Текст книги "Дай мне шанс"
Автор книги: Сьюзен Льюис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Чамберс почувствовал спазм внутри и испугался – такого с ним давно не было. Он знал, что сейчас самое важное не поддаться панике и не совершить опрометчивого поступка, который еще больше запутал бы ситуацию и нанес еще больший ущерб. Он должен обдумать все трезво, рационально, как он умеет, разложить все по полочкам и понять, что можно сделать для прекращения варварской резни, затеянной Галеано.
К тому времени когда самолет приземлился и они прошли через таможню, Майкл вышел из машины. Увидев его, Сэнди остановила Тома и сказала:
– Вам надо поговорить вдвоем. Я возьму такси, увидимся в гостинице.
Он кивнул, поцеловал ее в лоб и пошел к Майклу.
Когда они отъезжали, Чамберс посмотрел в зеркало, пытаясь обнаружить слежку. Но движение было таким оживленным, что сразу не определишь, сидит у них кто-то на хвосте или нет.
– Я должен знать, – резко произнес Том, – были ли еще звонки Эллен.
Майкл посмотрел на него, включил указатель поворота и перестроился в другой ряд.
– Нет, – сказал он, уворачиваясь от автобуса.
Том с облегчение перевел дух.
– В чем дело? – требовательно спросил Майкл. – Что происходит?
– События разворачиваются весьма неожиданно, – ответил Чамберс. – Не так, как они обещали. Видимо, тот тип, который мне звонил, и был лишь приманкой. Кто-то хотел нас дезориентировать, пока они разрабатывали способ, как получше до меня добраться. Видимо, в варианте с Эллен они не были уверены. Но если ей больше не звонили и тот звонок был единственный, при том, что она даже не уверена, что ей угрожали… – Он посмотрел на Майкла. – Надо оставить при ней телохранителя, но, по-видимому, они боятся вступать в конфликт с федералами.
Майкл откашлялся.
– Думаешь, угрозы столкновения с федералами достаточно, чтобы ее оставили в покое?
– Смею надеяться, – ответил Чамберс. – А сейчас я тебе кое-что покажу. Найди место, где остановиться.
У первого же отеля Майкл повернул на стоянку.
Ноутбук Чамберса уже был открыт, он загрузил его, и на экране возникло изображение.
– Господи Иисусе! – пробормотал Майкл, когда увидел искалеченное тело подростка. Тысячу раз он видел картинки вроде этой, но воспринимал их лишь как «ужастики». У него не возникло сомнения, что сейчас это был кто-то конкретный.
– Ты его знаешь? – спросил он.
– Это Касто. – Лицо Чамберса было белым, без всяких красок, голос звучал монотонно, без интонаций. – Он – один из тех детей, которых Рейчел фотографировала для своей выставки. – Он снова посмотрел на изображение мальчика, а потом перевел взгляд вдаль. – Его история обычна, как у многих, ничего уникального, – сказал Том. – Когда ему было пять лет, мать продала его по цене одной дозы, наркоманы держали его в доме на положении раба, пока ему не исполнилось десять. Потом заставили заниматься проституцией. Он убежал, жил на улицах, продолжал продавать себя, чтобы выжить. Нюхал клей, курил наркотики, каждый день с ним проделывали такое, о чем ты не захочешь даже слушать. Уличный ребенок, со злым юмором, который ухитрялся выжить, несмотря ни на что. Мальчик не отличался красотой, поэтому ему здорово доставалось, в мире мачо ущербных не жалеют. За одну из его проделок ему выбили зубы, думали, что это заставит его лучше работать.
Он снова посмотрел на монитор. Скрюченное тело Касто лежало в дверном проеме, шею так глубоко надрезали, что голова почти отделилась от тела.
– Он сказал мне однажды, что хочет стать кинозвездой и жить в большом доме с большими воротами, с забором и охраной, чтобы никто не мог до него добраться, – пробормотал Чамберс.
Майкл был так потрясен, что не мог найти слов.
– А что за текст? – спросил он.
– Сообщение, – ответил Чамберс, – заключается в том, что каждый день, пока идут съемки, один из тех детей, которых снимала Рейчел, будет умирать.
Лицо Майкла стало как бумага, он с недоверием уставился на Тома.
