Текст книги "Приют для души (СИ)"

Автор книги: Таисия Рух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Тебе больше деньги некуда деть – пятую по счету шубу купить!

Ценники на белую норку начинались где-то от трех тысяч в том году, естественно, не родных деревянных.

Через пару дней они удивленно разглядывали и щупали роскошный белоснежный мех. Шуба была норковая, в пол, полусолнцем, в общем, на вид тянула тысяч на пять.

– Ты где деньги взяла?

В офисе все проекты были общие, а заработанные деньги они хранили в сейфе. И, в общем-то, все знали, у кого и сколько лежит в конвертах. – Ты опять занимала?

В этот раз она не занимала. Они с подругой прогуливались по меховым магазинам, и она только вздыхала – конечно, могла себе купить все, что понравилось, но друзья ее затопчут за разбазаривание средств, да и просто жаба душила. Ценники действительно были высокими.

Когда они болтали в очередном магазине с приятной девушкой-продавцом, к последней обратилась женщина: «Извините, вы на комиссию шубы не принимаете? Абсолютно новая, могу показать».

– Нет, нет, мы не принимаем, – продавщица развела руками.– Попробуйте в комиссионку, на другой стороне улицы.

Женщина еще покрутилась по магазину и пошла к выходу. Они с подругой двинулись за ней.

– Что у вас?

В большой сумке оказалась длинная роскошная белоснежная норковая шуба. Недолго поторговавшись, она рассталась с 500 долларами.

– Да ты ведьма, – девчонки в офисе смеялись. – Ну скажи нам что-нибудь, чтоб сбылось.

Ничего она специально не могла напророчить, просто ляпала что-нибудь, и это почему-то сбывалось. Или, может быть, она так будущее видела.

Так же однажды, где-то через год после ее развода, они курили после обеда, в ресторане, рядом с офисом, и ни с того ни с сего, не подумав, она брякнула: «Найду себе спортсмена какого-нибудь именитого, лет двадцати пяти, и выйду за него замуж».

В общем-то, так и получилось, с Хасаном она познакомилась через месяц после этого, только с замужеством как-то все сложнее было.

Глава 38

– Ты посмотри на них: они же с бородами, как террористы, ходят. Что люди про тебя подумают?

Мнения об ее отношениях с Хасаном были у друзей противоположные. И хотя ей всегда было наплевать, она и сама уже устала от постоянных проверок документов на каждом углу. Да еще в ресторане Хасан хамовато ответил какому-то посетителю, она даже не поняла, из-за чего, а посетитель оказался ее партнером. При этом Хасан был с бородой и в спортивном костюме. Ее партнер выразительно ей намекнул, что он удивлен ее окружению. Наплевать, конечно, если бы это был единичный случай.

– Да отстань ты уже от него, ну, ходит с бородой и пусть ходит. Может, старше казаться хочет, он же дите еще совсем. – Они с подругой уже подбирались к той невидимой черте, когда двадцатилетние для них были «дитями». – Я понимаю, если б мы где-нибудь на Кавказе жили, а здесь-то чего придумывать?

– Уже менты достали, на каждом углу нас тормозят. Мало того, что даги, да еще с бородой. – Она и сама была не очень рада и постоянно просила Хасана сбрить бороду.

– Не сходи с ума, люди вечно что-нибудь болтают! – Хасан не любил эти ее разговоры. – Попы и профессора в университетах тоже бороды носят – и что, они тоже террористы? Мы спортсмены, нас все знают, какая разница, как мы выглядим, главное же – что внутри. – Это было правдой, когда мелькали новости о терактах, братья ужасно злились. – Из-за каких-то сектантов люди плохое про ислам думают! Во всех религиях идиотов полно, люди просто не читают книг и ведутся на всякие уговоры. Этим ваххабитам заняться в жизни нечем, дешевой славы хотят. Это не ислам, они лишь прикрываются религией.

– Ты подумай сама! Мы же спортсмены, и потом у нас все родственники федералы, неужели ты думаешь, мы вот так возьмем и против родни пойдем? Как мы матери в глаза смотреть будем? – На пару с Хусейном они ее каждый раз успокаивали, да и сама она прекрасно понимала, что кроме спорта, братьев вообще ничего не интересует, а уж политика тем более.

