Текст книги "Безмятежность и доверие (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Скорее всего, все представители техподдержки были помешаны на компьютерах, но ей нравилось считать, что ее команда была самая лучшая во всем. Каждый раз, когда не было работы, их разговор в чате просто ломился от компьютерных заумных разговоров. Она могли болтать об этом днями напролет. Как-то они ради шутки воспроизвели в чате весь сценарий «Звездный путь 2: Гнев Хана» по памяти, в промежутках между рабочими звонками.
Сэди и ее коллеги по работе всегда меняли аватарки, чтобы те подходи к теме, на которую они общались в данный момент. Если у них менялась тема, то в течение получаса они все подстраивалась под общую тему. Сейчас они все были кем-то из героев игры о приключениях Черепашек-Ниндзя. Сэди была Рафаэлем. Их старший администратор, Рэймонд, был, естественно, Сплинтером.
Большую часть времени они просто общались в духе героев. Но сейчас Сэди нарушила их негласное общение.
Она написала сокращенно, используя кнопку Caps Lock:
«ПЭ ГМК» (Проверка экрана оказалось гребаной, мать вашу, катастрофой). И затем обратилась напрямую к Рэю, используя его настоящее имя:
«Открой личный чат. Срочно!»
Энди, который в данный момент был Шреддером, ответил:
«Ты не можешь просто обломать нас и не рассказать ничего. Пошла в задницу» (прим. Шреддер – вымышленный персонаж, суперзлодей комиксов о Черепашках-ниндзя, их заклятый враг).
Она проигнорировала его сообщение, и в считанные секунды всплыло личное окошко чата, где Рей быстро набрал:
«Какие-то проблемы?»
«Прямо сейчас вижу перед собой детскую порнографию. Это отвратительно. Мне нужно сделать для этого клиента работу по настройке его браузера, но его фотография на «обоях» просто жутко пугает меня. Так же тут… – она прекратила набирать сообщение и начала считать — …больше дюжины картинок на рабочем столе, и по тому, что я могу разглядеть сейчас, я даже не хочу открывать и смотреть ближе, потому что это извращение.
Его ответ высветился на экране мгновенно:
«Быстро сделай скрины и скинь их мне, затем перенаправь его. Запиши его номер и причину звонка. Потом завершай работу, выходи из системы. Немного передохни. Я перезвоню тебе в ближайшее время. Сэди, не нервничай».
Реймонд знал ее историю, и, не смотря ни на что, принял ее, поэтому она прекрасно понимала, что это отличная идея, судя по тому, как она отреагировала. Она нуждалась в этом. Она никогда не встречала его в жизни, но она доверяла ему.
Она сделала скрин экрана и напечатала, с какой просьбой он звонил, затем отправила все Рею. Через пару мгновений она сглотнула и вновь включила свой микрофон.
– Мистер Пенни? – до нее донеслись приглушенные звуки аплодисментов телешоу, которое он смотрел. – Мистер Пенни?
Послышался шелест, словно он, наконец, соизволил поднять трубку
– Да? Да, слушаю? – проговорил хриплым голосом старый извращенец. Теперь, когда Сэди поделилась произошедшим со своим боссом, все стало ощущаться более реально, и в эту минуту она испытывала страшный страх и невыносимое отвращение.
Она видела множество дерьма на компьютерах людей, когда помогала им исправлять их проблемы. Также она видела разнообразное порно и даже огромное количество фотографий мертвых животных, и она прекрасно понимала, существует дерьмо, которое не просто объяснить словами. Ей, казалось, что люди на самом деле до конца не осознавали, что предоставляли ей полный доступ к своему компьютеру, и она могла видеть все их странности, что так укромно были припрятаны в их компьютере.
Детское БДСМ порно. На картинке был ребенок. На «обоях» этого мерзкого извращенца, словно это было нормально. Она чувствовала, как волоски на шее встали дыбом.