– Они этого не сделают!
– Никто и пальцем не пошевельнет из-за этих детей, – пояснил Чамберс, – они – беспризорники, мусор, они – одноразовые.
Майкл снова взглянул на изображение Касто, пытаясь соотнести свою нынешнюю реальность с увиденным. Но именно к этому все теперь и сводилось, ведь чтобы спасти детей, он должен, вероятно, потерять все, что он имеет в этом мире, – свое английское агентство, долю акций в «Уорлд уайд», дом в Лондоне, на Барбадосе и в Лос-Анджелесе, не говоря уж о карьере и репутации. Он должен остановить работу над фильмом, а потом придется разбираться с долгами, участвовать в судебных процессах, пережить банкротство и получить вполне реальный тюремный срок, который неизбежно за всем этим последует. Его мозг начал работать быстро, так быстро, что он почувствовал тошноту.
Он грязно выругался. Потом повторил эти слова снова и снова. Наконец он взглянул на Чамберса.
Тот беспомощно пожал плечами. Он знал, что это означало для Майкла, и у него не было иллюзий.
– Выбора нет, не так ли? – спросил Майкл.
– Выбор есть всегда.
Майкл вздохнул:
– Ты думаешь, я позволю им умирать?
Том покачал головой.
– Я мог бы попробовать сделать что-нибудь, но есть другие акционеры. Господи, да я уже слышу голос Форгона!
Чамберс молчал.
Майкл повернулся к окну, и в глаза ему ударил свет фар проезжавшей машины. Он подумал о Робби и понял, что ему не удастся жить в мире с собой, если он не сделает чего-то ради спасения этих детей, не важно, во что ему это обойдется. Но он молил Бога, чтобы как-то избежать беды. Он и прежде не предполагал, что настанет день, когда Форгон явится к нему в образе спасителя, но сейчас точно знал, что нет такой силы, которая заставила бы Теда Форгона отказаться от съемок картины. Слишком многие поставили на нее, да и сам Форгон лично вложил около двух миллионов. А более чем двадцать миллионов уже употреблено в дело, их невозможно вернуть, путь один – банкротство или тюрьма.
Он схватился за голову. Господи, да что же это такое, никому и никогда не было дела до этих детей, и теперь он уже явственно слышал ответы акционеров компании о том, что этим детям лучше быть мертвыми, чем живыми.
Он вынул мобильный и стал набирать номер.
– Кому звонишь? – спросил Чамберс.
– Форгону. Если он дома, мы поедем к нему прямо сейчас.
На жестком лице Форгона читалось недоверие. На самом деле он был так потрясен только что показанным и рассказанным ему, что не мог найти слов. Наконец к нему вернулся дар речи.
– Говорите прямо, – произнес он, – вы хотите, чтобы я поставил крест на картине, потому что шайка мерзавцев угрожает прикончить нескольких беспризорных детей? Да о них никто не вспомнит, кроме тех ублюдков, которых они грабят и заражают венерическими болезнями! – Он взглянул на Майкла: – У тебя что, мозги съехали, парень? Или ты затрахал свои извилины каким-нибудь дерьмовым наркотиком? Иначе зачем бы ты явился сюда с такой идиотской проблемой? Думаешь, я добровольно разрешу себя поиметь?
Майкл открыл было рот, но Том перебил его:
– Думаю, вы в курсе, что у меня немало могущественных друзей в прессе и на телевидении. – Он полагал, что язык шантажа Форгону наиболее понятен. – Они будут упиваться историей о том, как мистер Великий Голливудский Продюсер позволяет невинным детям умирать, боясь потерять несколько миллионов.
– Несколько миллионов! – взорвался Форгон. – Ты называешь то, что мы вбухали в дело, – несколько миллионов? Последнее, что я видел, – это более двадцати, а двадцать отнюдь не несколько! Теперь я предлагаю тебе, немного пошевелить мозгами, прежде чем начать свою пламенную речь. Кое-какие важные люди внесли в это дело по пять миллионов долларов, и ты всерьез думаешь, что они собираются пустить их по ветру из-за нескольких детей, живущих в городе, о котором половина из них даже и не слышала?
