Текст книги "Танцуй, пока можешь"

Автор книги: Сьюзен Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

После того как меня пригласили на роль Бет Вандерфул, жены Хизо Вандерфула, все изменилось. Правда, я совершенно не удивилась, обнаружив, что как режиссер Александр Белмэйн был тираном и грубияном.

Он бессовестно гонял меня по кабинету истории до тех пор, пока мне это не надоело и я честно не предупредила его, что он может нарваться еще на одну пощечину. И тем не менее я прекрасно знала, что стала незаменимой не только на сцене, но и в плане решения чисто технических проблем. Я собственноручно делала бутафорские цветы из стружек, которые собирала в столярной мастерской, и красила их своим лаком для ногтей. Когда же нам понадобился занавес, я позаимствовала шторы из гостиной директора. В конце концов это была единственная комната в школе с большими окнами, и обращались мы с ними крайне бережно.

Правда, у нас возник очень неприятный момент, когда Александр сделал мне замечание по поводу моей речи. Конечно, реагировала я неадекватно, но ведь это было мое самое больное место.

– Ну вот, наша примадонна, гордо подняв голову, покидает зал, – прокричал мне вслед Александр. – Только женщины могут так по-дурацки вести себя!

– Не забывай, что мы взяли ее на эту роль именно потому, что она женщина, – сказал Генри. – А чувство такта явно не относится к числу твоих достоинств.

– Не волнуйся, она вернется. – Это была последняя фраза, которую я услышала перед тем, как захлопнуть дверь.

Ладно, посмотрим. Теперь никакая сила не заставит меня вернуться обратно!

Через некоторое время Александр постучал в мою дверь:

– Ну хорошо, если вы хотите, чтобы вас упрашивали, я готов. Пожалуйста, умоляю, вернитесь обратно.

– Нет!

– Вы упрямая, высокомерная…

– Теперь осталось только назвать меня недостаточно культурной и образованной!

Александр весело рассмеялся, и через некоторое время я присоединилась к нему.

Спустя три недели после начала занятий спектакль был готов. Он назывался «Семья Вандерфул». Это была комедия о старике (его играл Александр), который задался целью показать Вандерфулам – преуспевающей и алчной семейной чете, – насколько бессмысленной и бессодержательной является их жизнь. Однако он в этом не преуспел, так как Вандерфулы оказались слишком глупыми и самодовольными, чтобы его понять. Зато бурные диалоги пьесы заставляли и преподавателей, и учеников давиться от хохота. Правда, даже моих литературных познаний хватило на то, чтобы определить: в этих диалогах гораздо больше от Бернарда Шоу и Оскара Уайльда, чем от Александра Белмэйна.

В конце мы все втроем вышли на поклон, и Генри с Александром подарили мне гигантский букет, отчего я под приветственные крики и аплодисменты всей школы разрыдалась, как корова.

Мистер Эллери радовался нашему примирению с Александром не меньше, чем мисс Энгрид. Похоже, единственным человеком, кому происходящее явно не доставляло никакого удовольствия, была миссис Дженкинс. Но это не мешало ей регулярно заходить ко мне в кабинет на чашечку чая. И я бы ничего не имела против ее визитов, избавь она меня от постоянного выслушивания газетных цитат. Можно было подумать, что она – единственная женщина в мире, чей муж работает на Флит-стрит.

– Не могу привыкнуть, к тому, как вы. изменились, – сказал мистер Эллери неделю или две спустя, когда мы ужинали в местном бистро. – Вы кажетесь такой счастливой. А мальчики вас просто обожают. Ничего подобного мне еще не приходилось видеть! Куда бы я ни пошел в последние дни, везде только одна тема для разговоров – вы. А вчера я обнаружил трогательный стишок, сочиненный одним из первоклассников. Знаете, как называет вас это юное дарование? Чейнджлин.

– А это еще кто такая?

– Принцесса, которую эльфы похитили из колыбели.

Я весело рассмеялась, но Эллери оставался серьезным.

– А ведь в этом сравнении есть доля истины. Никто здесь ничего о вас не знает. Кто вы? Откуда? Или это тайна?

– Нет. Просто я не люблю рассказывать о себе. Да и рассказывать особенно нечего.

– Так уж и нечего?

