Текст книги "Охотница"

Автор книги: Сьюзен Кэррол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Его замечание внесло оживление в ряды его гостей, вызвав бурю сожалений о плачевном состоянии, в котором находился Лондон, и резкие выпады в адрес нынешнего лорда-мэра и его совета. Во время этой оживленной беседы Мартин сумел незаметно выплеснуть содержимое своего кубка, что ему удавалось делать большую часть вечера. Он нуждался в ясной голове, хотя бы для того, чтобы помнить все те небылицы, которые он им наплел.

Пытаясь не привлекать слишком много внимания к себе, он растирал больную руку. Кэт предупреждала его, что он получит воспаление, если не будет внимательно прислушиваться к ее советам и правильно натягивать тетиву. Но как, черт возьми, мог он вникать в ее объяснения, когда был слишком поглощен тем, как она обнимала его всем телом и прикасалась грудью к нему?

Учитывая направление своих тогдашних мыслей, Мартин воспринял боль в руке и плече в качестве заслуженного наказания. Зачем ему испытывать желание к женщине, которая оказалась с ним рядом, только чтобы защищать его дочь.

Чтобы ослабить боль, он попытался покрутить плечом, но от этого боль, похоже, только ухудшилась. Боже правый, сколько бы он отдал, чтобы забыть обо всех этих треклятых заговорщиках и их заговорах. Оставить сегодня вечером свои больные кости дома. Вытянуть ноги перед камином, потягивать какое-нибудь подогретое вино с пряностями и слушать, как Кэт плетет нить одной из тех историй, что приводят в дикий восторг Мег и остальных слуг. Мартин слушал ее с не меньшим упоением, чем мальчишка с кухни, который, почти сползая со стула, не спускал широко раскрытых изумленных глаз с Кэт, рассказывавшей о рыцарях Редбранча или Пса Ольстера.

У ирландки был мелодичный голос и подлинный талант к драматическому исполнению, она всегда знала, в каком месте правильно сделать паузу, как раскрасить образы жестами. Жаль, закон запрещал привлекать женщин для исполнения ролей на сцене. Каким великолепным дополнением она бы стала для трупы театра «Корона».

Хотя ничего не изменилось бы, если бы и существовал иной закон. Кэт с нетерпением ожидала момента, когда сможет «очистить грязь Англии со своих ног». Если угроза нападения со стороны Темной Королевы или секты не подтвердится, Кэт покинет Лондон еще до Нового года.

Мартин удивился, как болезненно отозвалась мысль об ее отъезде у него в сердце, но он откинул ее прочь. Эта женщина проявляла столько сумасбродства! Нет, он не мог себе позволить иметь ее подле себя, если он задумал прокладывать свой путь через все эти предательские воды и обеспечить своей дочери надежное, спокойное будущее.

– Наш добрый друг Вулф больше, кажется, не с нами, – вывел Мартина из размышлений голос отца Балларда.

Он оторвал взгляд от своего пустого кубка и увидел, как священник насмешливо разглядывает его.

– Прошу прощения, Saint-Père[17]17
  Святой отец (фр.).


[Закрыть], – пробормотал он. – Духота, жара и вино сделали меня немного вялым.

– Обычно это у сэра Энтони мозги размякают, – усмехнулся Джон Саваж, подергивая себя за кончики усов.

– Нет, я протестую! – закричал Бабингтон. Красивый молодой дворянин замигал, становясь похожим на сову. – Мои мозги, – он икнул, – вполне в порядке сегодня вечером.

– Или в полном беспорядке, – Полей вторил ему, вызывая новый взрыв хохота и стуки по столу, хотя его жалкая игра слов не заслуживала подобного проявления восторга.

Для всех, кто сидел в зале, они напоминали любую другую компанию господ, собравшихся на дружескую попойку, чуть более решительно опустошающих свои кубки. На самом деле, все это были заговорщики, скорее безрассудные, нежели опасные.

Баллард – священник, мечтающий о славе; Саваж – хвастун, притворяющийся гораздо более горячим, чем был на самом деле; Бабингтон – романтик, более склонный философствовать, чем принимать меры; и Полей – добродушный малый, которому, казалось, просто нравилось составлять заговоры за хорошим ужином.

