Текст книги "Танцуй, пока можешь"
Автор книги: Сьюзен Льюис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
– Полагаю, что должен извиниться перед вами за нелепую мальчишескую выходку своего сына, – сказал старший Белмэйн, едва удостоив меня взглядом. – Я рад, что вы, по крайней мере, не получили никаких серьезных увечий.
Его присутствие было настолько давящим, а манера говорить такой холодной и надменной, что в ответ я не смогла издать ни звука.
Казалось, лорд Белмэйн был вполне удовлетворен моим молчанием.
– Все остальные считают, что Александр уже достаточно наказан и в школе, и дома. Кроме того, могу вас уверить: ничего подобного больше не произойдет. – С этими словами он сцепил руки за спиной, выразительно взглянул на дверь и отошел к окну.
Я поняла, что могу быть свободной.
Глава 3
После всех этих событий моя жизнь в Фокстоне день ото дня становилась все невыносимее и невыносимее. Я уже не говорю о бесчисленных дохлых мышах и пауках, которых обнаруживала в самых неожиданных местах. Или о краже из прачечной моего белья, которое затем обматывалось вокруг головы Артура Фокстона. Хуже всего было то, что все мальчики делали вид, что вообще не замечают меня. За столом они держались вполне почтительно, но в остальное время ни один из них не перемолвился со мной ни словом. Обо всех недомоганиях сообщали, только мисс Энгрид, а я в одиночестве сидела в своем кабинете, горячо надеясь, что придет хоть кто-нибудь из них. Но никто, кроме мистера Эллери, не появлялся. Именно он рассказал мне, какому наказанию подверг Александра отец. Его лишили пасхальной поездки на горнолыжный курорт. Вспомнив о том, что все стены комнаты Александра и Генри Клайва были увешаны цветными плакатами с изображениями лыжников, я поняла, насколько суровым стало для него это наказание. Ну что ж, успокаивала я себя, он вполне его заслужил! Я пыталась подогревать в себе эту убежденность, но получалось у меня очень плохо. Теперь я чувствовала себя не пострадавшей стороной, а всего лишь младшей кастеляншей, к которой Александр был добр, когда она впервые приехала в Фокстон и никого не знала…
К концу триместра я была так несчастна, что решила после пасхальных каникул не возвращаться в школу. Сначала я думала никого не предупреждать о своих планах, но потом поняла, что не смогу уехать, ничего не сказав мисс Энгрид.
Она внимательно выслушала рассказ о том, какую интересную жизнь ведет в Лондоне моя подруга Дженис: кроме больницы, она еще немного подрабатывает моделью, и у нее множество поклонников. В этом месте я вспыхнула и призналась, что у меня еще никогда не было парня.
– Понимаете, – говорила я, – все журналы рассказывают про образ жизни моих сверстников. А мне все это совершенно незнакомо! Единственное, что делает меня хоть немного современной, – это плакат Джорджа Харрисона на стене и мини-платье от Мэри Куант, которое я специально выписала из Лондона. Конечно, я понимаю, что слишком поздно предупреждаю вас о своем уходе. Но я согласна работать и после каникул, до тех пор пока вы не найдете кого-нибудь другого. У двоюродной сестры Дженис свой магазинчик на Карнэби-стрит, и для меня там могла бы найтись какая-то работа. Поверьте, дело совсем не в том, что мне не нравится в Фокстоне. Наоборот. Здесь все были так добры ко мне! Я просто скучаю по Лондону, только и всего.
– И все же, если быть до конца искренней, то вы ведь уезжаете из-за мальчиков. Да?
Я отвела взгляд. Мне следовало сразу понять, что мисс Энгрид обмануть не удастся. Она слегка сжала мою руку.
– Скажите, вы поверите моему опыту, если я скажу, что все обязательно уладится?
Я отрицательно покачала головой.
– И все же поверьте. Конечно, их поведение – это чистой воды ребячество. Но ведь на то они и дети. А что касается Александра, это очень гордый мальчик, лидер по натуре, но даже он рано или поздно простит вам свое унижение.
– Никогда! Он ненавидит меня!
