355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сьюзен Филлипс » Медовый месяц » Текст книги (страница 10)
Медовый месяц
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:41

Текст книги "Медовый месяц"


Автор книги: Сьюзен Филлипс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 11

В понедельник утром Хани прибыла на съемочную площадку с тремя дюжинами коробок рисовых хлопьев и тортом с шоколадной глазурью. Вся съемочная группа была изумлена, но угощению обрадовались.

– Вы просто умница, дорогая, – протянула Лиз Кэстлберри, облизывая губы, обсыпанные сахарной пудрой. – Надо же, взятка шоколадом!

– Никому я не собираюсь давать взятку, – буркнула Хани, вовсе не обрадовавшись тому, что эта королева сучек видела ее насквозь.

Выждав два дня, Хани принесла несколько дюжин испеченных дома булочек с шоколадными чипсами. Хлопоты со стряпней поздно ночью, добавившиеся к ежедневным тяжелым съемкам, так изматывали, что она засыпала между эпизодами, зато коллеги начали ей улыбаться, и она решила, что ради этого можно и пострадать. Дэш время от времени заговаривал с ней в течение дня, но на ранчо tie приглашал и не упоминал о возможности опять прокатиться на лошадях. Она проклинала себя.

Февраль пролетел незаметно. Сценаристы начали лихорадочно засыпать ее записками с просьбой встретиться, но она попросту рвала их на мелкие клочки. Может, если она докажет Дэшу, что умеет держать рот на замке, он опять пригласит ее. Но проходила неделя за неделей, а он отмалчивался, и Хани стала отчаиваться. Скоро все уйдут на хайэтес, и тогда она не увидится с ним целых четыре месяца.

Как-то в середине марта, проведя уик-энд в кругу семьи за выслушиванием причитаний Софи и отрыжек Бака после очередной банки пива, она приехала в понедельник на работу, чтобы начать съемки последней серии сезона.

Конни Эванс, гримировавшая ее, критически посмотрела на ее отражение в зеркале:

– Хани, эти круги у вас под глазами становятся все заметнее. Хорошо, что сезон кончается, иначе мне пришлось бы применять к вам укрыватель убойной силы.

Когда Конни успешно замаскировала тени, Хани взяла с туалетного столика конверт из плотной бумаги с напечатанным на нем ее именем. Предполагалось, что роль на неделю вперед ей будут передавать через посыльного не позднее середины субботы, но чаще выходило так, что она обнаруживала ее, лишь придя на работу в понедельник. Ей стало интересно, что же там припасли для нее сценаристы на эту неделю. И, поскольку она продолжала оставлять без ответа все более настоятельные требования прийти и поговорить с ними, то могла лишь надеяться, что они не решились рассчитаться с ней, заставив Дженни свалиться в улей или еще куда-нибудь.

В последних нескольких сериях центральным персонажем становился Блейк. В одной из них он завел пылкий роман с женщиной старше себя, к тому же приятельницей Элеонор. В сценарии на полную катушку использовалась мрачная сексапильность Эрика, и Хани это так огорчало, что она выключала телевизор.

Конни покончила с гримом, и Хани, достав из конверта сценарий на очередную неделю, глянула на заглавие. «Мечта Дженни». Звучало неплохо.

Минут через десять она, выскочив из кресла, помчалась разыскивать Росса.

Завернувшись в бледно-розовый махровый халат, Лиз как раз выходила из своей гримерной, когда в холл влетела Хани. Едва увидав ее лицо, Лиз бросилась к ней, когда та пролетала мимо. Потом сильным рывком втащила к себе в комнату и бедром захлопнула дверь.

– Вы что это себе позволяете? – Хани вырвала руку.

– Даю вам минутку, чтобы вы успокоились. Хани стиснула кулачки:

– Нечего мне успокаиваться! Я совершенно спокойна. А сейчас прочь с дороги!

Лиз прислонилась к косяку двери:

– Я не двинусь с места. Налейте себе кофе, сядьте на софу и возьмите себя в руки.

– Не нужно мне никакого кофе! Я хочу…

– Делайте, что вам говорят!

