355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сьюзен Филлипс » Медовый месяц » Текст книги (страница 9)
Медовый месяц
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:41

Текст книги "Медовый месяц"


Автор книги: Сьюзен Филлипс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 10

Когда Хани вышла из амбара, обнаружилось, что расписание съемок оказалось таинственным образом перетасовано, и вместо сцен с участием Дэша должны сниматься эпизоды с Блейком и Элеонор. Все вокруг были неестественно деловиты, никто на нее не смотрел, но по самодовольным минам окружающих она поняла: все они прекрасно знают, что происходило внутри. Наверное, эти сукины дети еще и уши прижимали к дверям амбара!

Прищурив глаза, Хани поджала губы. Она никому не даст насмехаться над собой! Уж она-то позаботится об этом! Да она…

– Я бы не советовал, – тихо проговорил Дэш у нее за спиной.

Хани обернулась, заглянула в эти глаза, затененные полями шляпы, увидела сжатый в прямую линию рот. Она ожидала, что в ней вот-вот забурлит привычное чувство обиды, но вместо этого пришло удивительное ощущение покоя. Наконец хоть кто-то провел на песке черту и указал тот предел, который нельзя переступать.

– Рекомендую выбрать время и зайти сегодня после съемок к Россу. Есть несколько человек, которых вам не мешало бы восстановить на работе.

Хотя ей и не верилось, что он на самом деле стал бы ее держать, позволив другим шлепать, но желание упрямиться вдруг отпало, и она послушно кивнула.

– И еще, не вздумайте жаловаться никому из телесети на то, что сегодня случилось. Все останется между вами и мной. В ней зажглась слабая искорка былого упрямства.

– К вашему сведению, я и не собиралась никому жаловаться! Уголки его губ слегка скривились.

– И отлично. Возможно, у вас в голове больше мозгов, чем я вначале предполагал.

Коснувшись большим пальцем полей шляпы, он ушел.

Хани несколько секунд смотрела ему вслед. Потом плечи опустились. Завтра он даже не заговорит с ней! И все станет как обычно.

Он замедлил шаги, но вдруг остановился. Повернулся к ней, внимательно огляделся, потом заговорил:

– Я слышал, вы любите лошадей. Если как-нибудь в уик-энд у вас появится желание приехать ко мне на ранчо, я покажу вам своих.

Сердце в груди стало расти, пока не заняло всю грудную клетку.

– Правда?

Он кивнул и невозмутимо продолжил путь к своему домику на колесах.

– А когда? – Она сделала несколько быстрых шагов ему вслед.

– Ну, скажем…

– В этот уик-энд? Суббота подойдет? Я хотела сказать, меня эта суббота устраивает, и если вас тоже…

Он сунул большой палец в карман, казалось, уже раскаиваясь в сделанном предложении.

«Ну, пожалуйста, – молча молила она. – Пожалуйста, только не отменяйте своего предложения».

– Ну… этот уик-энд не совсем удобен для меня, но, думаю, в субботу на следующей неделе будет в самый раз.

– Грандиозно! – Она явственно ощутила, как по всему лицу расплывается широкая, как у куклы из мультфильма, улыбка. – В следующую субботу будет просто превосходно!

– Тогда все в порядке. В полдень устроим вылазку.

– В полдень. Ой, как здорово! В полдень – это мне очень подходит.

Сердце у нее поплыло, словно надувная игрушка в ванне. И продолжало плавать до конца дня, дав возможность оставлять без внимания глупые ухмылки членов группы и не замечать удовлетворения в глазах Лиз. И хотя удар по самолюбию был силен, она с удивлением отметила, что это очень здорово – перестать быть плохой.

Тем же вечером Хани, загнав Росса в угол его кабинета, попросила вернуть в группу Мелани и Джека. Он с готовностью согласился, и перед тем как покинуть студию, она позвонила им обоим и попросила прощения. Никто из них не заставил ее унижаться, но от этого ей было нисколько не легче.

