Текст книги "Звезды Сан-Сесильо"
Автор книги: Сьюзен Барри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА 13
За десять дней, пролетевших с быстротой молнии, Лайза сполна насладилась жизнью.
Утро неизменно начиналась с раннего чая, приносимого Хуанитой – мисс Трейси была не из тех, кто, живя за границей, отказывается от исконных привычек британцев, – и следующего за ним блюда с завтраком, состоящим из апельсинового сока, завитка зажаренного до хруста бекона и тостов. После этого мисс Трейси появлялась в комнате Лайзы в купальном халате, и они строили планы на день, обсуждая предложения Питера на этот счет.
В один из дней он устроил Лайзе блиц-экскурсию по Мадриду. Она увидела Эскориал и королевский дворец Эль Прадо, восхитительную резиденцию, окруженную деревьями, которые служили фоном Веласкесу в его портретах. Питер показал ей Музей Прадо, церкви, главные улицы, украшенные фонтанами аллеи. Они потягивали напитки со льдом в веселых кафе на открытом воздухе и завтракали в живописных ресторанчиках, а во время коктейля, или «во время вермута», когда жители большинства столиц сидят за ужином, они с мисс Трейси облюбовали несколько скромных баров, где атмосфера была достаточно фешенебельной и респектабельной, но весьма непринужденной, и они чувствовали себя причастными к этой среде. Порой им даже казалось, что время обеда не настанет никогда. Ведь в Испании обедают всегда поздно, а время здесь, казалось, не имело никакого значения – оно просто течет своим чередом!
После обеда следовали фешенебельные кабаре, в одном из которых, наиболее роскошном, исполнялись знаменитые фламенко, и Лайза впервые ощутила вкус того, что так очаровывает туристов и обогащает карманы владельцев мадридских ночных клубов. Лайзу, как и мисс Трейси, охватило возбуждение, когда она впервые услышала щелканье кастаньет, увидела вздымающиеся пышные юбки и бешеные сладострастные движения андалузских танцовщиц. В следующий раз ее также захватило это зрелище, но не настолько, чтобы она предпочла его прогулке по вечерним ароматным аллеям, чтобы вдохнуть первый глоток живительной прохлады, увидеть желтое сияние фонаря в безмолвном величественном дворе и услышать шепот платанов, обрамляющих притихшие площади.
Затем следовали новые походы по магазинам, и ее немного беспокоили связанные с этим траты, так как она отказалась позволить своей великодушной хозяйке сделать больше, чем несколько очень щедрых подарков. И это, казалось ей, делало ее должницей мисс Трейси, к которой она все более привязывалась.
Питер всегда нравился ей, а при ближайшем знакомстве показался еще лучше. Год назад, встретившись с ним впервые в доме Гамильтонов-Трейси, она никогда бы не поверила, что придет день и он будет вести себя так, словно она для него неотразимо привлекательна, и это тоже ее беспокоило, потому что он-то никогда не станет для нее таким же привлекательным.
Это чувство останется у нее только к одному мужчине! У мисс Трейси сейчас в Мадриде оставались совсем немногие из ее друзей. Иногда некоторые из них заходили к ней на чашку чая, а одна особенно очаровательная семья с красивым молодым сыном Рикардо собиралась дать бал в честь дня рождения кого-то из своих родственников. На бал были приглашены тетушка Грайзел, ее английская гостья и племянник.
Тетушка Грайзел оказалась права в одном из своих предсказаний. Темноволосые мужские головы действительно вскружились, когда на этом смешанном сборище появилась Лайза. Ее потрясающая красота мгновенно вызвала всеобщее восхищение. Рикардо Эспинахо капитулировал перед ней с первого же взгляда и во все время чествования новорожденного оставался возле нее. Даже Питеру оказалось совершенно невозможным оттеснить его с занятой позиции.
Бал давался в одном из самых веселых, но в высшей степени почтенных ресторанов Мадрида; и это оказался роскошнейший бал с тостами, шампанским, коктейлями с шампанским, которые и довели каждого до требуемого настроения. На балу было множество дядюшек, тетушек, кузин и прочих гостей, так что Лайза подумала, что этот день рождения влетел папе Эспинахо в кругленькую сумму. Но деньги просто-напросто не интересовали эту семейку. Женщины, как одна, блистали превосходными нарядами, а от вида их ослепительных драгоценностей у Лайзы перехватило дух!