Несмотря на банный халат, вид у королевы сучек был решительный, и Хани заколебалась. Может, и в самом деле не мешало бы посидеть несколько минут, чтобы прийти в себя? Переступив через Мицци, свернувшуюся на полу, она налила кофе в одну из расписных фарфоровых чашек, которые стояли рядом с немецкой кофеваркой из нержавеющей стали.

Оторвавшись от двери, Лиз указала на свою копию сценария, лежавшую открытой на туалетном столике:

– Будьте довольны, что это семейное шоу и вам не придется сниматься нагишом.

Желудок Хани исполнил сальто-мортале.

– Откуда вы знаете, что меня расстроило?

– Дорогая, для этого вовсе не надо быть провидицей!

Хани уставилась в свою чашку.

– Ни за что не стану целоваться с ним. Без шуток. Даже и не подумаю!

– Половина всех женщин «Америки хотела бы поменяться с вами местами.

– Все станут думать, что я опять разговаривала со сценаристами, а я вовсе не говорила с ними. Уже много недель не говорила!

– Хани, ведь это всего лишь поцелуй. Это же так правдоподобно, что Дженни мечтает поцеловать Блейка.

– Но никто не поверит, что это мечта Дженни. Все будут думать, что это моя мечта!

– А разве это не так?

Хани вскочила, расплескав кофе на блюдечко.

– Нет! Я его не выношу. Он такой чванливый, высокомерный и недоброжелательный!

– И не только это. – Лиз уселась на банкетку перед туалетным столиком и начала натягивать прозрачные нейлоновые чулки жемчужно-серого цвета. – Простите за театральный слог, дорогая, но Эрик Диллон – это ходячее минное поле. – Она слегка поежилась. – Надеюсь, меня не будет поблизости, когда он в конце концов взорвется.

Хани отодвинула чашку с нетронутым кофе.

– Я должна быть в прозрачной ночной сорочке и парике да еще танцевать с ним под деревом. Что за дурацкие мечты! Это так нелепо, что мне даже думать об этом невыносимо.

– Не в ночной сорочке, а в длинном платье. Да и парик может оказаться красивым. Было бы глупо, если бы вы стали целоваться с Блейком в этих джинсах и с такой кошмарной прической. По-моему, вы будете выглядеть в сотню раз красивее, чем обычно.

– Мерси за комплимент!

Лиз натянула колготки. Под ними Хани разглядела узкие черные кружевные трусики.

– Любуясь всеми этими восхитительными проявлениями вашего характера, я так и не смогла понять, почему вы не направили хотя бы один из своих истерических припадков на что-нибудь стоящее? На эту безобразную стрижку, к примеру.

– Я говорю не о моих волосах, – возразила Хани, – а о поцелуях с Блейком. Я немедленно иду к Россу и…

– И если вы продемонстрируете один из ваших знаменитых припадков, то сведете на нет все те роскошные калорийные взятки, которые пекли. И потом, съемки начнутся через полчаса, поэтому менять сценарий уже поздновато. А кстати, что вы ему скажете? Ведь танцы в утреннем саду и обмен поцелуем с Эриком Диллоном вряд ли можно расценить как криминал.

– Но…

– Разве вы никогда не целовались с мужчиной?

Хани вытянулась во весь свой крохотный рост.

– Мне уже восемнадцать лет, а своего первого мужчину я поцеловала в четырнадцать!

– Это которого – того, кого вы зарезали, или того, кому прострелили голову? – растягивая слова, поинтересовалась Лиз.

– Возможно, я и лгала об этом, но насчет поцелуев не вру. У меня было несколько романов. – Она попыталась выдумать какие-нибудь правдоподобные детали, которые убедили бы Лиз. – Был там один парень. Звали его Крис, он учился в университете Южной Калифорнии. Ходил в спортивной майке с надписью «Бойцовые петухи».

– Не верю я вам.

– А мне как-то вес равно.

Лиз выскользнула из халата и потянулась за платьем, которое носила в первом эпизоде. Хани уставилась на ее бюстгальтер. Он походил на две кружевные устричные скорлупки черного цвета.

– Хани, всю работу будет делать Эрик. Господь свидетель, опыта у него более чем достаточно. Кроме того, нигде не упоминалось, что Дженни что-либо знает о занятиях любовью.

– Никакие это не «занятия любовью»! Это только поцелуй!