А ей все еще необходимо было быть омерзительно приветливой, чтобы он не начал нервничать и подозревать что-то.
– Здравствуйте, еще раз, мистер Пении. К сожалению, я не могу помочь вам решить проблему, поэтому я решила перенаправить ваш звонок нашему самому грамотному эксперту. Я обещаю вам, что Рей решит все ваши проблемы.
Она ощутила небольшое удовольствие от двойного подтекста в ее словах, о котором он совершенно ничего не знал.
– Ну, я не знаю даже... Это заняло такое огромное количество времени.
– Мне очень жал, сэр, но Рей обязательно позаботится о вас.
– Тогда хорошо. Мне кажется, это хорошая мысль.
– Ну что ж, отличного вам дня, мистер Пенни. Я перенаправляю вас к Рею.
Она не смогла заставить себя произнести стандартный текст, которым они обычно заканчивали разговор со всеми клиентами. Прежде, чем он смог что-то сказать, она просто перенаправила его звонок.
Когда она сняла наушники, она со злостью бросила их на стол, словно у них было восемь отвратительных конечностей и клыков. Она оттолкнулась от стола, позволяя колесикам удобного кресла откатиться назад так далеко, как только это было возможно.
Вероятно, ей нужно было собрать больше доказательств его ужасных действий, но ей было слишком противно. Даже слово «противно» не могло передать ее чувств. У нее было такое ощущение, что она хотела прямо сейчас пройтись с отбеливателем по всему дому. И сжечь все, с чем соприкасалась картинка. В том числе свои собственные глаза и даже сознание.
С титаническими усилиями, она придвинулась обратно к столу. Сэди закончила делать то, что должна была. Затем «всплыл» общий чат, но она проигнорировала и закрыла всплывающее окно, затем отключила компьютер.
Ее квартира была студией, выполненная таким образом, чтобы быть наиболее приближенной к просторной квартире, но, несмотря на это, здание все равно в некотором роде имело сходство с рабочими офисными помещениями. Она направилась из жилой секции на кухню и достала банку диетической «Кока-Колы» из холодильника. Внезапно сегодняшний день стал тем днем, когда она должна была собрать все свои имеющиеся силы в кулак, чтобы справиться с происходящим. Но так как она получит через три дня свой жетон, который будет ей вручен за то, что она продержалась «чистой» год, было бы жалко и унизительно спрятаться от всего мира, и в первую очередь от себя. На протяжении этого года она старалась преодолевать трудности, что стояли перед ней, она старалась стать хорошим человеком, научиться доверять людям. И самой себе в первую очередь. Все было сложно, временами просто невыносимо, но она старалась. Когда не оставалась надежды и сил идти дальше, она старалась еще больше, потому что никто не смог бы сделать это за нее. Это ее битва.
Она сделала большой глоток содовой, затем направилась к своему столу, взяла телефон и вышла на балкон, чтобы дождаться, когда позвонит ее босс, чтобы обсудить произошедшее.
~oOo~
К концу рабочего дня она уже успела поговорить с Реем, с боссом Рея, Мэри, и с детективом, который будет вести дело мистера Пенни в городе, где проживал этот извращенец – Нью Мехико. Она прикончила упаковку диетической колы, но, не смотря на прошедшее время и все разговоры, она все еще чувствовала отвращение. Каждый раз, когда она прокручивала произошедшее, в голове складывалась все более и более детальная картинка – но не картинка того, что она видела, не давала ей покоя; ее сознание наводнили образы происходящего, связанные с той картинкой. Ее ненормальный разум проецировал все с чрезмерным воображением, наполняя голову деталями того, как те фотографии были сделаны. Это было мерзко, отвратительно, у нее было ощущение, словно ее не единожды окунули в грязные помои.
Она словно находилась в голове того ребенка, с кем все это проделывали. Это было изматывающе.
