Текст книги "Медовый месяц"
Автор книги: Сьюзен Филлипс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Джек неодобрительно посмотрел в сторону Хани:
– Давай-ка обсудим это между собой. Вот что, дай мне пять минут, а потом мы встретимся в производственном трейлере.
Эрик коротко кивнул. Джек ушел, а Хани попыталась придумать что-нибудь умное, что можно было бы высказать прежде, чем удалится Эрик, но у нее словно язык отнялся. Самое гнусное, что устроили ей сценаристы, – она должна была вести себя как сраженная любовью простофиля во всех их совместных эпизодах. В результате она никак не могла решить, как вести себя с Эриком, когда они были не перед камерой.
Он вынул сигарету из кармана рубашки и стал прикуривать, глядя куда-то перед собой в пространство.
Она уставилась туда же.
– Вы… гм… вы ведь серьезно относитесь к актерской работе, Эрик?
– Да, – пробормотал он, не удостаивая ее взглядом, – я действительно серьезно к ней отношусь.
– Я слышала, вы разговаривали с Лиз о чувственном восприятии. Может, вы могли бы объяснить это и мне?
– Да, быть может.
И он направился к трейлеру.
Обескураженная, она проводила его взглядом. Настроение испортилось еще сильнее, и Хани подумала, что ведет себя как избалованный ребенок. Меньше чем за месяц она заработает больше денег, чем парк развлечений на Серебряном озере выручал за всю зиму. Не было ни малейших причин чувствовать себя несчастной. И все же ей не удалось освободиться от тяжелого ощущения, что все идет через пень-колоду.
Лишь в восемь часов съемки закончились, и Хани сменила съемочные джинсы на собственные. К тому времени, когда она добралась до квартиры, которую они делили с Шанталь, и поставила свой маленький красный, как пожарная машина «Транс Эм», автомобиль, купленный с помощью секретаря агента, девушка настолько устала, что глаза ее закрывались сами собой.
Дом был самым приятным местом, в котором когда-либо доводилось жить Хани, – покрытый виноградной лозой белый оштукатуренный параллелепипед под крышей из красной черепицы, с двориком в центре. Квартира была обставлена удобной мебелью, в ней стояло небольшое пианино и на стенах висели музейные плакаты. В ней было все, кроме Софи. И было еще одно, чего она отнюдь не желала, – Гордой Делавис.
Как только Хани открыла входную дверь и ступила в прихожую, то тут же поняла, что что-то не в порядке. Обычно, когда она приходила домой, Гордон и Шанталь торчали перед телевизором, поедая готовые обеды «Хангри мэн», а сейчас в доме было темно.
Хани охватила тревога. Она включила свет и прошла через кухню в гостиную. Обертки от закусок и пепельницы загромождали кофейный столик. Она бросилась наверх. Когда Хани открывала дверь спальни Шанталь, сердце ее, казалось, готово было выскочить.
Они лежали обнаженные, обнимая друг друга, и спали. Хани, побледнев, трясущимися руками включила верхний свет. Шанталь пошевелилась и заморгала. А потом резко села, натянув на грудь простыню.
– Хани!
– Ах ты иуда! – прошептала сестра.
Гордон проснулся с трудом. На худой груди свились в клубок несколько прядей темных волос. Чувствовалось, что ему приходится нелегко между этими двумя женщинами.
Голос Хани звучал так, словно выдавливался через крохотное отверстие в горле:
– Ты же поклялась на Святой Библии! Как ты могла это сделать?
– Это не то, о чем ты думаешь!
– Я же не слепая, Шанталь! Я понимаю, что вижу.
Шанталь отвела с лица темные локоны, надув мягкие красные губы.
– Ты создала нам столько трудностей, Хани. Может, если бы ты не заставила нас поклясться на Библии, у нас с Гордоном все шло бы естественно и мы бы подождали с остальным. Но после того как ты заставила нас поклясться…
– О чем ты говоришь? Что значит «подождали с остальным»?
Шанталь нервно прикусила губу.
– Мы с Гордоном… Мы сегодня поженились!
– Что ты наделала!
– И теперь это не грех. Мы женаты и можем делать все, что хотим.
Хани смотрела на них, развалившихся на кровати, и чувствовала, что мир вокруг нее рушится. Они обнимали друг друга, и ей уже не было среди них места. Та Шанталь, которую она любила больше всех на свете, теперь любит кого-то еще!