– Вот именно. Между прочим, я посмотрела график съемок. Действие происходит снаружи, и снимать эту сцену начнут не раньше пятницы. Так что у вас впереди целая неделя, чтобы подготовиться к ней. А сейчас успокойтесь и рассматривайте ее как любой другой кусок работы.

Хани несколько мгновений выдерживала взгляд Лиз, потом опустила глаза и рассеянно почесала голову Мицци.

– Не понимаю, с какой это стати вы пытаетесь мне помогать. Ведь вы делаете это постоянно, правда?

– Стараюсь по крайней мере.

– И Дэш говорит то же самое. Но мне непонятно почему.

– Женщины должны помогать друг другу, Хани.

Посмотрев на Лиз, Хани заулыбалась. Ей польстило, что и ее причислили к женщинам. Еще раз на прощание потрепав Мицци но голове, она поднялась и шагнула к дверям.

– Спасибо, – уже выходя, сказала она.

Этим же днем Лиз подошла к Дэшу, улучив момент, когда тот был один.

– Рекомендую не спускать глаз с твоей юной подопечной, ковбой. Она несколько огорчена поворотом сюжета на этой неделе, а ты не хуже меня знаешь, что, если Хани в расстроенных чувствах, от нее можно ждать чего угодно.

– Я не отвечаю за Хани!

– Однажды ударив ее, ты сделал ее своей на всю жизнь.

– Черт побери, Лиз…

– Ну-ну, дорогой. – Она погрозила пальчиком и удалилась, оставив аромат дорогих духов.

Дэш негромко выругался себе под нос. Он не желал впускать Хани в свою личную жизнь, но это становилось все труднее. Если бы не это разжижение мозгов в тот день, когда он отшлепал ее по заднице! Ни в коем случае нельзя было приглашать ее на ранчо. Нельзя сказать, что он плохо провел время. Напротив, с ней было чертовски здорово, и в мыслях не было пропустить рюмочку-другую.

Для женщины она была удивительно проста. Конечно, не так уж и много в ней от настоящей женщины, но это и было главной причиной того, что их совместно проведенный день доставил ему такое удовольствие. Никакого тебе скрытого сексуального графика, нарушающего безмятежное течение событий, лишь нечто умиротворяющее от общения с человеком, по большей части говорящим все, что у него на уме. В довершение всего, как это ни странно, Хани на многие вещи смотрит так же, как и он сам. Например, на Федеральное финансовое управление.

Когда Хани подошла к нему и они заняли свои места в ожидании начала съемки следующей сцены, Дэш понял, что любит Хани сильнее собственной дочери. Нельзя сказать, что он не любит Мередит, напротив, очень любит, но, даже когда она была ребенком, он не чувствовал к ней особой привязанности. Когда Мередит исполнилось пятнадцать лет, она ударилась в религию, и после этого с ней просто никакого сладу не стало. Только на прошлой неделе звонила Ванда и сообщила новость, что Мередит решила бросить «Орал Роберте» из-за того, видите ли, что это место для нее становится чересчур либеральным. Что же до сына, Джоша, то и здесь дела обстояли не лучше. Джош всегда был по большей части маменькиным сынком – возможно, из-за недостатка внимания со стороны отца.

Прямо перед лицом возник измеритель освещенности. Рядом зевнула Хани. Даже в гриме она выглядела усталой.

– Вам достались пирожки, что я приносила на прошлой неделе? – спросила она. – Те, что были с «Эм-энд-эмс» внутри?

– Я съел парочку.

– Думаю, они были не так хороши, как те глазированные шоколадные пирожные. А как вам показалось?

– Хани, вы хоть спите когда-нибудь, придя домой, или торчите всю ночь у плиты и печете пирожки?

– Сплю.

– Но явно недостаточно. Только посмотрите на себя – вы же совершенно измотаны!

Он чувствовал, что здесь надо бы и остановиться, но она была такая маленькая, такая измученная, и он дал волю чувствам:

– Начиная с сегодняшнего дня вы прекращаете заниматься своей стряпней, детка.

Хани от этого прямо-таки воспламенилась:

– Что-что?

– Вы слышали меня. Люди должны полюбить вас не за пирожки, а за мягкий характер. Если еще раз принесете в группу хоть что-нибудь съестное, я вышвырну все в мусорную корзину.

