Текст книги "Грешница"

Автор книги: Сьюзен Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 29

Три ночи спустя Челси в костюме для верховой езды, с сапогами в руках на цыпочках выскользнула из своей комнаты. Неслышно пройдя через холл и стараясь держаться в тени, она спустилась по черной лестнице. Этим вечером Синджин впервые спустился вниз, чтобы поужинать, и они с Сенекой засиделись допоздна за портвейном. Сквозь открытое окно ее спальни, что была прямо над столовой, доносились звуки разговора. Она не слышала, о чем говорили мужчины, но смех раздавался все чаще и чаще. «Наверняка сегодня он будет крепко спать», – подумала Челси.

Молодой месяц почти не давал света. «Это очень кстати», – подумала Челси. Она надела сапоги и очень осторожно, избегая освещенных мест, добралась до выгона. Здесь она вытащила из-под куста акации уздечку, спрятанную заранее. Без труда преодолела изгородь и подошла к забору, отделяющему четырех кобыл от жеребцов. Теплой весенней ночью лошади предпочитали своим стойбищам луг с нежно-зеленой травой.

Когда Челси подошла ближе, Сафи перестала щипать траву, подняла голову и, как бы здороваясь, издала едва слышное ржание. Челси особенно часто каталась на ней, и молодая кобыла знала ее запах.

Безупречно выученная лошадь даже не шелохнулась, пока Челси вставляла удила и накидывала уздечку. Она вскочила в седло, устроилась поудобней и, будто пытаясь успокоить лошадь, шептала ей:

– Доберусь до Ньюмаркета и отправлю тебя обратно. Это недолго. – Челси тронула поводья и повернула Сафи в сторону забора.

– Ну, моя хорошая, не подведи. Но-о, – скомандовала Челси и пришпорила кобылу.

Почти сразу лошадь перешла в легкий галоп. Завидев забор, она стала набирать скорость. К забору она уже неслась во весь опор и перелетела через него так, как будто у нее выросли крылья.

«Свободна! Свободна! Свободна!» – пронеслось в голове у Челси, как только копыта лошади опять коснулись земли.

– Спасибо тебе, быстроногое создание, – прошептала Челси, припав к спине лошади, – спасибо тебе, спасибо…

Звук ее голоса уже растворился в темноте, когда ночной воздух пронзил резкий свист. Через мгновение ее кобыла уже остановилась. И не успела Челси опомниться, как Сафи уже неслась обратно, взрывая мягкий дерн пастбища. И как ни натягивала Челси поводья, лошадь, закусив удила, мчалась обратно. Без колебаний перескочив через забор, уже через несколько секунд Сафи, радостно пофыркивая, слизывала с ладони Синджина кусок сахара.

– Хасан проводит тебя обратно в дом, – небрежно сказал Синджин, нежно похлопывая лошадь по шее и не обращая на Челси внимания. Рядом с ним стоял грум-араб, готовый помочь ей спуститься на землю.

– А если я не пойду? – Челси была вне себя.

Он просто играл, позволяя ей думать, что она на свободе, прекрасно зная, что в любой момент может вернуть ее обратно.

– У тебя нет выбора, – сказал он, едва взглянув на нее. – Ведь так?

– Я тебе покажу «нет выбора», – воскликнула Челси и взмахнула кнутом.

Синджин отступил на шаг и, правой рукой схватив кнут, без труда выкрутил его из ее руки.

– Снять ее, – резко приказал он Хасану.

– Тебе больше не с кем драться, – усмехнулась Челси, потирая руку, в то время как Хасан с секунду стоял в нерешительности.

– – Я, должно быть, сделал тебе больно, – произнес он, совершенно безучастно и отчужденно протягивая остаток сахара груму. – Отныне ты будешь сидеть взаперти в своей комнате. – И, пристально взглянув на нее, мягко добавил:

– Как непослушный ребенок.

Фраза эта вышла, по его мнению, не совсем удачной, потому как в это время он думал о том, как, однако, она не похожа на ребенка.., какая она женственная. А ощутив ее восхитительный запах, он даже отступил назад, как будто ища поддержки.

Челси же слезла с лошади, исходя из своих собственных соображений. Во-первых, она не хотела быть униженной в глазах Синджина, во-вторых, ей не хотелось смущать ее новых друзей-арабов. Они бы, конечно, сняли ее с лошади, так как их кодекс чести устанавливал определенные привилегии для женщины, но это поставило бы и их и ее в неловкое положение.

Они проводили Челси в комнату торжественно, как на параде.

