Текст книги "Приют для души (СИ)"

Автор книги: Таисия Рух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

С гаишниками на стоянке она была более вежлива и даже шутила. Они, уже не в шутку, объяснили, что ее машина совсем на другой стоянке, в центре. Бесполезно было на кого-то злиться: вся структура эвакуации и штрафных стоянок была настолько запутана и несуразна, что порой даже сотрудники ГАИ не знали, что и как.

Опять поймав тачку, понимая, что деньги остались в сумке на заднем сиденье («вот скотина, наверное же увидел сумку, мог бы и вернуться...»), она неловко открыла дверь машины и сломала сразу три ногтя. Чувствуя, как закипает, чтобы не сорваться на попавшего под руку водителя, она захлопнула дверь и выдохнула.

Подруга примчалась за ней минут через 20. Опять собирая пробки, они добрались до центра и уткнулись в огромные железные ворота. На звонок высунулась голова и, ухмыляясь, сообщила, что теперь им надо поехать на Тореза**, чтобы поставить печать.

Ехать опять в другой конец города было бессмысленно, потому что, во-первых, штрафстоянка уже через полчаса закрывалась и они бы все равно не успели, а во вторых, в этой стране все решали бумажки, но не со штампом, и это не было ни для кого секретом.

Немного поторговавшись с гаишниками, она наконец-то вызволила свой автомобиль.

По дороге домой, стоя на перекрестке, она подумала, что все эти неприятности, в общем-то, только потому, что она сходила на тренировку. Да, так она Хасану и скажет, когда он вернется со сборов.

Загорелся зеленый, и первая машина плавно тронулась, а она, увидав, как справа несется потрепанный Иж-каблук, резко затормозила. Иж пролетел, не останавливаясь, унеся с собой передний бампер ее машины. А резко стартовавший сзади жигуленок, естественно, существенно видоизменил задний. Дедуля из жигуленка топтался и вздыхал.

«Боже, сколько ж ему лет», – подумала она и о деде, и о его железном коне одновременно, – и что толку сейчас вызывать гаишников, и так все понятно».

Она нащупала под ковриком под пассажирским сиденьем конверт: «На, дедуль, на ремонт тебе хватит», – и поехала дальше. Осколки того, что когда-то было бампером, одиноко остались на перекрестке, объясняться она ни с кем не собиралась. Хотелось добраться до дома и зарыться в подушки.

Припарковав машину, она подошла к подъезду и уже почти без удивления обнаружила, что на ключе домофона отсутствовала магнитная таблетка.

«Итак, подводим итоги: сумка плюс документы, два бампера, пять тысяч на штраф стоянке, двести баксов утешить дедулю, три ногтя и ключ от домофона. Сходила на тренировку...»

Она позвонила Хусейну, у которого были запасные ключи. Он подождал, пока она переоденется, и они отправились по клубам, где она, под его неодобрительные взгляды, в первый раз в жизни напилась. Уже под утро, вытащив ее с десятого по счету клуба, Хусейн запихал ее в такси и привез домой.

Она горланила Лепса, а он мыл ей голову, как ребенку, засунув ее в ванну. И было бы все это ужасно неприлично – что Хусейн моет ее, пока его брат на спортивных сборах, если бы не ледяная вода, льющаяся ей за шиворот, и не вконец испорченная одежда, в которой он ее в эту ванну и посадил. Так он приводил ее в чувство, и через три часа, когда Хасан вернулся домой, она пила чай на кухне и в сотый раз жаловалась Хусейну на прошедший день.

Он ничего не сказал Хасану – ясно, что не хотел расстраивать брата, но тем самым доверие ее заслужил безоговорочно. В спортзал она больше не ходила, отстояв право на свободу парой истерик.

*Старая деревня – район Санкт-Петербурга.

**Тореза – проспект Тореза в Выборгском районе Санкт-Петербурга.

Глава 24

– Это монстр??! – трехлетний сын ее подруги вцепился ей в ногу.

– Нет, – она засмеялась. – Это два дяди, это люди. – Она погладила его по щеке. – Не бойся, это два брата. У тебя же есть братик, вот и они тоже братья.