– Мы даже с Путиным знакомы! – Дзюдоист, ставший президентом, просто не мог не стать их авторитетом. Хасан даже, еще на заре их отношений, попытался в ее дом притащить портрет политика, но она тогда восстала не на шутку.

Она не стала напоминать, что это не знакомство, а лишь единичное рукопожатие. Президент не раз посещал спортивную школу, где они тренировались, и однажды на каком-то чемпионате они его увидели. И даже поздоровались за руку, чем ужасно гордились.

– Мне просто уже даже самой... – она запнулась. – Но согласитесь, люди косятся, всем же не будешь объяснять, что вы спортсмены, и вообще...

– Серьезно? – Хасан прищурился. – То есть то, что мы с бородами, тебе неудобно? А с педиками по городу и клубам ходить тебе удобно?

Крыть было нечем.

Глава 39

– Может, ты мне посоветуешь?.. – Она, услышав бас за спиной, обернулась. Огромный детина, с трехдневной щетиной и с волосами до плеч, повторил: – Вот не знаю, какое лучше взять: розовое или золотое?

Она перевела взгляд на продавцов: те были вышколены и никак своих эмоций не проявляли.

Между встречами убивая время, она заехала в «Балтийский»* попить кофе и прошвырнуться по бутикам. И в одном из них, рассматривая новую коллекцию китайских подделок, услышала просьбу. И ничего в этом, конечно, странного не было, если бы детина перед ней не был одет в коротюсенькое розовое платье, отороченное перьями. Золотой наряд он держал в руках. «Ну так что, какое?» – повторил он свой вопрос.

– Нуууу… – протянула она, – розовое неплохое, померяй золотое, давай посмотрим. – Детина поковылял в примерочную на огромных каблуках. Она опять посмотрела на продавцов: те были как изящные куклы, лишь вежливая дежурная улыбка. Она посмотрела на ценники в магазине и подумала: «Мда, и почему все педики богатые?»

Двери примерочной распахнулись: золотое платье было уже более приличное, почти до колена.

– А тебе для чего? – поинтересовалась она. «Может, он на карнавал собрался?» Хотя манера изъясняться выдавала детину с головой.

– У меня концерт сегодня, новую программу запускаем. Хочешь – приходи, но сначала скажи, какое платье.

– Бери золотое, оно приличнее… – если конечно так можно выразиться в этой ситуации, – и опять таки, наденешь его куда-нибудь. А в розовом напрашивается «чудо в перьях», – она засмеялась.

– Ой, да на себя посмотри, у тебя туфли остроносые, они еще в прошлом году из моды вышли! – Детина оказался обидчив.

Она спустилась в ресторан и заказала кофе. Детина присоединился к ней минут через пять.

– Я два платья купил, пусть будут. Тебе взять пирожное?

– Нет, я сладкое не люблю. Так что за новая программа? – Это была часть ее работы – находить таланты. Она открывала их постоянно, как бы невзначай, и почти всегда очень удачно.

– Новое шоу травести. В «Грешниках»*. В основном пародии. Тебе приглашения дать?

– Нет, я и так зайду. Давай тогда, до вечера...

«Вот ведь парадокс судьбы… – Они с подругой уже посмотрели новую программу, которая ей, кстати, очень понравилась, и теперь рассматривали отдыхающих в клубе. – Кто бы знал лет десять назад, что здесь геи резвиться будут?»

Раньше, в девяностых, в этом клубе собирались бандиты всех мастей. Практически все посетители мелькали в сводках криминальных новостей, а милиция без особой надобности сюда не заглядывала, избегая ненужных проблем. В девяностых это было опасное место, здесь постоянно были разборки со стрельбой, посетители были в основном коротко стриженные братки, и здесь назначались стрелки. По праздникам, надо признать, было очень прилично, тихо – все приезжали в костюмах, переливались меха и драгоценности, все было по-семейному уютно. Однажды, еще с бывшим мужем, она была здесь в новогоднюю ночь, и даже телевизор в какой-то лотерее выиграла. Здесь же застрелили одного из криминальных авторитетов, и вскоре клуб закрыли.