– А вот и не вышвырнете! Это не ваше дело!

– Мое, если вы хотите в субботу приехать на ранчо и прокатиться верхом.

Он прямо воочию увидел ту внутреннюю борьбу – настоящую баталию между желанием побыть с ним и независимостью натуры. Ее челюсти сжались, губы превратились в упрямую ниточку, так хорошо ему знакомую.

– Вы пытаетесь управлять мной! Думаете, можете быть строгим и добреньким со мной, когда вам заблагорассудится, совершенно не задумываясь о моих чувствах?

– А я же говорил вам, что я за человек, Хани.

– Ведь я просто хочу стать вам другом. Что в этом такого ужасного?

– Ничего, если это действительно все, чего вам хочется. Но вы заставляете меня беспокоиться. – Посмотрев за камеры в глубину студии, он решил выложить все, что думает. – Хани, вы слишком многого хотите от людей. У меня такое чувство, что вы высосали бы из меня всю кровь до последней капли, позволь я вам это. А мне, честно говоря, нечем поделиться.

– Что за ужасы вы говорите! Я же вам не вампир какой-то!

Дэш не ответил. Просто дал ей время разобраться в своих чувствах.

– Ладно, – наконец сказала она сердито. – Если я смогу поехать на ранчо, то больше никогда не буду заниматься стряпней.

Ему стало удивительно тепло и приятно от мысли, что она готова даже смирить свою гордыню – настолько ей нравится быть с ним. Когда Хани не доставляла ему неприятностей, то была просто большим ребенком.

– И еще, – добавил он. – Вам нужно прожить эту неделю, не слишком-то заносясь. Особенно это касается программы съемок в пятницу.

Хани метнула взгляд на Лиз, кокетничавшую с новым оператором:

– Кое-кто слишком много болтает!

– Вы должны только радоваться, что этот кое-кто так вас опекает.

Их прервали, и Хани не успела ничего ответить; впрочем, может, это было и к лучшему.

Пятница надвигалась на нее, слово смог на город. И наконец она наступила. Хани упорно не смотрелась в зеркала, пока возились с ее гримом и наряжали в белое кружевное платье, норовившее то сползти с плеч, то волочиться по полу. На шею надели кружевной стоячий воротничок бледно-лилового цвета, на голову водрузили парик. Он был из длинных волос и медового цвета, точь-в-точь как ее собственные.

– Блистательно, – сказала новая парикмахерша Эвелин, стоя за спиной Хани и любуясь ее отражением.

Конни, только что закончившая гримировать Хани, поддержала:

– Ну, давайте же, Хани! Довольно ребячиться. Вы только взгляните!

Обхватив себя руками, Хани повернулась к зеркалу. И посмотрела…

– Ни фига себе! – вырвалось у нее негромкое восклицание.

– Вы удивительно точно выразили мои чувства, – сухо отозвалась Эвелин.

Хани опасалась, что будет выглядеть мальчишкой, нацепившим дамскую одежду, но смотревшая на нее из зеркала стройная юная особа была самой женственностью. В ее чертах поражали какая-то зыбкость и мечтательность – от голубого сияния глаз до бледно-розовых губ, ничуть не похожих на рот рыбы-прилипалы – наоборот, это был рот прекраснейшего существа. Волосы мягко обрамляли лицо и волнами ниспадали на плечи, совсем как у сказочной принцессы.

В трейлер просунулась голова ассистента постановщика.

– Хани, пора на съемки. Нам надо, чтобы вы… О-о!

Эвелин и Конни засмеялись, потом вывели Хани из трейлера. Она слегка зажмурилась от яркого солнца. Женщины шли по обе стороны, держа край платья, чтобы он не цеплялся за траву, и давая последние наставления.

– Хани, только не садитесь. И ничего не ешьте.

– Перестаньте облизывать губы! А то как бы не пришлось опять подкрашивать.

Эрик уже был на сцене. Хани избегала глядеть в его сторону. Она была возбуждена и слегка испугана. Одно дело целоваться с Эриком Диллоном, когда выглядишь, как лошадиная задница. И совсем другое – когда ты смахиваешь на какую-нибудь спящую красавицу. Хани прижала руку к вшитому в боковой шов кармашку, чтобы лишний раз убедиться: крошечная трубочка аэрозольного освежителя дыхания «Бинака», которую она туда засунула, на месте.