– Нет, нет, у него одна голова! А он летать может? А он настоящий? – он просто засыпал ее вопросами. – А потрогать можно? – не унимался он. – Ой, смотри, он шевелится.

– Конечно, можно, – Хасан протянул малышу руку.

– А ты летать умеешь? А тебя как зовут? А ты хороший или плохой монстр? А у меня папа в милиции работает, он тебя победит! – Мелкий уже прятался за ее спину и оттуда вел переговоры с братьями, в которых упорно видел двуглавого монстра.

«Ох, уж эти современные мультфильмы!» – подумала она. – Да никакие они не монстры, они двойняшки. «М-да… трехлетнему это объяснять все равно, что мне про квантовую физику, наверное». – Их двое, но лица одинаковые, они просто очень похожи.

– Похожиии... – протянул малыш. – Двоеее... а летать умеют?

– Конечно, мы всё умеем. Дружить будем? – Один из братьев присел на корточки перед ребенком и протянул руку. – Тебя как зовут?

– Жук, – гордо ответил малыш.

Братья посмотрели на нее. Она пожала плечами: ну, да, так и зовут, что такого? – Его так называли и родители, и все родственники, ее подруга так его обозвала, когда он был совсем крохой в пеленках, все время елозил и, пытаясь, что-то сказать, выдавал лишь «жжжжжжж». Так все его и называли, и даже в садике.

– А вы меня летать научите? – Объяснять мелкому, что они не монстры и волшебными свойствами не наделены, они не стали: подрастет и успеет разувериться в сказках.

Ребенка подруги она считала почти что своим, нянчась с ним с самого его рождения, потом забирая из садика, и даже пару раз отправлялась с ним в не очень далекие путешествия. Ужасно деловитый, уже в три года считавший себя «рыцарем», пытался всегда отобрать у ней пакеты в супермаркете. Проблем с ним не было вообще никаких, он не закатывал истерики, и с аппетитом было все в порядке. Она любила с ним гулять где-нибудь или засыпать рядом, чувствуя его ровное сопение.

– Ну, они эти... Ну, которые всех побеждают... как Бэтмэн…

Теперь частенько они с братьями забирали Жука из садика и отправлялись на детскую площадку, где он представлял детям своих новых друзей.

– Как Бэтмен? – дети недоверчиво обступали братьев. – И летать умеют?

– Как хотите, но детей разочаровывать нельзя, – она смеялась, наблюдая, как здоровые лбы носятся с детьми по парку.

Чтобы Жук смог их различать, братья надевали разного цвета футболки и носки, и он с видом знатока разъяснял своим друзьям, как отличить двойняшек. Он всегда посещал все соревнования и чемпионаты, если они проходили в Питере. С детской непосредственностью всем сидящим с ним рядом на трибуне он объявлял: «А я знаю, кто всех победит, они мои друзья, они даже летать умеют». Правда, засыпал уже на середине, уж слишком длинными были состязания.

Дома Жук с Хасаном резвились и переворачивали все вверх дном. Непременными в режиме дня, когда она забирала ребенка на пару дней к себе, были «чемпионские» тренировки, как их называл мелкий. Хасан показывал ему несложные приемы борьбы, и, воодушевившись, не знавший усталости Жук нападал на него и злился...

– Поддайся ребенку, видишь же, старается. – Жук, между прочим, мог и разрыдаться от обиды.

И тогда Хасан, изображая поверженного, «сдавался», и они, запив чаем с пирожками «победу», засыпали прямо на полу. Она смотрела на них с грустью. Чужой ребенок и мужчина, с которым у них нет будущего – счастье в долг.

Глава 25

– А что я буду делать в этом Качалае*? – В ближайшем будущем, Хасан хотел вернуться в родное село. В голове у нее крутились картинки, как она встает и идет кормить скотину... Дальше ее воображение отказывалось работать. Да еще его слова, что она должна носить платок постоянно, и даже дома, радостных прогнозов не прибавляли. По ее мнению, у нее было больше шансов в космос слетать, чем жить в платке в горах.

– Ты о родителях подумай! Они ждут невестку из ваших: молодую, чтобы внуков нарожала, а ты меня привезешь. Я тебя старше на 13 лет, что тебе мама скажет? – Она пыталась донести до него эту ее истину, а он упорно твердил, что родители будут счастливы.