Шанталь прикусила нижнюю губу.
– Разве ты не видишь, что наша женитьба с Гордоном ничего не меняет? Раз ты получила роль в телешоу, от меня уже ничего не зависит. Сейчас ты можешь делать большие дела, Хани. А я могу быть только обыкновенным человеком. Может, научусь делать прически. Я не могу быть кем-то особенным.
У Хани свело челюсти.
– Ну и иуда же ты все-таки! Никогда тебе этого не прощу!
Хани выскочила из спальни и бросилась вниз по лестнице. Добежав до входной двери, толкнула ее и выскочила в ночь. В ушах ее раздавался грохот – до нее через время и пространство долетели звуки «Черного грома». Но «Черный гром» был слишком далеко, и не верилось, что все опять будет хорошо.
Хани стояла во дворике у фонтана до тех пор, пока ее не начала пробирать дрожь, скорее от волнения, чем от прохладного воздуха. Потом вернулась в дом и, запершись в своей спальне, позвонила Софи:
– Софи, это я!
– Кто?
Хани захотелось наорать на свою тетку, но она понимала, что это ни к чему хорошему не приведет.
– Софи, нельзя больше откладывать твой приезд в Калифорнию. Ты мне нужна. Шанталь вышла замуж за Гордона Делависа – того парня, о котором я тебе говорила. Ты должна приехать и помочь мне.
– Шанталь вышла замуж?
– Сегодня днем.
– И я пропустила свадьбу моей девочки?
– Не думаю, что это было похоже на свадьбу. А теперь запиши вот что. Я собираюсь послать тебе билеты на самолет на следующую неделю федеральной экспресс-почтой. Готовься лететь в Лос-Анджелес.
– Не думаю, что это получится, Хани. В банке мне сказали, что пока я могу жить в трейлере.
– Софи, ты не можешь там оставаться. Это небезопасно!
– Это не опасно. Они пригласили Бака в сторожа, чтобы он за всем присматривал.
– Но Бак с трудом может присмотреть за самим собой, а не то что за тобой!
– Не понимаю, почему ты не переносишь Бака. Он ходит в бакалейную лавку, помогает мне стирать и вообще. Хани не собиралась отступать:
– Послушай меня, Софи! Шанталь вышла замуж за парня, которого почти не знает. Мне нужна твоя помощь!
В трубке воцарилось долгое молчание, а потом раздался усталый голос Софи, не громче вздоха:
– Я тебе не нужна, Хани. Ты сама со всем справишься. Как всегда.
Глава 7
Хани удобно устроилась на коленях Дэша, прижавшись щекой к его теплому и крепкому плечу. У талии она чувствовала жесткую пряжку его ремня и вдыхала его особенный запах. Запах был свеж, отдавал сосной с чуть заметным оттенком ментоловых «Лайфсейверс».
– Я уже слишком взрослая, чтобы обниматься, – прошептала она, прижимаясь к нему еще крепче.
Руки Дэша обхватили ее теснее, а голос слегка охрип от нежности:
– Ты не станешь взрослой, пока я не скажу тебе, что ты выросла. Я люблю тебя, Дженни.
Их окутала тишина, ласковая и нежная. Голова Хани устроилась под подбородком Дэша, защищавшим ее. Его руки и грудь были теплыми – уютная гавань в этом мире, мире, который стал слишком опасным. Камера отъехала назад, давая более общий вид. Хани закрыла глаза, наслаждаясь каждым мгновением. Если бы он был ее отцом, а не отцом Дженни! Она накануне отпраздновала свое семнадцатилетие и знала, что была уже слишком взрослой, чтобы находить удовольствие в таких детских мечтаниях, но ничего не могла с собой поделать. У нее никогда не было отца, но она мечтала о нем, и ей хотелось оставаться в руках Дэша Кугана хоть тысячу лет.
Он взял ее руку в свою большую ладонь:
– Моя милая маленькая Джейн Мэри!
– Стоп! Записано. Прекрасно!
Дэщ отпустил руку Хани. Он пошевелился, и она неохотно поднялась. Дэш встал, и большое кресло-качалка, в котором они сидели, стукнулось о стену жилого дома. Еще совсем недавно ей было так хорошо, а сейчас опять стало бесприютно. Дэш пошел прочь, как обычно после окончания съемок, словно пяти минут в ее обществе оказалось для него более чем достаточно.
