Текст книги "Ведьма-двоедушница (СИ)"

Автор книги: Тамара Клекач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Но в то же время в их словах и интонациях сквозила неуверенность. Обсуждая какого-то Льва, они высказывали недоверие к его персоне: кем он был, откуда пришёл, как ему удалось занять видное место у царя, славившегося своей недоверчивостью, чем на самом деле занимался основанный им орден, и самый главный вопрос – зачем ему была нужна Саша.

Хотя в последнем они сомневались, так как сам Лев так и не сказал, как выглядел нужный ему человек, сказав лишь тому, кого звали Роман, что он сразу поймёт, кто ему нужен, как только увидит.

Холодный январский ветер дул в лицо. Мороз крепчал, и Сашу начала пробивать дрожь. Она давно не еле, и была ослаблена, а проклятые верёвки не давали ей возможности даже согреть себя, да и бедную лошадь под ней.

– Здесь сделаем короткий привал. – Белолилейник натянул поводья и спрыгнул с лошади. Они были в дороге уже сутки, ни разу не остановившись с того момента, как покинули заставу. Для Саши всё ещё было загадкой, как они смогли проникнуть на территорию пристанища, места, которого не существовало для простых смертных, но это было и не важно.

– Роман, лошади на пределе, – возразил один из белолилейников. – Им нужен отдых. И не короткий. Да, и нам тоже. Ведьма нас хорошенько потрепала. – Саша едва заметно улыбнулась. Ей было выгодно, чтобы они верили в то, что сами поймали её, а не в то, что она позволила им это сделать.

– Ладно, – немного поразмыслив, ответил Роман, – переночуем здесь, но с рассветом выезжаем без промедлений.

Они засуетились, привязывая лошадей и разводя огонь. Кто-то из них спустил Сашу на землю и усадил под деревом. Через какое-то время запахло едой, и их бестолковые разговоры затихли.

– Роман, может не стоит?! – Саша услышала шаги.

– Я сейчас сниму повязку и дам тебе поесть. – Голос белолилейника был низким и песочным. – Но если ты что-нибудь выкинешь, то останешься голодной. Это понятно тебе? – В животе забурчало, и Саша кивнула.

Свет от костра ненадолго ослепил её. Темноволосый парень со смуглой кожей и карими глазами протянул ей кружку с горячей похлёбкой. Его руки, едва коснувшиеся её, были тёплыми, а взгляд настороженный, изучающий, с глубоким отблеском чего-то противоречащего его нашивке белой лилии на груди.

Саша хотела поблагодарить белолилейника, но передумала. Испугается ещё, да и рот завяжет на пару с глазами. Да и какая разница: он враг, один из тех, кто виновен в смерти её семьи и многих других семей.

Размышляя об этом, Саша не заметила, что так и не отвела взгляда от карих глаз. Белолилейник тоже взгляда не отвёл, а даже наоборот он погружался глубже, как будто пытаясь понять, кто она, что она. И страха в нём не было, и ненависти.

Саша почувствовала, что краснеет, и сосредоточилась на кружке с остывающей похлёбкой, мысленно ругая себя за такое неуместное поведение. Ну, красив был молодец. И силён. Но это было для другой жизни – той, что она оставила позади.

– Неужто к нам вернулась удача? – потирая затёкшую от спанья на седле спину, пропел Димитрий. – И всё-таки добрые дела окупаются!

– И то правда! – Афоня подставил солнцу заспанное лицо. – Давно я такого не видел!

Роман пожал плечами. Пол ночи он караулил спящих, и хотя яркое солнце, сменившее снегопад его и радовало, но бодрости особо не прибавляло. Путь им предстоял ещё долгий. Монгол же, сменивший его во второй половине ночи, никак не отреагировал на перемену погоды.

Саша же вообще солнца не видела, а только ощущала его ласковое касание на лице. Роман не завязывал ей глаза, пока дежурил, чаще чем следовало бы посматривая на неё, когда думал, что она спит. Зато его сменщик церемониться не стал, и как только Роман отошёл, надел ей повязку, туго завязав узел.

– Сегодня надо проехать как можно больше, – сказал Роман, подсаживая Сашу на лошадь. – Погода сопутствует, но завтра может быть иначе.