– У нас не так, как у вас, устроено. Это мое дело, на ком жениться, ты мою мать не знаешь. А про возраст – так у Пророка, мир ему, жена на двадцать с лишним лет была старше.

– А если я никогда родить не смогу? Ты вторую жену заведешь? Ты же меня возненавидишь потом, я тебе только жизнь испорчу, я не смогу жить в горах, без всего привычного для меня...

– Будут дети или нет – на все воля Аллаха, это он только решает. Без чего ты не сможешь прожить? Без ночных клубов, без модных тряпок, без кабриолетов? Так через какое-то время тебе этого всего и не надо будет, это все временно, лет десять – и тебе захочется дома сидеть.

– Да, но эти десять пятнадцать лет я хочу провести в моем городе, не в горах, не в платке, не чувствуя себя виноватой, что из-за меня ты пошел против воли родителей и не женился на молодой девчонке.

– Ты откуда знаешь, чего мои родители хотят?

– Твоя мать собой пожертвовала ради вас! Не каждая сможет детей одних отпустить так далеко. – В десятилетнем возрасте братья уехали из Дагестана, жили и учились в спортивном интернате, а потом переехали в общагу Лесгафта**. К родителям они ездили только раз в году, в месяц Рамадан. – И что? Ты думаешь, она мне обрадуется?

– Ты за мою мать не думай, ты за себя решай!

С Хасаном всегда было бесполезно спорить. Но она пыталась представить себя на месте его матери. Да, если бы ее 25– летнее чадо притащил домой крашенную лохудру, у которой к тому же проблемы с детопроизводством, и, которая старше самого чада лет, почти, на пятнадцать, она бы гнала ее лопатой до самой околицы. Или как там, в этом Качалае,  называется край села…

– Ты права во всем, так и будет. Родственники точно тебе не обрадуются. Он года через два одумается, найдет себе молодую, послушную, из своих. И что ты тогда будешь делать? Порви с ним, не порти парню жизнь. Я тебя знаю, ты не сможешь там жить, это не твое, или он тебя сломает, и уже не ты будешь. Я мусульманин, я Хасана знаю, он хороший, но ты не для него. Отпусти его, не морочь ему голову! – Ее лучший друг с женой всегда ее поддерживали, но теперь они как будто осуждали ее за нерешительность.

*Качалай – горное селение в Дагестане.

** Лесгафта – спортивный университет в Санкт-Петербурге

Глава 26

Друг ее спасал постоянно. Не однажды она, выйдя из машины за сигаретами, оставляла заведенную машину и двери блокировались изнутри. Приезжали какие-то хмурые люди с какими-то приспособлениями и открывали двери за минуту.

Все ее друзья и друзья друзей звонили ей, когда не обнаруживали свое авто на прежнем месте, и друг ее всегда возвращал машину. Правда, однажды сказал ей: «Знаешь, дорогая, если у тебя угонят, я тебе помогу, но для своих знакомых не звони больше. Все будут думать, что ты с ворами автомобильными в доле работаешь, зачем тебе?» И с доводами его она согласилась, потому что действительно ей уже даже незнакомые звонили и просили машину разыскать – ни к чему ей такая репутация.

Это именно друг отвез ее однажды в психушку, он отвозил ее в ГАИ после аварии, да и вообще самый первый приезжал после первых ее многочисленных аварий. И он же, после ночных тусовок, забирал ее и ее подруг из дома и вез куда-нибудь «восстановить силы супчиком».

В общем, друг ее нянчился с ней постоянно, разгребая ее непрекращающиеся головняки. И только один раз они поругались «насмерть», вернее, он на нее обиделся не на шутку.

– Слушай, ты можешь в аптеку съездить, у меня температура под сорок, не хочу «скорую вызывать, – он позвонил ей уже в полночь.

Конечно, она не спала, сидела на маникюре.

– А у тебя поближе никого нет? У меня еще ногти не высохли. – Услышав его мат из трубки, она добавила: – Давай я минут через сорок освобожусь, наберу тебя. Если никого не найдешь, я приеду.