Даже молоденькие девушки сверкали, как баснословные витрины ювелирных магазинов, но это были милейшие девушки, да и вся семья показалась Лайзе очень милой.
Некоторые затруднения возникли с Рикардо, который, не скрывая своего восхищения Лайзой, под любым предлогом старался оставаться рядом с ней в течение всего вечера.
– Я знал не очень много английских девушек, и ни одной такой, как вы! – сказал он, почти лаская ее своими черными глазами. – Вы похожи на лунный свет и английскую весну… Я однажды был в Англии весной и знаю, что это напоминает вас! – Он дотронулся до ее ярко-розового платья из тюля, которое она надела для такого случая. – В этом платье вы похожи на цветок, сеньорита!
Лайза, не привыкшая к столь грубой лести, была немало смущена комплиментами Рикардо.
– Лунный свет, английская весна и цветок – вместе взятые! Вот это сочетание! – пробормотала она.
– А вы и есть это сочетание! – заверял он, пытаясь прикоснуться к ее руке, когда они сидели рядом за столом, украшенным цветами. – Вы – воплощение всего, о чем я иногда мечтал… Я должен видеть вас, сеньорита, чаще, я имею в виду, пока вы в Мадриде. Вы должны мне позволить иногда сопровождать вас! Вы ведь позволите, не так ли? – умолял он, более решительно касаясь оливковым пальцем ее руки, которую она тотчас же отдернула. – Прошу вас, сеньорита!
После концерта, который давался не на эстраде, а прямо среди столиков, в зале снова зажглись огни, и молодежь бросилась танцевать на сверкающем полу специальной площадки. На помощь Лайзе пришел не кто иной, как Питер, без промедления вскочивший со своего места; буквально сорвав Лайзу со стула, он оживленно произнес:
– Ну же, Лайза, потанцуем!
Когда они вихрем кружились в танце, Питер с явным неудовольствием заметил:
– Испанцы не теряют времени даром, не так ли? Но этот молодой Рикардо слишком проворен даже для испанца! Ему удалось назначить вам свидание? Я заметил, что его мамаша все время следила за вами. Для большинства этих молодых людей, знаете ли, будущее уже спланировано, и, без сомнения, ее ждет немало трудностей, когда для Рикардо настанет время остепениться, если он свяжется с девушкой вроде вас! – не входящей в заранее выстроенный план, если вы понимаете, что я имею в виду.
Лайза хладнокровно ответила:
– Сеньоре Эспинахо нечего бояться. Что касается меня, то ее сын в полной безопасности!
Однако Питер скептически усмехнулся:
– Вас могли просто ошеломить! Эти латинские типы похожи на легко воспламеняющиеся спички, и они небезопасны! Они внезапно загораются, а потом вспыхивает и весь коробок.
– Но я-то не похожа на легко воспламеняющуюся спичку! – ответила Лайза, хмуро глядя поверх его плеча. Ей было неприятно именно сейчас обсуждать тему испанских браков. Она и думать не хотела о них, разумеется не о тех, что уже заключены. Но то хладнокровие, с которым партнеры или их родители заключали брачные сделки, приводило ее почти в ярость. Лайза была совершенно уверена: если доктор Фернандес женится на донье Беатрис, это будет брак по расчету, а не по любви, хотя она и привлекательная женщина.
Она не могла точно сказать, почему так уверена в этом, но уверенность ее была твердой.
Заметив доктора с доньей Беатрис, стоящих рядом с четой Эспинахо в нескольких футах от их столика, она едва поверила своим глазам.
Между тем бал шел своим чередом, и самбы и танго сменяли друг друга. Лайза почти выбилась из сил, потому что ни разу не осталась без партнера. Она спрашивала себя, не утомление ли причина того, что ее реакция на появление доктора с доньей Беатрис была столь неожиданной для нее.
Она уже столько раз видела его во фраке и белом галстуке, что могла вызвать его образ в своем воображении, даже находясь в обществе других людей и не видя его в течение многих дней.