«Она взаперти, – дошло до Челси, когда за ней захлопнулась тяжелая дверь. – Это что? Ирония судьбы, – размышляла Челси через некоторое время, изредка поглядывая на двух стражников, поставленных под окном, – или дважды жертва мужского превосходства?» Сначала отец, а теперь и муж выбрал ее заключение как форму утверждения своих прав на ее жизнь.

Естественно, что ее отец не был заинтересован ни в ее свободе, ни в свободе Синджина, но это не было оправданием того, что она была, по сути, их собственностью. К черту! Как она устала расплачиваться за свою независимость.

Можно ли ожидать от мужчины хоть каплю понимания? Ведь они вместе могли бы решить все проблемы, связанные с этой женитьбой. К тому же они уже договорились обо всем в общих чертах. Ни он, ни она не хотели этого брака. Ни тот ни другой не хотели жить под одной крышей. О главном они договорились, а уж остальное можно решить по ходу!

У нее ушло не больше минуты, чтобы обдумать, как наверняка привлечь внимание мужа. Только уж не слишком ли это по-детски? Но она тут же отогнала эту мысль и улыбнулась так же загадочно и самодовольно, как еще недавно улыбался ее муж.

Сенека и Синджин едва расположились в библиотеке за рюмочкой коньяку, как ночную тишину нарушил оглушительный грохот. Окно было открыто, и казалось, что грохот идет со всех второй, хотя вскоре источник шума был установлен.

– Женщины, – недовольно проворчал Синджин.

– Ты с ней уже переговорил? – поинтересовался Сенека.

– О чем? О ее родственниках, которые чуть не лишили меня жизни? Зачем? У нее слишком тонкая шея – могу сломать ненароком.

– Сколько ты собираешься ее здесь держать?

– Пока ее родственники не успокоятся.

– Это может и не случиться.

Синджин пожал плечами и допил содержимое своего бокала.

– Как только я буду в состоянии, я прикончу всех этих сволочей.

– – Данкэн был когда-то твоим другом.

– Был. Но узы дружбы рвутся, если их слишком сильно растянуть.

В комнате Челси продолжалось разрушение: слышался звон разбиваемой посуды и треск ломаемого дерева. Все эти звуки эхом отдавались по всему дому.

Мажордом не замедлил придти, чтобы узнать мнение Синджина по этому поводу.

– Завтра все уберите. Она к тому времени остудит свой пыл. Пусть все ложатся спать. Уже ничего не сделаешь.

Хотя сам Синджин пошел наверх после того, как один из арабов, стоявших под окном Челси, подошел к хозяину, беспокоясь, как бы госпожа не причинила себе вреда. Синджин прислушался, а потом сказал:

– Смотри, чтобы она не сбежала.

Но когда минут десять спустя на террасу с грохотом свалился туалетный столик, едва не задев одного из стражников, Синджин, вздохнув, сказал Сенеке:

– Такое впечатление, что она не собирается ждать до утра. – Наполнив свой бокал, он одним глотком выпил коньяк, неестественно тяжело вздохнул и встал. – Если я не вернусь, – произнес он, мрачно улыбаясь, – посылай подкрепление.

Глава 30

Синджин вошел в комнату и, захлопнув за собой дверь, с минуту стоял, наблюдая за Челси так, как будто одного его присутствия было достаточно, чтобы она подчинилась. Перламутровые пуговицы его полосатого жилета мерцали при свете свечи; замшевые бриджи казались бархатными; рубашка была белее снега; ноги в ботинках для верховой езды твердо стояли на ковре, будто у него было право так вот вызывающе смотреть на нее.

В отместку за это каменное спокойствие она запустила в него последней статуэткой. Она ударилась о стену всего в сантиметре от цели и, разлетевшись сотнями, осколков, упала на ковер.

Он даже не сдвинулся с места, хотя на скуле у него выступила капелька крови. Не сводя с нее глаз, он вытащил осколок и бросил его в кучу остальных.

– О Боже! Я очень сожалею, – произнесла Челси.

По правде говоря, она не была ни капли раздражена или разгневана, просто в подобной ситуации ей больше ничего не оставалось.

– Да уж, не помешало бы, – мягко ответил Синджин, оценивая степень разгрома. В комнате ничто не осталось нетронутым. Что не удалось сломать, было испорчено. Она даже умудрилась свернуть несколько стержней из передней спинки кровати.

– Я уже не знала, как еще привлечь твое внимание, – сказала Челси. И пока он думал, что существует несколько менее разрушительных способов, например послать записку, она добавила:

– Даже сейчас ты не особенно торопился. Наверное, ты привык уже к женским истерикам.

