Текст книги "Пределы страсти"

Автор книги: Сьюзен Суон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

ЧАРИТИ НАЧИНАЕТ…

Мистрис Чарити Пенн поставила на землю ведро с помоями и вытерла лоб тыльной стороной ладони. Ярко светило солнце, и под мышками взмокли и корсет, и платье. Ноги чесались под шерстяными чулками. Но она не решилась снять их: кто-нибудь мог заметить ее голые лодыжки.

Если под крышей властвовала густая смесь запахов: дыма, жарящегося мяса, конского навоза, то под жарким солнцем Виргинии воздух наполнял запах земли, которую вскапывали поселенцы. В своей черной одежде, оживляемой лишь белыми пятнами воротника и манжет, выглядели они как стая сорок.

Чарити вздохнула, подняла ведро и зашагала к загону для свиней. Рядом с одним из бревенчатых домов Джейкоб Хоукинз, закатав рукава рубашки, рубил дрова. При виде его широких плеч, узкой талии, мускулистых бедер под кожаными штанами у Чарити едва не подогнулись колени.

Она знала, что неприлично так смотреть на мужчину, но ничего не могла с собой поделать. Потому что второго такого красавца, как Джейкоб, в поселении не было. Длинные светлые волосы он перевязал на затылке лентой, но несколько прядей осталось на свободе, то и дело падая на бронзовое от загара лицо. Щепки летели во все стороны, когда он орудовал топором. Обычно ему хватало одного удара, чтобы разрубить полено. Ядреный запах дерева так и манил к себе. Подойдя ближе, Чарити неожиданно для себя поздоровалась:

– Доброе утро, Джейкоб. Прекрасный денек, не так ли?

Господи, подумала она, хоть бы никто не услышал ее голоса. Первой заговаривать с мужчиной! За это могут и наказать. Но Джейкоб, похоже, не видел в ее дерзости ничего предосудительного. Он улыбнулся, выпрямился. Опершись на топорище, наблюдал, как она проходит мимо.

– Доброе утро, мистрис. Действительно, день прекрасный, особенно на том месте, где я сейчас стою. – Его глаза задержались на ней.

Чарити замедлила шаг. Может, рискнуть и перекинуться парой слов с Джейкобом? Разумеется, ее не станут осуждать за то, что она поболтала с молодым человеком на свежем воздухе. И она уже начала подыскивать нужные слова, когда грубый голос пастора Барбера заставил ее вздрогнуть.

– Займись лучше делом, мистрис Пенн. Ибо дьявол всегда найдет занятие для ленивых рук. И на одежде у тебя слишком много кружева.

Чарити охватила ярость, но она сдержала резкий ответ, готовый сорваться с губ. Над кружевным воротником она работала всю зиму, проведенную под крышей, когда из-за грязи даже до туалета удавалось добраться с трудом. Она гордилась своим умением вязать кружева и не считала, что Бог осудит ее за то, что она воспользуется шансом показать плоды своего труда. Но великодушный и любимый Бог, с которым она говорила в своем сердце, в устах пастора Барбера, когда он вещал с церковной кафедры каждый выходной, становился совсем другим.

– Ну? Чего стоишь, шевелись. Иди набери воды из колодца.

«Он обращается со мной так, словно я мышка-норушка, а не молодая женщина, которой пора замуж. И иду я совсем не за водой. Если бы он счел за труд взглянуть на меня, то увидел бы, что ведро доверху наполнено помоями».

И хотя она позволила себе вскинуть на пастора глаза, тот не остановился, чтобы отчитать ее, а проследовал дальше, в полной уверенности, что его указания будут выполнены. Уголком глаза она заметила, как Джейкоб подмигнул ей, а его губы изогнулись в улыбке. Настроение Чарити сразу улучшилось. Она улыбнулась в ответ и поспешила к загону для свиней.