– Ну вот, теперь и вы рассуждаете, как ребенок! Что же касается лично меня, то мне вас будет очень не хватать, юная леди. Вы не представляете, насколько вам удалось оживить эти мрачные стены. Даже мистер Лоример вынужден был это признать. Да, иногда вы можете быть сущим наказанием. Особенно когда пытаетесь отвечать ударом на удар. Но несмотря на это, вы завоевали почти все сердца. И я надеюсь, что вам нас будет так же не хватать, как и нам вас. Ну вот, вы опять покраснели. Вы очень легко краснеете, юная леди. Хотя, может быть, вы и правы. Вернетесь в Лондон и будете работать моделью или в каком-нибудь модном магазине. Правда, насколько я вас знаю, мне кажется, что это не совсем ваше. Кроме того, если я в вас не ошиблась, вы не относитесь к категории людей, которые легко сдаются.
Пытаясь выудить из рукава носовой платок, я слегка отвернулась, чтобы мисс Энгрид не видела моих слез.
– Как насчет того, чтобы отложить решение до окончания следующего триместра? – спросила она, протягивая мне салфетку. – Не сомневаюсь, что, если бы вы попытались поговорить с Александром, он бы вас выслушал. Он очень порядочный мальчик и не станет слишком долго держать на кого-то зло.
– Вы действительно так думаете?
Господи, как же мне хотелось, чтобы это было правдой!
– Я в этом просто уверена. Итак, вы остаетесь или нет?
Я кивнула. Мне очень хотелось обнять мисс Энгрид, хотя я понимала, что никогда не смогу решиться на что-либо подобное.
– Вот и молодец. А теперь я хочу вам кое-что сказать. Помните Марка Девениша – первоклассника, который ужасно тоскует по дому? Сегодня рано утром сюда приезжала его тетя. Вчера вечером умерла мама Марка. Сейчас мальчик у мистера Лоримера. Они ждут вас.
Не знаю, почему тетя Марка не забрала его с собой. Да мне это было и неинтересно. Но никогда в жизни я не видела, чтобы ребенок выглядел таким несчастным и одиноким. Как только я вошла в комнату, он бросился ко мне, и, обнимая мальчика, я прижала его голову к своему плечу, чтобы он не видел моих слез. Бедняжка! Ведь ему было всего одиннадцать. Как могло так получиться, что его все бросили?
Я отвела Марка в свой коттедж, чтобы лишний раз не травмировать его зрелищем того, как остальные мальчики собираются домой. Достав из кармана колоду карт, он начал учить меня какой-то игре. Я угостила его лимонадом и пирожными. Но он совсем ничего не ел и почти не разговаривал. Время от времени глаза Марка наполнялись слезами, и тогда я обнимала его. Он испуганно прижимался ко мне, как всеми брошенный, одинокий маленький ребенок. Каким он, собственно, и был.
Немного позже пришел мистер Лоример, и я была тронута тем, как смягчилось его лицо при взгляде на Марка. Взъерошив волосы мальчика, он с улыбкой выслушал его рассказ о том, как я проиграла семь партий подряд.
Правда, я невольно вздрогнула, когда Марк добавил, что теперь я ему должна три шиллинга и шесть пенсов, но, к счастью, мистер Лоример рассмеялся. Потом он повернулся ко мне.
– Боюсь, у нас снова неприятности, мисс Соррилл. Мисс Энгрид упала на лестнице, и сейчас мистер Паркхаус повез ее в больницу. Правда, сама мисс Энгрид утверждает, что это всего лишь растяжение, но осторожность не помешает. – Мистер Лоример взглянул на Марка, который на пару минут забыл обо всех своих несчастьях, полностью поглощенный разглядыванием моих пластинок. – Не могли бы вы ненадолго спуститься вниз вместе со мной, мисс Соррилл?
Мы вышли на улицу, и только тогда директор заговорил снова:
– Я рад возможности поговорить с вами. Хочу, чтобы вы знали: я прекрасно понимаю, как нелегко вам пришлось последнее время, и искренне вам сочувствую. Мисс Энгрид сказала мне, что вы все же решили остаться в школе, несмотря на все неприятности. И за это я вам чрезвычайно признателен. В вас есть естественность и отсутствие фальши, просто незаменимые при общении с детьми. Извините, если мои слова как-то смутили вас, но я действительно очень ценю то, что вы делаете для школы.