За все время, что она провела в Мадриде, Лайза ни разу не получила послания, не знала, как поживает Жиа и когда они собираются возвращаться на море. Она дважды писала Жиа коротенькие, нежные записочки, не требовавшие ответа, и даже послала ей небольшой подарок – безделушку для туалетного столика, но и то и другое осталось без ответа, и она всерьез обеспокоилась этим молчанием.
Но сейчас – а это, без сомнения, был он собственной персоной, а не плод ее воображения – ее хозяин, а также женщина, собиравшаяся выйти за него замуж, стояли перед хозяевами бала и были, судя по всему, весьма радушно приняты ими, несмотря на столь позднее появление. Вместе с ними стояла и мисс Трейси, выглядевшая очень самодовольной в своем жемчужно-сером атласе. Когда партнер Лайзы подвел ее к этой живописной группе, она услышала слова мисс Трейси:
– О да! Лайза в совершеннейшем восторге от Мадрида! Она протянула руку Лайзе, когда девушка приблизилась к ним:
– Не правда ли, дорогая? В таком восторге, что, думаю, за весь вечер у нее не было ни одного свободного мгновения!
Она с таким удовлетворением улыбнулась Лайзе, что даже та почувствовала крайнюю неестественность этой улыбки.
Доктор Фернандес же рассматривал ее без всякого выражения на смуглом лице. Он лишь слегка прищурился, а его рот и подбородок приняли суровый, аскетический вид, при том что хозяйка бала изливала на него словесный поток, уверяя, что полностью понимает причину его опоздания. Важен сам факт, что он сумел найти время для них – он и донья Беатрис, – и она одарила рыжеволосую красавицу сияющей улыбкой, признавая, что и к ней должна относиться доля восхищения, изливаемого на доктора Фернандеса.
Но взгляд доньи Беатрис был устремлен только на Лайзу, если не на ярко-розовый тюль, вздымающийся вокруг нее. На тонкой кремовой шее Лайзы красовались изящно уложенные нитки жемчуга, принадлежавшего мисс Трейси. Она заставила девушку надеть его по такому случаю. «Жемчуг застрахован, дорогая, так что не волнуйтесь, если потеряете его!» – заявила она. Лайза, с коротко подстриженными волосами, обрамлявшими ее лицо мягким золотым ореолом, выглядела молодой и трогательно прелестной, но полностью владеющей собой. Взгляд, который она устремила на донью Беатрис, не был ни раболепным, ни удивленным, ни застенчивым. Она впервые смотрела на донью Беатрис хладнокровно и очень отчужденно.
– Вы, кажется, самозабвенно наслаждаетесь жизнью, мисс Уоринг? – не без снисходительности заметила донья Беатрис. – Вы и впрямь выглядите так, будто не потратили впустую ни одного мгновения в Мадриде и хорошо воспользовались вашими деньгами!
Лайза оставила эту тираду без ответа и повернулась к доктору:
– Как поживает Жиа? – спросила она.
Он ответил ей сдержанно:
– Хорошо.
– Я хочу знать, как ее здоровье? Мне было немного тревожно за нее!
– Если бы вы тревожились, вы бы могли успокоиться, просто справившись о ней!
– Я дважды писала, но не получила ответа ни на одно из своих писем, а также послала ей маленький подарок! – сказала она доктору, слегка выпрямив свой тоненький стан.
Доктор хорошо известным ей движением удивленно вскинул брови, а донья Беатрис поспешно вставила:
– Да, это так, Хулио, но, боюсь, Жиа так закружилась в вихре непривычных для нее развлечений, что у нее не было ни времени, ни желания отвечать на чьи-либо письма! Но то, что она никак не отреагировала на подарок мисс Уоринг!.. Мне придется напомнить ей об этом!
– Не стоит беспокоиться! – чопорно произнесла Лайза. – Это была всего лишь безделушка, и трудно ожидать, чтобы ребенок ее возраста занимался писанием официальных благодарственных писем! Но я думала, что мне могли бы послать весточку о ней или о том, что ей не терпится вернуться на виллу!
– А вы не думаете, что она, может быть, с таким удовольствием проводит время со мной, что ей и в голову не приходит мысль о возвращении на море? – ледяным тоном осведомилась донья Беатрис.