Красноватая виргинская пыль при каждом шаге клубилась у ее ботинок. Подходя к загону, она услышала громкие мужские голоса. Смех и крики людей смешивались с хрюканьем и повизгиванием. Заинтригованная, она обошла дом, за которым находился загон, и в изумлении остановилась. Несколько мужчин, в основном старейшин поселения, толпилось у крепкой деревянной изгороди. В загоне возбужденно носились свиньи, тогда как огромный хряк, застыв на месте и принюхиваясь, вертел головой. Один из мужчин наклонился вперед, замахал руками, что-то прокричал. Хряк поднял голову, его вымазанная грязью влажная морда блеснула на солнце, громко хрюкнул и метнулся через загон.

Чарити успела заметить торчащий под брюхом детородный орган, а мгновением позже с довольным похрюкиванием хряк подмял под себя не имеющую ничего против свинью и, прикрыв от удовольствия красные глазки, начал энергично долбить ее. При виде большущих яичек, наполненных семенем, болтающихся между задних ног хряка, Чарити залилась румянцем. Она знала, что не должна на это смотреть, но ноги сами несли ее к ограде. Да и мужчины, увлеченные зрелищем, не замечали ее.

– Давай, парень. Покажи ей, как это делается! – крикнул один из них.

– Поддай жару! – вторил ему другой. – Пусть кричит, как баба в постели!

Вольные реплики и грубый смех вызвали в Чарити волну негодования. Неужели это те самые мужчины, которые осуждали любую молодую женщину за малейшую нескромность? Ей стало как-то не по себе в этой чисто мужской компании, она уже хотела уйти, но тут кто-то из мужчин обернулся и увидел ее. Не говоря ни слова, окинул с головы до ног похотливым взглядом.

И пусть Чарити еще не приходилось иметь дело с мужчинами, она поняла, что совокупление свиней возбудило его. Взгляд, брошенный на нее, казалось, раздевал. Она вся сжалась под этим горящим жестоким взглядом, но глаз не отвела, давая мужчине понять, что тоже все видела. Если мужчины могли смотреть, как хряк покрывает свиней, почему это запрещено женщинам? Уж в сельском-то поселении все знали, откуда берутся поросята.

Мужчина толкнул в бок своего соседа. Через мгновение все взгляды скрестились на Чарити. Ей, конечно, хотелось оказаться в сотне миль от этого загона для свиней, но она заставила себя смотреть им в лицо. Повисла напряженная тишина. Потом осуждающе закачались головы. Кто-то пробормотал: «Недостойное поведение». Мужчины переглянулись. До нее долетели слова: «Но она недавно приехала к нам. Может, еще не знает наших порядков».

Но прежде чем она сумела выделить говорившего и благодарно улыбнуться ему, раздался другой голос:

– Здесь не место ни тебе, мистрис, ни любой скромной женщине. – Чарити узнала мужчину: Джошуа Уэйнрайт, один из столпов общества. Тощий, рыжеволосый, со впалыми щеками и дергающимся подбородком. – Разве ты не знаешь, что сегодня женщин просили не подходить к загону для свиней?

Чарити покачала головой:

– Я ничего такого не слышала.

– Правда? Тогда тебе следует задерживаться в церкви после службы и слушать наставления пастора, – суровым голосом продолжил Джошуа, – вместо того чтобы бегать в дом этой беспутной полукровки, которая служит в поселении акушеркой.

При упоминании ее подруги Чарити залилась краской. Самасета – впрочем, имя ее переиначили в Сару, на английский манер – была единственным человеком, с кем она чувствовала себя как дома. Сара не судила других и никому не грозила адским огнем, чем грешили набожные жены и дочери многих основателей поселения. Умела внимательно слушать и всегда честно отвечала на вопросы Чарити.

– Отругайте меня, если считаете это необходимым, мастер Уэйнрайт, если решите, что вы действуете во благо моей души, – холодно ответила Чарити. – Но я прошу вас не упоминать тех, кого здесь нет, кто не может замолвить за себя слово!

Все остолбенели. Джошуа побледнел. А Чарити вскинула подбородок, ожидая взрыва ярости, который не мог не последовать за такой тирадой. Но тут хряк громким хрюканьем известил всех о том, что начатое им дело успешно завершено. Свинья, которую он покрывал, пискнула и рванулась вперед. Хряк, соскользнув с ее спины, стоял, довольно похрюкивая. Его поблескивающий влагой детородный орган по-прежнему стоял колом. Шокирующе красный. Чарити изо всех сил старалась не смотреть на него.