И вот теперь, в бывшей бандитской «малине», жеманно кривляясь, представители секс меньшинств искали себе утеху. Она заглянула на третий этаж. «Женщинам вход запрещен», – гласила табличка, а недвусмысленная картинка на двери отбивала охоту интересоваться почему.

Ей было наплевать на ориентацию, и она дружила со всеми. И работала. Тем более травести-шоу были в моде и деньги приносили неплохие. С детиной она теперь периодически пила кофе или ходила по магазинам. Надо признать, что он не всегда был эпатажным и одевался, как простой парень: джинсы, куртка и ботинки. Ну, разве что глаза подкрашивал. И был ужасно обидчивым, действительно, как ребенок. Причем каждый раз, обижаясь на ее колкие высказывания («...не понимаю, педики детей завести не могут, а плодятся, как кролики»), детина бросался на защиту своих интересов со своей козырной фразой: «А ты... ты вообще с бородатыми хачиками везде ходишь!»

«Они, вообще-то, чемпионы России», – напоминала она со смехом детине.

«Ну и что? А я – звезда!» – И это тоже было правдой: детина был трудолюбив и, давая по десять концертов в день, разъезжал по разным городам и даже заслужил себе звание «Мисс травести России».

Но «чемпионы России по борьбе» «Мисс травести России» не полюбили, поэтому иногда, если они все вместе сталкивались в городе, она пыталась со смехом их развести.

*Балтийский – модный шоппинг-центр, Васильевский остров, Санкт-Петербург.

**Грешники – гей-клуб в Санкт-Петербурге.

Глава 40

– Мы сами все организуем, ты только приезжай… – уговаривали ее друзья, – ну зачем тебе дома одной в свой день рождения сидеть? – Хасана опять не было в городе. Хотя, он так и не научился давить ей цветы по важным, для нее, датам.

Праздники она не любила, хоть и занималась их организацией. А уж в свой день рождения вообще не хотелось из дома выходить. Да и что здесь отмечать – что уже самый дальний рубеж переступила?

В детстве она корила родителей, что те, имея двух детей, ходили в рестораны. Она даже помнила, как однажды им сказала: «Да вы уже старые, что вы все по ресторанам ходите?» Родителям было по 27 лет. А ей теперь почти сорок, и она в ресторанах и клубах практически живет.

И вот теперь хотелось забраться под одеяло, чтобы незаметно прошел этот день. Этот рубеж, за которым она выходит на финишную прямую к старости. И даже, ловя на себе восхищенные взгляды мужчин и завистливые – женщин и зная, что больше 25 ей никто никогда не даст – спасибо матушке-природе, – даже будучи уверенной в своей неотразимости, она слышала внутренний голос, который постоянно напоминал ей о возрасте.

Что уж говорить, за модными тряпками, машинами, молодым мужчиной и тусовками, за сияющими глазами и ослепительной улыбкой все равно ей было не спрятаться от этого голоса. И в каждый день рождения этот голос становился все настойчивее, все пытался воззвать к какой-то несуществующей в ней серьезности, все пугал ее цифрами. С каждым годом, голос становился громче и почти кричал, что жизнь не просто идет – она летит, как мгновение.

– Не хочу я никаких праздников. Буду дома сидеть, смотреть кино.

– С ума сошла! Дома она будет сидеть, в восемь вечера чтобы в «Парке»* была!

Спорить с друзьями бесполезно. Да и какая разница, какой день, рестораны и друзей она любила всегда.

Но к вечеру настроение совсем упало. Какой-то невеселый день выдался, вернее, внешне было все отлично, но голос внутри заглушил все телефонные поздравления и постоянно нашептывал: «…представь, у некоторых в твоем возрасте внуки уже…»

Она ехала по Суворовскому, размышляя, как быстро пронеслись эти года. «Ну и что, я все равно звезда. А учесть, сколько пережила, так мне не почти сорок, а все сто сейчас. И жизнь у меня отличная, фигня это все – про возраст». – Она тряхнула головой и посмотрела в зеркало. Внутреннему голосу ничего не осталось, как замолчать. В зеркале отражалась счастливая и удачная жизнь.