«И, наконец, вот и я, собственной персоной», – криво усмехнулся про себя Мартин. Иуда в их среде. Французский авантюрист, изображавший из себя английского протестанта и утверждающий при этом, что тайно остается французским католиком. Он походил на актера, которому поручили играть слишком много ролей в пьесе и который в замешательстве пытается определить, какие строчки необходимы для конкретной сцены.

И того хуже, он понимал, что его патрон совершенно не одобрял именно эту роль. Уолсингем предпочел бы, чтобы Мартин продолжал изучать лорда Оксбриджа.

Как Мартин и опасался, слухи о поведении Неда в ночь банкета и его злые выкрики в адрес королевы достигли ушей министра. Уолсингем проявил еще большую подозрительность, чем раньше, посчитав, что отпали все сомнения и Нед, безусловно, вовлечен в заговор.

Как бы ни было это противно Мартину, ему пришлось следить за каждым шагом Неда, но он не обнаружил ничего предосудительного в поведении молодого барона, кроме разве того факта, что Нед, черт бы его побрал, слишком много играл и без конца проигрывал. Мартин надеялся, что он наконец убедил Уолсингема, но он не сомневался, что министр не признается себе в невиновности Неда, пока Мартин не сумеет раскрыть имена всех, кто принимал участие в заговоре.

Слуга вернулся, чтобы снова наполнить кубки. Как только он удалился, отец Баллард предложил другой тост:

– За нашу добрую и милостивую королеву.

– За королеву, – эхом отозвались остальные.

Вполне безобидный тост, но хитрые ухмылки и поднятые брови указали, что пили они вовсе не за Елизавету.

Мартин крепко вцепился в кубок, внезапно почувствовав усталость от всего этого позерства и притворства. Он поднял кубок и повысил голос, выделяясь из общего хора:

– За нашу королеву. За красотку Мари.

Остальные выпили, но обменялись беспокойными взглядами и тревожно огляделись вокруг.

– Вы несколько опрометчивы, сын мой, – предостерег его Баллард.

– Такого рода дело, как наше, никогда не осуществить слабодушным.

– Никто не может обвинять меня в слабодушии, – ощетинился Саваж. – Разве я когда-то не поклялся на шпаге избавить Англию от королевы-еретички?

– Но она все еще жива, – Мартин пришпорил Саважа насмешливой ухмылкой. – Если, конечно, Элизабет не получит инфекции от жара вашего дыхания.

– Проклятие. – Саваж попытался вскочить на ноги и схватился за эфес шпаги.

Мартин даже не удосужился потянуться за своей, зная, что Саваж будет остановлен. Этот малый обязательно подождет, пока его остановят. Бабингтон дернул Саважа обратно на место, достаточно легкая задача, поскольку тот качался от выпитого.

Шлепнувшись вниз, Саваж удовлетворился закручиванием кончиков своих усов и негодующими взглядами, которые он кидал через стол на Мартина.

– Мир, господа, – отец Баллард успокаивал. – Мы не можем позволить себе разобщение внутри наших рядов. Нет, когда наши планы столь близки к осуществлению.

– Близки к осуществлению? Немного же признаков этого я могу наблюдать, – парировал Мартин.

– Это поскольку вы не все знаете, – прорычал Саваж.

– Боюсь, вы совсем недавно с нами, чтобы мы сочли нужным доверить вам все наши тайны, – добавил извиняющимся тоном сэр Энтони и примирительно улыбнулся ему.

– Я не доверяю ему вообще, – пробормотал Саваж.

– Вы должны научиться терпению, сын мой. – Отец Баллард положил руку на плечо Мартина.

– Я достаточно терпелив. – Мартин резко дернул плечом. – Вот только мучает меня один вопрос. Как долго мы намереваемся сидеть и обсуждать это восстание.

– Это не восстание, мы только возвращаем принадлежащее по праву нашей законной и доброй католической королеве, – возмутился сэр Энтони.

– Très bon[18]18
  Очень хорошо (фр.).


[Закрыть]. Тогда ответьте мне, когда мы восстанавливаем нашу королеву?