Сэди на самом деле очень, очень, очень не хотела, чтобы ее квартира через несколько часов наполнилась огромным количеством народа. Но дата иска против компании «Valiant Energy Corp.» была уже назначена, и тем более она состояла в этой группе с того самого момента, как вышла из реабилитационного центра, как раз в то время, когда начали появляться статьи о том, что ее группа борется против выброса токсичных отходов этой компании. Они столкнулись с множеством препятствий, которые им чинило правительство, но они смогли выстоять и отделаться лишь штрафами. И теперь гражданский процесс шел полным ходом.
Ее консультант в реабилитационной клинике и ее куратор хотели, чтобы она во что-то могла вложить все свои душевные силы, чтобы нашла причину для выздоровления – поддержания себя «чистой», и просто стимул идти вперед. Иногда просто идти вперед было сложнее всего. В свое время в колледже она состояла в нескольких протестующих группах, которые отстаивали права студентов, женщин.
Теперь ее группа планировала мобилизировать все свои силы, особенно когда была уже известна точная дата суда, который должен был состояться через месяц. Им нужно было подготовить множество вещей.
Многие люди думали, что акции протестов проходили спонтанно: вот люди разозлись, собрались в недовольную толпу и пошли протестовать. Нет. Это происходило совершенно не так. Протесты тщательно планировались. Планировались со знанием дела – сюда так же относилось планирование затрат.
Она по себе знала, что люди работали лучше, когда могли расслабляться. Она знала это по своей главной работе. Поэтому группа протеста, где она состояла, обычно устраивала такие мини-вечеринки, они же встречи, на которых можно было перекусить, выпить, удобно разместиться в квартире и в спокойной обстановке обсуждать идеи перед тем, как они могли перейти в разряд планов, которые в последствии воплощались в жизнь. Поэтому подготовка к принятию гостей обязывала ее выполнить некоторую работу
На самом деле, Сэди была абсолютно не в настроении, но она искренне полагала, что прием гостей сегодня поможет ей сдержаться впоследствии и не принимать наркотики после преодолении годового порога чистоты. Это также помогало ей немного сдерживаться от ее психологического пристрастия.
Такого, как уборка и диетическая кола.
Сэди была заядлой наркоманкой, все дошло до того, что она на протяжении всего времени была под кайфом. Она работала в интернет-кафе одной из компаний, при которой был розничный магазин, в то время как училась в колледже и пару лет после его окончания, она даже поднялась до уровня администратора, несмотря на то, что она на протяжении всего этого времени была под кайфом. Черт, она даже окончила Калифорнийский университет Риверсайда с отличием, прибывая в наркотическом опьянении. Ее буквально «уносило» на сцене, когда ей вручали диплом об окончании.
Когда, наконец, все открылось, все были в настоящем шоке. После того, как она прошла трехмесячную реабилитацию, ее послужной список был настолько хорош, она наладила такие прочные отношения с коллективом, что новая должность уже ожидала ее. Такая, которая могла помочь ей избежать каждодневного стресса в магазине.
Она могла работать на дому, что помогало бы ей лучше контролировать окружающую обстановку. Ее консультант в реабилитационной клинике, ее куратор, ее старый и новый босс и даже ее отец – все были согласны, что это было превосходное решение.
И они были правы. Но, в тоже время, по сути дела, она осталась наедине с самой собой, когда появлялся фактор вызывающий стресс.
Когда она поняла, что находится на коленях, чистя цементные швы между плиткой в туалете, ей ничего не осталось, кроме как позвонить своему спонсору. У нее больше не осталось вещей, которые она могла бы мыть или убирать. Также закончилась кола.
~oOo~
Три дня спустя, Гордон, ее куратор, вручил Сэди ее годовой жетон, который давался за трезвость. В ее случае – за то, что она оставалась чистой в течение года. Это был невзрачный бронзовый жетон, он лежал у Сэди на ладони, и она пристально смотрела на него. Так много изменилось с того момента, который произошел год назад.