Она погладила кожу пассажирского сиденья. Опять не удержалась и купила себе на день рождения новенький спортивный автомобиль. «Неважно, сколько мне лет, важно как я себя чувствую. Главное, что живу, и каждый день по максимуму». – Она почти всегда была довольна собой.

Что-то темное мелькнуло, и она вдавила тормоз. В следующий момент почувствовала, как на машину что-то упало, и сработала подушка безопасности.

«Черт, что это было?» – Она высвободилась от ремня и подушки и вышла из машины. Снег валил хлопьями, фонарей на этом отрезке не было, она пыталась разглядеть что-нибудь при слабом свете из окон домов. Фары освещали пустую улицу. Лобовое стекло как будто вмялось внутрь, и все было в чем-то темном, бампер и капот машины напоминали гармошку. Сзади в нее врезался какой-то «японец». «Твою мать! Что это было?» – Она озиралась по сторонам.

Из «японца» выбежал мужчина, у него тоже сработала подушка. «Ты че так тормозишь! Охренела совсем!» Она не ответила, только показала рукой на тротуар. Мужик прервал поток ругательств. У кованого забора лежала скрючившаяся фигура. «Блин... это что… откуда...?» Она сама не поняла, откуда эта фигура взялась.

Начали останавливаться машины, с остановки бежали люди. Она как окаменела. «…с ума сойти... день рождения... меня же посадят».

– Напокупали дорогих тачек, а ездить не умеют! Убила мужика! – зашлась в крике какая-то баба.

Стряхнув оцепенение, она начала звонить друзьям в ресторан. Через двадцать минут народу уже было не протолкнуться. Она так и стояла возле своей машины, не двигаясь. В легких туфлях и пальто, на февральском ветру, она как примерзла и ничего не чувствовала.

– Аааа, старый знакомый, – гаишники склонились над потерпевшим. – Ну что, назарабатывался денег?

Несмотря на стресс, мозг ее работал как часы. «В смысле?». Она подошла к гаишникам, стараясь не смотреть на неподвижное тело.

– Он жив? – еле проговорила она.

– Да жив, не волнуйся, он привычный, – гаишники засмеялись, а она вообще перестала понимать, что происходит.

Все оказалось прозаично. Потерпевший занимался «новым русским бизнесом» – бросался под дорогие иномарки, владельцы которых предпочитали не связываться с гаишниками и легко расставались с пачками денег. С ней «бизнесмену» не повезло, хоть со светофора она и не успела разогнаться, но спортивный бампер оказался мощным и на маленькой скорости.

Быстро приехали друзья, среди которых и замначальника городского ГАИ, и директор ее страховой. Тюрьма и так ей не грозила, – это она просто перепугалась, – а при новых открывшихся обстоятельствах неизвестно еще, кто потерпевший. Тут же, в подъехавшей скорой, у нее взяли кровь на алкоголь и наркотики и дали выпить какую-то мерзкую жидкость. Она все не могла прийти в себя.

– Ты мне кормильца покалечила! – Ее вывел из оцепенения голос. Рядом с ней стояла какая-то тетка, с фигурным синяком под глазом и с ярко-красными накрашенными губами. – Я все в окно видела! Ты нам должна оплачивать теперь больницу и моральный ущерб.

– В какое окно? – У нее зуб на зуб не попадал – непонятно, то ли от холода, то ли от случившегося.

– А вот наши окна, у нас две комнаты здесь в коммуналке. – Она подняла взгляд, куда указывала рука.

– Готовьте документы на продажу комнат, будете оплачивать мне ремонт. На лекарство я вам денег оставлю…

* Парк – модный ресторан в центре города.

Глава 41

– Это ненормально, что ты постоянно по ресторанам ходишь и опять накурилась? – Хасан рассматривал ее фото в каком-то глянцевом журнале. – Тебе самой не надоело?

– Я не курила, не придумывай, просто так получилось… – Она заглянула в журнал. – Это вообще не ресторан, а открытие выставки.