– Вот умеешь ты ободрить, друг, – усмехнулся Димитрий.

Отряд тронулся в путь. Димитрий и Афоня как и прежде держались от Саши в стороне, насвистывая что-то весёлое. Монгол ехал впереди с мушкетом на готове, хмурый как и всегда. Роман же ехал рядом с ней, держа в руках поводья её лошади, и задумчиво глядя по сторонам.

А погодка тем временем всё больше радовала. Солнце светило ярче, чем долгожданной весной, а грело сильнее, чем поздним летом, и свежий ветерок приятно обдувал нагретую солнцем кожу.

Птицы пели песни, пёстрыми стайками занявшие все ветки на голых деревьях. И никак не верилось, что был январь.

Саша пыталась обдумать свой план с учётом новых знаний, но никак не могла сосредоточиться. Мысли всё время ускользали от неё. Внутри пульсировала её вторая сущность: она нервно металась, словно стараясь вырваться наружу, или как будто что-то хотела сказать, или предупредить.

Саша терпеливо игнорировала это, периодически скручиваясь в седле от сильных спазмов, чем вызывала опасливые взгляды Димитрия и Афони.

– Слышь, Монгол, – Димитрий кивнул на заросли с оранжевыми ягода, похожими на малину. – Это что за чудо такое? – Монгол ему естественно не ответил, но подъехал посмотреть. Димитрий спрыгнул с лошади и, сорвав ягоду, покрутил её в руке. – Малина что ли?

– Какая малина тебе, дурень? – Афоня подъехал следом за Монголом. – В январе-то?

– Морошка, – со знанием дела вступил в разговор Монгол.

– Какая морошка тебе, дурень? В январе-то? – перекривлял Афоню Димитрий, и завязался спор.

Сашина лошадь недовольно тряхнула головой. Её снова скрутил сильный спазм, и она сильно сжала бока животного. Роман потянул поводья, чтобы лошадь подошла ближе. Он давно заметил, что Саше нехорошо, да всё не знал, как спросить её об этом.

Она сделала несколько глубоких вдохов и вытерла рукавом выступивший на лбу пот.

– Морошка, говорю! – закричал Монгол, отбросивший в пылу спора свою привычную молчаливость и невозмутимость. Тогда-то Саша и поняла, что было не так.

– Брось! – закричала она. – Брось её, дурень!

От неожиданности Димитрий выронил ягоду, которую уже собрался закинуть в рот.

– Ты что, ведьма? Сдурела? – оторопел Димитрий. Даже Роман удивлённо открыл рот.

– Морошка растёт на болотах. – Как только Саша это произнесла, в округе повисла мёртвая тишина: исчезли птицы, погасшее солнце, потянуло свои лучи обратно, прячась за серыми облаками, снег, до селе радовавший своей белизной, празднично украшенной разноцветными ягодами, стал грязным и редким.

Димитрий, стоявший возле дивных ягод, оказался по пояс в болоте. Лошадь Афони вздыбилась, испуганно перебирая копытами, увязшими в мутной густой жиже.

Саша сорвала повязку с глаз и спрыгнула с лошади. Из-за того, что они с Романом отстали, они остались на одном из немногих крошечных островков твёрдой земли.

– Режь верёвки. – Саша протянула Роману руки.

– Не вздумай! – зашипел Димитрий, умудрившийся взобраться в седло. – Это её рук дело!

– Режь, или мы все здесь сдохнем! – сказала она, не сводя настойчивого взгляда с Роман. Каждая секунда была на счету, а он всё медлил, что-то высматривая в её лице, обдумывая.

Наконец, он достал из-за пояса кинжал и, взяв её руки, перерезал верёвки.

Саша издала лёгкий вздох облегчения, почувствовав, как чары от верёвок спадают с неё. По телу разливалось тепло, и сила запульсировала в каждой её части тела.

– Оставайтесь на земле, – сказала Саша, отходя от Романа. – И, что бы ни случилось, что бы вам не показалось или не захотелось, не заходите в болото. – Она обвела взглядом каждого, легко читая на их лицах смятение, непонимание и страх. – Не заходите в болото, – ещё раз как можно чётче повторила она, и шагнула в болото.