Такое количество комплиментов за один день невольно наводит на мысль почаще объявлять о своем увольнении…
– Благодарю вас, – любезно ответила я, улыбнувшись в душе тому, какой взрослой я стала за последнее время.
– Есть еще один вопрос, который я хотел обсудить с вами, мисс Соррилл. В связи с тем, что Марк так привязан к вам, а мисс Энгрид не сможет работать еще по меньшей мере неделю или две, я хотел попросить вас не уезжать из школы на пасхальные каникулы. Естественно, вы получите соответствующее вознаграждение.
– Согласна, мистер Лоример. Я с удовольствием проведу Пасху в коттедже.
Директор как-то странно посмотрел на меня и сказал:
– Прекрасно. В таком случае, будьте так добры привести Марка в мою квартиру около шести часов, после того как он соберет свои вещи. Мне нужно по говорить с ним о предстоящих похоронах.
Бедняжка Марк! Судя по всему, его опекуны с радостью переложили все заботы и проблемы на дирекцию школы. А раз так, то для него действительно лучше провести каникулы здесь. Я слишком хорошо знала, что значит потерять родителей и жить среди взрослых, которым ты совершенно безразличен.
Правда, впоследствии мне не пришлось очень много общаться с Марком. Почти все время он проводил в квартире мистера Лоримера, и они присоединялись к остальным только за едой. Иногда они вместе уезжали куда-то на «ровере» или прогуливались по территории школы. Но каждый вечер я обязательно приходила пожелать ему спокойной ночи и оставалась, пока мальчик не засыпал.
Почти все мое остальное время занимала мисс Энгрид, которую смело можно было назвать самой худшей пациенткой в мире. Я вывозила ее на прогулку на кресле-каталке, смотрела с ней телевизор и терпеливо слушала Шелли. Да больше и занятий-то у нас не оставалось – ведь все мальчики были в отъезде. Поэтому, когда на неделе к нам в гости заглянул мистер Эллери, его ждал неожиданно теплый прием. Он принес с собой «Монополию», что привело Марка в неописуемый восторг. Наверное, играя в нее, мы вчетвером производили больше шума, чем вся футбольная команда на поле. В основном это происходило оттого, что мисс Энгрид постоянно пыталась жульничать.
В пасхальное воскресенье Марк показал мне письмо, которое бережно хранил вот уже несколько дней. Я поначалу решила, что оно от его тети, и была просто потрясена, когда оказалось, что автор письма не кто иной, как Александр Белмэйн. В нем он выражал свои соболезнования. по поводу смерти матери Марка. Когда я рассказала об этом мисс Энгрид, она прямо засияла от удовольствия.
– Вы не представляете, что это значит для Марка и насколько письмо Александра изменит его жизнь в Фокстоне. Узнав, что Белмэйн написал ему, уже никто не осмелится третировать мальчика. Как видите, не такое уж он чудовище, наш Александр.
Я промолчала. Мисс Энгрид неодобрительно покачала головой и вернула мне письмо.
– Вы слишком горды, юная леди. Так тоже нельзя.
За два дня до окончания каникул мы с мистером Эллери шли по коридору, в который выходили двери комнат шестого класса. Я так громко смеялась чему-то, что не сразу услышала голоса, доносящиеся из комнаты отдыха.
– Разве кто-то из шестиклассников уже вернулся?
Вопрос был чисто риторическим, и мистер Эллери начал преувеличенно осторожно красться к двери.
– Воры! Грабители! – громогласным шепотом восклицал он. – Приготовьтесь бежать за помощью.
Закрыв рот ладонью, я изо всех сил старалась не расхохотаться до тех пор, пока он не откроет дверь.
– Ага, попались! – воскликнул Эллери, и вдруг его тон резко изменился. – Белмэйн! А вы что здесь делаете?
Мое сердце перевернулось в груди.
– Смотрю телевизор, сэр, – последовал ответ. – Но ведь это комната отдыха шестого класса.
– Да, сэр. Но я подумал, что раз здесь все равно никого нет, то…
Эллери нетерпеливо отмахнулся от этих оправданий.
– Да не в этом дело, Бог с ним! Почему вы вообще здесь? Вы же должны были вернуться в среду.
– Сэр, моя бабушка просто забыла сказать отцу, что она уезжает. Мистер Лоример в курсе.