– У тебя каждый день то выставка, то показ, то еще что-то, ты дома под утро появляешься.

– Я туда не просто хожу, если ты забыл – это моя работа. И ты знал об этом, когда мы начинали жить… – Их споры становились все чаще и все злее. Они никак не могли найти какую-то «золотую середину». – Я не понимаю, я что, напиваюсь, накуриваюсь, веду себя как-то неприлично?

– Ты можешь и днем встречаться по работе.

Ему бесполезно что-либо было объяснять.

– Ты можешь со мной ходить – в чем проблема?

Проблема была в том, что клубы и рестораны он на дух не переносил. Да и Хусейн как-то постепенно перестал ходить с ней тусоваться, и она, в очередной раз хлопнув дверью, уезжала одна.

– Давай мы договоримся: я не спрашиваю, куда ты ездишь. Я не достаю тебя, и ты ходишь с бородой, хотя мне это, между прочим, тоже не нравится. Я ношу длинные юбки. Это все. Больше я ничего в своей жизни менять не хочу!

Она ненавидела этот его взгляд. Беспомощный, разочарованный, удивленный. Ему было больно от ее слов, но она ничего не могла поделать с собой. И вместе с тем она злилась на него. Она кричала, а он был спокоен, как каменное изваяние.

– Я же для тебя лучше хочу. Ты же можешь и поменять работу.

Этого она вынести не могла.

– Да с чего вдруг я буду менять свою работу? Потому что она тебе не нравится? Найди себе девочку двадцатилетнюю, воспитай ее под себя – и всё. Она будут сидеть дома, варить тебе суп, спорить не будет, никаких проблем! Если тебе все не нравится – в чем дело?

– Это шайтан в тебе говорит. Я с имамом* в мечети договорился. Мы пойдем, он проведет специальный обряд, чтобы шайтана изгнать.

– Ты не понял. Шайтан – это я!..

Он схватил ее за плечи и встряхнул. Это было так неожиданно для него, что она даже не испугалась, а скорее удивилась. Он не злился, она  это видела, его глаза были как у обиженного ребенка, которого обманули или сильно  разочаровали. Ей было так стыдно, именно из-за этого взгляда, прожигающего ее насквозь, что она растеряла весь запал, и просто уткнулась ему в плечо

– Прости..., прости меня, я не должна была так говорить, я так не думаю, ты же знаешь... Боже, ну почему все опять! – она жалела, что опять сорвалась и наговорила кучу всего. – Прости меня, пожалуйста, я не хотела… – « господи, когда это все закончится...». – Прости.

– Не придумывай, все нормально будет. Ты меня тоже прости, погорячился.

– Я придумала! Ты должен поехать в Дагестан, найти себе жену, а я буду твоей любовницей.

Это естественно, что мысли ее были под стать времени, и это было бы идеальным вариантом, по ее мнению. Но Хасан злился и резко ее обрывал всякий раз, когда в ее голову приходили подобные идеи.

И так постоянно. Поговорили, прощения друг у друга попросили – и до следующего раза.

*Имам – духовное лицо в мусульманстве.

Глава 42

– Ну что твой? Появляется? Что у вас происходит?

– Я в последний раз его на прошлой неделе видела, говорит, дел много. Еще братья у него в город, говорит, приехали. Все время с ними где-то пропадает…

– Все также, все спорите?

– Да что уж спорить, и так все понятно. Я не поменяюсь, моя жизнь мне нравится. А он теперь только про Аллаха и говорит. Каждую секунду, на каждый мой шаг. Даже про спорт мне не рассказывает. Только все про религию. Просто мозг мне вскрывает.

– Да, тяжело. Вряд ли ты от такой жизни откажешься… – Подруга огляделась.

Они лежали на шезлонгах возле бассейна. Это был ее любимый ресторан. Кроме того, что охрана отсеивала самых-самых, здесь еще были приватные беседки с бассейнами. И так как она в этот ресторан привела не одну сотню заказчиков, тем самым пополняя бюджет ресторана на шестизначные суммы, беседка с бассейном всегда ждала ее, причем абсолютно бесплатно. Управляющий ресторана любезно принес фрукты и шампанское «за счет заведения», и они валялись, нежась на первом майском солнышке.