Трубку он больше не снимал – ни через сорок минут, ни через день, ни через неделю. И каждый раз, увидев ее в ресторане или клубе, демонстративно уходил, хотя она и пыталась с ним поговорить. Она звонила ему и на домашний, но жена все время говорила, что его нет дома.

– Ты не знаешь, почему он со мной не разговаривает? – Жена не знала.

Питер, а уж тем более питерская тусовка – это большая деревня, и понятно, что они постоянно где-нибудь пересекались. Она пыталась с ним заговорить – он был «как скала под ветром», ни слова в ответ, даже в глаза ей не смотрел.

В итоге, не понимая толком, в чем, собственно, проблема, она купила огромного белого плюшевого медведя и перекрыла своей машиной выезд с его парковки.

– Ты хочешь, чтобы я твою машину переехал? – он злился, уперев бампер своего «Хаммера» в дверь ее почти игрушечного кабриолета.

– Переезжай, только вместе со мной придется – Конечно, она его не боялась, а машина застрахована, царапины легко закрасить. – Может, ты мне объяснишь, в чем дело?

Он вышел из своей машины и сел в кабриолет: «Дорогая, мы сколько лет с тобой дружим?»

– Не помню, восемь или девять, а что?

– Я хоть раз на твои просьбы сказал тебе «позвони кому-нибудь другому»?

– Да ты из-за этого обиделся? У меня ногти сушились!

– Ты мой друг! Мне насрать на твои ногти! Ты думаешь, у меня дел не было, когда тебе в три часа ночи надо было срочно в Москву ехать? Или мне заняться нечем – только тебя по больницам таскать и сопли твои выслушивать? Я тебя один раз в жизни попросил что-то для меня сделать! И у меня жена только тебя в дом пускает! А у тебя ногти, п.…, как это важно!!!! – он хлопнул дверцей.

– Прости меня, пожалуйста, я такая дура, эгоистка, прости... – Нельзя сказать, что она чувствовала себя совсем уж виноватой, но терять друга она не могла из-за этого.

Еще немного подувшись, через пару месяцев он ее простил.

– Ты как наркотик. Сам не понимаю, вроде злюсь на тебя, косячишь постоянно, а неделю не созваниваемся – и плохо мне.

Глава 27

Она встречалась с другом нечасто, пару раз в месяц, но они постоянно звонили друг другу.

– Я понимаю Хасана, ему тяжело. Но ты же взрослая, порви с ним раз и навсегда, порви! Я уже тоже с ним говорил, он меня не слушает. Молодой, наивный…

– Я его не веревками привязала, сто раз говорила, что ничего не получится… – И это было правдой, но ее попытки расстаться с Хасаном заканчивались одинаково.…

Изо всех сил сохраняя безразличное выражение на лице, она объявляла о расставании. Хасан кивал в ответ, прятал улыбку, целовал ее в лоб и уходил. Ненадолго…

– Давай поговорим.

Она покачала головой, как будто он мог увидеть ее через дверь:" Нет. Нет. Я устала. Я ужасно устала, это какое-то наваждение. Кто то из нас должен быть разумным".

Она уже не чувствовала спины, железный косяк, о который она опиралась, был холодный и жесткий. Но она сидела, не шевелясь, уже битых часа три. И пытаясь расстаться с Хасаном в очередной раз, все же переживала– он вообще сидит по ту сторону двери на бетонном полу.

– Хочешь, я открою дверь и подушку тебе дам?– она засмеялась сквозь слезы.– Господи, мы такие дураки. Я вообще, старая дура, что совсем непростительно.

– Не надо, мне удобно. Но дверь открой, зачем ты это постоянно делаешь? – для него вопрос был решенным. Вернее, для него не было ни вопросов, ни сомнений в исходе дела. Он для себя все решил, еще в первую встречу и ни разу не поменял своего решения.

Вещи его так и были повсюду в ее квартире, но телефон она не снимала уже два дня. И вот теперь он стоял за дверью, которую она не хотела открывать.

– Я не хочу говорить, мы уже тысячу раз говорили. У нас ничего не получится, мы разные, я не могу… – У нее стоял ком в горле и щипало глаза. «Господи, ну почему я так размякла … соберись…» – Пожалуйста, уходи.