– Вам что-нибудь известно по этому поводу? – обратился ко мне Эллери. Я смогла лишь отрицательно покачать головой. – Ну хорошо, молодой человек. И чем же вы собираетесь себя занять?
Войдя в комнату, я заметила, как в ответ Александр лишь небрежно пожал плечами. Но увидев меня, он так покраснел, что это наверняка не укрылось и от мистера Эллери.
– Ну что ж, придется найти вам какое-то занятие, – сказал он. – Кстати, что вы смотрите?
– Футбол, сэр.
– Не забудьте выключить телевизор, когда будете уходить. Я поговорю с вами позже.
– Странный он мальчик, правда? – не удержалась я, когда мы вышли в огород при кухне.
– Кто, Белмэйн? – Эллери вздохнул. – Если говорить об учебе, то он необыкновенно талантлив. Что же до остального, то этот парень просто не. может не нравиться. Хотя в нем всего слишком много – слишком красив, слишком обаятелен, слишком остроумен.
– Вам он тоже нравится?
Эллери рассмеялся:
– Ладно, хватит о нем.
С этими словами он схватил меня за руку и потащил следом за собой, к вершине холма. Там, на дереве, мальчики недавно сделали качели. Я села поудобнее, и Эллери стал меня раскачивать. Некоторое время он пытался флиртовать, но поняв, что я намерена упорно этого не замечать, начал раскачивать качели все сильнее и сильнее, до тех пор пока я не закричала, чтобы он остановился. Кончилось все тем, что я не слишком удачно спрыгнула, покатилась по склону вниз и затормозила о мусорные баки, наполненные сухими листьями, опрокинув их. Эллери подбежал ко мне, бледный от волнения, но увидев, что я совершенно не пострадала и смеюсь, тотчас же пришел в себя.
– Вы очень необычная и совершенно потрясающая девушка, – сказал он, помогая мне подняться на ноги. – Как, впрочем, и ваши ноги.
– Вы не должны были смотреть! – с притворным возмущением воскликнула я, отряхиваясь от листьев.
Внезапно я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и, подняв глаза, увидела Александра. Стоя у окна музыкальной комнаты, он наблюдал за происходящим. Не знаю почему, но в этот момент мне показалось, что солнце спряталось за тучи. Меня забила дрожь.
– Замерзли? – услышала я голос Эллери. – Пойдемте обратно. Я пришлю кого-нибудь из мальчиков убрать здесь.
Мы обогнули здание и вошли через центральный вход, почти сразу же столкнувшись с Александром, который выходил из музыкальной комнаты.
Когда Эллери попросил его пойти и убрать листья, он посмотрел на меня с такой яростью, что я невольно отшатнулась. Затем, не сказав ни слова, Александр направился мимо нас к двери.
– Белмэйн, – окликнул его Эллери, – меня абсолютно не волнует ваше отношение ко мне, но я по прошу вас немедленно вернуться и извиниться перед мисс Соррилл. Слышите, немедленно!
Александр повернулся, но не сделал ни шагу.
– Приношу свои извинения.
Расставшись с Эллери, я подождала, пока он зайдет в учительскую, и направилась следом за Александром.
Я обнаружила его во дворе, где он послушно собирал листья в мусорные баки. Обычно это занятие считалось наказанием, к тому же только для младших школьников, поэтому я прекрасно понимала состояние Александра. Приказ Эллери был для него самым настоящим оскорблением.
Услыхав шаги, он поднял голову, но при виде меня снова вернулся к своему занятию.
– Вам помочь? – предложила я.
– Благодарю, не нужно.
Некоторое время я молча стояла рядом, наблюдая за ним. Его близость заставляла меня страшно нервничать, и я была даже рада, что он не поднимал головы. Наконец, не выдержав напряжения, я сказала:
– Я пришла сюда поговорить с вами. Вы согласны выслушать меня?
Александр перестал собирать листья и выпрямился, по-прежнему продолжая смотреть мимо меня.
– Послушайте, я очень сожалею о происшедшем и не имею ничего против того, чтобы извиниться перед вами. А поскольку нам все равно придется сосуществовать под одной крышей, будет лучше, если мы все-таки выясним отношения и начнем относиться друг к другу по-человечески. Вы не возражаете, если для начала я попрошу смотреть на меня, когда я к вам обращаюсь?