– Я думаю, что это конец. Просто он мне сказать не может. У меня тоже сил нет... Я скучаю по нему, очень. А когда он рядом, он на меня психологически давит.

– Странно: молодой парень, а такой религиозный. Он же в Питере прожил почти всю жизнь?

– Ну да. Но он какой-то другой теперь стал. Совсем все жестко. Теперь ему не нравится, что я машину вожу. Каждый раз: то юбка короткая, то волосы нужно убрать под платок, то работа слишком не для меня. И ногти нельзя красить. И телевизор запрещает включать, злится. Что с ним происходит, не понимаю... Блин, знала бы, что так все будет, в жизни бы не стала... – она запнулась. – Мне тяжело без него… он как символ теплого дома для меня. Как что-то надежное и спокойное. Но с ним еще тяжелее…

– Пройдет. Ты всегда была одна, даже когда с ним или с первым мужем. Тебе никто не нужен. Вернее, вряд ли ты когда-нибудь встретишь того, кто тебе нужен. Таких – не бывает. И теплый дом, и твоя сумасшедшая жизнь – это несовместимо.

– Твоя правда...

Глава 43

Он уходил все дальше и дальше от нее. Его постоянные звонки в течение дня, свежие фрукты, явно принесенные им, и его вещи в квартире давали ей ощущение, что они все еще вместе. Но виделись они редко, раз в неделю или в две, не чаще. Она не спрашивала, где он пропадает, он ничего не объяснял. В принципе, это было как в самом начале, когда они только познакомились. Без постоянных разговоров о религии, без его нотаций о ее «неправильной» жизни ей стало легче и как-то спокойнее. Но в то же время она отчаянно в нем нуждалась, она чувствовала себя одинокой и брошенной, несмотря на то, что он так же говорил об их будущей совместной жизни…

– Послушай, я хочу сказать тебе кое-что.

В последний раз она видела его около месяца назад. В основном он ей звонил. И она даже удивилась, увидев его на кухне.

– Давай, наверное, уже надо поговорить. – Она понимала, что все закончилось. Теперь им остается только пожелать друг другу счастья. «Ну и хорошо, что он понял. Так будет лучше для обоих». Но внутри все оборвалось.

– Я уезжаю в Дагестан. Я решил стать имамом. – Хасан не улыбался.

– В смысле? А как же спорт? – она была ошарашена.

– Я еще потренируюсь. Меня в Германию зовут, по боям без правил выступать, может, поеду. Но хочу стать имамом. Не вечно же я бороться буду.

– Ну да, тебе решать. Я рада, что у тебя все хорошо. – Она хотела сказать, что будет скучать по нему, что ей не хватает его, что она задыхается без него. Но сдержалась: не хотелось, чтобы он запомнил ее слабой и плачущей. Она улыбалась и делала вид, что все отлично. В конце концов, это не может продолжаться вечно.

– Ты можешь приехать ко мне, когда захочешь. Мы поженимся, если ты примешь ислам. Это твоя жизнь, тебе решать.

– Наверное, не судьба. Сам видишь, ничего не получается у нас. Прости меня, я не смогу. Может быть, когда-нибудь…, – больше всего на свете ей хотелось,  чтобы он остался. –  Может быть, если мы останемся в Питере,  и если ты не будешь настаивать, чтобы я ходила в платке. Пожалуйста, постарайся, пойми меня. Здесь моя жизнь, я не смогу жить где-то.

– Я тебя не тороплю, подумай. Жизнь не вечна, не думай о машинах и тряпках, о душе подумай. – Он был непреклонен.

– Не уезжай! Ты не можешь меня вот так бросить! Ты не можешь отказаться от меня из-за религии, это нечестно! Мы же можем найти какой-то выход, ведь живут же вместе разные люди. – Она не сдержалась и не могла остановить слезы.

– Не торгуйся, как на базаре. Я не отказываюсь от тебя. Я люблю тебя. Ты для меня все, я хочу жениться на тебе. Я даю тебе выбор. Ты можешь приехать ко мне завтра, через год, через десять лет.