Лайза холодно взглянула на нее:
– Морской берег – это естественное в это время года место для ребенка, а Жиа совершенно нормальный ребенок. Мадрид же сейчас для нее едва ли самое подходящее место. Но она счастлива, и это все, что меня заботило!
– Уверена, что подобные чувства со стороны просто гувернантки могут вызвать только восхищение, – заметила донья Беатрис, и все стоящие рядом с легким удивлением посмотрели на Лайзу, словно впервые узнали, что она работает гувернанткой.
Питер, находившийся рядом, неожиданно коснулся ее руки и улыбнулся:
– Играют вальс, впервые за весь вечер. Пойдемте танцевать и забудьте, что вы – гувернантка!
«Дорогой Питер! – мелькало у нее в голове, когда она легко скользила в его руках и они кружились в танце. – Думаю, он любит донью Беатрис не больше меня, но причины нашей нелюбви абсолютно разные!»
И когда ее слух заполнял мотив романтического вальса и Питер без малейших усилий кружил ее по скользкому полу, она заметила, что ее хозяин, стоявший на краю площадки, был нахмурен больше обычного.
Но она не могла бы ответить с уверенностью почему.
Спустя некоторое время, когда Лайзе наконец удалось остаться за столиком одной и дать отдых гудящим ногам в серебристых босоножках, доктор сел на стул рядом с ней и сказал:
– Я бы с большим удовольствием потанцевал с вами, мисс Уоринг, если многочисленные назойливые партнеры еще не окончательно утомили вас!
Лайза взглянула в его темные глаза. Они были странны и загадочны и в то же время смотрели на нее совершенно серьезно.
– Благодарю вас, – ответила она. – Это очень любезно с вашей стороны, доктор Фернандес. – И если эти слова прозвучали несколько суховато, то это не входило в ее намерения. – Но позволительно ли хозяину танцевать со своей служащей на подобном торжестве?
Какое-то мгновение он смотрел прямо ей в глаза, и ей почудилось, что доктор как-то странно упрекает ее.
– Я бы сказал, что абсолютно позволительно! Но может быть, у вас уже просто нет сил?
– У меня есть силы! – И в то время как донья Беатрис, прищурившись, наблюдала за ними поверх блестящей лысины коротенького пожилого кавалера, несущего ее по полу в страстном ритме танго, Лайза встала и растаяла в руках доктора, человека на полторы головы выше ее, и золотистые волосы скользили по лацканам его белого пиджака. Он наклонился к ней и кончиком подбородка, казалось, коснулся их, а потом прильнул к этим шелковистым прядям.
Сердце Лайзы бешено колотилось в груди, а в голове проносилось: «Это танго – единственный танец, который я когда-либо буду танцевать с ним!.. А я не очень хорошо танцую танго, у меня же нет большого опыта!»
От волнения она сбилась с ритма и беспомощно посмотрела на него. Его глаза находились так близко от нее, что у нее захватило дыхание. Сейчас в его глазах не было ничего загадочного, они излучали нежное сияние, о котором она иногда мечтала! Если бы у нее была возможность узнать его ближе! Если бы хоть на короткое время они могли забыть, что он ее хозяин, а она его служащая!..
Ее губы мягко раскрылись, как лепестки цветка, а глаза стали ясными и прозрачными как вода. Она все еще беспомощно смотрела на него и вдруг почувствовала наяву, как он притянул ее к себе.
– Вы прекрасно танцуете, – сказал он, – но, пожалуй, слишком легки для человеческого существа! Вы легки как пух!
– Уверена, что я гораздо тяжелее пуха, – засмеялась Лайза.
Он улыбнулся в ответ.
– Вы могли бы быть тяжелее пуха, если бы побольше ели и кто-то взял бы на себя заботы о вас! Я не верю, что вы сами в состоянии как следует позаботиться о себе, – довольно задумчиво заметил он.
– Я делаю это вот уже три года! – ответила она, и он промолчал.