– Он уже готов взяться за следующую, – восхищенно воскликнул кто-то из мужчин. – Вы только посмотрите, его штучка как стояла, так и стоит.

– Да, и свиньи этому очень рады! Смотрите, как они пытаются привлечь его внимание.

– Тебе лучше уйти, – ледяным голосом отчеканил Джошуа. – Незачем тебе слушать эти разговоры. Помолись и попроси Господа, чтобы он дал тебе побольше скромности, мистрис. Да, тебе еще многому надо научиться, чтобы заслужить уважение старших. Я поговорю о тебе с пастором.

– Я не сомневаюсь в том, что поговорите, мастер Уэйнрайт, – дерзко ответила Чарити, сделала реверанс, едва согнув ноги. Что ж, пусть этот отвратительный тип попытается обвинить ее в неуважении! Она испытывала чувство глубокого удовлетворения, зная, что внутри Джошуа весь кипит, но формально ему упрекнуть ее не в чем. Злило ее и то, что пастор при встрече не предупредил ее о том, что в этот день происходило в загоне для свиней.

Поставив ведро с помоями у ног Джошуа, Чарити с подчеркнутой вежливостью обратилась к нему с просьбой:

– Вас не затруднит проследить за тем, чтобы мою свинку покормили, после того как ее обслужат, мастер Уэйнрайт, поскольку мне не дозволено в этот день заходить в загон. После таких трудов она, несомненно, очень проголодается. За пустым ведром я зайду позже, когда вы все разойдетесь по домам, где вас ждут ваши любимые жены.

Улыбаясь про себя, она ушла, вспоминая застывшее в бессильной ярости лицо Джошуа. Шагала она, расправив плечи, высоко подняв голову, не обращая внимания на насмешки мужчин. «Я их всех ненавижу, – думала она. – Как они уверены в собственном превосходстве!»

Настроение у нее упало, и ей не хотелось возвращаться домой, где пришлось бы опять браться за работу. Но никаких срочных дел вроде бы не было, и она решила навестить Сару, благо Джошуа напомнил ей о подруге. Коттедж Сары стоял вне поселения, за кукурузным полем. Обойдя поле и войдя в рощу, Чарити сняла широкополую шляпу и развязала ленты кружевной шляпки: никто из жителей поселения не мог увидеть ее здесь и обвинить в нескромности.

Она подставила лицо солнечным лучам, тряхнула головой, и густые каштановые волосы рассыпались по плечам. К коттеджу Сары вела хорошо утоптанная дорожка. Время от времени всем женщинам поселения требовались ее услуги. Сара не только могла принять роды. Она знала и многое другое, о чем мужчины не имели не малейшего понятия, и очень бы рассердились, узнав, с какими просьбами приходили к Саре их жены.

Подходя к коттеджу, Чарити увидела сидящую у двери Сару. Одетая в индейское платье из обесцвеченной кожи, расшитое бисером и перышками, она лущила фасоль. Черные волосы доходили до пояса. Заметив Чарити, Сара помахала рукой, ее губы разошлись в широкой улыбке.

– Доброе утро, Чарити. – По-английски она говорила без малейшего акцента, спасибо стараниям сестер в миссионерской школе. – Я рада тебя видеть. Зайдешь в дом? Выпьем чая из сассафраса[8]8
  Чай из сассафраса – тонизирующий напиток, который приготовляют из коры корня сассафраса (американского лавра).


[Закрыть].

Следом за Сарой Чарити вошла в коттедж. Внутри царили прохлада и безупречная чистота. Пахло сухими травами, вяленым мясом и свечным маслом. Сара села на сундук, покрытый ярким индейским одеялом. Они поговорили о мелочах, пока грелась вода. Сара добавила в чай меда, передала Чарити полную глиняную кружку, потом предложила выйти на улицу.

– Что тебя беспокоит, подружка? – спросила Сара, когда они сели на деревянную скамью.