– 9 -

Густая, тёплая жижа, пахнущая гнилью, легко поддавалось её шагам. Болото было радо, что она пришла. Зайдя почти по пояс, Саша услышала радостное шипение и бульканье.

Будь Саша простым человеком, болото давно бы её затянуло в свои глубины и полакомилось ею, но она не была простым человеком, и болото, поняв это, обрадовалось ещё пуще: сколько силы, сколько жизни оно могло высосать из неё. Саша ощущала его нетерпение и предвкушение. И даже будь они худосочными простолюдинами, оно не выпустило бы их из своих владений, и существа, обитавшие в них, были уже на подходе.

Саша оглянулась, чтобы убедиться, что белолилейники оставались на суше. Она встретилась взглядом с Романом. Он был полон тревоги, и конь под ним нервно бил копытами, чувствуя, что он вот-вот его пришпорит и пустит прямиком в болото.

Она отрицательно покачала головой и зачем-то улыбнулась, как будто говоря "всё будет хорошо".

Повернувшись снова к болоту, Саша закрыла глаза и сосредоточилась. Небо над низменностью начало темнеть. Тучи чернее чёрного застилали небо, сверкая молниями и громыхая раскатами. Ветер трепал Сашины волосы, и по болотной поверхности пошла рябь.

С противоположной от Саши стороны доносился нарастающий гул, и то тёмное, что приближалось к ней, не было тучами.

Вдоль позвоночника пробежала приятная дрожь. Саша подняла руки над головой и хлопнула в ладоши. По болоту пронеслась ярко-зелёная вспышка, и место Саши заняло огромное животное. Размерами оно не уступало коню, чёрная шерсть его лоснилась и блестела, длинный хвост сбивал с поверхности зелёно-жёлтый покров.

Выпустив острые когти, Саша пригнулась, готовясь к прыжку. Один удар сердца, второй удар сердца... Гул сменился на протяжные "ууу-у", похожие на жутковатый смех. Третий удар сердца, четвёртый удар сердца, пятый...

В мгновение ока пятнистые собакоподобные существа заполонили всё в округе. Они сыпались с неба, лезли из болота и ещё бог знает откуда. Саша рвала их зубами и драла когтями. Молнии вспыхивали одни за одной, сдерживая полчища тварей там, где она поспеть не могла.

На суше они были гораздо слабее, но в болоте сила их была безгранична. Не успевала Саша убить одного-двух, как их место занимали двое-четверо, всё дальше уводя её от земли.

Всё тяжелее мощное тело поднималось на лапы, всё чаще капала с него кровь, всё отчаяние становилось рычание. Твари сыпались на неё один за другим, вгрызаясь в плоть, пытаясь повалить. Саша выла и рычала от боли. Под тяжестью их тел она всё глубже проседала, лишаясь возможности их сбросить.

Внезапно вес исчез. За спиной раздалось ржание коней. Саша повернула окровавленную морду: белолилейники, зашедшие в болото по самые сёдла, рубили пятнистых тварей саблями направо и налево.

Роман, бывший ближе всех к Саше, в одной руке держал саблю, а в другой кинжал. Ловко взмахнув последним, он сбил с Саши ещё одно существо. Посмотрев ей в глаза, он улыбнулся, как будто говоря "всё будет хорошо". Это придало ей сил, и она смогла подняться.

Вместе им удалось оттеснить их достаточно, чтобы подойти к тому месту, где земля утоптанной тропой шла в обход болот, но тварей всё ещё было слишком много. Они визжали от боли, падали замертво, но всё равно наступали, стремясь взять их в кольцо.

Белолилейники обливаясь потом, едва размахивали саблями. Монгол, давно потерявший свою саблю, отбивался мушкетом. Афоня с Димитрием, взявшие пример с Романа, вытащили кинжалы, но едва удерживали равновесие в сёдлах.

Роману приходилось хуже всех. Левая его рука, державшая кинжал, была вся в крови, на запах которой пятнистые твари слетались, как стервятники. Но кинжал он держал крепко, поэтому они атаковали справа.

Саша видела, как одна из тварей прыгнула на саблю, и упала в болото вместе с ней. Роман наклонился в седле, чтобы удержать саблю, и тогда вторая тварь прыгнула на него.

