приятно, что он поднялся в такую рань из-за меня. Мишка сделал бы так же, демонстративно не выйдя провожать к карете. Хотела – получи. От этого глупая счастливая улыбка не оставляла меня еще долго. Настроение поднялось.
Я рассматривала столицу, потом ее пригороды, потом окрестности. Вспоминала своего новоприобретенного брата – мы с ним совсем не были похожи – у него были русые волосы и зеленовато-серые глаза, очень привлекательное, хотя и суровое лицо. Я потом спрошу его про настоящее количество прожитых им лет – когда буду знать, насколько этот вопрос вообще приемлем в их обществе. Потом меня немного укачало мерное движение экипажа, топот лошадиных копыт уже почти не воспринимался, как шум, и я уснула на мягком сидении, положив голову на подушечку. Рядом посапывала княгиня.
Ехали мы почти весь день. Смысл раннего подъема и был в том, чтобы доехать засветло. Мы успели. Вторая половина дороги проходила по лесу. Иногда мы проезжали мосты и мостики над ручьями и лесными речками. Тень от деревьев полностью закрывала дорогу. Огромные валуны, вросшие в землю и покрытые мхом, виднелись на обочинах между папоротников. Свежий и терпкий запах дубового листа, тяжеловатый и пряный – живицы, запах грибов и болота – все это приводило меня в восторг. Я обожала лес и сейчас была просто счастлива.
Сейчас наш экипаж въезжал на огромную поляну перед дворцом. Иначе это строение не назовешь. Не очень большой, но необыкновенно красивый одноэтажный дом с колоннами, огромными окнами в пол, украшенными раскладкой, произвел на меня ошеломляющее впечатление. Большее, чем в свое время королевский дворец. Наверное, я просто не ожидала увидеть такое в лесу. Лимонного цвета стены с белой отделкой светились в наступающих сумерках. На ступеньках нас ждали. Пожилой дяденька в обвисшем бархатном сюртуке топтался у колонны.
Когда мы с княгиней вышли, он уже стоял рядом и приветствовал нас, приглашая в дом. Охрана занялась багажом и экипажами. А мы с Валенсией, как она просила меня называть себя, вошли в просторный зал. Прихожей не было. Плиты узкой террасы переходили в плиты гостиной. По всему ее пространству были расставлены диваны и кресла. Мягкие оттоманки и приставные столики, подпирающие жемчужного цвета стены, были заняты подушками и вазами с цветами. Картины, изображающие сцены охоты, украшали стены. Шкуры животных лежали на плитах пола возле диванов. Огромный камин окружила диванная группа, затянутая темно-зеленым бархатом. Кружевная каминная решетка и набор совков и кочережек сверкали начищенной бронзой.
Темные шторы, украшенные ламбрекенами, а также тюль были подхвачены шнурами и открывали вид на поляну и лес. Ковров на полу не было, но разноцветные плиты неизвестного камня образовывали перед входом приятный узор. Возле стены, противоположной камину, стоял огромный черный рояль. У меня перехватило дыхание от восторга. Боже, это все было моим на любое время, которое я захочу пробыть здесь! Я закружилась по залу от радости. Завизжать и запрыгать не позволили новоприобретенные манеры.
В охотничьем домике была еще столовая и несколько спален, обставленных в строгом мужском стиле только самой необходимой мебелью. Одна из них досталась княгине, а меня проводили в королевские покои. Там тоже было необыкновенно красиво. А окна открывали вид на лесное озеро, к которому спускалась широкая каменная лестница от дома. Двери, выходящей на лестницу, я пока не видела. А вот озеро стало неожиданностью. Дворец, по-видимому, специально поставили так, чтобы прикрыть им подход к воде.
Управляющий водил меня по дворцу рассказывая о том, что здесь есть конюшня, собачий питомник и жилье для прислуги и стражи дальше в лесу. Что к моим услугам лодка, если я пожелаю кататься. Ужинала я в своей гостиной, приняв ванну и переодевшись. Валенсия обустраивалась и тоже при помощи местной горничной раскладывала свои вещи у себя – начиналась наша жизнь в охотничьем домике – сказочном лесном дворце. Она обещала быть удобной и приятной. Я была несказанно благодарна брату за такой подарок.