Чарити пригубила чай, прежде чем ответить, потом посмотрела на открытое лицо Сары. Блестящие черные волосы, кожа цвета меда, волевые черты лица – до чего же красивая женщина! Проницательность Сары Чарити давно уже не удивляла. В прошлом ей не раз приходилось убеждаться, что Сара умеет заглядывать в души людей.

– Ты всегда замечаешь, если что-то не так, – ответила она.

– Я это вижу.

И Чарити подробно рассказала Саре о том, что произошло в загоне для свиней.

– Ненавижу этих мужчин. Они хуже животных. Я думаю, что никогда не выйду замуж, если мне… если мне придется заниматься этой… этим грязным делом с мужчиной!

Сара хохотнула:

– Ты ненавидишь всех мужчин? Даже молодого Джейкоба Хоукинза?

Чарити улыбнулась:

– Ну, всех, кроме него. Он, похоже, другой. Но насколько мне известно, в одном он ничем не лучше остальных. Сара, если бы ты видела, как они подбадривали хряка. А в какой восторг их приводил его торчащий конец! От зависти у них текли слюни. Но, увидев меня, они попытались это скрыть.

– А ты? – ровным голосом спросила Сара. – Оставим мужчин. Они глупы и отрицают свое естество. Тебя возбуждало то, что ты видела?

– Сара!

– Только не притворяйся, что тебя шокируют мои слова. Не забывай, кто сидит перед тобой.

Чарити опустила глаза, вспомнила, как низ живота обдало жаром, когда она смотрела на хряка, покрывающего свинью.

– Да. Меня это возбуждало. Но почему? Это же нехорошо, негоже женщинам чувствовать такое. Я знаю, что в детородном акте для нас никакого удовольствия нет. Поэтому о нем и запрещено говорить. Это отвратительно и неприятно. Но мы должны страдать во искупление греха Евы.

Сара маленькими глотками пила чай, обхватив ладонями глиняную кружку, словно вбирала в себя ее тепло, несмотря на жаркий день. Какое-то время она молчала, словно обдумывая ответ Чарити, потом посмотрела на нее.

– Ты заметила, что свинье все это нравилось, не так ли?

Чарити кивнула:

– Скорее да, чем нет. Но я мало что видела.

– Так почему же ты не думаешь, что и женщина может наслаждаться, когда мужчина проделывает с ней то же самое?

– Так нет же! Мы не животные, чтобы получать от этого удовольствие!

– Но мы получаем, невинная ты моя девочка. А деяние это окружено такой завесой секретности и обставлено столь строгими правилами именно потому, что соединение мужчины и женщины таит в себе удовольствие.

Чарити словно громом поразило.

– Я не могу в это поверить! Иногда по вечерам, когда мы вяжем, замужние женщины упоминают… об этом. Но о своих супружеских обязанностях они всегда говорят с таким отвращением… По моему телу пробегает дрожь, стоит мне подумать о том, что им приходится выносить.

Сара рассмеялась:

– Эти глупые гусыни! Нашли себе пугало! Семейная кровать не обязана превращаться в выжженную пустыню. Послушай меня. Я никогда не лгала тебе, так?

Чарити покачала головой:

– Нет. Но мы никогда не говорили так откровенно, забыв о скромности.

– Скромность! Еще одна цепь, которая сковывает тебя. Забудь обо всем, чему тебя учили. Есть мир, в котором ты должна жить, подружка моя. А есть мир внутри тебя. Для того чтобы обрести внутренний покой, ты должна понимать, что оба этих мира идут рука об руку. Секрет наших удовольствий хранится в наших телах. Женщинам всегда приходилось заново открывать для себя эту истину, если они хотели обрести счастье.

Чарити не знала, поняла ли она, о чем идет речь. Иногда Сара говорила загадками. Ее подруга полагала, что поселенцы излишне усложняют свою жизнь. Она-то могла так рассуждать, потому что законы поселения на нее не распространялись. Ходили слухи, что у Сары был возлюбленный, храбрый индеец, который изредка бывал в ее коттедже, но большую часть времени проводил в своем племени. Чарити вздохнула, жалея о том, что для нее отношения мужчин и женщин – тайна за семью печатями.

Сара, похоже, читала ее мысли.