– Мы должны поставить это на голосование, – сказал Майкл. – Я уже позвонил Мэгги, чтобы организовать встречу акционеров.
Глаза Форгона вылезли из орбит.
– Ты вытащишь ради этого Марка Бергина сюда из Сиднея? – Он задохнулся. – Ты совсем дурак? Этот человек никогда не проголосует «за». Никто из тех, у кого голова на месте, не согласится с тобой.
– Сэнди проголосует, – вмешался Чамберс.
Форгон удивленно уставился на него.
– В самом деле? – переспросил он. – Ты ее спрашивал?
Том не умел лгать.
Форгон рассмеялся.
– Послушай меня, – заговорил он, – если ты думаешь, что человек, лично имевший дело по крайней мере с половиной инвесторов, будет на твоей стороне, тогда у тебя на самом деле крыша съехала.
Чамберс посмотрел на Майкла.
– Мы сообщим насчет собрания акционеров, – пообещал Майкл и, кивнув Тому, вышел из комнаты.
К шести часам вечера было получено согласие Криса Раскина и Марка Бергина прибыть в Лос-Анджелес на встречу акционеров. Зная о причине собрания, Бергин предупредил Майкла, чтобы тот не рассчитывал на его поддержку. Раскин пока от высказываний воздержался. Как и Сэнди, которая сначала хотела поговорить со своими инвесторами; Майкл ее понимал, Том – нет.
– Это же дети, Сэнди! – бушевал он.
– Я понимаю! – кричала она. – И я клянусь, если бы это были мои деньги, я тут же сделала бы то, что ты просишь. Но у меня обязательства перед этими людьми. Они не просто дали мне деньги, они оказали мне доверие.
– Ты с ними поговоришь, и дальше что? Думаешь, они позволят тебе голосовать на стороне Майкла?
– Нет, – сказала она правду. – Не думаю. Но я должна посоветоваться с ними не только с нравственной точки зрения, но и юридической.
– Ты акционер «Уорлд уайд». Они не должны диктовать, как тебе голосовать.
– Безусловно, но именно на них отразится то, как я проголосую. Том, пожалуйста! Я бы многое отдала за то, чтобы не вести с тобой этот разговор, но пойми…
– Тебя не волнует, что этих детей убьют! – заорал он и, прежде чем она смогла вымолвить еще хоть слово, хлопнул дверью и вылетел из комнаты.
Следующим утром Чамберс получил снимок еще одной жертвы. На сей раз ею стала шестнадцатилетняя девочка, чье прошитое пулей тело нашли на детской площадке, использованный шприц валялся в дюйме от ее протянутой руки. Ее звали Присцилла.
Через несколько часов он получит известия от Алана Дэя, которые могут быть или хорошими, или плохими. Либо с журналистом что-нибудь случится, либо он доберется до генерала Гомеса – едва ли не единственного человека на земле, кто мог помочь им. Поэтому сейчас он может только ждать и молиться, чтобы остальные несчастные дети, которых снимала Рейчел, куда-нибудь исчезли из Боготы или даже из этого мира. Стрелки движутся, камеры продолжают стрекотать, остается лишь благодарить Бога за то, что Рейчел никогда не узнает об ужасной цене за короткий миг в кадре.
Эллен смотрела в спокойные бирюзовые глаза Сэнди и ничего не понимала. Она ощущала себя одновременно оскорбленной и невыносимо смущенной. Если бы она говорила с кем-то другим, она подумала бы, что ослышалась, но поскольку она сейчас имела дело с Сэнди, переварить услышанное представлялось немыслимым.
– Ты, конечно, хотела бы подумать, – сказала Сэнди, – но, к сожалению, мы не можем позволить себе такую роскошь, поэтому я вынуждена просить тебя дать мне ответ сейчас.
Эллен поморгала и снова взглянула на Сэнди. Они сидели в кабинете Эллен. Сэнди устроилась на одном из диванов, а Эллен – в кожаном кресле.
– Извини, – произнесла она, – но я хочу уточнить. Значит, ты даешь мне двенадцать процентов от твоих акций «Уорлд уайд», если я скажу Майклу, что ребенок его?
– Да.