Она улыбнулась сквозь слезы: – Через десять лет у тебя уже дети бегать будут. Ты достоин лучшей жизни и лучшей женщины. – У нее сердце разлетелось на осколки, когда она это произнесла. И поняла, что так и будет. Не она будет рожать ему детей. И не с ней он будет засыпать каждую ночь. И другую женщину он будет закрывать своей спиной, когда они будут идти сквозь толпу.

– Мне никто не нужен кроме тебя, ты моя женщина, – он обнял ее и поцеловал в лоб.  – Я всегда буду с тобой. Перестань, не плачь, все нормально будет, есть же….– Она вспомнила, как ее раздражала всегда эта привычка так говорить. И внезапно поняла, что ей нравится, когда он так говорит. «Господи, да пусть говорит,  как хочет. Только останься»  – она молилась про себя, но боялась опять сказать вслух, пусть идет, раз принял решение. Правильное решение.

– Я не могу отказаться от своей жизни, я люблю тебя, но я не могу это сделать ради тебя, – больше всего на свете, ей хотелось, чтобы он ушел. И был счастлив. Она пыталась убедить себя в этом. Он, как хирург, взмахнув невидимым скальпелем, вытащил наружу ее сущность, которая была упакована в блестящую упаковку, а внутри оказалась жалким, бездомным котенком. Он любил не ее успешность и вечную улыбку, нет, он любил ее сломанную, как у столетней старухи, душу. Она не смогла отдать взамен свою свободу. Но понимала, что отдала ему часть этой души. И теперь он уходил, опять взмахнув скальпелем, рассекая ее пополам, вырывая себя из нее, с  корнем.

– Не из-за меня. Ты это поймешь когда-нибудь. Сделай это для себя, – он вытирал ей слезы.  Как сотни раз, разговаривая с ней часами, доводя ее до слез от жалости к себе. Он сломал ее. Он ее победил. Она не была успешной и яркой, она была обычной, которой хотелось кинуться и рыдать, умоляя остаться.

. – Я не смогу без тебя… – Она не знала, что еще сказать, но понимала, что остановить его и изменить что-либо не сможет. Все было бесполезно: ее слезы, уговоры, просьбы. – Прости меня. Прости, если сможешь. Я не хотела, чтобы так все закончилось.

– Я никогда тебя не оставлю, ты всегда будешь со мной. Что бы ни случилось… – Он поднял ее на руки и отнес в спальню. – Тебе еужно отдохнуть. Не думай ни о чем, все встанет на свои места. – Уходя, он закрыл за собой дверь.

Глава 44

«Мне не интересно ничего»– сказала она своему психиатру, и заплакала.

– Почему вы плачете? Что именно вам не интересно?

И тогда, вываливая на него опять все свои воспоминания, она сама для себя поняла, почему она плачет. Она уже не могла быть прежней. По крайней мере, сейчас. Она надеялась, что пройдет какое-то время,  и она сможет восстановиться. Поймать опять свой бешеный ритм, уловить вкус к радужной жизни и захотеть чего-то.

– Знаете..., – она не знала, как объяснить доктору. Хотя он бы понял ее в любом случае, вернее, он на то и доктор, чтобы из бреда вычленить разумное. – Я боюсь..., я боюсь, что никогда не буду опять такой, как раньше..., мне ничего не надо. Я просто хочу проснуться.

Врач опять выписал ей таблетки, чтобы купировать уже третий рецедив депрессивного психоза. И этого она тоже боялась. Остатками сознания, она все же понимала, что сумасшедший дом  просто не может стать ее последним пристанищем. Она любила жизнь. Она опять пыталась ее полюбить.

Но, все же, она врала всем. Друзьям, когда беззаботно отвечала, что и думать о нем забыла и все в порядке. Себе, днем и ночью, вглядываясь в лица. Хасану, когда нарочито холодно отвечала на его звонки и,  пытаясь сделать вид, что она ужасно занята.

Она не верила, что так все закончилось. Она не хотела думать, что больше никогда не увидит его. Это ощущение потерянности она пыталась заполнить тряпками, туфлями, и даже купила себе новый кабриолет. Ничего не помогало. Покупки не приносили ни каплю радости, а мартини и марихуана, призванные на стирание памяти, с возложенной задачей явно не справлялись.

