Текст книги "Грешница"

Автор книги: Сьюзен Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– Почему нет? – Неожиданное удивление прозвучало в голосе Челси.

– Из гнусных побуждений, конечно. – Легкая улыбка приподняла уголок его замечательно очерченного рта.

– О! – В ее глазах отразилось маленькое разоблачение, а затем улыбка осветила ее красивое лицо. – Я польщена, ваша светлость, – насмешливо сказала она. – И если бы я могла, как дикари Руссо, жить в государстве природы, я бы с огромным удовольствием осталась. Но я не могу, и вы не можете меня удержать.

– Я мог бы. – Он вдруг закрыл глаза, его густой голос стал хриплым.

– Нет необходимости. – Она тоже говорила очень тихо, но в ее голос проникла новая твердость, и он вспомнил об их первой встрече, когда она грубо приставала к нему. Мисс Фергасон была необычайно самостоятельной женщиной.

Но она была женщиной, в конце концов, и не ровня.., что подтверждалось традицией, культурой и общественным предпочтением. Он мог удержать ее, если не здесь, в опасной близости от семьи, то где-нибудь еще, в отдалении. Она разожгла его страсть, его воображение, она разбудила какое-то необъяснимое чувство собственности. Стояла полная тишина, пока Синджин обдумывал возможные варианты.

– Если я закричу, Данкэн убьет вас.

– Если сможет открыть запертую дверь, то да.

– В конце концов, он откроет…

Улыбка Синджина свела на нет все опасения.

– В конце концов, будет слишком поздно, дорогая. Мой отец иногда пользовался потайной лестницей.

Мы просто исчезнем.

Лежа спокойно, так же как и он, Челси невозмутимо сказала:

– Ты не имел в виду ничего из того, что сказал, поэтому, пожалуйста, отпусти меня.

– Откуда ты знаешь, что я имел в виду?

– Потому, милорд, что я вам наскучу через несколько дней, и зачем ради этого устраивать представление?

«Чертова девчонка была права», – с сожалением отметил он. Она проницательно определила порог его скуки.

– Может быть, я мог бы убедить тебя скрасить мою скуку, – предложил он с чарующей улыбкой.

– После удовольствия, полученного в вашей постели… Если бы не моя семья, я бы с удовольствием, ваша светлость. – В бархатной глубине ее лиловых глаз затаился смех. – Не нужно убеждать.

Ее откровенность была потрясающей, просто сказочной, и чертовски привлекательной.

– Навести меня тогда, я смогу быть осторожным. – В ответ на ее скептически поднятую бровь, он добавил:

– Мне не нужно было до сих пор. Вот открытое предложение. В любое время, в любом месте. Если до тебя будет два дня езды верхом", дай мне время, чтобы добраться до тебя, хоть мои лошади и лучшие в Англии и чертовски быстрые.

– Мои лошади лучшие.

На этот раз бровь герцога поднялась в сомнении.

– Если бы я могла скакать верхом на всех соревнованиях, мы бы всегда выигрывали.

– Ты ездишь верхом? На скачках? Я бы слышал – об этом.

– Инкогнито, конечно, и никогда в Ньюмаркете.

– Ты очаровательная крошка.

Ее улыбка была непроизвольно женской и самоуверенной: «Я знаю».

– Как я могу позволить тебе просто уйти? – Его ленивое протяжное произношение пленяло ее, так же, как и необыкновенная красота.

– Потому что если отпустишь, то увидишь меня на Туне против твоего Мамелуке на скачках Аркадии завтра.

Он скатился с нее, словно она обожгла его огнем, и, приподнявшись на одном локте рядом с ней, сказал приятным голосом с обезоруживающей улыбкой:

– Может быть, тебе будет интересен маленький спор.

– Я не могу позволить себе пари.

– Ты не можешь себе этого позволить? – страстно прошептал он.

– Я предупреждаю вас, милорд, ответ – нет.

– Я знаю, твоя лошадь не может выиграть.

Он провоцировал ее, и она это знала, но он оспаривал ее чистокровных лошадей, а скачки были частью ее жизни тоже. Сидя совершенно прямо, она изучала праздного молодого лорда, славившегося мужской красотой, лошадьми и победами у женщин. В затемненной комнате его холодное длинное тело, врожденная сила, удивительно классические черты, совершенная мужественность, казалось, бросали ей вызов.

– Назовите ваши условия.

– Вы, конечно, – произнес он слегка протяжно.

– Будьте точнее.

– Я хотел бы сказать, навсегда, но вы напомнили мне о том, что надо быть практичным, к тому же всего одни скачки, поэтому… – Его легкая улыбка исчезла, и его голос приобрел властную решительность, с которой он спорил всегда. – Неделю с вами в этом месяце.

Вы называете место, я называю развлечения.

– А если вы проиграете?

– Ваш выбор, конечно, – холодно ответил он.

– Я предпочитаю английские деньги.

– Как угодно. – Он слегка наклонил голову, и черный шелковистый локон упал на лоб. – Назовите, пожалуйста, цену.

– Пятьдесят тысяч гиней. – Это была огромная сумма. Он мог бы отказаться, и ее честь не пострадала бы. Он мог согласиться – и эти деньги выплатили бы долги ее отца за скачки.

– Согласен, – мягко сказал он и снова заулыбался.

– Тогда я могу идти?

– До завтра. Я буду ждать скачек.

– Моя личность жокея…

– ..останется известной мне одному. Даю слово.

И он наблюдал, на этот раз с удовлетворением, как она одевалась, уверенный в том, что скоро встретится с ней.

Он помог ей застегнуть пояс и маленький ряд пуговиц сзади на шее, и он думал, помогая ей расправлять юбку ее простого белого платья, о том, как непохожа она на остальных гостей – женщин. Разница была удивительная, такая, как и странные чувства, и сам факт того, что он испытывал чувства. Обычно в этот момент он заводил вежливый диалог прощания, не думая с нетерпением о следующей встрече.

Он нежно поцеловал ее, когда каждая лента была на месте, и сказал:

– Увидимся на скачках.

– Я выиграю, – весело сказала она.

– Посмотрим, – спокойно ответил он, соблюдая приличия.

Она не может противостоять Мамелуке и Фордхэму. Большой гнедой не проиграл ни одной скачки.

– Готовьте ваши гинеи, – только и сказала она с улыбкой, и, послав ему воздушный поцелуй, повернула ключ в замке, открыв дверь.

Глава 8

– Что, черт возьми, ты там делала? – выпалил Данкэн в ту же секунду, когда она вышла из комнаты, его голос был похож на глухое рычание.

– Не выходила замуж за Джорджа Прайна, – резко ответила Челси. – Сейчас я иду домой, а ты можешь идти со мной или оставаться здесь, как хочешь.

Следуя за ее быстрыми шагами по черному ходу, Данкэн разгоряченно сказал:

– Синджин заплатит за это. Ты знаешь?

– Лишь после того, как я расскажу отцу о том, что сделала. А не после того, как ты расскажешь о том, что сказал красивый герцог о женитьбе. Я думаю, что он не из тех, кого нужно дубиной пригонять к алтарю. Я, в любом случае, не хочу выходить замуж. – Она говорила с глухой страстью в голосе.

И отказалась добавить хоть слово на эту тему, пока не предстала перед разгневанным отцом примерно тридцать минут спустя.

Он грохотал и угрожал, Данкэн и Нейл добавляли свои замечания, разумные и неразумные. В этом ужасном столкновении Челси стояла твердо, с растрепавшимися волосами, подол ее платья запачкался от мок рой травы на лугу, но спину она держала совершенно прямой.

– Вы не можете заставить Сейнт Джона жениться на мне, если только не притащите его связанным по рукам и ногам на церемонию, и тогда вам придется связать меня тоже, потому что я не собираюсь выходить за него замуж. Можете хоть ангелов звать на помощь.

– Он погубил тебя, девочка, – рычал отец,:

– ни один англичанин не уйдет от расплаты за это!

– Он даже не знал, кто я такая, – терпеливо повторила Челси в десятый раз. – Он думал, что я одна из шлюх из Лондона. Я сказал ему, что мой поступок направлен против Джорджа Прайна, и в том, что произошло, виновен ты, а не Сейнт Джон. Я не хочу, чтобы меня меняли как товар в уплату твоих счетов за скачки, и если ты не объяснишь епископу дипломатическим путем, что сватовство закончено, я расскажу ему все в деталях.

Десять минут она находилась под градом мужских оскорблений, мужского гнева и мужского взгляда на честь и практические стороны брака. Она устала, ее выдержка была на исходе, и ее собственное чувство обиды обострилось.

– Может быть, некоторых женщин можно заставить выйти замуж, но не меня, – продолжала она, с трудом сдерживая свой гнев. – Я не знаю, как сказать это еще проще.

Отец посмотрел ей прямо в глаза, это длилось несколько секунд, словно он, наконец, понял смысл ее слов. Он вдруг вспомнил свою молодую жену, ее юную гордость и прямоту.

– Прости меня, – пробормотал он с раскаянием и печалью от своих воспоминаний, – за мою эгоистичность. – И, отвернувшись, он подошел к окну.

Вглядываясь в первые розовые предрассветные блики, он сказал глухо и тихо:

– Прости, что все зашло так далеко.., что тебе пришлось.., пришлось сделать то, что ты сделала, из-за того, что Я не хотел слушать тебя.

– Это не настолько ужасно, папа, – мягко ответила Челси. – Никто не узнает, кроме Сейнт Джона, а он не скажет.

– Не скажет, отец, – согласился Данкэн. – Я тоже с ним поговорю.

– Тебе не нужно разговаривать с ним обо мне, – вставила Челси. – Я не согласна с таким взглядом на вещи. Я в состоянии заниматься нашим хозяйством, конюшнями, вести расходные книги по нашим чистокровным лошадям и счета, – а меня тем не менее считают неспособной ясно объясниться с человеком в том, что касается моей репутации.

– Его собственная репутация, вот что меня заботит, – сказал отец. – У него множество амурных связей, и это постоянный предмет сплетен!

– Ему можно доверять, папа. – Она предпочла не упоминать о том, что его заинтересованность в ней будет сдерживать свободу его поведения.

– Нужно поговорить с ним, чтобы укрепить его молчание, – с жаром произнес граф.

– Я бы предпочла, чтобы свои угрозы ты направил в адрес епископа Хэтфилдского и оставил в покое герцога Сетского. Моя выходка, конечно же, не имеет никакого значения в его распутной жизни, и чем меньше разговоров, тем лучше. – Она надеялась избежать некоторых мужских угроз, на которые Синджин будет обязан ответить, защищаясь. – Если ты все же будешь угрожать ему, папа, он вызовет тебя на дуэль, и тогда мое имя обязательно станет предметом для сплетен.

Пожалуй, он не вспомнит обо мне, когда проснется, его дом полон, ну.., приглашенных женщин.

– Данкэн, ты все же поговори с ним. Я просто хочу быть уверен в его молчании.

Челси была рада и этому, ведь отца не разубедишь.

Помимо этого, отец пообещал послать свои сожаления Джорджу Прайну по поводу обеда вечером и заверил ее, что епископу дадут понять, что его брачное предложение отклонено.

– Спасибо, папа, – с благодарностью ответила Челси. Ее беспокойство, связанное с Джорджем Прайном, было закончено. – А теперь, если вы позволите, я хотела бы пойти спать, – сказав, она покраснела, потому что причина ее усталости была всем очевидна, и, пробормотав что-то о том, что она пропустит утреннюю разминку лошадей, она поспешила из комнаты.

Но кроме смущения, более сильное приятное чувство удовлетворения и очаровательные воспоминания наполнили ее сердце. «Герцог Сетский был таким, каковым его представляли в смысле умения обольщать, но, кроме этого, он был милым и забавным. Именно поэтому, – печально подумала она, – он был необычайно опасен для моего душевного спокойствия».

Она ожидала, что заснуть будет трудно, таким бурным и волнующим был ее вечер, но она мгновенно уснула, измученная переживаниями последнего часа и странно блаженно приятного воспоминания о занятиях любовью.

Герцог Сетский оделся вместо сна, зная, что он скоро будет принимать посетителей из дома Фергасонов. На их месте он сделал бы то же самое. Он не обижался.

Позвав своего секретаря, он прошел с ним в библиотеку, где у них был ранний завтрак в ожидании уполномоченных от семьи Фергасон.

То, что произошло, было несчастной случайностью, но делом поправимым. Его секретарь должен был присутствовать, чтобы записывать предложения по разрешению дела. Самое малое, Фергасоны будут требовать денежной компенсации.

Его спор с Челси был другим делом, связанным с исходом скачки. И он улыбнулся в предвкушении дневного соревнования.

Немного времени спустя доложили о приходе Данкэна, настроение которого было не таким милосердным, как у герцога, и по его требованию секретарь Синджина их покинул, и двое мужчин сели для выработки решения.

" – Мы друзья с Кембриджа, – сказал Данкэн неприветливым голосом. – Поэтому я пришел попытаться разумно разобраться с этим. – Его темные брови приняли угрюмый вид. – Челси рассказала нам, что ты не виновен.

– Я, правда, не знал, кто она. Было темно, ты знаешь, сколько женщин прислала Хариет… – Синджин повел плечами, как бы извиняясь. – Хотя я не прощаю себя за то, что случилось, однако твоя сестра, – он кашлянул с легким замешательством, – решительная молодая дама.

Данкэн слышал историю Челси много раз за последний час, чтобы не согласиться.

– Да.., к сожалению, – неохотно подтвердил он.

– Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, – сказал Синджин – он дорожил дружбой Данкэна. – Если бы я знал, Данкэн, – продолжил он с явной усталостью в голосе, отчетливо выговаривая слова, – я бы отослал ее обратно домой. Ты знаешь, я не гублю девственниц. – Он этого никогда до сих пор не делал, и его сознание было неспокойным еще и оттого, что он все еще продолжал желать Челси. Хотя и не должен был.

– Я сказал отцу. Но сплетни о твоих связях так быстро распространяются, что он хочет получить заверения в твоем молчании относительно этой ночи.

– Конечно, имя твоей сестры в безопасности.

– Он взбешен, знаешь. И, черт возьми, Синджин, я тоже, но у Челси свое мнение.., черт побери, как жаль, что Прайн увивался за ней.

– Может быть, она не правильно поняла интерес твоего отца в брачном соглашении.

– Более вероятно, что старик не понял ее чертовской решительности не быть с ним связанной.

– Итак, Прайну отказали?

– Да, он получит отказ официально.

Почему отказ этому распутному епископу имеет для него какое-то значение? Не должен, но это было так, и Синджин почувствовал страстное удовлетворение. Он успокоил себя, подумав, что был бы так же рад за любую молодую даму, избежавшую супружеской близости с грубым виконтом Ратлэджским. Но если бы он был честен с собой, он бы признал, что альтруизм не имеет ничего общего с его удовлетворением. Он предпочитал ни с кем не делить замечательную мисс Фергасон, если говорить правду. И затем, чтобы успокоить свое новообретенное осознание случившегося, он сказал Данкэну:

– Позволь мне деньгами слегка исправить несчастные обстоятельства прошедшей ночи. Поскольку я был средством в отказе Прайну, по крайней мере, разреши мне покрыть часть этой потери.

– Господи, нет, Синджин, ты не должен платить за дерзость Челси.

Не смущая Данкэна, Синджин больше не мог навязывать деньги, и вместо этого он сказал:

– Сенека видел вашего земляничного чалого на склонах вчера утром и сказал, что он красавец. Он продается?

– Тун? Нет, это воспитанник Челси, но заезжай как-нибудь посмотреть конюшни, если хочешь. Тебя может заинтересовать внук Эклипса [Эклипс – знаменитый жеребец, считается родоначальником современной чистокровной породы скаковых лошадей.

Впервые, участвовал в скачках, когда достиг пятилетнего возраста и принимал участие в забегах всего два сезона. В течение этого времени не знал поражений. Более двухсот лет документалисты превозносили его удивительные способности как на беговой дорожке, так и в племенном стаде.

В апреле 1769 года, в разгар тренировочных забегов в Банстед Даунсе, имели место секретные предварительные состязания. Легенда гласит, что «жучки» прибыли слегка с опозданием, но они сумели найти некую женщину средних лет, которая дала им всю необходимую информацию. На вопрос, видела ли она скачки, та ответила, что не может с полной уверенностью сказать, были ли это скачки или нет.

Однако она запомнила лошадь, одна нога которой была белой. Она бежала первой с чудовищным отрывом от остальных. Лошадь, шедшая второй, пыталась держаться лидера, но все равно отставала на огромное расстояние. Женщина утверждала, что «тому нипочем не догнать белоногого, беги они хоть до края света».

Третьего мая 1769 года в Эпсоме Эклипс впервые официально участвовал в забегах на четыре мили. Он с легкостью выиграл первый забег, когда появился некий Деннис О'Келли, азартный игрок на тотализаторе, родом из Ирландии. Ему не понравилась расстановка сил на второй забег, и он предложил заключить пари на любую сумму, что он назовет порядок, в котором лошади придут к финишу. Его пророчество – одна из самых известных фраз в истории скачек: «Эклипс – первый, остальные – нигде».], он отлично смотрелся бы с теми геродотовыми кобылами, которых ты купил в Гаферсале прошлой осенью.

И их разговор перешел на обычную тему о лошадях и скачках, долг Данкэна был выполнен, уверения в молчании Синджина получены, честь красивой молодой мисс Фергасон была в безопасности.

Глава 9

К полудню события в Ньюмаркете разворачивались полным ходом. Собирались зрители; по периметру скаковых дорожек стояли экипажи, вокруг которых мужчины пили и обсуждали достоинства своих фаворитов, лишь иногда этот пейзаж оживляли двухместные или четырехместные ландо, в которых сидели дамы, опасаясь превратностей мартовской погоды Ньюмаркета. Мальчики-конюхи сновали туда-сюда, выполняя различные поручения, а в это время жокеи торжественно слушали наставления своих тренеров. Букмекеры были на своих местах с середины утра из-за некоторых ранних ставок, постоянно меняющихся шансов, их общение было какофонией криков, расшифровать которые мог только посвященный.

Синджин пришел к семи, наблюдая за утренними бегами и ранними ставками, затем помогал готовить лошадей к дневным состязаниям. Он и Сенека немного отдохнули, прикорнув на короткое время на душистом сене, только что привезенном с конного завода, но он почти не чувствовал потребности во сне. Он чувствовал неукротимую настороженность, мысли о хорошенькой мисс Фергасон действовали как адреналин, тревожное ожидание дневных скачек между Туном и Мамелуке целиком захватило его Он сделал большие ставки, он намеревался выиграть и обсудил стратегию в деталях с Фордхэмом. Он скрыл личность жокея Туна, но Фордхэм скоро все узнает. Изящную красоту мисс Фергасон невозможно скрыть под мужским костюмом.

Первые две победы в скачках дались конюшне Синджина легко, так как в соревновании не участвовали фавориты. Не выставили ни одной лошади и Фергасоны, хотя он заметил их прибытие на конюшни час назад. Синджин упрекал себя за неустанный интерес к Челси и ее поиск. Он внимательно изучал их приближение, ее не было с ними.

Ее младший брат, Колин, был одет в голубой шелковый костюм жокея. Что произошло? Она отреклась от их спора? Ее отец не дал согласие на участие в скачках в Ньюмаркете?

Женщина-жокей произвела бы фурор, хотя иногда они участвовали в более мелких скачках и, как правило, по прихоти какого-нибудь благородного лорда. Но определенно мисс Фергасон сегодня нет.

Словно в ответ на его упавшее настроение, низкие тучи на небе приобрели серый отлив, поднялся ветер, и признаки надвигающейся холодной влажной погоды повисли в воздухе. Олим только косо посмотрел на Синджина, когда тот с необычной резкостью отдавал приказания Фордхэму на старте.

Фордхэм успокаивающе сказал:

– Нечего беспокоиться.

Синджин понял, что был груб, улыбнулся с сожалением и извинился:

– Я, наверное, устал. Прости меня. – Произнесенные слова лишь вновь пробудили воспоминания о мисс Фергасон, еще более омрачая его состояние. Он напомнил себе, что хорошеньких маленьких деревенских мисс уже достаточно, даже с облаком солнечных волос и замечательным знанием лошадей. Он уже не ребенок в отношениях с женщинами. Они были удовольствием, но необходимостью – никогда.

В скором времени лошадей вызвали на старт. Синджин взглянул на двигающихся к стартовой линии участников, и его внимание сразу же привлек жокей Туна. Ему показалось, что мелькнул светлый локон; добродушное настроение было восстановлено.

Челси и Колин были очень дружны, и, когда сестра рассказала брату о возможности выиграть пятьдесят тысяч экю, если она займет его место жокея на Туне, Колин сразу же согласился.

Колин облачился в голубые шелка графов Дамфрисских, так же как Челси, находясь дома. Приехав на поле скачек позже всех и спрятав свой костюм под плащом, Челси заняла место Колина в седле прямо перед вызовом на забег Аркадии. Отец и братья делали ставки и не заметили подмены. Только их конюх Рос знал об обмане. Восемнадцатилетний юноша, полувлюбленный в Челси, охотно согласился им помочь.

– Ты все равно лучше всех скачешь на нем, – застенчиво сказал он, помогая ей закинуть ногу. – Но когда твой папа начнет кричать, я ничего не знал.

Именно Рос провел ее вдоль линии, где столпились болельщики рядом со стартом, и он оставался с ней до последней минуты, помогая успокоить Туна.

– Просто дай ему волю, – сказал он в качестве последнего наставления. – Хотя ты ведь лучше меня знаешь, как обращаться с этим красавцем, – добавил он и дотронулся до носа Туна на удачу.

И Челси осталась одна сзади толпящихся лошадей, ее сердце сильно билось, она в десятый раз поправляла поводья, чтобы они скользили как шелк между пальцев, в последний раз проверяла застежки на стремени, расслабляя на три счета мускулы бедер, чтобы Тун не чувствовал ее напряжения.

У нее был шанс выиграть деньги, чтобы заплатить – кредиторам отца, а также шанс купить собственную свободу. Но другие, грешные мысли говорили ей, что проигрыш вовсе и не проигрыш. Разве не так?

Несмотря на суету, царящую на старте, Фордхэм заметил своего противника, сидящего на Туне, и начал понимать серьезную заинтересованность герцога в победе. Верхом сидела молодая леди или очень красивый мальчик, но, учитывая амурные предпочтения герцога, первое было вероятнее. Она держала свою лошадь немного в стороне от толпы без видимого усилия, а, по слухам, огромный чалый не был спокоен. Видимо, она была первоклассной наездницей.

И когда флаг упал, Фордхэм увидел, что он стартовал первым, Мамелуке предпочитал, чтобы следовали за ним.

Челси, теснимая на старте жокеем герцога Бофортского, думала сначала, что это было из-за предстартовой толпы, пока, спустя три длины, его лошадь не столкнулась с ней снова. Взглянув, она увидела его кривую усмешку, так же как и поднятый кнут, и едва увернулась от удара.

– Нам не надо сучек верхом на лошадях, поняла? – прокричал он, обгоняя ее.

– Паршивая дрянь почти ударил ее! – прошептал Синджин, схватившись за изгородь, не в состоянии ей чем-нибудь помочь.

Добившись большей скорости от Туна, Челси поравнялась с Петронелем герцога Бофортского и, перерезав ему путь, заставила жокея придержать лошадь, чтобы не врезаться в нее.

– Я не сука, – сказала она в тот момент, когда он дернул лошадь в сторону, не более чем в нескольких сантиметрах от нее. И мило улыбнулась, как сделала бы леди.

Тун, наконец, пустился вскачь в полную силу, он, действительно, несся с бешеной скоростью. Без кнута и плети Челси направляла лошадь на мощного скакуна Синджина Мамелуке. Жеребец герцога шел на четыре или пять корпусов впереди и еще три лошади рядом с ним. И тогда она стала разговаривать с Туном низким проникновенным шепотом, ему хорошо был знаком ее голос.

Она тренировала его, и он бежал для нее лучше, чем для кого-либо. Он слегка прижал уши, и она почувствовала, как удлиняется его шаг. Тун обошел лошадь, скачущую с внешней стороны, словно она стояла на месте, и, подойдя к другой, казалось, еще увеличил скорость. Тун обошел последнюю лошадь прямо перед подъемом в гору, но Мамелуке взбирался на гору, словно его энергия была бесконечной.

– Черт с ним, – прошептала Челси. – Он не будет вечным победителем. – Давай, Тун, мой красавец, ты можешь сделать это…

«Черт возьми, – выдохнул Синджин. – Ее лошадь взлетела на гору. Она рядом с тобой, Фордхэм, – про себя предупредил он. – Дьявол, двигайся же! – Дочь графа Дамфрисского умела скакать, как ангел или как дьявол, – подумал он с усмешкой. – Если бы можно было спросить у наездника герцога Бофортского, почему он хотел выбить ее из круга. Да, но она постояла за себя и чуть не повалила его к чертовой матери».

– Скачки в руках Фордхэма, – мягко сказал Сенека, наблюдая, как Тун постепенно нагоняет Мамелуке на последнем участке подъема.

– Я думаю, он уже понял это, – прошептал Синджин, горя желанием самому оказаться в седле и выиграть скачки.

Два скакуна теперь шли вровень, до финиша оставалось пятьдесят ярдов. Ни один из наездников не трогал кнута, не пришпоривал коня. Который победит в конце концов, зависело от индивидуальности. Мамелуке любил «приходить домой» первым. И он это сделал, стараясь изо всех сил, на два шага опередив Туна.

Рев толпы взметнулся в ветреное небо, и болельщики хлынули к победному кругу. Все внимание собравшихся было обращено на Мамелуке. Челси легко проскользнула к подготовленной площадке, где ждали Колин и Рос.

– Потрясающие скачки, Чел! – закричал Колин, сияя от восторга.

– Здорово сработано, мисс Челси, – его похвала тоже сопровождалась широкой улыбкой. Подставив руку, он помог ей спуститься. Колин подал ей плащ и тут же оказался в седле, и секунду спустя Рос уводил Туна.

Закрепив плащ на плечах, Челси стянула шапочку и опустилась на землю за навесом в море бургундской шерсти. Ее волнение еще не прекратилось, она с трудом переводила дух, возбуждение от скачки еще сильно сказывалось в жаре ее крови. Она почти выиграла… у потрясающего жокея Синджина, Фордхэма. Она почти выиграла! Это значило, что Тун мог победить лучшего, если бы на нем был опытный жокей. Она потеряла драгоценное время, борясь с жокеем герцога Бофортского, потому что не была знакома с его стилем. Она могла бы победить, если бы не это. Она очаровательно улыбнулась от чувства собственного достоинства.

– Ты была чертовски хороша. – Голос был мягким, знакомым и очень близким.

Мгновенно подняв свои лиловые глаза, она увидела улыбающееся лицо человека, занимавшего все ее мысли с самого утра. «Он слишком красив, – подумала она, – чтобы какая-нибудь женщина могла ему отказать».

– Но ты проиграла, – мягко добавил он. Наклонившись, он взял снизу ее руки, поднял и прижал к себе. – И я здесь, чтобы забрать свой выигрыш.

– Дай мне время, – прошептала она, теперь задыхаясь по другим причинам, нежели усталость, она остро почувствовала его знакомое тело, как были знакомы дразнящие глаза и его голос. – Люди увидят нас, – нервно предостерегла она. – Чувство страха уступило лишь ее разгоряченным чувствам.

– Никто нас здесь не увидит, – спокойно ответил он, так как тщательно следил стоя на изгороди после скачек, за ее передвижением: увидел, как она въехала за занавес, пронаблюдал, как ее брат и конюх покинули это место с Туном, и после этого последовал за ней. – Итак, скажи мне, милая Челси, когда и где?

– Я не могу сообразить так быстро, – уклончиво сказала она, стараясь придумать какой-нибудь выход.

– По правилам жокей-клуба в понедельник после обеда ты обязана оплатить спор по скачкам, – спокойно сказал Синджин. – Я готов подождать до этого времени. Но его тон, хотя и спокойный, предполагал, что дольше он ждать не будет.

Был только вторник, у нее была практически целая неделя, чтобы найти решение в ее импульсивном споре.

– Как я узнаю, где тебя найти в понедельник? Мне запрещен вход в помещение жокей-клуба.

– Не беспокойся, дорогая, – прошептал он, наклоняясь, чтобы коснуться своими губами ее мягких губ. – Я найду тебя.

И, опустив руки, он ушел.

А она осталась, затаив дыхание, теплая и желавшая того, чего не должна была желать.