Он не был настолько глуп, чтобы поверить в это, хотя, откровенно говоря, одной записки было бы недостаточно. При любых обстоятельствах он с большой неохотой согласился бы поговорить с нею потому, что он совершенно не был уверен, что сможет удержать себя в руках. Соблазн отомстить ей за те изменения, которые она принесла в его жизнь, был непомерно велик. Гораздо спокойнее было вообще не встречаться с нею. Даже сейчас ему стоило немалых усилий не ударить ее.

– Ну что ж, привлекла. – Он окинул взглядом комнату, усеянную осколками стекла и обломками мебели. Затем добавил, улыбнувшись:

– Это вычтется из твоих карманных денег.

– А у меня уже есть карманные деньги?

Она сказала это так трогательно, что он поразился мысли о том, что они официально все-таки муж и жена, и любое напоминание об этом действовало ему на нервы.

– Прямо как твой папаша, – отрывисто сказал Синджин.

Слово «женитьба» и все, что с ним связано, уже буквально сидело у него в печенках, напоминая о недавней пытке; какая уж тут любовь.

– Мы можем поговорить как разумные люди о нашем.., гм.., положении?

– Нашей женитьбе, ты хочешь сказать, – он все же выдавил из себя это ненавистное слово. Челси и бровью не повела.

– Да.

Он прикинул расстояние между ними, размер комнаты – слабая защита для худенькой женщины, все еще одетой в костюм для верховой езды.

«Но даже в гневе я никогда не подниму руку на женщину», – соображал он. Даже при том, что мысль ударить ее за грехи отца казалась ему привлекательной, он не мог заставить себя сделать это.

– О чем ты хочешь поговорить? – тихо спросил он, ища глазами, куда бы сесть. Но все вокруг была или разломано или усыпано осколками, так что он остался стоять.

– Главное, сколько ты намереваешься меня здесь держать.

– Не знаю.., может, пока здоровье не позволит мне расквитаться с твоим отцом и братьями.

– Со всеми?

– Это будет зависеть от твоего отца.

– Что ты хочешь от него? И могу ли я помочь?

– Мне нужна лишь свобода, тебе с ней, кажется, тоже не особенно везет.

Он был, к сожалению, прав.

– А до тех пор я – заложница?

– Что-то вроде этого. – И тут ему пришла мысль:

«А если ребенок будет совершенно не похожим на меня, можно будет отказаться от него». Пусть для этого даже придется скупить весь Ватикан. Денег у него хватит.

– Подождем, пока родится ребенок – добавил Синджин.

Челси вдруг почувствовала необыкновенную слабость. Беременность давала о себе знать, к тому же от мысли, что придется провести в заключении столько времени, у нее перехватило дыхание.

– Тебе плохо? – Она была бледной, как бумага.

– Немного кружится голова, – прошептала она и присела на подоконник, не доверяя своим ногам.

Свежий ночной воздух немного взбодрил ее.

Когда головокружение прошло, она улыбнулась:

– Мне не стоило устраивать такой разгром. Я думала, что смогу убедить тебя и ты меня отпустишь.

– К сожалению, не могу. Пока ты здесь, твой отец не посмеет появиться. Осталось не так долго ждать.

– Больше шести месяцев, – она взглянула на него; равнодушно-отчужденно он стоял, прислонившись к двери.

– Ты не веришь, что это твой ребенок?

На секунду он задумался, как бы это помягче сказать:

– В моем положении, – наконец произнес он, – я бы хотел быть совершенно уверен. Этот ребенок мог бы стать наследником моего титула.

– Мог бы?

– Если он мой.

– А если нет?

– Мягкость мягкостью, но в то же время надо оставаться честным: я разведусь с тобой…

Она тоже была не против как-то решить все эти проблемы, но это было сказано так холодно, что она невольно обиделась. К тому же он был человеком дела.

В те времена мужчины не несли почти никакой ответственности за свой любовные похождения. Были, однако, исключения, но увлечение редко оканчивалось свадьбой. И только женщины, с которыми было о чем поговорить, могли требовать чего-либо от своих любовников. Обычно это была либо счастливая судьба, либо необыкновенная красота.

С другой стороны, любовник тоже должен быть открытым для такого рода разговора. А это значит, что он либо нуждается в деньгах, либо ниже ее по положению. Ни то ни другое Синджина не касалось.

Синджин знал, что, если только не случится чего-то из ряда вон выходящего, как в случае с графом Дамфрисским, он в полной безопасности.