Она не знала что это. Ущемленное самолюбие, что она так и не стала его вожделением, настолько, чтобы он перестал следовать своим принципам и вере. Или, она просто, привязалась к нему, и ей не хватало их простых разговоров, когда он не говорил каких-то особенных слов, но мог заставить ее плакать. Или из-за собственного эгоизма, что он так и не стал ее собственностью. Хотя, последнее, было домыслом подруги.

Она не знала что это, но думала об этом постоянно. По очередности прошли злость на него и непонимание происходящего, какая– то щенячья тоска, что было удивительно при ее образе жизни, по идее, на это даже не было времени. Потом она вдруг решила сходить в мечеть, даже еще не понимая, зачем и что ей это даст. По дороге она передумала, осознав, что ни облегчения, ни изменений это не принесет.

Как– то все стало механическим, и хоть улыбалась и сияла она по– прежнему, но без эмоций, скорее по инерции.

Оставалось только ждать, когда это состояние пройдет. Изменить ситуацию она не могла. Оставалось положить на полку памяти еще одну свою маленькую смерть, именно так она себя чувствовала после расставания с Хасаном. Но знала, что оправится. Если уж она пережила свое несостоявшееся материнство и разрыв с первым мужем, который заменял ей весь мир, это она тоже переживет. Только время не лечило, скорее, притупляло боль.

Звонки Хасана  не прекращались. Они были не частыми, раза три в месяц, а потом еще реже. Она опять рассказывала истории своих будней, он рассказывал, что съездил в Германию на очередные соревнования. Они не говорили о религии, он лишь спрашивал, когда она приедет нему. А она, все-таки надеясь (раз он звонит, значит, скучает и никуда не денется), отвечала, что будет ждать его в Питере.

– Ты скучаешь по мне? – Его голос был теплым и родным.

– Нет, у меня много работы, мне некогда. И потом, ты же не думал, надеюсь, что ты единственный мужчина на планете. Надеюсь, у тебя все хорошо? – нарочито весело отвечала она ему и, положив трубку, бросалась в подушки, кусая губы до крови.

«Ты никогда не будешь счастлива, и тряпками это не исправишь. Потому что у тебя в душе ад», – так теперь говорил ее лучший друг. И она соглашалась. Но изменить ничего не могла.

Ей не хватало Хасана. Она не спала ночами, прислушиваясь и надеясь, что откроется входная дверь. Она встречала его друзей, иногда звонила им, когда что-то случалось, и они всегда помогали ей.

Она звонила ему раз или два, но он скидывал ее номер и перезванивал с закрытого номера. А потом попросил, чтобы она не звонила. Но сам не переставал ей звонить.

Она решила, что он внял ее рассуждениям и женился, но никогда его об этом не спрашивала, в глубине души боясь услышать утвердительный ответ. А потом он и вовсе пропал. И она решила, что догадалась правильно. «Главное, чтобы счастлив был. Он это заслужил».

Так прошло около года, и жизнь стала входить в привычную колею. С улыбкой она вспоминала прошедшие пять лет, как чуть было не уехала в горный Дагестан, и поняла, что все-таки в Питере было ее место. «Все, что ни делается, все к лучшему», – успокаивала она свою легкую грусть и воспоминания о нем. Ей ничего и не осталось кроме воспоминаний: она с удивлением обнаружила, что все совместные фотографии с ее компьютера он удалил.

Сознание ее опять стало ясным, и она в который раз, только удивлялась своей способности восстанавливаться.

Глава 45

– Твоих мальчишек убили… Они террористы! Ты смотрела новости? – Жена ее друга дозвонилась к ней из Баку. – У нас в новостях утром передали, Хасан и Хусейн опознаны, они ваххабиты, даже сказали что они российские спортсмены. Неужели у вас новости не передают?!!! У нас весь город говорит об этом!

– С ума сошла, что за бред?! Такого быть не может! – Она нисколько не сомневалась, что это бред. До того абсурдным был звонок, что она разозлилась на подругу.