Эрик поправил на поясе бледно-лиловый кушак. Он был разодет, словно принц, – в белую рубаху с колоколообразными рукавами, плотно сидевшие лиловые лосины и черные сапоги в обтяжку. Костюмчик был явно тесноват, но, наклонившись обмахнуть сапоги, Эрик пришел к выводу, что ему приходилось обходиться костюмами и похуже.

При звуках женского смеха он поднял голову. К нему подходила Хани, но прошло несколько секунд, прежде чем до его сознания дошло, что же такое он видит. Его рот образовал жесткую линию. Уж ему-то надо было догадаться раньше! Целых два сезона смотрел он на эти тонкие черты и этот невероятный рот, но до него только сейчас дошло, как она красива.

Хани, подойдя ближе, подняла голову. Голубые глаза, огромные и сверкающие звездами, устремились на него, умоляя признать ее красивой. У него все внутри перевернулось. Если он сегодня не поостережется, то попадет в очередной любовный водоворот.

– Что скажете, Эрик? – тихо спросила она. – Как я смотрюсь?

Он пожал плечами, устремив на нее нарочито бесстрастный взгляд:

– По-моему, вы в порядке. Разве что парик какой-то странный.

Хани сразу сникла.

Джек Свэкхаммер, впервые появившийся на съемочной площадке после того, как его уволили из-за Хани, вошел в тень под дубом.

– Хани, начинаем с того места, где вы на качелях!

Он подвел ее к веревочным качелям, украшенным банальными атласными лентами фиолетового цвета и аляповатыми бантиками из бледно-лилового тюля.

Хани делала все, как он говорил, и разбор начался. В этой сцене диалогов не было, поэтому делать ей ничего не приходилось, разве что не мешать Эрику раскачивать качели, но она была в таком напряжении, что, казалось, развалится на куски, чуть он до нее дотронется.

– Мы накладываем на видеосигнал звуковую дорожку с записью оркестра – масса струнных и прочей сентиментальщины, – сказал Джек. – Рей наиграет ее для вас, пока мы снимаем, чтобы вы настроились на нужный лад.

Ей захотелось умереть от смущения, когда из динамика полились звуки романтической оркестровой пьесы.

– Расслабитесь вы наконец, – проворчал сзади Эрик, когда камеры включили, и он начал подталкивать качели.

У Хани все внутри отнялось. Она поняла, что, хорошо зная, какой быть Дженни в обыденной жизни, не имеет ни малейшего понятия, какова же она в мечтах.

– Я расслабилась, – прошипела она, мимоходом отметив про себя, что так легче разговаривать с Эриком, поскольку не надо смотреть ему в лицо.

– У вас спина напряжена, как доска, – недовольно проговорил Эрик.

Никогда еще Хани не чувствовала себя такой неуклюжей и растерянной. Она в точности знала, кто она такая, когда надевала джинсы и имела на голове стрижку «под горшок», но кем было это создание в сказочном платье?

– Беспокойтесь за себя, а о себе я как-нибудь и сама позабочусь, – огрызнулась Хани, чувствуя, как под кружевным платьем от смущения начинает гореть кожа.

Он с силой толкнул качели.

– Если вы не успокоитесь, мы не скоро уйдем отсюда!

– Мы и так не скоро уйдем, ведь мне приходится работать с вами!

– Стоп! Что-то не похоже, что мы недурно проводим время, – протянул Джек со своего места рядом с первой камерой. – И мы, наверное, позабыли, что кое-кто из наших зрителей умеет читать по губам.

Смутившись и чувствуя себя неуверенно, Хани решила укрыться за враждебностью. Подняв голову, она выпалила прямо в камеру:

– Да это же сплошная дребедень!

Качели резко остановились. Джек провел руками по своим редеющим волосам.

– Не пора ли нам успокоиться и попробовать еще разок?

Но следующий раз получился не лучше, да и тот, что за ним, тоже. Хани просто была не в состоянии расслабиться, а Эрик ничуть ей в этом не помогал. Вместо того чтобы быть романтичным, он вел себя, словно с трудом ее выносил; возможно, так оно и было, но он мог бы оставить при себе свою неприязнь. Пытаясь ухватиться за последнюю возможность, Хани старалась вспомнить, доводилось ли ему хоть раз отведать ее пирожков.