– Тебе нужно что-нибудь увидеть самой, тогда ты поймешь, о чем я говорю. Когда ты уйдешь от меня, иди не через кукурузное поле, а кругом, так, чтобы войти в поселение через почтовые ворота.

– Зачем?

Сара загадочно улыбнулась:

– Сама все узнаешь. Только помни – нельзя судить слишком строго и поспешно. Учись на том, что увидишь. Я даю тебе знания. Используй их, если хочешь, но только не злоупотребляй ими. Потом ты поймешь, о чем я толкую.

От Сары Чарити ушла в недоумении. Что она могла узнать, сделав крюк, а не пройдя к поселению напрямую? Она пожала плечами, напомнила себе, что Сара никогда не подводила ее, и зашагала, держа в руке шляпку. Прошло не так уж много времени, прежде чем Чарити начала наслаждаться красотой окружавшего ее леса.

Многие листочки подернулись желтым и красным, напоминая о приближающейся осени. Солнечные блики, как золотые монеты, лежали на листьях и ветках. От молодых сосен пахло смолой. Сквозь деревья проступала серо-коричневая громада поселения. Чарити старалась не забирать вправо, чтобы не заблудиться в лесу, где могли шнырять индейцы.

Мысли ее вновь вернулись к разговору с Сарой. И этого хватило, чтобы ей стало не по себе. Что бы ни говорила ее подруга, Чарити не могла поверить, что детородный акт мог принести женщине удовольствие. Женщина рождена, чтобы страдать, говорилось в Священном Писании, и сердцем она чувствовала, что по-другому и быть не может.

Хорошее настроение постепенно улетучилось. Мужчины расскажут своим женам о том, что произошло у загона для свиней. Она могла представить себе косые взгляды, которыми встретят ее, неодобрительные покачивания головой. Впрочем, в одном у нее не было никаких сомнений: она никогда не выйдет замуж, никогда не будет участвовать в этом постыдном акте. Это удел животных и людей, которые не очень-то далеко от них ушли.

Какое-то движение привлекло внимание Чарити. До нее донесся беззаботный смех. Она остановилась, удивляясь тому, что в лесу она не одна. Может, дети решили пойти по ягоды? Она вновь услышала смех. Женский смех. Его сменил мужской баритон, и Чарити понял а, что наткнулась на любовное гнездышко.

Медленно, тихонько, подобрав юбки, она двинулась на голоса.

Увидела лощинку, спрятавшуюся среди серебристых берез. В ней на зеленой травке уютно устроились двое, увлеченные разговором. Женщина села, и Чарити смогла разглядеть лицо мужчины, которое раньше заслонял широкий рукав платья.

– Господи! – выдохнула Чарити. – Джошуа Уэйнрайт!

Действительно, это был Джошуа, но Чарити никогда раньше не видела его таким. Раскрасневшимся, с глазами, сверкающими страстью. Он улыбался женщине, снедаемый нетерпением.

– Поторопись, Мэри. Скорее разоблачайся. Я так давно жажду тебя, что больше не могу ждать.

Глаза Чарити широко раскрылись. Она узнала Мэри Барбер, жену пастора. Вспомнила, как Джошуа вел себя у загона для свиней, и почувствовала прилив праведного гнева. Лицемер! Она уже шагнула вперед с твердым намерением спуститься в лощину и призвать безобразников к ответу, но что-то остановило ее. В конце концов, это не ее дело. А кроме того, не хотелось, чтобы лицо Джошуа стало таким, как всегда. Сейчас-то он выглядел просто красавчиком. Никогда раньше Чарити не видела его таким счастливым.

Да и Мэри хихикала, словно школьница. И куда только подевалась респектабельность замужней женщины!

Глядя, как Джошуа возится со шнурками шерстяного корсета Мэри, Чарити почувствовала внизу живота странные ощущения. Совсем как утром, у загона. И поняла, в чем дело. В лощинке царила та же атмосфера сексуального напряжения, требующего разрядки. Естественно, Чарити захотелось увидеть, что будет дальше. И в тот самый момент Джошуа распахнул корсет и сунул руки в вырез сорочки. С глухим стоном вытащил наружу груди Мэри и зарылся лицом в ложбинку между ними.