Лайза испытывала невероятное блаженство, танцуя с ним, и теперь, когда мгновения паники миновали, до нее дошло, что им хорошо вместе. Питер был хорошим танцором, и с ним она чувствовала себя на высоте, но Хулио Фернандес давал ей ощущение, что она превосходит самое себя. В мыслях о нем она представляла, что именно такими, плавными и гибкими, должны быть его движения в танце – из-за принадлежности к латинской расе. Сейчас же она ощущала и себя такой же плавной и гибкой, и ей казалось, что они с доктором составляют единое целое…
Только когда окончился танец и они снова стали двумя отдельными существами, Лайза поняла, насколько совершенным было их временное единение.
Но только вновь заиграла музыка и танец продолжился – мир вокруг нее перестал существовать, а тело поплыло в тумане восторга. Ум ее почти помутился от счастья, что она там, где есть, – в объятиях человека, которого любит!
Музыка поражала своей чувственностью, а ритм совпадал с учащенным биением ее пульса. Открыв глаза, Лайза увидела над собой лицо с точеными чертами, и ее поразила его бледность и огонь, разгорающийся в темных как ночь глазах.
– Прошу у вас прощения за Жиа, – сказал он, и его слова вернули ее с небес на землю. – Ей следовало бы поддерживать связь с вами и, разумеется, поблагодарить за присланный вами подарок.
Она вздохнула и некоторое мгновение не могла ответить, потому что в этот момент ей было почти больно говорить. Да и необходимости в таком разговоре не было.
– Жиа здесь ни при чем, я уверена.
– Так вы подозреваете…
Лайза довольно жестко посмотрела на него:
– Думаю, донье Беатрис не очень хочется, чтобы девочка поддерживала со мной связь!
– Но это же абсурд! – заявил он. – Вас наняли для того, чтобы вы воспитывали Жиа и интересовались ею. И естественно, что вам должно быть дело до всего, что связано с ней.
– Я беспокоилась о ней, – призналась Лайза. – И мне все еще хочется знать, действительно ли мне необходимо вернуться на виллу? Потому что, если нет…
– Ну конечно же, я хочу, чтобы вы вернулись на виллу! – нахмурился он, глядя на нее. – Почему нет?
– Потому что донья Беатрис, по-моему, предпочла бы, чтобы я не возвращалась туда!
Его черные брови сошлись на переносице.
– А разве это касается доньи Беатрис?
– Думаю, что касается, – учтиво произнесла Лайза, жестко глядя ему прямо в глаза. – Разве нет?
Внезапно музыка прекратилась, и они остановились так быстро, что он невольно отпустил ее. Лайза, потеряв равновесие, слегка ухватилась за него, но высокий каблук подвернулся, и она почувствовала резкую боль в колене. У нее перехватило дыхание, и она побледнела.
– Вы повредили колено? – участливо поинтересовался доктор.
Она покачала головой, закусив нижнюю губу:
– Нет, нет, все в порядке!
Доктор внимательно продолжал смотреть на нее, но она твердым шагом отошла от танцевальной площадки и направилась к своему столику. Он последовал за ней, отвел ее от столика и твердо сказал:
– Я сейчас отвезу вас домой.
Лайза почти с ужасом взглянула на него:
– Вы не должны этого делать! Вы же гость! И потом, донья Беатрис…
– Оставим в покое донью Беатрис, – выразительно заметил он. – Вы довольно бледны и очень устали. Мы можем оставить записочку мисс Трейси, а я принесу необходимые извинения сеньоре Эспинахо. У вас есть ключ от квартиры, или там есть кому открыть вам?
– Хуанита, служанка мисс Трейси. Она будет нас ждать. Она всегда ждет ее, как бы поздно мисс Трейси ни возвращалась домой. Но, уверяю вас, нет никакой необходимости… – При этих словах Лайза почувствовала легкую дурноту от пилящей боли в колене.
Его голос прозвучал решительнее, чем когда-либо:
– А по-моему, необходимость есть! Вы за последние две недели были заняты больше обычного, больше того, что позволяет себе разумный человек в это время года и в таком месте, как Мадрид. А теперь еще и повредили колено. Я собираюсь отвезти вас домой.
– Прекрасно, – произнесла она с кротостью в голосе и почувствовала прикосновение его руки, твердо ведущей ее сквозь толпу.
– Возьмите вашу шаль, я подожду вас, – распорядился он, как только за ними закрылись блестящие двери ресторана и они оказались в вестибюле.