– Ты не сможешь развестись со мною, – возразила она из упрямства, задетая за живое его непомерным высокомерием. Он знал, что она имела в виду, и не знал, говорила ли она правду или притворялась. На сей раз она была уверена.

– Это мы еще посмотрим.

– Опять вернулись к самому началу. Буду ли я свободной после рождения ребенка?

– Конечно.

– Даже если он унаследует твой титул?

Он не упомянул о том, что у него уже есть, сын.

Но она должна была знать об этом. Он никогда этого не скрывал.

– Конечно.

– А ребенок?

Они опять пришли к этому вопросу. К вопросу, о котором он не хотел ни думать, ни отвечать на него сейчас. Слишком много других проблем надо решить в первую очередь.

– Я не знаю, – честно, ответил он, смутившись, когда увидел, что она расплакалась.

– Прости меня, – через мгновение, глотая слезы, произнесла она. – Я так часто.., стала.., плакать… – Хотя Челси и предвидела такой ответ, она необычайно расстроилась. Ее нервы были расшатаны до того, что, казалось, любое событие выводило ее из равновесия.

– Слава Богу, ты больше ничем не кидаешься, – заметил Синджин.

– Кажется.., это уже.., прошло, – произнесла Челси, икая и вытирая слезы.

И она вдруг показалась ему такой маленькой и несчастной. Лицо еще не высохло от слез. Сидит на подоконнике и болтает ногами туда-сюда, прямо как ребенок. Он невольно смягчился.

– Ты часто плачешь?

– Боюсь, что постоянно.

Он улыбнулся этому извиняющемуся тону.

– Я бы не хотела так часто плакать. Я не, ищу сочувствия.

– А я не тот человек, у кого его можно найти, – ответил он, но взгляд его утратил прежнюю холодность, и он вдруг ни с того ни с сего сказал:

– Ты не можешь здесь спать.

Тут он на время задумался, как бы ища, что добавить к этой спонтанной реплике. И в этот момент в голове у него возникла мысль, так же неожиданно, как из-за кулис на сцене появляется актер.

Она могла бы лечь с ним.

"Почему бы и нет, – думал он, – она же его жена.

Почему бы и нет, – продолжал он размышлять, – еще раз она не забеременеет".

«Почему бы и нет, раз больше никого нет».

«Почему бы и нет, в самом деле»., – Тебе ведь нужна чистая комната, – как бы объясняя свою предыдущую реплику, сказал он.

– Я уберу все с кровати. В последнее время я могу уснуть, кажется, на чем угодно.

Он забыл о том, каким бесстрастным и.., жестоким он был все это время. Оттолкнувшись от двери, он двинулся к ней. Вечер начал принимать неожиданный оборот.

– Ты все еще сердишься? – Она наблюдала за его приближением с некоторым опасением.

– За это?

Она кивнула и вся напряглась. Он покачал головой и улыбнулся:

– Твой нрав будет пару дней поводом для сплетен у прислуги. Как насчет того, чтобы заново отделать комнату?

– Что это с тобой?

Он пожал плечами. В голове у него творилась такая неразбериха, что он не нашел достойного ответа. Она стояла перед ним, таким высоким, подняв голову, и лицо ее казалось ему лишь большими влажными глазами. Интересно, будут ли у ребенка такие же необыкновенно глубокие глаза? Он вдруг впервые осознал, что она сейчас вынашивает новую жизнь.

– Как ты себя чувствуешь? – едва слышно спросил он.

– Устала, – слабо улыбнулась она, – как обычно. – И если бы он вдруг стал утверждать, что пришел к ней и без ее буйно-настойчивого приглашения, она бы не стала спорить. Она, действительно, устала; И не только физически, но и морально. Последние несколько недель напоминали настоящую войну. Сейчас же Синджин предлагал временное перемирие – о большем она и мечтать не могла.

– Я найду тебе ночлег получше, – сказал он, сначала прикоснувшись к ее плечу, чтобы не испугать, а затем, стараясь причинять как можно меньше беспокойства плечу, взял ее на руки.

– Хм, а ты не стала тяжелее.

– Немножко. Я, по-моему, только и делаю, что сплю. И прости меня за все это. – Она сделала неопределенный жест рукой, означавший, видимо, царивший в комнате беспорядок.

«Как его жена, пользуясь лишь его именем, она, наверное, могла бы получать кое-какие деньги, – подумал он, – хотя он ведь не подписывал брачного соглашения, так что на нее не записано ни имущества, ни денег». Возможно, она все еще была бедна.

– Не надо извинений. Я не должен был быть столь деспотичным. Тебе нужно что-нибудь?

– Моя расческа, – сказала она, и он поднес ее к бюро, на котором, кроме расчески и зеркала, ничего не осталось.

– Ты суеверна.

Она лишь печально улыбнулась.

И тут он заметил, что ни одно зеркало в комнате не было разбито. И когда он вновь посмотрел на нее, его глаза были такими же теплыми, как раньше.

– Завтра что-нибудь придумаем, – сказал он.

– Должно быть, лесные феи услышали меня. – Она опять улыбнулась. – А я чуть не сбежала.

Ему не хотелось портить ей настроение, к тому же он вспомнил, что она и так часто плакала в последнее время. И он добавил:

– Да, ты чуть не сбежала.

И пока он нес ее вниз в свою спальню, он поймал себя на мысли, что рад этому.

Еще не зная, что делать, Синджин прошел через комнату к небольшому дивану напротив камина. Его терзали противоречивые чувства.

– Я, наверное, тяжелая ноша для тебя, – тихо заметила Челси.

Он тоже так думал, глядя на доброе личико той, что разбила всю его жизнь.

– Не такая уж и тяжелая. Пока, – пошутил он.

В комнате вдруг воцарилось молчание. Еще несколько нерешенных проблем разделяло их.

Он чувствовал себя подлецом из-за своего желания, несмотря на то что было между ними раньше.

Она же чувствовала себя в полной безопасности, сидя у него на коленях.

Молчание затягивалось. Никто не хотел начинать разговор первым.

– Я устала.

– Ты устала? – сказали они одновременно и рассмеялись.

– Я еще и проголодалась, – добавила Челси, – если ты не возражаешь.

Синджин едва не сказал: «Из-за чего же». Он был слишком увлечен тем, что теплое, мягкое, нежное существо сидело у него на коленях. Он вовремя спохватился и вместо этого произнес:

– Конечно, я не возражаю. Сейчас позвоним повару.

Небольшой импровизированный пикник, устроенный им посередине его кровати, помог возобновить их дружбу. В этот вечер Челси наслаждалась вареными яйцами под соусом, холодным пудингом и разогретыми пшеничными лепешками с кишмишем, запивая душистым хаттонским медом. К тому же она съела еще порядочную порцию бифштекса.

К удивлению Синджина, она съела еще два апельсина.

– Ну, дорогая, если твой аппетит не ослабнет, ребенок будет весить килограммов десять, не меньше.

– Разве это плохо? – ответила она, польщенная его вниманием. – Я ничего не могу с собой поделать.

Я постоянно голодна. Но мужчине этого не понять.

– Почему же нет? – Голос у него понизился на пол-октавы.

– Ты больше не сердишься? Перестал меня ненавидеть? – И, еще не договорив, она поняла совершенную ошибку.

Мужчины, она осознала это очень рано, не любят, когда их спрашивают о чувствах.

– Могу я взять свои слова обратно? – поспешила спросить она, пытаясь, улыбнуться.

– Будь так любезна.

Она оказалась права. У него не было ни малейшего желания отвечать. Он вздохнул, откинулся на спинку кровати, провел рукой по своему подбородку и произнес:

– Я не знаю, что чувствую, но мне приятно, что ты больше не плачешь и что ты сейчас со мною.

– А мне приятно, что твоя рука выздоравливает. А сейчас, когда мы обменялись любезностями, позволь мне вытереть у тебя со щеки кровь, она опять пошла.

– Ты мне не надоедаешь.

– Тебе это кажется необычным?

– Очень.

– Тогда я не буду менять своих манер.

– А ты собиралась?

– Я хотела, но у меня ничего не получилось. Боюсь, что я слишком долго была сорвиголовой.

– Может, поэтому ты мне нравишься.

– Не знаю. А ты этого не узнаешь, пока я не осмелюсь быть откровенной; ведь раньше в женщинах тебе нравилось лишь одно.

Он подумал, что для своих неполных восемнадцати она была совсем неглупа.

– Моя семья, ваша светлость.., одни мужчины.

Любой научится…

– Пожалуйста, просто Синджин.

– Не знаю, осмелюсь ли я?

– Осмелишься.

Этого не стоило говорить молодой девушке, которая много лет была предоставлена самой себе. Хотя, учитывая его состояние, в этом был смысл.

Она выбрала самый взрывоопасный способ стереть кровь: медленно приблизилась к нему, уперлась руками в его плечи и, наклонившись, слизнула ее.

Вряд ли стоит говорить, что никто не выспался этой ночью и в пребывании в Хаттоне появилась своя прелесть.