Саша была быстрее. В широком прыжке она сбила её, и вместе они упали в жижу, окрасив красным зелёно-жёлтый покров. Взбешённая сука вгрызлась ей в плечо, и Саша ответила тем же, перегрызая ей глотку.

Земля была всё ближе, но тем сложнее было до неё добраться. Крики Афони и Димитрия становились всё истошнее. Лошадь Монгола сгинула, и Роман, отбиваясь одной рукой, с трудом затащил его на свою. Положение было критичным: они были окружены.

Саша сбросила с себя ещё несколько тварей, и набрала в грудь как можно воздуха, собирая как можно больше силы на последний рывок.

Она издала рык. Зелёное свечение охватило её чёрное тело, и чем громче она рычала, тем ярче оно становилось, пока не охватило зелёным огнём всё вокруг.

Пятнистые собакоподобные существа извивались и визжали, сгорая без остатка. Поверхность болота вздыбилась, и когда она осела, вокруг не осталось ничего, кроме водоёма с чистой водой.

Выдохшиеся белолилейники вытерли потные лица дрожащими руками, растерянно глядя друг на друга. Монгол устало плюхнулся в воду, погрузив лицо целиком в её спасительную прохладу.

Роман спрыгнул с лошади, и обмыв окровавленную руку в воде, засунул кинжал за пояс и огляделся.

– А где... – Лицо его помрачнело. Саши нигде не было видно.

– Вон! – Афоня, всё ещё сидевший на коне, приподнялся в седле. – Вон она!

Роман кинулся в указанном направлении. Саша лежала у берега. Вода вокруг неё была красной.

– Боже мой!

Под накидкой было месиво: кожа местами отставала, открывая рёбра, рваные раны параллельными линиями проходили через всё туловище. Она безучастно смотрела на Романа. Боли, судя по всему, она не чувствовала, что Романа больше всего и беспокоило.

– Всё хорошо, – прошептала она, поймав его встревоженный взгляд. – Вода меня исцелит.

– Не думаю, что она понимает, что происходит, – произнес Димитрий. Был он бледен, и всячески старался не смотреть на Сашу.

– Что мы можем сделать? – спросил Афоня.

– Я не знаю, – ответил Роман. В голосе его звенело отчаяние, а взгляд метался между её ранами и глазами, не выражавшими абсолютно ничего.

– Ей нужна помощь. – Неожиданно для всех Монгол встал на колени рядом с Сашей, внимательно рассматривая её. Он взял её за руку, и на мгновение Роману показалось, что в ней что-то засветилось. Зрачки Саши расширились, и веки опустились. – Есть одно место. – Он перевёл взгляд на Романа, который неотрывно наблюдал, как мирно поднимается и опускается грудь уснувшей девушки. – Но времени у неё мало.

Решение было за ним: он был назначен во главе отряда, ему было поручено доставить её живой и по возможности невредимой. С последним он не справился. По его невнимательности они забрели в чёртовы болота, и из-за него девушка, которую он держал на руках, была при смерти.

– Где это место?

Решение далось легко. Ещё с самой первой встрече с ней где-то в глубине души Роман даже не решил, а дал клятву делать всё ради неё.

***

Сыпал мелкий снег. С каждой новой просекой, которую они проезжали, ощущение времени менялось. Их было бесконечное множество, и после каждой становилось всё тревожнее. Всё, что находилось вокруг, существовало по иным правилам и законам. Чувствовали это даже белолилейники.

Тропинки петляли, уводя всё глубже в неизвестность, и тем сильнее Роману казалось, что за ними следят.

Он крепко держал Сашу свободной от поводьев рукой. Она так и спала всю дорогу, делая ровные вдохи и выдохи. Иногда она шевелилась, и Роману казалось, что она вот-вот откроет глаза, и он снова пропадёт в их зелёных глубинах, но глаза она не открывала. И тогда Роман размышлял о том, что ей снилось и мог ли он хоть ненадолго заглянуть в её сны.

Монгол, ехавший впереди, остановился около огромного булыжника чудаковатой формы с неприлично выпирающими отдельными элементами.

– Бабий камень, – провозгласил он.

– И что теперь? – спросил Димитрий, поглаживая нервно бьющую копытами лошадь.

– Теперь ждать.