Мэри ахала, когда он целовал эти шары, прижимал их друг к другу, а уж когда начал шумно сосать соски, запрокинула голову, закатив от наслаждения глаза. Чарити оставалось только гадать, что испытывает женщина, когда жаркие губы мужчины смыкаются на ее соске и сосут его.

Джошуа на секунду отстранился, и Чарити увидела, что обычно мягкие, нежные соски превратились в твердые столбики. От слюны Джошуа они блестели, словно спелые вишни. Теперь Джошуа мял соски Мэри пальцами. Дыхание ее участилось, груди так и ходили вверх-вниз.

– О, Джошуа, какой же ты сладострастник. Помоги мне с юбками, я не могу больше ждать. Я так тебя хочу! – воскликнула Мэри, когда рука Джошуа нырнула ей между ног.

– Подожди немного, сладенькая. – Его рука возилась с нижними юбками. – Я сделаю тебя скользкой, как угорь, прежде чем нырнуть в твой бутончик.

– О, скажи это еще раз. Когда ты так говоришь, я распаляюсь еще больше. – Мэри ахала, постанывала от удовольствия, сама терлась о его руку. Потом широко раздвинула ноги. – Ты нехороший, грешный мужчина с ловкими, похотливыми пальцами. И я обожаю то, что ты делаешь со мной.

Довольный смешок сорвался с губ Джошуа.

– Да, и мне это тоже нравится, моя сочная ягодка. Твои пышные бедра, твоя большая грудь, твой розовый бутончик все равно что манна небесная для изголодавшегося путника.

Чарити не верила своим ушам. Куда подевался твердокаменный Джошуа, которого она знала до сих пор! Сочная ягодка! Смех, да и только, но вот смеяться ей как раз и не хотелось. Зато местечко между бедер сладко пульсировало. Груди напряглись, соски затвердели и прижимались к сорочке. И при малейшем движении терлись о материю, посылая импульсы наслаждения вниз живота. Ей хотелось, чтобы мужчина ласкал ее между ног, точно так же, как Джошуа ласкал Мэри. Она мечтала о том, чтобы оказаться на месте жены священника и прочувствовать все то, что чувствовала сейчас Мэри.

И она начала понимать, о чем вела речь Сара. Реальный мир, где все повинуются закону и заповедям Господним, – это одно, а вот личный мир, основанный на собственных ощущениях, – совсем другое. Сара просила ее не судить, но учиться. И оказалась совершенно права. Она, Чарити, и не представляла себе, что женщина может делать то, что делала сейчас Мэри!

– О, Джошуа, хватит, а не то я умру. Ложись на спину. Позволь мне заняться тобой. – И толчком она уложила его на траву.

Ловко расстегнула пуговицы его кожаных штанов. Хохотнула, накрыв рукой мощный бугор под животом, потом сунула руку в кальсоны, спустила их. Словно собаку, погладила торчащий член Джошуа. А потом наклонилась ниже и поцеловала головку.

Чарити едва подавила вскрик удивления. Кто бы мог подумать, что у Джошуа такой красивый конец! Не очень длинный, зато толстый, с набухшими венами, окруженный венчиком рыжеватых волос. Прикусив губу, Чарити наблюдала, как Мэри вылизывала член Джошуа, а потом, жадно раскрыв рот, засосала его.

Джошуа закрыл глаза, по его лицу разлилось блаженство.

– О, Мэри, моя обожаемая шлюшка. – Его бедра непроизвольно заходили ходуном, пальцы поглаживали щеки Мэри. – У тебя губы и язык Иезавели. Тебе бы прекратить то, что ты делаешь, а не то я кончу тебе в рот и уже не буду для тебя мужчиной.

Мэри села. Ее кружевная шляпка съехала набок, волосы растрепались, падали на плечи. Щеки Мэри порозовели, губы припухли от поцелуев. Чарити только и могла что покачать головой. Каждое воскресенье Мэри Барбер сидела в церкви рядом с мужем-пастором, поджав губки, с суровым лицом. Она всегда носила черные платья с высоким воротником, и Чарити ни разу не видела, чтобы из-под ее шляпки выбивалась хоть одна прядка.