Бабингтон был пьян, но не настолько одурманен, чтобы не повернуться к отцу Балларду, как бы прося позволения. Когда священник кивнул, Бабингтон наклонился ближе к Мартину и прошептал:

– Мы только ждем благословения королевы Марии. Ее последнее письмо ко мне было кратко, но она обещала написать больше через день или два.

– Прошу прощения, сэр Энтони, но требуется много больше, чем благословение королевы, чтобы такое опасное выступление оказалось успешным.

– Нам обещали помощь из Испании, – тихо и серьезно проговорил в ответ отец Баллард. – Возможно, даже тридцатитысячное войско высадится здесь, как только мы освободим из заточения королеву Марию.

– Но как нам впятером удастся это? – не унимался Мартин. – Кто-то еще из английских католиков придет нам на помощь? – Он лениво откинулся назад на стуле и стал, не подавая никаких признаков нетерпения, ждать ответа.

– Есть еще… другие, – осторожно ответил сэр Энтони.

– Кто они?

– Узнаете, когда придет время, – резко выкрикнул Саваж.

– Вы так озабочены англичанами, месье, – заметил Полей. – А я бы для начала хотел узнать, какую помощь французы предполагают предоставить нам.

– Я связывался с герцогом де Гизом. Он ручается прибыть сам с… – Мартин замер на мгновение. Если уж придумывать мнимую армию, то он предположил, что может и превзойти испанцев.

– Господин герцог обеспечит пятьдесят тысяч человек.

– Пятьдесят тысяч! – воскликнул Бабингтон.

Мартин задумался, не зашел ли он слишком далеко в своей лжи, но по столу прошла волна волнения, которому нехотя поддался даже Саваж. Склонив головы над столом, все они вскоре были вовлечены в тихое и серьезное обсуждение, как лучше развернуть эти мифические отряды.

Откинувшись назад на спинку стула, Мартин постарался не наклоняться к ним. Какое душераздирающее сборище глупцов, готовых и жаждущих поверить всему, мужчин, опьяневших больше от надежды и отчаянной безрассудной мечты, нежели от вина.

Уолсингем имел больше чем достаточно причин арестовать их всех, но вместе с Бабингтоном ждал следующего письма шотландской королевы. Того письма, которое даст Уолсингему доказательство, в котором он нуждался, чтобы добиться своей истинной цели. Казни королевы Марии.

Эти заговорщики были не больше чем средством достижения этой цели. Мартин не мог не задавать себе вопроса, какую опасность представлял бы Бабингтон или любой из его друзей, если бы Уолсингем сам втайне не поощрял их, позволяя им связываться с заключенной в тюрьму королевой. И заманивал их всех в одну западню, все сужая и сужая проход, все ближе и ближе к виселице.

Уолсингем заманил бы туда же и Неда Лэмберта, если бы ему это удалось. Во время прошлой встречи с Мартином министр сделал ему коварное предложение.

«Итак, вы никогда не видели лорда Оксбриджа ни на одной из встреч этих заговорщиков? Может, стоит предложить ему пойти с вами?

– Для чего? – с негодованием воскликнул Мартин. – Чтобы подвести его к измене?

– Честного человека нельзя соблазнить на подобное действие».

Нет, но слабого можно повести даже на гибель. «Все, кто окружает меня в этот вечер, бесспорно, являлись тому свидетельством», – подумал он, разглядывая разгоряченные лица своих собутыльников.

Он отпил глоток из кубка, но вино отдавало кислятиной во рту… или то была его совесть? В этот вечер он ужинал с обреченными людьми, и у него не хватало сил для той роли, которую он играл в их гибели.

– Капитан Фортескью? – слуга просунул голову за ширму.

Мартин хотел было ответить, что у них нет такого человека, но тут вспомнил вымышленное имя священника.

– Да? – нетерпеливо ответил отец Баллард, явно недовольный тем, что его отрывают от обсуждения.

– Там вас спрашивают, сэр, – слуга наклонился ближе и прошептал что-то на ухо Балларду. Едва заметная тень пробежала по лицу священника. Он мрачно попросил прощения и направился вслед за слугой.

Другие были слишком глубоко погружены в свои кубки и в свой заговор и совсем не придали этому значения, но Мартин тут же всполошился. Пробормотав оправдание, что ему требуется облегчить себя, Мартин покинул стол и последовал за священником через переполненную пивную.