Она присела на ступеньки и сказала ему вдогонку:
– Мне кажется, это была действительно неплохая сцена, правда, Дэш?
– Пожалуй, все прошло хорошо.
– Более чем хорошо.
Она припустила за ним, перепрыгивая через мотки электрических кабелей:
– Вы были просто великолепны! В самом деле. По-моему, вы великий актер. Может, самый великий в мире. Я думаю…
– Извините, Хани. Я не могу с вами сейчас поговорить. Мне нужно сделать кое-какие дела.
– Но, Дэш…
Он прибавил шагу, и не успела Хани опомниться, как осталась далеко позади. Опустив голову, она поплелась в трейлер, выделенный ей на съемках. Может, это ее воображение сыграло с ней такую шутку? Может, воспоминания о том первом дне, когда он был так ласков, к ней, оказались ошибкой? Если бы только знать, что она сделала такого, почему перестала ему нравиться!
Ведь она с самого начала вела себя как можно дружелюбнее, все время предлагала ему кофе и бутерброды, отдавала ему свое кресло, говорила о том, как восхищается им, предлагала помассировать спину. Она развлекала его беседами в перерывах между съемками и приносила газеты. Чуть ли не умоляла дать ей постирать рубашку, когда он пролил на нее кофе. Почему же он отвернулся от нее?
Когда они были вместе на сцене, казалось, что она действительно его дочь и Дэш на самом деле любит ее. Иногда он смотрел на нее с такой нежностью, что Хани казалось, будто волна теплого вина растекается по ее жилам. Но вот камера выключалась, и вино превращалось в ледяную воду. Хани становилось ясно, что единственное желание Дэша – немедленно покинуть ее.
Она остановилась на минуту в тени одного из больших сикоморов, совсем забыв, что должна была сделать домашнее задание по истории, прежде чем приедет ее учитель. Хани попросили вернуться в школу. Это не вызвало у нее особого энтузиазма – тем более что приставленный к ней педагог оказался старым и нудным типом. Сидя на привязанных к дереву веревочных качелях, которые время от времени использовались на съемках, она стала слегка раскачиваться.
Шел уже январь, и «Шоу Дэша Кугана» превратилось в главную сенсацию конца сезона. Забравшись в карман фланелевой рубашки, она вытащила ксерокопию статьи, вышедшей в одном из самых влиятельных журналов страны. Сегодня утром весь персонал получил по копии этой статьи, но ей удалось взглянуть на нее только сейчас. Она мельком пробежала текст, а конец статьи прочитала более внимательно.
«Шоу Дэша Кугана» захватило воображение американцев главным образом из-за прекрасной игры актеров. Интеллект Лиз Кэстлберри сверкает сквозь образ Элеоноры, придавая облику изнеженного представителя высшего общества восхитительный ироничный оттенок. Эрик Диллон, которого многие критики считали очередным голливудским красавцем, играет ее сына Блейка с силой и легкой печалью молодого человека, еще только ищущего свое место в жизни, наделяя духовностью персонаж, который оказался бы просто заурядным в руках менее талантливого актера.
Но сильнее всего Америка влюбилась в двух главных персонажей. Дэш Куган искал эту роль всю свою жизнь и воплотился в искалеченного наездника родео без единого неверного шага. А тринадцатилетняя Хани Джейн Мун в роли бойкой маленькой девочки, которая желает обосноваться в настоящем доме, – безусловно, самая яркая звезда-ребенок последних лет. Она пылка без манерности и неподражаемо естественна – трудно поверить, что она лишь играет эту роль. Отношения между отцом и дочерью, изображаемые Куганом и Мун, – это образец любви между отцом и ребенком, любви, полной острых углов и противоречий, но глубокой и прочной.
Хани посмотрела на листок и болезненно ощутила всю издевку последней фразы. Ни разу с шестилетнего возраста не знала она глубокой и прочной любви.