– А даже если бы было что, я бы вам все равно не рассказала, потому что вы все время подшучиваете надо мной.

– Я?!

– Да, вы! – Я бросила в него салфеткой.

– Ну, в таком случае мне остается только присоединиться к вашему фэн-клубу и строить гипотезы вместе со всеми остальными. Знаете, что я обнаружил в младших классах? Со всех тетрадок стерто имя Бобби Мура и вместо него написано ваше.

– Жаль, что это не распространяется и на старшеклассников, – притворно вздохнула я.

– Ну, старшеклассники слишком серьезно воспринимают себя, чтобы заниматься такими вещами. Они подходят к вопросу более утонченно.

– И в чем же это выражается?

– В чем это выражается, они от меня тщательно скрывают. Потому что знают, что я буду ревновать.

Я готова была обругать себя за то, что попала в эту ловушку.

– Я смутил вас? – хладнокровно поинтересо вался Эллери.

– Да.

– Это хорошо. Значит, наконец мне все же удалось поквитаться с вами. За последние недели я вас почти не видел. Чтобы поговорить с вами, приходится пробиваться сквозь плотный заслон ваших юных поклонников.

– По-моему, чашечка хорошего чая никогда не повредит, – сказал он чуть позже, когда мы вернулись в школу и подошли к дверям моего кабинета.

Но мне было слишком хорошо знакомо выражение, промелькнувшее в его глазах.

– Боюсь, у меня как раз закончился чай.

Эллери уперся руками в стену, так что я оказалась как раз между ними.

– Только на две минуты, – продолжал настаивать он.

В этот момент я уловила какое-то движение на лестнице и, подняв голову, увидела Генри Клайва.

– Простите, мисс, – заикаясь, начал оправдываться он. – Я просто хотел…

– Ну? – перебил его Эллери. – И чего же вы хотели?

– Ничего, сэр.

– Шпионили, я полагаю. Да? – Я никогда раньше не слышала, чтобы Эллери был с кем-нибудь так резок. – Немедленно возвращайтесь в постель, молодой человек. Я поговорю с вами утром.

– Что здесь за шум? – поинтересовалась мисс Энгрид, выходя из своего кабинета. – Не могли бы вы вести себя несколько потише? Вы разбудите мальчиков.

– Простите, мисс Энгрид, – пролепетал Эллери.

В этот момент он сам напоминал маленького мальчика. Мисс Энгрид повернулась ко мне:

– Элизабет, будьте так добры, зайдите ко мне на минутку.

Бросив на прощание извиняющийся взгляд (по крайней мере, я надеялась, что он был именно таким), я скользнула мимо Эллери в кабинет мисс Энгрид.

– Кажется, все-таки удалось наконец его спровадить, – сказала она, закрывая за мной дверь.

С тем же успехом она могла прокричать это ему на ухо. Я расхохоталась.

– Нехорошо только, что вас видел Генри Клайв. Завтра об этом будет знать вся школа.

– Но мы не делали ничего предосудительного!

– А этого и не нужно. У мальчиков достаточно богатая фантазия. Кстати, мне пора возвращаться в коттедж, а не то я опоздаю на Билли Коттона. Вы справитесь одна?

– Конечно.

Пристрастие мисс Энгрид к шоу Гарри Коттона было просто феноменальным. Особенно для человека, постоянно утверждавшего, что ненавидит телевидение. Правда, не меньшей ее любовью пользовались и «Коронейшн-стрит», и «Пейтон-плейс».

– Да, кстати, – сказала мисс Энтрид перед тем, как закрыть дверь. – Второклассники планировали что-то устроить сегодня в полночь. Так что присматривайте за ними особенно внимательно, ладно?

– Но, Господи, как вам удалось об этом узнать?

– Я знаю все, что происходит в этой школе. По крайней мере то, что достойно хотя бы малейшего внимания. – Мисс Энтрид лукаво взглянула на меня и добавила: – Так что советую вам хорошенько это запомнить.

Она уже давно ушла, а я все никак не могла отделаться от неприятной, будоражащей мысли: слова мисс Энгрид прозвучали как предупреждение или скорее предостережение.