Ровно один год назад ее отец оставил ее в реабилитационном центре «Биг Беар Лейк». Прошло много времени с того момента. Триста шестьдесят пять гребаных дней, для некоторых это всего лишь цифра, жалкое количество дней, но для нее каждый день был наполнен борьбой. Борьбой с собой, с ее зависимостью, с ее горем и отчаянием. Она ни разу не сорвалась. НИ РАЗУ. У нее были несколько раз опасные ситуации, в которых она была близка к тому, чтобы отчаяться и все бросить, сорваться, но Гордон всегда заверял ее, что некоторые из ее механизмов психологического преодоления были не ее собственным проблемами, а их совместные. Но, не смотря ни на что, она не сорвалась и не воткнула иглу между пальцами ног, куда она постоянно кололась в прошлом, она ничего не вдыхала, не глотала никаких таблеток сильнее, сильнее ибупрофен. Она смогла пройти такой огромный путь длинной в триста шестьдесят пять дней.
Гордон – темнокожий стройный мужчина, которому было примерно пятьдесят лет, пригласил ее перекусить после первого собрания в группе анонимных наркоманов, стал ее куратором после этого – похлопал ее нежно по руке. Когда она подняла глаза и встретилась с ним взглядом, он тепло, даже отчасти по-отечески улыбнулся ей и едва заметно кивнул ей. Ох. Точно. Люди ждали, чтобы она начала говорить.
Обычно люди на этой встрече просто сидели без дела и говорили, это практически напоминало групповую терапию, но когда кто-то получал важный жетон, который давался за определенное количество времени проведенного в трезвом состоянии, они устанавливали подиум и накрывали неплохие закуски. Гордон отошел в сторону и уселся на стул, Сэди повернулась и встретилась лицом к лицу с... ну, не с толпой. С небольшой группой. Примерно с дюжиной или около того, человек, что постоянно посещали собрания, и парочкой новичков... и с ее отцом, Джонсоном Баллардом, который сидел, скрестив на груди руки, в дальней части комнаты, в своем дорогом, сшитом на заказ деловом костюме, его запонки блестели в свете ламп.
Он выглядел так, будто чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Но все же, он был здесь. Он был в отчаянии, в настоящем шоке от того, насколько он не знал свою собственную дочь ровно год назад. Они должны были сделать множество всего. В том числе и отстроить свои отношения заново. Но, не смотря ни на что, он старался поддерживать ее, но важнее всего, что он был здесь, в этом подвальном помещении церкви, хотя и выглядел как человек, который только что осознал, что сел не на тот номер поезда метро, который шел в неблагополучный район города, куда ему совсем не было нужно.
Она ждала до тех пор, пока он вновь не обратил свой взгляд на переднею часть комнаты. Когда их взгляды встретились, она улыбнулась и проговорила:
– Привет. Меня зовут Сэди.
— Привет, Сэди, — по традиции хором ответила группа. Она посмотрела на отца – он тоже говорил.
– Я не всегда говорю на таких встречах, по большому счету, потому, что я устала от своей истории, и мне не нравится звук моего собственного голоса, но так как я получила сегодня этот новенький блестящий жетон, и потому, что в этой комнате сегодня присутствует человек, который слышал мою историю лишь частично, я подумала, почему бы не воспользоваться ситуацией и не поведать ему все. Ну что ж, перейдем к сути дела.
Нервничая и чувствия себя выставленной на показ перед всеми присутствующими в комнате людьми, она взглянула вниз на свои руки, затем стиснула пальцами край подиума. Ей, вероятно, понадобится подпилить ногти или что-то вроде того. Она постоянно грызла ногти и обдирала лак, поэтому, лишь только она приводила их в порядок, к вечеру они уже выглядели так, словно она капалась в земле голыми руками.
Она прочистила горло, напряженно откашливаясь.