Вся следующая неделя тянулась целую вечность, а она так ждала субботы и поездки на ранчо! Хани чуть ли не выворачивалась наизнанку, стараясь быть приветливой со всеми, и, хотя большая часть съемочной группы предпочитала держаться от нее подальше, некоторые все же стали понемногу оттаивать.

Субботним утром, мчась по узкой грязной дороге, петлявшей в суровых горах севернее Малибу, Хани впервые увидела ранчо Дэша Кугана. Оно уютно расположилось между холмами в зарослях чапарраля, дубов и платанов. В небе над головой кружила пара краснохвостых соколов.

Она свернула на обочину. Часы на приборной доске показывали десять тридцать восемь, а на ранчо ее ждали не раньше полудня. Наклонив зеркало заднего вида, она внимательно изучила свое отражение, пытаясь решить, не слишком ли нелепо смотрится выбранная ею губная помада в сочетании со стрижкой «под горшок». Помада смотрелась именно так. Но, с другой стороны, с такой стрижкой что угодно будет смотреться глупо, так не все ли равно? Часы показывали десять сорок.

А вдруг он забыл? Ладони вспотели, и Хани поспешно вытерла их о джинсы. Она попробовала убедить себя, что Дэш не забудет о таком важном событии. Как много она ждет от этого дня, который им предстоит провести вдвоем. Ей казалось, что сбываются ее мечты. Он покажет ей окрестности. Они будут разговаривать о лошадях, поедут кататься, потом сделают привал и опять поболтают. Может, его прислуга приготовит что-нибудь для ленча на воздухе. Они расстелют скатерть около ручья я посекретничают вместе. Он будет ей улыбаться точно так же, как улыбается Дженни, и…

Хани крепко зажмурила глаза. Старовата она для такого рода детских фантазий. Пожалуй, лучше уж помечтать о любви. Но сколько бы она ни напрягала воображение, каждый раз оказывалась в объятиях Эрика Диллона; от этого она и разволновалась, и огорчилась одновременно. Хотя, с другой стороны, видение Дэша Кугана, обращающегося с ней так же, как Дэш Джонс обращается со своей дочкой Дженни, привлекало ничуть не больше.

Часы показывали десять сорок три. Осталось ждать еще час семнадцать минут.

Будь что будет! Включив зажигание, Хани решительно выехала на дорогу. Она просто сделает вид, будто перепутала время.

Дом на ранчо представлял собой одноэтажное сооружение из камня и кипарисового дерева с зелеными ставнями на окнах и выкрашенной в угольно-серый цвет входной дверью. Жилище явно не тянуло на апартаменты такой кинозвезды, как Дэш, было, излишне скромным, и, возможно, именно по этой причине чинуши из Федерального финансового управления не настаивали на его продаже. Хани вышла из машины и по ступенькам поднялась к входной двери. Дернув за колокольчик, она напомнила себе о правилах приличного поведения. Если не хочешь, чтобы люди обращались с тобой как с четырнадцатилетней, то и держать себя нужно соответственно. Нужно развивать в себе умение быть сдержанной. И пора прекратить держать душу нараспашку.

Хани позвонила еще раз. Никаких признаков жизни в ответ. Ее беспокойство одним махом перешло в крайнюю тревогу, и она изо всех сил налегла на звонок. Не мог же он позабыть. Ведь это так важно! Он…

Дверь резко распахнулась.

Дэш явно только что вылез из постели. Из одежды на нем были лишь брюки защитного цвета; на лице щети-

на. Тонкие пряди волос плоско лежали на одной стороне головы, на другой стояли торчком, словно по ним потопталось стадо коров. А главное, вид у него был далеко не радостный.

– Вы немножко рано.

Она проглотила комок.

– Разве?

– Я же сказал: в полдень.

– Да неужели?

– Точно.

Хани не знала, что делать дальше.

– Вы хотите, чтобы я пока погуляла или что-то вроде этого?

– Если честно, я бы не стал возражать.

– Дэш! – позвал женский голос из дома.