Слухи поползли по школе с поразительной быстротой. Мисс Соррилл и мистер Эллери. Под моей дверью стали появляться анонимные записки с незамысловатыми, но совершенно однозначными рисунками, которые, по мнению мальчиков, обозначали то, чем мы занимались. Видимо, предполагалось, что я должна быть в восторге от богатства их воображения, но меня скорее шокировали их незаурядные познания в области секса. Мистеру Эллери доставалось не меньше моего, но в отличие от меня он находил все происходящее крайне забавным.

– Надеюсь, вы понимаете, что очень скоро это дойдет до мистера Лоримера, – сказала миссис Дженкинс с неприкрытой. враждебностью, продолжая тем не менее с удовольствием прихлебывать чай в моем кабинете. – Понятия не имею, что именно вы имеете в виду.

– Элизабет, мальчики очень наблюдательны. Они ничего не пропускают. Да что говорить, если я и сама заметила, как вы ведете себя по отношению к Ричарду Эллери. Так же нельзя, поймите. Это может смутить любого. Я бы на вашем месте вела себя несколько более сдержанно.

Старая корова! Как она смеет поучать меня?!

– Интересно, каким образом я могу вести себя более сдержанно, если мистер Эллери повсюду бегает за мной, как дрессированная собачка?

– Мисс Соррилл! – задыхаясь от возмущения, выплюнула миссис Дженкинс. – Не забывайтесь! Вы говорите об одном из преподавателей школы! – Она вскочила с кресла и целеустремленно направилась к двери. – Ваше самомнение начинает переходить все разумные границы. Скорее всего дело в том, что Фокстон – не место для таких, как вы.

– Вы не имеете права так разговаривать со мной! – возмутилась я, но миссис Дженкинс уже хлопнула дверью с такой силой, что зазвенели стекла.

После демонстративного ухода учительницы латыни я очень долго не могла прийти в себя. Ее агрессивность казалась абсолютно неожиданной, а обвинения – чудовищно несправедливыми. Наверное, именно поэтому я позволила в разговоре с ней такой тон, какого не допускала ни с одним из преподавателей Фокстона. К тому же я и так была на грани нервного срыва: с тех пор как поползли слухи, отношение школьников стало весьма прохладным. И в первую очередь это касалось Генри и Александра: они теперь явно избегали меня.

Я вышла из кабинета и направилась к спальням, чтобы проверить, хорошо ли они убраны и правильно ли мальчики застелили постели. И хотя мои мысли были далеко от этого, я все же постаралась отметить всех, у кого был беспорядок. Номера таких комнат обычно выписывались на специальную доску, а их обитатели приглашались на беседу к старшей кастелянше.

Когда я зашла в спальню Генри и Александра, у меня внутри все оборвалось. Комната была в ужасающем состоянии. Чтобы избежать очередной конфронтации, я решила сама немного прибрать в ней, начав с ящиков, которые были наполовину выдвинуты. Достав свисающие вещи, я аккуратно сложила их и задвинула ящики. Заканчивая наводить порядок, я заметила на полке для обуви синие замшевые остроносые туфли Александра. У него было специальное разрешение на эти туфли: он имел право надевать их, когда играл в школьной поп-группе. И находиться они должны были не в его комнате, а в специальном шкафу, рядом с кабинетом мисс Энгрид. Когда я доставала туфли с полки, оттуда выпала небольшая красная книжечка. Открыв на первой странице, я тотчас же ее захлопнула. Потому что там каллиграфическим почерком было выведено лишь одно слово, а точнее, имя – Бет. Мое сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Нет, говорила я себе, нет! Только потому, что я играла Бет Вандерфул в его пьесе… Нет, этого не может быть.

– Какого черта вы здесь делаете?

Выронив от неожиданности книжку, я резко обернулась.

– Александр!

Схватив книжечку, Александр снова повернулся ко мне. Его лицо было почти белым от ярости.

– Простите, – пробормотала я. – Она просто выпала с полки. Я лишь…

– Вы лишь повсюду суете свой нос, читая чужие дневники, да? Или это только я удостоился такой чести?

– Говорю же вам, она выпала с полки. Я только открыла ее посмотреть, что это такое, но не прочитала ни строчки. Так что можете не беспокоиться – ваши секреты остались при вас. – Я попыталась рассмеяться, но получилось неубедительно.