– Так. Начнем с того, что я начала их использовать, когда мне было... – она не могла смотреть на отца, поэтому стыдливо отвела взгляд в сторону, а затем и вовсе потупилась… – двенадцать лет. С девяти лет я постоянно ходила к моим соседям после школы, потому что мой отец был всегда на работе в то время, он очень хотел, чтобы я была в безопасности. У наших соседей была дочь, которая уже ходила в старшие классы, а затем с течением времени и в колледж, и я приходила к ней и проводила с ней время, иногда засиживалась и допоздна, когда у него было много дел или какой-нибудь важный проект. Все было хорошо, даже отлично, мы ладили и понимали друг друга, но до того момента, пока мне не исполнилось двенадцать, а у нее не появился парень, который тоже оставался вместе с нами. Это были они, те, кто дал мне попробовать экстази. Это ощущалось на самом деле просто потрясающе.
Некоторые из группы кивнули в ответ, тем самым подтверждая ее слова. Не было ничего похожего на кайф от принятия экстази.
Ее руки дрожали, ее била крупная дрожь, но она не намеревалась отступать, она раскрыла ладонь, в которой все еще находился жетон. Не отводя взгляда от круглого кусочка металла, она продолжила.
– И в тот же день у меня впервые в жизни был секс, – только после этих слов она подняла взгляд и встретилась с печальными глазами отца. – Именно так я думала очень долго, что у меня был секс, что я потеряла девственность. И с того дня это происходило постоянно, до того момента, пока мне не исполнилось четырнадцать и мой отец не решил, что я достаточно взрослая, чтобы оставаться дома самостоятельно. Это на самом деле, бл*дь... произошедшее тогда привело меня в очень неустойчивое эмоциональное состояние, но на тот момент я не могла понять почему. Если честно, я не могла осознать этого на протяжении очень долгого времени, до того самого момента, пока я не прошла реабилитацию. Тогда я поняла, что это было настоящее насилие. Я была ребенком, а они предложили мне принять экстази, мой разум был затуманен наркотиком, а он изнасиловал меня, пока я лежала там, пребывая в состоянии эйфории под действием наркотика.
Ее отец плакал. Она могла видеть это по влажным дорожкам, что блестели на его щеках. Она должна была рассказать для него сокращенную версию ее истории, пока она полностью не сломала его. Это было ужасно, за этот год она училась, по крайней мере, старалась, принять себя, принять все то, что она совершила, принять себя как человека, встретиться с последствиями совершенного. Это было невыносимо трудно, ничто не могло заглушить боль.
– Так или иначе, это повлияло на то, как я принимала себя, как думала о себе, о сексе и о многом другом. Я ощущала себя уверенной лишь тогда, когда я была под кайфом, – про себя она добавила «или занималась сексом, или резала себя», но она не желала углубляться в детали, что касались секса или того, что она резала себя, особенно тогда, когда ее отец сидел и безмолвно плакал в дальнем углу комнаты. Она хотела уберечь его от всего этого, она всегда желала уберечь его от всего, она лишь хотела быть такой дочерью, которой он мог бы гордиться.
– К тому времени, когда я окончила школу, я уже нюхала оксикадон. Когда я окончила колледж, я постоянно сидела на героине, а в промежутках между приемом героина я употребляла окси, чтобы заглушить ломку по героину. И все было отлично – никто даже не подозревал. Я ни разу не совершила ни единой ошибки. Я посещала пары, работала, занималась рекламными компаниями и участвовала в сборах средств, оплачивала все счета. Я шокировала всех прошлым летом, ровно год назад, когда я находилась на работе, и у меня не хватило оксикадона, чтобы продержаться двойную смену, которая свалилась на меня как снег на голову, и я буквально потеряла рассудок посреди магазина, – она издала тихий смешок. – Кстати, вот вам совет от профи: если вы захотите слететь с катушек по полной, прекратите держать себя в руках в магазине электроники в день выхода товара.