Следуя указанию Джека, Рей, музыкальный редактор, выключил музыку. Постановщик посмотрел на часы. Они уже выбились из графика, и в этом была лишь вина Хани. Правда, в этот раз все произошло непреднамеренно, но никто в это не поверит.

– Как насчет перерыва? – предложила она, спрыгнув с качелей, когда Джек приблизился к ним.

Постановщик отрицательно покачал головой.

– Хани, я понимаю, что раньше вам не приходилось делать ничего подобного и вы должны ощущать неловкость…

– Я ни капельки не чувствую себя неловко. Мне очень даже удобно, удобнее не бывает!

Очевидно, посчитав споры с нею пустой тратой времени. Джек повернулся к Эрику:

– Мы вместе сделали уже с десяток сериалов, но я впервые вижу, что ты работаешь вполсилы. Ты же сдерживаешь себя. В чем дело?

К удивлению Хани, Эрик даже не попытался себя выгораживать. Он уставился на проплешину в траве, словно решаясь на что-то. Наверное, прикидывает, удастся ли поцеловать ее без отвращения.

Когда он поднял голову, его рот сжался в прямую линию.

– Хорошо, – сказал он. – Ты прав. Дай нам немножко порепетировать… чуть подработать. Просто начни снимать и на некоторое время оставь нас в покое

– Нас уже график поджимает, – ответил Джек. Потом в расстройстве махнул рукой: – Ладно, думаю, хуже не будет Хани, вы как, готовы?

Она судорожно кивнула. Эпизод выстраивался из рук вон, хуже быть не могло.

Внезапно в Эрике появилась целеустремленность, словно он наконец пришел к какому-то решению.

– Сделай-ка музыку чуть громче, чтобы мы могли разговаривать, не опасаясь, что услышат другие».

Джек согласно кивнул и вернулся на свое место за камерой. Подбежала Конни и поправила всем грим. Через мгновение нежные звуки струнных заполнили съемочную площадку.

Внутри у Хани все сжалось. «Бинака»! Она забыла побрызгать во рту. А вдруг у нее несвежее дыхание?

– Снимаем! – объявил Джек громким голосом, стараясь перекричать музыку. – Хлопушка! Мотор!

Обернувшись к Эрику за указаниями, она увидела, что тот пристально изучает ее. Вид у него был глубоко несчастный. И вдруг, пока она смотрела на него, он стал уходить в себя. Ей уже приходилось наблюдать подобное, когда он готовился к трудной сцене, но никогда еще она не видела этого так близко. Это было нечто сверхъестественное? Он застыл с отсутствующим выражением, словно находясь в полном опустошении.

Затем его грудь начала вздыматься и опускаться в медленном ритме. С ним произошла перемена, сначала едва заметная, но постепенно становившаяся все явственнее. Он словно входил в фокус перед ее глазами, причем в совершенно ином виде. В этих бирюзовых глазах плавились ледяные кристаллики, лоб разгладился. Ее кости превратились в желатин, когда жесткие складки вокруг его рта смягчились. И он предстал перед нею юным и прекрасным. Он напомнил ей кого-то, но вначале она не могла вспомнить кого. Но уже в следующее мгновение узнала.

Именно таким видела его Хани в своих мечтах. Взяв за руку, он повел ее к дереву.

– Вам следует почаще надевать платье.

– Следует? – Голос был каким-то каркающим. Он улыбнулся:

– Готов поспорить, что под платьем у вас джинсы

– Нет! – негодующе воскликнула она Эрик положил руку ей чуть пониже поясницы и легонько нажал.

– Вы правы. Не чувствуется никаких джинсов.

По телу Хани пробежала дрожь. Он стоял так близко, что тепло его тела согревало ее сквозь кружево платья.

– Мне нужно сесть на качели? – спросила она, слегка запинаясь.

– А вы хотите?

– Нет, я… – Хани начала было опускать голову, но он кончиком пальца придержал ее за подбородок, заставив посмотреть ему прямо в глаза.

– Не надо бояться.

– А я… я и не боюсь.

– Не боитесь?