По его лицу пробежала гримаса неудовольствия. В хрипловатых звуках этого женского голоса явно было что-то знакомое. Хани прикусила губу. Это не ее дело.

– Дэш! – Опять позвала женщина. – Где тут у тебя кофейник?

Хани от изумления и возмущения раскрыла рот. Дасти!

За его плечами замаячила знакомая белокурая головка Лизы Харпер.

– Хани, вы, что ли?

– Разумеется, я, – процедила она сквозь зубы. Глазки Лизы по-детски невинно округлились.

– Ой!

– Она спит с вами тоже? – воскликнула Хани, глядя на Дэша.

– А не прогуляться ли вам сейчас? – ответил он.

Не обращая внимания на совет, Хани повернулась к Лизе:

– А вы определенно раздариваете свою благосклонность повсюду!

– Сравнительные закупки, знаете ли, – любезно ответила Лиза. – И кстати, только строго между нами, этот старый ковбой обставляет Эрика уже на старте.

– Полагаю, вам пора прекратить, – заявил Дэш. – Хани, если хоть словечко попадет к этим писакам, ваша задница станет достоянием общественности. Вы поняли меня?

– Да, поняла, – мрачно ответила Хани.

Лиза, вечно искавшая возможность сделать роль Дасти весомее, заулыбалась Хани из-за спины Дэша, явно рассчитывая, что та молчать не станет.

– Пойду погуляю, – поспешно сказала Хани, не дожидаясь приказания Дэша убираться. Затаив дыхание, она торопливо пошла по аллее, пока не услышала, как захлопнулась входная дверь.

Позже, когда она остановилась у загона, восхищенно разглядывая трех лошадей Дэша и вдыхая острый аромат эвкалипта, к которому примешивался слабый запах конского навоза, до нее донесся звук отъезжающей машины Лизы. Ее охватила зависть, когда она думала о Лизе и Дэше, Лизе и Эрике, – эта Лиза знает все секреты женственности, а для нее самой они все еще остаются тайной.

Прошло немного времени, и появился Дэш – уже в клетчатой рубашке, джинсах и поношенных ковбойских сапогах. Из-под «стетсона» выглядывали еще влажные после душа волосы. Он протянул ей одну из двух принесенных с собой кружек кофе. Она приняла кружку, а он, поставив ногу на перекладину изгороди, уставился на лошадей. Она тоже поставила ногу на жердь.

– Прошу прощения, – наконец сказала Хани. До ее сознания стало понемногу доходить, что, коли ты не прав, проще извиниться, чем искать оправдания. – Я знала, что уговор был не появляться раньше полудня

Он отхлебнул кофе из белой керамической кружки.

– А я знал, что вы знаете.

И все. Не стал ни читать нотаций, ни вдаваться в подробности. Вместо этого показал на животных в загоне:

– Те две только на четверть породистые, а этот – чистокровный арабский скакун. Я содержу их здесь по просьбе своих друзей.

– Так они не ваши?

– Хотелось, чтобы были моими, но своих меня заставили продать

– Налоговое управление?

– Угу.

– Кровопийцы чертовы!

– Это точно.

– У нас они однажды делали ревизию, как раз накануне смерти дяди Эрла. Так иногда мне кажется, что именно, это его и доконало. С этим Федеральным финансовым управлением никто, кроме киллеров из сериалов, не должен иметь никаких дел. Все закончилось тем, что мне пришлось большую часть хозяйства взять в свои руки.

– И сколько же вам тогда стукнуло лет?

– Четырнадцать. Но я всегда была сильна в математике.

– Чтобы противостоять Федеральному финансовому управлению, одной математики недостаточно.

– Я понимаю людей. И это здорово помогает.

Он покачал головой и усмехнулся:

– Должен заметить, Хани, что мне в жизни не приходилось встречать кого-нибудь – будь то мужчина или женщина, – кто бы хуже вас разбирался в человеческом характере!

Она ощетинилась:

– Как вы можете так говорить. И потом, это же неправда!