Эллен поражалась той выдержке и спокойствию, с которыми ее собеседница делала свое возмутительное предложение, кстати, сама Сэнди в этом случае осталась бы только с девятью процентами акций. Но черт побери, откуда Сэнди вообще знает о сомнениях насчет отцовства?
– А почему ты решила, что отцом может быть не Майкл? – потребовала ответа Эллен.
Сэнди рассказала, как подслушала их с Мэтти разговор.
Еще одно потрясение для Эллен.
– Том в курсе? – спросила она.
Сэнди кивнула и продолжила:
– Если твои двенадцать процентов добавить к двадцати восьми процентам Майкла, есть шанс взять верх. При условии, конечно, что Крис Раскин проголосует за вас.
Эллен смотрела на нее в полном изумлении.
– Почему бы тебе самой не проголосовать вместе с Майклом? – поинтересовалась она.
Сэнди молчала, ожидая, когда она сама догадается. Долго ждать не пришлось.
– Потому что, – объяснила самой себе Эллен, – ты хочешь сообщить европейским инвесторам, что голосовала за продолжение съемок.
Сэнди кивнула.
На Эллен произвела впечатление ее честность.
– И что ты ответишь, – проговорила Эллен, – когда они захотят узнать, почему ты отдала мне двенадцать процентов от своей доли всего за день до голосования?
– Что-нибудь придумаю, – пообещала Сэнди. – Возможно, скажу, что ты меня шантажировала и это – твоя цена. – Сэнди тут же пожалела о своей шутке. – Можно им сказать, будто Крис Раскин и Марк Бергин уверили меня, что поддержат Форгона, стало быть, вместе со мной он без труда победит семьюдесятью двумя процентами голосов. Тогда мои двенадцать процентов никоим образом не отразятся на результатах голосования.
Эллен смотрела на нее тяжелым взглядом, пытаясь понять, в чем подвох. Но не могла найти ничего, кроме, конечно, условий обмена.
– Значит, стоит мне сказать Майклу, что ребенок его, и я получу акции? – повторила Эллен.
Сэнди кивнула.
Эллен смотрела на ее юное, такое решительное лицо, и внезапно ей стало смешно.
– Но какая тебе от всего этого польза? – полюбопытствовала она.
Слабый румянец появился на щеках Сэнди.
– Я пытаюсь купить себе небольшую страховку на будущее.
Эллен ожидала продолжения, пояснения.
– Если победит Майкл и работу над фильмом прекратят, – продолжила Сэнди, – мы все останемся ни с чем. Я пытаюсь спасти хотя бы каплю репутации, которая поможет мне начать все сначала.
– И еще, – дополнила Эллен, – если отцом ребенка окажется Майкл, есть шанс, что Том достанется тебе?
Сэнди ничего не ответила.
Эллен молчала, пытаясь осознать, понять смысл того, что сама только что произнесла. Все это время Том знал, что, возможно, она носит под сердцем его ребенка, и до сих пор ничего не сказал, ни слова. Он не хотел торопить события, ждал: вдруг он отец, вдруг он ей понадобится? Это вполне вероятно и совпадает с ходом мысли Сэнди.
Интересно, у Сэнди действительно есть шанс поладить с Томом, если вопрос с отцовством снимется с повестки дня? Эллен и впрямь решила, что пора развязать Чамберсу руки, ей это, в сущности, ничего не стоит.
– Есть одна деталь, о которой ты, видимо, забыла, – проговорила Эллен. – Согласно условиям, ты не можешь передавать никаких акций, не проинформировав держателя самого крупного пакета.
Сэнди разрешила себе улыбнуться.
– Если ты подробнее прочтешь эти пункты, ты увидишь, что там сказано. А именно: что Майкл Маккен является тем, кто должен быть проинформирован о любой продаже или передаче акций. Он, а не акционер, у которого самый большой пакет. Тогда же все полагали, что Майкл станет владельцем самого большого пакета. – Сэнди сделала паузу. – Очень удобная оплошность, ты не находишь?
Эллен взглянула на нее даже с некоторым уважением. Она действительно знает свое дело.
– Майкл в курсе? – поинтересовалась Эллен.
– Думаю, да, – ответила Сэнди. – А если нет, то скоро узнает. И на случай, если он согласится на передачу акций, в чем я уверена, я уже договорилась с нотариусом, контора которого находится на Сэнчури-Плаза. Он ждет нас где-то между половиной четвертого и пятью часами.