Из группы раздалось пара смешков.
– Как бы то ни было, в прошлом году я узнала многое о себе. Я научилась думать в более позитивном ключе о моем прошлом и о том, как это помогло мне измениться, я осознала, что стыд – это мощная разрушительная эмоция. Даже, возможно, самая сильная. И она лежит в основе остальных, она не дает вам понять, что происходит на самом деле, она влияет на наше восприятие мира, самих себя, каждого человека в отдельности. Мой отец испытывает стыд и вину за то, что произошло со мной и к чему это привело, когда я пыталась разобраться со всем самостоятельно. Но ему не стоит чувствовать это. Он лишь старался сделать так, чтобы я была в безопасности. Мы остались с ним вдвоем, когда мне исполнилось девять, тогда погибла моя мама и мой брат. И с того времени все, к чему он стремился, это огородить меня от всех опасностей. Но мир – это не безопасное место. И даже хороший человек может принять глупое решение, которое приведет к фатальным последствиям – ответить на смс в то время, пока он ведет машину, и тем самым убить мать и сына. Приятные, доброжелательные соседи могут иметь извращенных, испорченных детей – которые с виду тоже кажутся приятными и хорошими, даже достойными людьми. А хорошая, прилежная студентка может пробираться тайком в туалет, где вдыхала пару таблеток, размятых в порошок, перед тем как пойти на пары по французскому. Мы все наивно полагаем, что мир – это нормальное безоблачное место, но он испорчен везде, а все, что мы все пытаемся сделать, так это просто скрыть наш стыд, позор и страх.
Ее отец поднялся и стремительно вышел прочь из комнаты. Услышав звук закрывающейся двери, она мягко, но печально улыбнулась и поймала ободряющий взгляд Гордона.
– Стыд не позволял мне признаться моему отцу в происходящем, и сейчас стыд мешает ему простить меня, простить нас обоих. Нам нужно прекратить испытывать это чувство. Нам нужно поставить точку в этой истории. Я пытаюсь, Бог свидетель, как я пытаюсь принять все те плохие, отвратительные вещи, что я совершала, и измениться. Я пытаюсь помнить, что не нужно бояться обращаться за помощью, чтобы прощать или найти это прощение в ответ. Мне кажется, самое важное – это то, что, наконец, я сознала, что просто не могу делать все в одиночку, это невозможно, мои плечи не выдерживают такого груза. Каждый день для меня – это борьба, это труд, но мне становится легче, когда я вспоминаю, что я не одна, что я не одна борюсь, что есть рука, которая всегда будет протянута и удержит меня от падения.
Все произошло, как она и подозревала, она так и думала, что он вряд ли сможет высидеть и выслушать даже половину из сказанного ею. Но, тем не менее, это выбило почву у ее из под ног, ведь иногда так хочется, чтобы тебя поддержали не смотря ни на что, просто были рядом, но как она и сказала ранее, это – не идеальный мир, где могут исполниться все желания.
– Но, не смотря ни на что, я все равно счастлива, что преодолела «чистый порог» за этот год, но я не горда этим. Я все еще пытаюсь прийти в норму, каждый день, продолжая бороться. Спасибо вам за то, что выслушали.
Как только она сошла с подиума, она сразу направилась к Гордону, небольшая группа аплодировала ей.
Гордон поднялся и обнял ее, и все остальные начали подниматься с мест, кто-то направился к Сэди, а кто-то просто к столу с закусками.
– Мне необходимо посмотреть, ушел ли он или просто вышел на улицу в попытке перевести дыхание и немного успокоится.
– Я знаю, всезнайка. Иди, – Гордон легко подтолкнул ее рукой к двери.