Она презрительно фыркнула и решительно запихала статью обратно в карман рубашки – для Шанталь, чтобы она положила ее в картонную коробку из-под обуви, к другим вырезкам. Как-нибудь в свободное время сестра собиралась переклеить их в альбом. В коробке у Шанталь было уже множество вырезок, несмотря на то что Росс отгонял всех репортеров, домогавшихся получить у Хани интервью. Он говорил, что хочет защитить ее от чрезмерного любопытства публики, прежде чем она подрастет и сможет сама разбираться в делах. Однако Хани подозревала, что в действительности к ней не подпускают репортеров, зная ее простодушие, из опасения, что она сболтнет публике лишнее – например про свой настоящий возраст.
Хани спрыгнула с качелей, и, когда она увидела Эрика Диллона, направлявшегося в свой трейлер, у нее бешено заколотилось сердце. Он был в черной футболке и столь облегающих джинсах, что в заднем кармане виднелись очертания бумажника.
Эрик слегка повернулся, и, когда она увидела четкие линии его профиля, у нее пересохло во рту. Она смотрела на этот высокий лоб, тонкий прямой нос, на красивые твердые губы и резко очерченный подбородок. Ей нравился его рот, и почти все свое свободное время Хани грезила о том, чтобы поцеловать его. Но помочь осуществиться этой мечте могли только сценаристы, а сейчас это казалось слишком маловероятным.
Иногда ее охватывал озноб, когда сценаристы приглашали ее в комнату для заседаний и беседовали с ней. В своей прежней жизни она считала, что все во власти Божьей, и только теперь, столкнувшись с пятью сценаристами, Хани поняла, что такое реальная власть.
– Эрик! – Имя само сорвалось с губ. Она произнесла его пылко и смущенно.
Он повернулся к ней, и на мгновение ей почудился испуг на лице Эрика, но потом она решила, что это всего лишь раздражение. Вокруг него все время крутились люди. Некоторые из них выражали свое недовольство, поскольку у Эрика был неуравновешенный характер, но она не могла найти в своем сердце ничего, что бы могло настроить ее против него. И то бремя звезды, которое он нес, было здесь ни при чем. Она поспешила ему навстречу, уговаривая себя держаться как можно непринужденнее, но Эрик начал удаляться, так что ей пришлось даже прибавить шагу.
– Ты не хотел бы пробежать несколько строк. Эрик? Когда я работала над этими упражнениями по осознанию ощущений, я слышала, о чем ты разговаривал с Лиз. После обеда мы снимаем сцену на площадке. Это важная сцена, и неплохо было бы подготовиться.
Он замедлил шаг.
– Извини, малыш. Не сейчас.
Она была подстрижена под мальчишку. Как же он мог воспринимать ее семнадцатилетней девушкой, если она выглядела этаким младшим братом? Она заметила, что заспешила, иногда делая по два шага, чтобы держаться рядом.
– Как насчет получаса? Ты смог бы уделить мне полчаса?
– К сожалению, нет. У меня есть неотложные дела, и мне придется ими заняться.
Он направился к своему дому на колесах и открыл дверь.
– Но, Эрик…
– Извини, Хани. Нет времени.
Дверь захлопнулась. Когда-то Хани начинала с безвыходного положения, и сейчас она осознала, что снова находится в таком же тупике. И хотя она постоянно твердила себе, что нужно держаться как зрелая, умудренная опытом женщина, она в действительности вела себя как Дженни.
Хани оглянулась вокруг, надеясь, что никто не видел, какой она оказалась дурочкой. Единственным человеком, находящимся поблизости, была Лиз Кэстлберри, но она, по-видимому, не обратила на нее никакого внимания. Хани засунула руки в карманы джинсов. Теперь это все выглядело так, как будто она просто бездумно прогуливается.
На площадке каждый из четырех ведущих актеров имел свой маленький дом на колесах. Дом Лиз был припаркован рядом с домом Эрика. Она сидела в кресле-качалке около двери рядом с Мицци, золотистой собакой, растянувшейся у нее под боком. Набросив на плечи жакет, Лиз изучала сценарий сквозь большие очки от солнца в светло-розовой оправе.
С самого начала собака Лиз понравилась Хани гораздо больше, чем ее хозяйка. Лиз была для нее слишком очаровательна, чтобы чувствовать себя раскованно в ее присутствии. Более чем кто-либо другой из участников сериала, она вела себя как настоящая кинозвезда, и с первых же дней съемок Хани старалась ее избегать. Сделать это было несложно. Все шоу-звезды старались держаться обособленно.