Он последовал за Баллардом в переулок за гостиницей. Спрятавшись в тени двери, Мартин наблюдал, как священник о чем-то беседует с высоким худощавым мужчиной, черты которого, как и его фигуру, скрывала темнота ночи и темный плащ.

Как Мартин ни напрягал слух, он сумел поймать только обрывки их разговора. Высокий незнакомец вцепился в рукав священника.

– Умоляю, святой отец… вы должны пойти.

– Невозможно… не сегодня вечером. Я и так уже слишком рисковал… в первый раз. Попробую завтра.

– Но это может быть слишком поздно.

– На все воля господня. – Баллард высвободился и направился обратно к гостинице.

«Итак, что, черт возьми, все это значило? – задумался Мартин. – И как связано с заговором против королевы?»

Баллард шел прямо на него, и Мартин поспешно притворился, что застегивает свои бричесы. Священник немного смутился, столкнувшись с ним, но тут же пришел в себя, шутливо поприветствовал Мартина и приобнял его за плечи.

Мартин бросил расстроенный взгляд в темноту, в которой исчез незнакомец. Ему бы надо было проследить за ним и узнать, кто это. Но рука Балларда у него на плече подталкивала его вперед, и Мартину ничего не оставалось, как возвратиться в гостиницу.

* * *

Свечи мерцали, освещая импровизированный алтарь в маленькой комнате за спальней Джейн Дэнвер, и распятие, и статую Девы Марии, извлеченные из тайника. Несколько горничных стояли на коленях, тихо склонив голову, и молились – Адела и Хилари, перебирая четки, юная Луиза, по щекам которой струились слезы.

Только одна свеча освещала смежную палату, где Джейн хлопотала у постели умирающей женщины. Джейн уложила свою старую служанку на своей собственной кровати, стараясь хоть как-то утешить Сару Уильяме в последние часы ее жизни.

Ее старая нянюшка в детстве всегда казалась Джейн такой огромной фигурой. Но опухоль, разъедающая мисс Уильяме изнутри, превратила ее в пустую раковину.

Сара напоминала покинутого ребенка, утопающего в необъятности кровати с балдахином. Старушка едва смогла сделать глоток и уж тем более говорить. Тем не менее, когда Джейн опустила ее обратно на подушку, Сара проскрежетала:

– Он… он еще не пришел?

Джейн зажала увядающую руку старушки в своих ладонях и хотела сказать Саре, что той еще вовсе не нужен никакой священник. Она не умрет сегодня вечером. Но время для такой успокоительной лжи прошло.

– Отец Баллард скоро будет здесь, я обещаю тебе. Я послала за ним Тимона. У тебя будет достаточно времени… достаточно времени. – Джейн запнулась на последних словах, ее глаза обожгли слезы.

– Нет, не печалься за меня, госпожа. – Сара сжала руку Джейн, поскольку очередной приступ боли потряс ее тело. – Со мной… я… будет все в порядке, ведь я же смогу покаяться в своих грехах.

– О, Сара, разве тебе есть, в чем каяться?

– Все мы грешники, детка, – слабо улыбнулась старушка. – Просто у меня их меньше, чем у других. Я только упрекаю себя в том, что оставляю тебя теперь, когда… ты нуждаешься во мне больше всего.

– Молчи, Сара. Ты не должна бояться за меня.

– Но я боюсь. Я всегда боялась. Ты всегда такая страстная, такая упрямая.

Джейн прижалась губами к руке старушки.

– Нет, я буду кроткой, как ягненок, если только ты останешься со мной. – Она попыталась улыбнуться, повторяя обещание, которым всегда задабривала няню в детстве, когда девочку отсылали в ее комнату, чтобы она утихомирилась. Но слова застревали в горле, и слезы текли по щекам, омывая руки Сары.

Старушке стоило это больших усилий, но она погладила Джейн по щеке.