Ее отец сидел в своем «Мерседесе» на парковке – двигатель уже работал, но он просто сидел там. Сэди несмело подошла к пассажирской стороне и постучала в окно. Он разблокировал дверь, и она открыла ее, усаживаясь рядом с ним. Кондиционер работал на полную мощность, распространяя по машине холодный воздух, от чего ее кожа на руках покрылась мурашками за считанные секунды.
– Прости меня, папа.
Он покачал головой, уже не плача, но, не смотря на это, его голубые глаза были слегка припухшими, а белки глаз красными
– Проси меня, милая, что я вышел.
Его руки расслабленно лежали на коленях. Сэди протянула руку и накрыла ладонью его ту, что была ближе всего к ней.
– Все нормально. Я понимаю, что это не твое. Спасибо за то, что попытался.
– Я всегда пытался. Я всегда пытался сделать так, чтобы ты чувствовала себя хорошо. Я думал, что я делаю все правильно.
– Я знаю это, папочка. Это не твоя вина. Ты всегда все делал правильно. Ты очень хороший отец, ты самый лучший.
Они проходили через весь период реабилитации вместе, как и было предписано семейным психологом. Она говорила ему сотни, тысячи раз, она пыталась доказать ему, предоставляя множество доказательств, что это была не его вина. Но он упорно не верил ей.
Но неприятная сторона этого дела в том, что его непосильная ноша вины вбила между ними еще больший клин, чем ее наркозависимость. Ее отец был ее единственной семьей, а она была единственным родным человеком на всем свете для него. Ее мать и отец были детьми, когда потеряли своих родителей. И у них было двое детей: Сэди и Бен. А теперь остались в живых только Седи и ее отец. И было ужасно больно, настолько, что боль разбивала ее на части, потому что он больше не мог смотреть на нее без чувства вины и боли в глазах.
Когда он не ответил ей ничего, даже не посмотрел в ее сторону, все его внимание было сосредоточено на руле, Сэди печально вздохнула.
– Ну что ж, кажется, мне пора возвращаться обратно. Там торт с моим именем, и вероятнее всего они попросят меня разрезать его. Тебе следует поехать домой. Увидимся позже папочка, хорошо?
Он кивнул, обнял ее крепко и оставил поцелуй на щеке.
– Я люблю тебя, папочка.
Она была уверена, что он вернул ей те же слова, но было темно, и она просто не смогла разглядеть движение его губ. Она просто не могла думать по-другому.
Глава 3
Шерлок
Шерлок застонал и потянулся рукой к ночному столику, где разрывался его телефон, отчаянно требуя внимания. Мужчина пошарил рукой по поверхности тумбочки, пока не нащупал гребаный, мать вашу, телефон и не заткнул его, нажав кнопку «ответить».
– Да.
Голос Барта пронзил слух Шерлока, от чего его головная боль от простой пульсации перешла к неистовой барабанной дроби.
– Мужик, ну ты где? Время на часах перевалило за два, и у нас есть работа, которую нужно сделать до Собрания. А мы просто сидим с Триком, ожидая, когда ты, наконец, соизволишь притащить свою задницу сюда.
Время уже перевалило за два? Он открыл глаза и попытался сморгнуть неясное видение, затем убрал телефон от уха, чтобы убедиться в правдивости слов Барта, – и да, мать вашу, время на часах уже перевалило за два.
– Бл*дь. Хорошо. Буду на месте... примерно через тридцать минут.
Он совершенно забыл о том, что Трик вернулся со своего роскошного медового месяца, который проводил в Никарагуа и Греции, и для него у них припасено несколько новостей.
Звенящая тишина была ответом на слова Шерлока. Затем через мгновение Барт откашлялся и проговорил:
– Ты вообще в порядке, брат? По-моему, это превращается в привычку.
– Пошел ты. Это не так, – Шерлок перекатился и уселся на краю кровати. Так как комната начала опускаться и подниматься, он со вздохом опустил голову в ладони. – Я буду на месте через полчаса. Тебе нужно что-нибудь еще?