Мицци поднялась и побежала к Хани, виляя хвостом. Хани чувствовала себя совершенно разбитой после встречи с Эриком, и ей хотелось какое-то время побыть одной, однако трудно было не обратить внимания на собаку, страстно желающую поиграть, особенно когда эта собака такая симпатичная. Хани наклонилась и потрепала изящную голову Мицци: – Привет, девочка!
Мицци начала кружиться вокруг нее и тыкаться носом в колени, при этом ритм движений ее хвоста менялся от адажио до аллегро. Хани присела и запустила пальцы в шелковистую мягкую шерсть, а потом прислонилась щекой к шее Мицци. Собака лизнула ее, и, хотя Мицци не была человеком, Хани почувствовала признательность.
Хани стала все чаще винить себя за то, что никто не хочет быть с нею рядом. Конечно, у нее так много недостатков! Она уродлива и неуклюжа. У нее нет никаких особых талантов, кроме того, что она умеет готовить и хорошо водит машину. Когда Хани начинала так думать, ей казалось, что в ней нечего любить – она может разве что нравиться.
– Что, не самый удачный день?
Услышав спокойный голос Лиз, Хани резко подняла голову:
– Да нет, черт побери! У меня великолепный день. Просто великолепный!
Отпустив Мицци, Хани поднялась на ноги, не без зависти любуясь копной пышных каштановых волос актрисы и ее прекрасной кожей. Хани уже стало казаться, что она единственный уродливый человек во всей Южной Калифорнии.
Лиз сдвинула солнцезащитные очки на макушку. Глаза у нее были такими же зелеными, как вода Серебряного озера до того, как ее испортили. Она кивнула головой в сторону трейлера Эрика:
– Он тебе не компания, малышка. Будь с ним поосторожнее!
Хани вскочила на ноги:
– Понятия не имею, о чем это вы толкуете. И мне не нравится, когда другие люди вмешиваются в мои дела.
Лиз пожала плечами и снова опустила очки на нос.
Хани повернулась и собралась было уходить, но тут наткнулась на Лизу Харпер – актрису, которая играла роль Дасти. Поняв, что Лиза направляется к трейлеру Эрика, она перехватила ее:
– На твоем месте, Лиза, я бы не стала сейчас ему надоедать. У Эрика есть дело, которым он должен заняться, и он не хотел, чтобы ему мешали.
Она пыталась скрыть свое негодование по поводу груди Лиз, вздымавшейся под фиолетовой вязаной блузкой.
– Успокойся, Хани, – засмеялась Лиза, – я и есть то самое дело Эрика!
Она поднялась наверх по ступенькам его трейлера и исчезла внутри.
Через час она появилась снова. Вместо фиолетовой вязаной блузки на ней была одна из безрукавок Эрика.
Комната для заседаний была освещена совсем слабо, через задернутые шторы пробивались лишь тусклые лучи заходящего солнца. Хани села перед сценаристами, как грешник, призванный на суд Всемогущим Богом. Но там был только один Он, а здесь их было пятеро.
Женщина с ногтями, окрашенными в ядовито-красный цвет, указала жестом на поставленную специально для нее банку с апельсиновым соком.
– Угощайся, Хани, – приветливо сказала она. Человек в центре стола закурил сигарету и откинулся на спинку стула.
– Когда будешь готова, можешь начинать.
Хани упрямо уставилась в пол.
– Мне нечего больше сказать.
– Пожалуйста, смотри на нас, когда говоришь.
– Я ничего не говорю. Я имею в виду сейчас. У меня ни одной мысли в голове.
Кто-то щелкнул зажигалкой. Чуть скрипнул стул. Один из Мужчин начал постукивать по своему блокноту карандашом.
– Почему ты не рассказала нам об Эрике?
– Здесь нечего рассказывать.
– Но мы кое-что слышали.
Она вся сжалась на своем стуле.
– Я больше не хочу о нем говорить!
– Не скрытничай, Хани. В этом нет ничего хорошего.
Рука Хани крепко обхватила банку с соком.
– А с какой это стати я должна все время что-нибудь рассказывать? Я даже не понимаю, зачем вообще сюда пришла. Вы мне не нравитесь!
Они остались равнодушны к ее бунту и собрали свои блокноты.