И была уверена, что отлично высплюсь в этой шикарной постели после длинной поездки, но утром проснулась совершенно разбитой.
Лежала, глядя в потолок и в замешательстве вспоминая сон, терзавший меня всю ночь.
Красивый мужчина открывал карие с золотистыми крапинками глаза и, не веря им, выдыхал потрясенно: – Ты… Сухие потрескавшиеся губы шептали, растягиваясь в легкой ласковой улыбке: – Хочу… Я брала его лицо в ладони и целовала, сминая эти губы и задыхаясь. Я наваливалась на него, пресекая несуществующее сопротивление и выцеловывала закрывшиеся глаза и небритые щеки, всхлипывая и задыхаясь при этом. Я не помнила уже его, только эмоции сейчас захлестывали меня. Нежность, накрывающая, как волна – я тонула в ней. Жадное желание прижаться ближе, еще ближе, раздавить его, высосать из него душу – это пришло потом. Я дрожала и стонала. Мне было страшно.
Прижав ладони к мокрому лицу, я с ужасом вспоминала все это. Мама ж моя! Что это было, из-за чего и в связи с чем? Я даже не думала о нем вечером – уснула сразу же. В моем сне он совершенно не сопротивлялся, а я же почти грызла его и мне было мало этого. Если бы я не проснулась, вся в поту и мыле, то обглодала бы его к чертовой матери, наверное. Это что, просыпается та самая чувственность? Слюнявить мужика, елозить по нему и рычать – это нормально? Господи, тут хоть есть звукоизоляция? Я чуть не заплакала от стыда. Если что, придется объяснять, что это просто эротический сон. Вставая с кровати, почувствовала боль в мышцах спины и бедер. Это я напрягала их так, терзая фантом Рома? Жуть какая… Ковыляя в ванную, я потихоньку успокаивалась. Это просто сон. В жизни я никогда не стала бы вести себя так. Это просто ночной кошмар.
В ванной я шептала в льющуюся воду: – Куда вода – туда сон. Куда вода – туда сон. Куда вода – туда сон. – Простите мне это суеверие, отец Евгений. Мне это нужно сейчас.
К завтраку я вышла, уже чувствуя себя человеком. Поздоровалась с Валенсией – кроме нее, за столом никого не было. Кормили тут вкусно, мне очень понравилось. А больше всего нравилось то, что опять не нужно готовить самой. Хотелось скорее увидеть озеро и лошадей с собаками, обследовать лестницу и весь дом, проверить, не утратила ли я навык верховой езды, покататься на лодке, поискать в лесу грибы. А еще я заметила лестницу, ведущую наверх – тут был чердак… Много всего нужно было сделать. И остальные две недели я занималась всем этим.
Лошадка, которую мне посоветовали выбрать для себя, напоминала по комплекции мою Серую, но была вороной. Я полюбила ее, как люди любят домашних котов или собак. Таскала ей морковку и яблоки, куски хлеба. Каталась я на ней ежедневно, заново приспосабливаясь к мужскому седлу. В исключительных случаях женщинам разрешалось пользоваться им, надев лосины под разрезанную спереди и сзади юбку. Высокие сапоги, закрывающие колени, и маленькая шляпка стали привычной одеждой для меня. Я облазила все окрестности, не раз обогнула озеро и проехала по дороге до основного тракта. Заблудиться мне не грозило – стайка маленьких мотыльков, напоминающих моль, вытягивалась в сторону дома, как только я останавливалась.
От уроков верховой езды отказалась. В гонках участвовать я не собиралась, а для прогулок шагом держалась на лошади неплохо. Вечером мы с Валенсией читали или музицировали, показывая друг другу музыкальные композиции наших миров. Пели – у нее был приятный, хотя и слабый голос. Она разучила мои романсы, и мы пели их иногда вдвоем, играя в четыре руки. Эротические сны мне больше не снились, и ничего не беспокоило меня, тревожа и предупреждая о неприятностях. А зря…