Честно говоря, я не ожидала, что он выполнит мою просьбу. И когда Александр действительно посмотрел прямо мне в глаза, это явилось для меня полной неожиданностью. Я почувствовала, что краснею.
– Ну вот, так уже лучше, – немного овладев собой, продолжала я. – Мне не хотелось бы долго обсуждать события, которые привели к нынешнему положению дел, и, надеюсь, вы тоже к этому не стремитесь. Но если бы вы в свое время хоть на мгновение задумались о возможных последствиях, прежде чем колдовать над этой проклятой машиной, то…
– А почему вы так чертовски уверены, что именно я «колдовал над этой проклятой машиной»? – резко перебил меня Александр. – Вы что, видели, как я это делал? Нет. Давайте посмотрим правде в глаза. Вы возненавидели меня с самой первой минуты своего пребывания здесь. Вы…
– Не кричите на меня, Александр Белмэйн. Вы тогда хитростью заставили меня воспользоваться этой дурацкой машиной, и сами прекрасно это знаете.
– Никто вас не заставлял ничего делать! Вы просто дура!
– Да как вы смеете так со мной разговаривать! Зарубите себе на носу, что… И не пытайтесь перебить меня. Я не собираюсь вас больше слушать.
– Почему? Боитесь услышать то, что я вам скажу?
– Не говорите глупостей! Я вас совершенно не боюсь!
– Нет? – Он шагнул ко мне, и я поспешно отступила. – Посмотрите на себя! Вы уже не так самоуверенны, как раньше, правда? А теперь для разнообразия можете меня выслушать. Знаете, как вы мне понравились поначалу? Я сделал все, чтобы вы почувствовали себя в этой школе как дома! И чем вы мне на это отвечали? Вы меня попросту игнорировали. Стоило вам увидеть меня, как вы тотчас же разворачивались и шли в другую сторону. А как вы со мной разговаривали? Почему только для меня вы приберегали этот свой противный надменный тон? Я не понимаю, чем заслужил такое отношение, да теперь это уже и не имеет значения. Почему бы вам не оставить меня в покое?
– Я никогда не игнорировала вас, Александр. Наоборот, это вы через неделю после моего приезда сюда…
– А ведь это я просил ребят не обращать внимания на то, что вы не такая, как мы. Я…
– Вы хотите сказать, что я недостаточно культурна и образованна?
– Да, именно это я и хочу сказать! – Чувствовалось, что ему все труднее сдерживать себя. – А теперь ответьте мне на один вопрос. Вам хоть раз приходило в голову, что эта проклятая машина могла попросту сломаться сама? Нет. Вы с самого начала вбили себе в голову, что ее сломали специально. Допустим, в этом вы действительно правы. Но я к ней даже близко не подходил! Из-за вас у меня отобрали значок старосты, я был высечен и лишен поездки в горы. Поэтому, если вы решили наконец попросить прощения, то можете не утруждать себя. Слишком поздно.
– Просить прощения! Ах вы самодовольный маленький…
– Тогда почему же вы пришли сюда следом за мной?
– Потому что кто-то жестоко подшутил надо мной, и я до сих пор тяжело переживаю случившееся. Но раз это были не вы, зачем же вы признались в том, чего не делали?
– На случай, если вы этого не заметили, – сквозь зубы процедил Александр, – я ни в чем не признавался. – С этими словами он развернулся и пошел прочь.
Я почувствовала, что мои мысли окончательно перепутались.
– Но почему же вы не опровергли обвинения, если оно было несправедливым? – прокричала я ему вслед.
Александр резко обернулся – теперь в его глазах застыло презрение.
– Мне, наверное, следовало донести на того, кто это сделал, да? Вы это хотите сказать? – Казалось, он выплевывает слова. Губы его кривила горькая улыбка.
Не успев до конца осознать, что делаю, я схватила Александра и в бессильной ярости начала колотить кулаками по плечам. Он поднял руки, пытаясь защититься, но я и не думала останавливаться.
– Ах ты гадкий, надменный, ограниченный маленький мерзавец! Ты, наверное, считаешь себя умнее всех, да? А вот что я о тебе думаю! – С этими словами я залепила ему увесистую пощечину.