– Хорошо, – ответила Лайза еще более смиренным тоном.
ГЛАВА 14
Он вел машину к дому мисс Трейси, а Лайзе все еще казалось, что все это происходит с ней во сне.
Отправляясь этим вечером на день рождения к семье Эспинахо, она менее всего ожидала увидеть там в числе гостей своего хозяина. И вот это случилось! А сейчас он везет ее домой, если только это не сон!
Лайза и в самом деле очень устала, – можно сказать, она была просто изнурена. Она интересно провела время в Мадриде, но он ее очень утомил. Стояла сильная жара, а сегодня она к тому же очень много танцевала, гораздо больше, чем когда-либо раньше.
Рикардо Эспинахо много раз приглашал ее, и только под давлением своей матушки, которая обратила его внимание на нескольких молодых особ, ожидающих от него приглашения, решился покинуть девушку.
Питер довольно явно возмущался Рикардо, и всякий раз спешил опередить его, чтобы танцевать с Лайзой.
Словом, отбоя от кавалеров не было, и это утомило Лайзу. Она сидела, откинувшись на роскошное сиденье, чувствовала дуновение прохладного ночного ветерка и ощущала усталость и желание расслабиться! И хотя это была машина ее хозяина, а она невольно похищала его не только с бала, но и у женщины, на которой он собирался жениться, Лайза позволила себе отбросить все мысли об этом и благодарно окунулась в объятия темно-красной обивки машины.
Ветерок особенно приятно освежал после удушливой жары ресторана, которой предшествовал столь же жаркий день. Она не надела шаль, ее бледные плечи блестели в темноте, а юбки розовой кипенью раскинулись по всему сиденью и даже касались вечернего костюма доктора Фернандеса.
Положив золотистую головку на спинку сиденья, вглядываясь в мягкую, обволакивающую черноту ночного Мадрида, освещенного лишь сиянием великолепных звезд да случайными огнями желтых фонарей на притихших площадях и бульварах, она на мгновение забыла, где находится, пока доктор не коснулся ее руки.
– Вы устали, – более чем ласково произнес он. – Вы на самом деле очень устали, и победы, которые вы одержали сегодня вечером, вымотали вас! – Он помолчал. – Вы довольны вашими победами?
Она повернулась и недоуменно посмотрела на него:
– Вы имеете в виду постоянные приглашения этого молодого Рикардо?
– Рикардо Эспинахо, похоже, был готов съесть вас, когда я появился на балу, да и все остальные с удовольствием последовали бы его примеру! – Внезапно его голос стал очень сухим: – А Питер Гамильтон-Трейси, разумеется, ждет от вас самого серьезного отношения и к нему, и к его будущему!
Лайза посмотрела на темный, четкий контур его головы, вырисовывающийся во мраке автомобиля, и все ее тело наполнилось болью от нахлынувшей волны неудержимого стремления к нему. До нее доходил слабый запах дыма его сигареты и крема после бритья; сочетание этих запахов бросало ее в дрожь.
– А мужчина ждет, пока женщина серьезно отнесется к нему, прежде чем сам серьезно отнесется к ней? – с некоторым усилием спросила она.
Он сосредоточенно следил за дорогой.
– Если он англичанин, то, думаю, ждет! Может быть, это просто мои наблюдения. Если он не англичанин, нетерпение не позволит ему ждать!
– А как, – едва дыша, спросила она, – поступает испанец? Доктор продолжал хмуро глядеть на дорогу, освещенную лунным светом и утопающую в тени платанов.
– Если бы он уверен в своих чувствах, он мог бы сделать многое, – ответил он после паузы, показавшейся ей бесконечной. – Но если не уверен… ну тогда он будет очень осторожен…
– Понятно, – вяло прошептала она.
Доехав до дома, в котором жила мисс Трейси, доктор подвел машину к богато украшенному подъезду. Над ними нависали бесчисленные балконы, а блестящий белый камень стен бледно сиял при свете звезд. Лицо Лайзы, когда доктор помог ей выйти из машины, мало отличалось по цвету от белокаменных стен дома.