– Мне надо вещи забрать, открой дверь. – Это было абсолютной неправдой, вещи он мог забрать и без нее, у него и у брата были ключи от квартиры. Нет, так он не мог поступить, ему нужно было, чтобы она открыла ему дверь.

– Я не могу, у меня нет сил… Пожалуйста, не мучай меня, уходи… – она плакала. – Ты не понимаешь, у нас нет будущего, никакого.

– Успокойся, сделай сабур*. Давай поговорим нормально, сейчас уже соседи увидят. Или скажи мне, что я тебе не нужен. Открой дверь и посмотри мне в глаза, скажи, и я уйду, обещаю, ты меня не увидишь никогда.

Она не могла. Он был ей нужен. Он был как тихая бухта, куда ее яхта, раскрашенная всеми цветами радуги, слепя иллюминацией и оглушая музыкой, заходила и становилась обычной лодкой, не новой и сверкающей, а избитой и истерзанной штормами и ураганами. Устав от работы, тусовок, болтовни и каких-то вечно важных, срочных дел, где она не притворялась, а действительно была счастливой в этой кутерьме, с ним она была другая. И уткнувшись в плечо, могла плакать, жаловаться и вообще быть слабой и совсем-совсем простой. И тоже была счастлива. Он был частью ее жизни. Но ей хотелось эти две свои жизни соединить в одно, и она не могла отказаться от одной из них.

И зная, что будущего нет, тем не менее открывала ему дверь снова и снова. Он никогда не укорял ее и, входя в дом, делал вид, как будто ничего и не произошло.

– Чайник поставь, – коротко кидал он, и жизнь продолжалась по-прежнему. Она надеялась, что все образуется, и они найдут какое-нибудь решение.

*Сабур – букв. «будь терпеливым», от араб. «терпение».

Глава 28

– Может, курить бросим?

Они с подругой сидели в ресторане яхт-клуба.

– Мы что, так плохо выглядим? – подруга выпустила дым. – Спортсмен твой на тебя хорошо влияет, но я пока курить бросать не собираюсь. Ты была, кстати, на показе в «Vanity»*? Я уже в конце приехала и тебя не увидела.

– Нет, не была, мы с Хасаном за город ездили гулять.

– Неужели? – подруга фыркнула. – Что-то новенькое, ты раньше не увлекалась пейзажами. И что дальше? Дома осядешь?

– Да, мне просто не хотелось... А что плохого дома осесть, уже бы и пора, – она улыбнулась. – Тебе просто не хочется без меня везде ходить.

– Да нет, неплохо, только тебя ненадолго хватит. Хватит уже семейную из себя строить. – Подруга ее не была злой, просто знала ее очень хорошо.

– А если я соглашусь и уеду с ним… – и, перехватив насмешливый взгляд, она поправилась: – Не завтра, конечно, и не в ближайшее время. А вдруг? Как ты думаешь, ведь я в Бога верю, какая разница, христианка я или мусульманка?

При всей ее вере в какие-то высшие силы, религиозной она не была. И появлялась в церкви или в качестве приглашенной на крестины, от силы, раза два. И один раз на крестный ход, и то скорее от любопытства, что же там такое происходит.

– Ты на себя посмотри! В одной руке сигарета, в другой мохито, о Боге она рассуждает! Да ты в церковь-то не ходишь, и что изменится, если ты религию поменяешь? Набожная станешь? Ты же понимаешь, что религию из-за мужика менять, по меньшей мере, глупо. И потом, сама представь: ни тебе твоей работы, ни шоппинга, ни путешествий, ни кабриолетов, ни даже мест, куда ты свои туфли наденешь. Коровы в горах их не оценят…. – ее подруга была прямолинейно справедлива. Все было абсолютной правдой, и она это все и сама понимала.

– Но меня Бог любит. Может, это судьба моя. И даже, может, молиться начну, – хотя и та было понятно, что она и молитвы понятия несовместимые. И разговор, в общем, был бесполезным. Ей было это не дано. Или не пришло время.

– Да, что правда, то правда, Бог тебя любит. Хотя, может быть, просто к себе забирать не хочет – зачем ему такие потрясения? Вот и спасает тебя каждый раз...