Он тотчас же схватил меня за руки и прорычал, глядя сверху вниз:
– Почему бы вам просто не уехать отсюда? Причем я бы на вашем месте уехал как можно дальше. К таким же, как вы сами. Здесь вам не место.
Резким движением высвободив руки, я отвернулась. Мне не хотелось, чтобы Александр видел мои слезы, но по какой-то непонятной причине я не могла уйти прочь. Так и стояла – молча, спиной к нему…
Он заговорил первым:
– Простите меня. Я не имел права так с вами разговаривать.
Я ничего не ответила, и он подошел ближе.
– Пожалуйста, не плачьте. Мне действительно стыдно за свои слова. Я не знаю, что на меня нашло. – Его рука легла на мое плечо. – На самом деле я так не думаю, поверьте.
Я пожала плечами и наконец нашла в себе силы уйти.
Позднее, сидя в одиночестве в своем кабинете, я пыталась вспомнить весь наш разговор. Но из этого ничего не вышло – меня бросало то в жар, то в холод, мысли путались. Я вставала и садилась, слонялась по кабинету, заваривала чай, но не пила его, открывала книгу, но не могла читать, порывалась выйти в коридор, но оставалась на месте.
Я понимала, что не должна была давать ему по щечину. Но и он не имел права так со мной разговаривать. И извиняться он не должен был – по крайней мере, так, как он это сделал! Последнюю мысль я, правда, не могла обосновать. Просто не должен был – и все!
За день до начала занятий в школу вернулся Генри Клайв, сосед Александра по комнате. После каникул, проведенных в горах, его лицо было коричневым от загара, что, думаю, не прибавило его другу хорошего настроения. Я старалась по мере возможности избегать Александра, но понимала, что он, конечно, рассказал Генри о происшедшем между нами, потому что, увидев меня однажды, они весело рассмеялись. Кроме того, мне начинало казаться, что они специально караулят меня за каждым углом. Это приводило меня в замешательство, и я вся внутренне съеживалась.
Вот и тогда они вышли из бассейна именно в ту минуту, когда я проходила мимо, толкая перед собой кресло мисс Энгрид.
Она как раз улыбалась какой-то своей шутке, когда Генри с радостным возгласом устремился к ней и начал расспрашивать о ее самочувствии. Мисс Энгрид была чрезвычайно польщена этим искренним порывом и весело перешучивалась с ним. Подошедший вслед за другом Александр стал по другую сторону кресла. Я чувствовала, что он не сводит с меня глаз, но твердо решила не доставлять ему удовольствия и ничем не выдавать своего смущения.
– Белмэйн! – вдруг повернулась к нему мисс Энгрид. – Ты же уже большой мальчик. И незачем стоять здесь с видом нашкодившей собаки.
Александр широко ухмыльнулся:
– Как поживаете, мисс Энгрид?
– Ну вот, так уже значительно лучше, А теперь, может быть, вы мне расскажете о пьесе, которую собираетесь поставить в этом триместре?
– Вообще-то об этом никто ничего не должен был знать, – расстроенно пробормотал Генри.
– Я знаю все, что происходит в Фокстоне, – с достоинством ответила мисс Энгрид. – Вы должны были давно это понять. Итак, что же это за пьеса?
– Честно говоря, ее написал Александр, – ответил Генри.
Ну конечно, об этом можно было бы догадаться сразу! Я продолжала внимательно изучать бегущие по небу облака.
– И мистер Лир, – вставил Александр.
– Не надо преувеличивать его заслуги, – возразил Генри. – Он всего лишь помог тебе подобрать необходимые материалы.
– Я попрошу вас проявлять побольше уважения, Генри Клайв! – сурово сказала мисс Энгрид. – Так о чем же она, эта ваша пьеса?
– Подождите немного и сами все увидите, – поддразнил ее Александр.
Я чувствовала, что он по-прежнему смотрит на меня, внутренне усмехаясь. Поэтому я улыбнулась Генри, который даже не взглянул в мою сторону.
– И как долго мне придется ждать? – поинтересовалась мисс Энгрид.
– Ой, простите, вы, кажется, что-то сказали… – Александр обменялся взглядами с Генри и снова взглянул на меня. – Как долго? Думаю, что где-то пару недель.