Глаза Эллен расширились.
– Ты была так уверена, что я пойду на это? – спросила она.
– Сформулируем так: я смотрела на нашу встречу с оптимизмом.
– Почему ты считаешь, что можешь мне доверять?
Сэнди засмеялась.
– О, это легко, – ответила она. – Ты не такая, как я.
Несмотря на весь ужас происходящего с детьми в Колумбии и на то, что компания находится на грани краха, Майкл не мог удержаться от смеха, когда Эллен рассказала ему о встрече с Сэнди.
– Ты знал, что только тебя следует ставить в известность относительно передачи или продажи акций? – спросила Эллен.
Он кивнул.
– И ты даже не сказал мне, – упрекнула она.
– Когда я это выяснил, мы даже не смотрели друг на друга.
– А теперь? – поддразнила она.
Он улыбнулся и обнял ее.
– Ты сама видишь. – Тон его снова стал серьезным. – Но несмотря на это, мы сейчас катимся в пропасть. Ты понимаешь это?
Она взяла его руку и положила на живот, в котором буянил их ребенок.
– Пока мы катимся вместе, – заметила она.
Майкл улыбнулся.
– Во сколько завтра собрание? – спросила она.
– В три тридцать.
Она усмехнулась.
– А что?
– Мне не терпится взглянуть на физиономию Теда Форгона, когда мы выиграем, – усмехнулась она.
Майкл тоже издал смешок, но на сей раз не так искренне. Решающий момент приближался, а он по-прежнему не знал, как поведет себя Крис Раскин.
Эллен и Сэнди вышли от нотариуса в пять часов вечера. Поздравив друг друга и признав некоторое ослабление взаимной антипатии, они разошлись по своим делам. Эллен вернулась в офис, сделав небольшой крюк, чтобы подбросить Сэнди в гостиницу. Сэнди знала, что Том в номере и ждет вестей от Алана Дэя.
Ей было невыносимо тяжело от того, что он отдалился, отказываясь понять ее позицию. Она хотела рассказать ему, что она предприняла, как пытается помочь, но ведь, возможно, только что продала его ребенка другому мужчине…
Эллен пошла на сделку с легкостью, но положение Майкла настолько тяжелое, что она готова на все, лишь бы помочь ему. Бог знает, будут ли в результате голосования съемки прекращены, но в любом случае Сэнди решила, что сделала вполне безопасную ставку: Эллен поддержит Майкла, она не такая, чтобы свернуть с правильного пути. Даже Сэнди, прежде никогда ни к кому не испытывавшая большой жалости, не могла смириться с гибелью детей. С другой стороны, ей вовсе не хотелось смириться с потерей миллионов, крахом своей карьеры, взять и выкинуть все это в помойку.
Том ставил жизнь детей на первое место, и она сделала все возможное, чтобы поддержать его, но и себя Сэнди попыталась обеспечить гарантиями. Она не сомневалась, что получит от этого ублюдка Теда Форгона своего рода «откат» в сделке, и это тоже повлияло на ее решение. Ей не терпелось увидеть его физиономию, когда он выяснит, что она натворила, особенно если Крис Раскин поддержит при голосовании Майкла. Прикинув, насколько это реально, она хихикнула.
Глава 21
Уже третий ребенок убит. Самой последней жертвой стал еще мальчик, Мануэл. Торговать телом его заставил отчим в десять лет, мальчишка работал на улицах и в грязных порнобарах, пока его не встретили социальные работники и не забрали в реабилитационный центр. Ему было уже тринадцать. Дэй сообщил, что мальчик делал успехи, учился на повара. Но люди Галеано добрались до него вчера, поймали в центре города по дороге из ресторана, в котором он три недели назад стал учеником.
Чамберс скрежетал зубами от гнева и отчаяния, ему было нестерпимо жаль юной загубленной жизни, столь безжалостно отнятой в то самое время, когда на горизонте забрезжила надежда. И из-за чего? Из-за фильма, который, как предполагалось, должен помочь восторжествовать справедливости. Да Рейчел бы сотню раз вынесла то, что вынесла, только бы не трогали этих детей. После бессонной ночи Чамберс понял, что не может ждать собрания акционеров, которое решит его судьбу.
В самом начале десятого он снял трубку – позвонить Майклу. Пробиться через Мэгги оказалось нелегко, и в конце концов он передал просьбу позвонить ему после беседы с Крисом Раскином. Он надеялся на благоприятный исход, но даже в этом случае, пока новость дойдет до Боготы, вполне вероятно, что еще один ребенок будет мертв. А сколько еще дней понадобится на сворачивание съемок?
Думать бесполезно, сейчас надо действовать. У него полно дел, которые надо завершить для осуществления его плана. И Том Чамберс начал звонить по длинному списку, заранее им составленному.
Прошло больше двух часов, пока он наконец поговорил с каждым, начиная от своего адвоката в Вашингтоне до руководителя съемочной группы в Мексике. Он сделал по меньшей мере полдюжины звонков в Колумбию, еще больше по Штатам и в Европу и наконец позвонил Эллен. Он договорился с ней о встрече в доме Вика Уоррена, положил трубку и пошел в ванную, чтобы принять душ.
В соседней комнате сидела Сэнди и думала о том, что она натворила. Она взяла с Эллен слово, что та никогда не разгласит условий передачи акций, да и не в ее это было интересах. Но все равно что-то тревожило Сэнди, а ведь еще недавно она была совершенно убеждена, что результат оправдывает любые средства. Тем не менее способ, с помощью которого она освободила Тома от Эллен, заставлял ее чувствовать себя неловко, и она никак не могла успокоиться.
Утро разгоралось, а она чувствовала все большее возбуждение и волнение, более того, ей стало страшно. Впрочем, это не так уж удивительно, ведь к четырем часам дня весь ее мир может рухнуть. Она пыталась предугадать будущее, просчитать то, что может случиться, но голова не работала, и мозги отказывались функционировать.
В конце концов, слегка обезумев, Сэнди попыталась позвонить Тому, но никто не ответил. Она долго сидела перед телефоном, а потом, сама не зная зачем, набрала номер и попросила соединить ее с Эллен. Но и Эллен не было.
– Ты знаешь, где она? – спросила Сэнди у Мэгги.
– Конечно. Она поехала к Вику Уоррену, – ответила помощница. – У них там в два встреча с Томом, так что ты ее застанешь, если позвонишь через несколько минут.
Сэнди внезапно испытала странное ощущение, словно ее затопил туман, в ушах зашумело, и навалился страх, липкий и тяжелый.
– Спасибо, – пробормотала она и положила трубку.
Руки дрожали, когда она искала номер телефона Вика Уоррена. Она не могла поймать мысль, которая точила ее. Паника, оцепенение, снова страх. Она не могла бы объяснить, чего именно боится, но чувствовала – надвигается что-то, над чем она не властна. Она, словно разладившаяся машина, потеряла управление, не понимала, что хорошо и что плохо, она заблудилась, утратила ориентиры, ее ведет что-то, а она не понимает куда.
Она не могла найти номер Вика. Взгляд отказывался сфокусироваться, как и мозги – сосредоточиться. Вопросы возникали, но ответы не приходили. Куда ее несло? Она хочет остановить Эллен? Признаться Тому в том, что сделала? Сэнди невесело усмехнулась.
Она пошла в ванную и плеснула в лицо холодной водой. Ледяная пощечина чуть успокоила. Она вдохнула, медленно выдохнула, потом снова вдохнула.
Прошло несколько минут, прежде чем Сэнди поняла, что ей делать; она ощутила легкость, словно наполненный гелием, готовый вот-вот взлететь воздушный шар. Она посмотрела в зеркало, перед ней стояла женщина с глазами, полными слез, и улыбкой на губах. Вернувшись в комнату, она позвонила консьержке и приказала вызвать такси. Оно отвезет ее в дом Вика Уоррена.
На дорогу ушло минут пятнадцать, возможно, двадцать, хотя ей показалось, что она едет целую вечность. Все светофоры были красными, водители табуном черепах старательно ползли по шоссе. Только когда они миновали дом Майкла, дорога стала свободнее, но все равно конца ей было не видно. Сэнди не сомневалась, что застанет их, она должна их поймать и выполнить свою миссию.
В конце концов она потребовала, чтобы водитель ехал на красный свет. Через несколько минут они завернули за угол и подкатили к украшенным орнаментом черным воротам Вика Уоррена. Сэнди вышла из машины, пытаясь понять, как действовать дальше. Что подумают Эллен и Том, когда увидят ее?
А если она застанет их в романтических объятиях? Нет, этот вариант исключен, поняла она, когда бросила взгляд вперед. Сердце оборвалось: Сэнди увидела, как автомобиль, арендованный Томом, выезжает со стоянки. Ее он, конечно, не заметил. Потом из ворот выкатилась машина Эллен и повернула вправо, устремляясь за Томом.
Эллен сидела рядом с Крисом, ведущим машину, пытаясь собраться с мыслями и направить их в нужное русло, – собрание акционеров должно начаться меньше чем через час.
Вспомнив, что обещала перед выездом позвонить Майклу, и уже собираясь дотянуться до телефона, она проследила за взглядом Криса, брошенным в зеркало заднего вида. И еще она заметила, как крепко он стиснул руль.
– Что там? – Она оглянулась. – У нас кто-то на хвосте?
– Я не уверен, – ответил он. Его загорелое суровое лицо напряглось, взгляд заметался между зеркалом и дорогой.
Эллен повернулась так, чтобы видеть происходящее сзади. Длинный черный «мерседес» вдруг возник из-за поворота, и она почувствовала, как ужасный жар обдал все тело.
– В этом городе полно «мерседесов», – заявила она сущую правду, надеясь тем самым успокоить и себя, и Криса.
– Несомненно, – кивнул Крис, обратив внимание на седан, ехавший следом за лимузином.
Они продолжали двигаться вперед по узкой извилистой дороге, которая пересекала горы Санта-Моники. Слева редкими огнями напоминал о себе Вест-Сайд, справа открывался вид на долину Сан-Фернандо. Они мчались мимо увитых цветами заборов и домов ценой в миллионы долларов, то газуя, то замедляя ход, но за ними, как приклеенная, ехала все та же машина.
– Почему бы нам не сбавить скорость и не пропустить их? – предложила Эллен.
– Это не выход, – мотнул головой Крис, решительно выворачивая руль.
Она оглянулась назад, посмотрела в зеркало, сдавленно охнула, когда они внезапно вылетели на встречную полосу.
– Что это? – закричала она, хватаясь за приборную панель. – Что случилось?
– По-видимому, у нас лопнула шина, – пояснил Крис, борясь с потерявшей управление машиной.
Раздался звон битого стекла, на их спины брызнули осколки. Эллен закричала и схватилась за руль взбесившегося от ужаса автомобиля.
– Крис! – завопила она. – Что с тобой? Ради Бога! Господи, нет!
Но его голова резко опустилась, и из затылка хлынула кровь.
«Мерседес» оказался рядом, впритирку, прижимая все ближе к краю, за которым зеленела далекая трава парка.
Нога Криса застыла на педали газа. Эллен смотрела на «мерседес». Окно с пассажирской стороны опустилось. Она увидела дуло, а за ним лицо. Мир завертелся как безумный. Она кричала и крутила руль. Потом жгучая боль пронзила грудь, глаза вылезли из орбит, машина ударилась о валун, отлетела в сторону и, перевернувшись, заскользила к обрыву. Оставалось всего несколько дюймов, колеса еще безумно крутились, клаксон отчаянно вопил, стекла летели, осыпая все вокруг дождем осколков. «Мерседес» сдал назад, из-за него возник другой автомобиль, водители дружно ударили по педалям газа, и обе машины в мгновение ока исчезли.
Было ровно три тридцать, когда Майкл вошел в зал заседаний вместе с Мэгги. Марк Бергин и Тед Форгон были уже там, они разместились за длинным столом и пребывали в полной боевой готовности. Крис Раскин пошел пока быстро позвонить в Нью-Йорк. Ни Сэнди, ни Эллен не было.