Александр шагнул было ко мне, но вдруг остановился, отбросил волосы со лба и, отвернувшись, ударил кулаком по стене.

– Уходите. – В его голосе звучала неподдельная боль.

– Александр, поверьте, мне очень неудобно, что так получилось, но…

– Я же сказал вам: уходите!

– Александр, пожалуйста…

– Пожалуйста, что? – Он снова резко повернулся ко мне.

– Послушайте, я понимаю, что не должна была открывать эту книжку. Но повторяю вам: я не прочитала ни строчки, кроме надписи на форзаце.

– Но и этого, по-моему, оказалось вполне достаточно, да? – И не дав мне возможности ни ответить, ни остановить его, он пулей вылетел из комнаты.

Глава 5

Мисс Энгрид посмотрела на термометр, встряхнула его и направилась к столу:

– Вы совершенно здоровы, юная леди.

– Но меня постоянно бросает в жар и подташнивает. Причем это продолжается уже несколько недель. Кроме того, сердце то колотится, как бешеное, то пульс вообще почти не прощупывается. Со мной прежде такого никогда не было.

– Бог мой, Элизабет, я же вам сказала, что вы совершенно здоровы. Чего вам еще надо? И зачем плакать?

– Я сама не понимаю, отчего плачу.

Мисс Энгрид скрестила руки на груди и улыбнулась:

– Пожалуй, я знаю, в чем дело. Могу вам пообещать, что через пару дней вы будете снова прекрасно себя чувствовать. А теперь поторопитесь, иначе опоздаете на фильм.

– Какой еще фильм?

– Тот самый, про Джеймса Бонда, которого с таким нетерпением ждали все шестиклассники.

– Понятно. – Я высморкалась и поднялась, чтобы уходить.

– Элизабет! – окликнула меня мисс Энгрид, когда я уже открывала дверь. – Вы не хотите захватить с собой ваш портфель? Господи, дитя мое, что с вами творится в последнее время? Так недолго и голову забыть!

В родительское воскресенье я шла по газону с группкой младших мальчиков, которые представляли меня своим родителям, и старательно пыталась игнорировать мистера Эллери, не сводившего с меня глаз, несмотря на царящую кругом толчею. Внезапно я услышала голос – он показался мне смутно знакомым. Посмотрев в ту сторону, я увидела лорда Верховного судью. Вместе с директором он направлялся в мою сторону. Я приветливо улыбнулась, но это возымело такое же действие, как если бы моя улыбка была адресована одному из херувимов, украшающих фасад здания. Глядя прямо сквозь меня, он протянул руку кому-то из родителей. На всякий случай я подождала некоторое время, но, поймав хмурый взгляд мистера Лоримера, повернулась и пошла в противоположную сторону.

Александр и Генри с преувеличенным энтузиазмом выражали свой восторг по поводу игры школьного оркестра, и я невольно рассмеялась, когда некоторые родители вздрогнули от неожиданно громкого звука трубы Деррена Гудчайлда. Он оглушительно протрубил прямо над ухом у Генри. Несмотря на непринужденное поведение Александра, я чувствовала: он знает, что я наблюдаю за ним. Мне очень хотелось подойти к нему и заговорить. Но проблема-то как раз и заключалась в том, что я не знала о чем. С того самого дня, когда он застал меня в их с Генри спальне, его отношение ко мне резко изменилось.

Я оглянулась по сторонам в поисках моих верных маленьких рыцарей, но обнаружила, что в данный момент почему-то оказалась совершенно одна, без привычной свиты. И внезапно мне стало нестерпимо тоскливо. Я почувствовала, что если немедленно, сейчас же не уйду со школьного двора, то просто разревусь на глазах у всех. В последнее время я вообще часто плакала без всякой на то причины.

Едва успев дойти до музыкальной комнаты, я потянулась за платком. Посидела немного за пианино, потом встала и начала расхаживать взад-вперед. В кабинет идти не хотелось, потому что туда наверняка явится мисс Энгрид и снова выпихнет меня во двор. Но и музыкальная комната оказалась плохим убежищем. Мистер Эллери вошел так тихо, что я даже вздрогнула от неожиданности, когда он заговорил.