– Н-не плачь. Ты всегда была такой храброй, слишком храброй, и шла на риск. Я не должна была позволять тебе так рисковать из-за меня, вызывая священника. Я не боюсь умирать. Только, если… если… – ужас появился в глазах Сары. – Я должна быть прощена за мои грехи, должна исповедаться в последний раз, иначе я никогда не предстану перед вратами рая. Я… я отправлюсь в огонь ада и никогда не увижу лицо Бога. – Она сжала руку Джейн с силой, рожденной отчаянием. – Я хочу видеть Бога, моя девочка.

– Так и будет, Сара, я клянусь тебе, – убеждала Джейн. Она оглянулась через плечо, недоумевая, что же задерживает отца Балларда.

Она облегченно вздохнула, когда Луиза осторожно вошла в комнату и шепнула ей, что Тимон вернулся.

Поспешно покидая спальню, Джейн успела подумать, что рада отсутствию Неда. Обычно она сильно волновалась, когда ее брат задерживался допоздна, но сейчас она сочла за благо, что в этот вечер он отсутствовал.

Нед был слишком импульсивен и без того совершал множество опрометчивых поступков, чтобы Джейн впутывала его еще и в эти свои тайные дела. Она даже жалела, что ей пришлось послать с поручением камердинера Неда. Но Джайлс Тимон был истинным католиком, смелым и разумным человеком и, уж конечно, самым надежным слугой в доме.

Джейн увидела Тимона у лестницы, где он ждал ее, и сердце ее упало. Тимон был очень мрачен, но хуже всего, он был один.

Джейн рванулась к нему. Не дав камердинеру заговорить, она требовательно спросила:

– Где отец Баллард?

– Он не может прийти, моя госпожа.

– Н-не может прийти?

– Он сказал, что сегодня вечером его присутствие необходимо в другом месте. И он боится, что за ним следят. Он считает, что его приход может оказаться слишком рискованным для него… и для вашей милости…

– Разве пристало ему думать о себе в такую минуту! Какого дьявола, да разве во мне дело!

Джейн бросила безумный взгляд на дверь своей спальни и решительно сжала зубы.

– Очень хорошо. Придется мне самой привести этого человека.

– Госпожа, не надо. Вы не должны. – Она решительно направилась к спальне, и Тимон поплелся за нею. – Отец Баллард сказал, что он попытается прийти завтра.

– Завтра будет слишком поздно.

Но когда Джейн переступила порог своей комнаты, она поняла, что поздно было уже сегодня. Горничные стояли на коленях у кровати, плача и молясь. Сара лежала неподвижно, и ее невидящие глаза устремились вверх, на балдахин.

У Джейн перехватило дыхание. Она словно разорвалась на две половины. От переполнявшего ее гнева и жалости одной Джейн хотелось бить кулаками в стену и кричать: «Нет! Я же обещала ей. Я обещала!»

Но другая Джейн погрузилась в глубокое оцепенение, не в силах ни двигаться, ни говорить. Эта другая Джейн даже не смогла заставить себя подойти закрыть глаза старушке, полные страха и ожидания того, что ее ждало там, куда она уходила. Не мир и покой был в этих мертвых глазах, а застывший ужас.

Луиза приблизилась к Джейн, сжимая свои четки, ее худенькая фигурка дрожала от сдавленных рыданий.

– Госпожа, как же это! Мисс Уильяме умерла, т-так и не повидав священника, – девочка судорожно сглотнула и прошептала: – Значит, она в аду?

– Нет, – Джейн наконец справилась с собой. – Мы пытались привести священника к мисс Уильямс. Не ее вина, что она умерла без последней исповеди. Я уверена, Бог не осудит ее за это.

По крайней мере, Джейн надеялась, что Он не осудит, потому что она не осудила бы. Почему такая хорошая, праведная женщина, как Сара Уильямс, должна умирать не только с адскими болями, но и в смертном ужасе за свою бессмертную душу? Почему исповедь умирающего считалась преступлением против королевы и королевства?

Кому стало бы хуже, если бы бедная старушка получила облегчение перед смертью, успокоенная обрядом ее веры?

Вступая на трон, Елизавета Тюдор клялась быть доброй королевой для всех своих подданных, как католиков, так и протестантов. Но за эти годы она уступала давлению своего парламента и своих советников, таких как лорд Бергли и мерзкий сэр Фрэнсис Уолсингем, вводя все более и более репрессивные меры против католиков.