– Чего? – раздражённо спросил Роман. Девушка на его руках шевельнулась, и прядка волос упала ей на лицо. Он аккуратно заправил её, едва касаясь синеватой кожи на её лице. – Ты сказал, что времени мало. Она уже вся синяя.

– Разрешения, – невозмутимо ответил молодой стрелок.

– Какого разрешения? – прорычал Роман. Рычанием ему ответил бурый медведь, вышедший из-за камня. Встав на задние лапы, он ударил себя в грудь и снова зарычал.

Афоня и Димитрий обнажили сабли.

– Тише! Тише, косматый! – Женщина появилась из ниоткуда. Бесстрашно подойдя к медведю, она погладила его и протянула ладонь со жменькой малины. Косматый слизал все ягоды и, рыкнув на последок, лениво удалился туда, откуда пришёл.

Монгол спрыгнул с лошади и низко поклонился женщине средних лет, одетой не по сезону в простой белый сарафан.

– Владычица леса, приветствую тебя, матушка всего живого, покровительница страдающих и нуждающихся.

– Приветствую и я тебя, сокол ясный, – склонив голову, ответила она. Её пронизывающий взгляд прошёлся по всем, задержавшись чуть дольше на Романе. – И друзей твоих тоже, – добавила она. – Оставьте коней здесь, о них позаботятся. Сами следуйте за мной.

Женщина коснулась камня и исчезла. Димитрий с Афоней растерянно переглянулись, но Монгол уже помогал Роману снять девушку, и им не оставалось ничего другого, как оставить коней и проследовать за ними.

Ощущения при переходе были странными, словно они с ветерком прокатились с горки. Однако, внутри был дом, самый обычный деревенский дом. В круглой горнице весело потрескивал огонь в очаге, и пахло травами, которыми было обвешано всё вокруг. Из неё выходило несколько слабо освещённых коридоров, которые вели в другие комнаты.

Роман осторожно уложил девушку, куда указала хозяйка.

– Сашенька, ты меня слышишь? – ласково прошептала она, положив свою ладонь ей на лоб. – Сашенька! – Девушка не ответила, и хозяйка дома убрала ладонь и развернула накидку. От увиденного месива, застывшего на морозе вместе с остатками одежды, лицо хозяйки потемнело. – Там бадья, – обратилась она к Монголу, указав рукой на один из коридоров, – заполни её водой горячей, но не кипятком.

– Мы поможем. – Димитрий с Афоней направились к нему, но молодой стрелок остановил их.

– Я сам. Быстрее будет, – ответил он, как-то странно усмехнувшись, и удалился.

– Отдыхайте. Ночь будет долгой. – Димитрий с Афоней растерянно посмотрели на Романа, державшего Сашу за руку.

– Я её не оставлю.

– Как знаешь, – ответила хозяйка, сжав его плечо. – Может, так оно и лучше будет.

– Готово, – крикнул Монгол из коридора.

– Как он так быстро? – удивился Димитрий, но на его вопрос никто не обратил внимание.

– Поднимай её, да только осторожно, – сказала Роману женщина. Пучки трав ягод слетались в глиняную чашу, которую она держала в руках. Проверив пальцем воду в бадье, она одобрительно кивнула. – Опускай.

Роман сделал так, как она сказала, и опустил Сашу в воду, сразу же ставшей красной. Раны на её хрупком теле вскрылись, и девушка издала стон.

Хозяйка вытащила маленький нож и, уколов Сашин палец, выдавила пару капель в дымившуюся чашу.

– Держи ей голову. – Она вливала жидкость ей в рот постепенно, внимательно следя, чтобы ни одна капля не потекла мимо.

– Это ей поможет? – спросил Роман. Саша закашлялась, и он встревожено наклонился к ней.

– Раны излечит, – женщина с сочувствием посмотрела на Сашу, а затем на Романа, – но она потратила слишком много сил, так что... – Вода в бадье плеснулась. Девушка в ней задрожала. – Начинается! Держи её крепко!

Саша дёргалась так сильно, что Роман не придумал ничего лучше, чем залезть в бадью и удерживать её так крепко в своих объятиях, как только мог. Волосы её из каштановых сделались ярко зелёными и из-под них выглядывали заострённые уши, на пальцах появились длинные когти, больно впившиеся Роману в руки. Она закричала. Крик её перешёл в рычание, заставившее дрогнуть весь дом.