Эллери рассмеялся и спросил, почему я сижу в помещении в такой замечательный, солнечный летний день. Я ответила, что перегрелась и решила немного посидеть в прохладе.

– А отчего слезы?

Я подняла глаза и, к своему ужасу, почувствовала, что снова начинаю плакать.

– Только не говорите мне, что это из-за презерватива, – сказал Эллери, который уже был в курсе того, какой «подарок» мне подбросили сегодня утром. – Элизабет, вы начинаете терять чувство юмора.

– Чувство юмора!: – взорвалась я. – Может быть, вы мне объясните, что смешного в этой мерзости, к тому же еще наполненной какой-то дрянью?

– Но это был всего лишь клей. – Эллери ухмыльнулся. – Может быть, кто-то хотел таким образом сообщить, что готов все время быть рядом с вами, как приклеенный.

– Это тоже не смешно.

– Наверное, вы правы. Думаете, Белмэйн каким-то образом причастен к этому?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Нет, пожалуй, нет. Хотя… О Господи, я уже ни в чем не уверена.

Мы, не сговариваясь, одновременно посмотрели в окно, туда, где стоял Александр со своим отцом.

– Надеюсь, вы не поссорились снова?

– Нет. По крайней мере насколько мне известно.

Эллери усмехнулся:

– Знаете, Элизабет, наверное, мне стоит переговорить с ним. Это должно принести определенные результаты. Ну, а теперь как насчет чашечки кофе?

– Нет, я не могу выйти в таком виде. Мне сперва нужно умыться.

Эллери направился к застекленным дверям, но, прежде чем выйти во двор и присоединиться к остальным, обернулся и весело подмигнул мне:

– Надеюсь, вы сами прекрасно понимаете, в чем заключается проблема Александра.

На следующий день мне исполнялся двадцать один год. Правда, я не могла поделиться этим ни с кем в Фокстоне, потому что вынуждена была солгать насчет своего возраста, чтобы получить эту работу. По крайней мере мисс Энгрид считала, что мне двадцать три. В этот день должен был состояться летний бал в соседней школе для девочек – школе Святой Винифред. По этому поводу поп-группа Александра с самого утра репетировала в музыкальной комнате.

Занимаясь всякими накопившимися делами в своем кабинете, я прислушивалась к их игре. Но, должно быть, в какой-то момент задумалась о своем, не замечая, что музыка стихла, до тех пор, пока не раздался стук в дверь и на пороге не появился Александр.

Отбросив волосы со лба, он оглянулся назад, и я увидела Генри, который, опираясь на перила лестницы, разговаривал с кем-то внизу. Александр снова повернулся ко мне и, немного запинаясь, заговорил:

– Я… То есть мы… Мы хотели пригласить вас сегодня вечером на танцы.

Это неожиданное приглашение полностью лишило меня дара речи. Я не могла выдавить из себя ни слова – только стояла и смотрела на него. Вывел меня из ступора голос Генри:

– Ну, спросил?

Александр сердито обернулся и вытолкал друга за дверь. Он снова посмотрел на меня, увидел, что я смеюсь, и тоже рассмеялся.

– Вы имеете в виду бал в школе Святой Винифред? – спросила я.

– Да. Все уже одеваются. А мистер Эллери сказал, что отвезет вас в своей машине.

– Если вы не хотите ехать с ним, то можете воспользоваться Тонто, – встрял Генри.

Александр мученически закатил глаза, а я сказала, что все-таки, наверное, предпочту машину мистера Эллери.

Эллери заехал за мной ровно в семь. Увидев меня, он пронзительно присвистнул, так что я чуть не убежала обратно в дом.

– Да, сегодня вы точно сразите всех наповал.

Когда я садилась в машину, юбка немного поднялась, и глаза Эллери буквально впились в мои ноги.

– Как вы думаете, оно не слишком короткое?

– Шутите? Вы выглядите в нем просто сногсшибательно!