– Это же не мои грезы, – горько сказала она. – Это все сценаристы. Они…

– Не все ли равно? Ведь это же прекрасные грезы? Так почему бы не насладиться ими?

У нее перехватило дыхание при появлении в его голосе сокровенной хрипотцы, словно они были одни в целом свете Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву, играли на его лице бледно-лиловыми отблесками. Они беспорядочно перемещались, словно затеяли игру в прятки с его глазами и уголками рта. Хани, даже если бы и захотела, была не в силах оторвать от него взгляд.

– А как насладиться? – едва слышно спросила она.

– Дотроньтесь до моего лица, потом я до вашего.

Ее рука дрогнула. Но осталась у бедра. Хани хотела поднять ее, но не могла.

Он нежно сжал ее запястье и стал поднимать ее руку к своему лицу, пока она не коснулась его. Когда Хани провела ладонью по его щеке, он отпустил ее, давая действовать самостоятельно.

Под кончиками пальцев Хани ощутила впадину на щеке. Пальцы двинулись дальше, к подбородку. Она касалась его словно слепая, запоминая каждую впадинку, каждый подъем. Не в силах остановиться, она скользнула рукой к его рту и принялась исследовать контур губ.

Улыбаясь под ее прикосновениями, Эрик поднес свою руку к ее губам. И от легкого касания его пальцев ее рот стал прекрасным. Его глаза омывали ее восхищением, и тугие узлы внутри распутывались один за другим, пока вся она не стала прекрасной.

– Сейчас я вас поцелую, – шепнул он.

Губы Хани раскрылись, сердце бешено заколотилось. Эрик наклонил голову, его дыхание мягко коснулось ее щеки. Он притянул ее к себе с величайшей осторожностью, словно опасаясь, что она может растаять под солнечными лучами. Еще мгновение она ждала его губы, потом они коснулись ее рта. Он поцеловал ее, и тут все ее чувства запели.

В голове закружились подхваченные вихрем танца замки, и цветы, и молочно-белые кони. Его рот был мягким, губы целомудренно сжаты. Ее окружило волшебное обаяние чуда и невинности. Поцелуй был чист и не запятнан неловкостью или желанием; это был поцелуй, пробуждающий Спящую красавицу, поцелуй, родившийся из позолоченных хитросплетений сказочных грез.

Когда наконец их губы оторвались друг от друга, он все еще продолжал улыбаться.

– Представляете ли вы, как вы красивы?

Растеряв привычную болтливость, Хани лишь молча покачала головой. Он оторвал ее от ствола дерева и, выведя в пятно света, опять поцеловал. Потом потянулся, сорвал с дерева лист и пощекотал ей нос.

Она хихикнула.

– Готов поспорить, что вы почти ничего не весите. – И, не дав ей ответить, Эрик подхватил ее на руки и медленно закружил. Подол платья запутался в его сапогах, рукава рубахи затрепетали. Словно тысячи крошечных пузырьков пронизали все ее существо. Она запрокинула голову, и ее смех, казалось, слился с легким ветерком и солнечными лучами, зажегшими искры в его темных волосах,

– У вас еще не закружилась голова? – спросил Эрик, послав ей ответную улыбку.

– Нет… Да…

Он поставил ее на землю и, придержав за талию, не дал покачнуться. Потом опять закружил, скользя в танце из тени на свет и обратно. Она чувствовала себя легкой и грациозной, до боли живой, словно заколдованная принцесса в сказочном лесу. Притянув к себе, он опять поцеловал ее.

Когда он оторвался от нее, она вздохнула. Музыка наполняла все вокруг, омывая их своим волшебством. Он накрыл ее щеку ладонью, словно никак не мог насытиться. И продолжал кружить. Ее губы трепетали, кровь в жилах звенела. И она решила, что поняла наконец, что это такое – быть женщиной.

Они остановились. Эрик поставил ее перед собой и посмотрел куда-то мимо.

– Ну, получили что хотели?

От его голоса Хани содрогнулась. Он звучал совсем по-иному, холодно и жестко.

– Стоп! Снято! – закричал Джек. – Блестяще! Потрясающая работа, это я вам обоим говорю! Возможно, понадобится парочка крупных планов, но сначала надо посмотреть пленку.