Джейн когда-то верила, что королева старалась оставаться веротерпимой. Но Елизавета если и старалась, то не слишком. Королева обманула ожидания своих подданных-католиков, и им теперь было невыносимо трудно оставаться лояльными к такой женщине.

Когда погиб отец Джейн, восстав против новых указов, Джейн плакала от злости. Она искала ответа на вопрос, как мог ее отец рискнуть всем: своей жизнью, жизнью семьи, поместьями, как мог опозорить имя Лэмберта клеймом предателя. Но теперь она понимала его.

И впервые в жизни ее собственный путь ясно вырисовывался перед ней.

ГЛАВА 13

Мартин расхаживал перед окнами в покоях Уолсингема в Уайт-холле. Сквозь окна он видел горящие факелы в темном внутреннем дворе, оттуда же доносился грохот копыт прибывавших и уезжавших посыльных. Уставшие слуги все еще суетились в залах, что-то чистили, что-то обновляли, проветривали белье и развешивали гобелены. Шла подготовка к скорому возвращению королевы. Даже у неутомимого Уолсингема появились признаки переутомления, глубокие круги обрамляли его глаза. Он полулежал, откинувшись на спинку рабочего кресла, и мрачно слушал донесение Мартина о вечере, проведенном в гостинице «Большая медведица».

– И когда я оставил их, они все еще мечтали над кружками эля, обсуждая, какие награды ждут их от королевы Марии. Саваж надеется получить рыцарское звание, отец Баллард видит себя епископом. Бабингтон… – Мартин устало безрадостно рассмеялся. – Сдается мне, этот молодой романтичный глупец мечтает лишь о том, как припадет к ногам Марии и получит от нее позволение поцеловать подол ее платья. Что касается Роберта Полея, я понятия не имею, что, черт возьми, он ожидает за свое участие во всем этом. Мне еще не представилась возможность раскусить его.

– А незнакомец, который потребовал встречи с отцом Баллардом?

– Было слишком темно, и я не сумел подобраться ближе, чтобы разглядеть черты лица этого мужчины или ясно расслышать его слова. – Мартин поспешил добавить: – Но это был не лорд Оксбридж, если именно это вы подозреваете. Его я непременно узнал бы и по голосу и по фигуре. Я достаточно хорошо знаю Неда Лэмберта.

– Неужели? – пробормотал Уолсингем.

– Да, это так. Уверен, его светлость, по обыкновению, провел ночь в объятиях своей любовницы.

– Хотя сам я не склонен потворствовать подобному, – Уолсингем неодобрительно поджал губы, – но любовницы – обычная практика для многих дворян, к тому же его светлость не женат и ему некому изменять. Почему тогда лорд Оксбридж так скрытен в отношении своих любовных связей?

– Ничего таинственного. Женщина Неда, похоже, довольно низкого происхождения, поэтому он старается держать подобную связь в тайне, особенно от сестры. Леди Дэнвер – очень достойная и набожная женщина.

Мартин задумался, каково придется такому грешнику, как он, если ему удастся жениться на добродетельной леди Дэнвер. Вполне неплохо, он надеялся. Он не любил Джейн так, как обожал Мирибель, но он уважал эту женщину. Он научится соответствовать всему, что ей требуется в муже, станет степенным, серьезным и надежным. Но все это только в том случае, если он сумеет освободиться от службы у Уолсингема.

Мартин не мог понять, удовлетворен ли министр полученными сведениями или нет. Сдвинув брови, Уолсингем перекладывал какие-то документы на столе.

– Что ж, как мне действовать дальше? – решился спросить Мартин. – Может, мне следует попытаться прощупать этого Полея?

– Нет, в этом нет никакой надобности.

– Почему же?

– Этот человек тоже работает на меня.

Мартин буквально раскрыл рот от неожиданности.

– Вот спасибо, – оправившись, заметил он едко. – Как мило с вашей стороны сообщить мне об этом.

– Я не обязан ничего сообщать вам, мистер Вулф. Это вы поставляете мне информацию, – холодно оглядев своего агента, парировал министр. – Какой смысл было объяснять вам, кто такой Роберт Полей, если бы вы сконцентрировались на лорде Оксбридже, как я вам приказывал.