Несмотря на это утверждение Эллери, я поняла, что сделала ошибку, едва переступив порог школы Святой Винифред. Все девочки были в длинных платьях – настоящих бальных, и в обтягивающем мини, пусть и от Мэри Куант, я чувствовала себя крайне неловко. Но поворачивать назад было слишком поздно, и мне пришлось утешаться мыслью, что я старше их, а потому могу себе позволить надевать все, что мне заблагорассудится. Кроме того, Александр играл на сцене, и у меня было великолепное настроение, которое не могли испортить даже косые взгляды директора. Я хлопала, притопывала и смеялась вместе со всеми остальными. Было очень забавно наблюдать, как девочки сбрасывали обувь, распускали волосы и нелепо дергались в такт музыке. Мальчики, выглядевшие неожиданно взрослыми в черных свитерах и серых брюках, вертели своих партнерш в бешеном ритме рок-н-ролла.

Александр, ко всеобщему восторгу, начал петь «Ду Ва Дидди Дидди», и мистер Эллери вытащил меня на самую середину бального зала.

– Как вы себя чувствуете? – стараясь перекричать оркестр, поинтересовался он, одновременно кружа меня в танце.

– Замечательно! Кстати, о чем вы говорили с Александром?

– Ну, скажем так, я просто расставил точки над «i» в некоторых вопросах.

– В каких, например?

– Например, в таком, как наши с вами взаимоотношения.

– Неужели вы думаете, что этот вопрос его беспокоил?

– Конечно, беспокоил, и вы сами это прекрасно знаете, – прокричал Эллери.

Но в эту минуту меня перехватил Генри Клайв, поручив игру на барабанах кому-то другому.

Время бежало незаметно, и вот уже поп-группа перестала играть. Ребята раскланялись, и в полутемном зале зазвучала одна из моих любимых записей – «Клятва, скрепленная поцелуем» в исполнении Брайана Хайланда. Это был последний танец летнего бала.

Взяв бокал кока-колы, я с улыбкой наблюдала, как Эллери пригласил на танец директрису школы Святой Винифред. Потом обернулась и увидела, что Александр спустился со сцены и направляется ко мне. Меня охватила паника. Стараясь овладеть собой, я потянулась за бутылкой, но Александр решительно взял меня за руку, и, послушно поставив бокал, я последовала за ним.

Мои движения были непривычно скованными, все мысли и чувства сосредоточились только на его руках, обнимающих меня за талию, на его дыхании, которое касалось моей щеки, когда он напевал слова песни:

 
Если летом суждено нам расставанье,
Пусть сентябрь нас вновь соединит.
Поклянемся же встретиться снова,
Поцелуй нашу клятву скрепит.
 

Я понимала, что Александр слишком тесно прижимает меня к себе – его бедра постоянно касались моих, – но не могла найти в себе силы отстраниться. Мои руки, лежавшие на его плечах, казались деревянными, и я боялась поднять глаза. Через какое-то иремя я почувствовала, что меня бьет дрожь. Впрочем, так же, как и Александра. Случайно встретившись взглядом с Эллери, я тотчас же отвела глаза. Меня настолько переполняли новые, непонятные ощущения, что я начала задыхаться и снова ощутила приступ паники. Но вот музыка закончилась, и Александр отпустил меня. Подняв глаза, я увидела на его лице такое же странное выражение, как и тогда, когда он застал меня в своей спальне. Впрочем, оно быстро смягчилось. Я не могла отвести взгляд от его губ, но когда Александр начал наклоняться ко мне, в зале внезапно вспыхнул яркий свет.

Директриса хлопнула в ладоши и начала поспешно выпроваживать своих подопечных из зала. Александр по-прежнему не сводил с меня глаз, я же была на грани истерики, и мой полубезумный взгляд блуждал по сторонам в поисках Эллери. Наконец мне удаюсь обнаружить его около двери, и я стремительно ринулась к нему.

Весь обратный путь Эллери весело болтал, я же ишь механически улыбалась и вежливо кивала. Я не могла говорить. Я не могла даже думать. Мне хотелось только одного – как можно скорее остаться одной. Оказавшись наконец в коттедже, я первым делом бросилась к зеркалу в спальне. Мои глаза блеснули больше обычного, щеки пылали, и внезапно я почувствовала, что мне душно, нестерпимо душно. Мне захотелось снова очутиться в полумраке бального зала, услышать, как Александр напевает слова песни Хайланда. Я хотела, чтобы он…

Я в отчаянии сжала руками пылающие щеки. Я хотела, чтобы он поцеловал меня.