А вот теперь Мэри выглядела как лесная нимфа. Если раньше Чарити и сомневалась, что женщина может получать удовольствие от этого акта, то одного взгляда на сияющее лицо Мэри хватило, чтобы убедить ее в обратном. Мэри улеглась на траву. Обеими руками начала задирать юбки. С вываленными из корсета голыми грудями и широко разведенными ногами в шерстяных чулках, она выглядела символом разврата. Джошуа опустился на колени между ее ног, помог поднять юбки до талии.

Уставился на ее бедра, громко застонал.

– Господь не зря создал этот чудесный цветок. Я хотел бы попробовать его на вкус, любимая, но боюсь, у меня больше нет сил ждать.

– У меня тоже. Скорее, Джошуа.

Опершись руками о траву по обе стороны Мэри, Джошуа одним ударом загнал член в ее жаждущее тело.

Мощная волна сладострастия захлестнула Чарити. Она чувствовала, как что-то липкое течет по бедрам, и гадала, не заболела ли она. Но скоро поняла, что по-другому быть и не может. Она не отрывала глаз он Джошуа, бедра которого пребывали в непрерывном движении. Он то поднимался над Мэри, то с разгону падал на нее. И когда Джошуа поднимался, Чарити видела его член и мошонку, блестевшие от влаги, которой сочилась красная «дырочка» Мэри.

Мэри громко застонала, вцепилась руками в ягодицы Джошуа.

– Укатай меня, мой сладострастник, – выдохнула она. – Да, да! Вот так. Сильнее, еще сильнее! Разорви меня надвое. Вспаши меня. Вспаши!

Поощряемый словами Мэри, Джошуа удвоил усилия. Пухлые ноги Мэри взлетели вверх. Она обхватила ими тело Джошуа, пятками уперлась в его ягодицы.

– Господи, женщина! Какая же ты горячая. Просто ненасытная. Ты загонишь меня до смерти! – Слова срывались с губ Джошуа вместе с прерывистым дыханием.

– Да! Но нет лучшего способа уйти из этого мира! – ответила ему Мэри. – Еще. Еще немного. Пронзи меня насквозь, мой сладострастник. Я уже на подходе.

Джошуа повиновался. Член его уже раздулся до невероятных размеров. А потом он наклонил голову и нежно укусил один из затвердевших сосков Мэри.

– О-о! Я кончаю… – Мэри громко застонала, лицо ее перекосилось в экстазе. Она выгнула спину, ноги ее задергались, она заколотила пятками по заду Джошуа.

– Я тоже. Ты меня загнала. – Дыхание шумно вырывалось у него из груди. – Господи. Женщина! Ты выдоила меня досуха.

Чарити прижала руки к низу живота, пытаясь загасить пожар, бушующий в ее «дырочке», но она отдавала себе отчет, что ничего у нее не выйдет. Потому что спасти от этого пожара могло лишь одно – мужское прикосновение. Теперь она знала истинный смысл детородного акта. И понимала, отчего он окружен завесой секретности. Если б люди следовали зову своей природы, то ничем другим они просто бы не занимались.

А толку из этого не вышло бы, потому что святое и прекрасное стало бы скучным и обыденным. Величайшие дары Господа надобно беречь и холить.

И пока Мэри и Джошуа лежали бок о бок, нежно поглаживая друг друга, Чарити тихонько попятилась. Мысленно она поблагодарила Сару, которая помогла ей узнать столько нового, и уже не так сердилась на мужчин, столь неласково обошедшихся с ней у загона для свиней. Теперь она понимала, что они оберегали свою мужскую силу от жадности женщин.

Улыбнувшись, она осознала, что теперь ей будет проще разговаривать с Джошуа Уэйнрайтом. Она не собиралась перегибать палку, но по меньшей мере могла убедить его не жаловаться на нее пастору.

Однако, направляясь к поселению, думала она не об этом. Перед ее мысленным взором то и дело возникал рубящий дрова Джейкоб Хоукинз, красивый, могучий, в рубашке с закатанными рукавами. Как сладострастно перекатывались его упругие ягодицы, обтянутые узкими кожаными штанами!