Постепенно рычание стихло. Вода в бадье начала испаряться. Раны на теле Саши затягивались, одежда становилось целой и чистой, только пятно на груди, оставленное раскалённой кочергой, осталось на месте, лишь немного побледнев.

Саша обмякла, и дыхание её стало более ровным и спокойным. Роман разжал объятия и, подняв её на руках, вылез из бадьи и уложил на большую кучу соломы.

Заправив прядь её всё ещё зеленых волос, он поднёс её маленькую ручку к своей щеке – она была тёплой, и это его обнадёжило.

– В этом нет твоей вины, – сказала хозяйка, украдкой наблюдая за ним. – Она бы всё равно это сделала: попыталась бы вас спасти, не бросила бы там умирать.

– Откуда вы знаете?

– Я же Мудрая женщина, я всё знаю.

– 10 -

Афоня с Димитрием пристроились возле очага. Сон сморил их задолго до того, как Роман наконец оставил спящую Сашу под надзором Евгении, хозяйки Бабьей Выгороды.

Ему не спалось. Задумчиво глядя в танцующий огонь в очаге, он крутил в руках мизерикорд, снова и снова прокручивая в голове наставления лидера ордена.

Молодой стрелок тоже не спал. Вернувшись после осмотра лошадей, он струсил с шапки снег и, сев напротив Романа, потирал покрасневшие от холода руки.

– И много вас таких? – не отводя от огня задумчивого взгляда, спросил он.

– Среди стрельцов нас много, – ответил он, кинув косой взгляд на спящих Димитрия и Афоню, – но что есть много, что есть мало?

– А что Лев? Он знает, кто ты на самом деле?

– Ты многого не знаешь о нём, – уклончиво ответил Монгол, неотрывно следя за ставшими более резкими движениями кинжала у Романа в руках.

– А кто вообще о нём что знает? Откуда он? Какая у него цель? Ведь не та же, что он всем говорит, мол, мир он очистить хочет от зла? – Монгол не ответил. Роман крутанул в ладони кинжал и, воткнув его в землю, встал. – Что за приказы у тебя? Зачем она ему?

– Могу сказать только то, что она будет жить, – ответил он, посмотрев на Романа со всем ненавистным Димитрию спокойствием.

– Это не то, что я хотел услышать! – рыкнул Роман, сжимая кулаки.

– Думай, что хочешь, – махнул рукой Монгол, укладываясь спать. – Я тебе не враг.

Постоял Роман с минуту, дымясь от злости, да разжал кулаки. Как бы зол он не был, бить лежачего он бы не стал. Подняв кинжал с земли, он прошёл по коридору к покоям Саши, но на пороге остановился, не зная как поступить.

– Входи. Чего стоишь? – Евгения отложила в сторону поблёскивающий во мраке покоев камень, и внимательно посмотрела на него.

Роман сделал несколько неуверенных шагов. Собственное сердцебиение показалось ему слишком громким, и, он, побоявшись разбудить спящую девушку, отступил назад. Волосы её, разбросанные по соломе, цвета не изменили, но когти уже исчезли. Она дышала ровно, и ему даже казалось, что она слегка улыбается.

– Странная она жизнь, верно?

– Странная, – подтвердил он, полушёпотом, не сводя глаз с Саши.

– Она тебе не враг. И вообще никому не враг. Просто она другая, а таким никогда нет места среди обычных людей.

– И что прикажете делать? – На него снова накатила злость. – У меня...

– Приказ, да. Знаю. Но будущее не известно даже мне. Ты ведь это хочешь знать: что будет, что делать? Этого я тебе сказать не могу, но тому, что суждено случиться – случится, и, ни ты, ни я, ни даже она не сможем это предотвратить. Так или иначе, конец будет таким, каким его определили задолго до нас.

– Я вам не верю! – Евгения улыбнулась так, как улыбаются детям, когда те говорят, или делают какую-то глупость.

– Ты и не должен мне верить. Только себе верь. И ей. Она ключ твоей истории, и только ей под силу её изменить.

– Вы же сказали...