– Ну что ж, поговорим как-нибудь в другой раз, когда ты будешь готова.
И поскольку ей не с кем было больше делиться, она рассказала сценаристам все…
НАТУРНАЯ СЪЕМКА. ПЛОЩАДКА
ПЕРЕД КВАРТИРОЙ БЛЕЙКА
НАД ГАРАЖОМ. НОЧЬ.
Дженни стоит на площадке, глядя на дверь квартиры Блейка. Она волнуется, заправляет майку в брюки, а затем пытается привести в порядок свои волосы. Осознав всю безнадежность этого дела, она снова теряется. Наконец она не выдерживает и начинает спускаться вниз по лестнице, но затем спохватывается и все-таки возвращается. Собрав все свое мужество, стучится в дверь. Не услышав ответа, стучит снова.
ДЖЕННИ: Блейк! Блейк, ты здесь?
ГОЛОС БЛЕЙКА: Чего тебе, Дженни?
ДЖЕННИ: Ты говорил… ммм… Ты говорил, что можешь помочь мне с домашним заданием по математике как-нибудь вечером. Ммм… тут эти дроби. Знаешь, они такие трудные!
Блейк медленно открывает дверь. На нем джинсы, грудь голая. Дженни смотрит на него, сдерживая волнение.
БЛЕЙК: Извини, Дженни, но сегодняшний вечер для этого не очень-то подходит.
ДЖЕННИ (разочарованно): Ох… Ну, может… ты хочешь вместо этого немного поиграть в карты?
БЛЕЙК: Не сегодня, малышка.
ДЖЕННИ: А как насчет телевизора? Сегодня играют «Ковбои».
ГОЛОС ДАСТИ (доносится из глубины квартиры): Блейк, что-нибудь случилось?
Дженни меняется в лице, поняв, в чем дело.
БЛЕЙК (сочувственно улыбается Дженни): Может, как-нибудь в другой раз.
ДЖЕННИ: Да ты просто мерзкий обманщик! Здесь Дасти. Я слышала ее голос! У тебя в квартире Дасти!
БЛЕЙК: Послушай, Дженни…
ДЖЕННИ (разъяренно): Твоя мама знает об этом? Если бы твоя мама знала, она бы просто убила тебя! Я ей все расскажу! Сейчас же пойду к ней и расскажу, что ее единственный сын – гнусный, подлый бабник!
Из-за плеча Блейка показывается Дасти. На ней халат Блейка, волосы растрепаны.
ДАСТИ (доброжелательно): Привет, Дженни! Ты что здесь делаешь?
ДЖЕННИ: А, вот и ты! Неужели тебе не стыдно! Раньше я думала, что ты просто пай-девочка, а теперь оказывается, что ты обыкновенная потаскушка!
БЛЕЙК (холодно): Дженни, думаю, тебе лучше успокоиться.
ДЖЕННИ (истерично): Я-то спокойна! Я совершенно спокойна!
БЛЕЙК (выходит на площадку и закрывает за собой дверь): Дженни, ты не должна разговаривать с Дасти таким тоном. Есть вещи, которых ты не понимаешь. Ты еще ребенок, и…
ДЖЕННИ: Никакой я тебе не ребенок! Не смей говорить, что я ребенок! Мне уже почти четырнадцать, и я…
На глазах у Дженни появляются слезы…
Пока все замерли в ожидании.
Разъяренная Хани с сухими глазами поворачивается к камерам:
– Как глупо! У меня это не получается!
– Стоп!
Эрик с досады громко хлопнул ладонью по перилам:
– Вот дьявол! Это уже девятый дубль!
Режиссер прошел вперед. Предполагалось, что площадка перед квартирой Блейка должна быть расположена выше гаража, но участок, где проводились съемки, был приподнят над полом студии лишь на несколько футов. Пока один из помощников по костюмам подавал Эрику рубашку, режиссер поднял глаза на Хани:
– Позвать гримера, чтобы принес тебе кристаллы?
Хани работала в сериале уже шесть месяцев – достаточно долго, чтобы понимать, что он говорит о ментоловых кристаллах, которые можно ввести в глаза и вызвать слезы. Она отрицательно покачала головой, представив, какое раздражение это вызовет у Эрика. Настоящие актеры не нуждаются в ментоловых кристаллах. Не нуждаются, если должным образом подготовлены. Не нуждаются, если выполняют упражнения по чувственному восприятию. Но во время этой сцены Хани почувствовала себя так, как будто ей разбередили открытую рану, и единственное, чего ей сейчас хотелось, – бежать отсюда куда глаза глядят.