– И кто же в ней будет играть?
– Мы.
– Чудесно, чудесно. А там не останется местечка для кого-нибудь еще? Хотя, впрочем, думаю, что нет. Ваших двух гипертрофированных «я» и так слишком много.
Александр и Генри рассмеялись.
– Я уже сказал вам – подождите немного и сами все увидите.
– Ну что ж, в таком случае придется подождать, – улыбнулась мисс Энгрид. – А теперь – бегом в свою комнату и высушите волосы, пока не схватили простуду. Да, и не забудьте приберечь для меня хорошее местечко в зрительном зале!
– Ну, как ваши отношения с Белмэйном? – поинтересовалась она, когда мальчики ушли и я развернула ее кресло по направлению к коттеджу. – Постепенно налаживаются?
– Я же говорила вам – он меня ненавидит.
– И вы его, надо полагать, тоже? – улыбнулась. мисс Энгрид.
– Да.
Тем же вечером я сидела у себя в кабинете, слушала радио и понемножку готовилась к началу занятий, когда раздался стук в дверь и вошел Генри Клайв.
– Могу я поговорить с вами, мисс?
Я выключила радио.
– Конечно. Проходите, садитесь. – Мне с большим трудом удавалось скрыть, насколько я удивлена и рада его видеть. – Что-нибудь случилось?
– Нет-нет. Я в полном порядке.
Насмешливо приподняв брови, я оглядела его с головы до ног.
– Я, пожалуй, не буду оспаривать это утверждение.
– Мой визит не имеет никакого отношения к здоровью, – рассмеялся Генри. – Я просто хотел вас кое о чем спросить. Честно говоря, я даже не знаю, вправе ли я обратиться к вам с подобным вопросом.
– С каких это пор вы стали настолько щепетильны?
– А вы не обидитесь?
– Как я могу ответить, если даже не знаю о чем пойдет речь.
– Да, вы совершенно правы. – Генри немного замялся. – Дело в том, что мы с Александром хотели вас спросить… Помните, сегодня днем мисс Энгрид упомянула о нашей пьесе? Ну так вот, после этого нам с Александром пришла в голову замечательная мысль. Видите ли, в пьесе всего три действующих лица, и одно из них – женщина. Сперва мы собирались переодеть кого-нибудь из ребят, но потом подумали, что если здесь есть вы, а вы… ну-у, женщина… – К этому моменту Генри уже был совершенно пунцового цвета. Сделав неопределенный жест рукой, он все-таки сумел подобрать нужные слова и закончить свою мысль. – Вот мы и подумали, что, может быть, вы не откажетесь сыграть эту женскую роль. – Исполнив наконец свою миссию, Генри вздохнул с явным облегчением.
Его слова настолько потрясли меня, что я бы не удивилась, узнав, что сижу с раскрытым от изумления ртом.
– Вы хотите, чтобы я играла в вашей пьесе?
Генри кивнул.
– Но я не… То есть я хочу сказать, вы уверены в этом? Ведь Александр…
– Насчет него вам не стоит беспокоиться, – перебил Генри мою бессвязную речь. – Кроме того, это была его идея. Если хотите, можете считать это своего рода оливковой ветвью. Понимаете, он чувствует себя виноватым после того, как вы тогда ударили его и плакали… Ну и, кроме того, нам действительно нужна исполнительница женской роли. Так как?
Он терпеливо ждал, пока я думала.
– Так вы сказали, что это была идея Александра? – наконец спросила я.
– Да. Итак, вы согласны или нет?
– Не знаю. Я никогда раньше не играла.
– Вам нужно только выучить слова и, по мере необходимости, двигаться по сцене. Александр будет сам ставить эту пьесу, и он скажет, что от вас требуется.
– А что это за роль?
– Вы будете играть мою жену. – Он сказал это с такой гордостью, что я с трудом удержалась от смеха.
– Ну хорошо. Я согласна. Но только при условии, что это не будет сопряжено ни с каким риском.
– Какой же риск в том, чтобы быть моей женой? – ухмыльнулся Генри и поднялся уходить. – Первая репетиция завтра утром, в одиннадцать, в кабинете истории. В это время все остальные еще не вернутся.