– Я знаю, что сказала, – перебила хозяйка, – но я не сказала где и когда. А теперь иди. Отдохни немного. Рассвет скоро, и вам в путь отправляться. Ведь ты не передумал закончить миссию? – Евгения многозначительно посмотрела на Романа.

Он не ответил ни ей, ни себе. Сомнения, мучившие его давно, притупились после того, что произошло на болотах, но теперь нахлынули с новой силой. И покидая с первыми лучами зимнего солнца Бабью Выгороду, всё в нём противилось отъезду и тому пути, на который он ступил так не обдуманно в поисках лучшей жизни и некой цели.

Афоня помог Саше покинуть дом лесной хозяйки. Даже Димитрий не побоялся прикоснуться к ней, и даже умудрился пошутить по поводу своего невежества и неуклюжести. Она приняла их помощь, хотя и не нуждалась в ней. Что бы ни дала ей лесная хозяйка, это сработало отлично. Молодое тело дышало небывалой силой, глаза светились ярче, румянец украшал скулы, и сама она как будто вся светилась.

Евгения обняла Сашу крепко и благословила её.

– Будь сильной, дочка, – сказала она.

– Благодарю за всё, матушка, – ответила Саша, низко кланяясь.

Роман протянул ей руки, чтобы помочь взобраться в седло, но Саша держалась отстранённо.

– Я сама. – Она села верхом и натянула поводья. На мгновение ему показалось, что она пришпорит коня и умчится куда подальше, ему даже этого хотелось, но Саша подвинулась, чтобы ему было, где пристроиться сзади. Взгляда она его избегала так же, как и прикосновения, оттого и дрогнула всем телом, когда он сел сзади, принимая из её рук поводья.

– В добрый путь, – молвила Евгения, прожигая Романа острым взглядом, смысл которого был понятен лишь ей одной.

***

В седле было слишком тесно для двоих, и его грудь слишком сильно прижималась к ней, что даже сквозь одежду Саша ощущала его сердцебиение. Шершавые руки то и дело касались её.

Как же всё-таки была несправедлива жизнь для них обоих, оказавшихся сейчас так близко, и в то же время так далеко друг от друга по разным сторонам баррикады.

Саша много думала о прошлом. Путь её подходил к концу и, вспоминая родителей и брата, она представляла, как могло бы всё быть, если бы она тогда не приняла решение уйти, но всё как-то ей не удавалось этого увидеть. Да и какая уже была разница? Их больше не было. Она осталась одна: она одна, и одна цель – отомстить. Любой ценой.

Чем ближе был конец, тем сильнее стучало сердце Романа. Руки его всё чаще подёргивались. Да и остальные ребята тоже ехали, понурив головы. Саша видела на их лицах отпечатки вины, жалости, печали и нерешительности. Их она не винила и зла не держала. Каждый делает то, что должен, или во что верит.

Наконец, лошади остановились перед выложенными кирпичом от земли до бойниц укреплениям Александровской слободы, по углам которой возвышались башни.

Димитрий, Афоня и молодой стрелок выжидающе посмотрели на Романа. Сердце его забилось ещё пуще. Конь нервно загарцевал, пытаясь понять, куда он его направит – вперёд или назад.

Он натянул поводья, и повернул было лошадь назад, как из башни послышался голос.

– Вернулись. А мы-то уж с парнями думали-гадали, где ваши кости нашли последнее пристанище. Все, небось, пятины обошли? – Никто из них не ответил. – Ладно уж, проезжайте!

Заснеженная территория слободы была безликой. Чёрными пятнами то тут, то там мелькали опричники. Они прошли через южный вход из гульбища через врата, украшенные резьбой с религиозными сюжетами, соседствующими со сказочными китоврасами в Успенский собор. Саша по неволе задумалась, могло ли это означать, что таким, как она всё же было место в мире.

Звуки шагов тяжёлых сапог эхом отскакивали от стен зала. Роман шёл впереди. После всего того, через что они прошли вместе с ним и его ребятами, он не стал ни завязывать ей глаза, ни связывать руки.

Чувства и доверие, зародившееся между ними, обнадёживало его и совершенно беспочвенно позволяло ему думать, что её дальнейшая участь будет решена с учётом смягчающих обстоятельств, ведь она спасла ему и его друзьям жизнь.