Эрик отступил от нее. Она похолодела, увидев, как он меняется на глазах. Куда-то испарилась теплота. Он выглядел раздраженным, беспокойным и непонятно почему враждебным.

Его имя словно застряло у нее в горле.

– Эрик?

– Ну? – День не был жарким, но по его лбу струились ручейки пота. Пройдя мимо камер к стулу постановщика, он взял оставленные там сигареты.

Не в силах сдержать себя, Хани последовала за ним.

– Я… это… ведь все прошло очень хорошо, не так ли?

– Да, похоже на то. – Он прикурил и нервно сделал глубокую затяжку. – Надеюсь, нам не придется еще раз повторять эту кучу дерьма. И отныне уж будьте так любезны, сделайте всем нам одолжение и держите свои детские жалкие фантазии при себе.

Ее грезы разбились вдребезги. Он просто играл! Все было ненастоящее – его поцелуи, его шепот, его нежные, любящие прикосновения! С тихим криком боли она вновь превратилась в гадкого утенка. Подобрав юбки, Хани бросилась искать уединения в своем трейлере.

Совсем неподалеку от них стоял Дэш, наблюдая за происходящим. Он видел, с каким умением Диллон управлял ею так, чтобы камеры могли снять их в разных ракурсах, и сейчас не мог припомнить, когда в последний раз испытывал такое острое желание ударить другого человека. Он говорил себе, что это не его дело. Черт побери, он в своей жизни устраивал женщинам кое-что и похуже. Но Хани еще не женщина, и, когда Диллон наклонился достать свой сценарий, Дэш даже не заметил, как ноги сами собой понесли его к Эрику.

– А ты настоящий сукин сын, ты не находишь, красавчик?

Глаза Эрика сузились.

– Я делал свою работу.

– В самом деле? И что же это за работа такая?

– Я – актер.

Дэш разжал и опять сжал кулаки.

– А по-моему, ты больше смахиваешь на ублюдка.

Эрик сощурил глаза и швырнул сигарету на землю. – Топай, старик. Иди покачайся на качелях!

Он скрестил руки на груди, и под рубахой забугрились мышцы.

Дэш не испугался. У Диллона были стандартные мускулы голливудского героя, накачанные на дорогих гимнастических снарядах, но отнюдь не в тяжелой работе и уличных драках. Это были косметические мышцы, не более подлинные, чем поцелуи, которыми он потчевал Хани.

И тут Дэш заметил блестевший на лбу Эрика пот. Ему уже приходилось видеть мужчин, потеющих от страха, и глаза у них всегда были безумными. Диллон же выглядел просто отчаявшимся.

Ему стало ясно, что Эрик хочет, чтобы его ударили, и желание пустить кровь пропало у Дэша так же быстро, как и появилось. Какое-то мгновение он постоял, потом опять нахлобучил шляпу и уставился на Диллона долгим, пристальным взглядом.

– Думаю, на этот раз я оставлю все как есть. Не хочу, чтобы молодой жеребец вроде тебя измывался надо мной перед всеми.

– Нет! – На виске Эрика запульсировала жилка. – Нет! Вы не можете так просто оставить это. Вы…

– Пока, красавчик!

– Не надо…

Слова мольбы застряли в горле Эрика, когда он провожал глазами удаляющегося Дэша. Схватив следующую сигарету, он прикурил и жадно втянул ядовитый дым в легкие. Куган настолько не уважает его, что даже не захотел драться! В этот момент ему пришлось признать то, в чем он отказывался признаваться себе раньше, – как сильно он восхищался Дэшем Куга-ном – не актером, а мужчиной. Теперь, когда уже было поздно, он понял, что хотел уважения Кугана так же, как всегда хотел заслужить уважение отца. Дэш – настоящий мужик, а не какая-то подделка.

Дым душил его. Надо выбираться отсюда. Куда угодно, лишь бы можно было дышать! Перед ним всплыло видение молящих голубых глаз. Он пошел со съемочной площадки прочь, пробивая дорогу среди оборудования, расталкивая членов съемочной группы в попытке уйти от этих голубых глаз. Но они не исчезали. Она так отчаянно нуждалась в любви, была так беззащитна, что даже не вспомнила о чувстве самосохранения! Даже не пыталась бороться, просто позволила ему сбросить себя с утеса.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю