Текст книги "Грешница"

Автор книги: Сьюзен Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Сними с себя нижние юбки, – приказал он низким и свирепым голосом, расстегивая пальцами пуговицы на поясе, не сводя с нее глаз.

И она отчаянно изо всех сил дергала завязки на своей нижней юбке дрожащими пальцами, разрывая отличное белье там, где сразу не расстегивалось, стягивая легкий материал и кружево через бедра, и толкала его ногами с безумным равнодушием, которое шокировало бы ее, если бы она не была поглощена страстным желанием. Столь же безумно и быстро она отбросила в сторону рубашку, желание так мощно пульсировало в ее теле, что, казалось, ритм страсти виден невооруженным глазом.

– Не двигайся, – скомандовал Синджин хриплым низким голосом, обводя взглядом ее обнаженное тело.

На нем были надеты только штаны из оленьей кожи и ботинки, и его пальцы расстегивали пуговицы бриджей.

Челси не могла пошевелиться, даже если бы захотела. Ее взгляд был устремлен на огромную выпуклость под брюками Синджина, растягивающую мягкую кожу штанов от паха до талии.

Одна пуговица расстегнута, затем другая. Тонкие пальцы Синджина двигались вниз по второму ряду, когда Челси застонала, и он поднял глаза; на губах появилась улыбка чувственного, соблазнительного обольщения, и он сказал бархатистым голосом, донесшимся до нее через тускло освещенное пространство:

– Хочешь помочь?

Она пошла к нему, потому что не могла остановить себя, даже несмотря на его улыбку. Он знал, как размер его возбуждения действует на женщин. Веселость в его глазах свидетельствовала об этом. Но ей было все равно. Она расстегнула оставшиеся три золотые пуговицы, взяла его обеими руками и стала гладить по всей длине обеими руками, возбуждая дрожащими пальцами. Она услышала, как он сглотнул, и, взглянув вверх, увидела, что он закрыл глаза, не дыша и не шевелясь. Она улыбнулась, обрадовавшись его ответной реакции. Затем наклонила голову и взяла его в рот, и нежно скользнула языком вокруг пульсирующей головки его возбуждения.

Это было слишком для его возбужденного состояния, он отстранил Челси, поднял, как ребенка, и положил на кровать, последовав за ней в доли секунды, забыв о бриджах и ботинках. Секунду спустя он был внутри нее, глубоко, войдя с такой силой, что она осталась бездыханной на ошеломительный миг.

Когда, наконец, Челси смогла говорить, она отчаянно прошептала:

– Дверь…

Синджин посмотрел наверх быстрым оценивающим взглядом, но он не мог больше оставить ее горячее, зовущее тело, как не мог оставить свое сердце обескровленным, – таким бесчувственным он был к голосу своего разума.

– Пожалуйста.., замок… – молила Челси, в ужасе оттого, что мог войти ее отец.

– Тихо, дорогая, – прошептал Синджин. Накрыл губами ее губы, и ритм его проникновении ускорился.

Ощущение оргазма захлестнуло остатки здравого смысла и способность воспринимать мир. Мир исчез для Челси, только горячее пламя желания пылало в ней, когда она изгибалась навстречу следующему мощному удару сверху вниз. Она таяла. Он мог чувствовать блестящий жар, окружающий его, мягкая ткань отступала, когда он погружался внутрь. Она закричала. Приглушенный, низкий сдержанный звук в доме ее отца. Но ее руки вцепились в него, ее ногти впились ему в спину, и он узнал колеблющееся глубокое дыхание наступающего оргазма. Он улыбнулся от пьянящего осознания этого и слегка вышел, преодолевая сопротивление ее невыпускающих рук.

– Нет… – взмолилась она, неистово притягивая его обратно, и он вошел снова, сделав последнее движение немного глубже, к дальней стенке.

Ее оргазм начался дрожью по всему телу; он впился в нее так же спеша, как и она, такой же жадный до освобождения, лишенный этого с Оакхэма.

Они лежали изможденные, Синджин уткнулся лицом в подушку рядом с лицом Челси. Она была расплющена весом его огромных форм, но тело на короткий миг лишилось способности чувствовать, словно ощущения существовали за пределами ее разума.

Пока постепенно рамки рассудка и чувств не совместились, биение их сердец не замедлилось и блаженство и реальность не встретились на одной земле.

– Теперь запри дверь, – прошептала Челси, зная, что она не может отпустить его сегодня ночью, невзирая на опасность быть обнаруженными.

– Теперь я закрою дверь, – сказал Синджин, звук был невнятным из-за подушки. Секунду спустя он поднял голову, улыбнулся и сказал:

– Хорошо, решено. – И он поцеловал ее вновь, менее осторожно, менее нежно, но тщательнее, с большим вниманием к деталям.

Ей пришлось напоминать дважды, прежде чем он встал и закрыл дверь, но он сделал это в конце концов, и они были, по крайней мере, защищены деревянным барьером двери, когда отец и братья громко протопали по лестнице часом позже.

Ее тело напряглось при первых шагах на лестнице.

На секунду у нее перехватило дыхание, а потом она прошептала:

– Тебе нужно идти.

Она толкнула его в грудь, но Синджин только покачал головой и прижал палец к губам. Он поднял голову, как волк, нюхающий ветер.

– Челси, ты не спишь? – проревел ее отец, добравшись до конца ступенек.

Голос отца, с которым Челси разделяло всего несколько шагов и несколько сантиметров двери, наполнил ужасом ее душу.

– Эй, Чел, – закричал Данкэн, – завтра мы опять выставим Минто!

– Челси! – Граф постучал в дверь. – Просыпайся, девочка, и помоги нам отпраздновать событие. Мы выиграли восемьдесят тысяч гиней сегодня!

– Ответь, – шепотом сказал Синджин.

– Я сплю, папа,; – сказала Челси испуганным шепотом.

Синджин усмехнулся и сделал знак кричать громче.

– Что, а? Не слышу тебя!

Брови Синджина поднялись, словно говоря: «Видишь?»

И, глотнув с явным усилием, Челси проворчала достаточно громким голосом, чтобы было слышно в коридоре:

– Я сплю, папа.

– Не надо со мной так разговаривать!

Синджин сделал движение внутрь ее, Челси всосала предательский вздох возбуждения.

– Ты пьян, папа. Иди спать. – Она старалась говорить решительно, но получалось лишь с придыханием. «Боже, как хорошо, когда он внутри».

С усмешкой Синджин наклонил голову, ткнулся носом в ее ухо и прошептал:

– Если ты не избавишься от них, я не смогу трахать тебя.., как следует.

Она должна была оскорбиться, и, если бы жесткая напряженная плоть не пронзала ее и ее желание не разжигалось вдобавок ленивыми маленькими движениями и, что странно, близостью ее семьи тоже, возможно, она бы так и сделала. Но она не могла думать… только чувствовать.

– Что я должна?

Тогда он скользнул вверх еще немного, обрывая ее слова, огонь ворвался в ее чувства, и неосторожный крик прорвал тишину, немедленно заглушенный поцелуем Синджина.

– Челси! С тобой все в порядке? – Рев графа прерывался возбужденным стуком в дверь.

«Я кончу до или после того, как они взломают дверь?» – на мгновение подумала она; ее тело было в огне, оргазм приближался.

– Увидимся утром, – прошептал Синджин.

– Нет! – беззвучно запротестовала она, прижимаясь к нему крепче, бесстыдная в своем желании.

– Я имел в виду, – прошептал Синджин, улыбаясь, – скажи это им.

«Он слишком небрежен, – подумала Челси, в ее голове пронеслось мимолетное негодование, – крайне пресыщен, слишком привык получать удовольствие в чужих домах». И если бы она так отчаянно не хотела того, что он мог дать ей, что давал другим женщинам, если бы не находилась на несколько уровней ниже сознания, она не согласилась бы с его небрежностью.

Но, объятая страстью, она последовала его указаниям и закричала от крайнего возбуждения:

– Поздно! Увидимся утром!

Затаив дыхание от страха и роскошного великолепия потребности, она подождала, раскроют ли ее обман. Скрипящее топтание, шепот, затем шаги, и, когда они спустились в холл, она прошептала:

– Я ненавижу тебя.

Лицо Синджина было очень близко, рассеянный свет канделябра еще больше затемнял его веселые глаза под нависшими бровями.

– Я вижу, – сказал он низким и хриплым голосом, – но помни, что я проскакал полстраны, чтобы увидеть тебя.

Его слова послужили ей напоминанием, что его небрежность, возможно, была одной из привычек, но не чувством. Он с большим самообладанием смотрел в лицо опасности. И он, действительно, проскакал очень большое расстояние.

– Спасибо тогда, – сказала она, без труда оказавшись в состоянии страсти, обвив его шею руками с ленивой непринужденностью, – что пришел.

– Я не знал, будут ли мне рады. – Конечно, он знал, имея достаточный опыт, но он был любезным мужчиной.

– И мир еще держится?! – весело ответила Челси, точно зная о его привлекательности для всех, но бесконечно обрадованная тем, что он нуждался в ней.

– И может, ты чертовски желаема ради твоего же блага, – поддразнил он в ответ.

– Или твоего.

– Или моего, – мягко признался он'.

– Хотя, возможно, тебе не следовало приходить, – сказала Челси. – Это очень опасно. – Но она сказала это с удовольствием, как говорят: «Ну, что вы», – в ответ на подаренные бриллианты.

– Утром, – с наблюдательностью отметил Синджин, – это может показаться опасным. В данный момент я нахожу тебя бесконечно соблазнительной… – Затем губами он провел по ее щеке. – Я думаю, – прошептал он бархатистым голосом, – в следующий раз я позволю тебе кончить стоя.

«Я умру от блаженства сегодня ночью», – решила Челси, почувствовав усилившийся трепет меду ног при словах Синджина, сказанных шепотом.

– Но ты должна вести себя тихо, – добавил он, касаясь ее кожи теплым ртом, – или твой отец убьет меня.

Ему пришлось ждать третьего раза, прежде чем она кончила стоя.

Синджин ушел почти на рассвете, медля так, что Челси была в панике, что проснется вся семья, слуги и конюхи.

Он поцеловал ее на прощание, затем вернулся, прежде чем открыть дверь, и поцеловал снова, нежно держа ее лицо в ладонях; поцелуй был сладким, сочным, нежным.

Но он не говорил слов любви или обязательств.

Она и так знала, конечно.

Она знала, что он никогда не произнесет их.

Глава 19

Следующая неделя застала Синджина в Лондоне, потому что сезон был в полном разгаре. Городские дома были начищены сверху донизу. Мужчины, не вовлеченные в светские мероприятия, придумывали большое количество разнообразных мужских развлечений, к которым и присоединил свою склонную к этому душу Синджин.

В активной суете Кассандра требовала некоторого исключительного права на его время. Так же, как мать, брат и сын.

Поэтому, хотя Синджин не забывал восхитительную леди Челси Фергасон, живописные воспоминания об их приятных развлечениях немного потускнели от бесконечного числа общественных обязательств, составляющих лондонский сезон. Он вспоминал о ней в тех случаях, когда на глаза ему попадалась женщина с золотыми волосами или он вдруг испытывал острое чувство потери. Но он быстро стряхивал его с себя и забывал в светском водовороте событий. Мать требовала, чтобы он ее сопровождал, и, как послушный сын, он подчинялся. Жена брата устраивала большие вечера в доме Сетов, что тоже иногда требовало его присутствия. Кассандра часто хотела, чтобы он сопровождал ее на маленькие неофициальные вечеринки. Его собственные развлечения занимали значительное время. А большую часть дня он проводил со своим сыном, юным Боклерком Сейнт Джулесом.

* * *

Семья Фергасонов вернулась в Аиршир, как только закончились скачки в Йорке, и Челси провела апрель, наслаждаясь мирным спокойствием провинции. Она любила весну больше всего, вокруг резвились жеребята, и она подолгу лежала на холме, возвышающемся над пастбищем, наблюдая за ними.

До соревнований в Донкастере оставался месяц.

Туда решили отправить Минто и Туна, чтобы они попробовали себя против южных лошадей. Туна прислали ей две недели назад, ее объяснение по поводу выигранных денег в Йорке было принято семьей. Покупатель был неизвестен – ведь Туна продали через агента. Челси объяснила, что новому хозяину пришлось продать конюшню за долги на скачках. Все искренне порадовались, как чрезвычайно повезло Челси.

Глава 20

– Папа, скорее, или ты не успеешь на аукцион, чтобы купить мне лучшего скакуна.

– Их видели вчера, Бо, – спокойно ответил Синджин, примеряя шейный платок перед трюмо в своей комнате. Пимса он отпустил. – И Таттерсаль придержит их для нас, даже если мы опоздаем. – Он улыбнулся своему беспокойному девятилетнему сыну. Мальчик был его точной копией в этом возрасте. Затем добавил успокаивающе:

– Но мы Не опоздаем.

Его сын улыбнулся, ободренный тем, что Таттерсаль не продаст большого ирландского скакуна до их приезда.

– Сегодня я поеду верхом на Мамелуке. Джед сказал, что можно. – Он переминался с ноги на ногу, стараясь быть терпеливым, пока его отец тратил, по мнению Бо, чрезмерно много времени на одевание.

– А что скажет Мамелуке по этому поводу? – пошутил Синджин.

– Я ему нравлюсь, папа. Я каждое утро кормлю его морковью, и он помнит меня.

– Возьми для него несколько кусков сахара, – сказал Синджин, указывая на шелфидский тайник на бюро рядом с дверью. У него всегда было немного сахара с собой, когда он шел к лошадям. – Мамелуке особенно любит сахар.

Проследив в зеркале полет сына за сахаром, Синджин улыбнулся.

– В таком случае, – с иронией ответил он, ставя на место последнюю петлю с натренированным мастерством, – я потратил слишком много времени на этот платок.

– Я не буду так угождать женщинам, когда вырасту, папа, – заверил Бо, подставляя стул, чтобы достать до верха бюро, – и тогда мне не придется столько беспокоиться о галстуке и всяком таком. Саар говорит, что на этих женщин нельзя положиться в бою. Кроме бабушки и тети Вив, конечно. Саар говорит: «Только к женщинам в семье надо относиться со всяческим уважением».

Синджин улыбнулся над типично мальчишеским неинтересом сына к женскому полу.

– Хотя совет Саара замечательный, иногда встречаются друзья-женщины, с которыми нельзя быть грубым. Саар, несомненно, объяснит тебе это когда-нибудь… – Надевая голубой элегантный пиджак, он добавил:

– Советы Саара относительно лошадей также хороши. Слушайся его, и ты станешь настоящим мужчиной.

– Саар говорит, что я уже настоящий мужчина, – гордо ответил Бо, стоя навытяжку, как, по словам конюха-бедуина, стоят воины перед лицом врага [4]4
  Бедуин – искаженное арабское «бадуин», от «баду» – «открытая страна». Таким образом, «бедуин» означает – житель открытой местности.


[Закрыть].

Синджин улыбнулся, в его глазах блеснула гордость. Его сын, к которому он когда-то ничего не испытывал, рос настоящим мужчиной. Благодаря Саару, Бо уже ездил верхом, как степной кочевник. Мать Синджина позаботилась об учителях для его сына, а семья Дэмиена предложила общество двоюродных братьев и товарищей по играм; Бо любили все, но больше всех – Синджин, публично признавший его в том возрасте, когда обычно этого не делают. И хотя Бо не мог официально унаследовать герцогский титул Синджина, он уже был наследником его богатств.

– Ну, мы готовы? – спросил Синджин, одетый в голубое и светло-коричневое, с безукоризненно начищенными ботинками и белейшей рубашке. Волосы заплетены в аккуратную косичку камердинером утром.

– Я готов с семи часов, папа, то есть с тех пор, как ты пришел, по словам Стили. Она видела тебя из окна детской.

Неудобно. Его старая няня все еще следила за ним.

– Она помолилась за мою душу? – спросил он с усмешкой.

– Непременно, папа. – Лицо Бо осветилось испытующей улыбкой. – Стили говорит, что она должна жить, потому что кто-то должен молиться о твоей рас.., распущенности, – с трудом выговорил он незнакомое слово, – и за всех твоих шлюх. Что такое шлюха, папа? Саар не хочет мне говорить.

– Ну, и не следует, – сказал Синджин, стараясь подавить смех. – Когда ты подрастешь, я объясню.

– Саар говорит, что бог Стили не понимает мужчин.

– Возможно, аллах, действительно, смотрит на некоторые аспекты.., э.., жизни немного по-другому, чем Стили, – мягко согласился Синджин, хотя регулярные молитвы Стили активно действовали, по крайней мере, последние десять лет, вытаскивая его из лап дьявола, за что он был ей глубоко признателен, игриво подумал Синджин. – Теперь пойдем узнаем, что там с ирландским скакуном, – добавил он, переводя разговор в более безобидное русло.

* * *

Дни Синджина проходили быстрой чередой, потому что лондонский сезон предлагал увеселения и развлечения в неограниченном количестве. Он отказался идти к Алмаксу и вежливо улыбаться толпам жеманных мисс, привезенных в город на показ, но он отдавал долг вежливости, посещая небольшие приемы у многочисленных дочерей, племянниц и сестер его друзей. Не стоит и говорить, что он пользовался огромным спросом, как лучший приз на брачном аукционе в течение последних десяти лет.

Кассандра была с ним почти каждую ночь, потому что его распутной душе нравился особенный вид женской хватки, но он не был ей верен, так же как и она.

Они были созданы для удовольствий, увлекались необычным, развлекались переменами, забавлялись разнообразием в их любимом спорте – сексе.

– Скажи мне, что ты нашел в Джейн Бентвин, – говорила Кассандра, медленно проводя пальцем по груди Синджина однажды ночью или, скорее утром, потому что бал леди Вентворт продолжался до трех.

– Если ты скажешь мне, что делает Вили Ченовит, чтобы позабавить тебя, потому что мне сказали, что у него кроличьи повадки.

– – И кто тебе сказал это?

– Салли Стенли, – сказал он с усмешкой.

– Может быть, Салли не знает, как должным об разом очаровать Вили. – В голубых глазах Кассандры, смотрящих на Синджина, был многозначительный намек. – А ты все еще не объяснил особой привлекательности Джейн Бентвин.

– Джентльмен не обсуждает особенности, дорогая, ты знаешь это.

– Тебе следует когда-нибудь написать мемуары.

– Следует? Следует ли? С какой целью, скажи, ради Бога?

– Для развлечения публики.

Его ресницы опустились еще немного, прикрывая спокойную голубизну.

– Почему бы мне, – мягко сказал он, – не оставить это занятие для куртизанок этого века?

– Ты хочешь сказать, что я куртизанка? – В голосе Кассандры не было обиды; женщина с практическим умом, она понимала, что ярлыки были некоторым следствием титулов и богатства. Королева могла быть шлюхой, но сначала она была королевой.

– Вовсе нет. Ты, я полагаю, верная жена герцога Бачена.

– Ты абсолютно вежлив, дорогой. – Она потянулась вверх, чтобы поцеловать его. – Теперь, если бы эта вежливость могла распространиться на одну дополнительную услугу… – замурлыкала она.

– Тебе недостаточно услужили сегодня ночью? – пробормотал насмешливо Синджин.

– Ты, как пагубная привычка, дорогой. Ублажи меня…

– Если ты ублажишь меня взамен.

– Скажи мне.

И когда он сказал, маленькая дрожь пробежала по ее телу.

– Они, действительно, делают это в гаремах?

– Некоторые определенно…

– Ты делал это раньше?

– Это имеет значение? – Его глаза сделались вдруг невыразительными.

Он не собирался ей говорить, она могла это видеть, поэтому сказала:

– Нет.

– Ну, тогда давай посмотрим, понравится ли тебе это.

Глава 21

В то время, когда Синджин развлекался и развлекал среди большого числа английских пэров и леди, в особенности последних, Челси проводила последние дни апреля в одиночестве.

Чувствуя странную сонливость, она освобождала себя от большой части работ в конюшне. Поскольку ее отец всегда чувствовал себя немного виноватым за то, что она была так вовлечена в скачки и все, что с ними было связано, он извинил ее с благословением. "Может быть, она наконец-то становится женщиной, – думал он, – и освобождается от мальчишеских замашек. Возможно, с приходом весны она становится романтически чувственной, как ее двоюродная сестра Элизабет.

А может, кое-какие из бесконечных поучений Джорджины способствовали этому".

Независимо от причины, граф был доволен, что Челси обратилась к менее мужскому времяпрепровождению. Ей придется выйти замуж однажды, и ни один будущий жених не будет считать объездку лошадей необходимым умением для жены.

Пока отец Челси с благодарностью думал о том, что она не занимается больше грубой работой, Челси почти все время спала. Сначала, когда Челси чувствовала постоянную усталость, она поддерживала себя весенним тоником и чаем из ягод шиповника, думая, что она переутомилась от их загруженного расписания скачек в последний месяц. Но тоники не снимали сонливости. Она стала спать еще больше. И ела за двоих.

Ее неизвестная болезнь обнаружилась однажды утром в мае, когда, обеспокоенный ее отсутствием за завтраком, отец Челси вошел в ее комнату и обнаружил дочь, позеленевшую и страдающую рвотой, над ночным горшком.

– Я, должно быть, съела что-нибудь, что плохо на меня подействовало, – сказала она несколько минут спустя, лежа с холодным полотенцем на лбу. Рядом сидела горничная.

– Я пойду справлюсь у миссис Макаулай и найду что-нибудь, чтобы привести в порядок твой желудок, – тихо сказал он, хотя ему понадобилось огромное усилие, чтобы голос оставался спокойным.

Его дочь выглядела такой юной и невинной в белой ночной рубашке. Ее волосы разметались по подушке, а лиловые глаза мучительно напоминали о его жене.

«Это моя вина, – с яростным приступом подумал он. – Боже, прости меня, я в ответе за это». Из-за давления, которое он на нее оказывал в отношении епископа Хэтфилдского, его дочь нашла способ скомпрометировать себя.

И теперь вот. А отцом был позорный распутник Сет.

Он успокоился на секунду, отгоняя худшее подозрение. Может быть, она действительно страдала от болезни желудка.

Однако час спустя, после расспросов горничных Челси и миссис Макаулай, эта хрупкая надежда умерла.

У нее не было менструации со времени Ньюмаркета.

И он пришел к горькому заключению, что этот распутник Синджин Сейнт Джон все-таки будет его зятем.

* * *

Фергас Фергасон подождал до обеда, чтобы поговорить с дочерью. За обедом Челси легко восполнила то, чего лишилась за завтраком, так что утреннее недомогание казалось ничтожным воспоминанием.

Они сидели в саду из роз его жены, за которым тщательно ухаживали после ее смерти, светило теплое и приветливое майское солнце, а он пытался подобрать более деликатный путь, чтобы начать этот нелегкий разговор. Завораживающее множество цветущих роз окружало их, ветер доносил ароматный запах розового масла с Ривс Клайд в нескольких милях от дома. Эта красота была несогласуемой с неловким разговором, который должен был состояться.

– Ты чувствуешь себя лучше теперь? – спокойно спросил граф, смотря прямо на дочь, сидевшую против него на маленькой выложенной плитами веранде. Откинувшись на небольшом диване, она была очень похожа на женственную леди в белом хлопчатобумажном платье и зеленых шелковых туфлях.

Челси перевела взгляд с холмов, окружающих их равнину, обратно на отца. Она улыбнулась:

– Я чувствую себя замечательно. Не нужно сидеть со мной, как с больной, папа. У меня все в порядке.

– Миссис Макаулай сказала мне, что ты спишь после обеда последние недели.

– От этого меня не тошнит, папа. Я думаю, что весенний воздух делает меня ленивой.

– Или что-нибудь еще, – спокойно сказал он.

В голосе отца прозвучала хрипота, которая заставила Челси внимательно посмотреть на него.

– Например, что?

Он сначала глотнул, прежде чем произнести слова, застрявшие у него в горле:

– Как ты думаешь, ты можешь быть беременной? – сказал он наконец.

Желудок Челси, казалось, тоже услышал вопрос, и она почувствовала колеблющиеся острые приступы тошноты.

– Я не думала об этом. – Ее голос был едва слышен.

Лицо Фергасона покраснело, и это было заметно, несмотря на загар. Он страшно пожалел, что нет какой-нибудь родственницы, близкой Челси, которая могла бы поговорить с ней об этом. Но таковой не было, и, в конечном счете, он был в ответе за то, что произошло.

– Миссис Макаулай и твои горничные, э.., сказали.., что у тебя не было месячных со времени Ньюмаркета.

– Всего шесть недель, папа, – быстро ответила Челси, покраснев от смущения. Отлично разбираясь в технике выращивания лошадей, она тем не менее никогда не обсуждала интимных женских вопросов со своим отцом.

– То, что тебя тошнило сегодня утром.., и то, что ты спишь…

«Папа, пожалуйста! Ты, должно быть, ошибаешься, папа! По-другому не может быть», – в отчаянии подумала она, хотя подсознание твердило о необычных изменениях, происходивших с ней. Она никогда не отдыхала днем с раннего детства, и поэтому, наверное, должна быть причина ее усталости. И даже она удивилась, как быстро ее тошнота прошла и сменилась огромным чувством голода.

Граф вновь подумал о вине Сейнт Джона, но, как честный человек, он осознавал, что осуждения достоин не только герцог. Его собственное упрямство побудило Челси совершить этот возмутительный поступок. Он не знал, конечно, о событиях в Оакхэме или Йорке.

Челси, однако, отлично знала об этом приятно проведенном времени, равно как и о значительно увеличившейся возможности оплодотворения. Синджин не всегда был благоразумным и осторожным, так же как и она, если говорить всю правду, хотя Синджин научил действию «греческих губок». И конечно, их неоткуда было взять в ту ночь в Йорке.

– Возможно, ты делаешь поспешные выводы, папа, – предположила она, опустив ноги на землю и сев очень прямо. – Шесть недель очень маленький срок.

– Мы подождем еще две недели, – спокойно согласился он, – но если не будет.., никаких изменений… – его темные брови нахмурились, – тогда ты должна выйти замуж за Сейнт Джона.

– Нет! – Она вскочила, возмущенная заявлением отца. – Я не выйду замуж вот так. Это все равно что толкать меня в объятия ненавистного Хэтфилда. – Она начала ходить туда-обратно, чувствуя себя, словно в клетке, ее ожидало то же будущее, которого она так старательно избегала. Она остановилась на полушаге, повернувшись к отцу:

– Сейнт Джон не женится на мне в любом случае. Он не хочет жениться.

– Думаю, что не хочет, у него уже есть наследник.

Изумление от его заявления отразилось у нее на лице.

– У него есть сын?

– Я думал, ты знаешь. Он открыто признал мальчика.

– Сколько лет ребенку? – Как будто, это имеет значение, пронеслось в ее воспаленном мозгу, как будто это имеет, хоть малейшее значение, есть у него сын или десять сыновей, что вполне вероятно.

– Мальчику девять. Скандал, связанный с его рождением, запомнили многие.

– Кто мать? – Она должна знать, хотя уже знала, что были сотни, тысячи соперниц, которым Синджин уделил внимание.

– Никто не знает. Он поссорился с отцом из-за этого и с тех пор с ним не разговаривал.

– На кого похож мальчик? – Почему ее интересуют детали; она должна держаться в стороне от мужчины, вошедшего на короткое время в ее жизнь и ушедшего с той же небрежностью.

– Он копия отца. Сейнт Джон держит его в Кингсвее у герцогини Доваджер. Он не отдаст его в Итон, ходят слухи, потому что ему не нравятся хулиганы и он хочет защитить своего сына. В Кингсвее больше учителей, чем в школе.

«Но Синджин не живет в Кингсвее, – подумала Челси, вспоминая его слова о герцогском имении. – Из-за непримиримости с отцом? Его сын приезжает в Оакхэм? Мальчик жил в какой-нибудь из комнат, которую занимала она? Он так же наслаждался очарованием своего отца, как и она?»

– Как зовут мальчика?

– Боклерк Сейнт Джулес, в честь баронского поместья Сетов Сейнт Джулес.

Челси вздохнула; еще одна грань жизни Синджина была раскрыта, еще одна причина его безразличия к браку обнаружена, кроме обычных для молодого богача и титулованного холостяка. Ему не нужна была женитьба ради денег или титула. В наследнике герцог Сетский тоже не нуждался. Он у него был, так же как и брат, наследующий герцогский титул в случае его смерти.

– Папа, если.., ну.., если подтвердится моя беременность, ты понимаешь, что я думаю о браке с совершенно чужим мне человеком? – Слово «чужой» не соответствовало правде, хотя в некотором смысле это было так, учитывая то, что она знала Синджина девять суток. – Да и герцог не изменит своего отношения к браку. Разреши мне поехать на соседнюю ферму.

Другие женщины имеют детей вне брака. Я не против, папа. Моя жизнь – в моей семье.

– Я не хочу, чтобы ты была опозорена в глазах всего света. Каковы бы ни были обстоятельства. Ты моя дочь, и он должен жениться на тебе.

– Я против. Сейчас, позже, всегда. – Голос Челси был мягкий, но в нем слышалось упрямство. – Ты не понимаешь, как сильно я презираю выгодные аристократические браки. Как ты можешь заставлять меня отдать свою жизнь человеку, которого я едва знаю, человеку, который, в свою очередь, не хочет меня? – Искра надежды зажглась в ней, когда она говорила.

Как мог ее отец заставить Синджина подчиниться? Он не мог. Поэтому она не стала продолжать бесполезный спор, а сказала:

– Возможно, все это не понадобится, папа. Возможно, все разрешится само собой, и мы сможем спокойно жить дальше.

– Я надеюсь на это, – тихо ответил отец, но он уже составлял план о необходимом ему сопровождении из членов рода в случае упорства или сопротивления жениха.

* * *

В течение двух недель здоровье Челси было основной заботой нервничающих членов семьи. Вероятность того, что она беременна, увеличивалась с каждым днем. Утренние приступы усилились, а к ним добавилась вечерняя тошнота. Сомнения по поводу ее состояния отпали.

Она пыталась убедить отца в том, что сама сможет воспитать ребенка в одном из небольших имений, но никакие доводы не имели успеха против мужских принципов чести. Она, наконец, прокричала ему однажды, после очередной неудачной попытки:

– Если бы я была девчонкой с фермы или простой женщиной, денег было бы достаточно, чтобы решить дилемму, но я графская дочь, и шотландская гордость требует, чтобы он женился на мне! К черту вашу гордость! Это моя жизнь!

– Но ты графская дочь, девочка. И этого не изменить. Он женится на тебе, потому что я не допущу, чтобы внук родился в позоре.

– Подумай обо мне, папа. Боже праведный, что за брак у меня будет?

Ничего вразумительного он ответить не мог. Как не мог позволить дочери жить в уединении с внебрачным ребенком, как не мог думать о том, чтобы отречься от римской церкви своих предков. Ведь он был воспитан с ясным пониманием родовых понятий чести, наследных традиций шотландской культуры, которые требовали, чтобы зло было исправлено. Они восходили к воинскому кодексу чести, который защищал эти принципы и оберегал женщин.

Спор закончился.., опять.

Челси хотела заручиться поддержкой братьев, но.

Данкэн и Нейл придерживались мнения отца. Нельзя вообразить, чтобы их сестра родила ребенка вне брака, несмотря на то, что в Сикс-Майл-Ботоме соблазнительницей была она. Только Колин разделял ее нежелание выходить замуж за человека, которого она едва знала, человека, который, скорее всего, питал такое же отвращение к браку, как и она.

И он предложил убежать вместе с ним и помогать заботиться о ребенке после его рождения. Челси уже задумывалась над предложением Колина, но, подумав, поняла, что ни ей, ни Колину не позволят бежать ни в одно из их владений.

– Спасибо, Колин, – сказала Челси, улыбнувшись своему младшему брату. – Может быть, ты поможешь позднее убежать от моего мужа.