Лет пять назад, с покупкой первого кабриолета, в нее как будто бес вселился. Она входила в поворот на ста двадцати или, поспорив с гаишниками, мчалась под двести километров по кольцевой**, как будто испытывала судьбу. «Мне терять нечего, уже все в жизни я пережила…» – так она говорила.

Кабриолет был ее гордостью – единственный в России, ярко переливающийся всеми цветами радуги, да еще и купила она его на первые заработанные деньги. Дети просто облепляли машину, а однажды какой-то малыш с визгом «Ой, карамелька» бросился целовать ее машину. Каждый раз, подходя к своей «игрушке», она видела, как люди фотографируются рядом, и они даже просили ее разрешить им сделать фото за рулем.

Свой первый кабриолет она любила как безумная и на мойке требовала, чтобы его мыли теплой водой. «Удивительно, что ты не спишь в нем», – смеялись друзья. Владела она своей игрушкой недолго, месяцев семь…

*Vanity – мультибрендовый бутик в СПб

Глава 29

История была обычная, очередной проект за городом. Сдуру, а может, ведомая судьбой, она решила сократить путь и поехать по лесной старой дороге. Асфальт там, конечно, был, но, видимо, пережил пару бомбардировок – состояние дороги было отвратительным. Зачем она там поехала – одному богу известно.

– Вам нужно пристегнуться и закрыть крышу, – неизвестно откуда взявшийся в лесу гаишник держал ее документы в руках.

– Да ладно вам! Я вообще никогда не пристегиваюсь, и у меня костюм белый, а ремень черный, я как с траурной лентой поеду, – она рассмеялась. – И зачем крышу закрывать, смотрите, какая погода сегодня. Как на заказ.

– Вы не понимаете: если не хотите пристегиваться, и вправду с траурной лентой окажетесь. И впереди лес чистят, если крышу не закроете, дерево может упасть на вас, а на скорости не сориентируетесь. Зачем вам рисковать?

Гаишник попался занудный, и она, уже опаздывая, не стала спорить, пристегнулась и закрыла крышу. Он вернул ей документы, и она помчалась дальше, подпевая радио и попутно отвечая на звонки.

– Да, да, еду, минут через 20 буду, гаишник вредный попался, – она уже действительно по времени была на пределе. – Да я не знаю, где это лежит. Слушай, ты можешь у кого-нибудь спросить, у нас вообще-то офис-менеджер есть, она все знает. И вообще, перестаньте мне все звонить, у меня мероприятие и скорость под сотку. – Она нажала «отбой» и, переключая радио, на минуту опустила глаза.

Она даже не поняла, что произошло в следующий момент. Машину крутило, как на карусели, деревья мелькали, как в калейдоскопе, а она, помня наставления мужа – «не отрывай рук от руля и не закрывай глаза», – пыталась выровнять кабриолет, который уже летел в воздухе. Она видела, что ее несет в самую гущу деревьев.

«Господи, меня сейчас на щепки разнесет... Так, без паники, надо мордой в деревья уйти и попытаться пройти между ними... Вот, блин, только туфли новые купила... Не убить бы никого... Господи, мне нельзя сейчас умирать, у меня планов куча... Блин, руль вообще не слушается...» И это было последнее, что она помнила перед ударом. Потом какой-то звук, как сильный хлопок, и она отключилась…

В голове гудело, все лицо было чем-то залеплено. «Наверное, жвачка по лицу размазалась», – подумала она и снова провалилась куда-то…

Кровь текла по лицу, но никакой боли она не чувствовала, только голова немного болела. Она огляделась. Поляна, вся в ромашках. «Откуда ромашки в октябре?..» Машину свою не увидела.

– Дайте мне воды, я пить хочу. – Было странно, но голоса своего она не слышала, как будто это только ее мысли были. Она протянула руки к какой-женщине. Та стояла через дорогу с ведром, но не шла к ней на помощь. – Помогите мне… – и опять темнота вокруг.

– Осторожней, осторожней, вот сюда клади… – Голоса доносились, как из колодца, – Дышит, звони в скорую.

– Пока они сюда из города доедут, она кони двинет. Видишь, башка разбита вся… – На этих словах она пришла в себя и разлепила веки.

Какой-то мужчина держал ее голову у себя на коленях. Конечно, она его знала, это был ее заказчик. Он с охранниками ехал на свое же мероприятие, которое она организовала.

Увидев, что она открыла глаза, они заговорили наперебой: «Ты как так умудрилась? Ты помнишь что-нибудь? Как тебя зовут, ты помнишь? Говори!» Она совсем пришла в сознание, голова просто трещала, жвачка на лице пропала.

– Что случилось? Я в аварию попала? Ой, кровь. Это моя кровь? А это желтое… что, мозг вытекает? Я жива? Я вам рубашку испачкала... Мне надо мужу позвонить.

Это было месяца за три до развода.

– Алле, привет. Я в аварию попала… Нет, не видела еще… Да, в порядке, страшно немного. Руль не отпускала.

У нее забрали телефон: «Здравствуйте. Майор Н. Мы ее сейчас в больницу отвезем. Нет, машина сгорела. Да, думаю, довезем, непонятно, какие травмы, но крови много».

 «Видимо, выучка военная сказывается», – подумала она. Пару месяцев назад этот мужик ее бесил. Занудно, в тысячный раз пытался ее впечатлить: «Вы не понимаете, сам президент будет! Это вам не свадьбу устроить, это государственный заказ. Вы должны быть максимально серьезны и сделать все по высшему разряду!» Она в тысячный раз вежливо пыталась его успокоить, но в итоге разозлилась и резко ответила: «То есть вы считаете, мы хорошо работу выполняем, если только президент присутствует?» Ей даже показалось, что этот майор ее недолюбливает, хотя, наверное, просто не доверял…

Он повернулся к остальным: «Давайте, грузите ее в машину, здесь ближайшее – фельдшерский пункт в деревне, пусть рентген сделают и голову зашьют».

– Вы не переживайте, – она ухватила майора за руку, – на площадке все готово, все на местах, наши все там, все отлично пройдет….

Майор потрепал ее по щеке: «Знаю, я уже все узнал про вашу компанию, лечись, мы тебе потом все расскажем».

Так было всегда, и она своих заказчиков понимала. На месте серьезных чиновников, позвонив по рекомендации таких же серьезных людей, она бы сильно удивилась. Все ждали, по всей видимости, кого угодно, но только не двух девиц модельной внешности с вечными улыбами и шутками. Чего-чего, а серьезности в их облике не было. Спасала лишь репутация и длинный список заказчиков, будто скопированных из справочника «Самые значимые Компании России».

Ее аккуратно подняли и перенесли в джип. Она все понимала, но все было как в тумане, и голоса неслись издалека.

– Где моя машина?

 – Нет у тебя больше машины. Слава богу, жива осталась

 Фельдшерский пункт был каким-то деревянным бараком. Она такое только на старых картинках видела. Там толпились местные: тетка с синяком в пол-лица, парень с рукой в гипсе, цыганка с младенцем и еще человек пять. Они расступились, пропуская охранников, которые несли ее на руках. В голове у нее окончательно все прояснилось, только было очень страшно, когда она чувствовала, как течет кровь по лицу...

Врач оказался совсем молодым и теперь готовился зашить ей рассеченную голову.

– Вы с ума сошли, я блондинка, а вы черные нитки взяли! И сделайте мне общий наркоз, не надо у меня в голове ковыряться, пока я в сознании.

– Вам сейчас нельзя общий наркоз, к тому же у нас его нет. Я вам помажу кремом специальным, вы ничего не почувствуете.

– Вы сейчас пошутили так?! Какой крем, дайте мне наркоз, не надо меня трогать, я серьезно. Дайте мне спирта хотя бы! – она брыкалась и отталкивала врача. Конечно, страшно, что ее сейчас живую зашивать будут. Никакие доводы про героев и отважных женщин на нее не действовали.

– Женщина, наверное, в шоке, – вздохнул врач.

– Да нет, она всегда так трещит, шейте-шейте, доктор, – один из охранников заказчика остался с ней в больнице.

– Нет, нет, пожалуйста, я честно очень боюсь… – она даже заплакала, – дайте мне хотя бы сигарету, у меня ноги от страха не чувствуются.