Вместо того чтобы посадить ее в лифт, как она ожидала, и позволить ей самостоятельно добраться до квартиры, доктор последовал за ней и, когда раздвинулись золоченые дверцы лифта, вошел вместе с ней в кабину и тотчас же нажал кнопку этажа. Лифт с легким жужжанием стал подниматься.
– Вам, право, совсем не обязательно провожать меня до квартиры…
Он стоял очень близко к ней в узком, ограниченном пространстве лифта и рассматривал ее в мягком свете плафона.
Ее протест, что она сама может найти дорогу до квартиры, он решительно оставил без внимания. Когда лифт остановился и двери кабины мягко задвинулись за ними, он проводил ее по коридору к белой двери, на которой была прикреплена табличка с номером квартиры мисс Трейси. Лайза было протянула руку, чтобы позвонить, но он внезапно остановил ее.
– Вы отправитесь прямо в постель? – спросил он. – А эта Хуанита, служанка мисс Трейси, она подаст вам горячего молока или какого-нибудь успокаивающего питья?
– Я вовсе не нуждаюсь в этом, – начала она, но по его взгляду поняла, что сейчас лучше не возражать ему, и поспешно пообещала: – Я попрошу Хуаниту приготовить мне чай. Она знает, что я люблю чай!
Он улыбнулся:
– Все вы, англичане, любите свой чай!
– Я бы смогла приготовить его и сама, но Хуанита, уверена, уже позаботилась об этом!
– Если вы собираетесь сами готовить чай, я войду и потребую, чтоб Хуанита побеспокоилась о вас!
Вдруг у нее пронеслась мысль: «Если бы только у меня хватило смелости пригласить его и распорядиться, чтобы Хуанита дала нам обоим чего-нибудь перекусить! Если бы у меня хватило смелости приготовить чай для нас обоих! Он, вероятно, не стал бы его пить, но, если бы я намекнула, он, может быть, вошел бы…»
Может быть, ее мысли каким-то таинственным образом передались ему, но, во всяком случае, между ними промелькнуло желание с ее стороны задержать его, а с его – нежелание поспешно удалиться, потому что он сразу же произнес:
– Мне не хочется покидать вас вот так!
Когда Лайза с удивлением посмотрела на него по-детски мягкими, прозрачными глазами в тусклом свете желтой лампы коридора, ее мягкие губы слегка приоткрылись, и доктор внезапным, резким движением сжал ее в объятиях. Повинуясь дикому инстинкту, она прижалась к нему и обняла. В течение нескольких мгновений, прошедших для нее как в бреду, она стояла, напряженно прижавшись к нему, а его губы жадно прильнули к ее губам… Свет лампы бешено крутился у нее в глазах.
Его губы были сильными, сладкими и нежными, именно такими она их всегда себе и представляла… Огонь, который, как она всегда подозревала, жил в нем, выплеснулся наружу, и его губы обжигали ее. Он что-то быстро произнес по-испански, но это пронеслось мимо нее, хотя она понимала, что эти слова удивляют и его, как удивили бы и ее, если бы она их поняла.
Сквозь туман до нее наконец дошло, что он снова и снова повторяет ее имя, вперемешку с какими-то испанскими словами:
– Лайза!.. Лайза!.. Маленькая Лайза!.. Querida [4]4
Любимая (исп.).
[Закрыть]!
Он прижимался губами к ее векам, белому лбу, золотым завиткам волос и снова к податливым нежным губам.
Когда он наконец отпустил ее, она более не казалась бледной, но взгляд ее был крайне ошеломленным. Она знала наверняка, что, оставив ее, он тотчас же пожалеет о случившемся, поэтому высвободила руку и отчаянно нажала на кнопку звонка.
За дверью послышались тяжелые шаги Хуаниты, и Лайза, собрав все усилия, чтобы говорить нормально, промолвила:
– Вы должны дать мне знать, когда вы захотите, чтобы я вернулась на виллу и снова занялась Жиа…
Когда дверь открылась и Хуанита увидела их, он ответил:
– Конечно, я дам вам знать.
Его голос звучал хладнокровно и почти обыденно.
– А сейчас вы должны отправиться прямо в постель. Хуанита, – вежливо обратился он к служанке, – позаботьтесь, чтобы мисс Уоринг немедленно отправилась в постель, ладно?