– Еще какая правда. Именно самым опытным в съемочной группе людям вы и задали больше всего хлопот, причем это относится не только к нашей группе. У меня такое впечатление, что вы привязываетесь к людям, у которых полно недостатков. А к лучшим людям поворачиваетесь спиной.

– К кому, например? – негодующе спросила она.

– Ну, взять хотя бы Лиз. Она умница и гармоничная натура. И вы ей понравились с самого начала, хотя я понятия не имею почему.

– Но это же смешно! Да эта самая Лиз Кэстлберри – она же просто королева сучек! И терпеть не «может мой характер. Сдается мне, все, что вы тут наговорили, только доказывает, что я лучше вас сужу о людях!

Он фыркнул.

Хани не унималась:

– Приведу вам идеальный образчик ее мстительности. Как-то на прошлой неделе, вернувшись в свой трейлер, я обнаружила от нее пакет. А с ним записку, в которой она извинялась, что не пришла на мой день рождения, и надеялась, что мне понравится ее несколько запоздалый подарок.

– По мне, так здесь мстительностью и не пахнет.

– Я тоже так думала, пока не вскрыла пакет. Вам нипочем не догадаться, что в нем было.

– Ручная граната?

– Платье!

– Могу себе представить. Вам следовало привлечь ее к суду.

– Да нет же! Слушайте. Не просто какое-то там платье, а эдакая маленькая желтая штучка, вся в оборочках и с кружевной пелериной. И еще эти дурацкие туфельки. И жемчуга!

– Жемчуга? Ничего себе.

– Вы что, не понимаете? Да она просто делала из меня посмешище.

– Здесь я запутался в ваших рассуждениях, Хани.

– Все это подошло бы какой-нибудь кукле Барби, а не особе вроде меня. Да надень я такой наряд, все бы просто со смеху покатились. Оно было таким…

– Женственным?

– Вот-вот. Именно таким. Дурацким! И легкомысленным.

– Нет чтобы прислать нечто из колючей проволоки и бритвенных лезвий.

– И вовсе не смешно.

– Ну и что же вы сделали с подарком?

– Я все запаковала и вернула ей.

Впервые за этот день он показался раздосадованным:

– И зачем же вы так сделали? Мне казалось, мы уже решили, что вы откажетесь от своих замашек.

– Но я же не швырнула в нее свертком!

– Как это мило с вашей стороны.

– Я только сказала, что ценю ее благородный жест, но принять подарок не могу, потому что ничего не дарила на ее день рождения.

– А уж потом швырнули в нее свертком.

Она усмехнулась:

– Дэш, я же исправилась! По-моему, все вышло очень прилично.

Он захохотал, потом поднял руку, и на мгновение ей показалось, что сейчас он взъерошит ей волосы, как делал это Джейн Мэри. Но рука его опустилась, и он пошел поговорить со своим конюхом.

Дэш выбрал для нее одну из полукровок, покладистую кобылу, зная, что Хани неопытна в верховой езде, себе же взял норовистого араба. Они поехали между холмов, солнце грело ей голову, и она чувствовала себя на вершине счастья. Дэш сидел в седле чуть ссутулившись, как человек, более привычный передвигаться верхом, нежели шагать по земле. Так они скакали некоторое время в доверительном молчании, пока ее потребность поговорить не одержала верх.

– Как здесь красиво! А сколько у вас земли?

– Она вся была когда-то моей, но потом налоговое управление отхватило изрядный кусок. Очень скоро эта земля станет частью Национального заповедника Санта-Моники. – Он указал куда-то в сторону каньона с отвесными скалами, протянувшегося справа ют них. – Здесь проходила северная граница моей территории, а вон тот ручей, впереди обозначал ее западный край. Летом он пересыхает, но сейчас по-настоящему красив.

– Но все равно у вас же еще много осталось.

– Как вам сказать. Думаю, сколько бы земли человек ни имел, ему всегда будет мало.

– Вы росли на ранчо?

– Где я только не рос!

– Ваша семья много разъезжала?

– Не совсем так.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего особенного.

– Вам самому пришлось много поездить?