Майкл, груженный своими бумагами, уселся за стол и попросил Мэгги еще раз попробовать дозвониться на мобильный Эллен. Только что звонил Чамберс из гостиницы, значит, их встреча закончилась, но Майкл не спросил о результатах. Он не поинтересовался также, когда именно они расстались, иначе он забеспокоился бы гораздо сильнее. Он предположил, что Эллен застряла в пробке и так зла, что не потрудилась даже дотянуться до телефона. Она должна прибыть с минуты на минуту, а Сэнди следом за ней.
Выходя из зала, Мэгги столкнулась с Крисом Раскином, щеголевато одетым мужчиной среднего роста, круглолицым, кудрявым и седым. Обычно его глаза светились юмором, но сегодня они потеряли свой блеск. Майкл знал, что после их утренней встречи он отправился на другую – с Форгоном и Бергином, и теперь он понятия не имел, как этот человек намерен голосовать. Судя по его виду и по тому, как он избегает взгляда Майкла, вероятно, что-то изменилось.
Майкл посмотрел на часы. Раскин обошел стол и сел напротив Майкла. Форгон и Бергин прервали беседу, наблюдая за тем, как он садится, потом вернулись к разговору.
Майкл, не обращая на них внимания, стал просматривать документы. Там было все самое необходимое, в том числе список акционеров компании в нескольких экземплярах, отчеты о текущих делах, нотариально засвидетельствованный документ, подтверждающий передачу Эллен двенадцати процентов акций «Уорлд уайд». По убойной силе это самая настоящая бомба. Он спрашивал себя, что будет с Форгоном, и молил Бога о том, чтобы не стать причиной его нового сердечного приступа.
Впрочем, едва ли возникнет такая угроза: каким бы путем ни пошло голосование, Форгон все равно выйдет победителем. Или он добьется продолжения съемок, или увидит, как жизнь Майкла превратится в руины.
Майкл не мог отрицать, что какая-то часть его натуры хотела, чтобы победил Форгон. Но тогда он стал бы ответственным за происходящие в Колумбии убийства детей. А если Майкл возьмет верх, то ему придется ехать к Вику Уоррену и объявлять о прекращении съемки. Словом, в любом случае все закончится неплохими гонорарами адвокатов. Зато совесть его будет чиста.
Он снова посмотрел на часы и хотел было уже встать, чтобы узнать у Мэгги, дозвонилась ли она до Эллен, когда случайно поймал взгляд Криса Раскина. Казалось, Раскин поджидал момент и теперь почти незаметно кивнул ему.
Выражение лица Майкла не изменилось, он встал и направился к выходу.
– Эй, когда мы начнем наше шоу? – бросил Форгон. – Где Рэнди[3]3
Рэнди – сексуально возбужденный.
[Закрыть]-Сэнди? Она опаздывает.
Майкла передернуло.
– Она вот-вот приедет, – заверил он.
Форгон захихикал. Он был на сто процентов уверен, что Сэнди, которая никогда своего не упустит, пойдет его, Форгона, путем и проголосует так же, как он.
Узнав, что Эллен до сих пор не дала о себе знать и ее телефон не отвечает, так же как и Сэнди, Майкл вернулся в зал заседаний и объявил, что они вынуждены начать.
– Эллен присоединится к нам с минуты на минуту, – добавил Майкл.
Форгон тут же помрачнел, но возражать не стал.
Удовлетворенный его молчанием, Майкл открыл папку и обнародовал документ, подтверждающий, что Эллен стала обладательницей двенадцати процентов акций.
– Что за хреновина? – прорычал Форгон.
– Тут все сказано, – пожал плечами Майкл.
– Значит, ты отдал ей двенадцать процентов, – протянул Форгон. – Ты хотел нас потрясти, я так понимаю?
– Нет. – Майкл показал другую копию. – Я отдал ей двадцать восемь процентов. Теперь, я думаю, есть повод для потрясения.
– Ты отдал ей весь свой пакет акций! – Было заметно, как шестеренки в мозгах Форгона крутятся, он пытался понять, к чему бы это.
Майкл подавил улыбку. Этот шаг он предпринял сегодня утром, чтобы избежать осложнений, которые даже Сэнди не сумела предвидеть: согласно условиям компании, число акционеров должно оставаться неизменным. Так что теперь Эллен стала держательницей сорока процентов акций компании, у нее на десять процентов больше, чем у Форгона.