– Этим я и занимался, – Мартин не сдержал своего раздражения. – Я выяснил все относительно Неда Лэмберта. Все, что нам следует о нем знать.

– Вы так думаете? – вопросительно приподнял брови Уолсингем. – Тогда не сомневаюсь, вам известно, что лорд Оксбридж недавно обратился к моему секретарю за паспортом.

Мартин нахмурился, неловко переступив с ноги на ногу.

– Нет, неизвестно.

– Судя по всему, его светлость внезапно почувствовал непреодолимую тягу проехаться по Франции. С чего бы это, как думаете?

– Может, решил для разнообразия попотчевать себя приличным вином? Существуют ведь на свете люди, которые склонны путешествовать просто так, чтобы вкусить радости жизни, например, а для этого не существует страны лучше Франции. И, кроме того, вероятно, у его светлости есть друзья…

– Друзья вроде Томаса Моргана, например? Неустанно плетущего заговоры в пользу шотландской королевы, даже из своей камеры в Бастилии? Иди кузена Марии, герцога де Гиза?

– У вас нет никаких доказательств, что лорд Оксбридж знаком с любым из них.

– Нет, видимо Франция просто вошла в моду этим летом, поскольку лорд Оксбридж – не единственный, кто запросил паспорт. Сэр Энтони Бабингтон тоже.

Мартин хотел было назвать это простым совпадением, но понял, что не стоит проявлять поспешности. Что, если Уолсингем прав и существовала связь между Бабингтоном и лордом Оксбриджем? Что, если Нед каким-то образом все же вовлечен в заговор, а Мартин был просто слеп и не обнаружил этого? Хорошо бы этого не было… ради Джейн.

– Простите меня, сэр. Может статься, я оказался не настолько бдителен, как я думал.

Он ожидал, что Уолсингем возмутится подобной некомпетентностью. Министр жестко, не мигая, смотрел на Мартина, но в его внимательном взгляде, как ни странно, появился намек на симпатию.

– Вы служили мне достаточно хорошо в прошлом, мистер Вулф, но, боюсь, вы допустили роковую ошибку для человека вашего рода деятельности. Вы позволили себе привязаться к объекту слежки. Если не к самому лорду Оксбриджу, то уж точно к его сестре.

– Неужели вы подозреваете, что и Джейн вовлечена в нечто подобное? Вот она уж совершенно ни при чем.

– Полагаю, что да. Но разве вам никогда не приходило в голову, что, доказав виновность лорда Оксбриджа, вы избавили бы Джейн Дэнвер от опасности быть втянутой в заговор? А потеряв брата, дама, возможно, к вам ринется за утешением.

– О да, – горько заметил Мартин. – Нет надежнее способа привязать к себе женщину, чем отправить ее братца на плаху.

– Леди Дэнвер вовсе не обязательно знать о вашем участии в этом деле.

– Я, может, и способен на большой обман, сэр Фрэнсис, но подобную ложь даже я не смогу переварить. Мне придется сообщить ее светлости правду, и она возненавидит меня. Непременно возненавидит. – Мартин устало поскреб бороду. – Мерзопакостное это дело, господин министр, и скорее бы уж оно закончилось. Единственная причина, по которой я поступил к вам на службу, сэр, моя дочь.

– Ваша цель – обеспечить Маргарет лучшее будущее.

– Я сделаю все для своей маленькой дочурки. – Мартин печально улыбнулся. – Я бы подарил ей весь мир, если бы мог, и луну и звезды в придачу.

– Вы считаете наше дело скверным. – Сэр Фрэнсис, нахмурясь, забарабанил пальцами по столу. – Хотите – верьте, хотите – нет, я с вами согласен. Но конец уже виден. – Он взял документ со стола, чуть помедлил, словно бы спорил сам с собой. – Я рискну показать вам кое-что и надеюсь, мое доверие не окажется неуместным. – Уолсингем протянул бумагу Мартину, который с осторожностью принял ее.

– Что это?

– Самое последнее письмо шотландской королевы сэру Энтони Бабингтону. Письмо было закодировано, как и все остальные. Перед вами расшифровка первоначального текста, выполненная Фелиппесом.