– Я уже сказал.

– Но вы же ничего не сказали.

– Так оно и есть.

Он уставился на линию деревьев, росших вдоль ручья. Хани внимательно всмотрелась в его профиль, отметив глубоко посаженные глаза и орлиный нос, высокие скулы и квадратную челюсть. Сейчас он сильно походил на монумент какому-нибудь национальному герою.

Все еще глядя вдаль, он наконец произнес:

– Я живу своей жизнью, Хани. И мне не по душе мысль, что она может стать достоянием всего света.

Она посмотрела на свои руки, лежавшие на передней луке седла.

– Вы думаете, что я все расскажу сценаристам, да?

– Насколько мне известно, такое уже бывало.

– Я и не собиралась им ничего рассказывать. Но просто во мне столько всего накопилось, а у меня нет никого, с кем можно было бы поделиться.

– То, что вы делаете, – это ваше дело, но мои дела касаются меня одного.

– Например, ваши отношения с Лизой.

– Вот именно.

– Да ведь Лиза просто молится, чтобы я рассказала сценаристам, как застала вас вдвоем в пикантной ситуации. – Лиза – девушка самолюбивая.

Она вздохнула:

– Ничего я не расскажу.

– Посмотрим.

Его недоверие рассердило Хани. То, что она когда-то рассказала пару вещей этим писакам, вовсе не значит, что она сплетница.

– Вы ее любите? – спросила Хани.

– Нет, черт побери, нет. Я ее не люблю.

– Так зачем же…

– Господи, Хани, в мире существует такое занятие, как секс для удовольствия.

Он отвернулся, и Хани стало интересно, удалось ли ей и в самом деле поставить его в неловкое положение.

– Это я понимаю. Я просто подумала…

– Вы подумали, что я слишком старый для этого. Угадал? Так вот, ставлю вас в известность, что мне всего сорок один год.

– Вы такой старый?

Голова у него дернулась, и она улыбнулась. Его раздражение улеглось. Хани залюбовалась причудливо раскинувшимися горами. Ее кобыла радостно заржала и повела головой.

– Хотите, Дэш, я сейчас же поклянусь, что все сказанное вами останется во мне?

– Хани, я ценю вашу искренность, но…

– Но вы не уверены, что я сдержу слово. Похоже, я это заслужила. Дело в том… если бы у меня был хоть кто-то, с кем можно было поговорить, мне не пришлось бы все время выворачивать душу перед сценаристами.

– Это уже начинает сильно смахивать на подкуп!

– По мне, так можете считать это чем угодно. Дэш тяжело вздохнул:

– Послушайте, мне кажется, вы чересчур любите поговорить, а у меня явная склонность к тишине.

– Должно быть, трудновато вам приходилось быть женатым на тех женщинах!

– Да по сравнению с вами они просто немые.

– Нашим писакам наверняка будет интересно послушать про вас с Лизой.

– Хани!

– Что?

– Напомните мне, что я должен поджарить ваши тылы.

– Вы уже делали это. Не думайте, что я позабыла.

Было уже три часа, когда они вернулись к амбару, дали лошадям остыть и передали конюху. Дэш проводил ее к машине, стоявшей вблизи масляного радиатора, частично скрытого живой изгородью из кустов жимолости. Хани так не хотелось, чтобы этот день кончался! Ей была просто невыносима мысль вновь окунуться в бесконечное нытье домочадцев. Тут в животе раздалось урчание, и она почувствовала прилив вдохновения.

– Дэш, а вам когда-нибудь приходилось испытывать страстное желание поесть домашних пирогов? Таких толстых и пышных – разломишь один, а из него вырывается струйка пара! А масло прямо-таки тает в его золотисто-желтой начинке. Потом наберешь немного теплого кленового сиропа.

– Я знал, что у вас скверный характер, Хани, но даже представить не мог, что вы вдобавок еще и садистка!

Они остановились у багажника автомобиля.

– По-видимому, я еще не говорила вам, что превосходно готовлю. Мои пироги получаются именно такими.