– Только ты, трезвый и способный здраво мыслить.
– Пошел на хер, – повторил он, затем быстро положил трубку, прежде чем Барт успел бы что-то сказать ему в ответ. Он положил телефон обратно на ночной столик и рухнул на подушки.
Он не мог позволить бессознательному состоянию захватить его, какой бы привлекательной не была эта темнота. У него была работа, которую необходимо сделать, и если даже Барт назвал то, что ним происходит «привычкой», то, мать вашу, ему необходимо было собраться. А это было не так-то просто.
Правда была в том, что последние две недели выдались у него очень тяжелыми. Даже, возможно, весь последний месяц или около того. Со времени последней ссоры с Таррин – и особенно с того момента, как он получил смс от этой сук... от нее примерно пару недель назад: «Проблема решена».
И он не имел ни малейшего понятия, почему это так сильно подкосило его. До этого, если быть честным с самим собой, у него даже и мысли не возникало о том, чтобы стать отцом, и он также не думал, что Таррин была образцовой матерью. Ее срывы на детей повторялись частенько, что сильно изматывало и бесило его. И он вообще не любил ее. Она была чертовой катастрофой в том, что касалось мужчин, – никогда не могла решить, чего же на самом деле она хочет. Отец Дилана и Челси был ее третьим мужем, прежде чем ей исполнилось тридцать. Но при этом они уже успели пару раз сойти и разойтись, даже еще до того момента, как Шерлок умудрился вклиниться в их отношения и закружиться в карусели постоянных расставаний и воссоединений. Она хотела принимать все решения в обычной жизни, но совершенно не желала этого в кровати. В кровати ей больше нравилось быть ведомой. Даже в роли простой любовницы с ней было слишком много проблем. И Шерлок поймал себя на мысли, что он подустал от этого.
Смотря сквозь призму реальности, он прекрасно осознавал, что она приняла верное решение, и он только выигрывал от этого. Им обоим это было на руку.
Но он не мог просто так выбросить из головы, что у него почти мог быть ребенок. Это заставляло его чувствовать себя... невыносимо одиноким. Он ужасно скучал по Дилану и Челси, по их совместным ужинам, по его «заимствованной семье». Даже несмотря на их прежние расставания, он никогда не чувствовал себя таким одиноким и скорбящим, потому что раньше он всегда был уверен, что она первая ему позвонит, или же он в конце концов наберет ее номер, и они, в конечном счете, снова сойдутся.
Возможно, она вновь позвонит ему – хотя он сомневался, но кто знал. Но теперь он уверен, что не вернется обратно. Та последняя ссора стала для него последней каплей. Он бы уже не смог смотреть на нее по-прежнему. Она сказала те вещи, которые уже не забрать обратно, а если бы и можно было как-то наладить и замять сказанное, то он не смог бы забыть сказанное, он чувствовал себя как идиот, который все время околачивался рядом, позволяя дергать ей его за ниточки, словно куклу-марионетку, туда – обратно. Он даже не осознавал, почему позволял ей так с собой обращаться? Тем более из-за семьи, которая даже не была его… Шерлок чувствовал себя измотанным, он хотел иметь рядом человека, который бы нуждался в нем, ценил его, хотел его помощи, его покровительства, но, кроме этого, он хотел, чтобы этот человек принимал его вместе со всем, что ему нравится делать. По многим причинам это было невозможно. Еще ни разу за всю жизнь он не встречал ту, которая бы принимала его всецело. И это было печально. Только сейчас на него обрушился весь неподъемный груз слова «одиночество».
Оказывается, он хотел семью... И с каких это пор?
И в придачу к этому, он обнаружил, что застрял в странной ловушке кризиса среднего возврата или чего-то вроде того. В которую он попал с помощью своих верных друзей Джека и Хосе (прим. тут имеется в виду виски «Джек Дэниэлс» и текила «Хосе Куэрво»).