Эрик стиснул зубы.
– Ради Бога, да возьми ты кристаллы! У нас нет времени ждать, пока ты наконец не сделаешь все как нужно!
Его бессердечие разрушило остатки самообладания Хани.
– Дженни – не какая-нибудь плакса, черт подери! И уж конечно, она не будет тратить время, рыдая из-за такого придурка, как Блейк!
В дверях показалась голова Лизы.
– А скоро у нас перерыв? Мне нужно пи-пи.
– Нет! – заорал Эрик. – К черту перерыв! Сейчас уже шесть часов. Если Хани не сделает все как надо и на этот раз, я ухожу! У меня дела.
– И здесь всем хорошо известно, что это за дела! – закричала Хани
– Все! Я ухожу! Не собираюсь больше участвовать в таком дерьме!
Эрик перепрыгнул через перила. Он ежедневно упорно работал, и не было никаких причин дышать так тяжело, но от паники, которая его охватила, нельзя было избавиться физическими упражнениями. Ему с самого начала не нравилось работать с этой пигалицей. Он не выносил того, как она на него смотрит, не выносил, что она ходит за ним по пятам. Если бы он с самого начала знал, что придется играть в таких условиях, ни за что не подписал бы контракт на участие в этом сериале! Даже его растущая слава не стоила того, чтобы смотреть в эти огромные жалкие глаза, на это лицо, молящее, чтобы он обратил на нее внимание.
– Все по местам, – объявил режиссер. – Вижу, ситуация начинает понемногу выходить из-под контроля. Еще один дубль, Эрик! Если у Хани и на этот раз не получится, завтра утром начнем со свежими силами. Давай, Эрик, соберись! Уже поздно, и у всех натянуты нервы. Гример, несите ментоловые кристаллы!
Эрик сжал зубы. Ему так хотелось послать всех к черту, но если он сейчас уйдет, то завтра с самого утра опять придется работать с этой маленькой язвой и ему не удастся спокойно выспаться. Иногда в ночных кошмарах он начинал путать ее голос с голосом Джейсона.
Эрик ворча сбросил рубашку и снова взобрался на три ступеньки вверх. Она пристально смотрела на него, боль и обожание сделали ее светлые голубые глаза огромными. Они хотели проглотить его, они просто пожирали его! Он попытался посмотреть на нее со стороны, беспристрастно изучая лицо. Со временем, похоже, она из гадкого утенка превратится в красотку.
Этот маленький всплеск беспристрастности постепенно угас, и теперь перед Эриком оказалось существо, смутно напоминавшее ему младшего брата, – источник его постоянных страданий.
Он стиснул зубы и заговорил с отвратительным злобным выражением на лице, стараясь вызвать у нее ненависть:
– В следующий раз начинай с азов! Тебе платят за профессиональную работу! Начинай работать, как все!
Хани втянула воздух так, как будто он ее ударил. В глазах застыло страдание, нижняя губа задрожала. Он всей кожей ощутил, как ей больно.
Режиссер резко объявил:
– Начинаем с крупного плана Дженни. Все по местам!
Гример ввел в глаза кристаллы, и она начала плакать.
– Тишина! Снимаем! Хлопушка! Начали!
Оператор сделал «наезд» для крупного плана. На нижней реснице показалась и потихоньку скатилась на щеку огромная слеза, но выражение ее лица осталось по-прежнему бунтарским.
Эрик сказал себе, что это Блейк должен коснуться ее. Блейк, а не он!
Выступив вперед, он обхватил ее руками и притянул к груди. Головой она не доставала ему даже до подбородка. Ростом едва с Джейсона, она, как и его сводный брат, жаждала лишь внимания.
У него в голове раздался визг тормозов, послышался вопль.
– Стоп! Снято. Хорошо. А теперь всем можно и по домам!
– К черту! – Хани с силой толкнула его в грудь и убежала со съемочной площадки.
Стоя на верхней ступеньке лестницы, он смотрел ей вслед потемневшими измученными глазами.
«Эрик, возьми меня с собой. Ну пожалуйста!»