Мартин опустил взгляд на документ и похолодел. Его опасения были не напрасны. Шотландская королева требовала от Бабингтона подробных сведений о заговоре. Сколько английских католиков сплотятся вокруг, какие силы ожидаются из-за границы, какие порты станут использоваться для вторжения.

Самые жуткие строчки шли в конце:

«Когда все будет подготовлено должным образом, и в пределах и за пределами королевства, только тогда наступит время этим шести господам приступить и к моему освобождению. Прежде, чем это может случиться, надо обязательно расправиться с Елизаветой. Иначе, если попытка освободить меня потерпит неудачу, моя кузина уже навсегда заточит меня в какой-нибудь жуткой мрачной темнице, из которой мне никогда уже не убежать, если она не уготовит для меня нечто худшее. Не забудьте сжечь это письмо сразу же…»

И на этих строчках Мартин понял, что шотландская королева впорхнула прямо в сеть, сплетенную Уолсингемом, и подписала свой собственный смертный приговор. Фелиппес даже проиллюстрировал свою расшифровку крошечным рисунком виселицы.

Бедная глупая женщина…

– Мои поздравления, – решительно произнес Мартин, отдавая письмо. – Сдается, теперь вы добьетесь, чтобы вам наконец отдали голову шотландской королевы, и всех остальных тоже. Как я догадываюсь, вы приступаете к составлению предписаний для ареста.

– Еще нет. Я по-прежнему не знаю имен заговорщиков, тех шестерых, упоминаемых королевой, – пояснил сэр Фрэнсис в ответ на озадаченный взгляд Мартина. – Я намерен обеспечить доставку ее письма сэру Энтони с подделанным постскриптумом, в подражание руки королевы, с просьбой перечислить всех заговорщиков поименно.

– А если ваша хитрость не сработает?

– Тогда я арестую всех, с кем вы ужинали сегодня вечером, и буду вынужден применять иные методы.

– Вы имеете в виду пытки? – Мартин содрогнулся.

– Безусловно, это крайняя мера, и я бы глубоко сожалел об этом, и именно вы можете помочь мне избежать ее. Немного больше усердия и изобретательности, и вы сумеете обнаружить остальные имена.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы получили список, сэр.

– Даже если имя лорда Оксбриджа окажется среди этих имен?

Мартин чуть дольше необходимого задержался с ответом, но согласно кивнул. Он опасался, что Уолсингем не преминет обсудить его колебания, но министр погрузился в изучение каких-то бумаг на своем столе. Поклонившись, Мартин поспешил уйти, когда его окликнули.

– Мартин! – остановил его оклик сэра Фрэнсиса.

Он замер и удивленно оглянулся назад. Впервые министр обращался к нему по имени.

– Когда начнутся аресты, позаботьтесь держаться подальше, чтобы и вас не задержали.

– Но я работаю на вас, сэр. – Мартин нахмурился. – Ведь вы сумеете поручиться за меня.

– Я-то поручусь, только дело это уже уйдет из моих рук. Если вы попадетесь вместе с заговорщиками, пройдет некоторое время, прежде чем я сумею высвободить вас. Вы можете оказаться в заточении на долгие месяцы, возможно годы. Это было бы слишком мучительно для вашей дочери. Поэтому… поэтому будьте осторожны, – закончил Уолсингем, снова возвращаясь к разбору бумаг. – Доброй ночи, сэр.

Еще долго после ухода Мартина сэр Фрэнсис смотрел в пустоту, озабоченно хмурясь. Он нанимал множество шпионов и агентов, никому из них полностью не доверяя, и уж тем более не испытывая особой к ним симпатии.

Но что-то в Мартине Ле Лупе тронуло его, как ни в ком другом. Возможно, то была его преданность дочери, или, возможно, Мартин обладал тем, что отсутствовало у других, – совестью.

Совесть вовсе не относилась к числу желательных качеств в шпионе, но Уолсингем не мог не испытывать уважение к Мартину именно за это. К несчастью, склонность Мартина к угрызениям совести подразумевала, что на него нельзя было больше полагаться, особенно когда речь идет о Джейн Дэнвер и ее брате.