Глупец! Её участь была предрешена задолго до его прихода в пристанище. Она видела это по глазам того животного, к которому её вели.

Человек, имя которого было Лев, с моложавым лицом и чёрными с проседью волосами был главным среди белолилейников. Именно по его приказу десятки детей остались бездомными сиротами лишь потому, что владели искусством магии. Именно его улыбающийся уста приказали сжечь Сашин дом дотла и убить её родителей и младшего брата.

– Прекрасно! – восхитился он, обращаясь к Роману и его людям. – Ваша служба будет вознаграждена по достоинству!

– Что с ней будет, господин? – хрипло спросил он. Лев оценивающе посмотрел на него.

– Тебя это волнует? – с интересом спросил он.

– Она спасла нам жизнь.

– Полагаю, поэтому она не связана?

– Господин, она... Она другая! Не такая, как все! – уверенно и с надеждой заявил Роман. Лев перевёл холодный взгляд пустых серых глаз на Сашу и улыбнулся.

– Я знаю, – ответил он. Сложив руки за спину, он подошёл к ней. – Я знаю, что она особенная!

Это был её шанс! Всё, что она так долго в себе держала, хранила и наращивала, холила и лелеяла как раз для этого момента, закипело и забурлило в ней с невиданной, необузданной силой.

Время пришло, и зелёная вспышка света накрыла весь зал. С диким рёвом, отшвыривающим всех белолилейников прочь, Саша обратилась. Её тело было больше и сильнее, чем ранее, и сила била через край.

Она бросилась на него, но ошейник, появившийся, словно из воздуха, щёлкнул у неё на шеи. Толстые цепи от него натянулись, и Саша взревела ещё сильнее. Высокий потолок задрожал вместе со стенами. Казалось, сооружение вот-вот посыплется. Но, чем сильнее она билась и рвалась, тем глубже врезались в шею тонкие, но смертельно острые лезвия, выходящие из ошейника.

Лев хохотал, как сумасшедший, наслаждаясь зрелищем. Потолок сыпался прямо на него, но, ни один из огромных кусков не касался его, пролетая мимо, словно его защищал невидимый, но очень прочный щит.

Саша металась из стороны в сторону, забрызгивая зал кровью, пока совсем не выбилась из сил. Последним, что она увидела, падая на пол, был испуганный взгляд тёплых карих глаз.

– 11 -

– Отпусти! – ревел Роман, пытаясь сбросить с себя Афоню и Димитрия. Они выволокли его из разрушающегося собора, и теперь всеми силами старались не пустить обратно.

На шум, шедший из собора, сбежался люд. Бросая косые взгляды на Романа, лежащего в снегу, придавленного весом друзей, они задавались вполне логичным вопросом: что за чертовщина?

Дрогнул собор и земля под ним ещё раз, да и настала тишина. Народ помялся немного, и разошёлся, то и дело оглядываясь.

– Успокоился? – Роман выбился из сил, и смирно лежал, уткнувшись лицом в снег. – Вставай! – Друзья протянули ему руки, чтобы помочь подняться, но помощь он не принял, и, не глядя на них, ушёл. Они хотели пойти за ним, но передумали. Друг их был парнем хорошим и, в общем-то, спокойным, но если было вывести его из себя, то взбесившаяся кобыла показалась бы милее, чем он в гневе.

– Пускай остынет, – сказал Афоня, поднимая с земли шапку.

Монгол, покинувший собор одним из первых, стоял поодаль. Проводив Романа взглядом, он тоже удалился. Лицо его, как и обычно ничего не выражало.

Роман не объявлялся весь день. Друзья, поначалу считавшие, что побыть одному ему пойдёт на пользу, к вечеру всё же обеспокоились и пошли его искать.

К счастью, долго искать не пришлось. Они нашли его в недостроенной конюшне. Он сидел на одном из сложенных полукругом бревне, неотрывно глядя на костёр.

– Друг, ты как? – Роман не ответил. Он словно не видел и не слышал никого, кроме огня и собственных мыслей.

Реальность обрушилась на него с такой силой, что он чувствовал тошноту. Полный боли взгляд зелёных глаз девушки, бывшей в теле зверя, не выходил у него из головы.