– Здесь нельзя курить, здесь больница, не придумывайте, вы даже не почувствуете ничего, – у доктора явно кончалось терпение.

Она уже в голос зарыдала. Охранник прикурил сигарету и вложил ей в дрожащие пальцы. Она сделала затяжку и отключилась….

– Эй, я надеюсь, ты не собралась умереть здесь, – врач хлопал ее по щекам.

– Нет, нет, – она попыталась сесть на кушетке, – я в порядке, я же не курю просто, так противно было, что я глаза закрыла. Все, вы меня зашили? Жить буду? – Она опять смеялась.

Рентген показал, что все кости у нее целы, и даже ушибов не было. Сотрясения мозга тоже не обнаружили. Но все тело, от макушки до пяток, было черного цвета.

Хуже всего пришлось ее любимой игрушке. На третий день после аварии, хоть врач предупреждал, а все друзья настаивали, валяться в постели ей надоело. Надев бандану, чтобы скрыть обритую наполовину голову, и темные очки, она поехала в страховую.

То, что осталось от ее кабриолета, даже не поддавалось описанию. Она целовала останки своей любимицы, просила прощения и благодарила за то, что машина спасла ей жизнь. Маленький двухместный спорт кар сложился по диагонали, а мотор и вовсе вылетел на несколько метров.

 Ее спрашивали в ГАИ и страховой, как она выбралась из горящей машины, в которой обе двери были заблокированы от перекоса. Она была уверена, что подоспевшие заказчик с охранниками ее вытащили, но оказалось, что они подъехали, когда она лежала метрах в тридцати от горящей кучи металла. Она вспомнила про женщину с ведром, но ближайший населенный пункт был в пятнадцати километрах, а ее нашли на обочине, где, кстати, ромашки не росли, совершенно одну.

Купив дорогой коньяк, она поехала в ГАИ, чтобы поблагодарить занудного гаишника, который заставил ее пристегнуть ремень и закрыть крышу.

– Дамочка, у нас на трассе людей не хватает, на кой черт нам гаишника в лесу, где пять машин в час проезжает, ставить? – дежурный засмеялся. – Это у вас от удара, наверное, глюки. Не было там никаких сотрудников, это факт.

«Тебя Бог бережет. Иди в церковь», – так ей все вокруг говорили. И повторяли, сначала через три месяца, а потом через шесть, и через год. Когда все ее последующие кабриолеты просто невероятным образом «скидывали» ее из-за руля. Один упал с моста в реку. Второй мирно стоял на обочине, и она из окна ресторана увидела, как грузовик буквально раскатал его, как катком. Третий у нее угнали. Следующие у нее просто ломались.

В церковь она так и не зашла. Но всегда повторяла: «Меня Бог любит». Правда, гонять перестала, и больше «сотни» не ездила, просто не хотелось. И начала курить.

* Venity – элитный бутик и центр модной жизни Санкт-Петербурга.

**Кольцевая – окружная автомагистраль вокруг Санкт-Петербурга.

Глава 30

– Заедем за Хусейном?

Она понятия не имела, где жил раньше Хасан и где он иногда оставался ночевать. Он, конечно, говорил, что они с братом живут в общежитии Лесгафта, но где это конкретно, она этим не интересовалась.

Пионерская*. Точечные многоэтажки. Седьмой этаж. Это было не общежитие – это был в буквальном смысле муравейник. К тому же оказалось, что жили братья там на полулегальном основании – давно закончившие тренерскую кафедру Лесгафта, они, по идее, должны были съехать. Но съехать было некуда, и они остались там, вчетвером с друзьями, на 12 метрах.

Две двухъярусные кровати, шкаф для одежды, две колченогие табуретки, обеденный стол. Больше ничего не помещалось, и если один человек стоял у стола или между кроватями, пройти другому уже было невозможно.

Она не удивилась ни тесноте, ни неустроенности, ни разбитому окну с картонкой, защищавшей от снега и ветра, ни даже тому, что полы были сгнившие, и ступать надо было очень осторожно: за свою жизнь она повидала и общежитие, и коммуналки, этим ее было не напугать. Нет, ее поразило совсем другое.