Но вид у него был явно недоверчивый.

– Что-то вы не очень смахиваете на любительницу стряпать!

– И тем не менее. Это лишний раз доказывает, какой из вас неважный знаток человеческих душ. Я уже сколько лет готовлю для своей семьи. Моя тетка Софи всегда слишком уставала, чтобы готовить не из полуфабрикатов, и к десяти годам у меня выработалось стойкое отвращение ко всем тем обедам, что рекламируют по телевизору, поэтому я начала пробовать готовить самостоятельно и уже в скором времени стала превосходным поваром. Я ничуть не привираю. Причем это просто обыкновенная домашняя еда.

Достав из кармана связку ключей, она как бы в рассеянности стала подбрасывать их на ладони.

– Ох, Господи, только подумала про эти пирожки, и сразу захотелось поскорее вернуться домой и испечь целый противень. Огромное спасибо за приглашение, Дэш. Я чудесно провела время!

Дэш сунул большой палец в карман джинсов и уставился в землю. Она покачала ключами. Он поковырял носком сапога в камнях. Она перебросила ключи из правой руки в левую.

– Думаю, если у вас вдруг появится желание проверить мои кухонные запасы и посмотреть, не найдется ли там все что нужно, я не стану возражать.

Она округлила глаза:

– Вы уверены? Мне не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством.

Хмыкнув, он направился к домику.

Она, улыбаясь, двинулась следом.

Кухня была старомодная и просторная, с дубовыми шкафами, окрашенная в цвет жареного миндаля. Мурлыкая себе под нос, Хани отобрала все необходимое для пирогов и выудила из холодильника полкило бекона. Начав отмеривать муку в пеструю глиняную миску, она услышала доносившиеся из гостиной звуки баскетбольного матча с участием команды «Сунерз», транслировавшегося по телевизору. Хани не стала бы возражать, составь Дэш ей компанию, но в его кухне ей было хорошо и в одиночестве.

Спустя минут сорок пять она позвала его занять место за старым дубовым столом, стоявшим в небольшой нише. Дядюшка Эрл не любил разговоров за едой и приучил к этому своих домочадцев. Поэтому Хани молча приподняла чистое чайное полотенце, открыв взорам миску, полную исходящих паром золотисто-коричневых пирожков. Взяв сразу два, Дэш подцепил вилкой с полдюжины ломтиков бекона и положил на свою тарелку.

Едва он разломил первый пирог, из него, как и предсказывала Хани, вырвалось облачко пара. Она передала ему масло и кувшинчик с заранее подогретым сиропом. Это был не кленовый сироп, его не нашлось в хозяйстве Дэша. Кусочек масла моментально впитался в стенки пирога, сироп начал стекать с краев. Теперь можно поесть и самой.

– Хорошо, – пробормотал Дэш, расправившись с первым пирогом и принимаясь за второй. Хани отпила глоток кофе, который только что сварила. Он был крепковат для нее, но она знала, что Дэш любит именно такой. Когда исчез и второй пирог, она потихоньку подвинула всю миску, чтобы ему было легче добираться до следующих.

Хани всегда ела немного и теперь удовольствовалась одним пирогом с кофе. Тем временем Дэш доедал уже четвертый.

– Хорошо, – повторил он.

Его удовольствие наполнило ее гордостью. Может, она и не очень красива или слишком легкомысленна, но зато наверняка знает, как его накормить!

Он уплел девять ломтиков бекона и с полдюжины пирогов, прежде чем наконец остановился. Поглядев на нее, он усмехнулся:

– Вы превосходный повар, девочка!

– Вам надо было бы еще попробовать моего жареного цыпленка. Снаружи чисто золотая корочка, но зато внутри…

– Стоп! Хани, вам когда-нибудь приходилось слышать о такой штуке, как холестерин?

– Конечно. Его еще Лиза использует для обесцвечивания волос.

– Думаю, это «Клейрин».

– Ой, я перепутала. – И она невинно улыбнулась. Пока он ел, Хани не давало покоя кое-что из того, что он сказал раньше. И когда он всыпал полную с верхом ложку сахару а свой кофе, она решила, что сейчас самое время спросить его об этом.

– Назовите хоть одного слабохарактерного человека, к которому я привязана.

– Прошу прощения?

– Ну, раньше. Вы еще сказали, что сильным я показываю спину. И что привязываюсь к слабохарактерным. Вот и назовите хоть одного.

– Я говорил это?

– Да, говорили. Кого вы имели в виду?

– Ну… – Он помешал кофе. – Как насчет Эрика для начала?

– Я никогда не привязывалась к Эрику Диллону. И все его поведение кажется мне невыносимым.

– Разумеется, привязались.

– Он же груб и помешан на своей персоне!

– Это вы верно подметили.

– Но зато он очень талантлив. – У нее неожиданно появилось желание вступиться за Эрика.

– И опять вы правы.

– Надо быть чокнутой, чтобы беспокоиться об Эрике Диллоне. Ни за что на свете такой человек, как он, не взглянет второй раз на девушку вроде меня – низенькую злючку с большущим, прямо как у старой прилипалы, ртом.

– А что такое вы говорите о своем рте?

– Да вы только взгляните на него. – Она смутилась. Он внимательно посмотрел на ее губы, и в глазах мелькнула улыбка.

– Хани, масса мужчин посчитали бы, что у вас очень сексапильный рот. Вот если бы вы еще и не болтали так много…

Она посмотрела на него:

– А ну, попробуйте назвать еще хоть кого-нибудь, кроме Эрика Диллона. Наверняка знаю, что вам это не удастся, поскольку я вижу людей насквозь. Меня восхищает сила.

– Это верно?

– Да уж куда вернее.

– Тогда почему же вы, мисс Великий Знаток Людей, прямо-таки горели желанием расположить меня к себе?

Хани видела, что он намеревался сказать это в шутку, но получилось совсем иначе. Едва Дэш произнес эти слова, как лицо его окаменело, и возникшие между ними теплые отношения мгновенно испарились.

Резко оттолкнув чашку, он поднялся:

– Думаю, вам уже пора. У меня есть еще кое-какие дела, которые надо бы успеть сделать сегодня. – За его грубоватостью она разглядела смущение.

Хани тоже встала и последовала за ним через кухню в уютную гостиную. Ее украшали обитая кожей мебель и оправленные в рамки афиши старых фильмов, где снимался Дэш. Когда он проводил ее до входной двери, клацая каблуками сапог по терракотовым плиткам, воздух, казалось, сгустился от натянутости.

Хани не могла допустить, чтобы их день вот так безрадостно закончился. Протянув ладонь, она коснулась его руки и заговорила таким мягким, словно чужим, голосом:

– А вы, Дэш, и есть чуть ли не самый сильный из всех, кого я знаю. Я не шучу.

Обернувшись, он поднял на нее глаза, в которых затаились усталость и горечь поражения:

– Я помню тот день, когда вы назвали меня дряхлым старым пьянчугой.

В ней поднялась удушливая волна стыда.

– Простите меня! Похоже, тогда в меня вселился сам дьявол.

– Но вы же не сказали ничего, кроме правды.

– Не надо. От этого мне ничуть не легче. Уперев руку в бедро, он, казалось, изучал плитки на полу, потом опять поднял глаза на Хани:

– Хани, я алкоголик. Для меня каждый день – это борьба, и большую часть времени я не уверен, долго ли я продержусь. Причем бутылка не единственная моя проблема. Я падок на женщин. Мои дети не выносят моего характера. Я вспыльчив и не забочусь ни о ком, кроме самого себя.

– Я вам не верю.

– А вы поверьте, – жестко сказал он. – Я себялюбивый сукин сын, и менять в этом отношении свою жизнь не имею никакого желания.

Он вышел из дома, и ей не оставалось ничего другого, как последовать за ним до самого автомобиля. Такой прекрасный день был безнадежно испорчен. В этом была и ее вина.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю